Оторва. Книга первая

Глава 4

Едва не попала под троллейбус. Выскочив за ворота больницы, рванула что есть мочи через четырёхполосную дорогу и только оказавшись посреди, нервно стала озираться.

Не начнёшь тут, когда мимо тебя медленно, словно специально для того, чтобы его рассмотреть повнимательнее, проезжает автобус, мгновенно напомнивший мне легендарный «Фердинанд» из фильма «Место встречи изменить нельзя». Остановился и только тогда увидела пешеходную зебру в нескольких метрах от себя. Следом пристроился москвич 412.

Троллейбус, точно троллейбус, узнала по рогам и благодаря фильму «Берегись автомобиля». Обалдеть. Вот это раритет.

Единственная высотка, если её можно так назвать, этажей десять, не больше, больница, из которой я сбежала. Вокруг сгрудились серые панели пятиэтажек. Дорога уходила круто вверх, словно прорубаясь через девственный лес, который наседал на неё с двух сторон высокими деревьями.

Люся остановилась рядом, пытаясь отдышаться, чем и привела меня в чувство. Схватив девчонку за руку, я потащила её не хуже, чем Электроник своего двойника, и, только скрывшись во дворах, остановилась. Желудок скрутило, и тошнота подступила к горлу. Ну вот, если в топку не кинуть чего-нибудь, совсем будет хреново.

Перевела взгляд на растерянную подружку и спросила:

— У тебя деньги есть?

Люся кивнула.

— Почти три рубля.

Твою же мать. Но понятно, завтрак переносится на неопределённое время.

— А где мы живём?

— На Ботанике. Ева, ты, что совсем ничего не помнишь?

— Люся! Я же сказала, не тупи, я ничего не помню. Ладно, идём домой, это далеко?

— Минут сорок на автобусе.

— Так, — я развернулась к девчонке, — ты же сказала, что у тебя денег нет.

— Я? — Люся пискнула.

— Нет, я.

— Я сказала, что у меня почти три рубля. Ты же сама просила приехать к тебе пораньше и привезти два рубля.

Кажется, начала я тупить. Пенсионеры — попаданцы жили в СССР и легко ориентировались в реалиях, а мне нужно постигать всё с азов.

— И сколько билет на автобусе стоит?

— Ева, — Люся закрыла рот двумя руками, — а, может, тебе к врачам нужно? Ты же совсем ничего не помнишь.

— Люся, этот дегенерат захотел меня в психушку упечь. Я нормальная, у меня просто с памятью плохо, но это как раз из-за него.

— Это из-за того дядечки, который что-то тебе кричал в окно?

— Дядечки? — я точно ничего не слышала, — и что за дядечка?

— Я не знаю.

— Тощий, как глист в очках?

Люся закивала.

— И что он кричал?

— Чтобы тебя задержали, потому что ты буйная.

Вот урод. А говорил, что мама у него. Нужно было ему ножкой от стула рёбра посчитать. Но вот и проблема нарисовалась. Мы пока доберёмся домой на автобусе, они уже на машине около подъезда дежурить будут и пару полицейских с собой прихватят.

— Сколько билет на автобус стоит?

— Пять копеек.

Пять копеек? Ах да, что-то невразумительное из старой памяти вспомнила. Но это не точно.

— А зачем я просила два рубля в такую рань?

— Я не знаю, — Люся истерично замотала головой.

— Люся, я нормальная, я совершенно нормальная. Просто с памятью что-то произошло, но она вернётся, она точно вернётся, просто нужно успокоиться. Оказаться дома и что-нибудь сожрать. Я голодная капец как.

— Так, давай, в магазин зайдём, купим, — она перевела взгляд на мои ноги, — я зайду, а то ты босиком. И в халате.

Я критически осмотрела себя. Видок ещё тот и трусов на мне нет. Интересно, полиция нравов была в СССР. И да, не полиция, а милиция. Не перепутать бы. Оглянулась. Метрах в двадцати женщина развешивала бельё на улице. Халат не лучше моего, птички разноцветные и тоже босиком. И?

Я показала на женщину Люсе.

— Так она у себя во дворе.

— И что? Не вижу разницы. Ладно, скажи лучше, где ближайший киоск с шаурмой.

— С чем? — Люся вылупила на меня глаза.

— С мясом, — неуверенно проговорила я, — жареным мясом.

Люсины глаза поползли в разные стороны, и я поспешила исправить ситуацию.

— Магазин где?

