Оторва. Книга вторая

Глава 2

Два долбодятла.

Выхлебали обе бутылки под копчённого леща и решили провести следственный эксперимент. Ничего умнее после пол-литра в голову не пришло. В принципе не пол-литра, мамочка тоже успела приложиться, дебильная улыбка на пол лица.

Разумеется, я отказалась. Как они себе вообще это представляли?

Слава Богу, не расстроились. Приволокли телефон на кухню и бравый майор Илья Спиридонович, запутавшись в проводах, брякнулся рожей об стол. На то он и бравый, даже следов не осталось. В смысле на лице, а разделанный лещ разлетелся по всей кухне. Хорошо бутылки были пустые, только звякнули и опрокинулись, выливаться было нечему. А дядя Игорь стал названивать какому-то Андрею. Догадалась, что тому самому начальнику Фрунзенского района, полковнику Суховирскому, который гавриков своих за мной отправил. Никто не заметил, что я на кухне была, ломоть леща себе отодрала. Не знаю как он с коньяком, но с пивом точно прокатит.

И слушая разговор, едва не обомлела. Оказывается, никто меня уже не собирался везти на экспертизу и снимать побои. Понятное дело, сегодня уже никто не мог, но папочка и завтра не собирался.

Дядя Игорь втирал оппоненту что, мол, уже бумажка есть и там чёрным по белому нарисовали все мои лиловые синяки. Но он, «примерно» майор успел вовремя. Посидели, обговорили. И пусть зятёк, лепила то бишь, раскошелиться на пять портянок и всё будет красиво.

Дожила, меня на портянки поменяли. И почему пять? Им по две, а тётке и одной хватит? А ей портянка зачем? Всё пыталась у любовничка выклянчить полторы. Но как выяснилось — пять им никто давать не собирался, и договорились на две, но прямо сейчас.

И точно, явился эскулап минут через сорок и протянул дяде Игорю…деньги. Я опешила. Плевать им на то, что мне могли все рёбра переломать. Они меня продали за двести рублей, уроды сморчковые. Так ещё пытались погнать в магазин за бутылкой, мало им. Типа попросишь какого-нибудь дядечку, он возьмёт.

Но, во-первых, где находиться «13» магазин, я без понятия. И для чего нужно идти именно в «13» тоже не ясно. Почему не пойти в третий или пятый? А, во-вторых, мне опять в халате и с голой жопой? С трусами ещё не определилась, с одеждой тем более. Мне самое время Люсю выцепить и разобраться с гардеробом. Или у меня на самом деле три платья, две юбки?

Но, слава Богу, от меня отстали, сами собрались. Тётка приволокла гитару и, усевшись в прихожей, пыталась что-то набренькать. Получалось это у неё — никак. Гитара считалась семиструнною, но двух не хватало, а остальные тупо висели, и потому на этом музыкальном инструменте можно было отыграть только — «Смерть таракана».

— Ева, коза драная, где ещё две струны? — взбеленилась она минут через десять, — почему до сих пор не закрепила и не настроила? А? Молодость невозможно вспомнить.

Коза драная? Да это же моё выражение. Вот же стерва. Захотелось ответить, чтобы у неё уши свернулись, но не успела. Пока придумывала, тётка, отставив гитару в сторону, так что та сразу упала, жалобно взвыв, нетвёрдой походкой прошаркала в свою комнату и завалилась на диван.

Прекрасно Еве тут жилось, ничего не скажешь. От такого могла в больничке таблеток наглотаться. Раз плюнуть. Дома срань и в больничке лупят.

Хотела пойти позвать Люсю, но взгляд задержался на синих бумажках на кухонном столе. Шесть штук по 25 рублей. Вот кто-кто, а я точно имела процент в этой сделке. Поэтому, не задумываясь, взяла две купюры и пробежала взглядом по прихожке. У меня найдут — будет полная жопа. Но я точно помнила, где у моего отца была нычка и направилась в туалет. Встала на унитаз и, сняв крышку с бачка, тупо уставилась на неё. Вероятно, этот схрон начали использовать с установкой первых унитазов.

К крышке при помощи проволоки был прикручен кусок клеёнки, в котором обнаружились толстая пачка и тоже синими бумажками, но достоинством поменьше. Зато на целых двести рублей. Вот их я полностью конфисковала, сегодня точно никто искать не будет, а завтра я им найду применение. А двадцать пятки вернула на место.

