ЗАПИСКИ СТАРОГО ГЭБИСТА

Смерть брата Семен переживал тяжело. И хотя за все время их пребывания в Афганистане они виделись с Дмитрием только несколько раз, какая-то невидимая, ментальная связь между ними существовала всегда. Иногда, совершенно неожиданно, Семену передавали от старшего брата привет. Тех людей он никогда больше не видел. Они словно бы существовали лишь для этих маленьких поручений его старшего брата. Зубров прекрасно понимал, что Дмитрий использует любую возможность сообщить о себе и что-то узнать о нем. И эта забота была частью суровой жизни Семена. А теперь он остался один. Совершенно один. Родителей своих Семен помнил плохо. Он только знал, что их отец погиб при довольно странных обстоятельствах в шестьдесят третьем. А мать пережила своего мужа только на год. С тех пор брат Дмитрий стал для Семена всем, заменив ему не только родителей. Дмитрий стал его лучшим другом. Его душевным доктором. Семен мог обратиться к нему всегда и по любому поводу. Последний раз братья виделись около года назад. В Ташкенте. На одной загородной правительственной даче устраивали банкет для высших офицерских чинов Среднеазиатского Военного округа. В числе присутствующих были и братья Зубровы. Семен был приглашен для торжественного вручения очередной правительственной награды. О задачах Дмитрия на этом празднике он мог лишь догадываться. Когда торжественная часть закончилась, братья, давно заприметившие друг друга, не без труда пробравшись через толпу приглашенных, крепко обнялись.

– Выйдем на балкон, – радостно предложил Дмитрий, – А то ведь здесь и поговорить не дадут.

Они пили шампанское и, глядя на многочисленные огни большого города вдали, непринужденно болтали. Братья вспоминали свое детство, которое им сейчас казалось таким беззаботным. Много шутили.

– Семен! – в одночасье став серьезным, тихо произнес Дмитрий. – Есть две вещи, которые я тебе обязательно должен сказать.

Он повернулся спиной к ночному городу, прислонившись к изящной оградке балкона. Улыбаясь кому-то в глубине зала, он абсолютно серьезно продолжал:

– Тебе, конечно же, известно, как погиб наш отец.

Дмитрий выдержал паузу, но Семен продолжал молчать.

– Нам говорили, что это был несчастный случай. И произошел этот… случай, якобы когда он с друзьями был на охоте. Они будто бы напали на след росомахи и ранили ее. Разъяренное животное бросилось на своих обидчиков. Наш отец стоял якобы, ближе всех к этой твари и заплатил за людскую глупость своей жизнью. При вскрытии в его крови было также обнаружено большое количество алкоголя. Ну конечно, они же, идиоты, идя на лютого зверя, упились как свиньи… Для храбрости, наверное!

Дмитрий зло сплюнул.

Семен молчал, давая брату высказаться. К тому же таким озлобленным он Дмитрия еще не видел.

– Наш отец, Семен, никогда не пил. И он… не был разодран росомахой!

Тихо, но четко произнося эти слова, Дмитрий продолжал приветливо кивать каким-то своим знакомым.

Семен почувствовал, как, несмотря на прохладный ночной ветерок, его бросило в жар. Он все еще продолжал стоять, облокотившись на парапет, и, держа в руке недопитый фужер, смотрел на цепочки огней. А его душа уже вцепилась в лацканы мундира старшего брата и до хрипоты выкрикивала немые вопросы: «Но как же так, Дима? Этого же просто не может быть! Ведь об этом нам рассказывала наша мать!»

Вновь не дождавшись ответа, Зубров-старший продолжал:

– Нашего отца, брат, убили! А мать заставили лгать! Она не перенесла горя и от безысходности наложила на себя руки.

– Скажи мне, что все это не так! Скажи мне, что все, что я здесь от тебя услышал, мне только приснилось!

Это были первые слова, которые Семен произнес после того, как его старший брат начал этот разговор.

– Семен, как бы чудовищно все это ни звучало, но это чистая правда!

Достав сигарету, Дмитрий глубоко затянулся.

