Отделённые. Книга 2

Глава 9. Мама

Последний древесник сдох, и чудовищный волк, наконец, остановился. Потом завыл. Его братья мертвы. Не все, но… Зверь повёл носом и ринулся к дольмену, странно подскакивая на трёх конечностях. Удар огромной когтистой лапы разбил щит Геррета вдребезги. А ведь тот поставил такой сильный, насколько смог.

— Уходим вглубь, — сказала Мильхэ. — Он не успокоится, пока чует чужих.

В этот момент чудовище снова потянуло носом воздух, его бешеные, налитые кровью глаза сфокусировались на Ирме. Что он думал и думал ли вообще, было неизвестно, но зверь то смотрел на Ирму, сидевшую на каменном полу, то на ледяную ведьму, то на Геррета с близнецами. Добраться до них он не мог.

Когда уродливая лапа протиснулась в узкий для неё лаз, Геррет вскинул кулак, но Мильхэ его остановила. Потянув Ирму за руку, она заставила её встать и уйти подальше — зверь начал со всей дури биться о стены дольмена.

— Надеюсь, Твари снова не придут, — тихо сказала Мильхэ.

— Вы чувствуете? — спросил Лорин.

Они находились в небольшой каменной комнате. Кроме коридора наружу, здесь был ещё один, и из него шёл неприятный запах. Точнее, трупная вонь. На самом деле она чувствовалась и раньше, но всем было не до этого.

— Пойдём пока проверим? — предложил Рейт.

— Нет, давайте подождём, — сказала Мильхэ. — Если Твари опять придут, Фаргрену может понадобиться наша помощь. Поставь щит, Геррет.

Ещё несколько минут слышались вздохи и скуление, но потом стихли, и эльфийка отправилась посмотреть, что там снаружи.

— Эй, помогите мне, — позвала она напарников.

— Хочешь нести его внутрь? — воскликнул Рейт.

— Он уже человек, так что не опасен.

— Уверена?

— Да.

Волки зарычали, едва увидев двуногих на выходе из дольмена, и Мильхэ скрутила их ледяными оковами, предусмотрительно обезвредив хвосты. После схватки с Тварями оборотней осталось трое.

Вскоре Фаргрен очутился внутри дольмена. Достав одежду и прикрыв ею голое тело, Мильхэ привела Фаргрена в чувство, а он, даже не открыв глаз, стиснул её запястье железной хваткой. Над кулаком Геррета вспыхнул огонь, близнецы схватились за кинжалы.

— Фар, это Мильхэ, — спокойно сказала ледяная ведьма.

Рука его разжалась и упала на землю.

— Воды, — прохрипел он.

Мильхэ протянула ему фляжку и осмотрела израненное тело.

— Не надо ничего, — сказал ей Фаргрен, — быстро пройдёт.

Он сел, оглядел всех и с облегчением вздохнул. Все живы, он никого не убил. Только Тварей.

— В Да-Раате знали? — спросила Мильхэ.

— Предполагали. Но я не превращался в… это при них.

— Но они сказали тебе?

Он просто кивнул.

— Там начали принимать сирот на время только потому, что у них был свой зверь. Меня отослали прочь, пока я не вошёл в полную силу.

— Гэн-аннадайр, а не зверь, — сказала Мильхэ, а потом прошептала: — Уж это ты точно не мог проконтролировать тогда.

Слышали все.

— Какая разница? — ответил Фар, натягивая одежду и стараясь не глядеть на Ирму. — Я всё равно убил их.

Мильхэ застыла, будто прислушиваясь.

— Ещё двое живых, один внутри. Сначала за тем, что снаружи, — сказала она, удержав Фаргрена, рванувшего было вглубь дольмена.

Это оказалась писклявоголосая волчица. Четыре человека и три волка напряжённо следили за тем, как оборотень и эльфийка тащат внутрь каменного купола тяжёлый комок из шерсти и крови. Чтобы приготовить снадобье из смолы, ледяной ведьме потребовалась пара минут. Рейт снова предложил проверить нутро дольмена.

