Парадокс жнеца. Книга 2

Глава 11

С поверхности Альбиона, как и с облачной цитадели, высвеченная лучами Селены станция Авалон выглядела совсем небольшой. Я привык к этому белесому кольцу в небе — висит, ну и пусть висит. Когда в первый раз увидел станцию, впечатление конечно было ошеломляющим, но совсем ненадолго — потом, уже через несколько секунд, увидел полчища Плети, потом последовали смерть и перерождение, карантинный барак; на фоне других удивительный открытий и чудес как-то так получилось, что после всего навалившегося воспринимал я Авалон как декорацию, словно часы с кукушкой на стене.

Да, несколько раз Авалон уже посещал — в ходе реабилитации после трансформации тела. Но перемещался я тогда в таком состоянии, что мне хоть в рай хоть в ад отвези, по сторонам бы не глазел, интерес начисто отсутствовал.

Сейчас же я был один в салоне транспортного челнока Протектората, свеж, бодр и готов к новым свершениям и открытиям. Передняя переборка уже давно превратилась в широкий экран, на котором я с интересом наблюдал за приближающейся станцией.

Все, ощущения незаметной декорации больше не было — вблизи станция впечатляла так, что захватывало дух. Челнок как раз проходил над огромным внешним кольцом, шириной в несколько километров. Застроенное жилыми кварталами, зонами отдыха и промышленными предприятиями; где-то бугрятся наросты транспортных портов, где-то видны пришвартованные к причалам военных баз серые крейсеры и фрегаты космофлота, совсем далеко видны белые туши лайнеров, угловатые махины висящих в ожидании стыковки транспортов.

Это все просто ох… как удивительно, — мысленно произнес я.

От внешнего кольца, как у колеса, к центру идут пять широких объемных «спиц», примыкающих к кольцу внутреннему. Вот оно уже идеально ровное, симметричное. Здесь царит порядок в архитектуре, видно, что преобладает зелень парков с белизной дворцов — во внутреннем кольце обитает элита Протектората. От внутреннего кольца уже «спиц» поднимается верх больше, и идут они все к центру, где — в отдельном шарообразном модуле станции находится штаб-квартира Протектората.

В отличие от мельтешения огромных махин кораблей и многочисленных юрких небольших челноков у внешнего периметра, здесь пространство почти пустое — запрет на полеты, за редким исключением. Одно из таких исключений, с бесстрастным лицом, но внутренне открыв рот от удивления, сейчас и пролетало прямо над штаб-квартирой: везущий мой шаттл держал путь на сектор внешнего колеса «Норд-Норд-Вест», где располагалась Военная Академия Простора Селены — так что я пролетаю над всей станцией.

Как на экскурсии — хотя, может быть, так и задумано. Ну а я по этому поводу не гадал, просто наслаждался видами. Словно сбросив с себя липкие путы отрешенного состояния, я сейчас старался эмоционально воспринимать вообще все, по максимуму отключив равнодушие: если обычные человеческие эмоции помогают остаться человеком, надо этим пользоваться.

Штаб-квартира и внутренний круг исчезли позади, и снова я у внешнего кольца. Здесь, в этом секторе внешнего кольца, кораблей немного — территория военных, тоже пространство условно-закрытое. И осмотреться как следует я даже не успел — вроде станция где-то далеко, но потом пролет через несколько шлюзовых ворот, и вдруг раз, шаттл уже завис над посадочной площадкой. Едва ощутимо пошел скрежет по полу — посадочные лапы коснулись поверхности, двери сразу же открылись. Едва я спрыгнул на ровную поверхность, шаттл свечкой ушел вверх.

Скорость высадки понятна — я здесь не первый и не последний, прибытие расписано строго по времени. На челноках, впрочем, прибыло не так много будущих курсантов — некоторых привезли автобусы от лифта, который находился в «спице» колеса, ведущей к внутреннему кольцу.

Оказался я на широком плацу, где на равноудаленном, причем приличном — в несколько метров, расстоянии, нарисованы красные круги с номерами. На большинстве уже стоят курсанты, и люди все прибывают. Пройдя вперед, я встал в красный круг с номером «99», предназначенный для меня лично. Нашел быстро, на схеме — которую передали вместе с приглашением прибыть для поступления в учебное заведение, его местоположение понятно обозначили.

