Падшие мальчики

Глава 30

Казалось, мир отошел на второй план, вещи перестали существовать, когда он утратил к ним интерес, и именно это служило доказательством того, что он спал, а не хаотичность происходящего. Маршалл понимал, что случилось, осознавал себя, но управлять сном не мог. Первым делом он попытался вспомнить, где уснул, но в голове не осталось воспоминания о том, как он ложился на свою кровать.

Маршалл оказался в библиотеке.

Высокие своды, вентиляторы, гоняющие воздух, как в «Апокалипсисе сегодня». Он не чувствовал влажности, но понимал, что она невероятно высока. На окнах блестели капли. Люди вокруг истекали потом. Растения в горшках разрослись — лианы душили друг друга в борьбе за свет. Звенели комары. Он прихлопнул одного у себя на щеке, посмотрел на ладонь и увидел кровь. Жара тайских джунглей.

Вытерев руки о джинсы, он зашагал по залу.

Двое библиотекарей, мужчина и женщина, подняли головы, когда он прошел мимо. Маршалл посмотрел на них, и дыхание застыло у него в горле. У библиотекарей не было лиц — только пустые овалы. Они поднесли указательные пальцы к месту, где должны находиться рты, и, хотя ни один не издал ни звука, он все равно услышал шипение.

Безликие посетители сгорбились над столами, заваленными книгами. Один из них вдруг захлопнул фолиант, вскочил и понесся прочь, словно ящерица. Тишину нарушал только шелест страниц и гул вентиляторов.

Маршалл направлялся в заднюю часть библиотеки и лишь теперь заметил, что на нем нет обуви. Справа к потолку поднимались длинные стеллажи с книгами. Каждый ряд терялся во тьме, по полкам скакали вороны. Одни каркали, другие вонзали клювы в потрепанные корешки классики.

Он завернул за угол и увидел компьютеры. Сердце Маршалла подпрыгнуло, когда он оглядел маленькие столики и узнал некоторых людей. Вот красивая девушка-священник, что поженила их так давно в Хантер-Вэлли. Ее волосы собраны в неряшливый пучок. Она словно молилась пустому экрану: Маршалл не мог сказать наверняка, ведь у нее не было лица. Она раскачивалась взад и вперед, ей вторил скрип деревянного стула.

«Продолжай, и он разлетится, а ты сядешь на задницу», — подумал он, но промолчал. Боялся говорить. Возможно, его пугали библиотекари. У них не было глаз, но он чувствовал на себе их взгляды. Маршалл решил, что лучше не думать о логике сна, и зашагал дальше.

Его отец сидел за следующим столиком — огромный живот на клавише пробела. Курсор без остановки метался по экрану. У его ног лежала кожаная сумка почтальона, в которой он разносил почту по Джеймсбриджу. Из нее торчали бандероли без адресов. Маршалл хотел подойти к отцу, обнять его и сказать, как сильно он скучает. Хотел шепотом попросить о помощи — так, чтобы никто не услышал. Но вновь не произнес ни слова.

Библиотекари вышли из-за стола и встали у книжных полок. Вороны возникли у них на плечах и стали следить за Маршаллом.

Клэр сидела за следующим компьютером, но в образе девушки, которую он встретил в Таиланде, а не той женщины, которая бросила его в Ванкувере. Перед ней стояла миска безглютенового массаман-карри, большая дорожная сумка примостилась рядом со стулом. Ее волосы были ярче, чем когда бы то ни было в реальности. Она сжимала ложку, полную карри. Мясо сгнило и кишело извивающимися опарышами.

Не ешь.

Если проглотишь хоть кусочек, получишь расстройство желудка, заболеешь и нам придется раньше вернуться домой. Бог знает, увижу ли я тебя снова.

Слишком поздно. Она сунула ложку в рот, черви скрылись между зубами.

Он двинулся дальше, держась за живот.

Рядом с Клэр сидела Лиз Фрост. Маршалл никогда не встречал ее, пока жил в Джеймсбридже, но знал о ней, как и все горожане. Печально известный водитель автобуса, она сошла с ума и похитила собственных пассажиров в середине девяностых. Никто толком не знал, что именно случилось, но погибли люди, и на репутации города появилось пятно. Каждый житель Джеймсбриджа был знаком с кем-то, кто знал жертв, хотя люди никогда не видели их своими глазами. Лиз превратилась в местную городскую легенду. Ее именем пользовались отчаявшиеся родители, чтобы усмирить капризных детей.

Боже, что за наследие.

— Наведи в комнате порядок, или я отдам тебя Лиз Фрост.

— Ты пойдешь в школу и сделаешь домашнее задание, иначе за тобой приедет Лиз и увезет к себе. Как тебе это?

Маршалл не раз видел ее фотографии, но узнал по водительской форме, заляпанной кровью.

За следующим компьютером сидели двое: его бывшая подчиненная Симона и Бенни, бывший коллега Клэр. Маршалл встречал его только раз, на похоронах сына, но часто слышал его голос, разговаривая по телефону с женой. Симону Маршалл не видел с тех пор, как они ужинали вместе: вскоре после этого он переехал в Канаду. Когда они обнялись в последний раз, девушка едва не разревелась. Ее глаза наполнились слезами, голос надломился, но она сдержалась — ради него. Стало ясно, что Симона будет скучать не только по хорошей работе.

За последним столом сидел Ной.

Из компьютера торчала мигающая флешка. В отличие от других посетителей, сын не заметил присутствия Маршалла и остался собой. Лоб прорезали глубокие морщины, щеки ввалились, как у мертвеца. Его рука судорожно кликала мышкой: он вырезал и вставлял фрагменты разговора из мессенджера в вордовский документ. На экране было открыто несколько окон, но Маршалл не мог разобрать, что там. Ной огляделся по сторонам, и его всепоглощающая тревога стала очевидной.

Он выглядел виноватым.