— Условились не разделяться, — проледенила Мильхэ, даже не глядя на него. — У неё сломан позвоночник и несколько рёбер, — сказала она Фару. — Лёгкие проколоты. Но выжить должна. Ваш народ крепкий. — И тут же добавила, спохватившись: — Не знаю, правда, сможет ли ходить.

Закончив с волчицей, Мильхэ встала.

— Он точно в порядке? — спросил Рейт. — Не превратится опять?

— Нет, — отледенила эльфийка, — в это состояние впадают осознанно.

Фаргрен криво усмехнулся. Вот и всё вернулось на круги своя. Ледяная ведьма леденит, а его опасаются и глядят с недоверием и страхом. Даже в Да-Раате многие смотрели на него так.

А вот Мильхэ… Не боится, знает, кто такие ар-вахану, знает о таких чудовищах, как он. Ну какого хррккла она отпустила тогда мальчишку?! И как со всем этим связана?

Наконец его мысли прервало другое. Запах. Почти такой же, как раньше, но только сейчас до Фаргрена дошло, что здесь запах сильнее. Гораздо сильнее. И он живой, хоть из-за смешан с вонью от разлагающихся тел.

— Идём, — нетерпеливо бросил Фар напарникам и не оглядываясь пошёл вглубь каменного коридора.

С раненой писклявкой остался один из волков.

Тёмный дольмен оказался не слишком сложным: несколько камер по кругу, последовательно соединённых коридорами, которые вели в самый центр. Геррет развешивал огоньки.

У стен стояли высокие каменные урны, расписанные выцветшими узорами в виде растений и животных. Те же узоры, только вырезанные, украшали стены от пола до потолка. Немало сосудов были разбиты. А может, рассыпались от времени, смешавшись с прахом, который хранили.

— Что это такое? — спросила шёпотом Ирма.

— Урны с пеплом, — ответила ледяная ведьма. — Оборотни сжигают мёртвых.

— И всё? — Рейт мимоходом заглянул в одну из урн. — Нас ведь посылали за генасскими сокровищами.

— Да уж понятно, что на самом деле послали не для этого, — пробурчал Геррет.

Тоже шёпотом. Говорить в полный голос почему-то не хотелось. Как и вообще вести беседы.

В тишине, которая, казалось, поглощала даже звуки шагов, они шли к центру дольмена. Вонь усилилась настолько, что не только Фаргрена уже тошнило от неё. Двое волков, сопровождавших отряд, то и дело фыркали.

На входе в последнюю камеру все замерли.

В середине был каменный столб, поддерживавший свод дольмена. На столбе — женщина. Волосы космами спускались на грудь, лохмотья прикрывали болезненно худое тело. На глазах — повязка. Ногами женщина стояла на полу, который заваливали скелеты, разлагавшиеся кролики и части туш крупных животных.

— Я слышала звуки боя, — прохрипела женщина. — Скольких вы убили?

Тело её опутывали странные трубки. По ним текла тускло светящаяся жидкость из баков около стен.

Один из волков подошёл и, поскуливая, ткнулся ей в ладонь, и она погладила его чёрный нос. Прикованная к столбу, она, кажется, могла двигать только кистями рук.

Сквозь смрад Фар слышал её запах. Ту самую основу, которая имелась у него и несчастных изуродованных волков. Женщина была высокой, а раньше была ещё выше. Как он. Волосы, хоть уже наполовину седые, — чёрные. Как у него.

Тело женщины окутала вода, омыла его и унесла вонь, хотя она ещё оставалась в воздухе. Запах… Почему у неё этот запах? Фар уже давно всё понял, но боялся ответа.

Женщина вдруг повернула голову к Фаргрену.

— Запах моего сына… Кто ты?

Слова у него застряли в горле. Он не видел, как расширились глаза напарников. Как Ирма прижала руки ко рту. Сердце разорвалось на тысячи кусков, и душа вымокла от крови насквозь. В ушах оглушительно застучало.

