Через контрольные десять дней наши не вернулись. В резиденции становится откровенно неуютно. Креон оставил «на хозяйстве» трёх наместников, выбрав их специально из Домов, которые на одном гектаре срать не сядут, чтобы не сговорились и не узурпировали власть. До узурпации дело пока не дошло, но длительное отсутствие Верховного Владетеля явно наводит их на дурные мысли, и мы с Дмитрием кажемся лишними элементами в комбинации. А вдруг как Креон нас оставил тайными соглядатаями?
— Валить надо, — сказал Дмитрий.
Мы снова стоим на крыше — он контролирует локальную сеть и уверен, что тут нет прослушки. Внизу, как всегда вечером, туман и неон.
— А то нас завалят, — добавил он. — Я за этим мудотриумвиратом приглядываю вполглаза, симптомы тревожные. Они решили, что Креон не вернётся.
— В замок или сразу домой?
— Езжай домой, в замке могут достать.
— Езжай? А ты?
— Я останусь в городе. Из резиденции съеду, конечно, у меня уже и квартирка неплохая прикуплена. Учитывая, как глубоко я в их сети, всё равно буду в курсе каждого чиха.
— Ты серьёзно? Хочешь остаться? И как надолго?
— Пока они не вернутся, а может, и дальше. Мне здесь нравится, представь. Для такого, как я, сетевика-безопасника — чистый рай. Денег хоть жопой жуй, и контроля столько, сколько унесу. Если Контора попробует снова сюда влезть, её ждут удивительные сюрпризы. Но дело даже не в этом. Тут офигительно интересно. Ты внизу не бываешь, — он показал рукой в неоновый туман, — а там ведь круто. Тотальный контроль при полнейшей свободе. Нищета, не желающая богатеть, богатство, которое ничего не даёт. Дичайшая сословность вверху — и полное равенство внизу. Люди, которые отдали всё за ничего. Этому миру нужен хороший пинок. А ещё сюда вернётся Алька.
— Но кто тебе откроет проход, если ты захочешь вернуться?
— Папаша, ну что ты как маленький, — засмеялся он. — Здесь тоже есть проводники, как везде. Они шифруются, но мои глаза в сети, и от них не спрячешься. Я буквально купил одного. У меня чит «бесконечные деньги», помнишь? Так что ты вали, тебя там невеста ждёт. А я останусь. Когда они придут, я тебе сообщу, честное слово! Лично приеду и доложу, лады? А сейчас вали, не мешай сыну развлекаться. У меня на этот мир большие планы!
— Ты большой мальчик, — сказал я. — Веселись.
***
В замке вторую неделю скучает Пётр.
— Вот же вредная баба! — жалуется он мне на Берану.
— Что, не даёт?
— Да я на такую ледянку и не полез бы! — отмахивается он. — Видно же, что бревно-бревном, одна наука на уме. Но ведь у неё же лаба, так?
— Так, — удивляюсь я. — И что?
— А где лаба, там и спирт! — заявляет он торжественно. — Не может не быть спирта! Контакты, там, протирать, оптику, образцы хранить… Я и так, и этак просил — ни капли не выдала! Я уже такой сухой, что скоро улечу, как осенний лист!
— Вот алкаш…
— Иди в жопу, ты, будущий моей бывшей! Вот женит она тебя на себе, тогда и поговорим. Тоже, небось, забухаешь от такой жизни!
— Давно в лоб не получал, — уточняю я, — отвык?
— Да ну тя нафиг. Я тут единственный проводник, и ни хрена ты мне не сделаешь. Давай свалим уже из этих непьющих краёв туда, где есть дневные разливухи и круглосуточные алкомаркеты! Давно меня так не тянуло на Родину!
— Только на базу заскочим. Я же замкомандира, надо убедиться, что всё штатно.
— В эту пыльную задницу, где ни капли спиртного? Ты смерти моей хочешь?
