В прошлый раз, когда я ехал по этой дороге, в кузове стонали раненые, вокруг все было в крови и разъедающей все кислоте, над головой свистели пули, позади ползла масса кадавров, а впереди ожидали полная неизвестность.
В этот раз поездка происходила намного более комфортнее, в рабочем режиме. Правда, по-прежнему не очень понятно, что ждет впереди, но немного вычурное, при этом ничуть не пафосное: «Возвращайся ко мне, спаситель мой» от Кайсары вселяет некоторую надежду.
Не торопясь выехали из тумана, без лишней спешки миновали долину — изуродованную полосами выжженной земли, миновали восстановленные форпосты. Поданый на посадку дирижабль почти не отличался от того, на котором я отправился наверх в первый раз. Такая же черная махина военного транспорта с белым нарисованным глазом.
У причальной мачты меня встретили двое бойцов-варангов. Знакомые доспехи — заметно, что чиненые в нескольких местах. Лица закрыты забралами, но приветствуя меня оба ударили кулаками в грудь довольно экспрессивно. Похоже, двое бойцов из сопровождающей нас четверки личной охраны полковника. Самого его, кстати, не видно — надеюсь, выжил, без него мы бы от демонов из Ахена не сбежали.
Виталя, выпрыгнув из багги, ко мне присоединился. Молча — невиданное дело. Научился держать в себе просящиеся наружу мысли, потому что посматривал он на меня прямо многозначительно, видно было что очень хочется начать задавать вопросы. А вот Димарко, как и центурион со шрамом, остались в машине. Похоже, кроме моего личного сопровождения у них здесь свои задачи.
Когда дирижабль набрал высоту, и мы поднялись над куполом, я с интересом осматривал показавшуюся внизу облачную цитадель. Следы разрушений остались, в первозданный вид верхний уровень не привели. Дома, в числе прочего тот в котором я часть стен разрушил, привели в порядок, а вот поврежденную взрывом и падением статуи башню полностью разобрали. Рядом нагромождение строительных лесов, но как-то странно выглядящих — похожи не несколько собранных вместе огромных 3D-принтеров. Статуя богини-покровительницы стоит поодаль на одной из зеленых лужаек, сверкает красным золотом.
Приземлились на широком плацу перед беломраморным дворцом. Дирижабль пришвартовался, притянутый к поверхности сразу несколькими канатами — я это на проекции оживших экранов рубки управления видел. У трапа меня встречало несколько десятков варангов почетного караула, и — довольно неожиданно, но приятно, Марина с альтушкой. С Ольгой, вернее — волосы ее, кстати, теперь были покрашены уже в яркий бирюзовый цвет, в тон полоскам на белоснежном комбинезоне Альтергена.
Марина была в похожем, тоже белом, свидетельствующем о ее статусе гражданского специалиста, а не слуги; на лицах у обеих — что у Марины, что у Ольги, белые же полосы по глазам. Неплохо, неплохо — полные гражданские права и привилегии, вкупе с корпоративной должностью. Удивительный карьерный рост — на такой в обычных условиях перегрину требуются годы, если не десятилетия.
Когда я сошел с последней ступени трапа, Марина, на краткий миг, очень странно на меня посмотрела. Так, словно захотела было броситься на шею, но в последний момент остановилась. И шагнула она не вперед, а подалась чуть назад, словно бы пресекая мою еще несостоявшуюся и даже не обозначенную попытку ее обнять. Заговорила Марина при этом максимально официальным тоном, приветствуя почетного гостя Александра Саргона, то есть меня, в облачной цитадели фамилии Клеопатры рода Юлиев.
Очень странно. Нет, понятно, официальная часть, но… очень и очень странно. Ее тоже, как Виталика, научили себя вести на людях, или что-то произошло за то время, пока меня здесь не было?
Гражданство полное у нее произошло и карьерный рост — догадался я. И ее официально-отстраненное поведение, несмотря на теплоту во взгляде, с этим связаны. Как, пока не знаю, но узнаю еще. Альтушка, Ольга вернее, держалась официально, как и Марина, но мне ни слова не сказала, просто обозначала присутствие.