— Там, — она поспешно махнула рукой в сторону, — на следующей остановке, тут пять минут пешком.

Решила не спрашивать, что можно купить в магазине на два рубля, Люся и так в полном шоке, поэтому махнув рукой, двинула по тротуару в нужном направлении вдоль пятиэтажки круча головой в разные стороны.

Если это Москва, то я паровоз, хотя, может, какая-то окраина. Справа от дороги панельные дома, слева глухой лес. Есть улица Ботаника в Москве? В 22 году не помню такой, но, возможно, переименовали. Про город лучше потом спросить, а то у девчонки мозги тронуться. И бросить её нельзя, она единственная ниточка в этом болоте.

Мимо проехал горбатый запорожец, видела только в старых фильмах. «Икарус» жёлтого цвета под номером 19 и «Жигули» троечка.

Людей почти нет, но и те, которые попадаются, на меня не пялятся, что уже радует. И синие зайчики на халате никого не беспокоят. На встречу прошла ватага ребят, старшему не больше 12 лет и среди которых затесалась одна девчонка в здоровенных красных шароварах. Сразу вспомнилось детство, вот также бродила с мальчуганами и была своим пацаном.

Обратила внимание на ноги, только на двоих что-то вроде штиблет, а все остальные босиком. Это что, правда от бедности? Тогда почему попаданцы через одного пытаются спасти СССР?

В двухтысячных мы ходили в кроссовках. Всего-то 23 года.

Больше ничего додумать не успела. Мы вышли к магазину, на боковой стене которого висел огромный плакат. «60-летию ОКТЯБРЯ — наш ударный труд», а спереди, там, где обычно висит название — нечто невразумительное.

Здоровенные буквы, которые прочитала вслух:

— Алиментара (1). Люся, у вас тут что, алименты платят, такое здание отгрохали для них?

— Какие алименты, — девчонка почти взвизгнула, — это продовольственный магазин.

— А что написано?

— Ой, ты что и язык забыла?

— Язык? Так, вроде, с тобой разговариваю и тебя понимаю.

— Молдавский, — Люсины глаза опять начали вылезать из орбит.

— Молдавский? — я закашлялась, — а почему я должна знать молдавский язык?

— У тебя в школе пятёрка по молдавскому языку.

Я почувствовала, что мне становится дурно.

— Люся, а где мы? Что это за город?

— Ой, мамочки, — в голосе девчонки появились плаксивые нотки.

Вот ещё разрыдается тут и будет полный абзац.

— Люся, он что так и называется, — я попыталась всё свести к шутке, но мою новоявленную подругу, это не рассмешило.

Она прикрыла рот двумя руками, а в глазах появились слёзы. Началось.

— Люся, прекращай, дома на пару порыдаем, а сейчас соберись, пожалуйста. Какой это город?

— Кишинёв, — едва слышно пролепетала девчонка.

Кранты! Твою мать, твою мать, твою мать. Каким ветром меня задуло в Молдову семидесятых годов. Ну это же точно, там наверху кто-то пранк погнал, а меня сделал главным персонажем и теперь ржёт как конь. Примерно, как Паша, когда впервые смотрел «Полицейскую академию».

Ладно, я спокойна как слон. Нужно поесть и собраться с мыслями.

— Люся, я есть хочу, где магазин?

— Так вот, же, — она кивнула в сторону алиментары.

— Ну идём, — и я, ухватив девчонку за руку, потащила к ступенькам.

Магазин — полный отстой, если честно. По периметру несколько холодильников, полки с хлебом, ещё полки непонятно с чем, то ли крупы, то ли ещё что. Ага, и консервы. И это всё. Остальная часть магазина совершенно пустая. Большая часть. Абсолютно нерентабельно. И на эти две с половиной полки четыре продавца! И две кассирши сидят за громаднейшими агрегатами. Чеки выбивают. Хозяин магазина, полный лох, а как его ещё назвать.

За стеклом холодильников прозрачные бутылки, наполненные доверху белой жидкостью. Этикеток нет, а потому точно определить, что это, мне не удалось.

— Что ты хочешь? — наклонившись почти к уху, спросила Люся.

— Это что? — я ткнула пальцем в витрину.

— Кефир, — Люся показала на верхнюю часть витрины с ценниками.

Ага, всё-таки имелись, просто такие маленькие, что и не разглядела сразу. 13 копеек. Колбаса напомнила докторскую. 1.60.

— Люся, а колбаса докторская почём?

— Так вот, же, — она указала на ценник.

— А что значит 1.60?

