Оторва. Книга вторая

Глава 6

— Ты только с консультации? — удивлённо спросила девчонку.

В моей памяти это мероприятие проходило гораздо быстрее, а вспомнить, сколько дел я успела переделать, так прошло не меньше трёх часов, а то и больше.

— А, — отмахнулась Люся, — Кряжева Марина устроила комсомольское собрание. Обсуждали недостойное поведение Григорьева.

Надо же.

— А кто такая Кряжева? — поинтересовалась, потому как ни фамилия, ни имя ничего мне не сказали.

— Кряжева? А Марина комсорг класса и член совета комсомольской дружины.

Вот же, в школе ещё какой-то совет дружины имелся. И что это такое? Кто в него входит? Спросила, потому что в голове вертелся очень неправильный ответ: печенеги, половцы, русы. Это точно не отсюда. И вряд ли у них в планах борьба с рыцарями Тевтонского ордена.

— Нет, — Люся округлила глаза, — в совет дружины входят комсорг класса и наиболее дисциплинированные ученики. И занимаются повседневными делами пионеров. Принимают в комсомол. Помогают райотделу милиции с особо трудными подростками.

Как по бумажке прочитала. У них что, ещё и устав имеется, который нужно знать наизусть? Кринж.

— А я случайно туда не вхожу?

— Нет, ни я, ни ты. Гольдман Марина из нашего класса входит. Она председатель комсомольского совета отряда.

Включила извилины, которые при последних словах Люси, почему-то затихли. Из памяти ничего не выплыло. Тело Евы как всегда промолчало, а для меня это выглядело как полная чушь. Снова мелькнула в голове мысль: как буду из всего этого выбираться? Ну, хоть спасибо, Еву в энтузиасты не записали.

— А Григорьев, это кто? За что вы его так? — вспомнила ещё одну фамилию из рассказа Люси.

— А, — отмахнулась девчонка, — троечник. И уже три раза опоздал на консультацию.

Кхекнула.

— Недостойное поведение, это за опоздание?

Люся кивнула.

Как-то особого желания не появилось участвовать в комсомольских мероприятиях. Полный отстой.

— Ева, Бурундуковая? — если в голове и зарождались какие-то мысли, они мгновенно прервались.

Дурацкую фамилию Евы запомнила хорошо, благодаря неандерталкам.

Оглянулась. Метрах в пятидесяти стояла приятного вида женщина с большим рыжим портфелем, который она держала в правой руке, а левой призывно махала, вероятнее всего мне.

— Кто это? — спросила шёпотом, стараясь не размыкать губ.

— Тамара Афанасьевна Шимко, — так же шёпотом сообщила Люся, — наш классный руководитель.

Ого. Не особо стремилась именно в этот момент познакомиться с дамочкой, но тут вариантов мне не оставили.

Женщина на самом деле оказалась миловидной, а то я, из своих воспоминаний помнила старую каргу, которая вела наш класс два последних года.

Не старая ещё, до сорока точно не дотягивала. Носик слегка курносый, красивые карие глаза.

Одежда не очень, в смысле покроя, но здесь в этом времени, вероятно, считалась модной, потому как многих видела в подобном. Чёрная юбка миди и блуза, близкая к романтической с прозрачным бантом на шее. Туфли на шпильках, сантиметров десять, но даже они не сделали женщину высокой. Я оказалась выше на полголовы.

Пока подходили, взгляд женщины метался по моей юбке. Такую мини ещё не встретила ни на одной девчонке, но раз в Болгарии это в свободной продаже, значит и в СССР скоро начнут носить.

— Здравствуйте Тамара Афанасьевна, — сходу поздоровалась я и улыбнулась.

— Здравствуй, — ответила она, продолжая меня разглядывать с интересом. Потом, всё же вспомнив, зачем меня подозвала, спросила, — как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, вполне сносно, — ответила и замолчала, хотя так и подмывало задать обычный вопрос: а вы?

— Но если ты уже дома, почему не ходишь на консультации? — поинтересовалась она.

— Но я на больничном, до конца недели, — тут же вывернулась я, но Тамара Афанасьевна не приняла мой отказ.

— Я понимаю. Но ты ведь должна осознавать, комиссию это не очень будет беспокоить, а у тебя спорная оценка. И если не ответишь блестяще, они обязательно заглянут в журнал посещаемости консультаций.

Журнал посещаемости? Мой мозговой процессор снова застопорился и я машинально ляпнула:

— А разве при этом не задают дополнительных вопросов? Журнал посещаемости — это ведь не то же самое, что и журнал знаний.

Женщина кивнула.