Строй почетного караула между тем изменился, двигаясь как единый живой организм. Бойцы развернулись, и в сопровождении варангов я двинулся к широкому крыльцу с массивными колонны. Если в желтый цвет покрасить, то дворец этот на здание метро Кировский завод в Санкт-Петербурге похож будет.
«Пантеон!» — возмущенно откликнулось эхо у меня в голове.
О, проснулся пассажир. За две недели дома ни разу незваного попутчика не слышал, а тут объявился. Да, с фасада дворец внешне не только на метро Кировский завод в Питере, но и на Пантеон в Риме похож. Над колоннадой распластал крылья золотой орел, под ним римская волчица, у которой под брюхом — вместо привычных волчат, буквы S. P. Q. R. Используемая матриархальными фамилиями старых родов государственная символика, это я уже знал.
Следуя за провожатыми, зашел под своды дворца. Внутри, как и в Пантеоне, круглый зал, по стенам которого многочисленные статуи. На троне — Юпитер, остальных не знаю… ну-ка, ты здесь?
«Совет богов», — снова проснулся мой неизвестный попутчик.
В первый раз по прямом запросу, надо же. Успех. Более того, вместе с эхом голоса появились картинки мыслеобразов. Юпитер и Юнона, Нептун и Минерва, Марс и Венера, Меркурий и Церера, Вулкан и Веста, Аполлон и Диана. Всего двенадцать, Совет богов. Это знание наложилось на полученные от пустоглазой Октавии сведения о местной политике: Римской Республикой правил Сенат, но жрецы богов, особенно богов первого круга, имели огромное влияние на сенаторов. Религия здесь от государства не отделена, совсем наоборот.
Пройдя через круглый зал со статуями — каждая в два человеческих роста, зашли в проем арки между Юпитером и Юноной. Миновали широкий коридор и пришли к двери кабинета, у которой двойка варангов разошлась по сторонам. Марина сообщила, что меня почетного гостя уважаемого здесь ждут и развернулась, уходя прочь. Внушительная делегация встречающих рассосалась уже в круглом зале, так что перед дверью, не считая безмолвной и замершей в неподвижности двойки варангов, я остался в одиночестве.
Стукнув раз для приличия, вошел в кабинет. Кайсара стояла у окна и смотрела на уже взлетающий с площади дирижабль. Когда я переступил порог, она обернулась и взгляды наши встретились.
С прошлой нашей встречи патрицианка изменилась. И дело не только в появившейся на ней одежде — сейчас на девушке был белый облегающий комбинезон со вставками пурпурного цвета, говорящими о принадлежности к самой высшей сословной касте. Заметно изменилось лицо — в момент нашей прошлой встречи Кайсара выглядела как совсем юная девушка-подросток, лет на семнадцать. Сейчас же передо мной уверенная молодая женщина лет двадцати пяти. Хм, да и фигура тоже изменилась, утратив юношескую худобу и угловатость.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, после чего патрицианка прошла через кабинет и вдруг обняла меня. Довольно неожиданное проявление чувств, причем совершенно такое же я мог ожидать от Марины недавно. Но Марина сохранила официальный вид, Кайсара же наоборот, вела себя как старая знакомая.
Прижавшись — гораздо более крепко и гораздо более дольше, чем принято во время объятий малознакомых людей, Кайсара немного отстранилась.
— Ты вернулся.
Девушка улыбнулась и с нежностью провела мне пальцами по щеке.
Неожиданно: цвет глаз у нее изменился. До недавнего времени они были светло-голубые, почти серые, сейчас же стали яркими, ультрамариновыми. Реально сверкающий взгляд, как неон энергетического оружия во мгле сияет, выделяясь неестественно ярким светом на фоне остального.
Не отвечая вслух, я кивнул. Ну да, вернулся. Кайсара вновь улыбнулась и снова меня обняла, прижавшись так крепко, как будто к родному или очень близкому человеку. Несколько минут мы так простояли в молчании. Голова девушки лежала у меня на плече, она по-прежнему крепко прижималась.