— Рубль шестьдесят копеек, — голос у Люси снова стал дрожать.

— Это за сколько?

— За килограмм.

— За килограмм⁈ — кажется, я это сказала очень громко.

Несколько покупателей оглянулись.

Докторская колбаса, рубль шестьдесят. Охренеть не встать. Сервелат 2.90. Ладно, это не показатель. Потом Люсю допрошу по этому поводу.

— Ну, давай Люся, бери колбасу, хлеб, кефир и, — взгляд зацепился за синюю баночку. Что это? 55 копеек, — и сгущёнку.

Я же, пока подружка отоваривалась, прошла до конца магазина, обнаружив то, чего мне точно требовалось и срочно. Ящики с вином и водкой. Продать, нам точно не продадут, но…

Я оглянулась и, убедившись, что за мной никто не наблюдает, подхватила одну бутылку за горлышко и спрятала в халате, придержав за донышко через карман. С такими булками ещё не то можно заныкать в одежде.

Вышли из магазина мы почти одновременно. Бедная Люся держала все свои покупки в руках.

— Люся, голова твоя пустая, ты чё пакет не взяла для продуктов?

— Какой пакет, — девчонка дёрнулась, баночка со сгущёнкой смачно шлёпнулась на ступеньку и покатилась вниз.

Вот хорошо, что не бутылка с кефиром. Я отобрала у неё бумажный пакет с колбасой и сунула в карман. Туда же отправила сгущёнку.

— Кефир не урони, — сказала и оглянулась в поисках места. Не стоя же кушать, тем более левая рука очень занята, удерживает главный продукт. Через дорогу в гуще леса разглядела нечто похожее на беседку и узенькую тропинку. Кивнула и потопала в нужном направлении. Люся покорно засеменила за мной.

Ну и какой идиот построил здесь беседку? От неё остался только металлический обод, на котором каким-то чудом удерживались два небольших бруса, выкрашенные в уже знакомые цвета. Один синий, другой зелёный. Небольшая поляна вся в старых кострищах, насчитала штук десять. И какого? В одном месте не могли жечь? Прямо посреди поляны упавшее дерево с давно ободранной корой. Вот к нему и направилась. Чуть подобрав халат, уселась верхом голой задницей. Достала незаметно бутылку и примкнула к бревну. Ещё не хватало, чтобы Люся решила, что я своровала её. И так всю трусит, будто не я, а она совершила перемещение во времени.

Оторвала ломоть от батона и вгрызлась в него зубами. Вкусно млять, как же я жрать хотела, рот едва судорогой не свело. Повертела в руках бутылку с кефиром. Обычно на таких крышках хлястик имеется, за который можно потянуть. Попробовала поддеть ногтем и едва не сломала.

— Твою же мать, Люся, у тебя ножа нет? Как эту хрень открыть?

Девчонка присела на корточках рядом и, надавив на крышку пальцем, аккуратно сняла её. Вот же. Прикольно сделали, и почему в 21 веке я такого не видела?

— Ты это, — я, отхлебнув из бутылки, указала Люсе на бревно, — садись, чего встала как вкопанная.

Люся сморщила носик.

— У меня платье.

— Ну и что. Приподними его и сядь на трусы.

Люся интенсивно замотала головой.

— Я их запачкаю.

— Ну, сними их, будем уходить, наденешь снова.

Взгляд у девчонки, картина маслом. Рот открыла, глаза распахнула и молча уставилась на меня.

— Ну хочешь, стой, — сказала я, пережёвывая колбасу с хлебом, — сейчас доем и поедем домой и, кстати, вспомнила, твой отец сколько зарабатывает в месяц?

— Мой отец? — удивлённо пискнула Люся.

— Твой, твой, кем он трудится?

— Мой отец токарь 6-го разряда, — о как сказала, с чувством гордости.

— И какая у него зарплата?

— По-разному, бывает и 900 рублей приносит. Мама всегда его хвалит.

Я поперхнулась. Заработала в голове счётно-вычислительная техника в пересчёте на кефир, колбасу и водку.

— А ЖКХ сколько платите?

— Что?

— За квартиру, свет, газ?

— А-а-а, около 14 рублей. У нас трёхкомнатная квартира.

Я уставилась на Люсю немигающим взглядом. Так вот чего все пенсионеры-попаданцы рвутся спасать СССР. Они жили припеваючи. Цены мизерные, зарплаты высокие. Хотя не факт. Это ещё узнать нужно будет. Может тут токарь самая главная профессия и самая денежная. Но всё равно. А кефир, аж жёлтого цвета и вкусный.

