Оторва. Книга четвертая

Глава 6

К сожалению, у каждого человека есть свои принципы. Вот и у Синицыной был такой бзик — я не била женщин.

Поэтому отвела руки Людочки в сторону круговым движением и сделала быстрый шаг в противоположный угол. Папка выскользнула у неё из подмышки, и пачка анкет рассыпалась по прихожей. Бедная, едва не приложилась носом в стенку, успела подставить ладони. Но это она сама была виновата, я её не толкала.

Развернулась в мою сторону, набычилась и зарычала.

Явно нездоровое явление, тем более что я ей ничего не сделала. Не знаю, чем бы закончилось наше столкновение, потому как дать возможность потягать себя за волосы, у меня никакого стремления не было. Совершенно. Но в этот момент дверь приоткрылась, и на пороге появился ещё один персонаж. Немного помятом прикиде, но с лейтенантскими погонами и с большим букетом гвоздик, который держал двумя руками. Оглядел прихожую и, улыбаясь, сказал:

— Здрасьте.

Восточной внешности, хотя особых признаков, кроме глаз не заметила. Плотный, крепкий, с меня ростом учитывая мои шесть сантиметров дополнительных.

Смутно показался знакомым, но вспомнить где и когда пересекались, не смогла. Разве что во Фрунзенском РОВД или на Комсомольском озере. Не всех я тогда успела рассмотреть, не до того было.

Это смешное «здрасьте» разрядило обстановку. Злобное выражение с лица моей соперницы вмиг слетело, а вместо этого появилась детская озабоченность.

— Саша? — с удивлением произнесла Люда, а потом гораздо громче и нежнее, — Санечка!

Захотелось Санечку расцеловать. Желание мутузить девушку у меня отсутствовало, да и не было на неё никакой злости. Втемяшила она себе что-то, вот и полезла на рожон.

Что ей не понравилось, догадаться было не сложно, но медаль моя, как хочу, так и ношу.

А дальше произошло нечто неожиданное.

Изначально завидев гвоздики, решила, что точно мне и женский лейтенант к ним не имеет никакого отношения, даже внимательнее присмотрелась к обладателю букета. Что-то тюркское имел и ладно. Возможно, кто-то из родителей представитель востока, но он точно не мусульманин. Хотя не факт. В СССР вера вообще не приветствовалась и все были атеистами. Это всё что удалось вытянуть из скудных запасов Синициной.

Вполне симпатичный молодой человек, пусть для лейтенанта и переросток, но может он своё призвание только недавно увидел. Годочков ему не меньше чем Синициной и значит в милицию пришёл с твёрдым убеждением, или законченный разгильдяй, но такого точно выгнали бы и Людочка, вся из себя правильная комсомолка, не испытывала к этому товарищу пылких чувств.

Но после слов Людочки, стало ясно, парнишку уже успели застолбить. Я разочарованно вздохнула, мысленно решив, что с ним с удовольствием бы развлеклась.

Люда, выхватив букет из рук Александра, напомнила своим действием реакцию Баскова на цветы, обвила руки вокруг шеи лейтенанта, тут же опустила их и скакнула на полметра от красавчика, зыркнув в мою сторону.

Ой! Я вас умоляю. Застеснялась девочка. Сдвинулась бы на полшага и увидела, как нужно встречать любимого человека.

— Ты как? Что на коллегии? — словно что-то вспомнив, спросила она.

— Козырев отбил. На поруки взял. Теперь буду в центральном, с ним, — лейтенант стянул с головы фуражку и вытер рукавом пот со лба.

— Как здорово!

— Вы вот что, — я решила разорвать идиллию, — мальчики и девочки. Встретились и замечательно. В подъезде никого нет, можете целоваться до вечера, но я бы вам посоветовала переместиться к кому-нибудь в квартиру. Пока вас кондрашка не прихватил.

И сделала ладонью жест, мол, выметайтесь на хрен.

Люда оглянулась на меня, наморщила лоб, перевела взгляд на цветы и задала коварный вопрос.

Дотюкало, блин.

— Саша, как ты меня нашёл? Я никому не говорила, что пошла отнести анкеты, — сказала она, а я увидела как по лицу Александра поползла тень.