Маршалл застыл на месте. Он впервые увидел сына во сне живым, не искалеченным. Казалось, он забыл, как Ной выглядел до того, как его голова, ударившись о пол морга, треснула и кровь вперемешку с мозгами разлетелась во все стороны. Маршаллу стало легче, когда он увидел Ноя в духоте библиотеки и осознал, что его мальчик не умер. Нет. Он еще жил. Но осталось ему недолго. Кровь потекла по экрану компьютера, залила клавиатуру. Ной отвечал HelveticaBoy со скоростью, о которой Маршалл не мог и мечтать.

— Прекрати, Ной! — закричал Маршалл. Его голос разнесся по залу.

Несколько ворон взмыли в воздух и ударились о стекла. Он развернулся и увидел библиотекарей. Они шли к нему.

Нет.

Не шли.

Скользили.

Обратно к сыну. Маршалл потянулся к нему. Движение вышло вялым, руки налились свинцом.

— Боже, Ной, хватит!

Ной не замечал отца. Он продолжил печатать, на его лице проявилась смесь боли и утраты. Кровь брызгала с каждым ударом по клавишам.

Библиотекари подошли ближе, кожи Маршалла коснулись липкие пальцы. Он слышал шелест их одежд. Они потянулись к нему, и он увидел, как сквозь ткань проступают кости.

В библиотеке пошел дождь. Сперва вниз полетели капли — посетители, все как один, подняли головы. Затем разразился ливень. Свет замигал, вороны гадили, кружа под потолком, пачкая пустые столы белым дерьмом.

Из последних сил Маршалл поднял голову, достаточно высоко, чтобы увидеть, что его сын исчез и за компьютером сидел детектив Старк, расследовавший смерть Ноя четыре года назад. Его лицо тоже осталось прежним. Губы растянулись в кошмарной улыбке, обнажив гнилые зубы. Она исчезла, и на глазах Маршалла челюсть старика отвисла, как у змеи, готовой заглотить нечто в четыре раза больше собственного тела. По щекам Старка текли слезы. Рот был набит мятными леденцами.

Маршалл очнулся в смятении. В ужасе.

Все чувства вернулись, он снова ощутил силу тяжести — от этого стало еще страшнее. Теплая вода струилась по лицу и телу. Стряхнув остатки сна, он попытался открыть глаза. Свет в комнате был слишком ярким, а воздух – спертым.

«Дым», — подумал он.

Маршалл завалился вперед, поскользнулся на плитках. Упал лицом вниз и ударился углом рта о слив. Боль и жара. Сон почти стерся.

Я заснул в душе.

Тело ломило, пока он пытался встать. Маршалл распрямился, закрыл краны — горячий ручеек тут же обжег кожу, — вскочил на ноги и вздохнул.

Дверь в душевую запотела, стекло усеивали брызги. Он сконцентрировался на хрупких, сверкающих каплях: это успокаивало. Когда Маршалл не мог облегчиться, он считал плитки на стене у писсуара. В очереди к банковскому окошку считал туфли. Теперь, в душевой, чтобы паника отступила, стал считать капли. Вскоре ему полегчало.

Он различил за стеклом смутные очертания сына: тот наблюдал за ним. Маршалл видел только темные пятна на его лице и груди. Кровь. Мозги.

Боль в желудке вернулась вместе с видением. Колени задрожали. Маршалл стиснул зубы и прижал ладони к стеклу. Озноб, который он чувствовал в ванкуверском автобусе, вернулся.

Внутри бурлила тревога.

— Уходи, Ной, — сказал он спокойно и тихо. Маршалл не понимал, что зажмурился, пока не открыл глаза. Сын исчез, и он был ему благодарен.

Бритва скользила по коже, срезая щетину в волне белой пены.

В раковине стояла вода. Маршалл остановился, изучая свое отражение. Он выглядел старым. Опустил бритву. Почувствовал запах крови. Маршалл редко брился так, чтобы не порезаться: неудивительно, что по воде расплывались алые капли. Темные волоски цеплялись друг за друга, как обломки кораблекрушения, и по спирали уходили вниз.

Вниз.

Вниз.

Давным-давно он купал Ноя в такой же раковине. Кожа сына розовела от теплой воды. Маршалл не держал в руках ничего более хрупкого. Не только потому, что ребенок был маленьким и падение убило бы его: ставки были невероятно высоки, ведь на кону стояла жизнь мужчины — проверялась отцовством. Маршалл понимал это и знал, что он проиграл, потерял все.

В ванной звучит смех Клэр. Ее рука лежит у него на плече, а он прижимает Ноя к груди. Клэр обнимает его сзади. Мать, отец и голенький ребенок в завитках пара.

К горлу подступила тошнота, Маршалла вырвало в унитаз. Он вышел из душевой.

Комната в мотеле была маленькой, с голубыми стенами. Подняв покрывало, Маршалл стряхнул с накрахмаленных простыней брошюры, посвященные Норт-Бенду и Снокуолми Фоллс, и залез под одеяло. Согрелся. По телевизору шла серия «Идеальных незнакомцев», снаружи ветер качал деревья. Ноутбук стоял на полу, слайд-шоу с фотографиями Ноя и Клэр сменилось снимком уходящих вдаль полей.

Глава 31

Долгая, изматывающая поездка из Ванкувера в Сиэтл на «Грейхаунде». Перед тем как войти в автобус, он на миг заколебался, отшатнулся от вырвавшейся изнутри канализационной вони. Паспорт в руке был горячим и тяжелым.

Сиденье водителя пустовало, переднее окно покрывали разводы.

«Развернись и уйди», — сказал голос у него в голове.

Я ничего плохого не делаю.

Еще как делаешь. Ломаешь себе жизнь.

— Ты запрыгиваешь, сынок, или будешь стоять, пока не станешь таким же, как я? — спросил старик у него за спиной. С клетчатым платком поверх рта, он опирался на трость. Выцветшие голубые глаза смотрели на Маршалла без тени гнева — так, словно старик видел все, что с ним случилось, и все, с чем ему предстояло столкнуться. И переживал за него.

Еще одна возможность повернуть назад, возвратиться в Ванкувер и позвонить в полицию. Набрать номер Клэр и на этот раз не вешать трубку. Сказать ей, что их сын не покончил с собой.

Нет, его убили.