Практически все курсанты уже прибыли и расставились по плацу. Некоторые, как и я, налегке, в удобных полевых мундирах. «С собой ничего не бери, там все выдадут», — еще давным-давно предупредила меня Кайсара. Фраза отозвалась в глубине души, в памяти старого мира, но сомневаться в словах новоявленной сестры я конечно же не стал. Сюда действительно ничего с собой брать не нужно, лишнее это — все равно заберут.

Таких как я, без сумок и личных вещей, на плацу собралось немало. Но немало было и тех, кто проигнорировал указанное в пригласительном тексте напоминание, что не следует с собой брать много личных вещей, соблюдая в этом вопросе умеренность.

Одна из таких проигнорировавших, с сумкой через плечо, стояла рядом. Темноволосая девушка с узнаваемыми чертами лица — на меня, на нового меня, похожа. Реально похожа — те же скулы, тот же разрез глаз. Представительница одной из фамилий рода Юлиев — того самого рода, от которого наша фамилия в прошлом, во время войны орла и волчицы, так непредусмотрительно открестилась.

Девушка рода Юлиев посмотрела на меня, едва заметно улыбнулась и кивнула приветственно. Стоит она от меня справа, так что я заметил под ее левым глазом красную отметину, похожую на язык пламени. Как будто часть макияжа, но на самом деле — несмываемая лицевая краска. Признак представителя гражданской фамилии без военной подготовки, который по различным причинам развернулся с выбранного пути, чтобы встать на Путь Чести. Так что я, когда в Субурре — под влиянием поцелуя жрицы, рисовал себе кровью полосы под глазами, поступил удивительно в тему, тот жест действительно многие поняли, как надо.

Сам я, по сути, как и «родственница» из Юлиев, тоже отношусь к когорте свернувших с прежнего пути, развернувшихся в сторону военно-политической картеры. Но лицо у меня, в отличие от «гражданской» соседки, чистое. Красную краску-метку мне наносить не нужно, потому что я уже числюсь в Пятом легионе.

«Родственница» между тем снова стрельнула в меня глазками, еще шире улыбается. Расставлены мы на приличном удалении друг от друга, не в тесном строю, не пообщаться. Хотя у нее, судя по виду, есть желание и настроение. Ну да это быстро пройдет — как предупреждала Кайсара, сейчас нас начнут давить в попытке сломать. Как, каким образом — неясно, каждый раз методы новые, подготовиться и победить систему не получится.

«Ты все равно будешь валяться в грязи без сил, а над тобой будет стоять опцион и орать какое ты никчемное дерьмо», — напутствовала меня Кайсара. «Настолько все плохо?» — спросил я ее тогда, на что она рассмеялась и сказала, что это она озвучила еще самый хороший вариант. Повезет, мол, если я буду валяться не в луже собственной рвоты или крови. В общем, пусть «родственница» улыбается, немного времени у нее еще на это осталось.

Так, а уже начинается, похоже, пустых кругов больше не видно. Нас — будущих курсантов Академии, навскидку на широком плацу уже собралось около полутора сотни человек. По периметру площади выстроилось немногим меньше инструкторов в доспехах преторианцев. Тоже интересный момент — каждый из патрициев здесь обладает силой и живучестью намного превышающими человеческие возможности. В том числе и возможности солдат преторианской гвардии; наличие же на инструкторах доспехов наши с ними возможности уравнивают, давая им даже — пока, преимущество. Которым, как опять же предупреждала Кайсара, инструктора будут пользоваться в самое ближайшее время.

— Вы собрались здесь для того, чтобы ступить на Путь Чести, — раздался вдруг совершенно безликий голос. Звучал он словно из ниоткуда, но при этом отовсюду, будто обволакивая.