«Вот даже не вздумай», — мысленно отправила ему посыл, начиная догадываться, кто он, и почему оказался здесь. Вот только сцены ревности не хватало, а глядя на темперамент Людочки, она из мухи слона мгновенно могла изобразить.

— Я не знал, что ты здесь, — правдиво ответил парень, — я пришёл к Еве.

Ой, дурак.

На лицо Люды набежала тучка. Причём серьёзная, чёрная, с грозовыми разрядами.

На всякий случай сделала шаг в сторону, чтобы иметь место для манёвра.

— К Еве? — и мегера кинула на меня взгляд. Жестокий и беспощадный.

Я сделала ещё полшага, размышляя как бы нейтрализовать эту дуру, но и не навредить. Ясно же, башку сносит.

— Ах, ты ж болонка вшивая, — проскрипела она, глядя мне в глаза, а в следующую секунду букет обрушился на очумевшего парня. Лепестки гвоздичек взмыли вверх и весело закружились.

Надо же. Вшивая болонка! Ева смуглая, волосы чёрные и откуда такие ассоциации? Но, закатала себе на корочку, такой фразы в закромах у меня ещё не было.

— И не вздумай ко мне приближаться, — заорала она, вероятно использовав весь воздух из лёгких и едва не врезавшись в дверной косяк, громко застучала каблуками по ступенькам.

Лейтенант приложил ладонь к щеке, на которой проступили яркие красные линии и виновато посмотрел на меня.

— Чё стоишь, — рявкнула я на него, — догоняй свою полоумную.

И обрадовано расплылась в улыбке. Получилось: рявкнула — не пискнула!

Когда шаги лейтенанта перестали грохотать в подъезде, я захлопнула дверь и, оглядев прихожую, поморщилась.

Пришибленная, как есть пришибленная. И как таких в милицию берут?

Собрала анкеты в папку и унесла к себе в комнату, а потом вышла на балкон за совком и веником. И увидела около третьего подъезда сладкую парочку. Александр что-то втирал своей подруге, а она тыкала рукой в сторону моего подъезда. Потом села на лавочку и спрятала лицо в ладонях.

Им сейчас самый лучший вариант — зависнуть у неё или у него. И как следует потрахаться, а то его сексуально озабоченная подруга ещё что-нибудь придумает. Лишь бы не решили, что свободная ближайшая хата прямо перед носом, а меня вытурить на кухню на это время.

Как в воду глядела. Едва подмела все лепестки, раздался звонок.

Тихо подкралась к двери и прислушалась. И едва не выматерилась в голос. Расслышала бубнёж, в котором узнала голос Люды. Совсем охренели. А вообще, нужно на дверь глазок поставить — панорамный. Если уже есть такие.

Выдохнула и негромко спросила:

— Кто там?

— Ева, это я, — раздался обрадованный голос.

— Кто я? — спросила, затягивая время и лихорадочно соображая как от них отделаться. Впускать в квартиру эту ненормальную, я точно не имела никакого желания.

— Лейтенант Звёздочкина, — доложил голос Людочки из-за двери.

Хорошо хоть не звездулькина, хотя, возможно, в школе её так и дразнили.

— Не знаю такую, — ответила, стараясь не заржать в голос, — но если вы за анкетами, то я их ещё не просматривала. Приходите через пару часов.

— Ева, это я, нам поговорить нужно. Вышло небольшое недопонимание.

Я покашляла.

— Людмила Викторовна?

— Да.

— А милиционер Александр не с вами?

— Я здесь, — добавился голос лейтенанта.

Едва не поперхнулась, они что, точно пришли диван арендовать?

— Я пришёл сказать спасибо, — продолжил Александр.

Честно говоря, никакого соблазна лицезреть их не было. Подмывало сказать: «Вы там вдвоём? Вот и беседуйте». А то, сначала болонка вшивая и ручками в лицо, а теперь извиняться. До лампочки мне её извинения. Но на всякий случай сняла чокер с медалью. Вдруг опять не будет знать, чем ручки свои занять. Тем более что это ассоциируется у неё с чем-то другим и действует как красная тряпка на быка.

Пока раздумывала, появился третий голос, который я сразу узнала и щёлкнула замком. При нём эта парочка точно ничем предосудительным заниматься не стала бы.