Это его мать. Родная.

— Когда-то давно у меня было два щенка. Дочка и сын. У тебя его запах. Значит, Фархании удалось убежать.

Имя давно погибшей сестры, которую он не знал, отозвалось болью, выдрав сердечные ошмётки вон. На пропитанном кровью одеяле, в котором его нашли, было вышито «фар», и потому Фаргрену дали имя, начинающееся на этот слог. Значит, это одеяльце принадлежало ей?

— Меня. Подобрали люди. Я лежал рядом с… мёртвой девочкой, — глухо ответил Фаргрен.

Слова вспороли сдавленное горло. Он не хотел причинять боль, но что толку скрывать?

— Ох, моя доченька… — прошептала женщина. — Но… Она смогла спасти тебя, Эрран.

Так вот как его зовут по-настоящему…

— Хоть ты жив. — Она тяжело вздохнула. — Посмотреть бы на тебя. Жаль, меня ослепили много лет назад.

— У меня чёрные волосы.

— И голос отца.

— Моя… Илайна, женщина, которая спасла меня… — Впервые в жизни Фаргрен не стал называть её матерью. — Она говорила, нас нашли в лесу, и…

И он вдруг всё рассказал. Никто, кроме него, не знал этого. А ему рассказали приёмные родители.

Они нашли Фаргрена в лесу, когда он уже устал кричать от голода и холода. Просто лежал в грязных, пропитанных кровью и мочой пелёнках и еле хныкал. Рядом лежала маленькая волчица. Уже окоченевшая.

Что найдёныш — оборотень, его родители знали с самого начала. Всё знали. Не раз слышали истории, как порой маленькие оборотни убивают тех, кто их растил, как калечат детей, но… Спасли. Взяли младенца себе. Да ещё и провернули ради него целый спектакль: отправились в город, а приехав с ребёнком, рассказали всем, будто забрали его из большой бедняцкой семьи, которая не могла прокормиться.

Чтобы Фара не считали порченым. Чтобы не догадались, что он — волчий выродок.

Что это было: доброта или безумие? Или и то и другое?

Они забрали его, выходили, вырастили, скрывали, кто он на самом деле. И любили, так любили… А он…

Последнее Фар рассказать не смог. Незачем ей знать, как он отплатил своим спасителям. Как стал ар-вахану.

— Как… Как тебя зовут? — спросил Фаргрен.

— Арана. А твоего отца звали Варраф. Тебе исполнилось двадцать восемь лет этой весной. Совсем уже взрослый. А когда я потеряла вас, тебе было всего семь месяцев.

— Я… Мы поможем тебе. Мильхэ, Гер!

— Я не знаю, что это, — откликнулся Геррет. — Я впервые такое вижу.

На щеках ледяной ведьмы Фаргрен заметил слёзы. Она покачала головой, оглядывая всё вокруг.

— Я… Кое-что могу попробовать, но не знаю, поможет ли.

— Эрран, — прошептала Арана, — не надо. Я так долго ждала, боюсь, больше нечего спасать. Я стара, слепа и слаба. Просто похорони меня в Да-Мидрас. Там наше племя.

Да-Мидрас. Да-Мидрас, Твари его забери! Одно из двух племён оборотней, куда Фаргрен так и не пошёл, отчаявшись найти место, где его примут. Где он будет своим после содеянного. Если бы он дошёл… Племя могло узнать его, сказать, куда направлялась его семья. Может, получилось бы найти Арану раньше?!

Родной запах почти одурял. Такого не было даже у… у приёмной матери, хотя её запах Фаргрен помнил всегда. Всё существо сейчас твердило ему, что перед ним — его мать. Где он был, когда она так нуждалась в помощи?! Кто сотворил с ней это всё? Со всеми ними.

В сердце клокотала, бурлила ярость. Убить их, убить всех этих ублюдков!..

