Оторва. Книга первая

Глава 6

— Ева⁈

В дверях стояла женщина лет сорока. Выражение лица: усталое, озабоченное, удивлённое, радостное и немного испуганное.

Вот так, сразу десяток эмоций отразилось, когда она открыла двери. Звали мою новую маму — Прасковья Дмитриевна.

Росточком мы с ней одинаковые, значит, отец Евы был высоким, надо так думать.

Волосы чёрные, всклокоченные, местами пробитые сединой. Нос, слегка курносый, щёчки порозовевшие. Губы припухшие, как будто полночи целовалась или у неё на самом деле такие? В глазах изумление и нечто ещё. Халатик, копия моего, один в один, но, судя по всему, под ним никакой футболки нет. Просто наброшен на голое тело. В два часа дня?

Изнутри квартиры раздался мужской голос:

— Паша, кто там?

Женщина нервно оглянулась.

— Не могу найти второй носок, — пробасил голос, и в дверях комнаты появилась короткостриженая мужская голова.

— Ева⁉

А вот и Илья Спиридонович собственной персоной. Товарищ майор. Пятьдесят лет с хвостиком. Спортивные штаны с вытянутыми коленками, майка алкоголичка. Мой отец по дому тоже так ходил, только вместо спортивных штанов были пижамные.

Лицо у товарища майора волевое, мужественное, впрочем, таким и должно быть, у охранителя порядка. Глаза чёрные, большие, бездонные, красивые. Никакого пивного животика, бицепсы, трицепсы, всё как положено. Вполне тренированное тело. В той жизни я бы запросто сдала свои бастионы, если бы такая гвардия вздумала произвести осаду.

Сразу взял инициативу в свои руки.

— А что ты в дверях стоишь, как неродная? Заходи, а мы как раз к тебе собирались. В кои веки вырвал выходной.

Я кивнула Люсе и перешагнула порог квартиры. Собственно говоря, подружка Евы рассказала всё, что смогла вспомнить. Дальше сама, методом проб и ошибок. Говорить медленно, тщательно выговаривая их про себя, и надеяться, что не шокирую эту парочку в первую же минуту знакомства. Для меня во всяком случае, как ни крути, но люди совершенно незнакомые, никаких чувств не питаю, как ни прислушиваюсь к внутренним органам. Тело Евы ничего не подсказывает.

— В халате, босиком, — Прасковья Дмитриевна уже справилась со своим смущением и накинулась на меня.

Ответить ничего не успела. Спас дядя Илья.

— Погоди, мать. Ты на её лицо глянь, — он сделал шаг в мою сторону, — Ева, что случилось?

— Да что могло случиться, — женщина не согласилась, что её отодвинули на второй план, — она… — мамочка замолчала принюхиваясь, — а что это за запах? Ты что пила? Это же запах вина!

Унюхала. Это ожидаемо, но мне и требовалось, чтобы унюхала.

— Действительно, — согласился Илья Спиридонович, — портвейн, — и нахмурил брови.

— Дядя Илья, — я добавила в голос плаксивую нотку, — нам бы по-мужски поговорить.

Мама только руками всплеснула и изумлённо уставилась на своего любовника, — Илюша, у вас от меня секреты?

— Да какие секреты, мать? Видимо, что-то всё же случилось.

— При мне, только при мне, надо же, что удумали! — взвизгнула так, что сразу подумалось, эта тётка нормально поговорить не даст.

— Мама, — с трудом выговорила это слово, — мне нужно с дядей Ильёй посоветоваться. Вдвоём.

— Что значит вдвоём. Ты что такое говоришь? Я — первая, кто даст тебе правильный совет!

А Люся её описывала как тихая, спокойная. Может так и есть, на людях.

Я перевела взгляд на новоявленного папочку, вроде претендует на это место. Вот пусть и уговаривает, не только же сексом заниматься.

Чуть не ляпнула это вслух, но вовремя прикусила язык.

— Илья, ну-ка рассказывай, какие у вас секреты от матери? — да тётка и не собиралась останавливаться. И чем дальше, тем громче.

— Ну вот, что ты на меня бочку катишь, — отбивался Илья Спиридонович, пытаясь свести всё к шутке.