— Поэтому я и напомнила, что для комиссии отсутствие ученика на уроках много значит, и по какой причине, уважительной или нет, для них не важно. Для твоего же блага я тебе советую завтра обязательно явиться. Консультация в восемь часов.

Прозвучало как приговор. Ясен пень, отказываться нельзя и я закивала, обещая, что завтра всенепременно предстану пред ясные очи преподавателя.

А потом потащила Люсю к подъезду.

— Быстро ко мне, пролистаем все фотки, чтобы я не вляпалась случайно в подобную историю без тебя.

— А разве ты её не узнала? — удивилась Люся.

— Нет конечно, как я могла её узнать? Вообще впервые вижу.

— Как впервые? — охнула Люся.

— В том смысле, — попыталась я выкрутиться, — что вижу её, словно впервые. Что непонятного?

— А, — поняла девчонка, — а разговаривала с ней очень убедительно. Я и подумала, что вспомнила.

Очень убедительно! Пять баллов тебе Синицына, хоть во вранье ты преуспела, а иначе уже давно провалила все квесты.

Не успела раздать себе кучу лайков, как злобный старческий голос спустил меня на землю.

— Ева, бесстыжая какая, голой на улицу выходить.

Машинально притормозила, оглядывая двух бабулек из прошлого века. Глянула вниз. Кошёлки старые. В каком месте я голая? Ножки не худые и не полные, вполне спортивные, ровненькие. Юбка на треть прикрывает бёдра, а если кто и подглядел, так на мне шикарные розовые трусики. Пуговицы на блузке расстегнуты до вполне допустимого, а дальше кто заглянул — пусть фантазирует. А если у них что-то в штанах начнёт шевелиться, так мне до этого какое дело?

— Что? — обе бабки вытаращили на меня свои мигалки.

Я это вслух сказала? Судя по Люсиному выражению лица — точно вслух. А они что подумали про шевеления в штанах? Или это они о себе? Извращенки старые. Тьфу, блин.

— Я вот тебе сейчас задам перца. В милицию сегодня же заявление напишу. Ты у меня попляшешь. В милиции разберутся кто здесь извращенец.

Дослушивала, уже колотя металлическими набойками по ступенькам. Отличная барабанная дробь, почти заглушала неиссякаемые вопли старушенций.

— Кто это такие? — спросила, когда мы добрались до своего этажа.

— Ольга Павловна и Александра Павловна. Две сестры. Бывшие учительницы.

— Наверное, словесности, — поддакнула я, — судя по словарному запасу.

— Они хорошие, — попыталась заступиться Люся.

— Заметила, — злобно огрызнулась я, доставая из под коврика ключ, — стримеры онлайн.

— Кто?

— Никто, — я втолкнула Люсю в квартиру, — пусть друг дружку обсуждают, а меня не нужно.

Люся встала посреди коридора и насупилась.

О! Господи, когда это всё закончится?

— Люся, ну вот только не начинай. Я что выгляжу голой? Только прежде чем ответить, не забудь, что это твой отец привёз. У тебя ведь тоже есть нечто подобное, но ты опасаешься это надевать. Так?

Насупленность исчезла и Люся, вздохнув, кивнула.

— Вот потому что опасаешься подобных бабушек на скамейках, которые доказывают, что в их время такое не носили. Только их время было пятьдесят лет назад, — подумала и добавила, — в лучшем случае. А в прошлом веке, ни дай Бог краешек платья взлетит порывом ветра и уже позора не оберёшься, как же, кто-то пяточку твою увидел.

— Откуда ты знаешь? — удивлённо спросила Люся.

— Гюго, знаешь такого писателя? У него есть роман «Отверженные». Почитай на досуге.

Девчонка глупо заморгала.

— Но это потом. Идём фотки разглядывать. Расскажешь мне про всех и вся.

Люся тяжело вздохнула, но, скинув босоножки, проследовала за мной.

Я бросила на диван карту, которую до сих пор держала скрученной в трубочку и достала из нижнего ящика шкафа не только виньетку, но и толстый альбом с фотографиями.

— А зачем тебе карта Кишинёва? — спросила Люся, разглядывая мою покупку.

— Как зачем, — удивилась я, — попытаться вспомнить город. Вот ты, к примеру, в больничку ко мне приехала, а я это точно не смогу сделать.

— А, ну да, — согласилась девчонка, — думаешь получится?

— Откуда мне знать, — я лишь пожала плечами, — но делаю всё для этого. И фотки мы не просто так будем разглядывать. Ты каждому однокласснику и каждому учителю дашь краткую характеристику. Чтобы я хоть как-то ориентировалась. Понятно?