Люся оказалась дома, сидела зубрила историю СССР. Я, грешным делом, подумала, что книжку читает, какой-нибудь любовный романчик, в её возрасте все девчонки из моего класса этим увлекались. Кроме меня и потому, когда я над ними посмеивалась, называли меня тёмной. А я любила детективы, особенно документальные. Наверное, от отца передалось.

Кстати, у Евы на столе тоже книжка лежала с гламурной обложкой. Эдакая фифа с открытым ротиком смотрит влюблённым взглядом на мужика в седле. Прочитала название: «Тихий дон».

Что-то промелькнуло знакомое, но вспомнить не удалось. И вот тогда я задумалась: а сколько извилин в голове Евы? А вдруг мой мозг из XXI века не вместился целиком в эту дурную голову. Вспомнила снова про попаданцев. Ведь когда они подселялись в тело, из которого не успел убраться предыдущий квартиросъёмщик, а таких не мало на просторах интернета, что получалось на самом деле? Контактировали вдвоём? Порадовалась, что у меня не такой вариант. У человека 40–50 извилин и при подобном подселении можно получить не больше половины. И в итоге? Два полудурка в одной голове. Полная жопа.

Я же узрев, что читает Люся: «История СССР», 9–10 класс, едва успела прикусить язык. Если так и дальше пойдёт, могу совсем без него остаться. Мне ведь это тоже учить, и в отличие от своих сверстниц, на сегодняшний день, как свинья в апельсинах.

Люся лишь пожала плечами.

— Так это ты историю знаешь на отлично, а мне придётся всё лето повторять, — а потом испугано ойкнула, — а ты историю СССР помнишь?

Помнишь! Вот как можно помнить то, чего не знала?

— Люся, не бери в голову, потом с этим разберёмся. Ты кроме вот этого, — я указала на учебник, — больше ничем не занята?

— Нет.

— Может ко мне зарулим? — я замолчала, потому, как мой взгляд упёрся в тумбочку.

Очень знакомую из прошлой жизни. Потянула дверцу, мгновенно убеждаясь в своей догадке.

— Люся, — я, присев на корточки заглянула внутрь, — машинка рабочая?

Ответа не дождалась и обернулась. Удивительный случай с моей памятью.

— Ты знаешь, что это? — Люсиному изумлению не было предела.

— Да, Люся, — я кивнула, — это швейная машина «Веритас». Ты на ней шьёшь?

— Но как ты историю СССР не помнишь, а швейную машину помнишь, — завела по новой пластинку девчонка.

— Увидела и вспомнила. Может я в прошлой жизни белошвейкой была. Люся, не тупи, я просто потихоньку начинаю вспоминать. Тебя тоже, кстати, вспомнила. Не совсем, но многое, благодаря твоим рассказам. Так ты шьёшь на ней?

Глаза Люси набухли, словно вот-вот прольются грязевые потоки.

Пришлось сесть рядом с подружкой и обнять.

— Люся, ну извини, я не хотела тебя обидеть. Просто у меня дома из одежды только халат, который на мне. А то, что в шкафу висит, носить нельзя. Вот я на этом и зациклилась. Мне бы перешить кое-что. Вот и заинтересовалась.

Люсино лицо просветлело.

— У тебя там есть платья. Ты не нашла?

— Нашла, вот их и хочу перешить. Потому и спрашиваю, умеешь работать на машинке?

— Нет, — Люся отрицательно помотала головой, — это папа привёз из Болгарии. Мама пробовала, но ещё не разобралась.

— А мне можно? — поинтересовалась я.

— Что можно? — переспросила Люся.

— Перешить на ней юбку. Сделать её короче, вот так, — я провела рукой.

Сразу представила вставки, клинья и романтичный аутфит. И трусики бикини.

Полное молчание и удивлённо-вопросительный взгляд.

Люся?

— Ты умеешь шить на этой машине?

И что ей ответить? Где я могла научиться? Ну вот вообще без вариантов.

— А-а-а, — внезапно сказала Люся, — наверное, в прошлом году, ты ведь у мамы на швейной фабрике работала.

— Точно, — согласилась я моментально, — именно на такой машине два месяца отработала.

— Как два? — удивилась Люся, — только один.

— Может и один, — не стала я спорить, — но мне показалось, что все полтора.

