Парагвайский вариант. Часть 1

Глава двенадцатая Патиньо и Солано покидают Лиму, переживают нападение разбойников и спасают швейцарского ученого

— Таких как ты немало, Чото. Ты один из узлов той сети, что поможет нам выловить крупную рыбу по имени «власть», — вещал Патиньо, беззастенчиво приукрашивая реальность.

Разумеется, никаких других «Чото» ни у него, ни у Солано не было. Но новообращённому это знать не следовало. В условиях строгой конспирации проверить слова босса он всё равно не мог.

— На рудниках и плантациях, в горах и долинах — повсюду есть наши люди. Однако в столице ты станешь первым и главным. И когда придёт время, окажешься среди первых в новом государстве.

Бармен буквально таял от перспектив. Для Солано было очевидно: перед ним крайний прагматик, движимый не идеализмом, а чистой выгодой. Что, впрочем, было даже к лучшему. Идеалисты склонны уставать, разочаровываться и менять убеждения. А циники, понимающие свою выгоду, будут действовать до тех пор, пока видят возможность. А возможность была.

— Ищи людей, Чото. Это твоя главная задача. Недовольных этим миром и своим местом в нём. Мечтающих сделать мир лучше. Способных на решительные действия. Сам ни с кем не контактируй, сохраняй инкогнито. Действуй через подставных лиц. К потенциальным сторонникам направляй дона Симона — он мастерски умеет рассказывать истории. Обеспечивай своих людей возможностью отхода и прикрытием. Разработай несколько вариантов бегства из столицы. Держи их наготове. Ищи подходы к полицейским чинам. На случай арестов будь готов организовать побег.

Поликарпо повторял то, чему его учил Солано. А тому не составляло труда воспроизвести десятки хрестоматийных историй об искусстве конспирации и ухода от слежки. В его детстве рассказы о большевицком подполье заменили собой жития святых. Не запомнить эти конспиративные «кейсы» было просто невозможно.

— Веру и энтузиазм нужно постоянно подпитывать, иначе быт задавит любого потенциального бойца. В том числе и тебя. Ты будешь распоряжаться казной, — продолжал Патиньо. — Из средств организации тебе причитается пятьдесят песо ежемесячно. Главам ячеек установи оплату в десять песо, но поощряй бонусами самых активных. Рядовых членов тоже мотивируй материально, но только полезных для дела. Финансы организации не безграничны.

Чото внимательно кивал. Когда тебя не просто призывают в священный поход, но и назначают конкретное вознаграждение, отношение к делу становится совсем другим.

— Связь со мной только зашифрованная. С шифровальным диском ты уже практиковался?

Чото снова кивнул. Солано действительно заставил бармена основательно потренироваться в шифровке и дешифровке сообщений. Шифровальный диск Альберти — устройство надёжное, простое в освоении и достаточно устойчивое к взлому даже при коротком ключевом слове. Здесь не дешифровки стоило бояться, а методов терморектального криптоанализа. Но от них защиты не существовало.

— Если тебя раскроют и заставят написать нам шифровку, помнишь как дать знать что ты под контролем?

— Да, помню, — подтвердил Чото. — Про тайники и условные объявления в газете тоже помню.

— Отлично. Связь будем поддерживать через торговцев.

В Куско отъезжали солидным обозом. В Лиме и Кальяо можно было купить многое (кроме типографии), и Солано ни в чём себе не отказывал. Взял серы, селитры, ртути. Купил бумагу и чернил по низкой цене, а также пачку стальных перьев английской выделки. Хотя необходимость постоянно их макать их в чернильницу Солано выбешивала.

«Как только представится возможность, запатентую и налажу производство нормальных авторучек, — пообещал он себе усмехаясь. — Заодно и состояние сколочу».

Много закупили хорошего слесарного и плотницкого инструмента. Английского в основном. Солано очень подробно исследовал рынок, пытаясь понять, что уже изобретено, а на чём можно заработать, «изобретя» самому и запатентовав на себя. К сожалению, Лима новинками техники похвастать не могла, и потому картина текущего технического прогресса была неполноценной.

Показательной в этом плане была столичная оружейная лавка. Продавец даже не слышал о револьверах Кольта, хотя Солано был уверен, что те уже должны выпускаться массово. Пришлось довольствоваться увесистым малокалиберным пепербоксом Allen Thurber.

