Паника в Борках

Глава XVII Тени прошлого

Кипит работа в конторе миллионной фирмы «Потехин и Сын».

Надоедливо щелкают счеты, шуршат перелистываемые книги, трещат пишущие машины, снуют деловито служащие. У подъезда солидный швейцар.

Неустанно бегает от него и к нему мальчик-подросток, вся обязанность которого состоит в том, чтобы принимать и разносить передаваемую швейцаром корреспонденцию, визитные карточки посетителей и т. п. У подъезда извозчики, автомобили, пешеходы. Среди последних Арина. Василий наотрез отказался идти с ней и остался ждать результатов ее похода у нее в подвале. Несмело подошла она к дубовой двери, с усилием открыла ее, вошла.

Важный швейцар не шевельнулся помочь и открыл уже рот, чтобы хорошенько ругнуть бабу за дерзость лезть куда не следует, но, взглянув на почтительно протянутую визитную карточку, прочел: «Тайный советник Анатолий Петрович Охлестышев». Изменив грозный взгляд на снисходительный, кивнул ей на один из стоявших у стены стульев и бросил: «Погоди».

Время ожидания не показалось Арине слишком долгим. Простодушная женщина загляделась сначала на медали, украшавшие грудь швейцара, потом на снующих перед глазами людей, на работавших за стеклянной дверью конторских служащих, искренне подивилась быстроте, с которой мелькали руки по счетам и по диковинной щелкающей машинке. Далека она была от мысли, что если владелец всего этого ее муж, то и ей не место в швейцарской.

Вдруг поразила ее медленно сходившая по лестнице полная, важная дама, которую заботливо поддерживал под руку юный цветущий студент.

Едва завидевший их швейцар вытянулся в струнку и низко поклонился, широко распахнув двери.

К подъезду подкатил автомобиль; швейцар услужливо подсадил даму и студента и вновь набрался важности, только вернувшись на свое место.

— Позвольте полюбопытствовать, что это за важная дама изволила уехать? — вежливо вставши перед швейцаром, спросила Арина.

— Хозяйка с сыном, — был брошен ответ.

В это время стремглав вбежал мальчик, выкрикивая:

— От Охлестышева кто тут?

— Эй ты, поторапливайся, а то еще и не примут, — махнул швейцар рукой Арине.

Быстро бежит по покрытой ковром лестнице юный курьер; за ним едва поспевает Арина.

Распахнулись и закрылись за нею двери. Совершенно остолбенела Арина от невиданной ею никогда богатой обстановки.

Снисходительно, терпеливо смотрел на нее Потехин.

Без предварительного стука в дверь с шумом ворвался юный студент, на лету бросил фразу, что мама забыла на столе перчатки и сумочку с деньгами, поцеловал руку отца и стремительно вышел.

Безгранично любящим взглядом проводил его Потехин и размягчилось его сердце к просительнице, рекомендованной нужным человеком.

Охлестышев просит помочь ее сыну. В добрую минуту баба пришла; во имя своего сына, помогу сыну ее!

— Ну, с чем пришла, моя милая? — ласково обратился он к скромно стоявшей у порога просительнице.

Его голос и привычное когда-то ей обращение окончательно довершили сходство, и с воплем:

— Власушка, родимый! Привел Господь свидеться, — бросилась она ему в ноги.

— Арина, — рванулся было вдруг узнавший ее тоже По-техин и тут же остановился.

Заливаясь слезами, Арина целовала его руки и восторженно говорила о Васютке.

С бешеной быстрой летят мысли. У его ног законная жена говорит о первенце-сыне, о котором он когда-то безумно тосковал. Одета она так плохо: очевидно, нуждается с Васюткой, а у него денег хоть отбавляй; купается в золоте второй сын Сергей.

Невольно задрожал при этом имени. Растил, как принца, приучал к мысли, что его жизнь на земле — сплошной рай.

Юноша привык высоко держать голову и вдруг… незаконный сын!.. Да еще не уважаемого всеми миллионера Потехина, а беглого каторжника Власа Корунова.

Мавра Ильинишна, единственная дочь приютившего его хуторянина, властная хозяйка богатейшего особняка, обожающая нашего Сережу, всего только любовница того же беглого каторжника Власа Корунова.

