Оторва. Книга вторая

Глава 3

Только начала приходить в себя и наткнулась в интернете на передачу: «Следствие вели», но это не точно. Их было несколько, с разными ведущими и моя загруженная память в данный момент отказывалась припомнить точное название. Но это и не важно.

Могилу именно с этого места показали в передаче. Орудовал в Кишинёве с конца 70-х сексуальный маньяк. Насиловал и душил девушек. Приходил на кладбище, фотографировал могилы и расклеивал у себя в квартире на стенах. Возбуждало это его.

Скольких он успел отправить за 10 лет, я не помнила, об этом вкратце говорилось, но вот начало его карьеры на этом поприще — осветили конкретно. Он словно издевался над милицией, составляя ребус, который так никто и не разгадал. Да и не то, что разгадал, никто и не заметил никаких подсказок от маньяка. И взяли его совершенно случайно, а уж он на допросах не молчал, рассказывал с удовольствием. До известных душителей он не дотянул, чтобы о нём кто-либо озаботился снять фильм, но, кажется, два десятка девушек, злыдень писюкастый успел отправить на тот свет.

В этой могиле лежала третья жертва и запомнила её потому, что четвёртую звали — Мария — Антуанетта. По паспорту, а при жизни была просто Машкой. И что радовало: я знала этот ребус и могла спасти остальных девчонок. А, может, меня вообще для этого сюда и послали, и по окончании миссии отправлюсь домой.

Единственное: как это реалистично подать доблестной советской милиции, понятия не имела.

Вспомнив, покрутила головой. Нет, с тех пор как я узнала захоронение, больше никто не старался дуть мне в уши. Никаких имён или показалось?

Попробовала собрать в кучу даже мимолётные обрывки. Все девушки были задушены на берегу водоёма. И самый главный ключ к ребусу — карта Кишинёва, которая, как говорил ведущий, продавалась в магазинах города. И значит это первое направление. К тому же я точно помнила, как сложить карту нужно и проколоть иглой, чтобы получить картинку всех мест, не только где уже свершилось злодеяние. Всплыли и фотографии могил.

Я оглянулась. Это кладбище было небольшим, к тому же заросшее кустарниками и деревьями и чтобы обнаружить захоронения за последние два месяца, требовалось обойти его полностью. Ведь могилу где покоилась Нина, вспомнила, как звали третью жертву, мы увидели только когда оказались рядом.

— Ева, — пискнула Люся.

Я аккуратно слезла со стола, успела подумать, что оделась не совсем для такой прогулки и, приблизившись к могиле, сдвинула венок и прочитала:

«Аннина Арбенина» 1958–1977.

Девятнадцать лет. Я наклонилась, чтобы глянуть на дату смерти. Без неё ребус не решить, но разглядеть не получилось, потому, как прямо в ухо гаркнули так громко, что я едва не завалилась на могилу:

— Ах, ты ж мокрощёлка, а ну брысь отсюда!

Я с недоумением обернулась и увидела семенящих в нашу сторону двух астматиков, во всяком случае, дышали они шумно и с присвистом. Оба лет под сорок и выглядевшие как бомжи с Пресни. Небритые и мордатые, а на голове первого ещё и берет висел, словно снятый со скульптуры Малевича из музея современного искусства. В замызганных серых рубашках, и таких же штанах неопрятного вида, да и башмаки рванные и растоптанные до — больше некуда.

— Ты чё дядя, мракобесия обожрался? Со своей обездоленной так шквариться будешь, — я уже пришла в себя от неожиданности и успела оценить этих леймов. В сравнении с неандерталками они выглядели полными дохликами, а один, тот что у Малевича берет стянул, так ещё и ростом был ниже меня.

— Вот сейчас мокрохвостка получишь, — ещё громче заорал коротышка, чем совсем вывел меня из себя.

Вот уродец. А потому, когда он приблизился вплотную, не стала выяснять, что получу и ладонью ткнула ему в нос. А когда он завизжал как свинья, ухватила его за палец, которым обычно «фак» показывают и, помогая себе второй рукой, надавила до громкого хруста.

Дядя крутанулся на месте, едва не сбив меня с ног, вовремя успела отскочить, и заорал так, что уши едва не заложило. Второй бомжара тут же сменил тактику и, развернувшись, показал такой стипль-чез, сигая через могилы, что мог бы смело участвовать в городских соревнованиях.