Поликарпо купил себе двуствольный охотничий штуцер и монструозный тромблон с дулом-раструбом. Дульнозарядные, разумеется, но хотя бы уже капсюльные. Тромблон предназначался для Супно.

Вообще, проблема с оружием решилась удивительно легко. Власти оборот оружия не контролировали, но надо было «знать места». Британский консул их знал и, оснащая экспедицию своего сына, недорого купил старые кремнёвые мушкеты Brown Bess на всех участников. Ну а по просьбе «партнёров» купил ещё два десятка лишних и солидный запас пороха. Ему это особого труда не составило.

Груз, расфасованный на вьюки, оказался велик, и пришлось докупить мулов. А также парочку верховых лошадей, специально выведенных для работы в высокогорьях.

Пока боссы закупались для дела, кечуа, получившие наконец обещанные карманные деньги — по три десятка песо на брата, — радовались как дети. Вскоре они украсились новыми пёстрыми пончо, нарядными фетровыми шляпами и новыми крепкими ботинками. Впрочем, из-под новинок торчали старые штаны и выцветшие белые рубахи. Так что образ деревенщины, закупившейся в столице, был целостным.

Караван в итоге составил два десятка мулов, из которых пять были верховыми для кечуа. Двое ехали в хвосте колонны, двое посередине и ещё один вместе с Солано и Патиньо впереди. Неудивительно, что издали все они выглядели как типичные беспечные торговцы.

А чего им бояться? Всего-то в полутора лигах от столицы?

Но стоило голове каравана въехать на мост Пуэнте-де-Сурко, как из-под моста с дикими криками высыпала толпа оборванцев, состоящая из чернокожих и индейцев. Вооружены они были в основном мачете и дубинками. Только у одного, видимо, главаря, был мушкет.

Ехавшие впереди Солано и Патиньо поступили по-разному. Патиньо ударил пятками коня и заставил его в два прыжка вырваться вперёд, стоптав по пути одного из нападающих. А Солано скатился с седла гарцующей от страха лошади и утвердился на собственных ногах. Но, несмотря на разницу в принятых решениях, первые выстрелы прозвучали почти синхронно.

Патиньо снёс первым выстрелом из штуцера голову вожаку. Второй выстрел ушёл мимо, и раздражённый метис выхватил мачете и пришпорил лошадь, посылая её в атаку.

Солано в упор разрядил один из стволов своего пеппербокса в набегающего самбо с занесённым мачете. Нажимая тугой спуск, вручную поворачивая блок стволов и громко ругаясь матом на русском языке, Солано расстрелял все заряды своего недоревольвера. В итоге четыре пули из шести нашли свою цель. Благо дистанция была короткой.

Кечуа Руми прикрывал Солано со спины и чуть позже дорезал своим мачете всех недобитков. Точку в сражении поставил оглушительный выстрел тромблона в руках Супно. Жаль только, что половина заряда картечи полетела не в разбойников, а хлестнула по мулам.

Прочие кечуа после короткой заминки не проявили малодушия, выхватив свои мачете и бросившись в контратаку. Через считаные минуты нападение было подавлено, и всех преступников поголовно перебили совершенно беспощадным образом. В азарте и от испуга для допроса не оставили никого.

— Потери! — закричал Солано. — Есть убитые? Сколько раненых?

Выяснилось, что все живы, но трое получили резаные раны. Да ещё три мула пострадали от дружественного огня.

— Господин, тут кто-то есть, — крикнул один из кечуа, выскакивая из-под моста.

Вскоре на свет извлекли связанного европейца, два трупа и вывели стреноженных лошадей с вьюками. Похоже, это были жертвы предыдущего нападения той же банды.

— Благодарю вас, господа, — принялся жать руки Патиньо и Солано освобождённый от пут европеец. — Вы мои спасители! Если бы не вы, меня ждала бы такая же участь.

Произнёс он с дрожью в голосе, указывая на трупы своих спутников.

— Вы зря решились ехать по дорогам Перу в одиночку, — произнёс Патиньо.