Илья Спиридонович влетел первым, и сразу подмигнув мне, спросил:

— Подвижки есть? — а потом поднял трубку на телефоне и поднёс к уху. — С этим спаренным телефоном никогда не дозвонишься, пока Вовка Нарлы один дома. Он же с телефона не слазит, паршивец.

А я в обалдении уставилась на его форму. Таким нарядным подполковника ещё не видела. Брюки идеально отутюженные, серо-голубого цвета рубашка с новенькими погонами. Просто красавчик. То-то влюблённые замерли как статуи.

И снова обратился ко мне:

— Ну?

Я отрицательно помотала головой. Ну не рассказывать же, что основное время провела в компании его подчиненных, от которых никак избавиться не могла.

— Ну ладно, я на минутку, дозвониться не мог, вот и заскочил. И уж раз поднялся, принёс то, что ты просила. Надеюсь, такая формулировка тебя более устроит? — он раскрыл пухлую кожаную папку и протянул мне листок размером А5, — и лично от генерала, — вручил маленькую плоскую коробочку, потом обернулся к лейтенанту. — Зарипов, ты тут не задерживайся. Приводи себя в порядок, — Иван Спиридонович критически осмотрел форму лейтенанта, — и утром в центральный, (Саша козырнул). — Перевёл взгляд на Люду. — Звёздочкина. У тебя вроде выходной?

— Так точно, выходной, заскочила на минутку и заодно анкеты занесла, — бодро отрапортовала. Побаиваются начальника.

Вот чего тогда тянулась, спрашивается?

Едва за подполковником закрылась дверь, Люда шагнула ко мне и, обхватив за плечи, крепко прижалась.

— Извини, была не права, не держи обиду.

— Мир, — согласилась я.

— И спасибо за Сашу. Не знаю, как ты это сделала, но спасибо.

Потом отстранилась.

— Пуля куда попала, что ты так быстро оклемалась?

— В плечо, — я оттянула край халата чуть больше, чем когда устраивала дефиле.

— Ого, — удивлённо проговорила Люда, — а почему без повязки?

— В душ ходила, а потом не успела.

— А ошейник успела себе сделать? Ну, честное слово, как болонка на выставке.

— Это чокер, — возмутилась я, — сейчас так модно, — Софи Лорен, Брижит Бардо.

Люда посмотрела на меня с сомнением.

— Так им уже по сорок пять, почти. И в ошейниках? Или, как ты его назвала?

— Чокер.

— Ни разу не слышала и вот что тебе скажу. Не нужно в нём ходить, а медаль носится на левой стороне груди. Я потому и возмутилась. Думала награду отца и вот так. Я не знала. Но молодец, что сняла. А это что? — она перехватила взглядом листок, который я продолжала держать в руке. — Наградной? Дай глянуть.

Пробежала по нему взглядом и сунула под нос Александру.

— Видал? Ничего себе, как бы мне хотелось это увидеть собственными глазами, — она мечтательно посмотрела в потолок, — а медаль дашь посмотреть?

Мне не жалко, достала из шкафчика трюмо, куда перед этим спрятала.

Они на пару ещё минут двадцать восторгались, рассыпались в любезностях и благодарили. Еле вытолкала. Боялась, что предпримут атаку на мой диван. В XXI веке кто у меня только не перебывал, особенно когда я в отпуск сваливала.

Постояла перед зеркалом минут десять, разглядывая своё изделие, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Если колоду убрать, совсем улётно. Проблема, что в СССР про чокер не знали и в помине. Вот если бы кумир, какой, на сцене такое отчебучил, фанаты точно начали закручивать себе вокруг шеи всё подряд. Таскали ведь атрибутику поклонники зарубежных «металлических групп». А пока, увы. С болонкой, это она лиханула конечно, но миттельшнауцером запросто обзовут. Если в СССР знают про такую породу.

Засунула свой нос в наградной лист.

Номер, фамилия имя отчество. За доблесть и проявленное мужество при задержании особо опасного преступника, награждается…

Совсем другое дело, а то придумали общественный порядок. Ещё бы заламинировать, а то желающие прочитать мигом сделают из наградного листка портянку.

Достала из кармана плоскую коробочку и открыла. Серьёзный комсомольский значок. «За активную работу по охране общественного порядка». Тьфу ты, ну что ж они к общественному порядку прицепились? Неужели никаких других формулировок не существовало?