— Ты не понимаешь, почему я так себя веду, — констатировала, не спросила, Кайсара.
«Интересно почему я должен понимать».
— Сейчас я тебе все объясню.
«Уж сделай милость».
Я от напряжения начал уже с ней мысленно разговаривать. Ее странные эмоции настораживали — что, вместе с недавней отстраненностью Марины, наталкивало на мысль о каком-то подвохе. Мне просто не верилось, что подобные эмоции могут быть искренними.
Кайсара отстранилась, но по-прежнему держала меня, словно не желая отпускать. Глядя неестественно сияющим ультрамарином взглядом, заговорила.
— Пока я тебя ждала, я глубоко изучала все, что с тобой связано. Небезуспешно. Теперь я знаю тебя с самого детства, знаю многие твои мысли и желания, я словно с тобой сроднилась. Сейчас ты мой самый дорогой и близкий человек. Поверь, мои эмоции настоящие и искренние.
Говорила Кайсара с некоторой академичностью в произношении. Русским языком, похоже, пользовалась до этого очень редко, слова выговаривает излишне четко. Неестественно голубые глаза, поблескивая (слезы?) смотрели прямо на меня, я же в ответ только плечами пожал. Да, если не лукавит, может действительно как старого друга встретила, но я же о ней практически ничего не знаю.
— Я тебя знаю, а ты меня почти нет, — кивнула Кайсара. — Но мы это скоро исправим. Обед? Или сразу к делу?
— Сразу к делу.
Отобедать я совсем не прочь, люблю поесть. Особенно когда не завтракал, тем боле что при мысли о еде — несмотря на нервное напряжение, живот слегка потянуло. Но сейчас, когда многие тайны окружающего мира готовы мне открыться, я все же бы к делу перешел. Кайсара уже взяла меня за руку и провела ко столу. В форме буквы «Т», но села она не во главе стола, а так, что мы оказались друг напротив друга.
— Если тебе будет несложно, предлагаю сначала тебе первому рассказать об обстоятельствах всего произошедшего с того момента, как ты оказался в тумане, и как после осознал себя как жнеца. Можешь коротко, а после этого уже я расскажу тебе о себе и о судьбе нашей фамилии.
«Нашей фамилии?» — взглядом я показал, что не совсем понял. Она сказала «нашей», как будто это наша фамилия, а не её.
«Понимай как хочешь», — взглядом же ответила мне Кайсара, едва заметно поведя плечами. Неуловимым жестом словно намекая, что если будет на то мое желание, фамилия станет именно нашей с ней.
Шел сюда за объяснениями, а пока одни загадка. Ладно, начнем:
— В первый день лета, вечером, я увидел яркое небесное сияние…
С того самого момента, как пощадил стаю гоблинов, я уже вписался в этот блудняк целиком и полностью. Можно конечно было изложить коротко и с недоговоренностями, но даже обрывочные знания Марины могут подтвердить — тем, кто в теме, что я стал жнецом вместе с сестрой. И сомневаюсь, что Марина провела здесь два месяца без единого допроса, так что говорил без утайки и недоговорок. Довольно полно рассказал о своем пути в тумане, не слишком подробно описывая каждый случай смерти, но и не скрывая ничего, связанного с пустоглазой.
Римские патриции славятся своей невозмутимостью. Но во время разговора Кайсара демонстрировала удивительный спектр эмоций, довольно живо реагируя на мой рассказ. Когда я рассказывал, как едва не умер от свалившихся на меня чужих знаний, она даже прикрыла рот ладошкой, и — успокаивающим жестом, перегнувшись через стол, взяла меня за руку. Выглядела при этом участливо и взволнованной, периодически хлопая ресницами. Но я-то помню, как она — с совершенно спокойный лицом, голыми руками свернула шею одному немцу, предварительно воткнув ему в голову каменный фаллос, а второму вырвала нехилый шмат плоти из тела. Не понимаю почему сейчас такие живые непосредственные эмоции. Играет?