— Некоторые из вас свое решение изменят в самое ближайшее время, но никто никогда не поставит им это в вину. Сейчас, для вас, начинается первая стадия обучения — поток. Задачей, для нас, является оценить ваш пороговый предел физической и психологической устойчивости, для того чтобы впоследствии указать вам направление пути…

Об этом я тоже в курсе. Первый этап фильтрации — поток, проходят все в месте, проходя отбор. Потом курсантов делят по направлениям пути — флотские, в том числе космодесант, а также пехотные, куда относятся самые разные — биотех, например. Впрочем, как ходила в стенах Академии шутка, рассказанная мне Кайсарой — для патрициев, нацелившихся после армии сразу на политику, разница между пехотными и флотскими направлениями только в том, что во флотских аудиториях пол называли палубой. Вот с углубленными направлениями, по типу того же биотеха или теологии, все уже сложнее. Да, жрецы здесь тоже карьеру с военной академии начинают.

— … Но перед этим, в общем потоке, вам предстоит непростое испытание отбора, которое очень просто преодолеть: просто выполняйте все, что вам приказано. В этом нет ничего сложного, по-настоящему серьезные испытания начнутся после. Но даже с этого момента будьте готовы, что Путь Чести не прощает ошибок, выживают на нем не все. Желаю удачи, — безлико закончил безликий голос на этой «позитивной» ноте.

Инструктора сразу же задвигались, расходясь по сторонам и распределяя будущих курсантов по группам. Пока ближайшие инструктора были далеко от нас, я обернулся к «родственнице».

— Оставь здесь, — показал я на ее довольно вместительную сумку, которая так и висела у нее на плече.

— Что?

— Сумку здесь оставь, а инструктору скажи, что она тебе больше не нужна.

Подумав немного, девушка пожала плечами и отвела взгляд в некотором недоумении. Ну и ладно, я хотя бы попытался по-родственному предупредить. Видимо она, в отличие от меня — а мне Кайсара в красках и со смаком описала все то, что нам предстоит, еще не совсем представляет, куда попала.

Инструктора между тем уже организовали всю толпу курсантов, выстраивая группами по десятку человек, после чего погнали бегом на полигон. Разными дорогами, места в Академии было немало.

Гоняли нас примерно пятнадцать километров по кругам залитого грязью полигона — оценил я потом навскидку расстояние соизмерив с ощущением времени. Малыми группами мы хаотично бегали по скользким тропинкам, периодически преодолевая полосы препятствий. У каждого патриция был запас сил, намного превосходивший обычные человеческие возможности, но также у каждого патриция был и их предел, к которому нас всех подвели почти одновременно. Все заранее и строго рассчитано, каждая группа собрана с учетом физических возможностей — оценил я ситуацию, пока еще были силы осматриваться по сторонам.

— Тебе кто сказал, что в армии есть место для женщин? Вали домой лепить котлеты, овца! — раздался неподалеку зычный крик.

Посмотрел, увидел валяющуюся в грязи ту самую Юлию, которая на построении стояла рядом со мной, но после разделения оказалась в другой группе. Пикантности ситуации добавляло то, что о том, что женщинам здесь не место, орала как раз женщина-инструктор, уже перейдя к гораздо более чувствительным оскорблениям.

Несколько сюрреалистичная картинка, потому что внешность у инструктора — она без шлема, кукольная, как с картинки. Последняя мода в легионах, очередной виток, как и двести лет назад был — тоже Кайсара рассказала. У нас в старом мире только губы и другие выдающиеся части тела меняют, здесь же полностью сменить имидж дело обыденное; вот и выглядят некоторые дамы в легионах как девочки-лоли, хотя лет им за сотню, и кровавый след за каждой. Ну и словарный запас соответствующий — не нужен чан с дерьмом, чтобы человека облить с головы до ног.

Сумки на плечах родственницы, тщетно пытающийся подняться — руки девушки бессильно скользили по грязи, так что она раз за разом падали лицом в землю, уже не было, кстати. Вот если бы сразу послушалась, может быть подольше бы продержалась.

Дальше события как-то ускорились, дееспособных курсантов становилось все меньше и меньше. После бега по полигону — для тех, кто «выжил», были физические упражнения, в ходе которых то один, то другой курсант терял силы, получая от инструкторов парализующий разряд витиса, замирая обездвижено в унизительных позах.

