Остров

ГЛАВА IV. ДУГЛАС.

Жара. ...жара. Порывы налетавшего ветерка дышали зноем. Не приносили облегченья и только закручивались маленькими смерчами невесть от куда взявшейся пыли, на почти до блеска выметенном плацу военного городка. Горячий камень под ногами слепил и обдавал жаром духовки. Солнце раскалило пространство и казалось, глумясь, посылало свои безжалостные лучи... на очевидно абсолютно безразличного к ним человека в летней форме английского морского офицера. Уже который раз Дуглас Макдедли ожидал того момента, когда лейтенант с крестницами греческого магната появится у дверей госпиталя. Он вполне мог и не мерить ленивыми шагами плиты этой раскаленной террасы на краю горного кряжа, куря очередную сигару и подставляя лицо последним лучам катящегося к закату солнца. При желании о любых передвижениях девушек ему бы сообщили незамедлительно в любом месте острова, но он предпочел созерцательное уединение на обочине всегда безлюдной горной дороги.

Дуг любил этот предзакатный час. Любил эту каменистую террасу у дороги, откуда, хорошо просматривалось все опаленное солнцем плоскогорье. Любил смотреть, как закат окрашивает небо и море во все оттенки красного. Любил те минуты, когда южная, летняя ночь стремительно накатывалась на остров. Как почти одновременно со звездами загорались огоньки военного городка. Любил нисходящее в эти минуты и на него, и на все вокруг умиротворение и покой.

Но все эти дни умиротворение и покой в нем странно совмещались с холодной, расчетливой ненавистью. Ненавистью, которая слишком долго не имела конкретного лица и потому распространялась на целый слой английского общества. Ненавистью застарелой, привычной, как боль старых ран. Ненавистью, от которой также мучительно хотелось избавиться. Ненавистью, которая наконец обрела бесспорно достойные объекты возмездия. И та игра, которую он теперь вел, была пожалуй единственным лекарством от его почти неизлечимой болезни. Эта ненависть заставила его начать этот, неожиданно получивший трагическое начало спектакль.

Проще всего было бросить распутных красавиц и их крестного на произвол судьбы еще там в море. И в лучшем случае они окончили бы свой жизненный путь в Каирском или Александрийском борделе, ну а Теодоракис вряд ли бы дожил до ближайшего берега. Судьба остальных подручных «Верховного Жреца», самой яхты и ее команды была заведомо печальной. И ненависть Дугласа, казалось, могла бы быть на этом удовлетворена «божьей карой» за все их преступления. Тем более, что «к божьему проведению» он имел некоторое отношение. Однако он не мог оставить это дело. В течение восьми месяцев он скрупулезно собирал данные о «Жрецах» и их подручных.

Стали ясны все основные эпизоды их деятельности, начиная со знакомства четы де Гре с греком Георгом на Паросе в конце двадцатых. Вся канва событий прояснилась. Были известны имена непосредственных участников и услужливых помощников влиятельного грека по всему миру. Был понятен практически незыблемый порядок испытаний «неофитов». В каждом конкретном случае менялся сценарий в зависимости от испытуемого, но суть испытания оставалась одна и та же. Однако было не понятно, зачем это делалось.

Испытуемыми всегда были молодые мужчины из того слоя английского общества, который по традиции еще русской литературы можно было бы назвать интеллигенцией. Женские роли в зависимости от сценария исполняли, как профессиональные актрисы, так и привлеченные на разных условиях молодые женщины, часто откровенные авантюристки или проститутки. Но главную роль до войны бессменно исполняла Бет де Гре. Никому другому Георг ее не доверял. В те годы, когда Бет не имела возможности принять участие в «действе» испытания отменялись.

В первые годы Бет бесконечно долго держала «испытуемых» на расстоянии, хотя и позволяла им в развитии любовной связи каждый раз заходить все дальше и дальше. Обычно «испытуемого» ловили на измене «возлюбленной» с другой женщиной. И оскорбленная «возлюбленная» отправляла «испытуемого» на круги уготованного ему ада.

После войны «Жрецы» возобновили испытания, но теперь главные роли исполняли Лиза и Тесс. К лету сорок восьмого года Бет подготовила дочерей к участию в летних «постановках». Ослепительные светло-русые красавицы своим фиалковым взором не могли не заворожить любого мужчину. А малейший намек на благосклонность с их стороны, быстро делал этого мужчину их покорным рабом. Но главным было то, что «испытуемый», часто очень долго, а иногда до конца постановки и не подозревал, что имеет дело с двумя поразительно похожими друг на друга женщинами. Исключением были только те случаи, когда мужчину заведомо заставляли сделать выбор между двумя практически одинаковыми красавицами.

Таким образом, суть сценария испытания изменилась только в составе основных действующих лиц. Измена возлюбленной с практически неотличимой от нее женщиной, не была главным в испытании, она только усиливала вину. Главным оставалась измена с другой женщиной. Иногда, как в случае с Ламолем и Речел их знакомили задолго до самого «испытания». И всегда женщина должна была стать возлюбленной, которую бросали ради новой любви и с которой тем ни менее изменяли, уже признавшись в любви к одной из сестер. Окутав все это соответствующим мистическим ореолом «испытуемого» ставили на грань сумасшествия.

Дуглас не понимал главного, не видел смысла во всем происходящем. Подбор очередного «испытуемого» и постановка нового «действа» требовали колоссальных усилий и не малых средств, но бывали случаи, когда спектакль проваливался на начальной стадии. К тому же чаще всего «неофит» после «Суда» становился судьям, просто не интересен. Дружеские отношения «Жрецы» сохранили с очень небольшим числом испытуемых. Все они любили Бет де Гре. Все они были теперь высокопоставленными чиновниками Британской империи. Но все без исключения прошедшие испытание до конца, больше всего стремились к дружбе с роковыми красавицами и их жестоким родственником. Это оставалось для Дуга загадкой, тем более, что все это он сам видел на примере близкого друга.

Личное знакомство с Теодоракисом и его подручными только подтвердило, что в достижении поставленной цели «Жрецы» не будут стесняться в любых доступных им средствах, и Дуглас прекрасно понимал, что их необходимо было окончательно в этих средствах ограничить.

Он спокойно ждал своего часа, подспудно сознавая, что близость его доставляет ему неожиданное удовольствие – удовольствие от сознания, что, наконец, появилась надежда избавиться от казалось неизлечимой болезни. А пока у него было время вспомнить, о том, что свело их всех на этом дышащем летним зноем каменистом островке. Судьба к нему теперь благоволила, но если бы не та случайная встреча в конце октября прошлого года, остров и все, чем они владели теперь, могло остаться только сказочным миражем. Впрочем, утро 31 октября 1953 года не сулило ему ничего хорошего.

Новый день и опять все то, что он так ненавидел. Лондонская осень. Мелкий нудный дождь. Проклятая серая пелена туманов, пропитанная всепроникающей сыростью и запахом каменноугольной гари. Ковер мокрой опавшей листвы, жалкой в своем ежегодном увядании, как брошенные на волю дождя и ветра, когда-то роскошные декорации, теперь никому не нужной пьесы. Такие же сумрачные, как осенний день лица прохожих, мокрые зонты и ощущение, что солнца здесь уже больше не будет никогда.

Дуг много часов бесцельно бродил по городу, прекрасно понимая, что решить его проблему может только случай. Продажные греки слукавили в очередной раз. Бумаги полученные из Афин, казалось должны были бы обрадовать. Официальное согласие и все прочие документы на покупку острова были у него в руках, но теперь остров казался еще недоступнее, чем когда-либо.

Насмешка судьбы, а скорее треклятого чиновника заключалась в том, что пока бумаги тащились по лабиринтам афинской бюрократии, стоимость острова увеличилась в десять раз. Найти пол сотни тысяч фунтов стерлингов для Дуга было затруднительно. Денег скопленных за годы службы империи, хватало на многое, но не на такую покупку. Выходом из положения была бы продажа калифорнийского поместья, но он давно дал себе зарок, что продавать поместье, и тем более лондонский дом, будет только в самом крайнем случае. Впрочем, такой крайний случай был не за горами - срок выплаты стоимости острова истекал в начале следующего года. И хотя он был абсолютно уверен, что претендентов на этот клочок земли, тем более по указанной цене, не найдется, торги, аукционы и вообще какой либо интерес к острову необходимо было исключить.

Первый раз Остров Дуг увидел в октябре сорок четвертого года с борта самолета, заходившего на боевой курс для выброски десанта. За несколько минут до этого очередная волна английских бомбардировщиков, в который уже раз перепахала остров ковровым бомбометанием. Последние, слабые признаки сопротивления немцев добивались сосредоточенными ударами корабельной артиллерии. Он командовал спецотрядом «коммандос», который стал острием десанта шедшего на штурм островной базы.

Раздался сигнал из кабины пилотов и его парни устремились к земле. Уже делая шаг в пустоту за бортом самолета, он отчетливо увидел: Плывущие купала парашютов на фоне дыма горящих строений и фонтанов огня и щебня поднимаемых последними разрывами снарядов. Десантные корабли, на голубовато-серой глади моря, устремившиеся к единственной гавани острова. Не естественно мирную, тронутую осенними красками зелень на вершине горы, тем более странную на фоне хаоса разрушений царившего на нижнем плоскогорье.

Шелковый хлопок, развернувшегося купола парашюта, привычным рывком замедлил падение. С еще значительной высоты Дуг видел, как его «коммандос» сразу после приземления разворачиваются в боевые порядки, готовясь к решающему броску. Прикидывал, где удобнее приземлиться, чтобы сразу начать руководить операцией. Отметил про себя, что немцы даже не пытаются встретить десант огнем. И тем неожиданней была череда мощных взрывов опоясывавших остров со всех сторон. Первой мыслью было, что по уже испытанной нелепости войны корабельная артиллерия продолжила обстрел, но над кораблями не было, ни облачка, а взрывы продолжали вздымать пласты земли на плоскогорье и в районе горной дороги к вершине.

На глазах наступающих англичан, немцы подорвали практически все сооружения базы, представлявшие, хоть какую ни будь ценность для союзников. Оказались взорваны не только здания и подземные ангары аэродрома, были уничтожены остатки береговых фортов, зенитные комплексы, обширные участки горной дороги. В щебень и искореженный метал, были превращены все жилые и административные помещения, складские пакгаузы, транспортные и подъемные механизмы, как в гавани, так и на плоскогорье.

Судьба гарнизона была очевидной - ни одного живого защитника острова англичанам увидеть так и не довелось. Немцы, а вернее их командиры предпочли гибель английскому плену. Правда, несколько позже, при подведении итогов операции на флагманском авианосце, Дуг узнал, что командиры все же умирать не собирались. Примерно через час после гибели базы, английские самолеты-разведчики засекли в районе острова немецкую подводную лодку, стремившуюся ускользнуть из района боев, и совместными усилиями авиации и кораблей потопили ее. Ничего более значительного в районе острова с тех пор не происходило и координаты гибели субмарины оказались последней памятной записью в дневнике Дуга о боевых действиях англичан в районе острова.

