Падшее царство

Глава 15

Я очень долго не двигаюсь. Я знала это чувство. Жила им, дышала, носила его повсюду, как пресловутый чип на плече, позволяя гноиться и подпитывать мой гнев. И временами мне оно нравилось. Это — моя семья, друг и враг. Это единственное, что я по-настоящему знала. Однако до сих пор у меня не было подходящего слова для него, хотя чувство стало такой важной частью меня, как фантомная конечность. Боль от него всегда существовала глубоко внутри, где никто не мог видеть, как она довела меня до безумия.

Я смогла заглушить его настолько, чтобы оно функционировало, но теперь оно обосновалось прямо на поверхности, окутав меня своей успокаивающей темнотой, как электрическим одеялом. С ним больше нельзя бороться, потому что оно превратилось во что-то гораздо большее, чем я. Нет, не эволюционировало. Оно срослось с моим позвоночником и пустило корни в ступнях. И расцвело.

Раздается стук в дверь, но я не утруждаю себя ответом, точно так же, как не ответила, когда Нико пришёл в мою комнату проведать. Однако на этот раз Габриэлла поворачивает ручку и входит сама. И я не возражаю. Возможно, она — единственный человек, который понял бы, почему я не произнесла ни слова с тех пор, как Люцифер сбросил бомбу, расколотившую наши жизни на части.

Габриэлла, второй Всадник, — Война. А я — Смерть. Мы первые в своём роде, и нам суждено умереть последними. Она садится на кровать рядом со мной. Её присутствие — утешение, но в то же время и проклятие. Оно напоминает мне о жизнях, которые мы заберём — о жизнях, которые уже забрали. И жизни, которые никогда не вкусят сладость первого вдоха.

— Ты солгала.

Она поворачивается ко мне, но не отвечает. Просто ждёт, когда я продолжу, будто она наговорила много лжи за многие жизни и ей просто интересно, какую из них я вытяну из шляпы.

— Ты сказала, что не чувствовала тошноты или слабости. Ты солгала. — Она отворачивается и снова смотрит в стену. Может, она видит в ней что-то, чего не вижу я. — Дориан… он не знает?

Она судорожно глотает воздух.

— Я ждала подходящего момента.

— Думаю, ты уже упустила момент.

Она фыркает от смеха, или, может, это всхлип. Что бы это ни было, слышна была боль.

— Как ты узнала?

Я пожимаю плечами.

— Дар нефилима. Я могу чувствовать жизнь, и могу чувствовать смерть. Очевидно, я также могу нести смерть.

— Пока нет. У тебя ещё есть время.

— Дни. Меньше недели. Если не остановим Легиона, архангел Михаил сделает это за нас. И в процессе уничтожит всех существ, которые не от Бога. То есть, если я не применю ядерное оружие и не убью всех сначала.

— Извини, переход на ядерную технологию — это вроде как моя работа. Занимайся своей.

Теперь мы обе смеёмся. Не потому, что смешно, а потому, что правда.

— Они там обсуждают стратегию. Хотят напасть на Аврору сегодня, — сообщает она мне после порции чёрного юмора.

— Не удивлена. Наверное, поумнела, прежде чем сбежать.

— Ты в деле?

— Чёрт возьми, да. Мне нужно что-нибудь побить. Сейчас больше, чем когда-либо. Ты?

— Конечно. Аврора была и остаётся моей проблемой. Однажды я её усыпила. И рада сделать это снова.

— Но как же твой…

Её плечи опускаются, она тяжело вздыхает и прижимает руку к животу.

— Многие матери потеряли своих детей из-за меня. Мой ребёнок не дороже их. И если мы не положим этому конец, не останется мира, в котором мог бы расти малыш.

Я киваю в знак согласия и полного восхищения её силой. Но отчасти я боюсь за неё. У Габриэллы была изрядная доля потерь, к тому же она только что вернула Нико. Я не могу представить, что с ней сделает потеря его во второй раз, не говоря уже о том, что что-то случилось с Дорианом. Просто кажется неправильным просить её жертвовать собой и своим нерождённым ребёнком ради дела, на которое она не подписывалась. Но опять же, никто из нас об этом не просил.

