Парагвайский вариант. Часть 1

Глава пятнадцатая Отец Кальво получает новое задание, Солано конструирует «мулоход», а бразильский лейтенант всех арестовывает

Отец Кальво вошёл в кабинет, поцеловал перстень на руке архиепископа и уселся в предложенное кресло. Он только что вернулся в Лиму и, не задерживаясь, испросил аудиенции, которую тут же и получил.

Архиепископ смотрел настороженно и напряжённо. Отчёты инквизитора он, несомненно, читал, но далеко не всё можно было доверить бумаге.

— Рад видеть тебя, Хосе, — доброжелательно произнёс архиепископ. — Рассказывай.

Инквизитор коротко выдохнул и начал.

— Монсеньор, ситуация хуже, чем я предполагал. Следы ведут в Парагвай, как я уже докладывал вашему преосвященству. Оригинал письма утрачен, но я восстановил его по памяти.

Кальво выложил на стол листок, а следом за ним ещё два.

— А вот здесь — результаты опроса лиц, его привезших. Нет сомнений, что искать источник скверны следует там. Увы, но здесь, в Перу, процесс перешёл в стадию, на которой следственные действия уже не помогут. Нужна крепкая государственная воля для устранения начинающихся волнений.

Архиепископ поморщился.

— Увы. Крепкой государственной воли нам сейчас как раз и не хватает. Даст Бог, Гамарра добьётся успеха с Боливией и тогда сможет, наконец, заняться делами внутренними.

Он нацепил очки и вчитался в листок с копией письма. Отец Кальво сохранял абсолютную неподвижность, уподобившись статуе.

— Базилио Лопес, значит… — произнёс архиепископ, отложив листок. — Это всё очень и очень тревожно. Хосе, тебе придётся съездить туда, — чуть наклонился в сторону Кальво церковный иерарх. — Поговори с нашим братом и выясни все детали. Пусть он всё изложит письменно. Очень важно получить твёрдые свидетельства одержимости юного Лопеса. Нам пока нечего сообщить в Ватикан. Там легко отмахнутся от наших слов. Ежегодно Святой Престол заваливают сотнями сообщений о происках врага рода человеческого.

Оба священника машинально перекрестились.

— Но все они, как правило, являются клеветой или галлюцинациями. Разумеется, мы сами постараемся эту проблему решить. Но на всякий случай надо иметь что-то, с чем можно обратиться к высшей инстанции.

Хосе Кальво коротко кивнул.

— Мне совершенно понятна моя миссия. Но как быть с отцом одержимого? Он явно уже находится под влиянием нечистого. Стоит ли пытаться образумить его?

— Тебе на месте будет виднее, Хосе. Но, полагаю, им движет не одержимость, а отцовская любовь. Значит, душа его ещё не потеряна. Но повторюсь: тебе на месте будет виднее. На всякий случай я напишу письмо в адрес правителя Парагвая. Можешь ими пользоваться как предлогом. Твой статус я тоже подтвержу документами. А пока — ступай.

И отец Кальво отправился готовиться к длинному путешествию в Асунсьон.

Тяжело было Солано оставлять начатое дело. Ведь наверняка наломают дров без его присмотра. Но он мысленно бил себя по рукам и напоминал: «Они должны добиться успеха сами. Должны поверить в себя, а не в меня. Особенно это касается Патиньо».

Метису действительно пора уже было выйти из тени Солано. Несмотря на все усилия со стороны последнего, кечуа продолжали считать Поликарпо чем-то вроде секретаря при живом боге. Это было неправильно и чревато межличностными проблемами в некоторой перспективе.

А потому с отъездом Солано у Поликарпо начнётся жизнь, полная приключений. Ему придётся объездить все сколько-нибудь крупные города Перу и Боливии и везде найти людей для первых ячеек организации. На этот раз будет немного проще, ибо громкая акция в монастыре Санто-Доминго «намагнитила» потенциальных соратников, и по цепочке от одного к другому искать людей будет легче. Но и опасность тоже возросла. Власти уже разбужены, и противодействие будет оказываться. В этой практической работе и выкует себе авторитет Патиньо. Ну а если голову свернёт, то Солано чуть позже возобновит работу и доведёт начатое до конца.

Так что, раздав указания и передав бразды правления, Солано отправился в джунгли. В факторию Имамбари.

