Отделённые. Книга 2

Глава 10. Отчаянные надежды

Фари возвращался с рынка. Ему пришлось сбегать туда второй раз — забыл купить лимоны, а их из рецепта выкинуть никак нельзя. Да и не дело это, готовить блюдо впервые и тут же его переиначивать. Хорошо, хоть времени предостаточно — сам милорд дал целых два дня выходных! На побегушечной должности свободного времени не так много, и Фари ловил каждую минутку, чтобы учиться. Перевели-то с кухни не навсегда! Господин Кольреф сказал: пока эти девичьи страсти не улягутся.

Сейчас вспоминать об этом ему даже стыдно. Попал Фари сюда совсем зелёным. Честно сказать, ни разу не пробовавшим женщин. Ну и… Сорвало ему крышу по неопытности. С другой стороны, ведь и девчонки на кухне тоже не святые оказались. Считай, сами ему себя предлагали. А потом сами же начали ссориться между собой, выясняя, чей он. А он ничей. Сампосебешный. Пока. Так Фари им и сказал, и после этого вой поднялся… Вот его и перевели на побегушки.

Дойдя до маленькой улочки, Фари свернул туда, подумав, что давненько не бывал на своё любимое место в городе. Находилось оно почти под Мраморным утёсом, и оттуда открывался красивый вид на море. Улица-лестница, по которой спускался Фари, через пару сотен ступеней сворачивала направо. Но Фари, закинув мешочек с лимонами за спину, перемахнул через ограду в кусты и пробрался по еле заметной тропинке на небольшой выступ, который не было видно с той стороны.

Глядя на море и скалы оттуда, где стоял сейчас Фари, можно было подумать, будто никакого города и порта здесь и в помине нет. Справа густые кусты загораживали вид на южную часть города. Слева — только Мраморный утёс, который, выдаваясь далеко вперёд, разрезал залив на две части. Почему его назвали мраморным, тогда как он — гранитный, Фари никак не мог понять. Утёс нависал над заливом и будто хотел упасть в море, но он стоял так уже много веков. Даже неизвестно сколько.

Фари посмотрел вверх. На утёсе располагался почти весь Верхний город, сердце Эйсстурма, его самая древняя часть, но отсюда нельзя было увидеть строений — выступ, на котором стоял Фари, находился гораздо ниже. Тем и нравилось ему это место: никого и ничего не видно, будто во всём мире есть только он, необъятное море и утёс.

Краем глаза Фари заметил движение слева. Он повернул голову и… потерял сознание от удара.

Лимоны жёлтыми мячиками поскакали в море.

Очнулся он от сильной боли. Болел затылок, левый висок, нос… Да всё болело. Фари попытался разлепить глаза. Получилось открыть только правый.

И тут же он окоченел от ужаса — прямо перед ним лежал труп. Даже если бы Фари хотел закричать, то не смог бы. Горло отказалось выпускать голос наружу.

— Ах ты ж! — ругнулся кто-то.

— Говорю же, иди вдоль шпата или слюды. Легче ведь.

— Да знаю я!

Фари осторожно повернул голову. В небольшой узкой пещере находилось ещё два человека. Неизвестные что-то делали у каменной стены.

— Закончить бы поскорее, — сказал один, — а то шлындают уже все кому не лень. Сегодня вон, двух поймали.

— Осторожнее, не дави так силой. И не говори, уже с десяток трупов набрали.

— Хорошо, хоть не надо будет избавляться. После того как жахнет, никто ничего не найдёт.

Фари увидел, как от кучи, которую он сразу не заметил, потянулась то ли плеть, то ли нить.

«Гремучая соль!» — Он понял по запаху.

Это сын горняка мог опознать на раз. И чем занимаются эти двое, Фари тоже понял. Видел однажды, как работают землевики на подрывах. Даже знал теорию, отец объяснял. Генасы закладывали гремучку, пропитанную едкой водой, в узкие углубления в породе, да так плотно, что в маленькую щель помещалось гораздо больше обычного объёма. Иногда соль продвигали в мельчайшие внутренние полости или заменяли ею минеральные вкрапления. Так делали очень редко, обычно не требуется в горном деле таких ювелирных работ. А вот эти, кажется, как раз ювелирничали.

Где же они находятся? Сколько он пролежал без сознания?

Через какое-то время Фари казалось, будто он уже на всю жизнь запомнил труп перед собой. Дублет на мертвеце выглядел старым и потёртым, а вот серый плащ с синей каймой — нет. Видимо, владелец недолго носил его. Судя по багровому пятну вместо половины лица, и его хорошенько ударили, как самого Фари. Он старался не думать о том, что, скорее всего, разделит участь неизвестного мужчины. И, кажется, не только его: под ногами чувствовалось что-то не очень твёрдое. Точно не камень и не гремучая соль. Посмотреть туда было страшно — для этого надо сдвинуться с места, а он не мог. И не хотел. Ведь заметят. Фари боялся лишний раз даже вдохнуть, не то что пошевелиться.

