Вызванный Патриком Крюгером вертолет прибыл на удивление быстро. Все это время экспедишники с завидной скоростью уходили от ставшего вдруг таким негостеприимным плато. Происшедшее там, под землей, никому не давало покоя. Но, пожалуй, самым неожиданным было то, что Семен вдруг прекрасно заговорил по-немецки. Несколько шокированные странными обстоятельствами такого поспешного бегства люди и не помышляли призвать русского богатыря к ответу. Все прекрасно понимали, что делал это Семен Зубров неспроста. А также то, что рано или поздно он сам раскроет свои карты, – опять же, если посчитает это нужным. И лишь его очаровательная спутница Алекс воспринимала поступок Семена как личное оскорбление. Она словно ребенок обиженно кривила губы и старалась не встречаться с Зубровым взглядом.
Погрузка в вертолет заняла от силы десять минут, и вот уже стальная птица снова взмыла в воздух. Через пять часов полета по обеим сторонам машины стали величественно проплывать первые пяти– и шеститысячники Гималаев. Эта великая горная страна, с сотворения мира поражавшая человеческое воображение, словно магнитом притягивала внимание притихших пассажиров «МИ-8». Какое-то вселенское спокойствие, присущее одному из красивейших уголков мира, передавалось и прильнувшим к иллюминаторам людям.
После того как «МИ-8», прострекотав на прощание в абсолютно безоблачном небе, скрылся за высоким хребтом, группа прошагала еще километров семь и остановилась на ночлег. Люди были в буквальном смысле измотаны обрушившимися на них за день событиями. Лагерь разбили в широкой долине, с трех сторон окруженной невысокими горами. Несмотря на перенесенные лишения, аппетит у участников экспедиции был отменный. С ужином покончили быстро и потом уже по привычке сгрудились у живого огня. Подкинув в костер сухих веток, Хорст Шиллинг обратился к Крюгеру:
– Интересно, а где приблизительно мы сейчас находимся?
Внимательно рассматривая разложенные перед собой карты, Патрик ответил:
– В пятидесяти километрах от нас, в южном направлении, находится Кашмир. – Он уверенно мотнул в указанную сторону головой.
– Правда?!
Было заметно, что интерес Хорста скорее наигранный. По-видимому, он просто хотел вызвать своих товарищей на разговор.
– Я где-то читал, что за принадлежность этой области к Индии все еще ведется война. И что границы как таковой здесь не существует.
– Понятие «граница» в этих местах, как, собственно, в горах, степях и пустынях вообще очень неточное. Скорее даже относительное, – правильно поняв намерение Шиллинга, поддержал разговор Патрик. – Мне однажды довелось слышать одну забавную историю о русско-китайской границе. Как вы уже, конечно же, догадались, у государств, рубежи которых проходят через пустыни и горы, тема границ – очень больная тема. Я надеюсь, – входя в роль знатока, наигранно-официальным тоном заявил Патрик, – что присутствующие здесь дамы и господа отдают себе отчет в том, что ни одно из таких государств не могло бы себе позволить обтянуть свои территориальные владения колючей проволокой, ну, или, скажем, пометить их деревянными столбиками. Сие намерение вряд ли оказалось бы кому-либо по карману. Вот так и китайские власти пришли к достаточно рациональному, на их взгляд, решению. В горных районах Тянь-Шаня, как и в равнинно-пустынных областях, граница была отмечена бочками…
– Простите?! Чем? – в один голос спросили ничего не понявшие экспедишники. И лишь Семен Зубров понимающе улыбался.
– Вы не ослышались. Я действительно сказал «бочками». От четырех до шести пустых металлических бочек из-под керосина связывались вместе стальным тросом и устанавливались на всем протяжении пограничной полосы. Через какие-нибудь, скажем, три-четыре километра. И вот вам современное решение порядком поднадоевшего за века вопроса! Конечно, только идиоту может не прийти в голову мысль, что сильнейшие пустынные ветры, под стать тем морским, что поднимают двадцатиметровые волны, могут менять точную линию границы, как им вздумается. Так вот, герои этой истории – русские пограничники, хорошо отметив день рождения одного из своих товарищей, решили проветриться. Набились в машину начальника подразделения, благо он в тот день по семейным обстоятельствам отсутствовал, подогретые защитники рубежей Родины помчались в степь. Трудно сказать, что побудило ребят поехать именно в сторону русско-китайской границы. С их слов, ехали они довольно долго. По всем, даже самым приблизительным подсчетам они уже давно должны были бы пересечь пограничный рубеж китайцев. Но вот ведь в чем беда: никаких примет такового не наблюдалось. Вскоре их внимание было привлечено клубами пыли на горизонте. Заподозрив неладное, парни повыскакивали из машины и заняли круговую оборону. Знакомые с техникой соседа, уже по одному только шуму двигателя приближавшегося грузовика они без труда определили китайских пограничников. Но что доблестных воинов особенно возмутило, так это то, что сзади автомобиля, закрепленные на тросах и поднимая облака желтой пыли, тащились пограничные бочки. Это обстоятельство ошарашило русских солдат. Потому как даже в самом страшном сне они не могли бы себе представить, что китаезы настолько обнаглеют. И что они дойдут до того, что на свой страх и риск будут перекраивать границу между двумя суверенными государствами, как им вздумается. А посему, недолго думая, патриотически настроенные воины открыли по приближающемуся врагу огонь. Как потом стало известно, русские пограничники держали оборону больше двух часов. И собрали на противоположной стороне пять грузовиков и больше пятидесяти солдат китайской армии. Слава богу, что это недоразумение обошлось без жертв, а также не переросло в международный конфликт, и его удалось относительно быстро замять.
Патрику Крюгеру вновь удалось развеселить своих подопечных. Но после его рассказа пауза затянулась. Пока неожиданно слово не взял Семен Зубров. Он как ни в чем не бывало заговорил по-немецки:
– Я хорошо могу себе представить, что все вы ожидаете от меня объяснений. И признаю, что с моей стороны было не совсем честным по отношению к вам утаивать определенные вещи… А потому я хотел бы попросить у всех, и в особенности у тебя, Алекс… – Зубров сделал паузу и коснулся плеча подруги, – прощения. За то, что с самого начала морочил вам головы. Но поверьте, на это у меня имелись довольно веские причины. К сожалению, большего я вам сейчас сказать не могу.