— Мы ехали вовсе не в одиночку! — воскликнул европеец. — Мы примкнули к каравану мулов, перевозящих лёд. Они возвращались в горы, и мы сочли, что с ними будет вполне безопасно.

— Судя по всему, вы ошиблись, — улыбнулся Солано, вслушиваясь в акцент говорившего.

— Вы правы, — понуро кивнул европеец. — Разбойники напали на нас, совершенно игнорируя караван горцев. И те тоже на нападение никакого внимания не обратили. Как шли себе, так и продолжали путь. А нас сначала избили, а потом, выяснив, что мои спутники местные — убили их. С меня они планировали получить выкуп, потому я и остался жив.

— Да. Поучительная история, — кивнул Патиньо. — Кстати, разрешите представиться. Меня зовут Фарабундо Марти, а моего спутника — Юджин Дебс. Мы торговцы и следуем в Куско.

— О! Простите мне мою рассеянность. Она, увы, объяснима и простительна, — развёл руками европеец и поклонился. — Доктор Иоганн Якоб фон Тшуди, натуралист и исследователь, к вашим услугам (1).

— Мне показалось, что вы француз? — удивился Солано.

— Нет. Я швейцарец. Но французский — это мой второй родной язык, — улыбнулся натуралист.

— Вы владеете знаниями по медицине? — прервал обмен любезностями Патиньо. — У нас есть раненые.

Выяснилось, что Тшуди представлял собой идеальный образец учёного своего времени: врач, биолог, лингвист и знаток множества наук. Открыв багаж, он извлёк походную аптечку, которой хватило, чтобы обработать раны пострадавших. И сделал это уверенно, чисто и аккуратно, продемонстрировав, что представления о гигиене и антисептике середины XIX столетия были уже достаточно развиты.

Раненых мулов тоже обиходили и разгрузили.

— Возьмите лошадей моих покойных спутников, — предложил Тшуди. — Только давайте довезём их тела до ближайшего погоста и похороним по-человечески.

Так и поступили, побросав раздетые трупы разбойников в сухое русло реки.

(1) Иоганн Якоб фон Тшуди — совершенно реальный человек, именно в это время путешествовавший по Перу и оставивший прекрасные путевые записки, которые и легли в основу всего моего текста. Спасибо ему огромное. Справку по этому ученому можно прочитать в «Дополнительных материалах», там же можно скачать его работу, на которую я опирался. https://author.today/reader/477839/4508556

— Это в вас говорит юношеский романтизм и максимализм, — покачиваясь в седле, вещал Тшуди. — К сожалению, наука утверждает прямо противоположное. Развитие рас, возможно, ещё и не завершено, но сейчас итог неутешителен. Чёрная раса намного менее способна к умственному усилию, нежели белая. И никаким воспитанием и обучением этого не изменить.

Тшуди оказался удивительно разговорчивым и общительным типом. Но что самое неприятное — он был ужасно любопытен, и большого труда стоило отвлекать его от попыток задавать неудобные вопросы. Одним из надёжных средств была тема превосходства белой расы.

Долова, конечно, коробил этот европейский расизм, но, например, Патиньо эти разговоры нравились, и он их раз за разом инициировал. Попутчику хватило ума высказаться в духе, что, дескать, метисы от браков белых и индейцев обладают высоким умственным потенциалом. И для метиса Патиньо это было приятно слышать. Но не меньше удовольствия доставляли ему разглагольствования натуралиста по поводу ущербности других полукровок.

— Но хуже всего — это смешение рас. Если чёрная раса в целом способна к созидательному труду и соблюдению правил, то их скрещивание с мулатами или индейцами порождает самую бесполезную и подверженную порокам расу — самбо. Я ни от кого не слышал ни об одном полезном для общества самбо. Зато четыре пятых преступников в городской тюрьме как раз состоит из них.

«Вот сейчас Уго Чавесу или Джими Хендриксу было бы обидно», — подумал Солано, но, разумеется, промолчал.

— Это жалкое порождение кровосмешения просто неспособно на сопереживание и милосердие. Вот, например, — продолжал Тшуди. — Недалеко от Лимы есть посёлок Парачичи. Там небольшой бойней владеет самбо по имени Манданго. Он изготавливает бурдюки из козьих шкур для транспортировки бренди через горы. Способ снятия шкур, используемый им, чрезвычайно жесток и нелеп. Негр подвешивает живое животное рогами вверх и делает круговой надрез вокруг шеи, не проникая глубже плоти. А затем он снимает кожу с тела корчащегося животного, издающего страшные вопли. Лишь после полного удаления кожи животное убивают. Этот самбо утверждает, что таким способом кожа легче снимается и становится прочнее.