Про меня вообще забыли. Препирались минут пять, но надо отдать должное, беззлобно. Мамочка очень быстро стала сдавать позиции и, в принципе, всё уже пришло к финальному акту, но в это время в квартире громко затрещал звонок.

Прения мгновенно прекратились, а Илья Спиридонович, нахмурившись, слегка сдвинул меня в сторону и распахнул дверь.

Человек, стоявший на пороге, мне совершенно не понравился. Не высокий, но крепкого телосложения. Нос чуть сдвинут на сторону, глаза как у азиата. К тому же он был не один. За спиной толкалось ещё парочка долговязых парней, но что самое неприятное, все трое были в форме, а, стало быть, при исполнении.

— Добрый день, — произнёс азиат, осматривая прихожую, а потом сосредоточил свой взгляд на мне и не дожидаясь от нас ответа, добавил, — гражданка Бурундуковая Ева Илларионовна, здесь проживает? Вижу, что здесь, — и не оглядываясь, — Сорокин, ну-ка позвони в соседнюю дверь, попроси понятых.

Понятых? Они что обыск собрались делать? Бред какой-то. Сегодня же воскресенье, 5 июня, если не изменяет память. Люся так сказала. Как бы законы ни изменяли, но ведь не совсем беспредел был в застойное время.

Илья Спиридонович очнулся. Тоже заметил нестыковочку.

— А в чём дело, лейтенант?

Обозначил звание, а то мне из-за широкой спины новоявленного папашки погон совсем было не видать. Только шляпу с кокардой и русые волосы, выбивающиеся из-под неё.

— Сорокин, погодь.

Вернул сержанта, вероятно, побоялся, что тут сейчас массовое сопротивление оказывать будут. И уперев тяжёлый взгляд в дядю Илью, спросил:

— А вы кто будете? — и сам же ответил, — я так понимаю, отец малолетней дочки?

Ну да, малолетней. По всем канонам малолетней. Только через два месяца 16 лет исполнится. Илья Спиридонович слегка потянул дверь, за которой находилась вешалка, и, забравшись в карман цивильного пиджака, выудил красную книжицу. Раскрыл и ткнул под нос лейтенанту.

— Майор Козырев, заместитель начальника Ровд по Советскому району. Представьтесь, лейтенант.

Ну да, Козырев. Люся так его и назвала, и я сразу поняла, от него толк будет. Мой козырный туз.

Лейтенант пробубнил что-то невнятное, но потом, всё же, добавил, что он при исполнении.

— При каком исполнении? Фрунзенский район. Каким боком Фрунзенский район интересуется Бурундуковой Евой Илларионовной?

— Товарищ майор, — забубнил лейтенант более отчётливо, так, что даже я смогла разобрать слова, — она совершила несколько тяжких преступлений, таких как: побег из лечебницы, нанесла тяжкие увечья медработникам, нападение на главврача.

На лице Ильи Спиридоновича появилась глумливая улыбка.

— Лейтенант! Ты меня не услышал? Каким боком к этому имеет отношение Фрунзенский район?

Глаза у лейтенанта растянулись ещё шире.

— Я при исполнении, — попытался донести он, — начальник Ровд Фрунзенского района, полковник Суховирский Андрей Фёдорович, потребовал исполнить и доложить. Вы бы ему, товарищ майор, сами позвонили и поговорили.

Но Илья Спиридонович не дал ему договорить.

— Свободен, лейтенант, я потом свяжусь с твоим начальником и узнаю, кто и куда тебя послал выполнять подобный приказ. Всё, свободен.

И бравый майор буквально вытолкал грозного лейтенанта и захлопнул дверь. Убрал удостоверение в карман пиджака и развернулся.

У мамы реальный столбняк. Замерла, глаза не моргают, рот открыт. И не издаёт ни звука. Как памятник снежному человеку (1) на Васильевском острове, в створе Благовещенского моста. И руки в стороны развела. Ну точная копия.

Взгляд Ильи Спиридоновича не предвещал ничего хорошего, поэтому сразу кинулась в атаку:

— Наговоры всё это. Я ведь говорила, надо уединиться.

Мама отмерла.

— Что значит уединиться⁈

— Для мужского разговора, — объяснила как маленькой, а то уже невесть что себе напридумывала. Надеюсь, не в картинках после бурной-то ночи. Ну явно тётка не в себе.