– Ты знаешь, Семен, я вот сейчас подумала, а какая мне, собственно, разница, почему ты держал в секрете твои знания немецкого… и английского. – Сандра хитро улыбнулась, рассматривая при этом темнеющий небосклон. – Ты спас мне жизнь! А за это я готова простить и не такое.
– Так ты еще и английский знаешь? – подняла на своего друга влажные от обиды глаза Алекс. – Очень здорово получается! А я-то, дура, и вправду думала, что чем-то могла быть тебе полезной.
Девушка говорила по-русски, а потом поднялась и направилась прочь от костра.
– Я сказала что-то лишнее? – обеспокоенно спросила Семена Сандра.
– Да нет, все о'кей! Я сам виноват!
Семен хотел было подняться, но слова Крюгера остановили его:
– Если никто не против, я хотел бы поточнее узнать, что там, внизу, все же произошло! Вам не кажется, что, как отвечающий за вашу безопасность, я просто обязан знать все?
Семен снова опустился на свое место. Сандра молчала, давая возможность Зуброву все объяснить самому. К тому же она ничего и не знала, кроме того, что в них кто-то стрелял.
– Ну что же, Патрик, ты прав. Объяснить происшедшее я вам просто обязан, – Семен провел рукой по своим коротко стриженным волосам. – В нас стрелял человек, который уже однажды пытался вычеркнуть меня из списков живых.
Поймав на себе взгляд проводника Джалала, он продолжал:
– Его имя Ливз. Он был военным советником у афганских повстанцев в конце восьмидесятых. Тогда-то мы с ним и встречались.
– Ты хочешь сказать, что участвовал в той страшной войне?
Казалось, что Мартин Букс был удивлен этим фактом гораздо больше остальных.
– Я читал, что за десять лет войны русские потеряли убитыми что-то больше ста тысяч человек. Это правда, Семен?
– Да, я воевал… Что же касается таких больших потерь, то они слишком завышены. В действительности же, около четырнадцати тысяч. Но и эта цифра, конечно же, ужасная.
– Тогда что же говорить об афганском народе? – с заметным недовольством в голосе и как бы между прочем поинтересовался профессор Хорст Шиллинг. И тут же ответил сам: – Афганцы потеряли не меньше миллиона. Эта цифра меня гораздо больше впечатляет!
– Сказать честно, Хорст, я удивлен, что эти цифры сегодня вообще хоть кого-то впечатляют, – огрызнулся русский. – Только я не хотел бы сейчас поднимать эту избитую и обсосанную со всех сторон тему. Тем более что говорить нам пришлось бы не на равных.
– Что ты имеешь в виду? – впервые на «ты» обратился к собеседнику Шиллинг.
– Я эту войну прошел, а ты нет! Уже забыл?
Семен теперь с интересом изучал лицо пожилого немца.
– Я не считаю, что данным обстоятельством стоит гордиться! – не желая уступать, произнес Хорст. – В начале девяностых у меня было двое студентов из числа русских солдат, чудом спасшихся из афганского плена. Так вот, от этих ребят мне известно, что поводов для гордости у русских в той войне не было. Они вели себя в этой бедной, забитой стране… – Хорст сделал паузу, подыскивая подходящее слово. – Я бы сказал, не совсем корректно.
И тут Семен Зубров вдруг засмеялся. Но смех его был очень даже невеселый. Чувствовалось, что задето было его самое больное место. Он весь подался вперед и, впившись в Шиллинга жестким взглядом, спокойно и четко выговаривая каждое слово, произнес:
– Я мог бы порассказать тебе о другой войне, Хорст! О войне, в которой не совсем корректно вели себя твои земляки!
Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга так, что Патрик Крюгер хотел уже было вмешаться, чтобы предотвратить настоящую ссору. Но, видимо, благоразумие обоих противников взяло верх над их разыгравшимися чувствами. Некоторое время все молчали. И тишину вечера нарушали лишь потрескивавшие в огне сучья.
– Что привело Ливза в Афганистан на этот раз, для меня остается тайной.
Было видно, что Семен уже взял себя в руки.
– Я не вижу в этом ничего удивительного, – заметил Макс Шмидт. – После разгрома режима талибов американцы чувствуют себя в этой стране, как у себя дома.
– Это точно, – подхватил Букс улыбаясь, – они везде чувствуют себя как дома.
– Ты полагаешь, что здесь что-то не так? – не обращая внимания на шутки молодежи, обратился к Семену Патрик Крюгер.
– А ты сам подумай! – словно ожидая именно этот вопрос, проговорил Зубров. – Лично я уверен, что все здесь гораздо сложнее. Ведь не бен Ладена же они там ищут, с таким-то прикрытием!
Патрик Крюгер не отвечал. Он задумчиво смотрел на пламя костра. А Зубров продолжал:
– Никаких опознавательных знаков на форме. И этот лагерь! Словно там и в самом деле какие-то раскопки ведутся. Все это чрезвычайно странно!
Крюгер наконец поднял на русского бизнесмена глаза и, уходя от прямого ответа, произнес:
– А скажи-ка, Семен, здесь, в Гималаях, из твоих врагов случаем никто не прячется?
Экспедишники засмеялись. Семен же, хитро прищурившись, в тон Крюгеру ответил:
– А черт его знает, командир! Я с ними не переписываюсь. Может, кто и осел в этих горах.
– Не поминайте черта на ночь глядя! – раздался за спиной у Зуброва голос Калугиной.
Увлеченный разговором Семен и не заметил, как она остановилась за его спиной. Девушка осторожно, словно прикасалась к раскаленным камням, положила руки ему на плечи. После чего тихо по-русски спросила:
– Ты не хотел, чтобы я знала про ту войну, да? Ты боялся, что я стану задавать тебе глупые вопросы?