— Какой кошмар, — согласился Патиньо.

А Солано опять промолчал, отмечая про себя, что многие из белых джентльменов уходят куда дальше в своём живодёрстве.

Избавиться от Тшуди удалось в посёлке Чаклакайо, где швейцарцу потребовалось провести тщательные барометрические замеры. Это место, оказывается, уже фигурировало в записках трёх разных путешественников, и все трое дали различную цифру измерений. Тшуди специально для этих целей вёз барометр, который «калибровали в Парижской обсерватории», и намерен был внести свою лепту в этот заочный спор.

Изобразив огорчение от расставания с учёным, Солано погнал отряд дальше в горы.

Дорога в Куско ожидаемо оказалась труднее. Отвыкшие от высокогорья лёгкие снова протестовали против кислородного голодания. Но на этот раз было полегче. А вот лошадям, которых продали с уверениями, что они прирождённые горцы, помочь было нечем. Они совершенно раскисли и едва шевелили копытами. К счастью, парочка, доставшаяся от покойных спутников Тшуди, чувствовала себя в высокогорьях отлично, за что Солано им был очень благодарен.

День за днём, неделя за неделей.

Пейзаж практически не менялся. Узкие горные долины. Старые инкские дороги. Подвесные мосты. Солано эта логистика крайне раздражала, и он вслух размышлял о том, как здесь всё надо по уму переделать и перестроить. Тут взорвать, тут тоннель пробить, а здесь мост через пропасть перекинуть.

— Да в силах ли это человеческих? — возразил Патиньо и как-то осёкся, вспомнив, с кем говорит.

— Именно человеческих, — усмехнулся Солано. — Придет время, я сделаю взрывчатку и проложу нормальные дороги повсюду, без этих ужасных деревянных жердочек над пропастью. После победы революции мы обязательно займёмся дорогами вплотную.

— Нам бы эту взрывчатку сначала для нужд революции, — ухмыльнулся Патиньо.

И как в воду глядел.

На полпути к Куско им повстречался гонец от Тика Чоке — проводника по подземельям инков. Он передал печальную новость. Оказывается, в городе прошли аресты. В застенки попала вся учебная группа кечуа вместе с ректором Фейхоо, частью студентов и дворником с семьёй. Также схвачен Чинко Чукито с семьёй, кроме сына, которого отец спрятал в тоннеле инков. Теперь в доме торговца шерстью сидит засада. Были и иные аресты по всему городу, в основном среди кечуа и осевших в городе боливийцев.

Делалось всё это по распоряжению президента Гомарры в рамках якобы борьбы с агентами Боливии. А командует арестами какой-то доминиканский монах. Поскольку город и так переполнен войсками и идут последние приготовления к походу на Боливию, то всех арестованных запирают в подвалах монастыря Санто-Доминго. Того самого, который возвели на руинах Кориканчи.

Тика Чоке пока что взял на себя командование всеми посвящёнными кечуа в Куско и укрыл их в тоннелях. Гонцов он выслал на всякий случай во все стороны, ибо не знал, откуда будут возвращаться Солано и Патиньо.

— Вам нельзя с обозом в город, — добавил уже от себя гонец. — На въезде в город стоят солдаты. Все грузы обыскивают.

— Чоке говорил, где нам лучше спрятаться на время?

— Он предлагает сделать крюк к северу, по долине Урубамбы, и остановиться в городке Писак. Там уже много ждущих воли посланца Виракочи. Оттуда за четыре часа гонец может добежать до нашего укрытия в Куско.

Так и поступили. В сам Писак даже не входили, свернув в чисто кечуанский посёлок Маукатараи. Там Солано и его спутникам выделили пустующие дома. К сожалению, пустующих домов здесь было много. Кечуа понемногу уходили отсюда. Ибо земли в этой долине уже лет сто, как были отняты у общины во владение очередного белого сеньора. Отняты строго по закону, с помощью конфискационного налога — трибуто. Кечуа в первый же вечер набились во двор дома посланца бога и жаждали услышать слова утешения и ободрения от Солано. И он, как мог, их воодушевил.