— Ты боишься? — тихо спрашиваю я.

— Всё время, — отвечает она. Затем тянется, чтобы взять меня за руку, заставляя встретиться с ней взглядом. — Когда я встретила Дориана, нашла смысл жизни в этом мире. Я была во многом похожа на тебя — потерянная, злая и во многих отношениях одинокая. У меня были дом и родители, которые любили меня, но я всегда знала, что чего-то не хватает. Он был этим чем-то. Мой сын, Нико, отец, Александр… Я не знала настоящего страха, пока у меня не появилась семья. Их потеря сломает меня и уничтожит. Такая судьба хуже смерти.

Я изо всех сил пытаюсь выдавить улыбку, потому что, как бы мне ни было больно за неё, я завидую. Я ловлю себя на том, что завидую всему, что она может потерять, и это заставляет меня чувствовать себя овцой. Она приняла дерьмо, которым наградила её жизнь, и создала что-то прекрасное, за что стоит бороться.

И вот я, жалею себя, когда у меня не осталось ничего, что можно было бы проиграть. С моей сестрой всё будет в порядке, и, честно говоря, ей будет лучше. Я не могу остановить отношения между ней и Кейном, особенно после того, как сбежала с Искупителем. Убрав меня с дороги, она не будет разрываться между нами, если до этого когда-нибудь дойдёт. Потому что она выбрала бы меня без сомнения. Она выбрала бы меня и страдала молча, потому что не могла позволить себе быть любимой. И я не могу так поступить с ней. Не после того, как она уже испытала столько боли из-за меня.

Я выдыхаю отвращение к себе и поднимаюсь, готовая просто сосредоточиться на предстоящей битве.

— У меня есть несколько видов оружия, которые можешь использовать.

Уголок рта Габриэллы изгибается, и она качает головой.

— Они мне не нужны. И тебе. Нико рассказал, что ты можешь сделать. Одно дело — уметь проникать в податливые умы людей, но демонов? Интересно, на что ещё ты способна.

— Честно говоря, на малое. Слишком сложно пытаться удерживать нескольких одновременно, а потом мне требуется несколько минут, чтобы перезарядиться.

— А твой свет?

— Он требует хорошей концентрации. Я должна направить всё внимание на один концентрированный шар. Мне легче, когда есть кто-то или что-то, из чего я могу почерпнуть то, что может погрузить меня в это мрачное раздумье и напомнить о дерьмовом дерьме, которое я пытаюсь забыть.

Который творил чудеса, когда мне пришлось встретиться лицом к лицу с Адриэлем на ринге. Хотя не настолько сильно, как когда мы были окружены ордой демонов, тремя Серафимами и всеми их фанатиками.

Габриэлла встаёт и хлопает меня по плечу.

— Тогда у тебя всё должно получиться просто отлично.

— И почему же?

— Потому что конец света наступает буквально через несколько дней, и мы возглавляем атаку. Демон, в которого ты влюблена, убивает десятками. Не говоря уже о том, что ты живёшь в одном номере с Дьяволом. Я бы сказала, что у тебя есть откуда черпать

Она права, но опять же, она ошибается. Потому что, хотя у меня много багажа, быть здесь с Люцифером не так уж плохо. Прошлая ночь определённо прошла не так, как я планировала, но это было не только из-за него. Нас накачали наркотиками, и я несу такую же ответственность, как и он. Я просто рада, что забыла это, хотя мне не очень нравится мысль, что он знает что-то, чего не знаю я. Однако, учитывая, со сколькими женщинами он переспал, наша возня, вероятно, уже стала далёким воспоминанием.

Мы присоединяемся к мужчинам в зоне отдыха, как раз когда они заканчивают. Я чувствую себя чертовски неловко, но сижу и участвую, пока они посвящают нас в миссию, которая, по их ожиданиям, будет детской забавой. По словам Дориана и Нико, Аврора никогда не была бойцом, и Габриэлла могла бы одолеть её, даже не пытаясь. Тем не менее, я беспокоюсь за неё и её будущего ребёнка, но подавляю это. Не моё дело, и она знает степень своих способностей лучше меня. Она королева не просто так.