Но Маршалл не сделал этого. Он вошел в автобус и занял место, ни слова не сказал, пока они не пересекли границу. Здания убегали вдаль, дороги расплывались серым маревом. Их окружили деревья. Много деревьев.

Все это время тошнота терзала его, скручиваясь в животе, словно пружина, и без предупреждения разжимаясь. Футболка прилипла к телу, когда он вышел из автобуса и взял багаж. Его лихорадило.

Над Маршаллом возвышался Сиэтл. Здания были огромными, а он — крохотным. Ничтожным.

Маршалл остановился, чтобы выпить кофе, перед тем как сесть в забронированную машину. Кофе «Сиэтлс бест» походил на сладкую воду, а веселенький интерьер кафе раздражал. Работник развешивал по залу рождественские украшения. Обрывок мишуры приземлился у локтя Маршалла, но мужчина слишком испугался, чтобы его стряхнуть. Ленточка сверкала на солнце, слепя глаза. Он поерзал на сиденье, пытаясь стряхнуть ощущение, что мир вокруг расползается по швам. За столиком напротив сидела женщина средних лет, в футболке с кричащей надписью: «КТО ПРИКОНЧИЛ ОСАМУ? МЫ!»

Зачехленный ноутбук лежал у него на коленях. Внутри были письма.

Он взял машину в «Гертце», красную «Шеви-Импала». Женщина за стойкой смерила его таким взглядом, словно догадалась, что он задумал. Маршалл выехал из города, всю дорогу жуя аспирин и то и дело вглядываясь в зеркало заднего вида.

Деревья. Дугласовы пихты, растущие кучками на ветру. Покрытые туманом горы.

Тошнота не унималась.

Ты заработаешь рак.

Хорошо.

Маршалл проехал мимо указателя «Добро пожаловать в Норт-Бенд». Вечерело. Он не смог найти свой отель и остановился у продуктового магазина спросить дорогу. На женщинах за прилавком были одинаковые клетчатые мужские рубашки.

— Откуда вы? — спросила одна. — Боже, мне нравится ваш акцент!

— Из Сиднея.

— Из Сиднея в Австралии? Тогда вы сбились с пути. Счастливо!

Другие посетители смотрели на него по-доброму, даже с состраданием. Они казались фермерами, живущими спокойно и тихо. Приятный образ жизни на смену суете мегаполиса.

Женщины за прилавком указали ему путь.

Маршалл вернулся к машине и поехал по главной улице городка. Люди перебегали дорогу, выгуливая собак или неся коричневые бумажные пакеты. На тротуаре ветер кружил газету — она взлетела в воздух и вспыхнула, отразив сигнал светофора. Все вокруг носили голубые джинсы.

Маршалл припарковался рядом с покрытыми росой мотоциклами, на заднем дворе закусочной под названием «Твидс». Захлопнув дверь и сунув в карман ключи, он заметил фреску, украшающую заднюю стену: «ТВИН ПИКС» — поверх контура местных гор. Он сразу же узнал знакомый образ и предположил, что сериал снимали где-то в этих краях. На самом деле, это место словно сошло с экрана телевизора. Он не смог сдержать удивленного вздоха. Еще пять лет назад Маршалл упивался бы своим открытием.

Теперь он не чувствовал ничего. Ни капли фанатского восторга.

Маршалл сконцентрировался на миссии, которую не вполне понимал и совсем не хотел выполнять.

Он распахнул дверь, и лицо обдало волной тепла. Тошнота отступила. При виде клетчатого пола и кабинок его сердце сжалось от ностальгии: перед ним оказалась закусочная из «Твин Пикс». Типичное кафе в американском стиле, не совсем ретро, но близко. Толстые птички Твити на стенах, на полках, на каждом втором столе. С желтых луковицеобразных голов на него уставились немигающие глаза.

Чем дольше он смотрел на игрушки, тем более зловещими они казались.

Маршалл проскользнул в кабинку и сел, подушки скрипнули под его весом. Перед ним стоял серебристый держатель для салфеток — металлическая поверхность сверкала в отсветах ламп так, что резало глаза. Сердце забилось быстрее. Маршалл почувствовал, что застрял между сном и реальностью и в любой миг может рухнуть в кошмар или в благословенную тьму.

Лязг тарелок, звенящая мелодия. Никаких разговоров.

Ладони вспотели. Захотелось пить. В горле пересохло.

Песня в музыкальном автомате сменилась, наступило мгновение тишины — разговоры и звон посуды возобновились.

На край бутылки с кетчупом в центре стола села муха. Потерла передние лапки, словно замерзла или молилась. Маршалл смотрел, как она втягивает кетчуп, затвердевший на горлышке. Он испытывал отвращение. Его тошнило.

За окном начался дождь.

Маршалл сложил руки. Он потер их, словно замерз или молился.

К нему подошел высокий темноволосый официант с татуировкой акулы на предплечье. Молодой человек с небрежным изяществом балансировал в руках подносы. Он показался Маршаллу добрым. Его губы растянулись в кривой улыбке. Судя по заляпанному жиром бейджу, звали официанта Джейсон.

— Вы в порядке, сэр? Простите, что задержался. Много народу. Знаете, как оно бывает…

— Да, все хорошо, — сказал Маршалл. Его лицо было мертвенно-бледным. Официант посмотрел на него с тревогой и спросил, не хочет ли он воды.

Муха, жужжа, улетела. Время молитв кончилось.

Глава 32

Семь тридцать вечера, пора уходить из отеля.

Маршалл сидел на краю матраса с ноутбуком на коленях. В маленьком тесном номере не хватало воздуха. Все его тело гудело от напряжения.

Наступает та самая ночь.

Свет за окном померк. Солнце выглянуло из-за облаков, окрасив небо в нежно-розовый, придав миру внизу новые оттенки, отчего все вокруг казалось теплым и дружелюбным. Дождь не шел уже шесть часов. Но нежные лучи не могли долго прикрывать реальность. Стало прохладнее.

Маршалл снова прочел открытое письмо. Похолодел.

Привет, Ной!

