Памирская жуть

ЗУБР

Первое время после ввода ограниченного контингента советских войск в Демократическую Республику Афганистан в декабре тысяча девятьсот семьдесят восьмого года ничто не предвещало затяжной и кровопролитной войны. Официальная версия присутствия там русских – помощь братскому афганскому народу в защите молодого демократического образования – вполне отвечала действительности. И вплоть до тысяча девятьсот восемьдесят пятого года ситуацию в Афганистане можно было даже назвать стабильной. А потом появились первые жертвы. Как среди афганского населения, так и в рядах русских солдат. Стихия контрреволюционных страстей, подпитываемая с территории Пакистана американской военщиной, набирала силу…

За подготовку тех пяти парней Ливз отвечал лично. В течение целого года он натаскивал их в ведении подрывной деятельности в тылу врага. Работа эта была очень ответственной, и средства на подготовку диверсантов ушли немалые. Но и результатами своей работы Ливз мог по праву гордиться: ребята-таджики в совершенстве владели «ломаным» русским, а в стрельбе и рукопашном бою, как ему казалось, им вообще не было равных. В задачу воспитанников Ливза входило внедрение в определенные военные структуры русских в Афганистане с целью приобретения секретной информации. А, кроме того, подготовка актов саботажа и нанесение в момент «Х» ощутимых ударов по обороноспособности врага.

Операция по внедрению этих пяти диверсантов разрабатывалась специальным отделом ЦРУ. А передача людей группе сопровождения была назначена на три часа дня. Группа сопровождения состояла из переодетых в форму русского спецназа американских пехотинцев. Пятерых молодых солдат ей надлежало сдать в первую попавшуюся воинскую часть. По разработанной легенде, они были единственными, кто уцелел после обстрела душманами колонны с новобранцами. А за достоверность подбрасываемой информации отвечали уже другие.

В указанное место Ливз со своими людьми прибыл заранее. Точно в назначенное время из-за камней появились спецназовцы. Старшим группы был здоровенный детина с чисто русским лицом. Ливз с удовольствием отметил, что ребята из Лэнгли не зря ели свой хлеб. В профессионализме стоявших перед ним разведчиков не приходилось сомневаться. Пока здоровяк докладывал ему о готовности и называл требуемые пароли, Ливз с интересом рассматривал старшего группы и его людей. За свою долгую службу он подготовил немало хороших специалистов, но перед тем, кто готовил этих, он бы с почтением снял шляпу.

– Скажите, капитан, – еле сдерживая лукавую улыбку, скосил глаза на офицерские погоны докладывавшего Ливз, – а хорошо ли ваши люди говорят по-русски?

Здоровяк окинул своих бойцов наигранно придирчивым взглядом и ответил:

– Хорошо, сэр, они говорят по-английски, а по-русски они говорят просто отлично!

И разразился громким смехом.

Сидя над обрывом, Ливз еще долго провожал взглядом спускавшуюся в ущелье цепочку людей. Пятеро его воспитанников без оружия, облаченные в новенькую форму солдат срочной службы, наголо стриженные, двигались в середине строя. У стороннего наблюдателя при созерцании этой сцены могло создаться впечатление, будто вели военнопленных. Сердце Ливза вдруг сжалось. Словно почувствовало дыхание необъяснимой тревоги.

«Неужели я так привязался к этим парням? – подумал про себя Ливз. И тут же осекся: – Еще не хватало, чтобы я становился сентиментальным!»

Он резко поднялся и дал проводникам-афганцам сигнал к отходу.

Установленный срок для первого выхода на связь с внедренными агентами давно прошел. Сидя в горах Пакистана, в лагере для подготовки диверсантов, Ливз потихоньку терял терпение. Возможность провала он отметал полностью. Тогда что же могло случиться с его людьми? Не находя себе места, Ливз спустился в комнату отдыха. Взяв со стола свежие газеты, он плюхнулся в кресло. Отложив пакистанские и индийские, он от нечего делать углубился в изучение афганской прессы. Когда же он открыл одну из них на середине, то вдруг почувствовал, как у него перед глазами все поплыло. С большой черно-белой фотографии на него смотрело лицо «спецназовского» капитана. Того самого здоровяка, которому Ливз вручил своих «птенцов». Под фотографией крупным шрифтом было набрано: «В участившихся случаях исчезновения своих самых активных деятелей оппозиция считает виновными людей советского спецподразделения „Экзорцист“ во главе с капитаном Семеном Зубровым».

С этого момента Ливзу стало ясно, что его люди уже больше никогда не выйдут на связь.

Март тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года выдался на редкость холодным. Морозы доходили порой до тридцати пяти градусов. Лежа в одном халате на промерзшей земле, затаив дыхание, Джалал следил за тем, что происходило в его кишлаке. С ночного, по-зимнему серого неба сыпал снег. От холода и долгого неподвижного лежания ныли кости. Но Джалал ничего этого не чувствовал. Всем своим существом он сейчас находился в своем родном селении. Там, где сейчас хозяйничали шурави. Каким образом русским удалось узнать про этот затерянный в горах Афганистана кишлак, оставалось для Джалала загадкой. От плена шурави лично его спасло лишь то обстоятельство, что он, отослав свой отряд вперед, решил немного побыть один на месте гибели маленького сына.