Кайсара не ошиблась в прогнозах, все мы действительно закончили ознакомительную процедуру с предстоящими перспективами отбора, лежа в грязи безо всяких сил. Я оказался одним из последних, и меня инструктор загонял довольно забавным (если со стороны смотреть) способом — заставив отжиматься сто раз, и самостоятельно ведя отсчет. Только после того как я отжался девяносто девятый раз, счет остановился — отсчитывая вслух, инструктор произносил «девяносто девять, девяносто девять!» раз за разом, покрывая меня оскорблениями как неспособного сто раз отжаться слабака до тех пор, пока я не свалился лицом в грязь, обессиленный. Парализующего разряда витиса, кстати, для меня не последовало — Кайсара об этом не упоминала, но похоже сама она, будучи здесь, продержалась недолго.

После дружелюбной приветственной экзекуции курсантов привели в чувство — тех, кто был обездвижен, после чего снова выстроили на плацу. Несмотря на то, что загнали нас до беспамятства, восстановились все довольно быстро. Грязнее только стали, а так — все те же горделиво приподнятые подбородки, скрещенные за спиной руки, бесстрастные выражения лиц. Никто обратно не попросился, все размеченные места вновь заняты.

— Каждый из вас сегодня упал лицом в грязь, — вновь заговорил безликий голос. — Через год, те из вас кто останется в Академии, собравшись в этом же самом месте будут машинами, способными показать значительно более лучший результат и заставить инструкторов устать в попытке загонять вас до состояния физической немощи. Но никто здесь больше вас гонять не будет, потому что вы уже упали в грязь. Запомните: нет смысла готовиться к проигранной битве прошлой войны, каждый раз вас будут ждать все новые и неизведанные испытания. Все ваши прежние достижения, все ваши возможности более не значат ничего, есть только здесь и сейчас, и грязь под вашими ногами. Единственный ваш легкий день — сегодня, дальше будет только хуже.

Воодушевляющее, надо сказать. И, судя по взгляду рядом стоящей Юлии, за душу трогает.

— Каждый из вас прибыл сюда по праву рождения и происхождения, чтобы, прежде чем уйти в политику, стать офицером и командиром. И вы, если выдержите уровень нагрузок обучения, ими станете. Но немногие из вас станут хорошими командирами, еще меньше — командирами боевыми. Во время обучения мы будем пытаться выявить тех из вас, кто может действовать в условиях внешнего давления и запредельных нагрузок. Выявить тех, кто готов не только смотреть врагу в лицо, но и грамотно ему противостоять в неблагоприятных условиях — которые мы будем создавать для вас весьма умеючи. Вы все уже поняли, что ждет вас впереди: постоянные падения лицом в грязь с осознанием своего бессилия в невозможности выполнить невыполнимую задачу, других здесь у нас для вас не будет. Выиграть без потерь можно только ту битву, которая не произошла — все это вы поймете впоследствии. Если же нет, то в политике вам делать нечего. Сейчас те из вас, кто, осознав предстоящий уровень нагрузок и ответственности испытаний не готовы двигаться дальше, могут обратиться к своему инструктору для того чтобы перейти на гражданский поток обучения.

Несколько минут стояла тишина, никто их собравшихся на площади патрициев даже не шелохнулся. Потом, явно по отсечке времени, зычными голосами заорали инструктора, подгоняя нас в сторону бараков. У ближайшего, больше похожего на загон для скота, инструктора заставили курсантов выбросить личные вещи — тех, у кого они остались, а такие были. Кроме этого, на входе в барак мы оставили и одежду, раздеваясь под аккомпанемент истошных криков подгоняющих нас инструкторов.

Внутри барака находились душевые. Вернее, душевая — большой зал, поверху которого шла разводка из частично покрытых ржавчиной труб, из которых вниз смотрели душевые лейки. Нас здесь оказалось около полутора сотен, а леек заметно меньше, как бы даже не вдвое.

— Для того, чтобы смыть с себя грязь, у вас есть две минуты, — сообщил безэмоциональный голос.