Операция закончилась неожиданно быстро. Но инерция армейского приказа гнала волны транспортных самолетов, сбрасывавших на остров тонны военных грузов. Заставляла морских пехотинцев нести заметные потери в кораблях и людях при прорыве через минные заграждения в гавань, а потом карабкаться на неприступные береговые кручи острова.

В общем, бессмысленная суета вокруг острова продолжалась еще около недели, пока где-то в верхах не решили, что после уничтожения базы и гарнизона, этот клочок суши никакой реальной ценности для англичан не представляет. Однако к этому времени остатки взлетной полосы и все свободные площадки в гавани были завалены ставшим вдруг никому не нужными армейским имуществом. Высадившиеся войска начинали обстоятельное обустройство планировавшейся базы.

Приказ остановил нелепую деятельность. Морская пехота поспешно возвращалась на корабли. Грузы, завезенные флотом в гавань, с проклятьями и опять не без потерь вывезли, но все, что сбросила авиация вывезти оказалось практически не возможно, вниз в гавань удалось спустить только самое ценное из легкого вооружения и снаряжения. Вся громоздкая техника и грузы были оставлены до лучших времен, а в результате оказались брошены навсегда.

В конце октября пришел приказ о полной эвакуации войск с острова. На плато оставались еще значительные материальные запасы, но видимые разрушения были столь велики, а транспортировка чего-либо с острова или тем более постоянное снабжение его представляли такие сложности, что командованием было принято решение о нецелесообразности дальнейшего использования его в военных целях. На архипелаге и в самой континентальной Греции было достаточно военных баз, общее состояние которых было несравненно лучше, а размещение войск для развития дальнейших операций удобнее, чем на острове. К тому же стратегические цели поставленные перед наступающими английскими войсками не оставляли времени для внимания к разрушенной базе, к тому же оказавшейся в крайне неудобном месте.

Остров - древний потухший вулкан, формой напоминал грушу, ориентированную плоскогорным уширением на запад. В длину он имел чуть более четырех миль, а в ширину немногим меньше. С запада обрывистые края плоскогорья высотой двести пятьдесят - двести семьдесят футов постепенно поднимались к востоку до высоты более семисот футов и постепенно переходили в крутой конус горы поднимавшейся на высоту до трех тысяч футов.

Очевидно, остров был когда-то значительно больше, и о былых его размерах теперь можно было судить только по многочисленным грядам рифов и коварных мелей опоясывавших его вокруг на расстоянии до десятка миль. Подъем уровня моря, много веков назад затопили большую его часть

Остров был негостеприимен. Берега крутые, местами отвесные, не имеющие удобных естественных подъемов. Пляжи незначительной ширины. Береговая линия слабо изрезанная, бухты и заливы отсутствовали.

Немцы углубили и расчистили единственное понижение дна моря на юго-востоке острова и создали небольшую искусственную гавань, используя на западе естественные отмели, а с востока построив мощный мол длиной около 500 ярдов. Вдоль мола проложили судоходный канал глубиной футов в пятьдесят и шириной до четырехсот.

Западное плато встречало моряков полным отсутствием источников воды. Травяная растительность выгорала полностью к июлю месяцу. Кустарники и угнетенные средиземноморские сосны росли только на северных склонах узких и крутых расселин, где влага сохранялась дольше.

На горной вершине растительность была несравненно богаче и жила в течение лета за счет естественной конденсации влаги в пологой чаше кратера и продуманной системе полива созданной прежними обитателями острова еще не одно десятилетие назад. Там росли не только разнообразные кустарники, но и древние кипарисы, средиземноморские сосны и даже ливанский кедр. Немцами в кратере были сделаны посадки различных плодовых и декоративных деревьев, которые практически сохранились полностью, как и прелестный, почти полностью скрытый в отвесных скалах поселок. По всему было видно, что прежние хозяева - итальянцы, а позднее немцы устраивались здесь основательно, на долгие годы.

Но взорванная горная дорога скрыла от рядовых «томи» красоты и удобства вершины, а генералы рвались на континент. Все ожидавшиеся от этой операции награды и отличия были получены. Новые же можно было заслужить только в успешных операциях в Греции, и поэтому тяжкий, и неблагодарный труд, на проклятом богом острове, никого не прельщал. Так, что войска уходили с острова с охотой.

Выжженное, открытое ветрам, голое плоскогорье и приближающаяся зима, делали слишком реальной перспективу зазимовать в палатках. Укрыться было негде. Все без исключения наземные сооружения на плоскогорье были уничтожены авиацией и корабельной артиллерией. Офицерский поселок на вершине горы был в прекрасном состоянии, но разрушенная канатная дорога и взорванная в нескольких местах горная, делали его практически недоступным без альпинистского снаряжения, и о размещении в нем хотя бы части гарнизона не могло быть и речи. Подземелья, которые уцелели после взрывов, при каждой попытке проникнуть в них, приводили в ужас даже видавших виды коммандос Дуга, и никто даже не помышлял о размещении в них не только на зиму, но даже и на обычную ночевку. Кроме того, острый недостаток воды на острове и сложности с подвозом любых грузов ставили гарнизона просто в опасное положение. Солдат наступающей армии манила более приятная перспектива зазимовать в обжитом, теплом и удобном жилье, оставленном противником на континенте.

Дуг сам был причастен к большинству рапортов, на основании которых было принято решение об эвакуации войск, однако странное чувство преследовало Дуга все это время. Он чего-то не понимал. Во всем что, происходило на остове, в первую очередь в том колоссальном труде, который был в остров вложен за годы войны, отсутствовало главное - логика, а отсутствие логики в своих замысла для немцев было необычно. Кроме того настораживало полное отсутствие пленных после операции. Не удалось найти ни одного живого свидетеля того, что происходило на острове. Эсесовцы не только взорвали крепостные казематы вместе с собой, были полностью уничтожены узники концентрационного лагеря, и весь гражданский персонал.

Заваленные взрывами штольни были непросто братскими могилами жертв и палачей, они продолжали нести смерть и после гибели своих строителей, не один солдат уже подорвался на минах-ловушках в подземельях. Но страшнее было другое, немцы непросто взорвали штольни с людьми. В штольни и ходы сообщения были пущены отравляющие вещества и следы «табуна» обнаруживались практически везде, а в некоторых казематах концентрация была высока на столько, что спускаться под землю без противогазов и защитных костюмов, запрещено было еще в первые дни после штурма. Дугу было очевидно, что остров имел какую-то тайну и немцы стремились любой ценой сохранить ее.

Подобные мысли, по всей видимости, приходили в голову не только ему. Хотя возможно, сработала привычка его командиров доводить дело до конца. Поэтому, когда пришел, приказ его подразделению остаться на острове до особого распоряжения и провести тщательное обследование остатков крепости, Дуг воспринял его с удовлетворением и приступил к делу с непонятным для большинства своих парней рвением.

Собрав офицеров своего штаба и обсудив между собой приказ, Дуг не мог ни констатировать, что перспектива продолжения знакомства с проклятыми подземельями, ни у кого воодушевления не вызвала. Но прибывшие от командования новые документы и карты, имевшиеся у разведки корпуса, а также аэрофотоснимки острова, как до штурма, так и после него, изучали с привычной тщательностью. Коммандос имели колоссальный опыт войны и вопросы, требовавшие решения были скорее технического и бытового плана. Проблем с инженерным оборудованием не возникало, его было с избытком. Главным был вопрос - где разместить людей?

О подземельях даже не приходилось говорить. В хорошем состоянии оставались дома офицеров на горе, хотя многое из того, что можно было из них вынести на себе, ушло в вещмешки наиболее предприимчивых мародеров. Однако попасть туда было мудрено. Горная дорога оставалась труднопроходимой. Впрочем, командир саперного взвода гарантировали, что сможет восстановить передвижение по дороге за неделю, и настроение сразу изменилось к лучшему. Вопрос размещения был решен. Виллы наверху были достойны изысканного курорта. Учитывая размеры помещений, решили, что на горе постоянно будет находиться на отдыхе до двух третей отряда, посменно меняя дежурных и поисковиков внизу.

К этому времени, то есть к началу ноября, на острове остались только люди Дуга. Саперы, используя легкие металлические мосты, восстановили движение по дороге, и примерно за два часа с горы можно было спуститься вниз, или за три подняться наверх. В отряде началась размеренная гарнизонная жизнь, но Дуг от вопросов связанных с ней ушел с первого дня и полностью взял на себя все, что касалось казематов крепости.

Практически ежедневно, несколькими группами его бойцы продвигались по подземельям. На карте отмечались все новые ходы, штольни, бункера. Все яснее становилась обстановка, но и цена знаний увеличивалась, за первую неделю потеряли трех человек. Мины-ловушки срабатывали в самых неожиданных случаях. Около мины можно было пройти несколько раз без всякого вреда, и взрывалась она неожиданно без всякого видимого повода.

Стало ясно, что самыми безопасными были пути, проложенные через завалы, возникшие при взрыве крепости, там большая часть мин уже сработала. При расчистке Дуг обратил внимание на то, что практически нигде взрывы фугасов не разрушили сводов, порода, засыпавшая штольни была заранее приготовлена в вертикальных шурфах. Взрывы разрушали только дно такого шурфа, и порода закупоривала проход, при этом практически все оборудование взорванного каземата или штольни оставалось целым. Основная часть погибших находилась на своих местах по боевому расписанию, и смерть наступила от больших доз отравляющих веществ.

Внимательно изучив, массивы породы, уничтожившие ангары, ему стало ясно, что и она была заготовлена на склоне горы заранее, искусно замаскирована, и предназначалась не для уничтожения техники, а только для маскировки входов в сами ангары. То есть было логичным предположить, что сами ангары не пострадали и самолеты, находящиеся в них целы.

К середине ноября основная часть схемы крепости была готова. Что-то подсказало ему запретить попытки проникновения в ангары и штольни концлагеря. Повод к этому был более, чем серьезный, в результате взрывов мин, опять был выброс ядовитых газов и из троих погибших двое скончались от смертельной дозы нервно-паралитического газа.

Дуг попросил нанести на схему все обнаруженные завалы, фугасы, мины-ловушки, места, наиболее отравленные газами. В результате была обнаружена еще одна странность - наибольшие опасности подстерегали на подходах к двум тупиковым штольням. Штольни были абсолютно пусты, но охранялись так, будто в них хранились секреты. Когда он наложил схему на карту острова, стало ясно, что штольни ведут прямо в центр горы. Если предположить что штольни не тупики, а замурованные проходы, становилось понятно направление поиска тайны острова. Узнать, что скрывается в центре горы, было несомненно важно, но своими умозаключениями Дуг предусмотрительно, ни с кем в этот раз не поделился. Большинство же его подчиненных только и мечтало о прекращении вылазок в подземелья, опасных и бесплодных с их точки зрения.