Без малого четырнадцать лет прошло с того трагического дня. Шестилетний малыш Джалала играл на берегу горной реки. В том месте, где течение было особенно сильным. Беременная во второй раз и потому малоподвижная мать стирала белье. Все произошло настолько быстро, что она и не заметила, как ребенок исчез. Джалал так и не смог простить жене страшной утраты. Потерявшая от горя рассудок женщина не выдержала преждевременных родов и умерла вечером того же дня. Но Лейла, его любимая и единственная дочь, появившаяся на свет в тот страшный вечер, осталась жить. Из крохотного младенца она со временем превратилась в прекрасную девушку.

Выстрелы, раздавшиеся со стороны кишлака, не предвещали ничего хорошего. Русские, по-видимому, устроили им засаду где-то поблизости от селения. И как только последний из его отряда вошел в кишлак, напали со всех сторон. Сердце Джалала сжалось при одной мысли, что его маленькая дочь может находиться сейчас во власти нечестивых. Он хорошо представлял себе, что могут сделать русские с девушкой. Тем более когда узнают, что она его дочь. Джалал и его люди сами никогда не щадили попавших к ним в руки русских. А потому душманы тоже не рассчитывали на пощаду. Таков неписаный закон каждой войны. За пролитую кровь всегда платят еще большей кровью!

Из двадцати пяти человек его отряда остались в живых только трое. Они были поставлены на колени и покорно ждали своей участи. Джалал хорошо знал, что к героическим поступкам его воины не были способны. Это только русские собаки под страхом смерти были непредсказуемы. Бывало, замученные и изувеченные, они еще находили в себе силы впиться зубами в руку или ногу своему палачу. Или, пуская кровавые пузыри и выплевывая выбитые зубы, закатываться лихорадочным смехом. Поистине, страшный народ эти русские.

Спецназовцы, все до единого крепкие парни, побросав свои пятнистые куртки в одну кучу и оставшись в их знаменитых полосатых майках, обыскивали дома селян. Несколько раз раздавались автоматные очереди. Повсюду слышались истерический женский визг и слабые крики стариков. К охранявшему пленных солдату, прихрамывая, подошел один из аксакалов кишлака. Он с мольбой протянул к нему свои изуродованные от старости руки и, беспрестанно всхлипывая, стал умолять бойца отпустить его сына. Джалал сразу узнал старика. Это был халифа[4] Исмаил, отец Ахмеда. Ахмед, один из троих оставшихся в живых, безмолвно раскачивался из стороны в сторону, прикрывая ладонью выбитый глаз. Солдат, казалось, не обращал на деда никакого внимания. Но как только дрожащая рука Исмаила потянулась к заткнутому за пояс кинжалу, готовый ко всему боец хорошо отработанным движением ударил старика в переносицу. Хруст сломанных костей долетел до ушей затаившегося за камнями Джалала. Не издав ни звука, халифа опустился в снег. Джалал закрыл глаза. А в следующее мгновение он услышал крик дочери. Сердце остановилось. Нет! Только не это! Из выломанной двери его дома вывалился здоровенный десантник. Он тащил за волосы цеплявшуюся за все, что попадалось ей под руку, Лейлу. Ее платьице было изодрано в клочья.

– Мужики! Посмотрите-ка, какую крошку я нарыл! Девка пряталась под кучей грязного тряпья.

Здоровяк, бросив девушку на землю, с удовольствием рассматривал ее не по годам зрелые формы.

– Ну ты, дуреха, ты понимаешь хоть, что ты теперь – военная добыча? А?! – под веселый смех сослуживцев изгалялся он над своей жертвой.

Лейла, сжавшись в комок, с ненавистью, но без страха смотрела на своего врага. И вдруг, зло выкрикнув что-то по-афгански, она плюнула ему в лицо. Опешивший поначалу от неожиданности русский в бешенстве стал награждать строптивую красавицу увесистыми пинками:

– Ну, сука, сейчас ты у меня!..

Выговаривая эти слова, он споро расстегивал брюки.

Джалал, мысленно распрощавшись с этим миром, уже был готов броситься на защиту дочери, когда чей-то властный голос заставил насильника остановиться:

– Петренко, отставить!

Таинственный спаситель покинул свое укрытие – густую тень от построек, где он, по-видимому, находился в течение всего этого времени.

Джалал сразу узнал его. Это был капитан Семен Зубров, легендарный Зубр. Имя этого бесстрашного русского офицера было известно, наверное, каждому бойцу повстанческой армии. А некоторые южные племена, кочевавшие у афгано-пакистанской границы и не очень-то интересовавшиеся тем, что происходило в Кабуле, даже слагали легенды о его подвигах. Джалал также знал, что за голову этого человека было назначено вознаграждение в двадцать тысяч американских долларов. Дело в том, что бойцы его неуловимого отряда «Экзорцист», всегда неожиданно появлявшегося в самых недоступных уголках Афганистана, специализировались на уничтожении банд душманов. Или, как их просто называли русские, «духов». Отсюда и «Экзорцист». То есть – изгнанник духов, демонов. И уж очень эффективно работали эти «экзорцисты».