— Пока нет. Но если не перестанешь ныть…
***
На резервной базе пусто и пыльно, почти всех разогнали в отпуска, осталась интендантская группа, занимающаяся переучётом всего, и, конечно, Джабба.
— Проебал командира, лепила? — предъявляет она мне.
— Кому лепила, а кому и замок.
— Я тоже зам, хоть и по хозчасти, так что не надо пальцы гнуть!
— Многие дембельнулись?
— На удивление, нет, — отвечает Джабба. — Я думала, сбежит больше.
— Дело военное, — пожал плечами я. — Кто-то, конечно, за время отпуска передумает, но вряд ли многие.
— Ещё бы, вы ж все без башки, вояки чёртовы.
— Именно мы зарабатываем на твой оклад, Джабба, — напомнил я.
— Чёрта мне в тех деньгах? Старой, страшной, одинокой бабе? У меня их и так до смерти хватит.
— Тогда что ты тут делаешь?
— Вас, долбоёбов, с выходов жду. И гробовые выплаты подписываю. Охуенная у меня жизнь, да?
— Ты сама её выбрала, Джабба.
— Я знаю. Твои боевые уже на счету, можешь валить жениться.
— И ты в курсе?
— Все в курсе. Давай уже, видеть тебя не могу.
— Пока. Буду на связи, — попрощался я.
— Скажи, — окликнула она меня уже в дверях, — они вернутся? Слон, Змеямба?
— Да хер же их знает, Джабба, — сказал я честно и ушёл.
***
— Всё, свободен! — скомандовал я Петру, когда его пикап занял собой весь гараж, уперевшись бампером в ворота. — Оплату тебе Джабба уже перевела. Захочешь ещё, обращайся к ней, у нас бывают транспортные контракты.
— Слушай, — сказал он умоляющим тоном, — здесь же есть какой-нибудь магаз? Ну, чтобы с бухлом? Не могу больше!
— Разве что в городе, — ответил я недовольно, — но ты на своём сарае по горной тропе не проедешь.
— Вот ж гадство, — расстроился он.
— Ладно, — сжалился я, — у меня в баре был коньяк и водки пара бутылок. В медицинских целях. Вряд ли их кто-нибудь выпил. Сейчас принесу и проваливай. Тут тебе не рюмочная.
— Блин, выручишь, ей-богу!
Я вышел из гаража и зашагал по дорожке к дому. Вечереет, солнце садится, пахнет морем и цветами. Красота! Наконец-то я дома, и здесь меня ждут.
Первое, что я понял, зайдя в гостиную, — мимо коньяка Пётр пролетел. Бутылка стоит на столе пустая. Рюмок две. «Как-то не по-нашему, — мелькнула дурацкая мысль. — У нас пустую посуду на столе не оставляют». В доме тихо, пахнет кем-то чужим. Я вытащил пистолет, дослал патрон и двинулся по коридору, осторожно заглядывая в комнаты.
Никого.
Следов борьбы нет, всё вроде на местах. Только у Нагмы в комнате бардак, но это возраст такой. На столе планшет. Я напрягся, она бы без него никуда не уехала. В нашей спальне никого, кровать разобрана, чужой запах сильнее. Похоже на какую-то незнакомую парфюмерию. Не противный, но странный.
Спустился в сад. Машина на месте. Слегка запылилась, несколько дней стоит. Что тут случилось?
Голоса услышал с пляжа. Слов не разобрать, но звонкий голосок Нагмы звучит без тревоги и паники, я чуть расслабился и убрал пистолет. Ушли купаться, бывает, а у меня просто небольшой ПТСР, после командировок это нормально.
— Папа! — закричала она, увидев меня. — Папа Док вернулся!
Она кинулась мне навстречу опрометью, резиновый сланец на ноге завернулся, споткнулась, проскакала несколько шагов на одной ножке, размахивая руками для равновесия, потом сбросила тапки и побежала босиком. Напрыгнула, повисла на шее, обхватила ногами, завыла от избытка эмоций:
— Уи-и-и-и-и! Ы-ы-ы-ы-ы! А-а-а-а-а!