Здесь в нем проснулся тот нюх авантюриста, который в свое время занес его деда на Клондайк. Он прекрасно понимал, что груды оружия и армейского снаряжения были не главной ценностью острова. К тому же не требовалось большой прозорливости, чтобы понять, что к оружию после войны будут относиться, как к простому металлолому. Дуг чувствовал, что немцы скрыли здесь, что-то для них особо ценное и по этому, когда в начале декабря пришел приказ о срочной эвакуации на континент, он сделал вид, что искренне разделяет радость своих солдат. Однако выполняя якобы секретное распоряжение, принял меры к тому чтобы максимально осложнить доступ всем, кто попытается проникнуть на остров после них. Благо мин и взрывчатки было не занимать, а схемы минирования передавать кому-либо в его планы не входило. Последние мины, на оконечности мола, он активировал сам, когда в арьергарде катеров покидал остров. Дуг надеялся на возвращение и не желал незваных гостей.

Война в Европе окончилась майской ночью сорок пятого. Впрочем, Дугу предстояло еще не один год терять своих людей во льдах Антарктиды, в кошмарных джунглях Бирмы и Малайи на островах Тихого океана и горах Палестины, в песках Аравии и африканской саване, теперь, правда, в роли секретного агента «его величества». Служил добросовестно, но прошло не слишком много времени и он, не мог не констатировать, что интересы Британии слишком часто подменяются интересами тех, кто владел реальной властью. Не мог не видеть той грязи, в которой его заставляли копаться ради бредовых идей высших чиновников или наживы власть имущих.

Случай позволил ему ознакомиться со сверхсекретными документами времен прошедшей войны. Низость людей обличенных в своих странах высшей властью, и бросивших свои народы в адское пламя мировой бойни потрясла его. Не виновных среди них не было. Можно было говорить только о размерах этой вины. Больше всего его удивила Англия – родина его предков, которой Дуглас честно служил уже без малого десяток лет.

Он никогда не симпатизировал русским большевикам, но хорошо понимал, что именно на их плечи пришлась основная тяжесть победы в этой войне в Европе, да и в немалой степени в Азии, и его поразила подлость английской дипломатии в самый разгар войны. В тот самый период, когда русские сошлись с немцами в смертельной схватке на Волге, Черчилль всерьез обдумывал возможность заключения сепаратного мира с Гитлером. Генетическая ненависть к России, призрачная возможность стереть эту страну с географических карт, толкала его на прямой сговор с врагом, который, покончив с Россией, недолго бы церемонился и с Англией. Только нежелание нацисткой верхушки, уверенной в скорой победе над большевиками, идти на сговор сорвало планы Черчилля, но и потом англичане сделали все возможное, чтобы потери русских в этой войне были катастрофическими, и Россия уже не могла бы возродиться как великая держава. Впрочем, и его соотечественники были не лучше.

Дуглас убедиться в этом еще в сорок третьем перед вторжением в Италию. Американцы ради сиюминутной выгоды не погнушались союзом с откровенными уголовниками. Впрочем, иезуитский принцип «Цель оправдывает средства» лег в основу деятельности практически всех участников войны. И Дугу пришлось обучать методам партизанской войны членов сицилийской «Мафии» и неаполитанской «Коморы».

Мафиози люто ненавидели Муссолини, который многие годы вел с ними непримиримую борьбу и охотно пришли на помощь его врагам. Западные союзники опасались и без того сильного «красного» подполья в Италии и уголовники показались меньшим злом. Итальянцев обучили мастерству диверсантов в специальных лагерях, вооружили и вернули на родину. К моменту высадки союзнических войск в Сицилии, на острове, действовало широко разветвленное «уголовное партизанское движение».

Плоды деятельности союзников на юге Италии долгие десятилетия будут головной болью для итальянского правительства. Мафия почувствовала себя хозяйкой Сицилии, и только усилия «красных партизан» пришедших на помощь правительству смогли загнать уголовников в подполье. Однако навыки, полученные от союзников, мафиози широко использовали в своей повседневной практике. Взрывы и стрельба на улицах итальянских городов стали обычным явлением.

Еще подлее вели себя американцы в отношении русских. Уже в сорок пятом, когда «красные» армии штурмовали границы Рейха, один из руководителей американской разведки Аллен Даллес вел в Швейцарии секретные переговоры с представителями Гимлера. Американцы так боялись «Красной чумы» в Европе, что были готовы пойти на сделку с «коричневыми». Переговоры остановил окрик из Москвы, а точнее стремительное наступление русских. Когда русские танки ворвались в Берлин, говорить стало не о чем.

Однако, более всего его удивили русские. Правители страны, одержавшей великую победу в чудовищной войне. Страны обескровленный войной, потерявшей миллионы солдат, оказались способны на сговор с недавними врагами. Эту информацию Дуг получил неожиданно, занимаясь чисто рутинной работой по подготовке материалов для конференции по международному статусу Антарктики. Назревал явный международный конфликт, связанный с правом собственности на этот огромный кусок льда.

Дуга привлекли, как участника секретной антарктической операции в ноябре сорок пятого года и у Дугласа опять появился повод вспомнить маленький остров в Средиземном море, который его люди штурмовали в конце сорок четвертого года.

Он сначала не понимал, чего от него ждут, но то, что он нашел в архивах разведки, ошеломило даже его. Пресловутая База 211, которой ему пришлось заниматься в конце сорок пятого не только в очередной раз «показала зубы», она нашла для себя неожиданных союзников.

Дуглас, знал о неудаче американской антарктической экспедиции сорок седьмого года, и хорошо понимал, какой отпор могут дать окопавшиеся там немцы, но тогда это его не заинтересовало. Теперь его поразили закрытые материалы, связанные с этой экспедицией.

Целый год американцы собирали информацию, и в конце сорок шестого года к берегам Антарктиды была отправлена довольно странная экспедиция. Это была четвертая антарктическая экспедиция прославленного адмирала Берда. Началась она в конце января сорок седьмого года, однако третьего марта только что начатую экспедицию свернули, и корабли поспешно взяли курс домой.

Адмирал Берд встретил у берегов Антарктиды ожесточенное сопротивление. Потерял несколько кораблей, тринадцать самолетов и минимум сорок человек личного состава и потому приказал отступить. Утверждалось, что эскадра подверглась нападению летающих дисков со свастикой на борту, а зенитная артиллерия оказалась бессильной против этих воздушных машин...

В диски со свастикой Дуг не поверил, но какой отпор может дать хорошо оснащенная немецкая база он знал на собственном опыте и поэтому серьезно отнесся к словам Берда на заседании срочно учрежденной президентской комиссии: «Прекращение экспедиции было вызвано действиями вражеской авиации...»

Американцы явно темнили, тем более, что стало известно, что они дважды до пятидесятого года бесславно пытались повторить попытку Берда и только после того когда им стало ясно, что силой эту проблему не решить, они пригласили мировое сообщество сесть за стол переговоров о статусе Антарктиды.

Дуглас не верил, что даже очень хорошо оснащенная база немцев в Антарктике могла в течение многих лет противостоять США без помощи извне. Был кто-то, кто эту помощь им оказывал. Он доложил о своих сомнениях своему руководству, но оно отказалось даже обсуждать этот вопрос, как впрочем, и все другие вопросы на эту тему. Но тех, кто мог помочь нацистам он все-таки нашел.

Эскадре адмирала Ричарда Берда противостоял прекрасно оснащенный и руководимый компетентными полярными адмиралами... Антарктический флот русских! В архивах отыскались документы, проливающие свет на некоторые моменты первой официальной советской антарктической экспедиции сорок шестого – сорок седьмого годов, прибывшей к берегам Новой Швабии на дизель - электроходе "Слава". Командовал экспедицией известный полярник, а подчинялись ему, как минимум четыре полных генерала, известные полярные ассы – ветераны недавней войны.

Экспедиция русских базировалась в районе оазиса Ширмахера, где на берегу моря Лазарева была построена антарктическая база флота. На суше возвели не только капитальные дома, в которых могли разместиться до тысячи человек. Но главным был добротный аэродром с металлическими взлетными полосами и бетонированными ангарами для обслуживания самолетов.

Осознав размеры русского присутствия в Антарктиде Дуг, вначале пришел к простой и логичной мысли – русские опередили Берда и первыми захватили построенную немцами базу, а когда американцы попытались влезть в их дела дали им жесткий отпор. Однако, изучая новые материалы, Дуглас был вынужден отказаться от этой мысли, то, что заполучили русские в Антарктиде, мало соответствовала тому, что он узнал о Базе 211 в сорок пятом.

Но русская антарктическая база находилась на территории «Новой Швабии», а стало быть, в районе немецкой Базы. И если немцы всю войну топившие посторонние суда в этом районе, в сорок седьмом дали по носу Берду, то почему они мирно уживались с русскими? Тем более, что русские в прошедшей войне были самыми непримиримыми врагами Германии.

Все поставила на свои места попавшая на глаза в том же архиве подшивка газет за август тридцать девятого года. Аршинный заголовок «Пакт Молотова Риббентропа» как будто убрал пелену с глаз. Также как и тогда Сталин, по-видимому, договорился с немцами. Он еще до войны был обеспокоен попытками других стран присвоить антарктические территории, и теперь союз с бывшими врагами сулил выгоды. Немцы рассматривали Антарктический флот русских как своего союзника в обороне «Новой Швабии», а у русских развязывались руки в освоении Антарктиды.

К тому же то, что какие-то сепаратные переговоры по Антарктиде ведут американцы, подтвердил и начальник Дуга, приказавший ему прекратить его изыскания. В конце концов, к началу 50-х все вопросы на эту тему вызывали у начальства только раздражение. Похоже, американцы с немцами договорились тоже.

Впрочем, во всей этой истории не было ничего нового. И англичане, и американцы активно сотрудничали с бывшими нацистами после войны. Под суд попали только откровенно одиозные личности или те, кого было решено сделать «козлами отпущения» по той или иной причине. Все специалисты, особенно инженеры и конструкторы, быстро нашли себе приличную работу. Ну а за наиболее талантливых шла откровенная борьба между американскими и английскими разведслужбами. В русской же зоне оккупации специалистов просто арестовывали и вывозили на работу в Россию.

Всем этим Дугласу приходилось заниматься не однократно. И он убедился, что среди немцев и итальянцев, людей, чьи руки были не запятнаны преступлениями, оказалось подавляющее большинство. Многие из них были настоящими патриотами, осуждавшими фашистскую верхушку, но не хотевшими из-за нее предавать родину. Он везде встречал людей, для которых были важны простые и ясные человеческие ценности, а не идеология, которой прикрывались сомнительные дела. Тем более, что после войны особенно заговорили о ценностях западного мира. У Дуга было более чем достаточно поводов понять, что все декларации о христианских ценностях западного мира были и остаются дымовой завесой, под прикрытием которой обделываются грязные делишки.