Зубров положил свои большие ладони поверх ладоней свой подруги и, обращаясь к Сандре Платеро-Вебер, громко сказал:
– Ты была права, Сандра. Только женщина может обладать по-настоящему тонким чутьем. И к тому же по-своему правильно воспринимать неадекватные ситуации. Мало того, еще и принимать единственно верные в таких ситуациях решения. И я полностью с тобой согласен, что не прав был наш начальник… – Он кивнул в сторону прислушивавшегося к его монологу Патрика, – когда утверждал, что мужчины стоят не только по физическому, но и по своему умственному развитию гораздо выше женщин!
Вокруг костра сделалось так тихо, что даже потрескивание угольков, казалось, отдавалось в горах многократным эхом.
Крюгер, никак не ожидавший такой колкости со стороны Семена, замер с округлившимися глазами и полуоткрытым ртом. Но прежде, чем он успел хоть что-то ответить, Сандра уже пошла в наступление:
– Да, кстати, что вы там имели против женщин, господин Крюгер?
Дружный смех экспедишников был ей ответом.
Сославшись на усталость, профессор Хорст Шиллинг отправился в свою палатку. То, что он услышал в тот вечер у костра, не давало ему покоя.
«Неужели американцы что-то знают? – вертелось у него в голове. – Ведь прав был Крюгер, эти просто так ничего не делают. Вот только странно, что в записях отца о Бамиане совершенно ничего не упоминается».
Шиллинг застегнул молнию на палатке и лишь после того, как убедился, что за ним никто не подглядывает, достал заветные бумаги. Собственно говоря, это было одно-единственное письмо, написанное мелким красивым почерком отца на трех пожелтевших от времени листах бумаги. Это письмо и еще фотография на стене в кабинете Хорста – вот и все, что осталось ему в память об отце.
Своих родителей Хорст никогда не видел. Его воспитывала тетка, сестра отца. Строгая, одинокая женщина, она так никогда и не вышла замуж. От нее Хорсту стало известно об исчезновении отца и смерти матери. И если о своем брате тетка Хорста рассказывала много и охотно, то о его супруге, матери Шиллинга, почти никогда. Он знал лишь, что бедная женщина умерла при его рождении. Когда Хорсту исполнилось двадцать семь, заболела и умерла тетка. Так оборвалась последняя ниточка, связывавшая Шиллинга с прошлым его семьи. Но перед самой смертью пожилая женщина передала воспитаннику основательно запечатанный конверт, содержимое которого и составляли письмо отца и фотография.
Хорст надел очки, поднес листки поближе к закрепленной у изголовья лампе и вот уже в который раз стал читать.
«Дорогой мой сын, мне очень стыдно, ведь я даже не знаю твоего имени. Но если ты читаешь это письмо, то я могу быть спокоен, что ты здравствуешь и, надеюсь, ни в чем не испытываешь нужды. Волею судьбы нам предначертано никогда не увидеть друг друга, о чем я буду скорбеть до конца своих дней. Но мы, люди, не властны над своей судьбой, хотя иногда нам и удается ее обмануть. Я имел неосторожность прикоснуться к тайне, цена которой чудовищна – мы с тобой никогда не встретимся! И я могу лишь надеяться, что ты, мой сын, найдешь в себе силы понять и, может быть, простить меня.
То, что ты узнаешь из этого письма, должно оставаться твоей тайной! Никому, никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывай об ЭТОМ!»
– Хорст, ты еще не спишь? – раздался снаружи веселый голос Макса Шмидта.
Профессор Шиллинг без желания оторвался от чтения. Первой его мыслью было притвориться спящим. Но лампочка у него над головой давала достаточно света, чтобы его можно было видеть и снаружи.
– А что случилось? – стараясь не показывать своего раздражения, отозвался профессор.
– Да, собственно, ничего, – все-таки почувствовал в его голосе недовольство Шмидт. – Мы сейчас в беседе затронули довольно занятную тему. Ну, и подумали, что тебе тоже было бы интересно.
Макс еще с полминуты потоптался у палатки Хорста и, неопределенно хмыкнув, удалился.
Шиллинг еще несколько раз пробежал по строкам письма невидящим взглядом и, тяжко вздохнув, все-таки отложил его до следующего раза.
Поздние посиделки у костра являются неотъемлемой частью, наверное, любой экспедиции. Люди в первую очередь наслаждаются отдыхом после дневного перехода. А кроме того, имеют прекрасную возможность поделиться своими мыслями и впечатлениями от увиденного или услышанного за день. Не секрет, что уже с первых дней участники путешествия волей-неволей делятся на две категории. На шибко охочих до удивительных историй, а потому благодарных слушателей и на любителей пощекотать себе и другим нервы, а посему захватывающих рассказчиков.
В экспедиции Патрика Крюгера, однако, это правило почему-то не прижилось. Едва один сказитель заканчивал свое повествование, как его тут же сменял другой. Порой очередной рассказчик даже не давал слушателям возможности как следует вникнуть во все детали предыдущей истории.
В таких ночных бдениях наблюдаются и некоторые закономерности. К примеру, чем плотнее вокруг костра сгущается тьма, тем больше в рассказах мистики. А под конец тема сверхъестественного и вовсе доминирует над другими. Объяснение сему парадоксу, видимо, следует искать в человеческой психике. Потому как именно страх – эта естественная реакция человека на окружающую обстановку – темноту и удаленность от людских поселений – не оставляет ему другого выбора. Чтобы избавиться от своего страха, ему необходимо в первую очередь познать его. И тут-то будоражащие воображение истории оказываются как нельзя кстати…
– А вот послушайте, что я вам сейчас расскажу, – завладел вниманием остальных Макс. – Произошло это с одним моим знакомым, к моему глубокому сожалению слишком рано покинувшим наш мир. Эта действительная история случилась два года назад в пригороде Гамбурга. В районе, где живут очень и очень обеспеченные люди. К таковым относились и родители моего знакомого. Его звали Эрнст. Фамилию по понятным причинам я называть не стану. Как и большинство молодых людей, которым не нужно заботиться о хлебе насущном, потому что мама с папой об этом уже позаботились, он вел веселую и беззаботную жизнь…
– Говорит так, будто знает о чем, – пошутил Мартин Букс.