– Наш отец был замечательной личностью. А его недолгую жизнь можно сравнить разве что с остросюжетным романом. Семнадцатилетним парнем в марте сорок четвертого он ушел на фронт. В начале мая сорок пятого, за несколько дней до капитуляции Германии, он уже в составе специальной бригады одной солидной организации, известной сегодня под названием КГБ, грузил ящики с бесценными сокровищами немецких музеев, готовя их к отправке в СССР. Та операция была проведена с феноменальным успехом. Это способствовало блестящей карьере нашего отца. И уже в сорок девятом он заведовал одной секретной лабораторией спецотдела, именовавшегося Седьмым отделением. Это отделение являлось самым элитарным подразделением из всех советских спецслужб. Основанное еще при царском режиме, оно просуществовало до сегодняшних дней. Оно занималось всем, что имело хоть какой-то оттенок таинственности. Чем именно занимался наш отец, сказать тебе не могу. Не потому, что сам не знаю. Просто для этого понадобилось бы много времени. А его у меня сейчас нет. Скажу только, что они добились определенных успехов в своей работе. Отец слишком много знал. И в какой-то момент он стал для кое-кого слишком опасен. Поэтому его устранили.

– Как он погиб?

Теперь Семен был снова спокоен.

– Его пытали, а потом связали и отдали на растерзание волкодавам.

– Кто они?

Семен залпом допил остатки вина.

– Троих уже нет в живых. Первые двое пали жертвой той же самой беспощадной тоталитарной системы.

Дмитрий посмотрел на младшего брата. Их взгляды встретились. И, отвечая на немой вопрос Семена, Дмитрий закончил:

– А третий… поведал мне то, что теперь известно и тебе. Перед смертью, конечно.

– Но остался кто-то еще, не правда ли?

Семен продолжал смотреть в глаза брату.

– Этот слишком высоко сидит, – сухо ответил Дмитрий. И, немного подумав, добавил: – Но и до него доберемся.

– Могу я тебе чем-то помочь? – даже не рассчитывая на положительный ответ, задал вопрос Зуб-ров-младший.

Но Дмитрий не успел ему ответить. К братьям, слегка покачиваясь, подошел сухощавый мужчина неопределенного возраста в погонах полковника. От него разило водкой. Он уже издалека присматривался к Зуброву-старшему и, видимо, только теперь узнал его:

– Дмитрий Семенович, дорогой! А мы-то вас ищем! Мы уже просто соскучились по вашим метким шуточкам! И просим вас к столу!

– Ну конечно же, товарищ полковник, я всегда к вашим услугам!

Дмитрий взял офицера под локоть и тихонько подтолкнул его к открытым нараспашку дверям зала.

– Передайте остальным, что я сейчас же присоединюсь!

Пьяный тип, теперь еще больше покачиваясь, удалился.

– Ну ладно, братишка, – обратился Дмитрий к Семену. – Мне пора. Дела, так сказать, зовут.

Братья снова обнялись. В этот момент Дмитрий прошептал в самое ухо Семену:

– Если со мной что-нибудь случится, к тебе придет мой человек. С тем, что тебе передадут, действуй по твоему усмотрению. Но будь осторожен!


– Зубров, на выход! К тебе жена! – лязгнув ключом в замке, прокричал охранник.

«Жена?!» – пронеслось у него голове. Семен резко сел на убогой кровати. Под ботинками хрустнуло.

– Проклятые тараканы! – сквозь зубы процедил Зубров.

За два года, проведенных в тюрьме, он так и не смог привыкнуть к этим вездесущим насекомым.

Стройная красавица с длинными светлыми волосами бросилась к Зуброву на шею, как только он переступил порог комнаты для свиданий. Эту женщину он видел впервые.

– Любимый, как все это ужасно! Ты просто не представляешь, как я по тебе соскучилась!

Красавица не прекращала говорить и одновременно осыпала обалдевшего Семена поцелуями.

Двое тюремщиков с пошлыми улыбками на прыщавых рожах беспардонно рассматривали и полушепотом обсуждали прелести блондинки. Было ясно, что уходить они и не собирались.

Семен никогда не был женат. Он даже постоянной подруги не имел. В его жизни офицера-спецназовца просто не было места для слабого пола.

– Ну что же ты, Зубров, ну хоть поцелуй жену-то! Это ведь тебе не сокамерники! Здесь есть за что подержаться!

Сказавший это молодой охранник залился каркающим смехом.

Кожа на скулах Семена натянулась, и он недобрым взглядом посмотрел в сторону шутников.