Члены Тёмной королевской семьи отправляются перезаряжать силы, соглашаясь встретиться с нами в назначенное время и в назначенном месте. И под перезарядкой, я знаю, они подразумевают дыхание. Холодок пробегает у меня по спине, когда я вспоминаю ритуал, который мы провели с Николаем. Это было так чувственно, так сильно. Сделали бы они это втроём? Я знаю, что Нико любит свою невестку, и в некотором смысле его чувства к ней на грани неуместности. Они сверхъестественны и не соответствуют человеческим стандартам скромности.

Так что, возможно, дыхание не так диковинно для них, как для меня. Чёрт, честно, звучит довольно сексуально.

Меня отрывает от моего непристойного фанфика о королевской семье только осознание того, что я наедине с Люцифером. Он ещё не заговорил со мной, с тех пор как выпустил кота из мешка, но наблюдает за мной фиолетовыми глазами. Я знаю, что он расстроен, но это не меняет факта, что он так долго держал это в секрете от меня.

— Так вот в чём дело? Твой большой страховой план на случай, если мир полетит ко всем чертям? Уриэль говорил правду.

— Да.

Люцифер проводит рукой по лицу, и я замечаю, каким усталым он выглядит. Я помню, он сказал, что не спит. Кажется, что ему пора, а на сегодня у нас есть задание.

— А ты не думал, что мне следует знать об этом? С самого начала? Я встретилась с каждой из Первых женщин, и хотела бы знать, что все мы взаимосвязаны и нам суждено начать апокалипсис.

— В этом не было необходимости.

— Да, пока всё не произошло. Ради всего святого, Люцифер. Я понимаю, ты считаешь меня молодой и глупой, но я заслужила знать.

— Зачем мне было говорить тебе, если у меня не было намерения, чтобы ты исполнила это предназначение? — Он долго качает головой, серьёзно хмуря брови. — Я хотел для тебя кое-чего, Иден. Я хотел, чтобы ты прожила долгую, полноценную жизнь. Нашла любовь, завела семью, состарилась. Ты думаешь, я планировал это дерьмо? Ты действительно веришь, что я бы так легко рискнул человеческой жизнью, когда впал в немилость, чтобы вы могли думать самостоятельно, а не быть рабами слепой веры?

Выражение моего лица становится каменным, когда я отвечаю:

— Ну… ты же Дьявол.

— Да. И абсолютно рад этому. — Он сжимает кулаки, так что костяшки пальцев побелели. — И раз уж ты собираешься напоминать мне об этом, может, следует помнить, что разглашение мной любой тайны — это больше, чем ты или кто-то другой заслуживает.

Я скрещиваю руки на груди, защищаясь от язвительности слов. Он прав. С чего бы мне думать, что он мне что-то должен — или что он мне что-нибудь даст, — когда он снова и снова доказывает, что действует только ради собственной эгоистичной выгоды?

— Тебя убило бы хоть на секунду подумать о ком-то, кроме себя? — спрашиваю я, и мой голос звучит тихо для собственных ушей. — Просто подумать, что почувствовал бы кто-то другой? Час назад я узнала, что я — Смерть. Моя цель на этой земле — разрушать. И всё это время ты позволял мне гоняться за своим хвостом, пытаясь спасти мир, который я должна уничтожить.

— А если бы я сказал, было бы легче? Ты бы сопротивлялась? Или сдалась и позволила судьбе идти своим чередом? Я решил не говорить, Иден, потому что не хотел, чтобы ты потеряла волю к жизни. Я не хотел лишать тебя выбора стать лучше. Я не хотел отнимать это у тебя, как отняли у меня.