— Тише, тише, колбаса! Я тоже рад тебя видеть!
— Я та-а-а-ак соскучилась! Ну, просто, та-а-ак! Уи-и-и-и! Ы-ы-ы-ы-ы!
— И я соскучился. Страшно рад тебя видеть. А где мама?
— А вот же она! И этот, как его, папа… Забываю всё время. Имя такое странное.
— Постой-ка, милая… — я подхватил Нагму под мышки и спустил на песок.
Из-за поворота тропинки вышла Анахита. Весёлая, загорелая, растрёпанная, с мокрыми волосами, в открытом узком купальнике, и её ловко обнимает за талию какой-то рыжий мужик в плавках. Они настолько увлечены друг другом, что замечают меня не сразу.
— Э… Михаил? Док? — останавливается она растерянно. — Ты вернулся?
— О, тот самый Док! — ничуть не смущается рыжий. — Наслышан, как же! Нагма все уши прожужжала!
Он приобнял Анахиту и чмокнул в щёчку. На языке самцов это означает «Моя самка!». Она не отстраняется, значит, согласна.
— Это Калеб, — представила, наконец, спутника. — Настоящий отец Нагмы.
— Вот, папа Калеб, вспомнила, — удовлетворённо подтвердила девочка.
— Ой ты ж божечки! Что я такое вижу! — раздался торжествующий голос сзади. — С огромным удовольствием пользуюсь шансом сказать: «А я тебе говорил!» Жду извинений, ты, будущий моей бывшей! Или это уже не ты?
— Заткнись, Пётр, — сказал я с досадой.
Очень хотелось достать пистолет обратно, но, кажется, пистолетом делу не поможешь.
А жаль.
***
Мы сидим за столом. Я не знаю, куда девать глаза, Нагма сидит на соседнем стуле, ничего не ест и держит меня за руку — наверное, чтобы я снова никуда не делся. Пётр получил бутылку водки и, издавая торжествующие реплики, нас покинул. Смысл их сводился к той же сентенции: «Я тебе говорил, что она…» — заканчивать мысль избегал, опасаясь выхватить.
Анахита сидит спокойная, безмятежно улыбаясь. Калеб непринуждённо развалился на стуле — в одной руке рюмка, другая у Анахиты на бедре.
У меня лёгонький такой ПТСР, и я очень хочу его застрелить. Понимаю, что лучше от этого никому не станет, но всё равно хочу. После командировок это некоторое время кажется выходом. Бац — и нет проблемы. Потом проходит, хотя у некоторых нет.
— Прости за внезапность появления, друг! — громко заявляет он, весело улыбаясь. — Но я её потерял, свою Анахиту! Потерял на десять лет! Она исчезла внезапно, я понятия не имел, что тот мудачок вывез её в горы и бросил! Я был в отчаянии, я носом землю рыл, я перевернул десятки миров!
Он не выглядит склонным быть в отчаянии. Самодовольная харя — круглая, с очень белой кожей, крупными веснушками и внезапно синими, не подходящими к нему глазами.
«Может, контактные линзы? — думаю я, глядя в эти глаза. — Никогда не видал такой ярко окрашенной радужки».
— Но она пропала! Моя Анахита!.. Ты чего не пьёшь? — спросил он, наполняя свою рюмку.
— Спасибо, не хочется.
Моя стоит полной, я её не касаюсь. Есть тоже не могу, кусок в горло не лезет.
— Но я не прекращал поисков! — вещает он. — Я расставил сторожки, развесил сигнальные паутинки, я нанял людей. Я не верил, что она пропала навсегда! Только не моя Анахита! Миров много, но есть те, кто умеет искать, и есть места, где сходится множество дорог. Я многих знаю, одни мне должны, другие ищут моего расположения…
— За неё, мою Анахиту! — он опрокидывает в рот рюмку, закусывает пловом, зажмуривает свои синие глаза от удовольствия. — Ах, какой плов, какой плов! Ты неподражаемо его готовишь, дорогая!