Все это не могло не вызывать отвращения. Целые народы становились игрушками в грязных руках не добросовестных политиков, для которых часто мелкие частные интересы становились важнее интересов всего мира. Гордость шотландского аристократа, солдата прошедшего великую войну, дедовское воспитание не позволяли мириться с подлостью, и Дуглас только ждал случая порвать со своей службой.

Все решил очередной вызов в Лондон. На месте своего старого начальника он увидел канцелярскую крысу, всю войну просиживавшую штаны в министерстве, а вместо делового разговора о работе получил унизительный допрос о происхождении и своих довоенных связях. Позднее он узнал, что кое-кто из физиков, старых друзей деда, попал в немилость из-за утечки атомных секретов. И хотя обвинить его было не в чем, Дуга явно вынуждали подать в отставку. Пролитая кровь и годы безупречной службы ничего не значили для министерских параноиков. Он понимал необходимость разорвать порочный круг, в который попал и в начале пятьдесят второго в отставку подал. Она была принята неожиданно быстро - Англию задело поветрие, зародившееся на его родине. Начиналась «охота на ведьм», и английские чиновники косо поглядывали на американца.

То, как охотно приняли его отставку, добавило очередную каплю яда в его сердце. Те, кто правил этой страной забыли его заслуги, как и заслуги других ветеранов. Приличная военная пенсия, назначенная отставному коммандеру, полностью успокоило то, что они считали совестью. А впрочем, ни на что другое Дуглас и не рассчитывал.

Таким образом, в начале весны пятьдесят второго он оказался предоставленным самому себе. Лондон пополнился праздным господином средних лет свободным от каких либо обязательств, обладателем довольно круглого счета в банке, приличной пенсии, не менее приличных особняков здесь на зеленой окраине города и в далекой Калифорнии, а кроме того, неизгладимой армейской выправки.

Новоявленный денди Лондон не любил. Не мог он любить и тех, кто правил этой страной - ту сотню тысяч избранных, что узурпировала власть и всегда была выше любых подозрений, какие бы гнусные дела при этом не свершались. Ненависть была пока бессильной, но при этом холодной и расчетливой. Личной обиды не было. Была память о тех, кто рядом с ним проливал кровь, погибал все эти годы по милости чванливых снобов, министерских бездарей, тупиц в генеральских погонах.

В сороковом юношеский порыв, стремление внести свой вклад в борьбу за правое дело бросили его в горнило войны. Он искренне верил, что помогает спасти мир от коричневой чумы, сделать этот мир лучше, чище, человечней. К сожалению, понимание своей ошибки пришло к нему позже – пожалуй, тогда, когда по инициативе соотечественников ему пришлось обучать сицилийских уголовников премудростям диверсионно-подрывного дела.

Послевоенная служба его только убедила, что миром правила корысть, деньги, жажда власти и слабому человеку доставался только тот минимум, который позволял власть имущим эту власть удерживать в своих руках.

Дуглас понял, что все «…измы», кто бы их ни проповедовал, нужны только для того, чтобы в том или ином варианте приобрести власть над людьми. Взобраться на вершину пирамиды власти было главной целью тех, кто лицемерно проповедовал с ящика в Трафальгар - сквере или с амвона храма, с трибуны парламента или с балкона президентского дворца. Разница была только в высоте этой пирамиды, в количестве людей которых они стремились увлечь за собой.

Война и работа секретного агента, прямо показали, что нет принципиальной разницы между нацистами, обещающими построить «рай земной для одной отдельной нации» или коммунистами обещавшими «рай для всех трудящихся», во всех случаях оказывались нужными рабы, чтобы этот «рай» строить и обслуживать. Старые «демократии» были не лучше – их рабы гнули спины в колониях или в странах считавших себя свободными, но, по сути, давно ставших придатками западных метрополий.

Бороться с системой Дуглас не собирался. Отвечать за все в каждом отдельном случае должен был конкретный виновник преступления, и пока он знал только то, что тот, кто получит сполна, будет связан со всем этим прогнившим обществом. Он не знал имя своего врага, но точно знал, где его искать. Знал и с чего начнет.

Обеспеченный господин, он, казалось, должен был бы вести соответствующую жизнь, но вместо этого стал вгрызаться в горы книг, в основном по электронике, накопившиеся за прошедшее десятилетие. Дуг переоборудовал пустующие помещения в подвале под лабораторию и снова, как в юности отдался еще одному заветному увлечению. Экзотическая новинка «транзистор» дала возможность его таланту радиоинженера создать целую серию миниатюрных приборов, которые, помогли бы в дальнейшем осуществить многое из задуманного, позволяли ему незаметно для других слышать на расстоянии, видеть в темноте, а главное все это фиксировать на магнитной или кинопленке.

Дуглас прибавил работы почте и телеграфу. Посылал и получал десятки писем и телеграмм из разных концов мира - налаживал связи с доверенными людьми. Двигал им холодный расчет и опыт специалиста по тайным операциям. И все, что он делал, питала жгучая ненависть. Он знал, что нет силы, способной убить гидру с названием высшее английское общество, но стать кошмаром этого общества он мог. Отдых в его планы не входил. Дуга манил выжженный клочок земли, где-то южнее Крита, и далеко идущие планы. Остров был местом, где он мог стать недосягаем для старых и будущих врагов и свободен в своих действиях.

Испанец по отцу он всем естеством отторгал лондонский туман и сырость. Он всегда любил солнце, и никого бы не удивило, если бы он посетил дедовское гнездо на берегу океана. Однако, Дуг занялся изучением Греции и прилегающих к Криту островов. Досужий наблюдатель мог сделать резонный вывод, что солнцу Калифорнии он предпочел не менее жаркое солнце восточного Средиземноморья и причины этому были. Бабушка умерла еще в начале сорок пятого. Калифорнийский дом он по случаю, сразу же сдал в аренду на десять лет и поэтому не собирался появляться там, как минимум, еще года три.

Первую самостоятельную разведку острова Дуг провел через пять месяцев после выхода в отставку. Было начало августа. Греция встречала путешественников жарким маревом городов, пыльными улицами и деревьями, раскаленным камнем скал, выжженной на склонах травой. Все живое старалось спрятаться от нещадного полуденного солнца. Тень от пожухлой зелени деревьев плохо спасала от жары, и единственной отрадой были прохладные волны моря.

Греки с некоторым удивлением наблюдали за странным поведением приезжего англичанина. Тот не прятался от солнца, видавший виды пробковый шлем и выгоревшая тропическая военная форма, без знаков различия говорили о том, что солнце не было ему внове. Со стороны было не понять то наслаждение, которое испытывал Дуг под почти отвесными лучами средиземноморского солнца. Всеми порами он ощущал, как из тела и души уходила проклятая лондонская сырость. Солнце было другом еще во времена калифорнийского детства. Солнце не смогло стать врагом даже в пустынях Северной Африки и Аравии. А здесь, на площади маленького греческого городка ему казалось, что оно, благодатный целитель, выжигает из него всю ту плесень, которая накопилась в нем за послевоенные годы.

Традиционная таверна в порту встретила запахами кофе, жареной на оливковом масле рыбы и турецкого табака. Хозяин, высокий тучный грек, был рад заезжему гостю, заглянувшему к нему в этот глухой для его торговли час. Вино было теплым, с отчетливым смолистым привкусом, кофе плохим, беседа неспешной.

Дуг с удовлетворением отметил, что военный навык греческого сохранился - он практически все понимал, а главное его вопросы были понятны трактирщику. Разговор завязался сам собой, он узнал, что кроме таверны, Зорбе – так звали хозяина, принадлежал большой дом на окраине городка, виноградник и масличный сад. Конечно, основная часть беседы была отдана порту. Порт был центром жизни всей округи, и не пришлось даже спрашивать о хозяевах судов, пришвартованных у причалов, греку было, что рассказать практически о любом из моряков. Профессиональная память разведчика фиксировала названия каиков, имена шкиперов, районы моря, куда они обычно ходят. Дуг сразу же узнал, во что ему обойдется путешествие по морю, где лучше приобрести припасы, в каком доме остановиться на ночлег. Однако, при первом же упоминании об острове трактирщик онемел и, хотя в излишней религиозности его заподозрить было нельзя, стал истово креститься. Понимая причину страха грека, Дуг счел нужным изобразить удивление такой реакцией на невинный вопрос «туриста».

Зорба понизив голос, словно они не были одни в пустой таверне, почти прошептал:

- Дурное место господин, всегда было недобрым, а после воины ни один из шкиперов не рискнет к нему подойти.

- А что там?

- Мертвецы. В подземельях там кругом мертвецы и остров принадлежит им. Редко кто унес ноги оттуда. После войны, наслушавшись рассказов о брошенном на острове добре, многие пытались туда попасть. Только Попадулос притащил оттуда кое-что, но в подземельях остались два его брата и он счастлив, что не пошел с ними дальше. Тончис со всей командой, хорошо знавший проход к гавани, утонул там вместе со своим каиком, подорвавшись на мине еще в сорок шестом, - трактирщик опять истово перекрестился.

Говорят, были и другие, не местные. Все кто туда ходил или разбивал свои суда на камнях, или терял людей в развалинах. Кто погиб или был изувечен от взрывов мин, кто умирал от заразы в подземелье. Погибших от заразы, даже трогать было нельзя, кто пытался их вытащить из подземелья, сам заражался и умирал в страшных мучениях.

Дуг с удовлетворением отметил - остров хорошо хранит свои тайны. Мины ловушки срабатывали. Да и «табун» делал свое дело. Ни греческое правительство, ни армия, ни тем более местные власти не хотели тратиться на очистку гиблого места. Правительству и армии развалины на неудобном острове не были нужны, а местные власти не имели ни денег, ни желания. К тому же помнили о не доброй репутации острова. Зная нравы местных чиновников Дуг еще тогда подумал о том, что остров можно будет задешево приобрести, стоило только дать нужным людям соответствующий «бакшиш».

Понимая, что разговор об острове портит настроение Зорбе, Дуг задал вопрос о местных властях. Грек сразу повеселел и стал вдохновенно проклинать их мздоимство. С его слов продажны были все, но вылив на головы бедных чиновников порядочный поток ругательств и обвинений, неожиданно констатировал, что ничего другого нельзя и ждать при их нищенских окладах. Англичанин вполне искренне посочувствовал жителям городка, поблагодарил Зорбу за приятную беседу, расплатился и попросил трактирщика порекомендовать, где бы можно было расположиться на несколько дней. Щедрость гостя, по-видимому, была настолько велика, что грек, сияя как начищенный медный таз, громогласно позвал своего сына, приказав отвести господина к вдове Марии. Дорогой гость получил приглашение посетить таверну вечером, ему было обещано, что его познакомят со всеми нужными ему людьми в городе.