— Фар, — мягкий голос пробился в его сознание, — я осмотрю её.

Ярость требовала выхода.

— Попробую снять повязку. Предки… — выдохнула Мильхэ и поспешила надвинуть тряпицу обратно.

Глаз не было. Совсем.

Ярость вскипела.

Фаргрен бросился на Мильхэ и прижал её к стене, сдавив тонкую шею. Он даже не понял, что эльфийка крепко ударилась затылком, не услышал, как вскрикнули его напарники, как взвизгнула Ирма.

Волки прижали уши, пригнулись, готовясь атаковать.

— Говори всё, что знаешь! Как ты с этим связана? Кто они?

В бирюзовых глазах он видел испуг. Мильхэ открыла рот, силясь вдохнуть и заговорить, но заговорила Арана. Её голос прозвучал неожиданно громко, хрипом разодрав повисшую тишину.

— С её сёстрами делают такое же. Я видела нескольких женщин Леса ещё до того, как меня ослепили.

Фаргрен разжал руки и вернулся к матери. Мильхэ закашлялась, пытаясь отдышаться.

— Ты знаешь, где это было?

— Нет. Но где-то у моря. Воздух там всегда был солёный и влажный.

На многие вопросы Арана ответить не могла, но рассказала всё, что помнила.

Двадцать семь лет назад их семья возвращалась с севера в Да-Мидрас после оборотничьего праздника Летней луны. В дороге на них и напали. Арану пленили, и она несколько дней тряслась в тёмном вонючем ящике, а в конце пути услышала шум морского прибоя.

Так она, а вместе с ней несколько девочек-ар-вахану девяти-десяти лет, оказалась в какой-то крепости. Почти сразу Аране вручили младенца, мальчика-оборотня, которого ей пришлось кормить. Молоко у неё всё ещё было. Чтобы как-то справиться с горем и отчаянием, она заботилась о детях.

А потом, когда старшие девочки вошли в пору зрелости, их стали… Разводить. Как животных. Сама Арана узнала об этом намного позже. Сначала она не понимала, куда пропадают дети. Вместо них появлялись новые. А потом, когда её саму решили сделать племенной коровой, всё поняла.

Почему-то её поместили в камеру к эльфийкам. Но как догадывалась Арана, со всеми волчицами случилось то же самое: всех их обездвижили, утыкали руки и ноги трубками с этой жидкостью. И постоянно оплодотворяли. Искусственно. Беременности никогда не заканчивались естественным путём. Ни один её ребёнок из сорока двух — это число она знала точно — не был выношен положенный срок. Их всех вырезали раньше времени. И что с ними делали, Арана не знала до тех пор, пока не оказалась в этом дольмене.

— Те люди говорили, «псы будут защищать мать», — сказала она с горькой усмешкой. — И они защищали. Бедные дети. Не знаю, что именно с ними сделали, но они мучились.

Наверное, Арана плакала бы, если могла. Но плакать ей было нечем.

Фаргрен взглянул под ноги. Эти… Это его братья. Притащили. Они охотились для матери, не понимая, что есть ей не надо.

Мильхэ произнесла несколько слов, которые никто не понял.

— На таком языке они говорили? — спросила она.

— Очень похоже.

— Это периамский? — прошептал Геррет.

— Старый периамский. Фар, что мне делать?

Он молчал. Что решить? Если попробовать освободить Арану, она, скорее всего, умрёт. Но ведь и бросить её так нельзя.

— Я не знаю, — сказал Фар в конце концов.

Арана решила сама.

— Уберите это. Лучше я умру, чем оставаться вот так.

Фаргрену сдавило горло ещё сильнее. Лучше ли?

— Я попробую, — сказала Мильхэ. — Ирма, мне будет нужна вода. Много. Притянешь?

— Нет, стой, — остановил её Фар. — Просто… Дай побыть с ней ещё. Расскажи мне, — попросил он Арану, касаясь её щеки, — расскажи немного о… Нашей семье.