— И вот, представь себе, друг, один человечек, работающий в некой здешней структуре, связанной с Мультиверсумом, сообщает мне, что она здесь! Её документы утверждались в их… как бишь? Лавка? Консорциум? Управа?
— Контора, — подсказал я.
— Точно, друг, она самая! Мигранты из других миров у них на контроле, а человечек мне немножко должен. И вот я уже лечу на крыльях любви сюда!
Анахита улыбается, кивает, смотрит на него, как… Не знаю, на кого. На меня она так не смотрела. На меня так никто никогда не смотрел.
— Выйдем поболтать? — предложил он после ужина.
— Давай, — согласился я.
Он выпил почти бутылку только при мне, но совершенно не выглядит пьяным. «Полезет быковать — я за себя не отвечаю», — думаю, спускаясь в ночной сад.
Мы отошли подальше, туда, где шум прибоя не даст нас услышать. Калеб остановился и раскурил сигару. Пижон чёртов.
— Слушай, друг… — начал он.
— Я тебе не друг, — отрезал я.
— Да, ты мне не друг, — кивнул он. — Я тебе не нравлюсь, да и насрать. Я хочу сказать, я к тебе не в претензии. Женщинам надо как-то выживать в этом говённом мире, Анахита ухватилась за тебя, ты поступил как нормальный мужик. Секс в обмен на защиту и всё такое. Имел право. Она говорит, ты нормальный, не говнюк, как Петенька, жениться хотел. Уважаю. Но на этом всё, извини. Она моя.
— Она не твоя и не моя. Она своя собственная, — сказал я мрачно. — Имеет право решить.
— Она уже решила.
— Пусть сама мне об этом скажет.
***
— Михаил, — говорит Анахита тихо, — я забрала заявление.
Я молчу. Не знаю, что сказать.
— Я очень благодарна тебе за всё, правда. Но Калеб… Я его люблю.
— И как долго вы знакомы?
— Не очень, — призналась она. — Но это было… Как ураган. Я влюбилась с первого взгляда. Петя тогда уехал, мы провели вместе два месяца, и это были лучшие два месяца моей жизни. Потом Калеба внезапно вызвали, у него сложная работа, много командировок в разных мирах. Он сказал, что когда вернётся, заберёт меня, и мы будем вместе всегда. Только мы с ним и вся бесконечность Мультиверсума. Оказалось, что я забеременела, но он об этом узнать не успел. А потом Петя бросил меня в кыштаке… Прошло десять лет, я не думала, что мы встретимся снова.
— «Он улетел, но обещал вернуться… Милый, милый Калеб…» — процитировал я скептически.
Анахита, разумеется, не уловила цитаты, но отреагировала на тон.
— Да, я понимаю, как это выглядит. Но он не такой, поверь. Просто у него очень важная работа.
— Не такой, значит? — сказал я задумчиво. — Ну-ну. И что дальше?
— Мы с ним уедем завтра. Прости, что всё так вышло.
— Ты свободная женщина, — пожал плечами я. — И ничего мне не должна. Уверена, что он сможет позаботиться о Нагме?
— Я как раз хотела об этом поговорить, Док. Видишь ли, Калеб — корректор, он всегда в дороге, я буду с ним… Как ты отнесёшься к тому, что Нагма пока побудет с тобой?
— Я иначе представлял себе быт корректоров, — вздохнул я. — Но раз опечатки зовут его в путь, то и чёрт с ним. А как отнесётся к этому Нагма?
— Она за. У неё рисование, подготовка к школе, подружки, мультики… Ей будет с тобой лучше. Я постараюсь навещать её, когда смогу.
— Я не имею никаких юридических прав оставить её себе, — сказал я. — У неё моя фамилия, но я ей никто. Я не могу представлять её интересы в школе и прочих инстанциях.