Люся задумалась на секунду и отрицательно помотала головой.

— Месяц, — твёрдо сказала она, — ты потом уехала в Ленинград. Помнишь?

Я сделала вид, что пытаюсь вспомнить, потом наморщив лоб, ответила:

— Нет. А зачем мы туда ездили?

— Не мы, а ты. Со своим тренером, — возразила Люся.

— А, — я сделала вид что припоминаю, — на соревнования.

Люся удивлённо вскинула брови.

— На какие соревнования? Вы лошадей ездили забирать.

Прям услышала, как в моей голове паровой котёл заработал. Даже закашлялась.

— Какие лошади, Люся?

— Асбест разбился на съёмках и ещё две захромали, вот вы и поехали туда. Тебя ещё сам Кизимов смотрел, потом приезжал сюда и уговаривал твою маму отпустить с ним в Ленинград. Говорил, сделает из тебя олимпийскую чемпионку. Только у тебя отец погиб, мама болела часто, и ты отказалась.

Моя голова была готова взорваться. О чём вообще речь?

— Люся, — я остановила её спич, подняв руку, — я совсем запуталась. Давай сначала. Кизимов это кто?

— Ну как же. Олимпийский чемпион, а сейчас он главный тренер конной сборной СССР.

О как! Я неплохо научилась ездить верхом в своё время, но меня точно главный тренер России никуда не приглашал. Не достигла таких высот.

— Так я это, конным спортом занимаюсь?

— Мы занимались, — подтвердила Люся, — но как Иван Иванович ушёл, ты перестала ходить, и я за тобой. Но тебя и тут уговаривали. Ты же мастер спорта, а у меня с выездкой проблема.

— Я мастер спорта по конному спорту? — не поверила я.

Люся закивала.

А не простой была девочка Ева. Мастер спорта, вино из горла, музыкальная школа и при этом тихий ребёнок.

И каким образом умудрилась отправиться на тот свет? И уколов боялась. На теле никаких следов не нашла. Неужели, в самом деле траванулась? Или траванули.

— А что с Ленинградом?

— Ну, вспомни. Киностудия Молдова-фильм снимала в Ленинграде кино про скачки.

На память пришёл только один фильм, снятый киностудией Молдовы.

— Фаворит, что ли?

— Да, — радостно закивала девочка, а в глазах вновь появилось изумление, — вспомнила⁈

— Частично, но поездку не помню.

— Иван Иванович взял тебя, чтобы показать Кизимову и заодно привезти лошадей. Они на съёмках пострадали. Асбест так и не очухался, его осенью застрелили. Не помнишь? — и она с надеждой заглянула мне в глаза.

— Нет, ничего не помню. И почему Ленинград? Его разве не в Молдове снимали?

— Нет, — ответила уверенно Люся, — здесь не снимали, я бы знала.

— Ну и ладно, а то мы отвлеклись. Что с машинкой, дашь застрочить?

Люся опять нахмурилась, потом поднялась и вытащила из угла спортивную сумку.

— Раз ты хочешь носить то, что никогда не носила, может, по поводу этих вещей тоже передумаешь?

И она, плюхнув сумку передо мной, расстегнула молнию.

— А что это?

— Дядя Илья сделал моему отцу заказ. К твоему дню рождения. Когда он в Болгарию ехал. Но ты, глянув на них, сказала: не буду носить шмотки загнивающего капитализма.

Я прокашлялась.

— Я так сказала?

Люся кивнула.

— И меня пристыдила. Мы комсомолки! — Люся сделала неопределённый жест.

Я заглянула в сумку и почувствовала, как у меня поднимается настроение. На божий свет выбрался пакет с трусиками, и я едва не подпрыгнула. Уверты! Нет, не совсем те, которые я носила там, но где-то рядом.

Я наклонилась к Люсе и чмокнула её в губы.

— Спасибо! Это то, что мне сейчас нужно.

Девчонка зарделась и, смутившись, отвернулась, а я вытащила ещё два пакета. Две юбки, с первого взгляда поняла, что именно это буду носить. То, что доктор прописал. И белая полупрозрачная блузка с воланами и чёрными капочками в виде маленьких треугольничков. И декольте.

Захотелось всё сразу напялить на себя. Остановило только одно.

— Люся, а сколько это всё стоит?

— Так дядя Илья заплатил заранее. А когда ты отказалась, попросил придержать у себя, а он тебя уломает.