«Сословный статус», — подсказал вдруг неизвестный дружище.
В этот раз обошлось без картинок мыслеобразов, но я все прекрасно понял. Выражение лица как у ломающего лед атомного ледокола — это у патрициев на экспорт, для стоящих ниже сословий. Даже при полноценных гражданах Рима патриций не покажет и тени эмоций, сохраняя бесстрастный вид; Кайсара же, очень похоже, признала меня за равного, включив режим дружелюбного принятия и полной открытости.
С другой стороны, это римская патрицианка — кто знает, может она мне с этим режимом дружелюбного принятия и милой улыбкой бритвой по горлу полоснет даже не кашлянув. Пока я размышлял обо всем этом, параллельно продолжал рассказ. Кайсара, кстати, мою руку так и не отпускала, внимательно слушая и периодически от волнения то глаза расширяя, то губу прикусывая. Неужели на самом деле не играет? Рассказ мой между тем подошел к тому моменту как прорвавшись через туман, мы сели на дирижабль.
— Дальше ты видела.
— Да. Видела, — кивнула Кайсара. — Что ты знаешь обо мне?
— Командир-шеф Пятой легкой бригады. Двенадцатая дочь, что бы это ни значило. Всё.
— Всё? — подняла бровь патрицианка.
— Эхо чужой памяти периодически подкидывает мне чужие неприятные эмоции, природу которых я…
— Презрительно-брезгливое пренебрежение?
Надо же, довольно четко сформулировала.
— Да.
Кайсара глубоко вздохнула и опустила взгляд. Некоторое время помолчала, словно собираясь с мыслями, потом заговорила.
— Теперь моя очередь рассказывать. Политические реалии Римского мира ты примерно понимаешь, поэтому сразу к главному. В Республике есть два древних и влиятельных рода — Юлии и Антонии. Возводят семейное древо к великому Юлию Цезарю и к Марку Антонию соответственно. Все остальные высокие рода находятся уровнем ниже. Это ситуативные союзники или противники для получения большинства в Сенате по тому или иному вопросу…
Как демократы и республиканцы у американцев в нашем мире, — подумал я, пытаясь анализировать то, что она говорит.
— Как Рокфеллеры и Ротшильды у англосаксов в вашем мире, — словно прочитав мои мысли, произнесла Кайсара, продемонстрировав серьезные знания о Земле. — В роду Юлиев, как и среди Антониев, множество фамилий, родовых ветвей, все они являются высшей аристократией Республики. И, как ты, наверное, уже понимаешь, во время войны орла и волчицы, мы, наша фамилия, выбрала не ту сторону.
«Нашей фамилии?» — вот снова эта странная интонация.
«Понимай как хочешь», — вновь ответила Кайсара загадочным взглядом.
— В начале войны главе нашей фамилии показалось, что мир меняется — но, как оказалось в итоге, просто менялись влиятельные фракции в Сенате. Нет-нет, как были Юлии и Антонии, так и остались Антонии и Юлии. Речь о том, что немного выбили пыль из старых альянсов, ввели свежую кровь новых фамилий. А наша семья проиграла, фамилия Клеопатры рода Юлиев оказалась на обочине истории и политики. В Просторе Гелиоса, в центре Римского мира, у нас больше нет никаких владений, все ограничивается десятком монолитов здесь, на Альбионе. У нас осталось только древнее имя, но главу фамилии такая ситуация устраивала: наша семья стала поставщиком высокородных невест. Товар штучный и крайне редкий, так что семья на этом очень неплохо зарабатывала. Очень неплохо — это, можно сказать, купание в золоте, в буквальном смысле. Так длилось несколько сотен лет без изменений, но моя сестра Октавия, будущая наследница, оказалась против. Она вошла в сговор с Антонием Макроном, который с ее помощью сумел во время общего собрания фамилии попасть в Зал Совета, уничтожив почти всех во вспышке света.
Я не понял слов, но понял смысл — похоже, друг Антоха сотворил тоже самое, что и я, когда уничтожил наползающих на нас как саранчу черных рейтар из Ахена. Получается, он тоже условно-бессмертный?