Я качаю головой и отвожу взгляд, сдерживая злые слёзы. Каждый раз, когда я думаю, что Люцифер изменился, когда верю, что он не такой девиант, каким его изображают, он доказывает, что я ошибаюсь. И я ненавижу себя за то, что поддалась на его ложь, завёрнутую в дерзкую улыбку и облачённую в дизайнерский костюм. И вот я здесь, снова влюбляюсь в эту красивую, очаровательную упаковку. Потому что все его слова, всю чушь, которой он кормит меня с ложечки, я проглатываю. Было намного легче, когда я видела, глядя на него, только бессердечного, зловещего монстра. И теперь, когда я знаю, что на моих руках кровь — кровь, которую я никогда не смогу смыть, — я действительно не могу отличить нас друг от друга. Потому что неделю назад, если бы только я знала, что Легион превратится в кровожадное животное, и как бы сильно он ни боролся, всё равно уступит этой участи, я бы просто изо всех сил старалась удержать его. Я бы проводила каждое мгновение, запоминая ощущение его щетины, царапающей внутреннюю сторону бёдер, и глубину его ямочек на щеках всякий раз, когда он сверкал одной из своих редких улыбок, и звук его грубых стонов, когда он входил в меня. Я бы обводила языком каждый мускул и каждый точёный изгиб, будто наша история запечатлена на его коже нежнейшим шрифтом Брайля. И я бы сказала ему, как сильно я его по-настоящему люблю, как он появился на этой земле ради меня, а я ради него. И даже если бы вечность попыталась разлучить нас, я бы потратила годы, ожидая, когда он снова ворвётся в мою жизнь с оружием наперевес, чтобы увести меня подальше от бед этого мира.

Мне больше нечего сказать, я не могу убедить себя, что Люцифер лжёт, поэтому удаляюсь в свою комнату, чтобы подготовиться к вечеру. Я вооружаюсь всеми имеющимися у меня клинками с ангельскими осколками, а также таким количеством оружия и боеприпасов, которое могу спрятать в модифицированной куртке. Я не надевала её с той ночи в Грант парке и надеялась, что никогда не надену. Когда я понимаю, что мне не хватает жизненно важной части моего арсенала, и возвращаюсь в гостиную.

— Где Искупитель?

Люцифер всё ещё сидит, просматривая карты местности. Он указывает туда, где на столе лежит бархатный свёрток. Я удивлена; ведь ожидала, что он оставит его себе, тем более что клинок — единственное известное человеку оружие, которое может убить Люцифера.

— Тебе действительно не следовало хранить его просто в рюкзаке. Любой мог найти лезвие.

— Ну, у меня не было идей.

Без предисловий он встаёт и шагает ко мне. Выражение его лица становится мрачным, когда он протягивает руку и берёт Искупителя, взвешивая на ладони бремя разочарования своего Отца. Затем берёт на себя смелость расстегнуть мою куртку и спрятать кинжал в один из внутренних карманов, его пальцы касаются моих рёбер. Я дрожу. Он так близко, и мне приходится задержать дыхание, чтобы не стать жертвой его запаха и очарования лёгких прикосновений.

— Тебе следует всегда носить его при себе. На всякий случай.

— На какой случай? Ты думаешь, Серафим что-нибудь предпримет? Ты слышал Михаила. Он даёт шанс.

— Я беспокоюсь не о Михаиле.

— Так ты не думаешь, что Легион специально послал за Всадниками? Чтобы остановить его?

Его губы растягиваются в улыбке.

— Эта теория не была бы надуманной, особенно для него. Легион придаёт мученичеству совершенно новый смысл.

— Но?

— Но он не стал бы намеренно убивать тысячи невинных. И не стал бы этого делать, если бы знал, что никогда не сможет вернуться к тебе.

Я опускаю взгляд туда, где Люцифер всё ещё держит мою куртку, его пальцы возятся с молнией.

— Он попросил меня убить его. И был так непреклонен, так отчаялся. Что бы Многие с ним ни делали, это убивает его, и он просто хочет, чтобы всё закончилось. Он потерял волю к борьбе.

Люцифер кивает и, наконец, отпускает меня, делая шаг назад. Усмешка появляется на его губах, но не касается его глаз. Похоже, ему почти больно.

— Что ж, я думаю, хорошо, что ты сражаешься достаточно упорно за вас обоих.