— Я не знаю.

— А ты подумай, — сказала я, переодевшись в халат и устроившись рядом с подругой на диване.

Благодаря моей памяти оставшейся от Синициной, не так уж и много времени заняло это мероприятие. Мы переместились на кухню и я, обнаружив в холодильнике молоко и яйца, истребила один батон на гренки. Кофемолка ни в одном шкафу не отыскалась, и пришлось обсыпать их сахаром. Не совсем-то, но подружка прыгала от восторга.

В небольшом чайничке нашлась заварка, и я попробовала советский чай. Ощущение, что попыталась пакетиком в десятый раз окрасить воду. Наверное, пакетиком было бы вкуснее.

Вспомнила про трусы парашюты на полке, и отправились к Люсе осваивать швейную машину.

За полчаса управилась с одной парой, с маленьким треугольником спереди и совсем маленьким сзади.

Крутанулась перед подружкой, демонстрируя супер-секси. Бедная Люся плюхнулась на стул и, зажав рот рукой, испугано уставилась мимо меня. Сначала решила, что это такая реакция на мои, уже не бикини, но ещё не стринги, но потом услышала лёгкое кряхтение сзади. Оглянулась и, ойкнув, накинула на себя халат.

В дверях стояла Мария Александровна собственной персоной и пялилась на меня огромными глазищами. Волосы, как и вчера, были стянуты на затылке хвостиком. Узкие губы поджаты.

— Здравствуйте тётя Маша, — попыталась я улыбнуться. Не получилось, скорее всего, просто растянула рот в жуткой гримасе. Представила, что скажет моя новоявленная мамочка, когда узнает о таких вольностях. Опять же орать будет, что я соблазняю мужиков, но теперь трусами.

Мария Александровна не ответила на приветствие, и сразу стало ясно, сейчас нам обеим достанется.

Но нет. Она перевела взгляд на дочку и хриплым голосом сказала:

— Люся, сходи, завари чай. Я тортик купила.

Девчонка вылетела из комнаты пулей, а Мария Александровна, закрыв плотно дверь, скомандовала шёпотом:

— Халат сними.

Я промычала в ответ что-то нечленораздельное.

— Давай-давай, — поторопила она меня, помогая стаскивать халат.

Потом уселась на диван и, вперившись в трусы, своими глазами-шарами стала вращать меня вокруг своей оси, как тряпичную куклу.

В какой-то момент подумала, что мама у Люси не совсем в себе или выпила лишку. Губы облизывала, ноздри раздувала как лошадь.

Сглотнула пару раз, и, подняв голову, ошарашила вопросом.

— Мне такие можешь сделать?

Слова от неожиданности застряли в горле, и я кивнула.

— Сколько времени займёт? — в глазах Марии Александровны появились чёртики.

— Полчаса, — прошептала я в ответ, ещё не веря в происходящее.

— Хорошо, — улыбнулась она, — я Люсю займу на кухне, а тебе сейчас принесу. Но, — погрозила мне своим изящным пальчиком, — Люсе, ни слова, — и её ладонь сжалась в кулачок. Тоже изящный.

Ровно через полчаса явилась за изделием, я как раз успела закончить. Зажала трусики в кулаке, теперь они там легко поместились, забрала отходы и заперлась в ванной.

Я успела перешить юбку, ещё одни трусики, съесть кусок бисквитного торта, а Мария Александровна так и не появилась. Понадеялась, что на радостях её не прихватила дрисня.

Увидела маму Люси только утром и растерялась, когда она мне улыбнулась неприлично опухшими губами, особенно верхней. Оглянулась и, приблизившись, прошептала:

— Спасибо, после консультации зайди. У меня к тебе есть просьба, — и упорхнула в комнату резвой ланью. Волосы всклокочены, попкой виляет. И что тут скажешь. Походу трусики от Бурундуковой произвели эффект на дядю Федю. Хороший эффект. Положительный.

Школа оказалась трёхэтажной, с широким вестибюлем. Я начала оглядываться и Люся, вспомнив свои обязанности экскурсовода, зашептала:

— Там столовая и актовый зал, ступеньки вниз — это спортзал.

Я периодически кивала, пока мы не добрались до нужного кабинета.

Попов Олег, узнала сразу белобрысого парня по многим фотографиям, увидев меня, громко сообщил об этом всему классу:

— Бурундуковая! Ты ли это?

Все парни уставились на мои ноги. И с чего бы это? Школьная форма не намного длиннее.

Потом вспомнила, вряд ли Еву видели хоть раз на шпильках, а это визуально удлиняет ножки в разы.