Внезапно стало светлее.

— Ну, как у вас тут дела?

В пещере появился третий человек.

— Почти закончили. Полчаса, и всё.

— Отлично. А у вас крыса живая, знаете? — сказал мужчина и пропал из виду.

Двое повернулись в сторону Фари. Он сжался от страха. Сейчас его убьют.

Один из мужчин поднялся. Вдруг оба застыли.

— Ты… Ты чувствуешь? — сказал поднявшийся. — Это… Поглоти меня земля, он поставил щит с замыканием на всю пещеру! Эти ублюдки решили похоронить нас здесь!

Мужчина начал грязно ругаться. Второй так и сидел у стены. Фари показалось, что он тихонько смеётся.

— Тебе весело? Мы сдохнем! Фитили проложены по другому карману! Мы не выйдем отсюда!

— Признаться, я ожидал чего-то такого.

Первый буквально ревел от ярости, и Фари казалось, будто стены дрожат.

— Успокойся уже, — сказал ему второй. — Ничего теперь не поделать. Такое замыкание силы мы не снимем.

Сыпавший проклятиями человек неожиданно ринулся на своего напарника, но тот одним плавным движением вскочил на ноги и увернулся. А потом с размаху впечатал напавшего головой в каменную стену. Тот мешком упал, и победивший свернул противнику шею. Потом посмотрел на Фари.

— Так ты жив, — сказал он, снова садясь у каменной стены. — Надо же, я думал, убил тебя.

Фари вздрогнул.

— Ты уж прости, нельзя было, чтобы кто-то видел нас. Как тебя зовут?

Фари молчал.

— Ну да… Сам не знаю, зачем говорю с тобой. Но мы, как, может, ты понял, оба уже мертвецы, так почему бы и не поговорить. Знаешь, где мы?

Фари молчал.

— Внутри Мраморного утёса. Никогда не понимал, почему Мраморный, он же гранитный… Вот. А над нами, парень, Верхний город. А повыше и вот туда, — сказал он, показывая рукой направление, — Ледяной дворец. И когда вся эта гремучка бахнет, всё полетит вниз.

— Снежная Длань не позволит!

У Фари наконец-то прорезался голос, и он обнаружил, что говорить больно.

Мужчина покивал.

— Если бы нашёл, то да, не позволил бы. И он, кстати, ищет… Да только успеет ли? Интересно, додумался ли у него кто-нибудь посмотреть под ноги? Хотя слишком близко к поверхности мы гремучку не закладывали… Первый слой начинается на глубине с высоту дворца. А если уже и знают, то соль так быстро не достать. Жаль, конечно… Я, честно сказать, надеялся ведь, что всё обнаружат и лавочку эту прикроют.

Фари ничего не понимал.

— Вас казнили бы тогда.

— Дочка у меня… — неожиданно тихо и будто невпопад произнёс мужчина. — Больна смертельно, а лечить такое одни остроухие умеют, да в Унат-Хааре. Вот только денег у меня не было. Потому и согласился. Они заплатили много. Очень. Я ещё продал то, что смог. Отправил жену с Мией за море. Пусть живёт моё солнышко.

Мужчина улыбнулся и снял с руки браслет: странный, нелепый, из цветных бусин разного размера.

— Но почему вы не рассказали всё, когда отправили их?

— Сегодня ведь только и отправил. Платили-то частями. А почему не рассказал… Да надеялся после всего уехать за семьёй. На последнюю часть денег. А тебе, парень, не повезло, да? Не разведчик ты, не стражник. Лимоны при тебе были. Что вообще на скале той делал? Хотя… Мужик за тобой следил. Он под тобой, кстати, сейчас.

Фари сглотнул. Кто-то за ним следил? Он знал, что лорд Эйсгейр проверял всех слуг и не только, но не знал, по какой причине.

— Про слежку я не знал. Я… Гулял просто. Там красиво очень.

— Красиво, — согласился мужчина и замолк.

Больше они не говорили.

Сколько времени прошло, Фари не мог даже предположить. Он пытался пошевелиться, хотя бы слезть с трупа, но было очень больно, и силы мгновенно оставляли его. А даже если бы и мог он ползти? Из пещеры не выбраться.

«Мамочка, прости», — думал Фари, позабыв, что парню двадцати лет говорить «мамочка» как-то не положено.

Мать не хотела отпускать его в Эйсстурм. Боялась, погубит большой город её самого младшенького. Отец тоже не хотел: горняку до мозга костей не нравилось, что сын вознамерился из дома уехать, да ещё и бабьим делом заниматься. Фари часто ссорился с ним. А теперь ему захотелось ещё раз услышать крепкую ругань отца и почувствовать ласковые объятия матери.

Мужчина внезапно встрепенулся, застыл, будто прислушиваясь. А Фари взмолился. Не Покровителям, не Богине жизни, а…