— Люся, — я, схватив подругу за руку, потащила её за собой в сторону ворот, — валим, валим отсюда быстро.

И угораздило же на шпильках сюда притопать, Абсолютно не подходящая обувь для такого передвижения. И не разуешься, всё-таки по кладбищу бегаем.

— Так мы на могилу твоего отца не пойдём, — спросила меня, когда мы уже удалились на некоторое расстояние от крикуна.

— В другой раз, — пообещала я, стараясь уйти подальше от воплей и вероятно, перепутала дорогу, потому как мы выскочили к полуразрушенному строению, у которого ещё сохранилась часть фасада выдержанная в неоготическом стиле и на всю высоту и ширину, украшенную стрельчатым порталом.

А дальше упёрлись в двухметровую стену каменного забора.

— А мы не туда бежим, — заявила Люся, — выход в противоположном конце.

А потом оглянулась и добавила:

— А вон могила твоего отца.

Я обернулась, глянув, куда указывала Люся.

Синяя ограда, вертикально стоящая гранитная плита с фотографией в овальной форме.

Шагнуть туда не успела. Сбоку кто-то громко закричал:

— Вот они, товарищ милиционер, обе здесь, прошмандовки. Я же говорил, отсюда выхода нет, никуда не денутся.

По дороге, которая когда-то именовалась асфальтированной, к нам двигалась целая процессия. Дружбан коротышки, дядя Стёпа милиционер, во всяком случае, ростом точно был похож, и две бабульки, маленькие и кругленькие. А судя по лицам, биография их началась ещё в прошлом веке.

— Ой, — пискнула Люся.

— Так, — рявкнул долговязый мент с лычками сержанта, — а ну подошли ко мне.

— Щаз, — буркнула я в ответ и направилась к синей ограде.

Они догнали меня, когда я уже протиснулась в маленькую калитку и, закрыв её за собой, повесила крючок. Оглянулась на Люсю, которая, оцепенев, так и не сдвинулась с места.

Сержант глянул на памятник, увидел фотографию мужика с погонами майора и подвис. Потом его глаза перескочили на мои коленки, тормознулись там, где заканчивалась юбка, заглянули в вырез блузки, схлопнулись два раза и уставились мне в лицо.

Ничего не успел сказать. Старая карга, та, что стояла рядом и успела рассмотреть меня с близкого расстояния, завопила:

— Нет, вы только гляньте на неё. Явилась голая на кладбище, отрастила, прости Господи. Никакого стыда! Это что же творится на белом свете, совсем стыд потеряли.

И понесла прочую хрень, которую я даже не пыталась запомнить, играя в гляделки с сержантом. Идиллию нарушил бомж, протянув руку в мою сторону и вытянув вперёд указательный палец, едва не попал мне в глаз.

— Попалась, всё товарищу милиционеру теперь расскажешь, зачем венки воровали.

Венки воровали? Идиот что ли? Зачем кому-то воровать венки? И вообще, он мой прикид видел бомжара, где я и где венки?

Но вытянув палец вперёд, он сделал большую ошибку. С чужим телом за целый день я уже успела освоиться и потому отреагировала почти молниеносно. Ухватила палец, прыгающий перед моим лицом, и резко опустила руку уродца вниз, прямо на острый наконечник ограды.

Мужик заорал так, что обе бабки прекратив возмущаться моим недостойным видом, развернулись и громко голося, побежали по дороге. Для этих старушенций вполне с завидной скоростью.

Сержант очнулся от созерцания моих красивых глаз и, увидев окровавленную руку бомжа, тоже заорал:

— Ты что делаешь? С ума сошла.

Ага. Он, наверное, думал, я орать не умею. Как Синицына это делала, не получилось, но и не слишком высокой нотой выдала:

— Я с ума сошла? Сначала один меня пытается лапать за все выпуклости, а мне, между прочим, только пятнадцать лет, а теперь этот оскорбляет и тычет пальцем в глаза. Я домой приду и отчиму заявление напишу о попытке изнасилования прямо на могиле отца. Поэтому и палец ему сломала, по такой отметине его быстро разыщут! Вот научил меня папа защищаться от таких. И у меня свидетельница есть, — и я ткнула рукой в сторону Люси.