Давай встретимся в конце парка Рэттлснейк Маунтайн, недалеко от шоссе Хермон-Хайтс. Красивое место, много деревьев. За ними — качели и скамейка. Я буду там в 7:30, ок? Приходи, пожалуйста. Никогда не думал, что мы увидимся. Я волнуюсь. Приходи один. Никого больше не будет. Только мы. Прости, что я наговорил тебе гадостей. Я не нарочно. Хочу извиниться. Лично. Ок? Мне страшно. Пожалуйста, не злись. Мы можем посмеяться над этим.

Внизу стояла подпись: «Сэм».

Маршалл снова открыл гугл-карту парка. Как «Сэм» и объяснил, парк раскинулся на окраине города, никаких — или почти никаких — домов поблизости. Только общественный туалет — его было видно с дороги, — вот и все. Когда фургон гугл-карт проезжал по Норт-Бенду, снимая округу, погода радовала: фотографии получились жизнерадостными и яркими, как в рекламном буклете. Казалось, они принадлежали другим, лучшим временам, не знавшим туманов и ливней. Маршалл задумался, не привез ли непогоду с собой: хотя осадков не было уже шесть часов, он знал, что долго это не продлится. Дождь начнется — в свой час.

Он закрыл ноутбук и оставил его на кровати. В небе зажглась Венера.

Глава 33

Пути назад нет. Он зашел слишком далеко.

Проезжая по улицам Норт-Бенда, среди Дугласовых пихт, под пурпурным небом, Маршалл говорил себе, что не хочет насилия, что оно противно его природе.

Я хороший человек.

Но это не значило, что он не мечтал сделать парню больно. Прошлой ночью сон покинул его и голова наполнилась страшными образами. Грезя с открытыми глазами, Маршалл видел подростка на скамейке.

Тот улыбался.

Маршалл рванулся к нему, обхватил руками тонкую, хрупкую шею. Чем крепче он сжимал, тем сильнее синел мальчишка. И все же парень смеялся — пронзительно и дерзко.

Не в силах стряхнуть видение, Маршалл отпустил подушку — бесформенную и смятую — и повернулся на бок. Он не мог контролировать собственные фантазии и гадал, как справится с реальностью.

Все будет иначе. Я просто хочу его увидеть. Посмотреть ему в глаза и сказать…

Сказать что?

Маршалл не знал. Это пугало.

Я хороший человек.

Я на это надеюсь.

Его охватила паника, машина словно сжалась. События развивались слишком быстро. Прошедшие четыре года едва ползли — дни тянулись, ночи никак не кончались — и все же миновали. Так много перемен. Маршалл и сам изменился. Его словно швырнули сюда из Ванкувера — в этот день, в этот город. Все вело к этой встрече, а теперь, когда она так близка, ему хотелось развернуться и уехать.

Он представил, как собирает вещи и платит за комнату. Возвращает машину в «Гертц», садится в «Грейхаунд», едет в Ванкувер. А после этого, забыв обо всем, берет билет до Австралии и возвращается к семье и друзьям, которые у него еще остались…

Слишком поздно.

— Вы прибыли в место назначения, — проговорил установленный на панели GPS-навигатор. Он не ведал проблем: в елейном голосе было слишком много оптимизма, даже радости. Маршалл выдернул ключ из замка зажигания и задержался, ожидая, что навигатор снова оживет и назовет его хорошим человеком. Но этого так и не случилось, и Маршалл вышел из машины. Двигатель, остывая, урчал.

Покрытые лишайником ветви купались в последних лучах солнца, небо синело, оранжевый отсвет угасал. На горизонте клубились тучи. В парке, по которому шагал Маршалл, ветер качал деревья и шел дождь из листьев.

Над песочницей висела пара качелей. Скрипели цепи. На сиденье из искусственной кожи взгромоздился дрозд. Птица пила воду из лужицы и улетела, когда Маршалл вышел на поляну.

Изъеденный термитами фонарный столб стоял у туалетной кабинки, которая, как и окрестности, казалась совершенно заброшенной, словно парк разбили, даже не помышляя о детях. Маршалл почувствовал, что эта площадка видела мало игр и смеха. Парк создали для таких, особенных встреч. Для секретов.

Челюсти Маршалла двигались. Жвачка помогала отвлечься.

Фонарь замерцал. Маршалл услышал гудение электричества. Над закрытыми дверями туалета зажглась лампочка. Из леса прилетели мотыльки, и через пару мгновений в свету заметались тени нежных крыльев.

— Эй? — позвал Маршалл. В его голосе не было угрозы. Он звучал испуганно, робко.

Он увидел, как из первобытных теней возникает фигурка. Хрупкая. Это был подросток. Голова Маршалла запульсировала, боль усилилась. На лбу выступил пот — заструился вниз, собираясь под глазами. Челюсти сжались, заходили быстрее.

Из-за деревьев начал красться тонкий туман. Ветер прибил его к земле. В свете ламп он казался призрачно-бледным, огромные тени мотыльков играли на почти плоской поверхности. Фигурка шагнула вперед.

Они стояли одни на вечернем холоде.

— Эй, — сказал Маршалл — теперь это был не вопрос. Мальчик посмотрел на него — лицо белело во тьме, подсвеченное текущим внизу туманом. Маршалл подумал, что упадет в обморок.

Глава 34

Это был не его сын, хотя от сходства бросало в дрожь.

Подросток примерно пяти футов ростом, худой, с фарфорово-бледной кожей. Маршалл слышал его дыхание — различал за скрипом качелей. Каждый вдох — влажный и хриплый. Маршалл смотрел на мальчишку во все глаза: рыжеватые волосы, слишком большая куртка, джинсы. Конверсы. На шее болтались белые наушники от айпода.

«Ох, черт», — подумал Маршалл и на секунду решил, что сказал это вслух.

Это действительно просто ребенок. Что я здесь делаю?

Что. Я. Черт. Возьми. Здесь. Забыл?

Ощущение, которое так долго преследовало его, накатило снова, только теперь это был не просто озноб. Маршалл не мог описать его: не с чем было сравнивать. В свете всего, что он сделал в своей жизни, хорошего и плохого, он никогда не считал себя злодеем. Все изменилось. Теперь. И виноваты в этом наушники от айпода — прекрасный символ разницы в возрасте, вселенной, которая их разделяла.