Для многих это испытание, судя по лицам, оказалось гораздо тяжелее того, что случилось недавно и закончилось для каждого физическим истощением. И дело даже не в том, что вода оказалась ледяной, а напор очень слаб; дело было в том, что толкаться под лейками приходилось буквально как сельдям в бочке. Если недавно на плацу мы стояли разделенные и расставленные по широким меткам, то сейчас происходящее походило на грязную (в нескольких смыслах) вечеринку лучших друзей в финальной ее стадии: активное мельтешение голых тел в тесноте под жидкими струйками воды.

Две минуты никому не хватило, чтобы в такой толпе и с таким количеством воды смыть с себя всю грязь — больше получилось размазать. Но на выходе из душевых нам каждому выдали полотенце, так что недомытое получилось кое-как стереть. Потом нас погнали в раздевалку, где — точь-в-точь как в карантинном бараке, стояли шкафчики с приготовленной для нас формой. Только здесь, в отличие от, нас ждали полевые мундиры Академии.

После того как все переоделись, нас проводили на выход — именно проводили, истошные крики прекратились, инструктора вдруг все как по команде стали вежливыми зайчиками. Прошли мы по территории в один из корпусов, в котором в большом зале были накрыты столы, буквально заваленные разными яствами. Приветственный ужин, который открывал увешанный регалиями начальник Академии. Он уже произносил речь, с интонациями доброго дядюшки обращаясь к прибывшим курсантам.

— Посоветуешь еще что-нибудь? — услышал я негромкий шепот.

Ожидаемо — минуту назад, когда занимал место, рядом со мной приземлилась «родственница» с красной отметкой на лице, довольно бодро оттеснив при этом сразу несколько человек, кстати.

— Будь умерена, — не стал я отмалчиваться.

— В еде?

— Да во всем, — пожал я плечами, и повторил одно из напутствий Кайсары: — Если на столе красное вино и виноград, будь уверена — это только лишь для того, чтобы благородный фонтан твоей рвоты выглядел красиво.

Юлия недоверчиво посмотрела на меня, но продолжать разговор не стала. Тем более что нам начали представлять преподавателей. Я в это время перекусил — умеренно, по заветам, после чего нас развели по отдельным комнатам-кубрикам. В моей меня ждал Виталя, сообщивший что устроился неплохо, но доступ ему будет открыт в корпус общежития курсантов в один лишь вечерний час и то после того, как закончится отбор.

Ожидаемо, сюрпризом не стало, Кайсара и об этом предупреждала. Теперь Виталя — когда отбор закончится, единственный мой канал связи с внешним миром. Понятно, что если в фамилии случится что-то экстраординарное, будет исключение, но общее правило таково — все контакты с внешним миром теперь очень строго дозированны.

Насчет умеренности в еде я, кстати, совсем не ошибся. Уже в середине ночи в комнате зажглось ударившее по глазам яркое освещение, а звук ревуна заставил спрыгнуть с постели, выбегая в коридор. И после этого до утра мы тренировались, раз за разом выстраиваясь в коридоре ровно по линии в предназначенной для побудки форме одежды.

Удовлетворительные результаты получились не сразу, но все же наш поток справился. Команда «отбой» прозвучала около пяти часов утра. Часов у меня не было, но я понял это по тому, что инструкторов сменили другие и освещение поменялось на дневное. А то, что день в Академии начинается в пять утра, я знал от Кайсары.

Как она меня и напутствовала, в первую, самую жесткую неделю отбора, за время которого поток покинуло несколько курсантов, и после — в следующие пару недель, не происходило ничего экстраординарного. Ну, не считая того, что мы находились под постоянным прессом, балансируя на грани собственных возможностей.

После окончании первой жесткой фильтрации отбора, началась условно-базовая боевая подготовка, курс молодого бойца. Правда, гораздо более насыщенный, чем у обычного легионера. Не каждому из нас предстоит командовать легионом; но каждому из нас предстояло стать лучше любого легионера. Достижением этой цели и занималась команда инструкторов, гоняя нас от рассвета до заката, а иногда и от заката до рассвета.