Загорелый до черноты, юркий как ртуть сынишка трактирщика, проводил Дуга до добротного двухэтажного дома в конце узкой, круто взбегающей на холм улочки. Вызвал пожилую, в черном вдовьем одеянии женщину, и как сорока протараторил приветствие и просьбу отца приютить господина из Англии.

Комната на втором этаже была не только чистой, но и удобной, прохладной, окнами выходящей на север. Приятной неожиданностью был туалет, размешенный на этом же этаже. Короче, удача как будто сопутствовала Дугу.

Когда в девятом часу, он переступил порог таверны, ночь уже полностью вступила в свои права. Он не успел сделать и шага, как навстречу ему устремился Зорба, до этого величественно осматривавший свои владения, возвышаясь за убогой стойкой, как королевский судья в зале заседания. Хозяин всем своим видом демонстрировал почтение к вошедшему. Загорелые до черноты лица, заполнявших зал горожан и моряков, повернулись в сторону англичанина. Глаза внимательно следили за суетой трактирщика. Мгновенно было найдено место за лучшим столиком и сам хозяин, даже не спрашивая, что желает гость, бросился обслуживать его.

Грек успокоился только тогда, когда все что соответствовало случаю, оказалось на столе перед Дугом. Расположившись напротив, Зорба сообщил, что как и обещал готов познакомить господина с нужными ему людьми.

- Мое желание остается в силе, несмотря на ваше предупреждение уважаемый Зорба. Я был среди тех, кто штурмовал остров в сорок четвертом. И что там творилось, знаю не понаслышке. На острове остались мои друзья. Находясь в Греции, я не могу не посетить их могилы.

- Я сразу понял, что господин военный человек и сказки глупых рыбаков его не испугают. Я, пожалуй, знаю человека, который вам нужен, - и, понизив голос добавил. - Гермес конечно бандит, но поступить не честно с уважаемым господином не рискнет. У него хороший, быстрый каик, а уже продавший душу дьяволу за деньги поплывет куда угодно.

Поднявшись из-за стола трактирщик осмотрел зал и, убедившись, что нужный человек находится там, где он и ожидал, направился к группе сумрачно глядевших на него рыбаков. Через пару минут Дуг имел возможность пить узу в компании не молодого, заросшего до глаз шкипера.

Переговоры заняли немного времени, Дуглас без торговли согласился с назначенной ценой, но поставил условием, что вперед выплатит половину суммы, остальные деньги, до его возвращения, будут находиться у Зорбы. Выход в море назначили через день.

К вечеру следующего дня, благодаря помощи Зорбы, приготовления к путешествию были закончены, припасы и оборудование погружены на судно. Как только ранним утором следующего дня Дуглас поднялся на борт, каик отчалил и взял курс в открытое море.

Еще первое знакомство, недомолвки, случайно или намеренно оброненные фразы, да и просто многолетний опыт однозначно говорили, что деятельность шкипера и его команды была далека даже от намека на законность. Основным занятием команды была контрабанда, но они явно не побрезговали бы и откровенным пиратством. Люди, окружавшие Дуга, были, несомненно, опасны, считались только с более сильным, и поэтому единственным способом относительно спокойно завершить задуманное, было внушить почтение к себе. Не успел берег скрыться за лиловой дымкой разгоравшегося дня, как поднявшись на мостик к шкиперу, Дуг предупредил его, что не имеет ни каких иллюзий в отношении капитана и его команды, и потребовал собрать всех для разговора на палубе. Команда собралась неожиданно быстро и выставленные напоказ ножи, а кое у кого и рукоятки пистолетов, не оставляли сомнений в его правоте. Хотя Гермес соблюдал видимость нейтралитета, чувствовалось, что без его ведома команда бы так не обнаглела. Не скрывая презрительной улыбки, Дуг встал перед десятком вооруженных мерзавцев.

- Господа! Я не сомневаюсь в достоинствах людей стоящих передо мной, но во избежание дальнейших осложнений хотел бы сразу предупредить - я не отношусь к разряду легкой добычи. Ну, а так как вы на слово мне не поверите, плачу пару фунтов любому, кто возьмет верх надо мной. Выбор оружия за моим соперником, я сам оружием не пользуюсь.

Дуг не сомневался в исходе поединка, искусство карате и прочие восточные единоборства в это время было в Европе практически неизвестны, а школа, которую он прошел под руководством Гуру и постоянные тренировки, давали ему уверенность в себе. Моряки недолго посовещались, и вот перед ними выступил здоровяк-турок, не менее чем на пол головы выше Дуга и фунтов на сто тяжелее. Он демонстративно засунул массивный нож за голенище короткого сапога и, видя, что Дуг с равнодушным видом, не двигаясь с места, смотрит на противника, двинулся на него, подбадриваемый одобрительными репликами остальных. Верзила по-видимому даже не понял, что произошло, получив пару стремительных ударов ногами в голову, и мощный удар под ложечку он отлетел к планширу. Еще не придя в себя, моряк инстинктивно схватился за нож, но очередной жестокий удар по руке заставил ее повиснуть плетью, а нож вылетел за борт.

Не обращая внимания на корчившегося на палубе человека, Дуг двинулся к ошеломленным зрителям.

- Ну что же господа? Не стесняйтесь! Есть охотники? Можете вдвоем и с оружием, если конечно вам его не жалко!

Злоба в глазах противников говорила о том, что урок не пошел впрок и когда два грека вооруженных один ножом, а второй револьвером вышли ему на встречу, Дуг не стал дожидаться. Резкий прыжок и грек с ножом корчился на палубе, револьвер другого плавной дугой полетел в море.

Урок, полученный последней парой, отрезвил остальных. Шкипер оказался перед угрозой остаться с изувеченной командой, да и у моряков поубавилось охотников рискнуть рукой или ребрами. Поэтому когда Дуг предложил вместо членовредительства выпить за его счет по чарке узы и не держать друг на друга зла, предложение было встречено одобрительным ворчанием. Ну, а когда Дуг дал каждому из участников поединка по английскому фунту, последние остатки недовольства исчезли, и команда преисполнилась к нему особого уважения.

Море было спокойным, маршрут известным, уза настроила на благодушный лад. До утра следующего дня, когда из-за горизонта начал проступать силуэт острова, прямо на палубе шло неспешное застолье. Дугу пришлось рассказать о том, что он был среди штурмовавших остров в сорок четвертом. Моряки же вспомнили все легенды, которыми оброс остров за это время. Ко времени, когда ялик отчалил от борта Дуг был абсолютно уверен, что за ним вернутся и что эти головорезы, при нужде, пойдут за ним куда угодно.

Высадили его на крайней оконечности волнолома без приключений. Старая схема минирования пригодилась и, хотя мины на волноломе уже свое дело сделали, повозиться с ними пришлось порядочно, пока дорога до гавани и проход к подъему на кручу были очищены. Сквозь чистую и спокойную воду гавани просматривались остатки погибших судов. На берегу среди развалин пакгаузов и развороченного метала Дуг насчитал остатки не менее пяти лагерей брошенных мародерами. Моряки перетащили на берег его снаряжение и с не скрываемой поспешностью отчалили. Вернуться они были должны через две недели. Впрочем с того момента когда он ступил на остров все, что было связано с моряками ушло на второй план, главным было то, что теперь ни чьи глаза не помешают ему прикоснуться к тайне.

Обдумывая в очередной раз предстоящее, Дуг не торопясь разложил снаряжение. Подъем на береговую кручу был тяжел, а местами и опасен, поэтому с собой он взял только альпинистское снаряжение. Теплую одежду, продовольствие, медикаменты и армейский противогаз упаковал в мешки, которые вместе с палаткой привязал к фалам, при помощи которых, используя несколько удобных площадок, поднял все это на береговой обрыв.

Плоскогорье встретило по-осеннему выжженной травой и жарким маревом раскаленного камня. Море с крутизны берега, казалось абсолютно спокойным, и уже было затянуто сиреневой дымкой безветренного, знойного дня. Ни торопливо ушедшего каика, ни каких-либо других судов, с этой, единственно доступной для высадки стороны острова, в море видно не было.

Обстановка на плоскогорье за прошедшие восемь лет изменилась не значительно. Воронки слегка засыпало песком, и в них зацепились островки уже выгоревшей травы. Остатки металлоконструкций и прутья арматуры разрушенных сооружений проржавели. Под нещадными морскими ветрами и палящим летним солнцем потрескалась, а местами и слезла краска с техники, оставшейся от немцев и брошенной англичанами в сорок четвертом. Ржавчина и здесь оставила свое клеймо запустения. Если не считать разбитого кое-где стекла, и разбросанного около ближайших машин снаряжения, состояние техники было на удивление приличным. Мародеры оставили свои следы в основном у спуска в гавань, в виде нескольких беспорядочных куч облюбованного ими добра. Все свидетельствовало о том, что добытчики покидали остров в панике, а состояние брошенных вещей говорило о том, что они пролежали здесь уже ни один год.

Итак, остров свои тайны хранил, и пытавшиеся проникнуть в них думали только о том, как бы по скорей унести свои ноги.

Делать попытки проникнуть в несущие смерть подземелья острова со стороны плато в планы Дуга не входило. Даже беглый осмотр территории бывшей крепости позволял судить о том, что мародеры, наведывавшиеся на остров после войны, понесли не малый урон, как минимум десяток могильных холмиков говорил об этом, а некоторые из них были явно братскими. Грабители в основном стремились проникнуть в подземелья, что оканчивалось для них плачевно. Следов попытки подняться на гору Дуг не нашел.

Отсутствие интереса к технике, брошенной на плоскогорье, объяснялось довольно просто. Тяжелые, громоздкие предметы было довольно трудно спустить с крутизны над гаванью, а восстановление разрушенных при штурме подъемных механизмов в планы грабителей не входило, да и перегороженный потопленными судами фарватер не давал возможности подойти к пирсу не одному достаточно большому судну. Осыпи, завалившие ангары с авиацией и штольни настолько заросли травой и чахлыми кустиками средиземноморской сосны, что пришельцам и в голову не приходило, что под ними что-то находится.

Хотя и поверхностный, осмотр крепости занял довольно много времени и продвижение по горной дороге Дуг отложил до следующего утра.

Солнце еще только два часа как поднялось из-за горизонта, а Дуг уже был у первого разрушенного участка дороги. Практически отвесный провал глубиной более трехсот футов и шириной футов в семьдесят, на первый взгляд отбивал даже мысль о попытке продвижения дальше по этой дороге, но для человека с альпинистской подготовкой форсировать его большого труда не составляло. Вбитые в отвесную стену клинья с карабинами и закрепленные на них фалы сделали продвижение через взорванные участки дороги вполне приемлемым. Когда все необходимое оказалось на вершине, он обезопасил себя от нежданных гостей – снял фалы и карабины с клиньев на двух нижних переходах.