– Знает, знает, о чем говорит! – поддержал его Семен.
Макс лишь хитро улыбнулся и как ни в чем не бывало продолжал:
– Надо отдать Эрнсту должное – свою жизнь парень прожигал со вкусом. Ну, во-первых, он очень любил рисовать. А также резать по дереву, лепить из глины и работать со льдом. Короче, мастер был на все руки! И надо сказать, из-под этих самых рук нередко выходили действительно занимательные вещи. И главное – у него никогда не было проблем с феноменальными идеями. Да что там говорить, его голова просто трещала от великого множества обалденных мыслей! А потому практически ни одна тусовка с участием Эрнста не проходила без презентации какого-нибудь его нового произведения. Будь то со вкусом написанная картина, в которой обязательно была скрыта какая-нибудь тайна, или вырезанная изо льда оригинальная статуэтка. Однажды, к примеру, он выточил из этого нестабильного и уж очень недолговечного материала замечательную скульптурную композицию: танцующих нимфу и сатира. Фигуры в человеческий рост были установлены при входе в фойе дома его родителей. Внутри фигуры оставались полыми. Но в самый разгар веселья их наполнили шампанским, и драгоценная жидкость стала живописно истекать из специально для этой цели просверленных в статуях отверстий. Я надеюсь, все уже догадались, где эти отверстия находились! Так вот, верхом торжества стала поголовная «дегустация» французского вина. И выглядело это так: мужчины устраивались между ног ледяной красавицы, в то время как женщины отдавали должное фаллосу козлоногого божка.
– Фу, какие извращения! – по-своему оценила эту часть истории Сандра Платеро-Вебер.
– А по-моему, очень даже здорово! – возразил Букс.
– Во всяком случае, довольно оригинально придумано! – в один голос заявили Крюгер с Зубровым.
На что Алекс мгновенно отреагировала, ткнув своего друга в бок.
– Это, дорогие мои, уж кому как нравится! – довольный произведенным эффектом, заключил Макс Шмидт.
Он лихо взъерошил свою шевелюру и продолжал:
– Эрнст был единственным ребенком в семье, и родители с самого детства его откровенно баловали. Когда же парню исполнилось двадцать пять, его старики и вовсе сбрендили. Взяли и подарили ему дом. Маленький такой домишко на триста квадратных метров. Со всевозможными удобствами, как то: балкон, сауна и тому подобное.
– Да, действительно жаль, что родителей не выбирают… – задумчиво произнес Мартин Букс.
А Макс рассказывал дальше:
– Имениннику, впрочем, особенно по душе пришелся внушительных размеров подвал дома. С тех пор он безвылазно, днями и ночами, пропадал в этом самом подвале. И что-то мастерил. А когда кто-либо из друзей или родных задавал ему по этому поводу вопросы, Эрнст лишь хитро улыбался. И просил любопытствовавших немного подождать.
Через три месяца он разослал всем своим друзьям и знакомым приглашения на, как там значилось, незабываемую вечеринку. Правда, с одним лишь условием: все приглашенные должны были быть одетыми в костюмы времен викингов! Собралось не меньше шестидесяти человек. И ваш покорный слуга, – Макс демонстративно поклонился, – тоже имел честь быть в числе приглашенных…
Сказав это, Шмидт вдруг замолк. Словно внезапно потерял нить повествования. В его внешности к тому же что-то неуловимо изменилось. Макс, похоже, что-то вспомнил. Что-то недоброе. Потому как, понизив голос, закончил:
– И в числе оставшихся в живых.
Для внимательно следивших за мимикой рассказчика эта перемена в молодом человеке не осталась незамеченной. И экспедишникам стало ясно, что самое интересное во всей истории только еще начиналось.
Макс помолчал, потом неопределенно хмыкнул и снова заговорил:
– Как выяснилось, Эрнст все это время оформлял свой подвал. И, надо сказать, его новое и, как оказалось, последнее произведение искусства превзошло ожидания всех и вся. Признаюсь вам честно, чего-либо подобного мне действительно еще не доводилось видеть. А я, хотите верьте, хотите – нет, повидал на своем веку немало первоклассных хат и со вкусом отделанных заведеньиц. А теперь закройте глаза и попробуйте представить себе просторное помещение, стены которого превращены в великолепные картины…
У каждого, кто переступал порог прежде обычного подвального помещения, захватывало дух. Даже у тех, кто не мог похвастать особо развитым воображением, тут же создавалось впечатление, что они мгновенно и совершенно невероятным образом перенеслись в прошлое. В стародавние времена. В эпоху грозных викингов. Это сильнейшее впечатление создавалось благодаря великолепно прописанным скалам. Они на манер волчьих клыков торчали прямо из холодных вод Северного моря и, казалось, лишь с невероятными усилиями выдерживали удары не на шутку расшалившихся волн. Эффект мрачного кроваво-красного заката передавала искусная подсветка. Из скрытых от глаз наблюдателя динамиков доносились скрипучие крики чаек и шум ветра, а под ногами шуршала самая настоящая морская галька. Ощущение, будто находишься в плену суровых норвежских фьордов, было полным.
– Ух ты! – завороженно прошептал Зубров.
– Подожди, Семен! – моментально отреагировал на его слова Шмидт. – Ты еще не слышал продолжения! Больше, чем все это торжественное великолепие сурового севера, гостей Эрнста поражали две особенно проработанные детали интерьера. У дальней стены зала в натуральную величину был установлен самый настоящий погребальный драккар викингов.
Макс, чтобы усилить впечатление от сказанного, сделал движение, как если бы он хотел объять необъятное.
– Ты хотел сказать – дракон… – попытался поправить вошедшего в роль рассказчика Мартин.
Сандра хохотнула. Но тут же взяла себя в руки и на ничего не понимающий взгляд Букса пояснила:
– Нет, Мартин, все абсолютно верно! Драккарами назывались ладьи викингов. Для устрашения противников на носу своих кораблей норманны устанавливали деревянные изображения драконьих голов. Отсюда и название.