Оставшиеся в потоке курсанты так и не были разделены на отдельные подразделения; все проживали каждый в своей комнате, для общения практически не пересекались, просто не было возможности. Приветственный ужин сейчас казался невиданной роскошью: теперь мы находились словно в тисках, в условиях постоянной нехватки времени. В душевых время нам всегда давалось на то, чтобы помыться, но не вымыться; на завтраке — чтобы поесть, но ни разу я не встал из-за стола сытый; сесть-то за стол толком не всегда успевал. Ну а со сном тем более понятно: «На какой-такой войне можно найти выспавшегося воина, ну-ка скажите мне, обезьяны тупые?»

Помимо стандартной выматывающей муштры, были у нас и испытания, подразумевавшие групповой соревновательный элемент. Для них нас делили по одним лишь инструкторам ведомым параметрам. Не раз и не два я находился в выигрывавшей команде, немало приходилось и проигрывать. Дух соперничества поддерживался постоянно, но пока на удивление так, что не было ни явных лидеров, ни аутсайдеров. Об этом я тоже знал, Кайсара предупреждала.

Лидеры и аутсайдеры будут уже после, когда курсантов разделят по направлениям. Пока же поток обучающихся был именно что потоком, в котором частенько даже терялась индивидуальность, потому что гоняли нас до темноты в глазах, и приобретенного умения засыпать стоя.

На четвертую неделю гайки немного ослабили. На фоне общей усталости это было не так заметно, но тем не менее, даже свободное время понемногу стало появляться. Хотя за это время я и ни с кем не познакомился и не сблизился.

Во-первых, все вокруг одинаковые. Реально одинаковые лица, как в череде созданных нейросетью картинок идеальных людей. Нет, понятно, что не прямо одинаковы, но я на окружающих смотрел как китаец на европейцев — все на одно лицо. Во-вторых — все так же, как и я, загнаны до состояния сутулой собаки, общения не хочется. Кроме того, нас постоянно тасовали — состав групп менялся, меня переселяли по коридорам казармы три раза, из одной комнаты в другую. Полагаю, раскидывали подобным образом и остальных, чтобы не привыкали к соседям; кого-то — возможно, отчисляли. Лишь очень изредка, когда мы оказывались в одной команде, перебрасывались парой фраз с родственницей Юлией, полное имя которой я так и не знал. Мне не интересно, сама она не говорила.

С трудом, но девушка держалась. Впрочем, здесь все с трудом, но держались — нагрузки не общие, насколько понимаю, а строго рассчитанные дозировкой — как и в самый первый тест. Нагружали всех по-разному, по способностям, но держали при этом примерно в одинаковом состоянии физического и психологического напряжения.

Именно поэтому, наверное, калейдоскоп лиц, аудиторий, тестов и испытаний крутился не прекращаясь. Если в моменты свободного времени я не спал стоя, я спал лежа — до того момента, как из койки меня не выдергивал обжигающий свет и корабельный ревун. Вот как сейчас, когда я взвился с кровати, на лету, еще даже не проснувшись и не до конца открыв глаза, уже влезая в бронекостюм.

Специальный тренировочный, который после выработки первого уровня щита блокирует носителя. Очень неприятный момент — попадал я на такое три раза, становясь на некоторое время живой статуей. Когда несколько курсантов получили, было дело, серьезные ранения, медицинская система вводила их в состояние анабиоза, из которого отходили они уже на койке госпиталя. Один такой, залетевший в госпиталь два раза, потом из потока исчез — лица его я больше не видел. Но сам он ушел или его ушли, непонятно, никто нам об не докладывал. Впрочем, я даже и не спрашивал — спросил бы, может бы и узнал.

Об этом я и думал сейчас отстраненно, выбегая в коридор. За минувшие недели эмоциональная встряска, испытанная на ритуале совершеннолетия давным-давно забылась, так что я вновь смотрел на окружающий мир словно бы со стороны, холодно и с притупленными чувствами. И судя по тому, что мы сейчас — подгоняемые инструкторами, бежали в сторону летного ангара, нам предстояла очередная тренировка высадки на поверхность планеты. Только в этот раз не имитация, а полноценный спуск — с которого, как нас уже неоднократно предупреждали, и начнется первое серьезное испытание, финальная часть первичного отбора перед распределением потока.