Верхний участок дороги встретил ровным устойчивым ветром, приносящим облегчение даже в палящий зной августовского полдня. Крутой изгиб дороги прятался в знакомое ущелье, явно искусственного происхождения и далее вел в котловину кратера. Если даже в ноябре сорок четвертого кратер поразил англичан своим покоем и красотой, то теперь, когда за семь лет природа основательно спрятала следы присутствия человека, по сравнению с мертвой пустыней нижнего плоскогорья, он воспринимался как чудесный оазис.

Вошедшего через угрюмую расселину ущелья буквально оглушали буйная зелень и густая смесь ароматов цветов, и растений с запахом плавящейся на солнце смолы кипарисов и сосен. Дорожки заросли травой. Стены коттеджей, и так сильно заглубленные в откосы кратера, окончательно спрятались под ковром виноградной лозы и плетистых роз. Не нужно было даже воображения, чтобы представить себе чертоги сказочных королей. Однако неумолчный стрекот соек, в ветвях лимонных и апельсиновых деревьев, нарушал тишину и говорил о том, что на это место наложено заклятье ничего общего с вечным сном не имеющее.

Коттеджи оказались в лучшем состоянии, чем он ожидал, несмотря на то, что через разбитые стекла и

раскрытые кое-где двери нанесло палых листьев и песку, сами дома, мебель, утварь и даже занавеси на окнах оказались целы.

Несмотря на разлитое вокруг умиротворение, старые навыки заставили Дуга методически осмотреть каждое доступное помещение. В предпоследнем коттедже его ждала неожиданность. В доме, который немцы построили, а потом англичане использовали как офицерский клуб, рядом со столом, в средине зала, лежали останки человека в одежде греческого моряка. Отсутствие следов борьбы, массивный нож, среди почерневших остатков еды на столе и армейский «Веблей», засунутый за пояс брюк, говорили о том, что смерть настигла моряка неожиданно. На некоторые предположения наводил стакан в руке мертвеца и бутылка из-под «Мартеля» с остатками высохшей жидкости.

- Откуда появился коньяк? - Дуг хорошо помнил, что все спиртное, найденное в поселке в сорок четвертом, было взято на учет по его распоряжению и остатки его ушли с острова в походных флягах англичан. Если бутылка появилась здесь вместе с греком, то кто-то заранее позаботился о том, что бы она была последней в его жизни. Если он нашел ее на острове, значит в довершении к минам ловушкам, отравляющим веществам, надо было опасаться и отравленного питья и еды. По крайней мере, предупреждение заслуживало внимания, а остров продолжал убирать неосторожных. Но главным было то, как моряк оказался на вершине? На дороге он следов не оставил. Проржавевшие механизмы «канатки» после войны явно в движение не приходили. Труп был немым свидетелем того, что подземная дорога на вершину существовала. Моряку посчастливилось пройти по ней до вершины, но за свое знание он заплатил жизнью. Хотя из трупа некому было выложить путеводную стрелу, как в романе Стивенсона, о направлении поиска он сам говорил достаточно ясно.

Вход во чрево горы был в задних комнатах клуба. К нему вел широкий коридор, который упирался, на памяти Дуга, в заваленную какой-то хозяйственной рухлядью грубую скальную стену. Помещение, при первом знакомстве, воспринималось, как длинная темная кладовая, с нелепыми по своей добротности массивными дубовыми дверями и бронзовыми канделябрами. Теперь в завале была расчищена тропинка, а сама стена, повернувшись, открывала вход в широкий тоннель, уходящий вглубь горы. Более всего поразил тусклый свет электрических лампочек кое-где осветивших коридор, когда Дуг машинально повернул выключатель на стене - подземная крепость жила и после краха своих строителей.

Вход в подземелье оставался открытым уже давно. Толстый слой пыли покрывал не только вещи, сваленные в коридоре, но и пол на протяжении всего видимого пространства. Из тоннеля отчетливо тянуло прохладой, чрево горы явно хорошо вентилировалось. И хотя о прямой опасности ничего не говорило, опыт общения с подземельями крепости на плоскогорье заставил Дуга воздержаться от искушения начать исследования без предварительной подготовки.

Дуг продолжил осмотр всех строений в поселке. Впрочем, ничего неожиданного, привлекающего внимания, больше обнаружено не было. Кругом лежала печать запустения и медленного естественного разрушения, однако не зашедшего настолько далеко, что бы принять необратимый оборот.

Местом обитания Дуг выбрал хорошо знакомый коттедж, в котором располагался со своими офицерами в сорок четвертом. Решил, что удобнее всего будет в обширной гостиной. Несмотря на пыль и следы мародерства англичан, комната приобрела вполне жилой вид после элементарной приборки. А, как только в обширном камине загорелись дрова, и в котелке забулькали разогревающиеся консервы, в комнате потянуло жилым духом.

Хотя водопровод, как и в сорок четвертом не работал. Вода нашлась в том же резервуаре, что и прежде - дренажная система работала безупречно и вода была прохладной и свежей. Хотя под стеклом теплицы все высохло и о былом великолепии ничего не напоминало, на заброшенном огороде вполне сносно сосуществовали различные овощи. Черешня и абрикосы уже осыпались, но яблок, спелых персиков и сливы было сколько угодно. Любитель вегетарианской кухни мог бы здесь с комфортом прожить не одну неделю.

Стремительно упала ночь. Звезды яркими светляками рассыпались по небосклону. Дуг вытащил прямо под теплое небо ветхий шезлонг. На каменной плите рядом разместил блюдо с фруктами, стакан с виски, из заветной фляги и кисет с табаком. После войны курил он не часто, но разлитый вокруг покой и предстоящие размышления напомнили о старом кисете.

Как заснул, Дуг не помнил. Проснулся он от утренней свежести и скандальной переклички соек в ближайших зарослях лавра. Рассветало. День надвигался утренней зарей и раскрытым жерлом подземелья.

Завтрак и приготовления много времени не заняли. Кроме запаса провизии и минимального альпинистского снаряжения Дуг взял с собой сильный фонарь, аптечку с дополнительным запасом атропина в шприцах-ампулах и армейский противогаз.

Тоннель ждал. Пыльные светильники, в стиле «третий рейх», хоть и горели далеко не все, давали достаточно света. Тоннель был не длинным и под прямым углом упирался в такой же просторный коридор. Направо, коридор вел к лифтовому холлу, куда выходили двери четырех роскошных лифтов. Налево оканчивался лестничной шахтой, ведущей в бездонную глубину. Освещение на лестнице было хуже, чем в коридоре. Не выключенные греком лампы в своем большинстве перегорели, но, тем не менее, продвигаться вниз пока можно было и без фонаря. Топот тяжелых ботинок по стальным ступеням лестницы гулко отдавался в колодце шахты. Первые помещения, расположившиеся метров на тридцать ниже уровня кратера бесконечным чередованием, лабиринтов коридоров и последовательностью ярусов хранили оборудование радиолокационной станции и мощного узла связи. Впрочем, о РЛС Дуг помнил. Ее антенна была уничтожена кинжальным ударом английских штурмовиков еще осенью сорок четвертого перед самым началом операции. Метров на десять ниже находились помещения прекрасно оснащенных научных лабораторий, а еще ниже площадки с дверями в разные помещения шли примерно с равными интервалами в десяток метров. Как правило, одна дверь на этаже вела на лестницу, противоположная к лифтам.

Кроме лабораторий и мастерских в комплекс входила прекрасная столовая – скорее даже ресторан и административные помещения в интерьерах, которых чувствовалась рука крупного архитектора. Но наибольшее впечатление оставил кабинет на двадцатом уровне. Вместе с приемной и комнатами секретарей он занимал целый этаж. Мрачный, практически пустой зал производил сильное впечатление. Облицованный белым, светло-серым и черным полированным камнем, он был выполнен все в том же пресловутом стиле «Тысячелетнего Рейха». В конце зала, за массивным каменным столом на фоне черного мраморного пилона с традиционным германским орлом, высился огромный бронзовый бюст Гитлера. Освещение везде работало и лампы, похоже, перегорели только там, где их оставил зажженными предшественник Дуга.

Последний уровень привел в просторный коридор, двери из которого, судя по немецким надписям на них, вели в различные технические помещения комплекса. Там были и диспетчерские контролирующие, как стало ясно позже, весь комплекс сооружений на острове. Кроме того из этого коридора начинались проходы пронизавшие всю толщу горы в различных направлениях.

На этом уровне, на глубине примерно футов пятьсот от поверхности кратера, лестница окончилась. Но дилеммы:

- Куда идти дальше? - перед Дугом не стояло. Погибший моряк, пройдя своим путем, по дороге зажег свет во всех помещениях, где побывал, и теперь путь его был отмечен траурным мраком коридоров.

Обследование подземелий заняло уже более восьми часов, и надо было решить - продолжать разведку или вернуться на поверхность. Естественное любопытство звало дальше, но опыт останавливал. В конце концов, Дуг решил, что для ночевки лучше подняться наверх. К тому же это давало ему возможность создать здесь промежуточный склад для дальнейшего продвижения вглубь горы. Из снаряжения взял с собой только фонарь, противогаз и аптечку, остальное сложил в ближайшей комнате.

Подъем наверх занял два часа. Дуг не торопился, к тому же внимательнее ознакомился с системой освещения в коридорах. Она оказалась сложнее, чем он решил сначала, и состояла из трех самостоятельных систем - обычной, дежурной и аварийной. Дежурная автоматически выключалась при включении обычной или аварийной. Моряк, идя по коридорам, включил в основном аварийное освещение, выключатели которого были хорошо видны и были спрятаны под, разбитое теперь, стекло специальных шкафчиков. Естественно за прошедшие годы лампы перегорели, но стоило Дугу отключить аварийный свет, как заработала дежурная автоматика, лампы загорались только на то время и на том участке, где он находился в настоящий момент. Стоило пройти десяток футов, как сзади лампы гасли и зажигались впереди. Это было большой удачей, как впрочем, уже и то, что в подземелье вообще работало электрическое освещение.

Выход из подземелья также исправно осветился, что дало Дугу возможность осмотреть блок управления дверью. Кроме электрического привода, дверь изнутри могла быть закрыта и вручную, при помощи специального механизма. По всей видимости, моряк открыл дверь вручную. Работающее электрическое освещение, говорило о том, что электропривод дверей должен был работать тоже. Но работа двери его пока не интересовала, важнее было разобраться с тем, что находилось внизу.

На поверхности Дуг позволил себе задержаться только на одну ночь. Чрево горы ждало, и он не мог позволить себе роскошь тратить драгоценные часы на праздность. Уже ранним утром следующего дня на отметку семьсот футов было перенесено все необходимое для дальнейшего обследования подземелий. На поверхности Дуг оставил только немного продуктов и альпинистское снаряжение необходимое для возвращения в гавань.

Дуг пробыл в пещерах источивших гору во всех направлениях ровно семь с половиной дней, но недели хватило только для того, чтобы бегло ознакомиться с тем, что таила гора.