Петренко не уступал своему командиру по комплекции. К тому же явно не привык себе ни в чем отказывать. А потому, нагло усмехаясь, лишь заметил:

– Да ладно, командир! Ты же у нас такими делами не занимаешься. Так что… дай хотя бы другим на халяву оторвать…

Договорить Петренко так и не успел. Взметнувшийся в воздух Зубров точным ударом ноги в голову послал его в нокаут. Мягко приземлившись, он как ни в чем не бывало приказал:

– Селян оставить в покое! Берем этих троих и уходим!

Наклонившись к девушке, Зубров прикрыл ее наготу курткой Петренко. И, кивнув на неподвижно лежащего, вполголоса по-афгански произнес:

– Бери! Он тебе ее дарит.

Лейла смотрела на гиганта полными ужаса глазами, все еще не веря, что честь ее спасена.

Русский спецназ растворился в темноте ночи, уводя с собой троих моджахедов и унося под руки еще не до конца пришедшего в себя глупца Петренко, словно в горном кишлаке их никогда и не было.

О гибели своего брата Дмитрия Семен узнал только вечером следующего дня. Дмитрий Зубров был старше его на пять лет и в Афганистане находился с самого начала войны. Свое боевое крещение он получил под командованием полковника Гогоберидзе при захвате резиденции Хафизуллы Амина в конце декабря семьдесят девятого. Стреляя в тот страшный день по приказу командира в русских ребят-десантников, переодетых в форму афганских гвардейцев, он навсегда распрощался со своим незапятнанным прошлым. При этом прекрасно понимая, что уже никогда не сможет себе этого простить. Несмотря на разницу в возрасте, братья были очень похожи. Семен был только чуть повыше Дмитрия.

Семену сообщили, что в тот день Дмитрий сопровождал какой-то секретный груз по заданию КГБ. Моджахеды, видимо давно обнаружившие колонну грузовиков и сопровождение, следовали за ними до самого Кандагара. Прекрасно зная, что их переговоры по рации русские без труда перехватывали, они пошли на хитрость. Указав, словно бы между прочим, координаты русской колонны как свое собственное местонахождение несуществующему афганскому связисту, они стали ждать. Не осведомленное о секретной операции КГБ в том районе русское командование дало военным летчикам приказ на уничтожение колонны. Три самолета «МИГ-21», сбрасывая свой смертоносный груз, прошли над грузовиками совсем низко. Летчик последнего из них, однако, обнаружил чудовищную ошибку. Но не успел предупредить своих товарищей. Ракета, метко выпущенная из «Стингера» одним из душманов, в куски разнесла его кабину. Ставшие свидетелями гибели третьего самолета, два других, сделав крюк, пошли на второй заход…

Через полчаса все было кончено. Дорога, по которой несколькими минутами раньше двигались тяжелогруженые автомашины, теперь зияла гигантскими воронками. А исковерканные и горящие остовы «ЗИЛов» похоронили под собой не одну материнскую надежду. Прыгавшие от радости и салютовавшие выстрелами из автоматов улетавшим «МИГам» моджахеды обнаружили себя слишком рано. Пулеметная очередь, выпущенная откуда-то снизу, от дороги, срезала пятерых из них, поубавив их прыти. Окопавшийся в одной из воронок русский стрелял чертовски метко. Следующие десять минут стоили жизни еще четверым афганцам. Однако за последние годы душманы поднаторели в технике ведения партизанской войны. И уже минутами позже они сжимали кольцо окружения вокруг плевавшейся смертельным огнем ямы. Когда моджахеды были уже достаточно близко, дюжина ручных гранат, разрывая воздух свистом, скрылась в жерле воронки. Но прежде, чем там раздались взрывы, две из них вылетели обратно. Земля снова вздрогнула.

– Смерть вашего брата дорого обошлась духам. Мы насчитали двенадцать человек убитыми. – Молодой офицер спецподразделения КГБ внимательно наблюдал за реакцией Семена.

Но на спокойном лице Зуброва невозможно было что-либо прочитать. Однако внутри этого гиганта бушевала буря чувств.

– Она обойдется им еще дороже… – тихо произнес Семен.

Выдержав паузу, собеседник вынул из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист и подал его Зуброву со словами:

– Это мы обнаружили у одного из убитых моджахедов. По-видимому, они приняли вашего брата за вас…

Семен развернул лист и почувствовал, как кровь прилила к щекам. С листовки на него смотрело его собственное лицо. Под фотографией по-английски значилось: «Семен Зубров. 57-го года рождения. Капитан ДШБ (Десантно-штурмовая бригада). Вознаграждение $20.000».

Теперь Семен прекрасно знал, кто за всем этим стоял.