– При чем же здесь погребальный? – не желал сдаваться без боя Мартин Букс.
– Ты как, Макс, сам ответишь? – обратилась к Шмидту женщина.
– Нет, давай уж ты, Сандра. У тебя это так складно получается, – отказался в ее пользу Макс.
– Ну хорошо. У варягов существовал обычай хоронить своих вождей, сжигая их вместе с ладьей. На корабле складывали высокий помост из бревен и на него помещали тело усопшего. Все, что сопровождало вождя в этой жизни, складывали тут же. Считается, что на заре этих обрядов в ладью к умершему также клали и тела его жен и слуг, специально умерщвленных по такому поводу. А уже после праздновали тризну. Воины пировали со своим ушедшим в лучший мир господином. По окончании пира корабль отталкивали от берега и поджигали горящими стрелами.
После затянувшейся паузы женщина-историк напомнила:
– У меня все!
Спохватившийся Макс произнес:
– А! Ну да! Примерно так все там и выглядело. Для самых близких друзей столы были накрыты прямо на драккаре (Максу явно понравилось это слово). Для всех остальных длинные узкие столы и скамьи, которые обычно используют в пивных палатках на ярмарках, были расставлены на берегу параллельно борту ладьи. Из существенных деталей этого шикарного интерьера необходимо назвать еще и такие: пол в помещении был наклонным под небольшим углом, так что часть пляжа и ладьи находились в воде. Я уж и не знаю, как Эрнсту удалось это сделать, но вдоль всей стены с шикарным пейзажем была самая настоящая соленая морская вода. Сам на вкус пробовал! И вторая деталь. На стилизованном берегу, нависая над кораблем, стояли три высоченных языческих идола. Их мерзкие рожи, с завидным мастерством вырезанные из цельных бревен, мне, наверное уже никогда не удастся забыть…
– Да-а-а!.. – протянул Семен. – По одному лишь описанию интерьера можно судить, какой необузданной фантазией обладал твой знакомый и какой гениальной личностью он был.
– В том-то и вся трагедия, что был!
Промочив горло минералкой, Макс рассказывал дальше:
– Вечеринка удалась на славу. Но я в тот день уже с самого утра чувствовал себя неважно. Где-то около часа ночи у меня прихватило желудок, и мне пришлось выйти на свежий воздух. Прежде чем покинуть зал я еще раз окинул взглядом замечательные декорации. Народ отрывался вовсю. И если бы не современная музыка, можно было бы действительно представить себя затерянным в веках. Гуляющие пили исключительно из турьих рогов, а всевозможные яства на столах лежали в деревянных блюдах. На драккаре, в окружении подвыпивших друзей, в богатом кресле, устланном коврами, восседал Эрнст. Его затуманенный вином взгляд скользил по полуобнаженным телам двух танцующих перед ним красоток. Неожиданно он поднялся и, пошатываясь, подошел к борту ладьи. Театральным жестом он призвал пирующих к вниманию. Когда народ несколько угомонился, Эрнст, обращаясь к деревянным истуканам и еле сдерживая смех, прокричал: «О, Великий Один, прими мою жертву! Возьми меня к себе!» Дружный хохот толпы был ему ответом. Под этот хохот я и вышел. Прошло, может быть, минут двадцать, не больше, и я почувствовал, что сейчас что-то случится. Не знаю, откуда взялось это ощущение какой-то неясной тревоги. Я оторвался от созерцания улицы, обернулся к дому и… увидел пламя!
Все пережитое в тот страшный вечер сейчас вновь с поразительной ясностью встало перед глазами Макса…
Огонь вырывался из подвальных окон, стекла которых оказались выдавлены жарой. И вместе с неистово гудящими языками пламени из подвала вырывались дикие вопли попавших в огненную западню людей. Это было ужасное зрелище. В следующую минуту сорванная с петель дверь дома отлетела в сторону, изуродовав цветочные клумбы. Задыхаясь и судорожно кашляя от едкого дыма, из подвала посыпались мгновенно протрезвевшие гости. Макс забыл про спазмы в желудке и бросился в дом. Но поток несчастных, покидающих место разыгравшейся трагедии, сбил его с ног. Тогда он стал в отчаянии искать запасной вход через подвал. К этому времени пламя уже охватило весь дом. Сбежав по ступенькам вниз к подвалу, он схватился за ручку массивной, окованной железом двери и тут же с криком отпрянул. Металлическая ручка была раскалена до предела. Но это было еще полбеды. С дверью вообще происходило что-то неладное. Противно скрипя железными заклепками, она вдруг на глазах стала вздуваться. Сообразив, в какой опасности он находился, Макс отскочил на ступеньки. И как оказалось – вовремя. Дверь, еще минуту назад казавшаяся такой неприступной, с ужасным грохотом разлетелась на куски. А вслед за ней наружу было выброшено и несколько до неузнаваемости обгоревших тел.
В ту трагическую ночь погибло двадцать три человека. Ожоги разной степени тяжести получили почти все присутствовавшие. Но на этом неожиданности ночи не закончились. Прибывшие на место катастрофы пожарные навсегда запомнили тот вызов. К примеру, машины еще не успели остановиться, а пожарники еще не успели размотать шланги, когда тушить уже было нечего. И это при условии, что после поступившего в отделение сигнала и до появления людей в касках в саду прошло не более двадцати минут. Огня просто не стало! Нигде! По словам свидетелей, происходившее напоминало прокрученный назад фильм. Пламя само собой отпрянуло назад, в глубину сгоревшего дома, и пропало там. Как известно, пожарники к особо впечатлительным людям не относятся. И уж конечно их не назовешь паникерами. Прошедшие, в буквальном смысле слова, огонь и воду, они не ищут объяснений тому, чего, казалось бы, не может быть. Эти смелые люди просто идут и спасают попавших в беду. Так было и в тот раз: все они поспешили к еще дымившемуся остову дома. Просто невероятно, как много может натворить огонь за относительно короткий срок. От богатого двухэтажного особняка практически ничего не осталось. По суете в центре пепелища Макс быстро сообразил, что спасатели кого-то или что-то обнаружили.