— То есть уже оплачено? — я едва снова не расцеловала девчонку, но глянув на её выражение лица, полезла в сумку.

Два бюстгальтера и коробка обувная. Заглянула и взвизгнула. Аккуратные туфельки на шпильке. Не мои десять сантиметров любимые, но не меньше шести.

— Люся, я померяю? — спросила и, не дожидаясь ответа распаковала трусики.

Уверты было две пары. Вероятно, для выходных дней, исключительно для соблазна, но и остальные меня порадовали. Юбка едва доставала до трети бедра. Блузку напялила без лифчика и кинулась в прихожую, когда Люся впускала меня к себе, увидела там трюмо.

Крутанулась пару раз, разглядывая себя, вставая на цыпочки, потом всё же обулась.

День, так ужасно начавшийся начинал играть яркими красками.

— Ева? — женский голос заставил обернуться.

Кто здесь мог находиться кроме мамы Люси, и я вежливо поздоровалась.

— Здравствуйте тётя Маша. Вот, вспомнила про обновку и решила примерять.

Мама Люси критически осмотрела меня, потом её взгляд остановился в районе груди, и она покачала головой.

— Прекрасно выглядишь, Ева. Но, — она слегка кашлянула, — слишком вызывающе. Под блузку обязательно нужно бюстгальтер надеть.

Я перевела взгляд вниз и мысленно согласилась. Мои соски провокационно топорщили тонкую ткань.

Развернулась к зеркалу и убедилась в этом воочию. И не только в этом. Красноватый кружок ареола привлекал внимание. Ну и грудь, если присмотреться, а пацаны на улице это обязательно сделают. Ещё бы — на такую грудь. А в целом да, ножки Ева не испортила конным спортом, стройные, ровные и длинные. А на каблучке — полный ауф!

Бюстгальтеры самую малость не дотягивали до нужного размера, и за счёт этого грудь выглядела совершенно сногсшибательно. Даже залюбовалась на какое-то мгновение.

— Люся, пойдем, погуляем, — воскликнула я, вдоволь насмотревшись на своё отражение.

— Сейчас? — удивилась девчонка.

— А сколько времени?

— Начало пятого, — отозвалась из кухни тётя Маша, — и в самом деле, воскресенье, погуляйте.

Люся нехотя пожала плечами и ушла в комнату, а я быстро прошмыгнула в свою квартиру.

Тётка спала, а менты так и не вернулись, но меня это мало волновало. Я засунула сумку под диван, бросила халат на стул и, вытянув из заначки пять рублей, вернулась к Люсе. И вовремя. По лестнице громко прогрохотали чьи-то ноги, а потом хлопнула соседняя дверь. Вернулись долбодятлы.

— А куда пойдём? — поинтересовалась Люся, когда мы оказались на улице.

— Да куда угодно, — я пожала плечами, осматривая длинный двор.

Песочницы, качели, куча детей и практически не было взрослых. И ведь точно — непуганное поколение. Детки сплошь маленькие и никто за ними не приглядывает. Счастливое детство без интернета. Что-то в этом было.

— Слушай, Люся, — вдруг вспомнила я, — ты говорила, мой отец недалеко похоронен.

— Ты хочешь сходить на кладбище? — удивилась подруга.

— А далеко? — поинтересовалась я.

— Ну, наверное, полчаса. А почему сегодня?

— Потому что сегодня воскресенье. Идём. К тому же, может быть, увидев могилу, я ещё что-то вспомню.

— Точно, — согласилась Люся, — я и не подумала. Конечно, идём.

Мы прошли мимо подвесного моста, который был перекинут через глубокий овраг, мимо утопающего в зелени ресторана и выбрались на широкую асфальтированную дорогу.

Залюбовалась красотами. А народу как на параде. Разглядела внизу несколько родников и толпы загорающих. Кто-то подтягивался на перекладине, кто-то отжимался, гомон, шум.

Начала ловить на себе мужские взгляды, аж шеи вытягивали, чтобы полюбоваться моими ножками. Вернулась в свою среду, всегда любила, когда мною восторгались, да и будем откровенны, все женщины обожают это. Улыбаться встречным парням, кокетничать.

— Помнишь этот спуск, — спросила Люся, когда мы почти достигли дамбы, — зимой тут на санках катались.

— От самого ресторана? — удивилась я.