— Ты вот что, мать, посиди в комнате, а мы на кухню пойдём погутарим.

Ну вот и папочка старорусскими словами заговорил и даже слегка заикаться начал. Надеюсь, у него это с рождения, а не от моего присутствия.

Он пропустил меня вперёд и плотно прикрыв дверь, навис надо мной как коршун.

— Ева, что ты натворила? Давай быстро и по существу.

— Ничего, — и глазки самые невинные, — я сейчас всё расскажу.

Илья Спиридонович усадил меня на трёхногую табуретку и, сам уселся напротив.

Текст я ещё в дороге подкорректировала, пока в автобусе ехала, так что выдала почти скороговоркой. По мере рассказа у майора начал подрагивать глаз и тоже правый, как у Айболита при первой встрече.

— Они тебя били? — в голосе прозвучало явное недоверие.

— Уверена, что синяки ещё не сошли, — подтвердила я.

— Показывай, — распорядился майор, а я только глазами повела в разные стороны.

И как это сделать? Стянуть халат и задрать футболку? Так, у меня там больше ничего нет.

Развернулась к папочке спиной, развязала верёвочки и приспустила халат до бёдер. Спереди я вся, нате глядите, а сзади не видно, вроде приличия соблюдены. И сказала:

— Вы, дядя Илья, чуть футболку поднимите, мне это несподручно, сами и увидите.

Дотронулся, руки тёплые, нежные. Едва не застонала от ласкового прикосновения. С трудом одёрнула себя. Шестнадцатилетняя девочка не может так себя вести, хотя и не факт. Джульетте было — 13, Наташе Ростовой — 13, Ольге Лариной у Великого Пушкина — вообще 12. Лолите Набокова — тоже 12. Снимая фильм, решили изменить на 14, опасаясь ярости зрителей. Ну, и чему нас учит классика? Ну ладно, Набокова перевели в конце 60-х и был ли он в школьной программе СССР, не знаю. Ромео и Джульетта, только ленивый не прочитал, а Пушкина и Толстого проходили. То есть, в школе заставляют про ЭТО чуть ли не наизусть учить, а самим ни-ни. И где логика?

По поводу вина? Кивнула, да так и было, одна тварь держала меня, а вторая в рот заливала какую-то дрянь. Блевала потом раз пять и мутило всю дорогу. Да и Люся подтвердит.

Какие же у тебя руки ласковые. Так, аккуратно, так нежно касался мест, где наверняка уже лиловые разводы. Возбуждало, звало…

— Илья⁈

Ну какого? Такой кайф обломала.

Бедолага майор, устроил такой грохот, что я невольно обернулась, и сразу стало ясно, что произошло. На возглас тётки отреагировал как пацан, которого застали за поеданием конфет. Отпрыгнул назад. Вернее, попытался, вот только размеры этого помещения, заставленного табуретками, не позволили. Завалился через одну, зацепил вторую, стол, две тарелки, чашку. Больше в пределах его порхающих рук ничего не оказалось.

Я одёрнула халат и принялась вязать бантик под испытующим взглядом мамочки. И началось.

Где мои трусы, я падшая женщина, соблазняю (в 15 лет! Взрослых мужиков! Во множественном числе!) И кухонным полотенцем заехала мне по лицу. Теперь и на роже синяк останется, ну и ладно, и это спишем на неандерталок. Не буду же рассказывать в криминалистической экспертизе, куда майор меня собрался везти, что тем двум орангутангам, когда они меня шлангом лупили, мама помогала.

Команда поступила пойти одеться, и я побрела к себе в комнату, чётко ориентируясь планом в голове, который нарисовала Люся. Пусть сами разбираются в картинках этой истерички.

И это комната⁈ Комната Евы⁈ Да у меня туалет был в два раза больше. И какой пьяный сапожник составлял проектную документацию? И какой ОРГАН исполнительной власти выдал разрешение на ввод объекта в эксплуатацию? И мне здесь жить ещё как минимум год? Я охреневаю, тётя.