Потолок подвала рухнул, и пожарники сгрудились над гигантским отверстием в полу первого этажа. Открывшаяся их взору картина поражала своей неестественностью. Обуглившийся остов корабля мрачно возвышался над тем, что еще недавно было со вкусом оформленным залом. Обгоревшие тела жертв катастрофы были разбросаны по всему периметру помещения, вперемешку с обломками стульев и столов. И именно разбросаны. Это не выглядело так, словно люди, спасаясь от смертоносного огня, падали там, где их настигало пламя. Нет. Создавалось впечатление, что какая-то сверхъестественная сила подхватывала несчастных и со всей силы бросала их на стены помещения. А на «погребальном» костре ладьи лежали тлеющие останки хозяина дома. Это уже позже установила судмедэкспертиза. Но самым зловещим во всей этой картине полного разрушения были, пожалуй, каким-то непостижимым образом уцелевшие в огне деревянные идолы. И Макс мог бы поклясться, что, когда он видел их в последний раз, этой злорадной улыбки на их мерзких рожах не было.
Макс вынырнул из своих жутких воспоминаний. Он перевел все еще затуманенный от завораживающего танца огня взгляд на своих товарищей и уже более спокойным, если не сказать деловым тоном закончил:
– Уже потом, позже, мне довелось беседовать с некоторыми из ребят, тоже присутствовавших на той вечеринке и счастливым образом спасшихся. Все без исключения утверждали, что после странного обращения Эрнста к скандинавским богам в подвале стало происходить что-то непонятное. То гасли огни, то вдруг прекращала играть музыка. А после и вовсе кто-то невидимый стал швырять в гостей тарелками с едой и бутылками. Позже в ход пошли уже стулья! Но самое невероятное стало происходить, когда стены и потолок помещения вдруг куда-то исчезли, а нарисованное стало совершенной реальностью. Холодный северный ветер подул в разгоряченные лица, и налетавшие на берег волны обдавали обалдевших людей уже настоящими солеными брызгами. А потом вдруг прогремели раскаты грома, и деревянные идолы, на глазах увеличившись до невероятных размеров, словно по команде… пошли! Тут-то и поднялась всеобщая паника. Гости метались между столов, но вырваться из невидимой комнаты не было никакой возможности. Кто-то ударялся с разбегу о прозрачные стены и отлетал, теряя сознание. Многие, не успев спастись, были жестоко раздавлены ожившими деревянными страшилищами. Та же участь постигла и Эрнста. Один из идолов, проломив борт драккара, упал на несчастного. А потом появился огонь! Притом заполыхало одновременно со всех сторон. – Макс как-то странно улыбнулся, вглядываясь в лица притихших слушателей. – Оно, конечно, можно и не верить во все эти россказни. Но вот ведь что интересно! Один мой знакомый патологоанатом, принимавший участие во вскрытии тел погибших, заверял меня, что черепа и грудные клетки многих жертв, в том числе и хозяина дома, были чудовищным образом раздавлены.
– Да это просто какая-то фантастика! – поразился Букс.
– Просто жуть какая-то! – вырвалось в тон ему у Александры Калугиной.
– Об оживших идолах я уже когда-то слышал, – нарушил навалившуюся тишину Семен. – Но вот когда, а главное… где – убейте, не могу вспомнить.
– А я вот не только слышала, – вступила в разговор Сандра Платеро-Вебер. – Но и на собственной, так сказать, шкуре испытала.
Экспедишники, еще не опомнившиеся от истории Шмидта, недоверчиво и в то же время с нескрываемым интересом посмотрели на австрийку.
– Рассказать? – испытывала терпение остальных Сандра.
– Какой разговор, конечно, рассказывай! Не томи! Давай-давай!
Из этих восклицаний становилось ясно, что удивительные истории люди могли слушать бесконечно долго.
– Лет пять назад мне повезло участвовать в археологической экспедиции в степях Хакассии, – издалека начала свое повествование Сандра.
– Хакассия – это где? – беспардонно перебил женщину Мартин Букс.
– Это на юго-востоке Сибири, – моментально отреагировал Семен Зубров.
Сандра кивнула и продолжала:
– Так вот, населявшие эти земли древние племена – к сожалению, имена многих народов история не сохранила, – устанавливали в степях странные изваяния. Это были увековеченные в камне изображения человека, реже – дивных животных. Такие скульптуры могли достигать двух с половиной метров в высоту и толщины в три обхвата. А называют эти изваяния – «каменная баба». Учеными до сих пор точно не выяснена их роль в жизни древних. Существует мнение, что эти камни являлись частью культовых сооружений. Другие считают, что «каменные бабы» устанавливались только в местах захоронений. А совсем уж фантастические теории приписывают им роль этаких стражей… – Сандра запнулась, подыскивая подходящее слово. – Они якобы оберегали входы в какие-то иные… потусторонние миры. Как бы там ни было, но с этими свидетелями прошлого связаны многочисленные легенды и сказки. Они вообще окутаны тайной. Кстати, в далеком прошлом «каменные бабы» были распространены и на степных просторах юго-запада России.
Казалось бы давно позабытые картины стали вновь проплывать перед глазами Сандры.
Тот полевой сезон выдался особенно жарким. Даже старожилы не помнили таких высоких температур. Археологи вставали затемно и спешили на раскоп, чтобы успеть побольше сделать до наступления жары. В полдень температура достигала апогея, и археологи возвращались в лагерь – под навесы и в душную тень палаток. Вечерами работа на несколько часов возобновлялась. Самые жаркие часы дня проходили за изучением найденных предметов и их каталогизированием. Частенько в гости к ученым наведывались местные чабаны. Они блаженно жмурились, попивая настоянный на душистых степных травах чай, и развлекали увлеченных работой ученых рассказами историй. В те дни Сандра записала много интересных сведений о хакасских обычаях и немало старинных легенд. Были здесь и совсем уж невероятные о «степных сторожах», как называли каменных идолов пастухи. И почти во всех этих историях главный герой, не вняв предупреждениям опытных людей, оставался ночевать в степи по соседству с «каменной бабой».