Особенно разговориться не удалось, потому что в дверях появился Тисеев Гена и рявкнул:

— Англичанка идёт!

И всё дружно разбежались по партам.

Преподавателем английского оказалась чопорная дама, это мнение составила ещё дома, разглядывая фотки, а тут и сама убедилась. Всё чересчур строгое. Юбка до пят, деловой пиджак, галстук. Стрижка «паж». Сама такую причёску носила в юности, когда считала что у меня очень широкий подбородок.

У Ольги Павловны, он таким и был.

Она окинула взглядом класс и, развернувшись к доске, сказала:

— Сегодня мы повторим…

Так и не опустив руку, оглянулась, пробежала глазами поверх очков по присутствующим и остановилась на мне.

— Бурундуковая, а что ты здесь делаешь? Ну-ка марш из класса.

Я опешила. Что значит марш? Я что, экзамен сдавать не буду? Как бы на консультацию пришла, вчера классной пообещала и нате вам: марш из класса.

— Бурундуковая, я кому говорю? Не задерживай урок, шагай в свой класс.

Я машинально огляделась. Всех кто присутствовал на виньетке, видела, да и на фотках прошлых лет. И в каком смысле: шагай в свой класс?

Ребята и девчонки начали оглядываться и выдавать не громкие смешки вперемешку с хрюканьем, чем загнали меня в полный раздрай.

— Бурундуковая, — голос преподавателя повысился, — ты услышала меня?

Пришлось встать из-за парты. Не совсем прилично сидя отвечать, когда твой оппонент стоит, к тому же Ольга Павловна даже Синицыной годилась в матери.

— Я не поняла, — буркнула и пожала плечами, — почему мне нельзя присутствовать на консультации? Тамара Афанасьевна сказала что, не смотря на больничный, будет не плохо смотреться моё появление в школе. Тем более у меня болезнь не заразная.

Смешки в классе усилились. Что не так?

— Ой, — пискнула Люся, заставив меня оглянуться, — я забыла тебе сказать.

Забыла сказать? Мозговой штурм не дал никаких результатов. Даже если Люся забыла мне сообщить что-то архиважное, совершенно не понятно — почему моя персона не может присутствовать на консультации, тем более что экзамен через неделю.

— Бурундуковая, — глаза Ольги Павловны сверкнули зловещим блеском.

Вот будто я так не умею. Даром что ли вчера весь вечер перед зеркалом сидела.

— Что? — и глазки прищурила.

— Марш в свой класс. Если ты забыла, напомню. Второй этаж, кабинет номер 22.

Попыталась переварить сказанное. А здесь, чей класс? Все лица уже знакомые. Маловато, всего 16 человек из 34. Ну, это и понятно. Жара, июнь, что в школе делать? Гораздо приятнее на пляжике растянуться. Но это не объясняет, почему я должна покинуть класс. Тем более и Люся моя одноклассница. И?

— Бурундуковая, ты срываешь консультацию и это перед самым экзаменом. Выйди из кабинета.

— Я срываю консультацию, — возмутилась я, — сидела как мышка под веником, слушала в оба ушка, слово поперёк не сказала и вдруг: нате вам, Бурундуковая вон из класса. Дайте мне справку, что проводить консультацию в присутствии Бурундуковой отказываетесь, в виду полной неприязни к данному ученику.

Ольга Павловна открыла рот и замерла, один в один «Родина-мать», а что я не так сделала, чтобы меня вот так, за здорово живёшь, вон гнали. Пусть хоть бумажку даст для классной.

Народ в классе заржал громче, даже пару выкриков было, но я не прислушивалась, внимательно наблюдая за реакцией преподавателя. Странная надо сказать реакция, не вполне адекватная. И глазки забегали в разные стороны, по ученикам как гончие рыскать стали. Снова остановились на мне. Ева что, козлом отпущения была в классе? С таким-то милым личиком? Да ни в жизнь не поверю. Это точно личная неприязнь. В каком-то месте кошка дорогу перебежала.

Наконец она отмерла и почти закричала:

— Тихо! — а когда в классе повисла тишина, сказала, — Бурундуковая, какая неприязнь? Ты мне можешь членораздельно объяснить, почему ты хочешь присутствовать у меня на консультации по английскому языку, если ты пять лет изучала французский?

Что? Язык лягушатников? Да я на нём всего две фразы помню: Хенде хок и парлеву франсе. Но это не точно. К тому же эти уроды меняют свою конституцию раз в год, как перчатки.

От смеха в оконных рамах задрожали стёкла.

Я что, сказала это вслух?