– Ну ладно, ладно! – промямлил второй. – Начальник тюрьмы дает вам, голубкам, пятнадцать минут. Не больше!

И, взяв своего дружка под локоть, он потащил его к выходу. Как только дверь за ними захлопнулась, женщина мягко отстранилась от Зуброва.

– Как сильно вы похожи… братья!

Глаза говорящей увлажнились, но она справилась с собой.

– Меня зовут Ольгой. Я – жена Дмитрия.

– Дмитрий был женат? – Эта новость просто ошеломила Семена. – Но почему он ни разу не?..

– Мы были женаты пять лет. Но об этом никто не знал. Это оставалось нашей маленькой тайной. Дмитрий не хотел, чтобы в конторе знали о нашей связи. Он очень боялся за меня. Ты ведь, наверное, не знаешь, чем он занимался?

Ольга быстро взглянула на собеседника.

– Нет! Он никогда не рассказывал о своих делах.

Семену почему-то стало не по себе.

Ольга села на один из двух стульев в комнате и протянула к Семену руку, тем самым предлагая последовать ее примеру. Семен опустился на стул напротив. Женщина придвинулась к нему так, что ее колени почти касались его колен. Подавшись вперед, Ольга обняла Семена и прошептала ему на ухо:

– Протяни руку и поищи в моем правом чулке!

От такого ее предложения брови Семена полезли на лоб. Он сделал попытку высвободиться из ее объятий, но женщина удержала его голову и снова приникла к уху:

– Семен, черт тебя побери, делай, что я тебе говорю! – В шепоте Ольги послышались нотки раздражения. – Я абсолютно не уверена, что за нами не следят. – И потом уже спокойнее: – Дмитрий просил тебе это передать.

И тут в памяти Семена всплыли слова, сказанные старшим братом в их последнюю встречу: «Если со мной что-нибудь случится, к тебе придет мой человек».

В красивых глазах Ольги вспыхивали бесноватые огоньки, а ее чувственный рот был совсем рядом. И Семен не без удовольствия вошел в требуемую от него роль. Этот поцелуй запомнился Зуброву на всю жизнь. Так могла целовать только безумно любящая женщина. И хотя Семен прекрасно отдавал себе отчет в том, что в тот момент Ольга целовала не его, а Дмитрия, он откровенно наслаждался происходящим. В то же мгновение его широкая ладонь, увлекаемая шелковистой поверхностью чулка, скользнула вверх по бедру Ольги. Забытые желания дрожью возбуждения прокатились по его сильному телу. Несколько увлекшись, Семен сразу и не понял, что его пальцы уткнулись в лобок Ольги. И только когда глаза красавицы, видимо не ожидавшей от него такой прыти, округлились, он догадался, что шагнул дальше дозволенного. Правда, Ольга тут же вновь улыбнулась, продемонстрировав тем самым, что прощает ему его маленькую оплошность. Он чувствовал под рукой ее возбуждающее тело и понимал, что еще немного, и он уже не сможет сдержаться. И в этот миг нащупал заткнутую за край чулка бумагу. Перепрятать ее в рукав тюремной рубашки было делом нескольких секунд. Но прежде, чем он успел это сделать, Ольга ненадолго удержала его ладонь у себя под юбкой и прошептала:

– Я очень хотела бы сделать для тебя больше, но у нас нет времени.

– Понимаю, – негромко ответил Семен. И тут же, спохватившись, буркнул: – Да и ни к чему это!

– Дмитрий хотел, чтобы, прочитав записи, ты их сжег! Они не должны попасть в чужие руки! – вполголоса сказала Ольга. И потом громче: – Я постараюсь тебе помочь выбраться отсюда. Твое дело сейчас снова пересматривается. Все сходятся во мнении, что Семена Зуброва кто-то ловко подставил.

И Ольга заговорщицки подмигнула.

Дверь за спиной Семена со скрипом отворилась.

– Ну все! Хватит трахаться! – с завистью в голосе проговорил вошедший конвоир.