– Неужели она после такой ночи беременела? – с наигранным удивлением воскликнул Макс Шмидт.
– Кто?! – не сразу сообразила рассказчица.
– Ну, эта самая «каменная баба», – Макс прыснул в кулак.
– Макс, ну какой ты еще мальчишка, – улыбнулась Сандра и как ни в чем не бывало продолжила повествование: – Обычно после такой ночевки несчастного находили мертвым. И к его раздавленному трупу вела четкая полоса примятой травы, начинавшаяся у самого основания каменного истукана. Но кое-кому удавалось и пережить такую ночку. С вздыбленными волосами и пеной у рта счастливчик потом утверждал, что поганый идол гонял его по степи всю ночь.
– Невероятно! – вырвалось у внимательно слушавшей Алекс.
– Ты знаешь, – словно отвечая на ее не заданный вопрос, заявила Сандра, – до этого сезона я, наверное, ни разу и не задумывалась над чем-то сверхъестественным. Я просто не верила в мистику. Да и, честно сказать, не хотелось забивать себе голову всяческой чепухой, вроде встающих из могил мертвецов и летающих на метлах ведьмах. Человеческая натура вообще штука очень интересная. К примеру, сейчас, по прошествии стольких лет, я снова начинаю сомневаться, что тогда со мной произошло что-то невероятное…
Километрах в трех от их раскопа на вершине невысокого холма тоже возвышался вырезанный из камня древний идол. Двухметровый, плохо обработанный валун с грубо намеченным уродливым ликом. Изображение казалось не законченным. То ли ваятель под конец потерял всякий интерес к своему детищу, то ли вдруг испугался выходящего из-под его резца страшилища…
Сандра протянула к огню начинающие зябнуть руки:
– Конечно же, я не могла отказаться от возможности проверить достоверность рассказанного чабанами. И, взяв свой рюкзак и термос с горячим чаем, отправилась на встречу с неведомым…
По вечерней прохладце расстояние до «каменной бабы» было пройдено довольно быстро. В сгущающихся сумерках степь напоминала разыгравшееся море. Ночью ожидалась буря. Поднявшись на небольшую возвышенность, где стоял древний идол, Сандра внимательно осмотрела его. Но, кроме несимпатичной рожи, ничего особенного в истукане не обнаружила. Камень как камень. Потом, подсвечивая себе фонариком, женщина опустилась на колени и изучила подножие изваяния. Но глыба за века настолько вросла в почву, что нечего было и думать об обнаружении там каких-либо следов сдвига или чего-то подобного. Спустившись к основанию холма, она расстелила прихваченную с собой циновку и, достав из рюкзака большой и плотный плед из верблюжьей шерсти, устроилась поудобнее. Так, укутавшись в плед и попивая ароматный чай, Сандра приготовилась коротать всю ночь. Прошло часа два. Стрелки часов показывали начало первого. Далекие зарницы и резкие порывы ветра беспокоили молодую женщину едва ли больше, чем соседство каменного великана. На случай дождя у нее был припасен плащ-дождевик. Тишина стояла удивительная. Было слышно, как шумел уклонявшийся от ветра ковыль. И вот в этой-то тишине она и уловила более чем странные звуки. Они доносились из-за ее спины, оттуда, где возвышался неподвижный и молчаливый «сосед» Сандры.
– Как я уже упомянула, я сидела спиной к камню, но и «степной сторож» стоял ко мне спиной. Мне попросту было неприятно смотреть в его мерзкую физиономию.
Голос Сандры взволнованно вздрогнул.
Заставить себя повернуться и выяснить происхождение звуков Сандра не могла. Не сказать, чтобы она испугалась. Нет. Казалось, какая-то притаившаяся в глубине ее сердца непонятная сила неожиданно сковала ее тело. Тем не менее совершенно отчетливое ощущение нависшей над ней угрозы заставило женщину найти в себе силы и обернуться. Увиденное поразило Сандру настолько, что она вскрикнула. Жуткий лик каменного чудища впился в женщину своими пустыми глазницами. Его тяжелые надбровные дуги угрожающе сомкнулись над массивной переносицей. А полный ужасных каменных зубов рот беззвучно двигался, отчего гримасы чудища постоянно менялись. Да, как бы чудовищно это ни звучало, но мерзкая физиономия истукана жила какой-то своей непостижимой жизнью. При этом несмотря на материал, из которого идол был сработан, при всех происходивших с ним метаморфозах не раздавалось совершенно никаких звуков. Внезапно прямо на глазах у оцепеневшей от страха Сандры «каменная баба» начала двигаться. Правда, походило это движение больше на какое-то ворочание. И только тут до Сандры дошло, что идол освобождал свою подземную часть. Женщине даже казалось, что кто-то выталкивает многотонную громадину из земли. Когда последние сантиметры основания каменного монолита стали видны единственной свидетельнице происходящего, высота идола увеличилась до трех метров. В какой-то момент идол снова замер и даже прекратил корчить свои неаппетитные гримасы. В эти считанные секунды Сандра успела еще подумать, что все это ей, наверное, только приснилось. Она, видимо, и не заметила, как, убаюканная теплом одеяла и песней ветра, уснула. И в этот-то самый момент идол пошел! Каменное изваяние, набирая скорость, рванулось вниз по склону прямо на ошалевшую от неожиданности и нереальности происходящего Сандру.
– Сидя на корточках вполоборота, я находилась в очень неудобном положении. И когда резко вскинулась, то сразу же потеряла равновесие. Хорошо еще, что не упала, а просто откинулась на спину. Руки вовремя спружинили в локтях, иначе бы я ударилась спиной и затылком о твердую землю. И это наверняка был бы мой конец. Но лишь только я почувствовала под ладонями спасительную твердь, тут же, прямо в этаком дурацком положении, засеменила вниз по холму. Ситуация складывалась самая что ни на есть идиотская. Я словно перевернутый на спину жук пыталась убежать от того, чего по логике просто никак не могло быть!