В очередной раз пообещала Пантелеймоновичу ноги выдрать, если удастся вернуться и прошлёпала в комнату. Хоть какую видимость создать, подполковник вечером обязательно допрос учудит с пристрастием.

Но мне явно было не суждено заняться распознаванием фотографий на анкетах. Зазвонил телефон и после того как я алёкнула, в трубке раздался знакомый голос длинноногой Тории.

— Привет, Ева. Как у тебя настроение?

Заинтересовало. С какой стати секретарша директора интересуется моим настроением. Но честно ответила:

— С самого утра паршивое до нельзя.

— Замечательно, — весёлым голосом продолжила Тория, чем совсем выбила меня из колеи, — а то я переживала, что испорчу тебе душевное состояние. Но раз у тебя с утра всё паршиво, значит смело могу его и дальше поганить.

Я помотала головой пытаясь вникнуть в сказанное. Не получилось, поэтому переспросила:

— Тория, у тебя всё в порядке?

— У меня да, — всё таким же жизнерадостным голосом известила девушка, — у тебя не очень.

— Я знаю, что у меня не очень, но какого чёрта?

— Ой, а я не сказала, — дурачась спросила Тория, — забыла. Тебя в четыре часа вызывают на совет дружины. Время у тебя есть, так что можешь подготовить какой-нибудь оправдательный документ. Песочить тебя собрались по полной. Я тут пару фраз подслушала.

— А ничего что я на больничном ещё пару недель буду? — сразу попыталась отбрыкаться от очередного сомнительного мероприятия.

— Ничего. Сможешь, конечно, помахать больничным перед Дудиновым и Смолянской, но если ты не прикована к постели, лучше явиться. А иначе совет комсомольской дружины примет решение без тебя и наложит кучу обязательств. А к исполнению назначат тогда, когда твой больничный потеряет силу. Соображаешь?

— Тория, что за хрень собачья?

— Я этого не слышала. Надеюсь, ты меня поняла и поступишь верно. Если имеешь влиятельного комсомольского друга, советую его прихватить с собой. Удачи.

И в трубке пошли короткие гудки.

Ах, вот как, ироды окаянные. Уроды недоделанные. Решили меня измором взять. Как быстро сходку устроили. В моё время не меньше месяца только на раскачку ушло бы. И что они собирались мне предъявить? Сдавать экзамен по иностранному языку на французском? Но это совсем не смешно.

Появилось желание прийти и переломать всем пальцы, чтобы некому было протокол собрания заполнить.

Потом перевела взгляд на наградной лист и хищно оскалилась. Глянула в зеркало и вздохнула. На самом деле получилась грустная улыбка. В очередной раз убедилась: Ева — не Синицына. Тренироваться и тренироваться.

Но устроить этому мелкому дворянскому сословию вырванные годы захотелось с новой силой.

Достала оранжевое платье усеянное белым горошком. Оно у меня первым на переделку стояло. С длинными рукавами, закрытой горловиной, слегка расклешённой юбкой и длиной — чётко до середины колена. Полный беспредел нравственности.

И двинулась к Люсе. Распахнула дверь и дёрнулась от неожиданности, потому как подруга оказалась на пороге. Секунды не хватило, чтобы тишину квартиры нарушил звонок.

— Очень вовремя! — обрадовалась я и потащила подругу через площадку. — Мне нужно срочно переделать платье.

— Тебе передали вызов на…

— Знаю, — перебила я её, — вот мне и нужно кое-что перешить.

— Ты хочешь пойти в этом? — Удивлённо спросила Люся, таращась на платье у меня в руках и никак не попадая в замок ключом.

— Ещё мозгами не тронулась, — отмахнулась я, — но можно привести его в чувство и не стыдно будет надеть даже на комсомольский корпоратив.

Люся, наконец, справилась с замком, толкнула дверь вперёд и недоумённо оглянулась.

— Куда пойти?

Поискала синоним, чтобы девчонка правильно меня поняла.

— Флешмоб, челлендж. Или совет комсомольской дружины это что-то другое?

По реакции Люси поняла, что объясняю не совсем правильно.

— Не парься, что-то вроде вечеринки.

— На совете комсомольской дружины? — Люся замерла в проходе.