Когда шаги охраны за дверью камеры стихли и свет на ночь был отключен, Семен достал припрятанный фонарик. Накрывшись с головой одеялом, он развернул переданные Ольгой листки бумаги. Ему показалось, что эти мелко исписанные желтые странички еще сохраняли запах ее восхитительного тела. Но Зубров тут же отогнал от себя нахлынувшие воспоминания. Почерк был ему незнаком. В нижнем углу каждой странички стояла дата. Первый донос, – а прочитав несколько строчек, Семен был убежден, что это самый настоящий донос, – был датирован одиннадцатым августа тысяча девятьсот пятьдесят второго года. В нем сообщалось:

«Прибыли на место четвертого. Погода вот уже неделю отвратительная, но Зубров полон оптимизма. Говорит, что именно так все себе и представлял. Вдвоем с Руслановым часами сидят в его палатке. О чем они беседуют – неизвестно. Все предпринятые мною попытки это узнать пока заканчивались провалом. Стоит мне или другим участникам экспедиции войти в такие моменты в палатку Зуброва, как они сразу же умолкают. А со вчерашнего дня он вообще запретил кому бы то ни было появляться в его палатке без его разрешения. Сегодня после ужина Зубров сообщил, что мы пойдем маршрутом Барченко. То есть мы должны попытаться попасть на Роговый остров. А если потерпим неудачу, будем двигаться вдоль Ловозера к его южному берегу и потом дальше к Сейдозеру. На наши вопросы, почему он решил изменить ранее запланированный маршрут, он лишь напомнил, что мы обязаны выполнять его приказы, а не обсуждать их.

14.08.1952.

Вчера произошел ряд событий, объяснений которым у меня нет. Собственно, как и у всех остальных. Зубров после пережитого сильно изменился. Сегодня после обеда он удалился с Руслановым в свою палатку и к ужину так и не появился. Русланов сказал, что он приболел. Но когда он покидал палатку начальника экспедиции, я успел заметить, что Зубров что-то быстро записывал в свой походный блокнот.

А вчера случилось следующее. Мы вышли к Ловозеру около одиннадцати утра и сразу же увидели рыбачивших там лопарей. Зубров долго разговаривал с рыбаками. Я и не думал, что он так ловко изъясняется на их наречии. Было понятно, что он расспрашивает их о Роговом острове и о возможности туда попасть. По хмурым лицам аборигенов становилось ясно, что эта тема им очень неприятна. Двое самых старших сразу же удалились, видимо вообще не желая с нами говорить. Те, что помоложе, задобренные бутылками водки и тушенкой, в нерешительности топтались на месте. Они словно прикидывали, что для них важнее. Следовать ли примеру старших и ретироваться, или отблагодарить щедрых пришельцев, ответив на поставленные Зубровым вопросы. Все же разговор состоялся. Услышанное от них начальник почему-то не стал скрывать от остальных участников экспедиции. Суть рассказанного сводилась к тому, что Роговый остров у местных лопарей считается священным местом, куда вход открыт лишь шаманам. Там они проводят определенное время за своими камланиями, а также приносят многочисленные жертвы своим богам. Кровавые жертвы. И беда постигнет всякого, кто на свой страх и риск отправится к Роговому острову. За исключением Зуброва и Русланова, никто и не думал верить в эту первобытную чушь. И люди с готовностью вызвались прямо сейчас отправиться на поиски шаманского острова, благо погода благоприятствовала этой затее. Ветра не было с утра, и день обещал быть довольно спокойным. Зубров с нескрываемой тревогой смотрел на озеро, в сторону, указанную рыбаками, и, наконец решившись, дал команду к отплытию. Отчалили на пяти лодках с запасом продуктов на два дня. Когда появились первые очертания острова, вдруг налетел сильный ветер. Небо на глазах затягивало пеленой свинцовых туч. Уже через десять минут о расположении сторон света можно было лишь догадываться. Гром рвал барабанные перепонки, а из-за вспышек молний мы боялись открыть глаза. Я сидел в одной лодке с Зубровым. Как бы удивительно это ни звучало, но в экстремальных ситуациях он, казалось, забывал обо всех опасностях и становился поистине бесстрашным. Его команда «Налечь на весла!» была хорошо слышна даже несмотря на сильнейшие порывы ветра. Поднятые непогодой волны достигали просто невероятных размеров. Когда мы с великими трудностями все же добрались до цели нашего плавания, обнаружилось, что двух лодок и десяти человек не хватает. Но об этом все сразу же позабыли, так как на нас тут же свалились новые, еще более невероятные испытания. Первым упал Стибин, у него из правого глаза торчал обломок оленьего рога. Пронзительный свист и крики раненых людей смешались в жутком шуме. Откуда-то из непроглядной мглы, из неизвестных глубин острова в нас летели осколки и целые оленьи рога. Зрелище было настолько неестественным, что мы в первые мгновения стояли, ничего не предпринимая. Это стоило жизни еще нескольким из наших. Зубров приказал укрыться за перевернутыми лодками. Такая чертовщина продолжалась еще с час, но потом все внезапно прекратилось…»