Рассказывая все это, Сандра так разволновалась, что остальные члены экспедиции стали обмениваться тревожными взглядами.
Каменный дьявол настигал ее. Наконец-то сообразив, что в таком положении передвигаться не очень-то удобно, да и шансов уйти от стремительной погони гораздо меньше, Сандра сделала кувырок через голову и встала на ноги. Громадный камень был уже совсем близко. Проделав за последние мгновения столько всевозможных операций и таким образом частично преодолев предательский страх, женщина теперь заразилась любопытством. Скорее это даже был какой-то спортивный интерес, типа, кто – кого. Мгновенно оценив ситуацию, Сандра бросилась бежать навстречу «каменной бабе» и одновременно несколько в сторону. Сообразительная женщина решила проверить маневренность адского существа. Но зловещий идол, словно угадав намерения преследуемой, вздымая клубы пыли и стирая в крошку редкие камни, уже шел ей наперерез.
– Я все еще не могу себе представить, как эта штуковина передвигалась? – серьезно обратился к Сандре Патрик Крюгер. – У идола что, имелось какое-то подобие конечностей?
– Да нет же! Никаких конечностей у него и в помине не было. Ну как бы это тебе получше объяснить… Ах вот! Тебе знакома компьютерная игра «Геркулес»?
Сказав это, Сандра тут же осеклась. Женщина заметила в глазах своего собеседника шальную усмешку.
– Ха! А наш историк-то, оказывается, еще совсем ребенок! – безобидным тоном и намеренно не глядя австрийке в глаза, пропел Шмидт.
– Ну-ну, Макс, прекращай! – как будто бы вставая на защиту сконфуженной женщины, сказал Патрик. – Ведь это не какой-нибудь там «Покемон». «Геркулес» – самая подходящая игра для женщины-историка.
Едва договорив, он от всей души рассмеялся. Его примеру последовали и остальные. Только Алекс непонимающе переводила взгляд с одного смеющегося на другого.
Сандра же, поначалу, казалось, готовая взорваться, вдруг сменила гнев на милость. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что экспедишникам эта маленькая пауза в их затянувшихся разговорах была попросту необходима. Ее красивые глаза сначала улыбнулись, а затем она и сама рассмеялась.
А вскоре она уже вновь завладела всеобщим вниманием:
– Вы, ей-богу, какие-то идиотики! Готовы раздуть из мухи слона. Да, у меня есть «Sony PlayStation». Но это подарок моему сыну от его деда. И мой малыш с удовольствием играет именно в «Геркулес». Так вот там, на одном из этапов игры, на Геркулеса надвигаются какие-то непонятные штуковины, которые разлетаются в щепки от соприкосновения с ним. Вот именно так мой идол и передвигался. С той лишь разницей, что, в отличие от непонятных персонажей известной вам игры, он в процессе движения не вращался вокруг своей оси…
В степи, как известно, спрятаться особо негде. И Сандра прекрасно понимала, что надеяться в сложившейся ситуации она могла только на свои ноги. Бежать приходилось быстро, но расстояние между ней и каменным страшилищем неумолимо сокращалось. После нескольких неудачных попыток оторваться от преследователя путем резкого изменения направлений Сандре ничего другого не оставалось, как бежать назад к лагерю. Ни с чем не сравнимый шум настигающей погони теперь с новой силой разжигал огонь страха в сердце молодой женщины. И вдруг земля под ее ногами куда-то исчезла. Сандра почувствовала, что летит вниз и… потеряла сознание.
– Очнулась я от того, что меня кто-то тормошил. – Голос Сандры Платеро-Вебер предательски дрогнул. – Все пережитое вновь встало перед моими глазами. Я приоткрыла веки и вскрикнула от ярчайшей вспышки. И все же мне удалось разглядеть какой-то темный силуэт. Конечно же, первой моей мыслью было, что проклятый идол все же настиг меня. Но как выяснилось после, все было гораздо тривиальнее. Убегая от погони, я случайно упала в наш раскоп и сразу потеряла сознание. Ребята из экспедиции обнаружили меня только утром и были серьезно обеспокоены моим самочувствием. С их помощью я выкарабкалась из ямы и первым делом осмотрела то место, где в последний раз наблюдала «каменную бабу». На посыпавшиеся со всех сторон вопросы моих товарищей я отвечала невпопад и что-то совсем уж несуразное. Уже и не знаю, что. Но меня это, честно сказать, не сильно волновало. После того как я обнаружила рядом со своими ночными следами широкую и глубоко вдавленную в землю полосу, мне многое стало ясно.
– Что ты хочешь этим сказать, Сандра? Что тебе стало ясно? – задал вопрос внимательно следивший за рассказом Зубров.
– Мне стало ясно, что… существа или сущности, которые принято считать плодом воспаленной фантазии вполне нормальных людей, их наблюдавших, к числу которых отношусь и я, настолько же реальны, как и все остальные люди, в их существование не верящие.
– Ну, это еще надо доказать, – заявил до сих пор молчавший профессор Шиллинг. – По миру ходит столько фантастических историй, которые явно выдуманы, что нужно быть, по меньшей мере, провидцем, чтобы уметь отсеивать те, которые происходили в действительности, от тех, которые не происходили никогда.
– По-моему, Сандра, ты что-то недоговариваешь, – вмешался руководитель экспедиции. – У меня создается впечатление, что там, у раскопа, было что-то еще…
Женщина смотрела в его открытое лицо и вспоминала…
– Сандра, – помогая ей отряхивать одежду, сказала одна молоденькая студентка из Новосибирска, прекрасно владевшая немецким, – там мальчики твой рюкзак нашли. Только они стесняются его тебе отдать.
Сандра недоуменно подняла на нее глаза:
– Это почему же еще?!
– Они считают, что какой-то идиот, может, по ошибке, а может быть, и вовсе спьяну, проехал по нему на грузовике и… – Девушка, словно извиняясь за нерадивых парней, пожала плечами. – И что этот идиот – один из них.
– Пускай не переживают, – хитро усмехнувшись, успокоила девушку Сандра. – Того, кто раздавил мой рюкзак, среди них нет!