— Ну, это ведь не собрание колхозников по случаю досрочного сбора урожая, — я скривила лицо, — я там ни разу не была, но учитывая, что соберётся молодёжь, должно быть весело. И вообще, я что, по-твоему, никогда на тусовках не была?

На самом деле я приблизительно предполагала, что это мероприятие отличается от того корпоратива на котором какой-то идиот наступил Тыгляеву на ногу, а потом подтянул своих дружков и начал хамить. Закончилось тем, что мы их выкинули в окна, как раз минут через двадцать, как ушёл Пантелеймонович напутствуя досидеть тихо. Ох, и матерился он на следующий день, когда его как обычно подняли в три часа ночи.

Сообразив, что Люсю из состояния «истукан» можно перевести только в состояние «истукан-2», я обошла её и направилась к машине.

Часа два ушло на всю переделку, но это того стоило. Вырез не стала делать слишком большим, чтобы не травмировать юные мозги комсомольцев, только до ложбинки добралась. На левом плече оставила широкую лямку, не только прикрыть рану, но и иметь место, где расположить награды. Рукава обрезала начисто, а с правого плеча убрала вообще всё. Юбку укоротила до середины бедра. Даже длиннее школьной формы вышло. Строго, кокетливо и легкомысленно одновременно.

Когда я его надела, Люся брякнулась на стул и с молчаливо-ошарашенным видом смотрела на меня. Вышло даже лучше, чем я предполагала. Украсила вырез небольшим воланом, который изначально должен был спрятать мои награды, а в нужный момент лёгким движением пальчиков открыть их на всеобщее обозрение.

Когда я вошла в приёмную, Тория мазнула взглядом, опустила глаза на пишущую машинку, а потом подскочила, как мне показалось, вместе со стулом.

— Отпад, — еле выговорила она, пожирая платье глазами, а потом у неё на лбу появились две продольные морщины. — Ты туда? — и она подняла указательный палец вверх.

— Ага, — я улыбнулась, помахивая тоненькой кожаной папкой перетянутой на углах красными резинками.

Стащила на время мероприятия у полковника. Лежала на холодильнике с одним чистым листком внутри и потому сразу привлекла моё внимание.

— Ты рехнулась, — протянула Тория продолжая пялиться на платье, — оно конечно полный ништяк, кстати, откуда такое выцепила? Где-то у фарцы?

— Почти, — согласилась я.

— Но вот на дружину, даже не представляю, что скажут. Чего бы я только не отдала, чтобы увидеть, — она понизила голос, — их рожи в тот момент, когда ты войдёшь.

— Я тебе обязательно расскажу, — пообещала я и поинтересовалась, — а здесь что, дресс-код какой-то особенный?

— Дресс, что?

И этого слова нет в словаре СССР. Потом появится, благодаря пиндосам и новым вариантам правописания. Я конечно дилетант в области униформологии, но точно помнила, что в тексте, который выдал Пантелеймонович, после вечеринки, где мы немного попортили мебель в баре, русских (нематерных) слов, вместе с предлогами, было всего два,

— Где-то написано, в чём нужно являться на дружину?

Тория почесала себя за ухом, размышляя над вопросом, потом сказала:

— Нет, в общем-то. Но в таком платье я бы в ресторан с Вадиком пошла, — она кокетливо поводила плечами, — он бы весь вечер ревностью пылал.

— Вот по поводу пылал, в самую точку, — кивнула я, — подскажешь, где вечеринка намечается?

Тория прыснула, прикрыв ладошкой рот.

— Пойдем, провожу, может, что подслушать удастся. Сначала хотели в Ленинской комнате, а потом решили, что она слишком мала и набьются туда как селёдки в банку. Поэтому перенесли в 22 кабинет. Там просторно и парты новые. Сидеть удобно. До четырёх ещё десять минут, но все уже явились. Последней Смолянская пришла, так что тебе уже вовсю косточки перемывают. Ты с ней поосторожнее, ещё та выдра.

Я кивнула, наматывая информацию на корочку, и последовала за красоткой.

— Вон дверь, — указала Тория направление, когда мы прошли через распахнутые стеклянные двери, и добавила шёпотом, — ни пуха, ни пера.

— К чёрту, — также шёпотом ответила я и, поправив платье перед зеркалом, закреплённым на стене, шагнула к кабинету.

Я приоткрыла дверь и засунула голову в образовавшуюся щель.