Тяжелый стон вырвался из груди Потехина. С помертвелого лица неприязненно глядят остановившиеся глаза, рука резко отталкивает припавшую к ногам Аришу.

Видит несчастная, что ее приход не обрадовал мужа.

В мозгу кровавой нитью прошли только теперь понятые слова швейцара: «Хозяйка с сыном».

— Так вот что!

Встала и гордо выпрямилась… На Ипполита-Власа жестоко взглянули когда-то любимые лучистые глаза.

— Так ты от живой жены и сына, — бросила было она тяжелую обвиняющую фразу и вдруг осеклась…

Сын… Вася.

На какую жертву, на какую пытку не пойдет она для него!

А у него ведь тоже сын! Ведь и он за сына отдаст жизнь. Она видела, как он смотрел на него… Для чего я взбудоражила, всколыхнула несбыточным сном душу Васютки? Медленно подогнулись ноги; снова упала на колени. Но это уже не страстно бросившаяся к ногам заживо потерянного и неожиданно найденного мужа, безумно обрадованная женщина, нет! На коленях стоит бестелесное существо… Все земное ушло далеко, а дух, что в грешное тело вдохнул при рождении Бог, сложил к ногам каторжника все желания и чувства своей земной оболочки.

— Влас, — долетел до Потехина голос тихий, как шелест ветерка, — я умру для тебя и для людей… Завтра же уйду далеко, постригусь в монастырь, никогда не увижу больше нашего сына. Только помоги ему; выведи в люди…

Сердце Потехина раздвоилось и молотом бьется в груди. Губы беззвучно шевелятся.

— Ариша, моя жена, моя первая любовь, величайшая радость и нестерпимая боль моей души. Мать первенца-сы-на. Брошенный мною одинокий Васютка, прости! От всего отрекается, все прощает моя кроткая любящая Ариша, целует ноги двойного преступника.

Проплыл перед глазами мученически убитый Григорий, глухо-укоризненно прошумела в ушах тайга. Но там кровавый туман застлал ему рассудок. Здесь? От жены и сына отрекся сознательно. Замолить, загладить грех… искупить вину!..

Протянул руки, на губах дрожит мольба о прощении. Острым ядовитым жалом вонзается мысль: а вдруг лжет? Да если и не лжет, пожелает ли Василий удовольствоваться милостыней, когда имеет право на все. А бесследное исчезновение матери? — простит ли его, примирится ли ради денег? Если бы он еще ничего не знал! Но он знает, конечно, он знает. Нет, Влас умер, так лучше! Держись же, Ипполит Потехин!

С стремительностью безумца опустил тяжелую руку на кнопку электрического звонка, тревожной непрерывной трелью ворвавшегося в сосредоточенное молчание комнаты. Властным громким голосом отдал распоряжение вбежавшему растерянному служащему:

— Выбросить вон сумасшедшую бабу, да так, чтобы она навек путь в контору забыла!

Так страшен был вид хозяина, такой властью звучали слова, что конторщик, забывая, что это не входит совсем в круг его обязанностей, вытолкнул Арину в коридор.

Там присоединились курьер со швейцаром, ну, и поусердствовали, довольные показать свою силу. Не успела привстать бедная Арина, как уж кубарем снова катилась по лестницам, чуть ли не лбом растворила тяжелую дверь и, вся избитая, оборванная, упала на грязную улицу. Здесь ее за шиворот поднял услужливый городовой и здоровым пинком отшвырнул от подъезда.

А в подвале в это время сдержанно ликовали. Вот-вот приедет миллионщик обделять их деньгами за прежнее дружное житье с Ариной.

Приоделись, прибрали насколько возможно было углы, ждут. Ни один не пошел на работу в этот торжественный день. Для чего она? Вот-вот загудит рожок, мягко подкатит автомобиль и на ковре-самолете улетят они из сырого подвала на вольную жизнь.

Один Василий, подавленный неясным предчувствием какой-то большой беды, не шевелясь лежит на кровати матери.

Бегут минуты; напряженнее становится ожидание заветного автомобиля.

Но вот открываются двери; еле держащаяся на ногах, оборванная, до крови избитая входит Арина.

Рассеялись мечты, тяжелая явь поползла из углов.

Едва дотянувшаяся до кровати Арина уже больше не встала.