Доклад об обстановке в Куско, сделанный лично Тика Чоке, оптимизма не добавил. Схваченных отпускать не торопились. Сын торговца шерстью по имени Пача сумел получить весточку от отца через сердобольного монаха из обители, превращённой в узилище.

Выяснилось, что доминиканец разыскивает Солано и Патиньо. Взяты все, с кем Патиньо контактировал, в том числе торговцы и кузнецы. Пленники сидят в обширных подвалах монастыря и охраняются десятком солдат, из которых двое дежурят прямо рядом с камерами, а остальные караулят единственный оставшийся действующий вход в монастырь через храм. Остальные входы заперты по приказу отца Кальво, прибывшего из Лимы с полномочиями от самого архиепископа.

Тика Чоке, узнав об этом, сразу же разведал подземный путь к храму Кориканча.

— К сожалению, проходы почти под самый потолок занесло илом и залило водой, — с огорчением констатировал он. — Это и неудивительно: сотни лет никто их не обслуживал. Водоотводы засорились, и грязь стала оседать в проходах. Чтобы докопаться до подвалов монастыря, нужно очень много времени. И при этом я не уверен, что ходы доведут до самого монастыря. Они могут быть завалены на большом от него расстоянии.

Солано понимающе покачал головой.

«Жаль, что я не в книжку попал, — подумал он. — По законам жанра обязательно нашёлся бы подземный ход, и я вывел бы всех тайными ходами инков. Как всегда, реальность не так кинематографична, как хотелось бы».

— Хорошо. Опиши мне монастырь. И нарисуй мне план.

Кечуа недоумённо посмотрел на Солано, сжимая карандаш.

— Представь, что ты птица и смотришь на монастырь сверху, — подсказал ему Солано. — Нарисуй его, как выглядят дома и дворики монастыря при взгляде с небес.

Проводник глубоко задумался, а потом неуверенно нарисовал три последовательных квадрата и нарост храма с одной стороны. После устных пояснений стало ясно, что монастырь состоит из трёх патио. К храму присоединён квадратный комплекс зданий мужского монастыря с мощёным двором. Как раз в подвалах этого двора сидят пленники.

Резиденция настоятеля монастыря образует второй дворик. Там разбит сад, и проход в этот дворик из мужского монастыря только один. Второй проход ведёт в комплекс зданий женской обители. У неё своя церквушка и отдельный вход.

— Там сейчас тоже пост охраны стоит, — предупредил проводник.

— А отдельный вход в резиденцию настоятеля есть? — спросил Солано.

— Есть, но им не пользуются уже очень давно. Вероятно, он не просто заперт, а может, и заколочен. Я не знаю, — развёл руками Тика Чоке.

— Вернёшься в Куско, выясни это. Напои допьяна какого-нибудь монаха из этого монастыря и всё вызнай о входах и выходах. И ещё: в монастырь поверху можно незаметно проникнуть?

— Через крыши? — задумался проводник. — Ну, ловкому парню это по силам. Но толку-то? Пленников верхами не вывести.

Солано отмахнулся, дескать, «и сам знаю».

— Какие ближайшие входы в Чинканас ты знаешь?

— Ближайший как раз в доме Чинко Чукито. Все остальные на севере города, и к ним придётся через центр добираться, а там в центре уйма солдат нынче.

— Понятно, — поморщился Солано. Путь от Кориканчи до дома торговца тоже не был коротким. — Ну что же. Выбора у нас нет. Надо вскрывать проход в резиденцию настоятеля или делать проход в стене. После чего нейтрализовать охрану и выводить всех узников из подвала. А потом весь этот караван сопровождать почти милю по городу, охраняя от солдат или даже кавалерии, и дать им время спуститься в подземелья.

Патиньо хмыкнул и спросил у Тика Чоке:

— Надо организовать что-то, что отвлечёт внимание. Например, большой пожар на севере города. Что такого там можно поджечь?

Проводник в задумчивости почесал голову, а потом просиял:

— Винокурню! Она и так уже пару раз горела. Это никого не удивит. Но можно помочь пламени распространиться, и тогда в панику уже впадёт весь город.