— Он жнец?
— Нет, он ангел.
«Ангел?» — вот к такому знанию я готов не был.
— Это греческое слово, здесь его значение отлично от привычного тебе. Ангел, посланник иначе говоря, это человек стоящий рядом с богами. Его аура позволяет ему сохранять душу и возрождаться после физической смерти.
Изумление от услышанного слова «ангел», используемое в совершенно непривычной интерпретации, ушло как не было, сменившись новым неожиданным знанием. Что я еще не знаю о том, что здесь за разделяющие наши цивилизации шесть тысяч лет произошло, став обыденностью?
— И много вообще таких… посланников?
— Немало. Не волнуйся, их можно убить так же, как и жнецов.
«Успокоила, спасибо».
— После того как Антоний уничтожил почти всю фамилию, в цитадели начали действовать заранее завезенные сюда Октавией демоны из Ахена… Если бы не ты, в итоге все выглядело бы так, что попытку уничтожить всю фамилию предприняла я.
— Да, но я не понимаю, почему именно я… Почему Октавия хотела использовать мою оболочку…
Выразить мысль нормально не получилось, но Кайсара поняла о чем я, кивнула.
— Другого жнеца может убить, разорвав петлю времени, только жнец. Другого посланника может убить только посланник…
Кайсара заметила, что мне не понравилось слово «ангел» применимо к бессмертным патрициям и больше не использовала его.
— Или другой жнец? — догадался я.
— Именно так.
Вот оно что. Вот почему все было так сложно: Октавия планировала устроить провокацию используя мою «оболочку», для того чтобы отвести от себя подозрения. И именно она, присутствуя здесь как свежий перегрин для конспирации, должна была завершить начатое Антонием, добив выживших бессмертных. Потом «погибнуть», а после явиться в своем первозданном виде в другом месте, обличая сестру Кайсару. Но, по плану не получилось, а когда я увел из лагеря отряд, Антоха принял решение действовать в авральном режиме. Просто уничтожить фамилию, без спектакля провокации.
— Сколько в фамилии… бессмертных?
— Было двое, если считать с Октавией. Она — жнец.
— И вторая ты, — догадался я.
Кстати, если к другу Антохе слово «ангел» мне вот прямо против шерсти, то к Кайсаре вполне применимо, никакого негатива.
— И я.
— Ты жнец?
— Ангел, — загадочно улыбнулась Кайсара. — Вижу, ты уже понял план Октавии.
Как она мысли словно угадывает, прямо удивительно.
— В деталях да. Но я не понимаю смысла всего действия.
— Октавия планировала вернуть фамилию к патриархальной модели и вернуться в большую политику. Да, в патриархальной фамилии женщина может быть главой, это в матриархальной мужчины ограничены в правах, — увидев вопрос в моем взгляде, пояснила Кайсара. — Из-за твоего вмешательства Гай Антоний не понял, что происходит, но реагируя на угрозу прибыл сюда, решив уничтожить всех.
— Он знал, что ты тоже бессмертная?
— Более того, он знал, что моя точка возрождения находится здесь, в цитадели.
— Где наш друг сейчас?
— Официально неизвестно, он объявлен в розыск Протекторатом. По факту появляется то на Авалоне, там лучшие клубы, то отдыхает на Терминаторе.
Слово непривычно резануло слух, но смысл я понял. Терминатор — линия светораздела, по которой проходит разделение темной и светлой стороны планеты. Аномалий там нет, и со светлой стороны курортный климат, условное средиземноморье по периметру всей планеты.
— Наказать его не получится?
— Сейчас нет. Через четыре года, когда Просторы Селены и Гелиоса встретятся, может быть получится поднять этот вопрос в Сенате. Если к этому моменту у фамилии появится сила и влияние. Сейчас же…
С этими словами Кайсара слегка поморщилась и отвела взгляд.