Кто я?

Маршалл отступил на шаг. В воображении с пугающей ясностью возникла картинка: деревья расступаются, к нему бегут полицейские с пистолетами и включенными фонариками, выкрикивают его имя, приказывают лечь на землю: «ВНИЗ, ЖИВО!»

— О боже.

Слова сорвались с губ, хрупкие и тихие, как крылья дрозда, вернувшегося на качели, чтобы напиться. Вокруг лодыжек кружили листья в тщетной попытке освободиться. Он тоже мечтал об этом.

Маршалл падает лицом в траву, полицейский сковывает руки у него за спиной.

Зачитывает права.

— Мне очень жаль, — сказал Маршалл.

Неважно, какими были его фантазии. Да, он мечтал задушить гада, но, видит бог, не ожидал встретить ребенка. Отвечая на письма HelveticaBoy, получив приглашение в уединенный парк на окраине города и приняв его, Маршалл готовился к встрече со взрослым.

С мужчиной. Толстым. Жирным. Потным. С одышкой. Хихикающим.

Взрослым.

Не с мальчиком.

Маршалл хотел, чтобы HelveticaBoy оказался жирным педофилом, интернет-штампом, хищником, которых обсуждают в ночных телешоу. Он мечтал об этом, потому что хотел задушить ублюдка.

Отомстить.

Я хороший человек. По крайней мере, был им.

— П-прости, — снова сказал Маршалл. Птицы слетели с ветвей, на землю посыпались листья. — Я ухожу.

Теперь он знал правду. Ему захотелось упасть на колени и вместе с рвотой избавиться от тяжести, даже хуже того — вскрыть себе вены.

Если в этом парке и был хищник из интернета, то это он.

Маршалл почувствовал, как что-то ужалило его в шею. Взмахнув рукой, он хлопнул по коже. На ладони осталась капелька крови. Маршалл решил, что это оса или большой комар, но боль была слишком сильной и острой. Он развернулся влево, колени дрожали.

В тени рядом с ним стоял высокий мужчина. Что-то блестело в его руке.

Господи. Что за дрянь? Этого не может быть.

Полицейский значок.

Фигура приблизилась, источая жар. Под ногами хрустели листья.

Маршалл вновь посмотрел на подростка и увидел, что тот отвернулся и надел наушники. В воздухе плыла тихая мелодия.

— Я ничего не делал! — Голос Маршалла звучал как у пьяницы, пытающегося притвориться трезвым. — Я ничего не д-делал. Мне пора. О боже, клянусь, ничего плохого…

Тень подступила ближе, на лицо упал свет фонаря. Тени мотыльков кружили на поверхности маски. Радость: черные пустые глаза, растянутые в вечной улыбке губы.

В руке незнакомец держал не полицейский значок, а шприц. На игле блестела одинокая капелька крови.

Дрозд снова улетел, оставив на воде круги. Звезды померкли.

Ветер пронесся через парк, и деревья запели колыбельную для Маршалла.

Отчаянные и глупые мотыльки бились о голую лампочку, пока не сжигали себе крылья и не падали на землю.

Маршалл попытался бежать, но глаза закрывались, несмотря на бушующий в венах адреналин. Сделав два больших шага, он накренился вперед. Земля рванулась к нему и ударила в лицо. В нос набилась трава. Вонь собачей мочи. Грязь. Он почти не чувствовал боли.

Мысли исчезали одна за другой. Секундами ранее в его голове вспыхнули единственно верные слова: «БЕГИ, НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!» — но теперь они угасали.

Он попытался уползти от преследователя, но чудовищная тяжесть придавила его к земле. Маршалл подумал, не сердечный ли это приступ. Колыбельная зазвучала громче, превратилась в зов сирены.

Это не сердечный приступ.

— Меня отравили, — сказал он траве, но вместо слов с губ сорвался стон. У него потекли слюни. Место на шее, куда ужалила игла, пульсировало.

Зараза. СПИД. Наркоманы. На меня напали. Хотят обокрасть.

Чем они меня накачали?

— Я заберу его, — раздался голос, словно издалека.

— Мне позаботиться о его машине? — спросил другой. — Где ключи?

«Их двое, — со странной отстраненностью заметил Маршалл. — Голос не детский. Это второй мужчина, я уверен». Казалось, он слушал разговор из фильма, включенного на полную громкость в соседней квартире. Впрочем, это его почти не интересовало. Ужасно хотелось спать.

— Проверь карманы. Спрячь машину и возвращайся к нам. Не напортачь, не попадись на глаза, — раздался первый, глубокий голос.

— Да.

Кто-то потянул Маршалла за штаны. Раздался звон ключей. Он застонал.

— Ты вколол ему нужную дозу? — спросил второй. Что-то в этом густом, сладком голосе навело Маршалла на мысль, что его владелец страдает ожирением.

— Не зли меня. — Голос первого был мрачен, как здешние леса. Таящаяся в нем сила ужаснула Маршалла, пробилась даже сквозь застилающий разум туман. — Разберись с тачкой, встретимся дома. А завтра вернись и перекрась фургон. И смени шины, ладно? Захвати новые.

— Но-ш-ш-шины… — пробормотал Маршалл.

— Он еще не отключился? Я думал, уже пора…

Глава 35

Бум-бум. Бум-бум.

Утробные, пульсирующие звуки. Вспышка света. Стук сердца отдавался в каждой клеточке тела.

Тьма у него перед глазами шла пятнами, исходила фонтанами цвета. Маршалл попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Другая вспышка, на этот раз желтая. Кусочек неба за окном, звезды робко бороздят ночь. Неподалеку кто-то закашлялся — совсем рядом. Запах машинного масла и потного тела, одеколон.

Маршалл не мог пошевелиться и снова потерял сознание.

Ной вернулся домой из школы, сбросил рюкзак на пол и поднял глаза на отца — голубые с темно-синими прожилками. Маршалл заключил лицо сына в ладони, словно держал улыбку Ноя. Она растянулась между большими пальцами.

— Завтра в школе мы будем рисовать, — сказал Ной. В его волосах застряли листья.

— Что, правда?