Горка под 45 градусов и длинной не меньше полукилометра.

— Ага, — подтвердила Люся, — тут в воскресенье зимой не протолкнуться.

Как будто сейчас народу было меньше. Вся дамба была усеяна рыбаками и постоянно, то один, то другой что-то тягал. Не меньше трёх десятков резиновых лодок шныряло по совсем небольшому водоёму.

Я удить рыбу люблю, у меня и снасти знатные остались в прошлом, но, ни разу не видела такое количество рыбаков в одном месте.

Прямо перед нами развернулся автомобиль, оформленный под маленький паровоз, который тащил за собой два открытых вагончика, и мы, постукивая каблучками, вскарабкались на свободные сидушки.

— Нам точно на детском паровозике ехать? — спросила, когда белобрысый парень содрал с каждого десять копеек и потащил вагончики меж двух озёр.

— Ага, — кивнула Люся, — повезло, сейчас за пять минут довезёт до места.

Вагоны поднялись на небольшой холм и спрятались под сень деревьев, а мне только выдохнуть и оставалось. Несколько километров мы медленно ползли в тени шелковиц. Их были сотни, белая, чёрная, росли вдоль дороги едва не примыкая друг к дружке. Асфальт был усыпан ягодами, синими, золотистыми и никто их не собирал. А я платила 650 рублей за килограмм, потому что обожала её, а здесь пропадали тонны.

Так размечталась о том, как приду и соберу пару сумок, что не заметила, как наш состав прибыл на перекресток, и не успели мы сойти на дорогу как он, набившись новой партией народа, укатил в обратном направлении.

— Вот кладбище, — Люся указала на массивные железные ворота, через открытую калитку которых туда-сюда сновал народ.

Почему кладбище называлось польским, догадалась, едва мы ступили на территорию. Слева от небольшой открытой площадки высились три огромных склепа шляхтичей датированные 1627 годом.

Вероятно, это всё что осталось от какого-то имения, потому как фамилии на остальных памятниках были сплошь славянские. Мы углубились метров на сто, когда среди оградок наткнулись на свежее захоронение, заваленное венками. Это было даже как-то неожиданно, увидеть среди старых могил новое погребение. Обогнули металлическую ограду по утрамбованной тропинке и сделали шагов десять, когда кто-то, утробным голосом, тихо, но как показалось, в самое ухо произнёс: «Мария-Антуанетта».

Я пригнулась как от удара. Особой любви к покойникам не питаю, но и не опасаюсь мёртвых. Они уж точно не могут принести тебе вред.

Оглянулась, повертела головой в разные стороны, но вокруг стояли лишь неподвижные гранитные памятники и, в принципе, кто угодно мог спрятаться за любым и устроить пранк. И место самое то.

Люся остановилась и, дождавшись меня, спросила:

— Что?

— Ты ничего не слышала? — поинтересовалась я, озираясь в поисках шутника или, скорее шутницы, потому как голос точно принадлежал девушке.

— Нет, — Люся лишь пожала плечами и снова зашагала по тропинке, но едва я сделала шаг, как снова кто-то в ухо произнёс: «Мария-Антуанетта».

Я резко развернулась, но нигде не заметила ни единого движения.

— Люся, а сейчас, ты слышала сейчас.

— Ничего, — она пожала плечами и что-то хотела ещё сказать, но в этот момент я снова услышала голос.

— А сейчас, — прошептала я тихо, — вот прямо сейчас ты слышала?

В глазах у Люси появился страх и она, не отвечая, просто помахала головой.

«Мария — Антуанетта».

Вот же какая зараза.

— И сейчас ничего?

— Нет, — едва слышно пискнула Люся, — ты меня пугаешь.

Я её пугаю! Да кто бы мне объяснил, что здесь происходит, и почему это слышу только я.

Оглянулась и, увидев скамейку со столиком, двинулась к ним под заунывное бормотание неизвестной шутницы.

Поднялась на скамейку, потом на стол и, оказавшись выше всех памятников, глянула в ту сторону, откуда, мне казалось, и шёл голос. А в следующее мгновение едва не слетела кубарем на землю. Успела ухватиться за гранитную плиту и снова перевела взгляд на свежую могилу, на фотографию, вставленную в рамку.

И вспомнила, всё вспомнила…

Когда это было? Около года прошло после гибели Алана, может больше.