И главное, ничего лишнего. Тахта, шкаф двустворчатый, кресло. Всё, а больше ничего и не поместится. Ковёр на всю стенку. Его точно нужно содрать и повесить картину. Нечто вроде безымянной Кандинского (2). Чтобы взгляд иногда отдыхал. Телевизора нет, интернета нет, на что-то же должны смотреть глаза.

«Твои трусы на третьей полке сверху в шкафу», — сказала Люся.

Вот хорошо иметь такую подругу, которая ориентируется у тебя дома лучше, чем ты сама.

Я отмахнулась, думала сама разберусь. Но это полный абзац.

Что-то на полке действительно лежало в количестве трёх штук.

Это трусы для шестнадцатилетней девочки⁈ Да ими КАМАЗ отмыть можно. А полутрусия, или как их называть? Ещё не штанины, но точно стремятся к этому высокому званию, на резинках. А иначе как короткую юбку оденешь, когда под ней такое безобразие.

Размечталась, самая короткая заканчивалась посреди колена. Кроме школьной формы, которая аккуратно висела на плечиках. Мне доставала до середины бедра.

Нашла в шкафу ещё один халат и направилась в ванную. Из кухни всё ещё доносились голоса на повышенных тонах, поэтому юркнула в приоткрытую дверь и замерла, разглядывая нечто убогое в сине-зелёных тонах. Ну и белый в виде извести на потолке и частично на стенах.

Санузел совмещён, но это не вся беда.

Бачок от унитаза почти под потолком на толстой железной трубе. Ванна чугунная, длиной чуть больше метра. Приняла бы за душевую, вот только шланг с насадкой отсутствовали, а, вернее сказать, это даже не было предусмотрено конструкцией. На полу кафель, если ЭТО можно так назвать, уложенный абы как. Ноги Евы прекрасно бегали босиком по колючкам и хоть бы хны, а на этой плитке, пока стояла и раздумывала, умудрилась дважды поцарапать.

Последний кусочек свободного места был занят круглой бочкой на толстых ножках и с торчащим из недр шлангом. Стиральная машина «Рига», больше похожая на первого робота, изобретённого ещё до нашей эры. Как это вообще стирает и отжимает?

Ну и куда рвались эти грёбаные-попаданцы-пенсионеры? Кого спасать? Если даже у начальника отдела милиции вот это убожество. Никакая дешёвая еда не заменят уют и комфорт в доме.

Круглая лампочка на электрическом проводе светила так слабо, что уже через минуту в глазах появилась рябь.

Не хочу.

И только чувство брезгливости к немытому телу заставило сделать шаг к ванной. Дёрнулась назад от нахлынувшего страха. Показалось при тусклом свете, что на дне ванны лужа крови, но на самом деле было замазано красной краской. И все пазлы сложились в одно мгновение.

Синицына!!! Тебе 31 год, и ты тупая безмозглая тварь. Ты закончила юридический! Ты, кучу лет потратила на своё совершенство. Тебя ценили за твой аналитический ум, и ты последняя лохушка, которую развели сраные дятлы. Ты, дубинноголовая сейчас лежишь в морге на Поликарпова, потому что это криминальный морг, а тебя грохнули, когда ты отстреливалась, защищая ту жирную корову, которая ничего не желала слушать и металась бурёнкой по открытой местности. Потому что Боткина был ближе всех, от того места, где ты поймала пулю и повисла на перилах подъезда, так и не успев в него войти. Ты сдохла, потому что ты видела, как под тобой растекалась лужа крови. Ты сдохла ещё и потому, что только таким образом твоя душа могла покинуть мёртвое тело и переместиться в прошлое.

Ты это поняла сразу, очнувшись в той вонючей палате на койке с панцирной сеткой среди синих зайчиков и зелёных белочек. Но как, каким образом ты, бестолочь необразованная, пропустила самое главное?

Нервный тик у Акакия, когда он тебя увидел у той комнатушки. Его перепуганные глаза. Ухмылочка, когда он держал шприц, подготовленный для твоей задницы.

И этот лейтенант. Он сказал, что ты сбежала из лечебницы. Где были твои глаза и уши? Лечебница — это дом для умалишённых, а ты убегала из третьей городской больницы!

Ты, ограниченное контуженое существо! Ты должна была сразу понять, что для того, чтобы ты очнулась в чужом теле, оно должно быть МЁРТВЫМ!