— Ага. И еще…

— Что?

— Мне нужна рубашка!

— Тебе нужна рубашка? У тебя их куча, глупыш.

— Нет, па-а-ап. Мне нужна твоя. Чтобы не испачкаться.

— Ну, ты вел себя хорошо, так что мы найдем тебе что-нибудь.

— Правда?

— Конечно.

Они вместе прошли в комнату Маршалла и стали рыться в шкафу. Рубашки взлетали в воздух. Окно было открыто, шторы развевались. Насекомые бились о сетку, отчаянно пытаясь попасть внутрь. Они нашли старую джинсовую рубашку, всю в пыли.

Ной сунул руки в рукава, надел ее задом наперед. Она болталась на его худеньком теле. Маршалл смеялся, завязывая «хвосты» у Ноя за спиной, подворачивая длинные рукава.

— Готово, Пикассо.

Огромные руки нырнули ему под мышки и подняли Маршалла в ночной воздух. Запах мужского пота усилился — едкий, почти химический. В голове у Маршалла все еще мутилось, вокруг стояла темнота. Он различал шелест деревьев на ветру. Голова стала тяжелой от крови, словно была готова вот-вот взорваться. Сон снова подступал к нему, и, если честно, Маршалл не сопротивлялся.

Ботинки загрохотали по деревянным ступенькам.

С усилием Маршалл разлепил веки и увидел ряд садовых гномов. Они смотрели на него — на шапочках цвела плесень. Гномы стояли на крыльце под окном, а рядом выстроились ботинки, все как один в грязи. Два свернутых в трубочку журнала лежали на коврике у двери, в щетинках которого было выжжено: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ».

Скрипнула противомоскитная дверь.

Маршалл услышал еще шаги: кто-то поднимался по ступенькам у него за спиной. Легкие, тихие. Мелодия вновь поплыла по воздуху. На этот раз песня была другая, более ритмичная.

Маршалл попытался застонать, но не смог. Только выдохнул весь оставшийся в легких воздух.

Мир снова ускользал. Вскоре Маршалл вернется в пугающее безвременье и у него не останется выбора, кроме как стоять на пороге тьмы, где единственная реальность — мрачное ожидание будущего кошмара.

Маршалл, Клэр и Ной шли под дождем. Небо было серым, как асфальт, воздух — влажным. Капли усеивали их дождевики, как конфетти. Мимо промчалась машина, замочив края джинсов Маршалла. Клэр засмеялась, ударив себя ладонью по бедру. Он увидел, как несколько прядок выбились у нее из-под капюшона и стали медленно развеваться на ветру. Маршалл почувствовал себя живым, внезапно ему захотелось высушить ей волосы и, массируя полотенцем кожу головы, коснуться ее груди.

Ной надел новые желтые резиновые сапоги, свои любимые. Он прыгал из лужи в лужу, разбрызгивая воду.

— Сегодня — самый лучший день, — сказал он. Сверкнула молния. Они застыли, подняв глаза к небу, и хором начали считать: «Раз, Миссисипи…»

Прилив энергии поднялся из глубин его тела, раскрывшись, как ядерный гриб.

Глаза Маршалла распахнулись. Впереди виднелся дверной проем, за ним — гостиная. Мир казался кривым и размытым. Его била дрожь, мышцы сокращались, ноги пинали пол. Кроссовки оставляли на досках царапины в форме полумесяцев.

Маршалл не знал, кто он и где находится, им правило лишь неосознанное желание прекратить этот ужас. Сквозь тяжелые, темные тучи, которые заволокли разум, он взывал к смерти, жаждал ее. Воспоминания накатывали и отступали, как чудовищные, хищные волны. Все рухнуло. В голове не осталось ни одной связной мысли. С губ слетел протяжный стон: концентрироваться было трудно.

Комната с высоким потолком ломилась от мебели. Тяжелые красные шторы висели у окна на задней стене. За стеклами было темно. Включенная лампа стояла на столике, придавив стопку газет. На полу гостиной лежал ковер.

Я в коридоре.

В коридоре незнакомого дома.

На полу — грязь. Я чувствую ее привкус во рту.

Каждая мысль встряхивала его.

Дальше — кухня, а перед ней открытая дверь. Похоже, это спуск в подвал. Свет внизу включен. Он желтый.

Маршалл попытался встать и удивился, когда у него получилось. Тяжело, да. Он чувствовал, что истекает потом, но справился. Щелкнули кости, Маршалл ощутил металлический привкус во рту, металлический запах.

«Раз, Миссисипи», — подумал он.

Комната закружилась, как кружился парк, где ему вкололи отраву. Из водоворота поднялся голос и сказал, что его похитили наркоманы. Впрочем, он уже в этом сомневался.

Нет, тебя накачали наркотой и притащили сюда люди достаточно умные, чтобы не травиться «льдом», или героином, или что там в тренде у наркоманов.

Ты в дерьме, приятель.

Два, Миссисипи.

Устоять было труднее. Он сдался после двух попыток, опасаясь, что шум привлечет внимание, и пополз к входной двери. С каждым рывком энергия покидала его. Головная боль отдавалась в висках, его снова замутило.

Маршалл потянулся к двери, задрал голову. Дверная ручка отражала свет из гостиной

Три, Миссисипи.

Он вытянул руку, и мышцы спины взмолились о пощаде. Маршалл сжал челюсти так сильно, что из глаз покатились слезы. Пальцы схватили ручку, но она не повернулась. На двери поблескивали четыре бронзовых засова.

Заперто изнутри.

Внизу кто-то передвигал мебель. Дверь подвала была открыта, в коридор струился желтый свет. Маршаллу не хотелось касаться этого отравленного желтого пятна. Он распластался на полу и пополз в устланную ковром гостиную. Теперь он мог не бояться скрипучих полов.

Знакомый низкий голос отдавал приказания, хотя Маршалл не различал слов. Внизу лязгал металл — с каждым ударом головная боль все глубже запускала когти в его голову. Маршалл остановился, чтобы перевести дыхание. Каждый участок тела ныл, не считая онемевших ног.

