Глава XXI В Гранатном переулке

Глубокая ночь. Изысканный ужин у м-ра Карвера окончился. Довольные, веселые гости переходят в кабинет и прилегающую к нему маленькую гостиную, где радует их взор безукоризненно вычищенное зеленое сукно карточных столов.

В кабинете играют в макао; более солидная компания перешла в гостиную, где засела за бридж. Тишину прерывают только возгласы игры. Через час страсти разгорелись. Под густыми облаками табачного дыма потускнело электричество. Возбужденные лица раскраснелись и покрылись каплями пота. К шелесту бумажек начал примешиваться веселый звон золота.

Хозяину не везет. Лицо его мертвенно бледно, глаза неестественно горят, что неудивительно при его большом проигрыше. Зато перед Даниловым кучка золота и бумажек растет и растет.

— Вам везет, как утопленнику, — пошутил его сосед.

— Я давно готов был бы бросить, если бы не стыдно было встать от стола с таким огромным выигрышем.

— Почему? Счастье не каждый день приходит, и не следует бросать карт, пока они к вам так доброжелательны!

— Я чувствую себя усталым настолько, что играю, не отдавая себе отчета. Вероятно, повлияла духота театра, да и здесь не лучше, несмотря на раскрытую дверь в сад.

— Разделяю ваше мнение, г. Данилов, и, пожелав компании возможно больших выигрышей, отправляюсь домой, — произнес доктор Тахикара, вставая со стоящей в углу комнаты кушетки. В начале вечера он проиграл несколько сот рублей и благоразумно удалился от игорного стола.

Между столами бесшумно скользили хорошо дрессированные лакеи, предлагая гостям прохладительные напитки, вина, фрукты. Среди них находился китаец Кай-Тэн, личный слуга Карвера, удостаивавший лакеев своей помощью только в случае особенно большого наплыва гостей. Переходивший через комнату Тахикара обронил портсигар, который в тот же миг поднял Кай-Тэн, попутно услужливо стирая с него пыль.

В вестибюле важный швейцар подал доктору пальто и позвал его автомобиль.

— Пожалуйста, позовите и моего шофера, — раздался усталый голос Данилова.

— Вы все же решились покинуть кому-то свое счастье, — обернулся Тахикара.

— Да, я слишком устал!

Раздался гул отъезжающего автомобиля доктора и почти следом за ним вышел Данилов. Лишь с третьего раза его шофер услышал зов.

— Измучился ожиданием, бедняга, и уснул, — снисходительно подумал Данилов.

— Домой, Васильев, — отдал он распоряжение, садясь в автомобиль.

Быстро мчится по сонным улицам Москвы даниловский автомобиль; опытный шофер ловко объезжает неровности мостовой, прожектор бросает яркие снопы света, карета мягко покачивается на своих рессорах. На пути глухой переулок, где Васильев на миг задержал ход машины. Причиной была, вероятно, большая груда камней для постройки, которую он и объехал тихим ходом. Мягко шуршат шины… Сигналов не нужно, на улице никого нет.

Вот и Борки…

Всей грудью вдохнул свежий воздух леса шофер, выпрямляясь на своем сиденье.

— Столько часов проторчал сегодня в Москве, невольно подумалось ему, — еще понятно, поехать в театр, но на кой черт эта английская кукла время от времени устраивает ужины в своем Гранатном. Ведь живет же он неделями на даче у своего приятеля-лорда; вот и устраивал бы там карточные игры; по крайней мере, люди ожидали бы их на чистом воздухе. Разве только он сам леди этой побаивается… Дама основательная, что и говорить: из себя щуплая, а взглянет — точно молотком по голове хватит, — так и согнешься перед ней в три погибели.

Громко, отрывисто закричала сирена, будя задремавший бор. Приехали.

Звук сирены услыхал дремавший в вестибюле лакей и, быстро сбежав по ступенькам, распахнул дверцы кареты.

… Из нее никто не вышел…

Как-то нелепо откинувшись в угол, неподвижно сидел Данилов. Съехавшая с головы шляпа лежала рядом с ним на сиденье. Беспорядка в одежде не замечалось… В полумгле раннего рассвета трудно было в первую минуту ориентироваться, не то ему дурно, не то он спокойно спит. Предположили последнее. Лакей громко окликнул своего барина.

…В карете ни вздоха, ни звука, ни шороха…

С интересом следивший Васильев отстранил лакея и смело тронул заснувшего барина за руку. Выпущенная им, начавшая слегка холодеть рука бессильно повисла вдоль тела, а от невольно данного толчка голова покачнулась и упала на грудь.

— Барину дурно, — передавалось из уст в уста, и побежала тревога внутрь дома, полоша сонных людей…

Загрузка...