— Видишь ли, — начала она, глубоко вздохнув. — Моя судьба двенадцатой дочери предлагала мне не так много вариантов. Как максимум должность второй-третьей жены при чиновнике третьего эшелона второстепенного доминиона. Но мне, можно сказать, повезло, меня выдали замуж за сенатора.
«Неужели?»
— Да, за Гая Антония.
Неожиданно. То есть мой дружище Антоха — муж Кайсары, надо же.
— Это случилось десять лет назад. Я тогда только поступила в Военную Академию, но сразу же получила рескрипт от главы фамилии с указанием готовиться к свадьбе. Отказаться не могла, но в облачную цитадель не отправилась, будучи в своем праве остаться в Академии до конца учебы. Свадьба состоялась без моего участия, после чего мне вновь было велено прибыть к мужу, но я — опять же, формально будучи в своем праве, сообщила что сделаю это как только закончу Академию. В результате Гай Антоний от меня отказался, позор гремел на всю Республику. Тогда мне казалось, что происходящее — естественное течение вещей, но сейчас я понимаю, что все было подстроено Октавией вместе с Антонием. Все именно так и предполагалось, мое поведение было хорошо просчитано. Сейчас же, после случившегося, меня не примут всерьез ни в одной влиятельной фамилии. И это проблема.
Кайсара замолчала, глядя на меня своими удивительными бирюзовыми глазами.
— И это большая проблема, — повторила она. — Потому что я на данный момент единственная выжившая в фамилии Клеопатры рода Юлиев.
То есть уронившие статую немцы нашли и загасили всех остальных ее родственников. Неплохо сработали, что уж сказать.
— У меня есть к тебе предложение.
— Внимательно слушаю.
— У меня сейчас много, очень много денег, фамилия небедная. Сумму, достаточно большую для того, чтобы ты не смог ее потратить за всю оставшуюся жизнь как бы ни старался, я могу дать тебе как благодарность за спасение. Ты сможешь купить себе этими деньгами многое, в том числе самое главное — время. Но если согласишься на это, то должен понимать, что тебя все равно будут искать другие жнецы. Моя судьба тебя в случае такого выбора сильно не интересует, наверное, но к сведению: меня тоже будут пытаться убить. Я опозорена клеймом выгнанной жены и в качестве осколка древней фамилии неудобна никому. Поэтому через четыре года, когда Селена снова встретится с Гелиосом, на меня скорее всего начнется настоящая охота.
— Иной вариант?
— Я предлагаю тебе стать главой нашей фамилии.
Вот это поворот, надо же. Я едва сдержал усмешку: «В чем подвох?» — как в анекдоте спрашивал купец у дьявола, продавая душу. Я не душу конечно продаю, но сделка мне тоже кажется сомнительной. Обязательно есть какой-то нюанс, который может неприятно удивить.
— Вот так сразу, главой фамилии?
— От меня отказался муж, я официально опозорена. В матриархальной фамилии я уже не могу стать главой, а кроме меня кандидатов нет. Самый хороший для меня вариант, если получится избежать смерти, это назначенный Сенатом управляющий, под присмотром которого я нарожаю детишек и после отойду в тень и исчезну. Этот вариант как ты понимаешь меня не устраивает. Если же мы реализуем план Октавии — отрицаем матриархат и возвращаемся к истокам, ты становишься главой фамилии. Но ты прав, есть нюанс…
Так, а это вот сейчас что было? Про нюанс я вслух же вообще ничего не говорил?
Кайсара в ответ на мой вопросительный взгляд едва заметно улыбнулась, но комментировать не стала, продолжила.
— В патриархальной модели управлять делами может как мужчина, так и женщина. Ты станешь главой фамилии, но фактическое управление будет в моих руках, у тебя же будет выбор. Например, предаться праздности и получать удовольствие от жизни. Хотя, насколько я тебя знаю, это точно не твой вариант. Или же я могу предложить тебе…
Кайсара вдруг замолчала, прервавшись на полуслове. Отпустила мою руку, которую так и держала до этого момента, поднялась из-за стола. Дальше произошло очень уж неожиданное: негромко вжикнула молния комбинезона, и после легкого движения плеч плотная ткань оказалась стянутой вниз. Да, изменилась фигура — если две недели назад грудь у нее была совсем небольшая, то сейчас разница прямо вот серьезно ощутима. Словно не два местных месяца, а пять-десять лет с момента нашей встречи прошло, передо мной уже совсем не девушка-подросток.