Дорога к приискам заметно усложнилась. Весенние дожди наполнили речные русла, а заросшие тропы приходилось пробивать почти непрерывно. Горцы, не знакомые с джунглями, с первых шагов ощутили их влажное дыхание — плотный воздух, пестроту красок и назойливых насекомых. До фактории Солано добрались лишь к концу октября.

Посёлок заметно вырос. Появился частокол из бамбука — защита скорее от лесных зверей, чем от людей. Число хижин увеличилось, и возле них теперь толпились женщины с детьми. Последнее казалось странным — ведь Солано отсутствовал всего четыре месяца.

Объяснение нашлось быстро. Вика Майто уговорил переселиться сюда десяток семей с окрестных притоков. Мужчины заменили ушедших кечуа на приисках, женщины взялись за огороды. Инвентаря и товаров для обмена Солано оставил с запасом, и Майто распорядился ими разумно.

Приход каравана стал поводом для праздника. Работу бросили, устроив пир с выпивкой и танцами. Оставшимся кечуа Солано объявил о ротации, выплатах и возможности навестить семьи, затем рассказал новости. Попытка общаться с туземцами наткнулась на языковой барьер.

Между угощениями Майто доложил и о добыче. За четыре месяца золота намыли в среднем больше, чем в первый раз. Кечуа научились работать эффективнее, но их методы стали грубее. Они выбирали только богатые участки, бросая их при первых признаках истощения. Майто сам занимался амальгамированием следуя заветам Солано и в итоге у него в тубусах лежало почти сорок килограмм золота. Половина, по договорённости с Патиньо, была в полном распоряжении Солано.

«Ничего, — подумал Солано, — позже вернёмся с серьёзным оборудованием и доберём остатки».

Инспекция приисков и ротация кадров не были целью визита Солано в Имамбари. Главным было опробовать речной вариант маршрута в Парагвай.

Первый, сравнительно лёгкий участок начинался от фактории и тянулся около 500 км вниз по течению реки Мадре-де-Диос до места её впадения в реку Гуапоре. Второй начинался сразу после поворота и на протяжении почти тысячи километров шёл строго против течения Гуапоре. Вплоть до её истока в гигантском болоте Пантанал.

Это болото по площади чуть меньше Белоруссии и питает собой две речные системы — Амазонскую и Рио-Плата. В сезон дождей оно становится вполне проходимым для лёгких лодок, чем даже в XXI веке пользовались контрабандисты, перевозя всякое запрещённое из Боливии в Бразилию. Иван Долов знал об этом водном пути из-за своих изысканий на тему Парагвайской войны. Бразилия использовала этот сезонный маршрут для снабжения своего контингента в провинции Мату-Гросу.

После преодоления болота путь становится чуть проще, хоть и длиннее.

Среди сотен протоков и речушек надо будет найти реку Яуру и плыть по ней, пока она не вольёт свои воды в Парагвай. А там до Асунсьона прямая дорога. Но дорога тоже нуждающаяся в постоянном усилии. Дело в том, что рио-Парагвай течёт очень медленно. Её уклон всего шесть сантиметров на километр. И водам из его верховий нужно полгода чтобы достигнуть океана.

Если бы в этих краях был хоть один завалящий пароход, Солано не задумываясь арендовал бы его для этой экспедиции. Но увы. До первого прохода на Амазонке ещё десять лет. Так что выбор был невелик — парус и вёсла.

Парус был бесполезен в условиях ливней и густых зарослей по берегам. Кроме того парусное судно нуждается в нормальной осадке (и даже киле) чтобы эффективно этим парусом пользоваться. А это шло вразрез с требованиями для движений по залитому болоту. Там осадка больше полуметра была неприемлема.

Оставались вёсла.

Но это тоже тупик. Чтобы нормально двигаться вверх по реке нужно много гребцов. А Солано не мог забрать людей у Вики Майто. Он мог рассчитывать только на трёх гаучо и двух верных телохранителей из кечуа. Да и перспектива несколько месяцев грести как заведённый не прельщала. Хотелось это время потратить с большей пользой.

Нужна была идея, и она, конечно же, родилась.