Сержант повернул голову в сторону девчонки, которая продолжала стоять в оцепенении на прежнем месте.

— Люся, — крикнула я, — опережая сержанта, — кивни!

Подруга энергично закивала. Уверена, даже не зная для чего это делает. Как китайский болванчик.

— Товарищ милиционер, — завопил мужик, углядев над собой грозный взгляд представителя власти, — Семён, напарник мой увидел, как она с могилы венок тащит, мы и кинулись выяснять, кто это там проказничает. А она ему сразу по лицу кулаком хвать, а потом палец вывернула наизнанку. А я побежал за подмогой и очень хорошо, что вы как раз мимо проходили. Врёт она всё! Никто сильничать не пытался, да как же можно это, на кладбище.

Сержант поднёс кулак ко рту и прокашлялся. Потом перевёл взгляд на меня.

— А у тебя или твоей подруги есть какие-то документы? Э-э-э, билет в библиотеку или студенческий?

— Ну, вот какой студенческий? — взвилась я, соображая, что отпускать нас никто, не собирается, — нам по пятнадцать лет. Мы школьницы, только с девятого класса.

Мужик тем временем обтёр руку тряпкой и, достав флакончик с йодом, полил обильно рану. Предусмотрительным оказался, но учитывая специфику работы, а из его слов можно было заключить, что он присматривает за могилками, то вполне нормально. Значит не бомж, а трудиться на рабочем месте. То есть вышло недопонимание. Ну и какого надо было сразу орать и материться? Нормально бы подошли. Я ведь ничего зазорного не сделала. Хотела глянуть, какого числа погибла девушка, ведь без даты не смогу вычислить, когда маньяк нападёт на следующую жертву. А вдруг уже недели две прошло?

— Ну, тогда вот что девочки, — прервал мои размышления сержант, — вам придётся проехать с нами. Запишем ваши показания и вызовем родителей. Пусть заберут вас, чтобы по дороге никто на вас больше не напал.

— Отобьёмся, — попыталась откреститься я от сомнительной поездки, сами дойдём домой. В конце концов, ничего особенно не произошло. Вижу, они осознали весь грех своего падения.

— Не морочь голову, — заявил сержант. Давай, выбирайся из клетки и пошли на выход.

Я пожала плечами.

— Ради Бога, куда угодно.

Мент с подозрением покосился на меня, подождал, пока я выберусь через калитку, пропустил вперёд и зашагал сзади.

Не бегать же мне на шпильках по кладбищу от этой дылды, почти на голову выше меня. И что мне сделают? Пальчиком помашут? Ай-яй-яй сделают? В прошлой жизни привыкла, не стоит и отвыкать.

Почти на выходе увидела большую табличку:

«Армяно-католическое кладбище».

И причём здесь поляки? Может и склеп был армянским?

За воротами стояла «скорая» и девушка в белом халате хлопотала над Семёном. Что-то совала ему под нос, а водитель «скорой» ручным насосом пытался накачать спущенное колесо и, судя по всему, у него это не очень получалось. Рядом с Семёном стоял ещё один сержант и что-то строчил у себя в открытой папке.

Протокол лепит, а вот дуля вам. Я такой протокол тюркну, мало не покажется. Вот только пусть наврёт с три короба, и посмотрим, у кого соображалка лучше работает. Я таких умников ещё вчера на завтрак жрала.

— Здесь постойте, — сказал наш конвоир и, отозвав напарника в сторону, о чём-то принялся с ним шептаться.

— Ева, — зашептала Люся, когда мы остались наедине, — что теперь будет? Ты ему и вправду палец сломала?

— Не говори ерунду, — махнула я рукой, — только вывихнула. Вон, видишь, ему уже вправили, весь белый сидит, баюкает свою руку. Обезболивающий сделают, и пойдёт дальше рыть траншеи для покойников. Сейчас и второму царапину обработают, и ничего с ними не случится, если снова в бутылку не полезут.

— А почему он тебя мокрохвостой назвал?

— А потому что урод конченый, привиделось ему, что мы бандитизмом промышляем, венки на кладбище у мертвецов отнимаем и отвозим их в магазин ритуальных услуг.

— Зачем? — удивилась Люся.

— Бизнес у нас такой.

— Кто? — переспросила Люся.

— Не бери в голову, бери в рот, легче выплюнуть, — отмахнулась я, размышляя как вернуться к могиле Нины Арбениной.