В этом месте текст обрывался. Из-за расплывшегося пятна фиолетово-красного цвета не хватало минимум пяти строчек. Дальше повествование следовало уже с середины нового предложения:

«…зрелище было ужасным. То, что осталось от наших пропавших товарищей, было разбросано в радиусе тридцати метров, образовывая почти правильную окружность, в центре которой стоял покосившийся каменный истукан. Его кровожадная личина была забрызгана чем-то красным. Русланов обратил наше внимание на человеческие останки словами: „Посмотрите! Все разрывы словно оплавлены под воздействием сверхвысоких температур!“

На этом страница заканчивалась. Семен еще раз внимательно осмотрел странное пятно в нижней половине страницы. Это могло быть что угодно, но Зубров был уверен, что лист забрызгала человеческая кровь. Батарейка в фонарике постепенно садилась, и следующую страничку Семен поднес почти к самым глазам.

«18.08.1952.

Двигаемся на юг уже третий день. Из всей экспедиции в живых осталось семеро. Вчера похоронили еще троих. Эти трое умерли от болезни, которая нам известна под названием «арктическая истерия». Страшная штука. А началось все с проклятого острова. На Русланова страшно смотреть. У него периодически идет носом кровь. Сегодня Зубров нагнал меня и сообщил, что этот, по-видимому, тоже больше не жилец. Теперь начальник экспедиции почти всегда в моей близости. Чувствую, что ему просто необходимо со мной поговорить.

19.08.1952.

Умер Русланов. Зубров плакал как ребенок. Это и не удивительно, если учесть, что они работали вместе с 46-го. Уже после начальник позвал меня к себе. Сначала, видимо, долго не мог решиться, с чего начать разговор. Я молча наблюдал за ним, и мне казалось, что у него горячка. Потом, перестав вышагивать по палатке, Зубров уставился на меня ничего не видящими глазами и быстро заговорил. Он рассказывал про какой-то таинственный народ чудь. Про то, как воевала эта чудь с саамами. И про то, как, проиграв этим самым саамам, вынуждена была уйти. По местным легендам, чудь ушла под землю, навсегда укрывшись от мира в таинственных подземельях Лапландии. Но Зубров сказал, что не верит легендам. Он говорил, что кто-то открыл чуди дверь – Дверь в другой мир. Потом он начал повторяться, и я понял, что ему стало совсем плохо. Мною был вызван экспедиционный врач Григорьев».

От последнего листка осталась только серединка. Эта страничка была наверняка откуда-то вырвана и по качеству сильно отличалась от остальных. Почерк был тоже другим. Здесь значилось:

«Сие гигантское изображение бегущего человека местные жители называют „Стариком“. Их панический страх перед этим произведением искусства доисторического художника мне совершенно не понятен. Но сей феномен упоминается и в записях Барченко. Видел я и колоссальные свечеобразные мегалиты, и странные предметы в пещерах. Замерил колебания магнитного поля у „пирамид“. Убежден, что она находилась где-то здесь, рядом. Но именно находилась! Теория Русланова о постоянно меняющемся положении „двери“ занимает меня все больше. Трудно представить, что поначалу я ее полностью отвергал. Теперь можно подвести итоги. Сначала север, потом Крым. Ведь, если верить все тому же Барченко, именно там, в Крыму, в 27-м году им были обнаружены следы исчезнувшей цивилизации готов в одной таинственной пещере. Там тоже были замечены геомагнитные аномалии. И наконец, Памир и Гималаи. Царство Пресвитера Иоанна! Загадочная Согдиана! Я чувствую, что ключ к разгадке тайны и саму „дверь“ нужно искать там. Нет! Не просто чувствую! Я в этом совершенно уверен!»

Фонарик погас, и все потонуло в кромешной темноте.

Загрузка...