С XIX века, а в таких общинах, как амиши, и по наши дни — в мелких хозяйствах широко применяется конный привод. Чаще всего это была конструкция типа «пони бегают по кругу», но был и вариант в виде конвейерной ленты. В заводском исполнении это вполне технологичный продукт с роликовой цепью и качественными стальными шестерёнками.

Но всё это не обязательно. Суть этакой беговой дорожки была настолько проста, что могла быть воплощена буквально «из говна и палок». То есть как раз из того, что было в наличии у Солано. Он задумал построить плот-пароход на мускульной силе мулов. Несколько этих животных он мог позаимствовать у организации совершенно безболезненно.

Лучший в мире материал для плота — это бальсовые деревья, которых вокруг было в изобилии. Так что бригада туземцев вооружённая топорами оперативно завалила два десятка молодых стволов с диаметром не больше тридцати сантиметров. Их тут же ошкурили, освободили от веток, сгруппировали по три-четыре ствола и уложили на подпорки. После этого, по указанию Солано, устроили над каждой группой сушильный тоннель из пальмовых листьев. И началась импровизированная принудительная сушка. Под брёвнами в течении целой недели поддерживали огонь, который испарял из них воду. Брёвна периодически проворачивали, для равномерности процесса. Через неделю бревно, которое раньше поднимали втроём, мог нести один человек.

Но ещё до конца сушки на брёвна начали слой за слоем наносить свежий сок гевеи. Природный латекс пропитывал поверхность и коагулировал от дыма и закопчённого верхнего слоя древесины. После прекращения окуривания стволов латекс начали наносить и на торцы бревна. По мере остывания ствола внутри него давление становилось чуть-чуть ниже атмосферного и латекс вдоль волокон засасывало со страшной силой.

В итоге у Солано образовалось два десятка обрезиненных бревна с плотностью как у спасательного круга. Плот связанный из них, без труда мог выдержать до четырёх тонн груза. Габариты плота составили четыре на десять метров. Нос получился скруглённый, хотя для плота это не обязательно.

Пришло время его загрузить.

Самой тяжёлой частью стал двигатель. Осью стал ствол дерева «ипе» — чрезвычайно твёрдого и устойчивого к гниению, почти как бакаут. Бревно в шесть метров длиной и полметра диаметром обрабатывали под руководством самого Солано. На каждом конце бревна установили крестовину, на которую смонтировали классическое гребное колесо как у пароходов.

После колеса шёл гладко обточенный участок, предназначенный быть шейкой вала. Именно он будет постоянно тереться об упорный элемент конструкции, сделанный из такого же дерева. Дабы снизить трение (и уменьшить скрип), Солано планировал смазывать его жиром или дёгтем.

Середину бревна превратили в одну сплошную шестерню. То есть вытесали шестигранник и выбрали на каждой грани углубление. В эти углубления чётко должны ложиться доски-ламели дорожки, связанной в бесконечную ленту с помощью канатов. Канаты были пропущены сквозь отверстия в ламелях и не касались ни вала, ни копыт животных.

Дорожка поддерживалась направляющими из того же дерева «ипе» и не имела второй «звёздочки». Лента просто свешивалась с направляющих и совершала путь обратно к ведущей шестерне, провисая. По замыслу Солано, обеспечивать натяжение дорожки не требовалось.

Угол наклона дорожки можно было регулировать подкладками. От угла наклона зависела мощность привода и, соответственно, утомление мулов.

«Муло-привод» собрали и опробовали на уже готовом резино-бальзовом плоту.

Ничего удивительного, что первый блин получился комом. То есть «мулоход» работал к невероятному удивлению кечуа, парагвайских гаучо и восторгу аборигенов. И даже бодро плыл. Но только без груза.

Соотношение «ведущей шестерни» и гребного колеса было таковым, что усилий четырёх мулов было недостаточно для разгона катамарана с полным экипажем и припасами.

Пришлось думать и переделывать.

Диаметр ведущей звёздочки увеличили с помощью накладок вдвое, а диаметр гребных колёс уменьшили с трёх метров до двух с половиной. Это сказалось положительно. Гружёный «мулоход» уверенно поплыл. По ощущениям Солано, на тихой воде «мулоход» шёл со скоростью пешехода. То есть что-то около 5–6 км в час.