Обнаженная по пояс Кайсара безо всякой тени смущения медленно развернулась, сцепив руки в замок и приподняв их над головой. Во всю спину у нее, с продолжением на плечах, сверкала татуировка — золотые крылья. Даже не татуировка, а словно жидкая пленка золота под кожей, крылья казались живыми.
Удивительное зрелище.
Кайсара уже обернулась и медленно одевала комбинезон. Вновь безо всякого смущения — не потому, что я ее уже видел обнаженной, а потому что у римлян свое отношение к наготе. Перед равными по сословию обнажаться совершенно незазорно; в некоторых спортивных соревнованиях до сих пор участники из высоких родов участвуют вообще без одежды, не говоря уже о посещении терм. Но показаться нагим перед обычными гражданами, стоящим ниже по сословной лестнице может обернуться позором; при этом рабы, например, за людей не считаются, и обнажаться в их присутствии сродни тому, как обнажаться перед роботом-пылесосом или своим домашним животным. В общем, странный мир — пока я думал об этом, Кайсара уже оделась и вновь села напротив, опять взяв меня за руку.
— Или же, вместо праздности и формального замещения должности, я могу предложить тебе выбрать военно-политическую карьеру, ступив на Путь Чести. Военная академия, а дальше как поведет Фортуна — трибун, легат, Сенат или Ассамблея… кто знает, каких вершин ты можешь достичь?
— Я уезжаю в Военную Академию, а ты по факту остаешься главной в фамилии.
— Да. Что тебя волнует? — увидела она мое сомнение во взгляде.
На самом деле, больше всего сейчас меня волновало, что она мысли читает. Но сказал я о другом, тоже немаловажном в контексте обсуждения.
— Видишь ли, я представляю, как работает политика и вот это вот все. Твоя фамилия — она же не существует в вакууме. Сила и влияние — не столько в деньгах, сколько в горизонтальных связях и взаимных обязательствах с партнерами. Учитывая, что у тебя…
Я не договорил, не озвучивая вслух, что с Кайсарой учитывая ее репутацию иметь дел просто никто не будет. Но она прекрасно поняла, о чем речь, кивнула.
— Да, ты прав. Наша фамилия, как часть рода Юлиев, ведет отсчет от самого начала Римского мира. И у нас, помимо обязанностей, есть еще немалое количество прав. Которые, как ты справедливо намекаешь, могут попытаться забрать, потому что мы сейчас не обладаем ни силой, ни влиянием. В этой ситуации я вижу только один выход — обратиться за помощью. Поступиться частью своих прав в обмен на возможности приобрести новые горизонтальные связи и взаимные обязательства.
Звучит красиво, но кажется полной лажей. Не работает это так, никто себе конкурентов не выращивает. Никогда.
— И ты уверена, что нам помогут, а не подомнут, используя как одноразовый инструмент в своих интересах?
Спрашивал я, совершенно не скрывая скепсиса в голосе.
— Да. Поверь мне, я знаю, что делаю: я ведь была в Военной Академии. Ступив на Путь Чести, я возвысилась как ангел, кроме этого став частью… не могу сказать, частью чего, это как ты понимаешь серьезная тайна.
«Митра», — догадался я, вспомнив мыслеобразы чужой памяти, на которых наблюдал странные сборища полуголых людей в темных помещениях.
Кайсара между тем едва заметно кивнула, прикрыв глаза. Ну точно мысли читает, и это меня все больше напрягает. Но одновременно есть повод и для радости — все же получается, что не все бессмертные как те самые «горцы», которые только и делают, что рубят друг другу головы, завладевая знаниями и силой, чтобы в конце остался только один.