Стену напротив усеивали фотографии. Маршалл попытался рассмотреть лица в рамках — глаза еще застилало марево — и понял, что это были семейные снимки мужа и жены. Иногда к ним присоединялся мальчик. На некоторых были только отец и сын.

Иди на кухню. К задней двери. Проверь, закрыта ли она.

Она будет закрыта. Если входная заперта, значит, и задняя!

Маршалл не хотел двигаться. Все, чего он желал, — лечь на ближайший диван, черт, хоть на пол, и снова уснуть. Все было даже проще: сон вел его в пустоту — царство желанное, как никогда прежде.

Нет! Не сдавайся. Шевелись. НЕМЕДЛЕННО!

Четыре, Миссисипи.

Он скользил по полу, упираясь руками в ковер. Ворсинки оплели пальцы, как сорняки. Пот капал с кончика носа на тыльную сторону ладоней. Маршалл подтянул к себе онемевшие ноги, содрогнулся всем телом, заваливаясь вперед, и его рука направилась к подголовнику стула.

Комната мерцала, расплывалась и вновь обретала четкость.

Не торопись.

Он схватился за стул, подтянулся к дверному проему, наклонился вправо, посмотрел на дверь в подвал и — сквозь жуткий желтый свет — на кухню. В это время передние ножки стула оторвались от ковра. Несмотря на это, он не разжал пальцы. Не смог. Не сейчас.

Если на задней двери есть засовы, как на входной, они закрыты. Если это так, найди нож в одном из кухонных шкафов…

Нет.

Мысль была такой четкой, что он удивился, почему не додумался до этого раньше.

Иди к двери в подвал и закрой ее. Запри ублюдков внутри. Найди телефон и вызови полицию. А потом беги. Как будто на кону твоя жизнь, и, кажется, так оно и есть.

А если там нет засова?

«Будет», — сказал себе Маршалл, обретя уверенность. Самообман ему не поможет.

Когда полицейские найдут тебя, что ты им скажешь? Они спросят, как ты оказался в парке…

Я скажу им правду. Я никому не причинил вреда. Скажу, что сожалею.

«Просто беги, — сказал голос. — Беги и не оглядывайся».

Маршалл попытался собраться с силами. От мысли о том, что придется пересечь комнату и подобраться к входу в подвал, живот невыносимо сводило. Он не знал, как долго сможет оставаться в сознании.

Пять, Миссисипи.

Он выдвинул одну ногу и отпустил стул. Нога опустилась на деревянный пол.

Скри-и-и-и-ип.

Комната больше не кружилась.

Маршалл выглянул в коридор — сквозь свет — на кухню. Увидел заднюю дверь и шесть серебристых засовов.

Стул, за который он еще недавно цеплялся, завалился вперед, ударился о его левое колено и сбил его с ног. Маршалл растянулся на полу. В воздух взвилась пыль. Звук падения оказался достаточно громким, чтобы отразиться от стен, но он ни в какое сравнение не шел с последовавшим грохотом. Стул затрещал, рухнув на деревянный пол.

Раздались встревоженные голоса. Люди заторопились вверх по ступеням.

Маршалл вскочил на ноги, быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Паника придала ему сил. Бум-бум-бум. Он метнулся к входной двери. Инстинктивно. Глупо. Вспомнил о замках.

Гребаный идиот. Шевелись.

Шевелись!

Нужно было идти наверх. Глупо, но других вариантов не осталось, разве что ждать, когда незнакомцы ворвутся в комнату с иглами или чем похуже. Он не сомневался, что у них есть и более неприятное оружие: тяжелое или болезненно-острое. У таких людей оно всегда под рукой.

Так что Маршалл бросился по лестнице на второй этаж. Шаг за шагом, вздох за вздохом, словно утопая в зыбучем песке. Ладонь скользила по перилам, собирая пыль. На втором этаже горел свет, и Маршалл устремился к нему. Почувствовать его тепло у себя на щеке стало его новой целью. Потом он найдет другую. Возможно, эти крутые ступени приведут его в безопасное место.

Снова надежда вгрызлась в него, словно рак. Маршаллу оставалось только смириться.

Из коридора первого этажа донеслись крики. Грохот ботинок.

Маршалл ощущал преследователя у себя за спиной, чувствовал его жар и ярость, словно позади открылась раскаленная печь. В голосе мужчины слышалось волчье рычание. Звери раздирали горящие трупы, рвали на куски, их глаза светились алым.

— Стой!

Головная боль вспыхнула с новой силой. Желудок Маршалла сжался, к горлу подкатила рвота и выплеснулась — на ступеньки, на грудь. Беги.

Он близко. Рычит.

Маршалл миновал последнюю ступеньку и повернул налево, добравшись до желанного света. Он метнулся к другой освещенной комнате в конце коридора, побежал, скользя по ковровой дорожке, схватился за дверной косяк, чтобы не упасть, ввалился внутрь. Маршалл повернулся, чтобы закрыть дверь, и увидел перед собой лицо мужчины.

Короткие волосы иглами торчали в разные стороны, как после восьмичасового крепкого сна. Глаза злобно пылали. Лицо прорезали колеи морщин, выдавая возраст, хотя из-за силы и быстроты мужчины можно было подумать, что он намного моложе. И злее. Губы растянулись, обнажив ровные белые зубы. Язык сновал между ними — туда-сюда — в жутковатой, почти непристойной манере.

Маршалл захлопнул дверь, лицо незнакомца отпечаталось в мозгу. Он увидел еще один бронзовый замок и рывком закрыл его. Незнакомец дергал за ручку, колотил в дверь плечом, пытаясь сорвать ее с петель. Маршалл попятился. Вскоре на пол полетят щепки, а потом это животное ворвется в комнату.

Я умру.

Мысль слишком абстрактная для понимания. Констатация факта, холодная, как лезвие ножа.

БАХ.

БАХ.

БАХ.

Кусочки штукатурки полетели с рамы на лоб Маршалла. Он вытер лицо. Рука стала влажной. Пот заливал покрасневшие глаза, обжигал.

Всякий раз, как плечо мужчины врезалось в дверь, сердце Маршалла сжималось. Сила ударов поражала. Они отдавались в голове, громче и громче, пока он не захотел, чтобы дверь, наконец, слетела с петель и это безумие прекратилось.