Ещё одним неочевидным выводом от модернизации стала необходимость иметь на борту несколько комплектов сменных накладок для ведущей шестерни. Износ обещал быть проблемой. А накладки заменить куда проще, чем ремонтировать монолитный вал.

После установки привода, на плоту собрали самую настоящую хижину с бамбуковым каркасом и плетёными стенками. Двускатная крыша была изготовлена из прорезиненных полотнищ, склеенных внахлёст и обшитых шнуром по периметру. Она укрывала от дождей и солнца не только экипаж, но и мулов.

Экипаж «мулохода» помимо самого Лопеса-младшего составили трое гаучо — Карл, Рамон и Фелипе — и два кечуа, Супно и Руми, сопровождавшие Солано с самого начала попадания. Остро не хватало какого-нибудь проводника из местных, который давал бы правильные советы по выживанию в амазонских джунглях. Но увы. Языковой барьер делал это намерение неосуществимым. Да и маловероятно было сагитировать кого-то из местных индейцев уехать практически навсегда за тысячи километров от дома. Так что советы по подготовке Солано аккумулировал, пока строился «мулоход», и надеялся на свою безразмерную память.

Главным врагом любого путешественника по Амазонии являются комары. Они переносят малярию, жёлтую лихорадку и просто сводят с ума. Тягловые животные тоже страдают — их кусают в нос, уши и живот, что снижает работоспособность.

В Имамбари это ещё не было такой проблемой. Всё-таки эта местность ещё считалась предгорьями и не была настоящими джунглями. Но уже сейчас приходилось постоянно мазаться маслом из плодов дерева андиробы или отваром коры сипариуны. Это надёжные природные репелленты, проверенные местными жителями.

Спать приходилось в гамаках с пологами из муслина, который Солано предусмотрительно закупил ещё в Лиме. При работах на верфи порой приходилось использовать и дымовые завесы, поджигая кожуру копаифы.

Но главный ад, конечно, ждал путешественников впереди. Поэтому часть груза составляли всевозможные средства для борьбы с комарами. Запасли их из расчёта на длительное путешествие, ибо времени пополнять в пути, скорее всего, не найдётся. А вот древесный уголь для жаровни в принципе можно было быстро нажечь на любой стоянке. Поэтому его взяли не особенно много. Но по настоянию Солано загрузили на отдельную лодку, которая должна была тащиться за плотом на буксире.

Стартовали 7 ноября 1841 года.

Путь вниз по течению Мадре-де-Диос был лёгок и приятен.

Четыре мула в ряд шагали по бесконечной наклонной дорожке. Причём делали они это хвостами по ходу движения, что очень забавляло гаучо и самого Солано. Такое расположение диктовала кинематика системы.

Скорость течения складывалась со скоростью «мулохода», и за световой день проходили примерно по восемьдесят километров. В сумерках останавливались посредине реки и бросали якорь, сделанный из коряги железного дерева, к которому для веса был привязан камень.

Плавучий дом защищал своих обитателей и от дождя, и от солнца. Пищу готовили на жаровне, которую в Латинской Америке называли «brasero». Уголь был с собой. Воды вокруг без ограничений. Так что выходить на берег не нужно было вообще.

Вот таким образом добрались до слияния с Гуапоре и повернули на юг. Скорость сразу и резко упала. Теперь течение вычитало скорость, а не добавляло, и суммарный темп не превышал трёх километров в час. И то если идти не стремниной, а жаться к берегу. А у берегов путешественников поджидали тучи комаров.

На счастье Солано и компании, небеса разверзлись, и вместо обычного дождя, к которому все уже привыкли, начался настоящий ливень. В потоках дождя, тащась вдоль берега Гуапоре, они внезапно добрались до бразильского форта Принсипе-да-Бейра. Внезапно дождь стих.

Вообще-то, экспедиция не собиралась останавливаться здесь. Всем в окру́ге было известно, что комендант крепости вечно пьян, а солдат в ней едва ли два десятка. Что они могли сделать? Но как оказалось, комендант был не настолько пьян, чтобы не нести службу, а среди солдат нашёлся толковый артиллерист, который положил ядро предупредительного выстрела метрах в десяти от «мулохода». Впрочем, может быть, это была случайность.

«А ну как попадёт», — испугался Солано и приказал поворачивать к крепости.