Не составило большого труда найти дорогу пройденную греком. Матросу повезло. Он не только сумел удачно миновать мины ловушки и распылители ОВ в казематах крепости, он по какой-то роковой случайности, несмотря на все защитные меры принятые немцами, без всякого вреда для себя, смог подорвать две стальные двери, последовательно перекрывавшие вход в пещеры. Погубила его солдатская столовая, куда он заглянул по дороге, и где открыто на столах стояли батареи бутылок с французским коньяком. Немцы, уходя, оставили очередную ловушку для незадачливых гостей. Дуг без особого труда обнаружил, что примерно на трети всех бутылок пробки были повреждены - проткнуты шприцем. Одна из таких бутылок и стала роковой для мародера.

Казавшаяся бесконечной череда казарм, прекрасно оснащенных классов, столовых, складов снаряжения и оружия принадлежащего различным армиям, воевавшим в прошедшей войне, говорила о существовании крупного учебного центра. Однако это было только преддверьем тайны острова. Сама тайна во всех отношениях была глубже, чем крепостные казематы плоскогорья и лабиринты горы. И крепостные форты, и аэродром, и даже радиолокатор на горе не были основной ценностью базы. Они лишь охраняли подлинную тайну, скрытую в огромной пещере под горой.

Необъятность и мрак пещеры ошеломили, когда, миновав очередной глухой марш лестницы, Дуг неожиданно оказался на лестничной площадке, висящей над бездной. Луч сильного фонаря ни дна, ни стен ее достичь не мог. Он замер в оцепенении. Лестничные марши уходили в казавшуюся бездонной глубину. Невозможность оценить размеры пещеры, неожиданное величие найденного, обострило ощущение опасности, каким-то мистическим ознобом пробежало по коже.

Только спустившись футов на двести, стало ясно, что внизу плещется вода. В конце концов лестница привела на пирс подземной гавани. Знакомая кнопка аварийного освещения оказалась там, где ей и полагалось быть. Когда гавань осветилась редкими огнями, Дуг смог оценить размеры пещеры.

Огромный естественный купол терялся в темноте на высоте не менее четырехсот футов, а общий диаметр пещеры был ярдов пятьсот. За естественными циклопическими колонами в глубину горы уходили другие пещеры, меньшие по сравнению с основной, но огромные каждая в отдельности. Слабый свет аварийных фонарей не позволял судить об истинной красоте этого чуда природы, но нерукотворное великолепие зала было несомненным. Его были неспособны исказить ни пирсы, прорезавшие спокойную гладь лагуны, ни грубый бетонный портал стальной двери, перекрывавший выход в подводный тоннель из гавани в море, ни уродство грузовых и транспортных механизмов застывших на пирсах и на берегу.

У одного из пирсов была пришвартована, знакомая еще по учебным таблицам времен войны, немецкая подводная лодка седьмой серии. У другого, застыло какое-то странное судно неизвестно как попавшее через подводный тоннель в подземную гавань. Нелепое в сочетании мощи вооружения и облика тихоходного портового трудяги заправщика оно явно хранило какой-то секрет. Еще одна подводная лодка абсолютно неизвестного ему типа, стояла в сухом доке, в дальнем углу гавани.

Впрочем, главный секрет гавани был пришвартован к пирсу в самой глубине пещеры. Подводных кораблей такого размера Дуглас еще не видел никогда. Огромная сигара, ярдов ста в длину и не менее десяти в диаметре, в отличие от привычных подводных лодок не менее чем на две трети своей величины возвышалась над водой и больше всего походила на чудовищную торпеду. Сходство субмарины с торпедой усиливали крестообразно размещенные рули на корме судна. Даже солидная рубка, сильно сдвинутая к корме и обширная палуба перед ней, не могли изменить первого впечатления. Подводное чудовище Дуга озадачило, но тратить время на знакомство с ним было непозволительной роскошью. Подводная гавань хранила ни мало и других секретов.

В штольнях-эллингах, выходящих прямо к причалу, хранился десяток управляемых человеком торпед и четыре двухместные мини подлодки итальянского производства.

В конце дальней пещеры, в стальных резервуарах хранилось несколько десятков тысяч тонн различного горючего.

Арсеналы, размещенные в череде штолен, поражали не только своими размерами, но и скрупулезным подбором оружия, боевого запаса, снаряжения практически всех стран участников прошедшей войны. С истинно немецкой педантичностью здесь хранились в соответствующем порядке; авиационные бомбы и мясные консервы, торпеды и обмундирование, артиллерийские снаряды и медикаменты, стрелковое оружие и средства связи.

Штольни, занятые под склады материалов, оборудования, продовольствия казались такими же бесконечными, как и списки всего, что в них находилось. Мощная ремонтная база подземной гавани позволяла произвести любой ремонт судов и оружия.

За дни, проведенные в пещере у Дуга возникло больше вопросов, чем ответов на них он смог найти.

Бесперебойное снабжение острова электроэнергией обеспечивала оригинальная гидроэлектростанция. Немцы воспользовались еще одной загадкой горы - естественным провалом, куда устремлялась морская вода. Плотина отвела воду на лопасти турбин, приводивших в движение электрогенераторы.

Кроме гидроэлектростанции, исправно работавшей в автоматическом режиме все эти годы, в разных местах подземелья Дуг обнаружил несколько мощных дизельных электрогенераторов, рассчитанных на работу в аварийных условиях.

Перемещение большого количества грузов, сосредоточенных в пещерах, обеспечивалось пятью грузовыми лифтами в районе арсенала и складов. Металлоконструкции шахт лифтов производили впечатление своими размерами, но из-за того что терялись в сумеречной высоте свода пещеры, казались хрупкими и изящными. Грузовая платформа свободно принимала на себя любой грузовик или железнодорожный вагон, то есть подъемник свободно обеспечивал транспортировку практически любых грузов.

Огромный труд и средства, вложенные немцами в остров, позволяли его гарнизону выполнять свои задачи в условиях полной изоляции от всего мира в течение многих месяцев, а может быть и лет. Комплекс создавался и должен был быть основной базой немецких разведчиков и подводных диверсантов в средиземноморье.

Возвращение Дуга на поверхность было уже вполне комфортабельным. Он рискнул воспользоваться пассажирским лифтом, который исправно заработал, как только был включен рубильник на пульте управления. Лифт поднял Дуга до уровня казарм и учебных классов. Второй лифт доставил в район диспетчерских, а последний остановился на площадке коридора ведущего в офицерский клуб.

Покидая подземелье Дуг, заминировал тоннель перед проломами сделанными греком во входных дверях. Заряд был настолько велик, что своды тоннеля должны были обязательно рухнуть еще до того, как кто-либо добрался бы до дверей в цитадель. Поднимаясь наверх, он методически запирал переходные двери, отключал включенные им ранее системы, проверял дежурное освещение. Склады позволили сделать в коттедже, где он располагался значительный запас консервированного продовольствия. Срок пребывания Дуга на острове истекал. Главным теперь стало решить последний вопрос. С какой целью это все было создано?

И вот снова Дуг стоял перед воротами из преисподней, он почти физически ощущал груз тайны, к которой прикоснулся. Сохранить тайну острова нужно было любой ценой, владельцем ее должен был быть только он один. Но пока остров ему не принадлежал, необходимо было принять меры к тому, чтобы, ни один случайный гость в подземелье не проник. В первую очередь необходимо было закрыть вход в подземелье. Ушло более трех часов, пока Дуг разбирался с управлением и кодами запиравшими скалу. Помогло знание электроники и опыт работы секретного агента. Еще одна проблема была решена, вход в подземелье можно было надежно закрыть. Он поймал себя на мысли, что оказался в положении Али-Бабы в пещере сорока разбойников. По крайней мере, секрет «Сезама» теперь ему был известен.

Вечером, после ужина, Дуг испытал особое удовольствие, от возможности растянулся на знакомом шезлонге, под темнеющим ласковым небом, где стремительно разгорались звездные россыпи. Неделя, проведенная среди камня и стали подземелья, сделала удовольствие от запахов растений и тепла разогретого солнцем камня неизъяснимо приятным. Цель путешествия была достигнута – ключи от тайны острова были в его руках.

Следующий день ушел на маскировку деятельности Дуга. Вход в тоннель был тщательно завален рухлядью. Везде, где был стерт, восстановлен слой пыли. На горной дороге он не только снял веревки и вырвал большинство клиньев на провалах, но и установил перед ними мины. Внизу было потрачено немало времени на уборку могил погибших в сорок четвертом англичан. Короче был сделан тот минимум, который бы скрыл истинные цели пребывания Дуга.

В назначенный день, где-то после полудня каик замаячил на рейде острова. Когда шлюпка подошла к оконечности волнолома, Дуг уже ожидал ее там. В тот день он даже и не думал о том, что головорезы Гермеса понадобятся ему через два года, когда он решит всерьез напугать зарвавшегося греческого магната и его подручных.

Через три дня самолет перенес его из палящего зноя Греции в прохладу кончающегося лондонского лета.

С этого времени остров стал для Дуга главной заботой. В следующем году он еще не раз бывал на острове. Теперь уже на собственном судне, купленном по случаю благодаря старым связям. Белоснежная прогулочная яхта еще пару лет назад был облупленной, рыжей от ржавчины посудиной мало похожей на грозный торпедоносец германского флота, спущенный со стапелей в самом конце войны и так и не увидевшей ни одного боя.

Разоруженный, он приглянулся одному из тех интендантских стервятников, что тучами роились вокруг груд трофейного имущества оставшегося после войны. Делец, втихую, за бесценок скупал горы немецкого оружия, надеясь позднее продать его с немалой выгодой для себя, туда, где бы разгорелся очередной кровавый конфликт.

Торпедный катер казался лакомым кусочком, и он оформил его как свою собственность. Хитрец предусмотрительно оставил катер на ответственное хранение в одном из затонов маленького, забытого не только богом, но кажется и оккупационными властями, городка на берегу Северного моря, где дожидались своей участи и другие немецкие суда. Однако воспользоваться своим приобретением не сумел.

Зарвавшись, он попытался слишком много откусить от военного пирога и быстро получил под зад от старших по чину. Попал под суд. Потерял практически все свои приобретения, и последующие годы думать об упущенных возможностях ему пришлось за решеткой. Однако операция с катером была тем не многим, что ускользнуло от глаз военной Фемиды и сразу после выхода из тюрьмы он постарался побыстрее отделаться от опасного имущества. Сделка оказалась выгодной для обеих сторон. Дуг приобрел за дешево морское судно, а проныра был до смерти рад, что не только отделался от опасной улики, но и остался с приличной компенсацией.

Внешний вид судна был обманчив. Хорошо законсервированное много лет назад, судно потеряло только местами облетевшую краску. Все навигационное оборудование было в полном порядке и оставалось еще вполне современным, а внутренние помещения даже не потребовали серьезного ремонта.