— Если я становлюсь частью фамилии…
— Главой фамилии. Если станешь главой фамилии, все мои тайны станут и твоими, и еще я не смогу тебя так перебивать, — добавила Кайсара с улыбкой.
— Если я становлюсь главой фамилии, как это будет проходить с технической стороны вопроса? Я, как Александр Саргон, вписываюсь в родовые книги просто потому, что…
— Нет. У каждого человека есть собственная аура. Убив Октавию, как жнец ты стал обладателем отзвука ее ауры. С последствиями этого ты сталкивался, когда пытавшийся убить тебя лансер погиб от своего же оружия. Внутри ты теперь, по духу, истинный представитель нашей фамилии и никто и никогда не сможет подвергнуть это сомнению.
Вот, снова это многозначительное «нашей» фамилии, но теперь я уже понял истинную причину такой интонации.
— Внешне же мы изменим тебе внешность, и ты станешь человеком по имени Марк Юлий Птолемей Септимий, седьмой сын нашей фамилии. Он погиб во время взрыва в башне, и ему, как и тебе, в этом году должно исполнялось двадцать семь лет. Это возраст, в котором у нас заканчивается детство и начинается юность., так что уже в этом году ты сможешь поступить в Военную Академию Простора Селены и получить свои золотые крылья.
— Если так легко поменять внешность, почему ты не изменишь имя на… не знаю, у тебя же есть старшие или младшие сестры? Или ангелы не могут использовать чужие оболочки?
— Все вместе. Ты прав — я не жнец, моя аура более цельная и узнаваемая, я просто не могу взять чужую оболочку как маску.
— Это связано с крыльями? — догадался я. Было несложно — очень уж удивительно выглядит живая татуировка у нее на спине.
— Да, — кивнула Кайсара. — Именно крылья связывают тело и душу. Кроме того, пусть у тебя в ауре теперь и есть отзвук души Октавии, но твоя душа первична, истинный возраст не скрыть. Как и мой, а сестер моего возраста в фамилии не было. Да и мое имя — это часть меня, часть моей жизни, я не готова от него отказаться.
— А я, по твоему мнению, готов?
Кайсара неожиданно тепло улыбнулась и нежно погладила меня по руке.
— После того как ты меня спас и ушел на время в туман, я дала задание найти людей, которые тебя знают. Непростая задача, но она была выполнена: в монолите Княжев три месяца появился мужчина по имени Игорь, твой единственный близкий друг…
Гарик, надо же! Не послушал меня, рискнул и решил остаться в городе в ночь с субботы на воскресенье.
— Кроме того, на бирже трудовых ресурсов я выкупила женщину по имени Оксана, которая появилась в монолите четыре месяца назад. Обоих доставили сюда, и я вытянула из них информацию о тебе вплоть до мелочей…
Кайсара уже привстала и перегнулась через стол. Глаза, еще ярче сияющие ультрамарином, были совсем рядом; взяв меня за руки, Кайсара продолжала говорить. Нет, стоп — она продолжала говорить, но губы ее при этом не шевелились:
— Я псионик, и я залезла глубоко в их воспоминания. Многие моменты твоей жизни я снова и снова проживала вместе с их воспоминаниями. Вот почему я сразу сказала, что знаю тебя как родного.
Неожиданно. Кайсара уже села, откинувшись на спинку кресла, и говорила теперь традиционным способом, не используя телепатические способности и мыслеречь.
— Ты безымянный. У тебя нет семьи, у тебя нет своего имени. Разным людям ты представляешься по-разному. Случайно взятое временное имя Александр Саргон тебе уже намного дороже, чем имя Виктор Марков, которое написано у тебя в документе о гражданстве. Я ведь права?
— Да. Но…
— Твоя новая внешность? Не волнуйся, мой брат был намного красивее обезьяны, — слегка улыбнулась Кайсара, напомнив частоупотребимую присказку, которую я использовал в прошлой жизни. — Так ты готов стать главой нашей фамилии и вступить на Путь Чести?
— Готов.
— Тогда пойдем, я покажу тебе дорогу.