Комната, в которую попал Маршалл, была маленькой. Ближе всего к нему стоял книжный шкаф, полки занимали любовные романы в мягких обложках и безделушки: фарфоровые свинки, снежные шары. Рядом находился гардероб. Старое кресло-качалка покоилось у закрытого окна. Маршалл подумал, далеко ли до земли. Выживет ли он, если спрыгнет?

Он налетел на что-то коленом.

Воображение тотчас подсунуло картинку: бесформенная тварь, скорчившаяся на полу, касается его ноги. Из открытой пасти струится черная кровь.

Маршалл посмотрел вниз и увидел аккуратно заправленную кровать под пыльным покрывалом. Маленький письменный столик в углу, на нем — незаконченное письмо, стопка конвертов. Библия.

Эта комната принадлежала женщине, он был уверен.

Мысль о том, что у незнакомца за дверью могла быть жена, ужаснула Маршалла. Что за женщина станет жить с таким типом?

Целовать его?

Обнимать?

Времени на размышления не осталось. Маршалл должен был действовать. Борясь с наплывающей слабостью, он проглотил рвоту. Остатки последней трапезы забили нос. Маршалл толкал книжный шкаф, не зная, тяжесть или же собственная слабость мешала сдвинуть его с места.

БАХ.

Штукатурка посыпалась снова. Книжный шкаф сдвинулся с места, снежные шары и фарфоровые фигурки полетели на пол, брызнув осколками.

БАХ.

Маршалл отпрыгнул в сторону: шкаф рухнул на ковер, весь дом содрогнулся, в воздух взвилось новое облачко пыли. Книги в мягких обложках ударились о стену.

Шесть, Миссисипи.

БАХ.

Ему удалось заблокировать дверь. По ту сторону воцарилось потрясенное молчание.

Маршаллу захотелось кричать от радости, но эйфория была недолгой: удары возобновились. В центре двери появилась длинная трещина. Дерево стонало, щепки терлись друг о друга, скрежетали, как обломки зубов.

От падения шкафа дверь гардероба распахнулась, скрипя петлями, но его внимание привлекла донесшаяся изнутри музыка. Словно с открытки на день рождения, только батарейки почти сели и мелодия тянулась затухающим плачем призрака.

Маршалл сразу узнал песню. «Лунная река». Как ни странно, кто-то специально подстроил так, чтобы мелодия начинала играть, когда открывали дверь гардероба. Маршалл не смог удержаться и посмотрел внутрь, надеясь найти что-нибудь для самозащиты. Увидев содержимое гардероба, он рухнул на колени.

— О боже.

Святилище, скиния в шкафу. Разноцветные рождественские гирлянды — одни лампочки перегорели, другие мерцали — болтались на вешалках, как ослепительные улыбки. Внизу лежали религиозные открытки, распятия и несколько украшенных узорами расчесок. Рядом с изображением юного голубоглазого Христа стояла статуэтка с отколотыми краями — дева Мария.

Но не из-за них Маршалла сковало льдом.

Эта честь принадлежала огромной стеклянной банке — такой большой, что она едва помещалась в гардероб. Рождественские гирлянды окрашивали ее содержимое в неестественные цвета. «Лунная река» играла, снова и снова.

БАХ.

Маршалла вырвало. Он отшатнулся. Щель в двери росла, щепка вонзилась в ковер, как дротик.

— Не трогай! — закричал мужчина. — Убирайся оттуда!

Маршалл попятился к изножью кровати, зажав рот рукой.

В банке плавало скрюченное женское тело, обнаженное и распухшее. Лицо было прижато к стеклу, черные губы — раскрыты в пародии на поцелуй. Зеленые зубы. Маринованные глаза уставились на него — зрачки затемнили радужку. Волосы колебались, как водоросли в речном потоке. У нее была только одна грудь: место второй занимал кошмарный шрам. Снаружи по стеклу пробежал паук, оставив следы в пыли, и исчез во мраке.

Маршалл начал кричать.

БАХ.

Дверь разлетелась, осыпав комнату щепками. Мускулистая рука показалась в пробоине и стала шарить в поисках засова.

Маршалл метнулся к окну, крича, ничего не видя перед собой.

Толстые пальцы нашли засов и развернули язычок вверх. Дверь приоткрылась на полфута и гулко ударилась о книжный шкаф.

Маршалл не мог распахнуть окно, как ни старался.

Господь, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Я не хочу умирать. Этот человек убьет меня. Помогите, пожалуйста, помогите…

Маршалл схватил кресло-качалку за ручки и поднял над головой. Слезы брызнули из глаз, их соленый вкус удивил его. Он покачнулся от тяжести. На то, чтобы поднять кресло, ушли все силы.

Мужчина толкнул дверь последний раз и ворвался внутрь, рухнув на книжный шкаф с дождем щепок. Маршалл увидел отражение нападавшего в окне, прежде чем швырнуть туда кресло-качалку. Стекло разбилось, холодный ветер ворвался в комнату.

«Лунная река» все играла.

Кресло-качалка соскользнуло с покатой крыши и исчезло из виду. Маршалл пытался выбраться из окна, обдирая ладони об осколки стекла, но не чувствуя ничего, кроме дыхания свежего ветра у себя на лице. Он не смотрел вниз. Ему было плевать, далеко ли до земли. Только побег имел значение — не мысли, не мольбы. Он перебросил ногу через раму и вывалился на крышу.

Огромные руки сомкнулись на поясе его джинсов и втащили его обратно в комнату. Сад внизу, деревья и горы — все исчезло. Он рухнул на ковер, ударившись головой о пол. Маршаллу показалось, что люстра стала мигать, но он не был уверен. Возможно, то был взмах огромных крыльев Боли, что заслоняли свет, пока она пикировала, чтобы вцепиться в него.

Мужчина был настоящим великаном, сотканным из мускулов и вони. От него несло гнилью и ржавчиной. Маршалл не чувствовал обрушившихся на него ударов, только слышал болезненный хруст. Снова и снова. Ветер завывал в комнате, листая Библию на столике у кровати.