— Мы все продумали! — подошёл к нам Калеб. — Простите, тут такая слышимость…
Ну да, конечно. Слышимость. Верю.
— Друг, мы всё подготовили! Документы на установление отцовства, согласие матери на юридические действия, все эти дурацкие бумажки, которыми так славится этот мир. Знаешь, кажется, нигде в Мультиверсуме нет столько бюрократии, но у меня есть пара знакомых…
— Тебе осталось только подписать, — сказала Анахита.
— Меня даже не спросили?
— А ты откажешься?
— Нет. Девочке надо учиться и жить спокойно, а не болтаться чёрт те где.
— Вот видишь.
— Знаешь, друг, — сказал задушевным тоном Калеб, — никогда не чувствовал в себе призвания быть отцом. Мне надо привыкнуть к мысли, что у меня ребёнок. А у тебя, вроде, отлично получается, девочка от тебя без ума. «Папа Док то, папа Док сё…» Если бы я был не я, я бы ревновал, честное слово!
И он радостно, с видимым облегчением заржал.
— Слушай, — спохватился он, — тебе, может, денег подбросить? Ну, там, на тетрадки, учебники, одежду — что там ещё нужно. Ну, типа как алименты, что ли.
Он снова засмеялся, идея его насмешила.
— Не надо, — отказался я. — Прокормлю, не тресну.
— Ну, как хочешь, было бы предложено. Пойдём, Анахита, спать пора. Я вызвал водителя, утром за нами приедут, а тебе ещё вещи собирать.
Они ушли, вдвоём в бывшую нашу спальню. Я тоже пошёл в дом, тихо заглянул в комнату Нагмы. Девочка спит совершенно безмятежно, в ногах её кровати ― рыжий драный кот. Он сверкнул на меня глазами, беззвучно раскрыл пасть, изображая угрожающее шипение.
— Охраняй, охраняй, — прошептал я. — Не буду мешать.
Лёг спать в гостевой.
***
— Калеб, рыжая ты жопа! — кричит девушка из окна старого жёваного пикапа в устрашающем обвесе. — Ты чего не сказал, что с пассажиром? У меня же одно место! Или ты за пулемётом поедешь?
Удивительно, но в кузове пикапа действительно ПКТ на самопальном вертлюге. Как она с этаким тюнингом через город проехала?
— Аннушка, будем знакомы, — девушка выскочила из кабины и сунула мне узкую твёрдую ладонь.
— Док.
Она худая, смуглая, черноволосая, с обветренным жёстким лицом. Они с Калебом совершенно не похожи, но у них одинаковые пронзительно-синие необычно яркой окраски глаза. Родственники?
— Я её на колени посажу! — смеётся Калеб. — Своя ноша не тянет.
— Давно Калеба знаешь? — спросила девушка.
— Вообще не знаю, — признался я. — А ты?
— Со школы. Ну, школы корректоров.
— Понятно… — сказал я, хотя ничего не понял. — И как он, в целом?
— В двух словах не скажешь. Не хуже многих. Сестру бы за него не выдала, но она же тебе не сестра? — она показала пальцем на Анахиту, прощающуюся на крыльце с Нагмой.
— Не сестра, — подтвердил я.
— Ладно, бывай, Док, — хлопнула меня по плечу Аннушка. — Может, ещё где увидимся. Велик Мультиверсум, но узок круг.
Анахита с Калебом закинули вещи в кузов, кое-как утолкались вдвоём на одном сидении, мотор взревел, колёса взрыли дорожку, оставив безобразную проплешину, и автомобиль умчался, исчезнув за поворотом. Мне никто даже ручкой на прощанье не помахал. Да и ладно.
— Огорчаешься, папа Док? — спросила Нагма.
— Есть немного, — признался я.
— Ты не бойся, мы справимся. Я могу убирать и готовить тоже немножко умею. Я уже большая, за мной не надо ухаживать. И ем мало.
— Факт, — я ткнул её пальцем в ребра. — Худая, как велосипед. Придётся откармливать.