— Что выплюнуть? — снова спросила подруга.

— Люся блин, непорочное дитя, помолчи две минуты, — я рукой показала, чтобы она захлопнула свою варежку.

Потому что воочию увидела небольшой видосик из прошлого. Пятиэтажный дом, угловой подъезд, квартиру на третьем этаже. Стены дома серые неприветливые, дверь окрашена в синий цвет, кто бы сомневался. За домом виднелся башенный кран, и велась стройка. Но это в 86 году, а сейчас там, скорее всего пустырь. И дверь может быть не синяя, а зелёная. Да и пятиэтажек в Кишинёве, как блох на собаке, выше пятого ни одного здания не видела, кроме больницы, в которой очухалась сегодня утром. Сегодня? Ну да сегодня. Длинный день у меня, всего-то двенадцать часов прошло после пробуждения, а событий на месяц хватит.

Фотография маньяка была показана на весь экран. Ему в 86 то ли 46, то ли 48. Это значит что сегодня ему, возможно, всего тридцать пять. Ещё молодой пацан. И что ему не хватало или, что случилось, почему он сдвиг по фазе заработал?

Словесный портрет могу составить, так как помнила его со слов ведущего и даже фоторобот. Вопрос, а в 77 году фоторобот уже составляли? Наверно составляли. Что-то такое по старым фильмам помнила.

Но в первую очередь глянуть на дату смерти Нины, на число.

Я оглянулась на ментов. Они уже сместились к пострадавшим и что-то на пару им втирали. Понадеялась, нечто правильное. Ну а зачем им лишние хлопоты? Доказывать, что две несовершеннолетние девчонки устроили засаду среди могилок на гробокопателей? Им точно это не нужно, а к тому же, сержант явно узнал мужика на фото.

— Люся, — я обернулась к подруге, — ты тут постой, а я кое-куда быстро сбегаю. Ладненько?

Не совсем ладненько. Девчонка двумя руками вцепилась мне в локоть.

— Ева, пожалуйста, не бросай меня тут.

— Не говори глупостей, — оборвала я её, — мне просто срочно нужно кое-что узнать.

— Что узнать? — ещё чуть-чуть и Люся готова была разрыдаться.

— Послушай. Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Но мне очень нужно узнать, кто убил Нину Арбенину.

Страх из глаз Люси моментально улетучился. Даже улыбку выдавила.

— И всё?

Я кивнула, удивляясь такой разительной перемене.

— То есть если ты сейчас узнаешь, кто убил эту девушку, ты никуда не пойдёшь? — чуть ли не радостно воскликнула она.

— Тише, ты, — я оглянулась, но на лёгкий вскрик Люси никто не оглянулся. Каждый был занят своим делом.

Менты беседовали, водитель «скорой» продолжал качать колесо, двое в белых халатах с напряжёнными рожами смотрели на это действие.

Я кивнула. Любопытство заело, что может быть известно пацанке об этом.

Люся улыбнулась уголками губ и сказала:

— Ты тоже знала, просто у тебя с памятью не всё в порядке.

Мне показалось, что у меня задёргался правый глаз.

— То есть Ева, в смысле я, тоже знала, кто убил Арбенину Нину? — Наверное, в моих словах было столько изумления, что Люся рассмеялась.

— Ну конечно, нам же в школе это рассказывали.

— Где рассказывали? В школе? — не поверила я.

В СССР что, разбирали убийства девушек на уроках? Это что за предмет такой был. Или менты таким образом профилактику проводили? Что за паль?

— Ну да, её убил муж, — сказала Люся и, непонятно что прочитав в моём взгляде, пояснила, — Нину Арбенину убил муж.

Попыталась осмыслить. Зачем мужу насиловать жену на берегу водоёма? Она ему что, так не дала бы дома? А маньяк? Ну, я же не могла ошибиться. Я узнала могилу по фотографии и точно помнила, что в Кишинёве в это время орудовал душегуб.

Озвучила свой вопрос.

— Почему изнасиловал? — Люся отрицательно помотала головой, — он её отравил. Подсыпал яд в мороженое на балу у баронессы.

Мне показалось, что мой мозг взорвался.

Переспросить Люсю не получилось. Товарищ сержант вырос рядом с нами как сморчок после пожара.

— Поехали.