— Отлично!

— Надо будет ещё и задымление по всему городу устроить, — задумчиво добавил Солано. — Чтобы им мало не показалось.

Солано, не напрягаясь, выдал сразу несколько рецептов.

Классический: селитра + уголь + сера, только соотношения ингредиентов не пороховые. Чем меньше селитры, тем дольше горит смесь. Оптимальным будет примерно 45% селитры, 45% угля и 10% серы.

Второй рецепт ещё проще: в растворе селитры вымачивались и потом сушились обычные опилки. Дымит — замечательно!

Для вскрытия запертых дверей Солано вспомнил о таком замечательном средневековом изобретении как колоколообразная петарда. Чугунная ступка заряженная килограммом пороха и припертая брусом к дверям, должна была вынести любой запор. На всякий случай наготове будут пара дюжих кечуа с новенькими заточенными английскими топорами.

Для бескомпромиссного разговора с охраной Сольно предусмотрел ручные бомбочки. Корпус, правда, у них был керамический, но поражающие элементы из рубленных кусков железа проблему решали.

И всё это пиротехническое богатство — и дымовые завесы, и петарды, и гранаты — очень зависели от надёжного и быстрого средства поджига. Народ повсеместно носил кресало и трут, но они могли подвести в ответственный момент. Таскать с собой тлеющий фитиль, лампаду или угли — слишком выделяться в толпе. Идеально было бы сделать спички, но Солано упёрся в две проблемы: отсутствие бертолетовой соли и фосфора. Он не мог ни серные спички изготовить (которые надо было в кислоту макать), ни фосфорные.

Но, копаясь в своей безразмерной памяти, он вспомнил о «китайском огниве», которое прямо сейчас применяется по всей Азии. Смысл у него был очень простой: легковоспламеняемую смесь формировали в виде палочки, поджигали и тут же закрывали в бамбуковом пенале, где она могла лишь медленно тлеть. Но стоило только открыть крышку, как смесь вспыхивала. После употребления на пенал вновь надевали колпачок, и смесь ждала нового применения. Причём подолгу. Днями и даже неделями (2).

Изготовить такое огниво труда не составляло — главный компонент, селитра, был в наличии, всё остальное — это, так сказать, аппаратное оформление прибора. Так что, подрядив местных, Солано замутил такое огниво за день. Хлопковые волокна, густо пропитанные селитрой, сворачивались в плотную трубочку вместе с размолотым порошком серы, канифоли и грубых волокон местных растений «тола» и «ичка». В качестве контейнера использовали тростник, что рос по берегам Урубамбы. Обученные Солано крестьяне быстро наделали сотню таких зажигалок.

Нашлась работа и для крестьянок. Солано захотелось иметь такое замечательное средство сокрытия внешности, как «балаклава», и он на пальцах объяснил парочке мастериц, чего он хочет. Те удивились, но без труда связали ему столь специфические чульо. Только не удержались и оформили орнаментами зону вокруг глаз и страшно оскаленную пасть. Солано эти украшательства считал лишними, но перечить не стал. Это их культура. Пусть делают как хотят.

Через неделю всё было готово к акции. И вовремя.

15 сентября гонец принёс дурную весть:

— В дом Чинко Чукито приехало трое верховых, и их схватили вчера вечером. Сегодня у одного из солдат в кабаке разузнали, что это были какие-то посыльные из Парагвая. Больше солдат ничего не знал. Тика Чоке сказал, что для тебя это должно быть важно.

Солано даже побледнел от осознания глубины проблемы. Ведь это наверняка ответное послание от отца прибыло, а следовательно, неведомый ему монах-доминиканец, вероятно, уже прочитал его и допросил с пристрастием гаучо. Это было очень плохо. Это была катастрофа.

— Начинаем, — скомандовал Солано. — Переходим в Куско и ждём ночи. Далее всё по плану. Главное изменение — найти этого доминиканца живым или мёртвым.

(2) О производстве такой китайской зажигалки смотри в моём блоге на Автор Тудей — https://author.today/post/536065 Забегая вперёд укажу, что мода на такое огниво распространилось по всему Андскому региону без усилий со стороны попаданца.