— Вкусный, — похвалила я, — неожиданно для кефира.

— Так это лапте акру (2), — сказала, пожав плечами Люся, — ты всегда это покупаешь.

Не стала переспрашивать. Раз уж я здесь, рано или поздно перепробую все продукты.

— А что такое «Роз де масэ», — вспомнила этикетку на бутылке из-под шампанского.

— Вино.

78 копеек целая граната. М-да, в целом неплохая эпоха. Колбаса, словно кусок мяса, кефир шикарный. Как они вообще умудрились разрушить такую страну. Вот уроды. А с другой стороны. Больница мне совершенно не понравилась. Детей бьют. Может и не в каждой, но подобный опыт получать желание отсутствует. И что делать? Извечный вопрос. Может, Чернышевский тоже попаданец, вон, целый том написал на эту тему.

— Слушай, Люся, — прожевав очередной кусок и запив кефиром, поинтересовалась я, — а кто мои родители? Они у меня есть?

— Ты и маму не помнишь? — охнула девчонка.

— Люся, ну сколько раз говорить, ничего не помню.

— Но ведь колбасу вспомнила и кефир, и хлеб, и даже сгущёнку.

— Это я голодной была, потому и вспомнила, — пошутила я, но Люся шутку не оценила.

— Так что, сгущёнка важнее мамы?

— Да при чём тут важнее или не важнее. Просто это помню, а маму нет. Но это не значит, что не вспомню. Время нужно и всё пройдёт.

— Твой отец погиб два года назад, — внезапно резко сказала Люся, — этого ты тоже не помнишь?

Я отрицательно качнула головой.

— А как это случилось?

— Он был милиционером. Ну правда, ты что ничего совсем не помнишь?

Я снова качнула головой, но в голове мгновенно засвербела какая-то мысль. Милиционером. Так, у него наверняка друзья были. Вот к кому нужно обратиться по поводу больницы. Точно. Друзья помогут несовершеннолетней девочке в этой ситуации, а иначе полный швах. Может быть, даже кто-то в уголовке работает. То, что разберусь с этим Айболитом, я не сомневалась, но это потом. А сейчас нужно было что-то предпринять, чтобы не угодить в дурку. Какая она была в СССР, кто его знает. А вдруг у этого урода дружок там работает. Упрячут, как за здрасьте. Нет, тут нужно конкретно выяснять друзей отца и не домой топать, а прямо к ним. Плакать, жаловаться. Я же девочка, маленькая, испуганная, растерянная. А кто должен знать про друзей отца. Ну конечно, мама. Значит, восстанавливаем память при помощи Люси, во всяком случае вытрясти из неё всё, что она знает, и к тому, у кого полномочий побольше. И вот интересно, меня в розыск уже двинули? Как оно было при Советском союзе? Мне бы одежду, деньги и хату. Где-то ведь нужно будет переночевать. И да, кто моя мама, вернее, мама этого тела? Какие отношения у Евы с матерью? И как придержать свой язычок и быть культурной пай-девочкой. Мама не Люся, запросто в истерику ударится может. Ну и ладно, в первую очередь трясём Люсю.

Мои мысли были прерваны самым бесцеремонным образом. Из кустов на поляну выползли два шкета лет 16–17 и уставились на нас. Я мазнула по ним взглядом и поморщилась. Молодёжь так одевается? На ногах кеды, штаны короткие, на ладонь не доставали до обуви и точно не смотрелись бриджами. Рубашки, даже на их худых плечах выглядели маленькими.

Люся ойкнула и, поднявшись с корточек, стала усиленно поправлять платье.

Я допила кефир и, прислонив бутылку к бревну, вытерла губы бумагой от колбасы. Взяла в руки сгущёнку и поинтересовалась у гостей:

— Слышь, чел, у тебя нож есть? Банку сковырнуть?

Пацаны зависли, прилипнув глазами к моим голым ногам, ну да, халат задрался больно высоко. Наконец, тот, что был повыше, глянул на Люсю и сказал:

— Мочалка, сгинь отседа, я с барухой (3) шпилять буду.

Примечание:

1. алиментара — продовольственный магазин

2. Лапте-акру — молдавский диетический кисломолочный продукт, вырабатывавшийся из смеси молока и сливок. Выпускался натуральным без вкусовых и ароматических наполнителей, а также сладким и с добавлением вишнёвого сиропа.

3. баруха — девушка не слишком строгого поведения