Солано, несмотря на то что значительно вырос и окреп за последние месяцы, всё ещё выглядел слишком молодо и не мог восприниматься всерьёз. Поэтому делать вид главы экспедиции согласился Фелипе, один из гаучо, выглядевший почти креолом. Солано при нём был в качестве переводчика, ибо разговорным португальским владел.

Самый западный опорный пункт Бразильской империи пребывал в глубоком упадке. Когда-то, полвека назад, португальская корона изрядно вложилась в создание здесь серьёзного укрепления. Настоящая крепость, построенная по заветам Вобана, могла вместить крупный гарнизон и отразить любые атаки со стороны короны испанской. Но времена изменились. Короны обеих монархий больше не имели власти в Южной Америке, и пограничная крепость оказалась почти забыта и заброшена.

— Смотри-ка, Франциско, — Фелипе указал на берег. — Они нас всерьёз догонять собирались!

Несмотря на моросящий дождик, встречать неожиданных нарушителей границы высыпал, наверно, весь гарнизон. И половина солдат была вооружена длинными вёслами. Две лодки тоже были наготове.

— М-да. Удрать у нас и не получилось бы, — согласился Солано.

— Говорил же я, что ночью надо было идти, — проворчал Рамон.

— Ну что уж теперь, — пожал плечами Солано. — Улыбаемся и машем, парни. Улыбаемся и машем!

Разлившаяся река скрыла причальные мостки, и «мулоход» приткнулся носом к берегу недалеко от укреплений. Гребные колёса остановили загодя, и до берега плот дотолкали шестами.

Командовал комитетом по встрече сам лейтенант Жоаким ди Албукерки-и-Соза. У офицера действительно было лицо сильно пьющего человека, возраст которого определить невозможно. Одет он был в старый мундир, очень сильно напоминавший мундиры наполеоновской эпохи. Голову его венчала двууголка с пером, вырванным из какой-то местной птицы.

— Вы нарушили государственную границу Бразильской империи, — заявил он на неплохом испанском. — И вы подозреваетесь в контрабанде. Ваше судно подвергнется обыску и конфискации. А вы отправитесь в тюрьму! — сходу наехал офицер, старательно делая грозное лицо.

Солано ткнул в бок Фелипе, и тот вспомнил одну из заготовок.

— Сеньор, это недоразумение! Мы не нарушали законов, и мы всегда готовы уплатить вам любые пошлины… э-э-э… Империи. Бразильской.

— Само собой, уплатите, — усмехнулся офицер и почесал укушенную шею. — Закон превыше всего. А что это за дом на воде у вас? И зачем вы к нему мельничные колёса прилепили? — наконец, не выдержал он и задал мучивший всех вокруг вопрос.

— О! Это наша походная хижина. Его двигают по воде четыре мула посредством вот этих колёс. Позвольте, я вам всё покажу и объясню. И вы сами сможете убедиться, что мы не контрабандисты.

Полчаса лейтенант, сержант и двое солдат изучали необычную посудину. Офицер получил из рук в руки двадцать песо и попутно реквизировал три бутылки отличного вина и пачку табака.

После короткой демонстрационной прогулки на животной тяге лейтенант совершенно подобрел и задал наконец вопрос о конечной цели маршрута.

Рамон свою роль не забыл и выдал со всей серьёзностью, на какую был способен:

— Мы натуралисты. По заданию Британского музея мы собираем образцы растений. Нам дано задание исследовать верховья Гуапоре и болото Пантанал, которое вы называете Лагуна-Гаиба.

— Матерь Божья, — всплеснул руками сержант. — Ещё одни натуралисты!

— Везёт мне на вас в последнее время, — добавил лейтенант.

Глядя на удивлённые лица пришельцев, он приказал:

— Сержант, притащите моего нового друга, если он сам прийти не сможет.

Через пять минут к берегу, поддерживая под руки, привели человека, видимо, мертвецки пьяного.

— Жуан, друг, смотри! — воскликнул лейтенант. — Это твои коллеги-натуралисты. Они тоже за бабочками плывут.

Человек поднял голову, сосредоточил взгляд и зацепился им за Солано.

— Мистер Дебс, — завопил он. — Спасите меня! Я здесь сопьюсь! Заберите меня с собой!

Это был Иоганн фон Тшуди.

(Современное состояние форта)