— Просто я расту.
Она обняла меня и прижалась головой к груди.
— Ты не переживай за маму, ладно? Мне тоже грустно, что она уехала, но раз ей хорошо, то пусть едет. Буду её ждать. Ей давно не было хорошо. Наверное, никогда. Она заслужила, чтоб было.
— А ты?
— А мне хорошо с тобой. Ой, ты же не знаешь! — подскочила она, выпустив меня из объятий. — Я записалась в онлайн-школу мультипликации для детей! Я учусь рисовать мультики! Пойдём, пойдём, я тебе покажу! У меня уже немножко получается!
— Пойдём, — согласился я. — А потом поедем в город, и я накормлю тебя мороженым в кафе. Только бумажки кое-какие завезём.
— Уи-и-и-и! А-а-а-а-а! Ы-ы-ы-ы-ы! Мар-р-р-роженка! — Нагма заскакала по дорожке к дому.
***
— Так я тебе теперь понастоящая дочка? — спросила Нагма, наворачивая мороженое.
Я пью кофе и просматриваю бумаги.
— По документам, — уточнил я. — По-настоящему, ты, наверное, дочка Калеба. Хотя я уже ни в чём не уверен. Твоя мама имеет больше секретов, чем можно было предположить. Не факт, что это последний.
— Я могу называть тебя папой?
— Практически обязана, — усмехнулся я. — Иначе в школе не поймут.
— Хорошо, — кивнула она удовлетворённо и облизала ложку.
Креманку облизывать не стала, хотя посмотрела на неё с сожалением. Понемногу обучается здешним условностям.
— Я люблю тебя, пап.
— И я тебя, дочь.
Официантка посмотрела на неё с умилением, а на мою руку без кольца — с интересом.
Ну уж нет, не надо мне этого всего. Не сейчас.
***
Слон, Алиана и Дмитрий объявились в сентябре, когда я уже начал возить Нагму в школу. В юбочке, гольфиках и белой блузке она совершеннейшее ми-ми-ми. Полна восторгов и ожиданий, а разочарования ещё впереди. Наивная, как первоклашка, хотя идёт в третий.
Со школой всё хорошо, кроме родительских собраний, на которых меня преследуют задумчивые взгляды средневозрастных разведёнок, которые, конечно, в курсе, что «хитрая мигрантка почти окрутила вдовца, но потом нашла вариант получше и только хвостом вильнула, подбросив ребёночка». В маленьких городках слухи распространяются со скоростью детонации тротила.
Ничего, как-то справимся. Мы с Нагмой научились жить вдвоём, что, в основном, свелось к согласованию меню, состоящего не только из мороженого. Посуду моет посудомойка, бельё стирает стиралка, по полу шарашится робот-пылесос. Слава технологиям, спасающим отцов-одиночек.
Я смотрел на вышедшую из гаража троицу, ожидая, что за ними выйдет Змеямба — но нет, не вышла.
— Змейса свалила в отпуск, — сообщил Слон. — Декретный. Кто счастливый отец, не сказала, но я на всякий случай тебя поздравляю.
— А как же оболочка? — заволновался я. — Отторжение…
— Не ссы, Докище, мы не зря сходили. Теперь знаем, как отключать сопряжение.
— И совсем его разрывать, — добавила Алиана, растянув ворот джемпера. Кружки интерфейсов отсутствуют.
— Ты отказалась от оболочки? — удивился я. — А как же Калидия?
— Мы что, тут на дорожке разговаривать будем? — спросил Слон. — Ты нас даже обедом не покормишь?
— Простите, это от неожиданности. Пойдёмте, приготовлю что-нибудь.
— Приготовишь? А где твоя уже вот-вот-жена? — удивился Дмитрий.
— И об этом тоже расскажу.
— Оболочки — лютая херь, ты был прав, — признал командир. — Крыша начала понемножку течь уже на второй день, к концу третьего все были реально не в себе.
— И сколько для вас прошло времени? — спросил я.
— Веришь, Докище, не могу сказать. Несколько суток, я полагаю. Оболочки вынесли нам мозг, мы все неслабо тронулись, и многое я помню смутно. Вернувшись, стали восстанавливать последовательность событий — и не смогли, потому что все помнят разное. Есть общие точки, но интерпретации…
— Как оболочки вас не съели?
— Ихор, дружище. Эта хрень не для людей, она для оболочек. Концентрат энергии. В них, оказалось, даже специальное гнездо есть под стандартную капсулу. Падла Креон об этом знал, но никому не рассказывал, берёг для себя. Но тут пришлось, конечно, делиться. В общем, мы, оказывается, вмазывались содержимым ушельских батареек.
— Так вы нашли Ушедших?
— Да хрен его знает… — задумчиво ответил Слон. — Кого-то мы нашли. Они не выглядят Великими Древними. То ли выродились наглухо за эти тысячи лет, то ли это не сами Ушедшие. Может, их ублюдки с аборигенами, а может, и одичавшие слуги… Знаешь, Докище, я теперь тоже не хочу быть бессмертным. Посмотрел, во что бессмертие людей превращает, и передумал. Жалкое, печальное зрелище. Не рассчитана наша башка думать тысячу лет, в какой-то момент прекращает, а тело живёт себе дальше. И это страшнее, чем сдохнуть, хотя они так не думают. Они вообще не думают.
— А катализатор митоза нашли? Креон получит свою армию?
— Не знаю, если честно, — признался Слон. — Мы там до черта всякого хлама нашли, Берана разбирается. Вот, оболочки теперь можем снимать-надевать, как трусы, избавляться от слияния навсегда. И это очень хорошо, потому что они вкручиваются в башку, как шуруп. И чем дальше, тем глубже.
— Но ты не избавился? — спросил я, зная ответ.
— Не, Докище, не при моей работе. Если не таскать слишком долго, то можно сохранять адекватность. Бонусы перевешивают. А вот Змейса сбросила и не оглянулась. Решительно завязала. Не знаю, увидим ли мы её когда-нибудь снова.
— Так контракт с Креоном закрыт? — спросил я.
— Контракт закрыт в связи со смертью нанимателя, — сообщил Слон. — Вознаграждение выплачено его правопреемником.
— Так ты его всё-таки грохнул?
— Не я.
— Его убила Калидия, — сказала Алиана.
— Серьёзно? — поразился я.
— Мы все были под очень сильным влиянием оболочек, — вздохнула Алька. — Помните, какой занозой я была первые дни после слияния?
— Ещё бы.
— Так вот, это были цветочки. Через несколько дней непрерывного ношения все мы стали безумными эгоманьяками без тормозов. Из каждого такое попёрло, что мне лично дико стыдно вспоминать.
— Да, — подтвердил Слон, — мы были квинтэссенцией пылающего говна. Копроплазмой. Только не спрашивай подробности, я в жизни никому не расскажу то немногое, что про себя помню.
— Креон с Калидией в очередной раз поругались, — продолжила Алиана. — Кажется, из-за Бераны. Он вроде бы сказал, что по окончании исследования трофеев, заблокирует её обратно. Потому что эта информация слишком ценная, чтобы доверить её обычному человеку. Кали взбесилась.
— Девка полезла в залупу, — пояснил Слон. — Предъявила ему разом от лица всех своих тараканов. Тогда наш душка-владетель дал слово, что по возвращении выкинет её из оболочки и вставит в башку затычку, как матери. Потому что она ему теперь не дочь, а мандавошка позорная.
— Он не так сказал, — вздохнула Алиана. — Но смысл такой, да.
— Тут наша прынцесса вскакивает, раз — и башку ему с плеч. Он даже за меч схватиться не успел. Смотрю я на это и думаю: «Кабздец контракту». Оболочка с него стекает, а там… Помнишь, ты хотел увидеть его без маски?
— Ну, не то чтобы прямо хотел…
— Расхоти обратно. Если это и было когда-то человеком, то те времена прошли давно. Но пока тушка не остыла, я подсуетился и вскрыл об неё банку с ихором. Там немного осталось, похоже, он свою оболочку им регулярно кормил, но вот твоя доля.
Слон вытащил из кармана и толкнул ко мне по столу капсулу.
— Хочешь, вмазывайся и становись вечно юным бессмертным засранцем. Хочешь, разбавь на миллион доз и лечи им триппер, а хочешь, продай. Только не продешеви, и смотри, чтобы тебя за него не грохнули.
Я покрутил в руке ушельскую батарейку, удивился тому, что не чувствую никакой эйфории, и убрал в карман.
— И как Калидия это пережила? — спросил я.
— Плохо, — вздохнула Алиана. — Очень плохо. Я так и не поняла — сошла ли она с ума, была ли в глубине души такой всегда, или её, как и отца, частично сожрала оболочка… Мне кажется, той Калидии, которую я любила, больше нет.
— А кто есть? — спросил я, глядя, как глаза девушки заполняются слезами.
— Великая Владетельница есть, — ответил вместо неё Слон. — Девочка унаследовала титул, и, твоя ассистентка права, кукуха у неё уехала вдаль скорым поездом. Первым делом лично порешила тех, кого её папаша оставил рулить. Может, и было, за что, не знаю, но она даже разбираться не стала: как была в оболочке, не раздеваясь, потопала в зал Совета и хренакс — только брызги полетели. А она стоит такая и оболочкой кровь впитывает. Все так впечатлились, что проголосовали за неё единогласно. Хотя она никакого голосования даже не просила.
— Она с тех пор, кажется, оболочку ни разу не сняла, — добавила Алька.
— И чем она её кормит, боюсь представить, — добавил Слон. — Ихора-то в папином сундучке почти не осталось. В общем, посмотрели мы на неё и решили, что напоминание о прошлом в нашем лице скоро покажется ей лишним. Прощаться не стали, свалили так.
— Михл, — спросила Алиана. — Можно я у вас пока поживу? Как-то вдруг оказалось, что больше негде.
— Конечно, места теперь полно.
— Я тоже собирался погостить у тебя, пап… — добавил Дмитрий. — Не выгонишь?
— Это и твой дом. А как же твои киберпанк-проекты?
— Подождут. Хочу передохнуть, искупаться в море, ну и вообще… — сказал он, глядя на Алиану.
Девушка покосилась на него и слегка покраснела.
***
— Значит, свалила твоя невеста? Прямо из-под венца лыжи смазала? — спросил Слон, когда молодёжь оставила нас.
Нагму я давно уложил спать, на улице темно, мы сидим в саду с бутылкой.
— Факт, — соглашаюсь я.
— Ну, оно и к лучшему, — кивает командир. — Кобыле легче. Что дальше делать думаешь?
— Не знаю. Столько всего случилось, а на выходе только хрен по всей морде. Или я чем-то не тем занимаюсь, Слон?
— Но-но, — сказал он строго, — ты мне это брось. Теперь, когда Змеямба свалила, у меня один старый кореш остался. Да и не так всё плохо, если вдуматься, Докище. Сидел ты сычом в жопе Мультиверсума, прыщи давил за три копейки с носа. А теперь у тебя есть дочка, сын и флакон ихора. Как по мне, ты в прибылях. Не зря прогулялись.
— Ты что-то конкретное предлагаешь?
— Нет, мне самому надо переварить результаты. Я получил то, что хотел, понял, что этого не хочу, теперь надо искать новые цели. Так что отдыхай, расти дочку, завидуй сыну, который там утешает твою ассистентку, — он махнул рукой в сторону дома. — Бабу только заводить не спеши, не прёт тебе с ними. Однажды найду новый контракт и постучу тебе в дверь. Идёт?
— Замётано, — согласился я. — Буду ждать.
—
Конец