Впрочем, ремонт в это время тоже не был проблемой. Работы для мастеров-корабелов было мало и довольно быстро нашелся эллинг на севере Шотландии, где за вполне разумную цену, из ржавой замарашки за зимний сезон сделали вполне респектабельную прогулочную посудину. Дуг получил судно способное при необходимости продемонстрировать поразительные мореходные и скоростные качества.

Боевой корабль скрыл свою броню за белизной краски. Обзавелся новой верхней палубой, опиравшейся на бывшую броневую рубку и прикрывшей старую боевую палубу, где дуб новых надстроек обшил два скромных, но обширных и уютных салона.

От старой палубы осталась лишь небольшая площадка у самой кормы. Ходовой мостик расширился почти до ширины верхней палубы и прикрылся стеклом новой рубки. Дугласу были не нужны особые изыски современной корабельной архитектуры, и суденышко с его обилием лакированного дуба казалось построенным еще в начале века.

Не нашлось никого, кто бы узнал в белоснежной игрушке прежнего морского охотника, хотя кроме скорости он сохранил еще и свое главное оружие - торпедные аппараты скрытые внутри корпуса судна. Яхту, не без намека, нарекли «Фениксом» и спустили в родную стихию.

Портом приписки по совету Мориса, старого приятеля еще со времен боевого братства с «маки» на юге Франции, сделали Марсель. Капитана Гюнтера Гросса, немецкого морского волка еще времен прошедшей войны Дуглас пригласил сам, а небольшую команду Гюнтер набрал из безработных ветеранов Кригсмарине.

Все прошедшее лето Дуглас вместе с Диком провел в восточном средиземноморье. Тайн на острове было еще с избытком, и работа на нем для Дугласа стала скорее отдыхом. По-настоящему изматывало блуждание по канцелярским лабиринтам. Хотя во многом помогали старые знакомые и приемный сын Дик. Он активно помогал ему в его делах все последнее время, однако Дугу все равно приходилось постоянно мотаться между архипелагом и Афинами, оформляя документы на владение островом, обивая пороги чиновных кабинетов, подкупая, уговаривая и обольщая. В общем, проталкивая свое дело через трясину греческой бюрократии.

К осени оставалось только ждать исхода сделки. Льстивые греки заверили, что все будет в порядке. Для контроля за происходившим Дуг оставил в Афинах Дика, но долго ожидаемое известие, пришедшее от Дика огорчило. Греки опять обманули, впрочем, не в главном, но довольно болезненном при сложившихся обстоятельствах вопросе.

Капля дождя соскользнула с мокрого берета и попала за воротник. Прервала цепь воспоминаний. Дуг плотнее запахнул плащ и впервые поймал себя на том, что стал раздражаться из-за такой ерунды. Бесконечные дожди не могли заставить его пользоваться зонтом. Он предпочитал привычный шерстяной берет и добротный дождевик. К тому же со времен школы Накано появилась необходимость держать руки свободными.

Мысль о потери самоконтроля заставила остановиться. Оглядевшись, Дуг с некоторым удивление обнаружил, что находится на аллее Риджентс - парка. Вечерело, дождь и туман усиливались. В пустой аллее внимание привлекала только фигура одинокого мужчины неподвижно мокнущего под дождем на парковой скамейке.

Очевидная безысходность в облике человека заставила Дуга усмехнуться.

- А ведь этому бедолаге куда хуже, чем мне.

Это простое соображение вдруг вернуло утраченное равновесие и приободрило. Дуг уже проходил мимо скамьи, когда сидевший человек поднял, остекленевшие, ничего не видящие глаза.

Тренированная память заставила остановиться. Это был Рональд Ламоль. Сын бригадного генерала Ламоля, по своей дурацкой прихоти напяливший на себя в самом конце войны форму рядового и очень этим гордившийся в свое время. Дуг встретился с ним лет семь назад, когда уже работал на Ми-6 и подбирал пополнение для спецшколы. Кандидатура Ламоля даже не рассматривалась, но генеральский сынок-интеллектуал, в порыве идиотского патриотизма, запомнился.

Ламоль выглядел измученным и постаревшим. Несмотря на то, что он был лет на десять моложе Дуга, ему свободно можно было дать под сорок. Небрежная, дешевая одежда, потухшие глаза, весь облик говорили о том, что парень катится вниз. Занятый своими бедами, Рон ни на что не обращал внимания и только рука Дуга, опустившаяся на его плечо, заставила повернуться к случайному прохожему. В глазах мелькнул и погас отблеск какой-то безумной надежды.

- Парень, ты меня, по-видимому, не помнишь? Но мы встречались, в сорок шестом. Мы тогда тянули с тобой одну лямку, хотя и в разных чинах.

Не узнал? Я тогда был офицером по особым поручениям. Коммандер Макдедли, Дуглас Макдедли. Я был прикомандирован к штабу вашей бригады.

Рон явно его не помнил, но это уже не имело для Дуга никакого значения. Судьба свела его с человеком, который нуждался в помощи и главное он чувствовал, что вот, вот придет то чувство собранности, и целеустремленности, которое так помогало ему раньше.

- Давай-ка парень пойдем отсюда, куда-нибудь, где посуше и где подадут нам, чего-нибудь согревающего, - и в ответ на вялое замечание Рона о том, что он кого-то ждет, Дуг добавил. - В это время дождешься только полицейского, что бы он тебя отправил в участок.

Дуг почти насильно поднял его со скамьи и, придерживая за плечи, повел к выходу из парка. Первоначальную мысль зайти в ближайший паб он отбросил, решив, что Рону, по-видимому, и идти то некуда. Вернее было увезти его к себе. Еда и спиртное были в достатке, места хватало, а экономка появится завтра, не раньше девяти часов.

Когда они вышли из такси, на аббатстве пробило восемь вечера. Рон шел, не сопротивляясь и не задавая вопросов. За время поездки Дугу удалось вытянуть из него только то, что днем он встретился с женщиной, которую любил. Женщина эта была его последней надеждой. Он был очень виноват перед ней. И когда Рон поверил в то, что она простила его и будет с ним вместе, женщину то ли украли, то ли она сама от него сбежала.

Было 31 октября, наступала ночь перед днем всех святых. Хэллоуин, веселая забава американского детства.

Бесовщина безраздельно властвовала над миром до утра.

Вечер подходил к концу. Камин догорал, стаканы с грогом были уже почти пусты. Рон, измученный кошмарами прошедшего дня, заснул прямо в кресле. Дуг не стал его беспокоить до утра и только прикрыл толстым ирландским пледом.

Со времен войны Дуг был фаталистом, но каждый раз не уставал удивляться прихотливым извивам своей судьбы. Она опять сделала неожиданный поворот и свела его с человеком, как и он, пожизненно влюбленным в Грецию. В ее небо и море. В камень скал и веселых смуглых людей. С человеком, растоптанным злой прихотью властителей этого мира. С человеком, потерявшим все, а главное веру в себя. С человеком нуждающемся в поддержке, твердом плече сильного друга.

Но даже, ни это было главным для отставного офицера секретной службы Ее Величества. Важнее было то, что так ненавидимая им первая сотня тысяч избранных властителей этой империи, вдруг приобрела конкретные имена. Приобрела реальную вину перед человеком, которого Дуг знал, которому хотел помочь и, который, независимо от своего желания, становился его соратником.

Глядя на спящего Рона, Дуг с каким-то злорадством подумал о том, что хотя его денег и не хватает на вожделенную скалу в Средиземном море, но их достаточно, чтобы найти австралийку и насолить зарвавшимся снобам.

Почти до утра он обдумывал все, что узнал, в своем кабинете. Даже из того, что удалось выжать из Рона стали ясны основные направления поиска: квартира девицы на Рассел-сквер и госпожа Элизабет де Гре, Фишфорд–хаус, Пагнелл, Бакингемшир.

По крайней мере, у агента по недвижимости Речел должна будет появиться, что бы оформить квартиру. А Элизабет де Гре была ценным источником информации обо всем, что касалось дел «экспериментаторов».

За появлением Речел на квартире или у агента по недвижимости и ее дальнейшем передвижении проследят, за вполне приемлемую плату, профессионалы. Но основным источником информации, на ближайшее время должна была стать мать близняшек.

В доме де Гре пока можно было начать с телефона. Оборудование для прослушивания было изготовлено им еще тогда, когда Дуг заинтересовался изобретением соотечественников и все свободное время отдавал радиоэлектронике. Транзистор был несравненно миниатюрнее своего вакуумного аналога, а главное требовал источники питания значительно меньшего напряжения и мощности. Устройство было мало и устанавливалось в любом месте линии связи. Прибор включался при появлении сигнала в телефонной цепи и передатчик транслировал весь разговор, что давало возможность записывать все на магнитную ленту.

Взять под контроль телефон необходимо было срочно, но при первой же возможности в доме у Элизабет де Гре необходимо будет поработать основательнее. Впрочем, не только в доме. Несколько знакомых по старым временам сыскных агентств получили соответствующий аванс и занялись изучением деятельности семейства де Гре и их греческого друга.

Рона необходимо было убрать из под контроля «наблюдателей». Фактически это уже произошло. Дуг был уверен, что во время их пути к дому за ними никто не следил и Рон уже выпал из сферы их внимания. Осталось только сохранить в секрете место его пребывания. Следовательно, придется запереть Рона в четырех стенах на достаточно продолжительное время. В любом случаи любые передвижения Ламоля без Дуга исключались.

Единственным человеком по-настоящему преданным Рону, можно было считать только, ту девчонку, случайную знакомую - Джойс. Найти ее, пожалуй, еще было возможно. Рон расстался с ней дней десять назад. Она жила в Нотинген-хилле и даже если успела пойти по рукам, то еще не могла втянуться. Возможность оказаться недалеко от Рона должна была ее остановить.

Для начала Дуг решил поселить ее в качестве родственницы в своем доме. Шотландское происхождение Джойс делало это вполне правдоподобным. К тому же ее внешность не должна была создавать лишних кривотолков, а миссис Холмс придется смириться с незваной помощницей.

Но работа не могла ограничиться только Англией. Дуг с удовлетворением подумал о том, что его личная сеть агентов и осведомителей созданная за годы войны и в период работы в МИ-6 теперь пригодится. Пестрая компания от откровенных нацистов и их пособников, до бывших участников сопротивления, включая фанатиков коммунистов, теперь могла сослужить свою службу. Каждый из этих людей был ему чем-то обязан и всегда получал приличный гонорар за свои труды. Но главное они знали, что Макдедли имел возможность вытащить на свет божий такие документы, что для большинства из них «небо бы показалось с овчинку». Кроме того, он не опасался прейти в противоречие с интересами спецслужб. Эти люди Дугласа, ни в каких списках английской разведки не числились и с момента вербовки контактировали только с ним. Агентура была обязана собрать самые подробные сведения о жизни и деятельности греческого магната и его приближенных. К слову, их должны были интересовать и все, кто хоть в какой-то мере мог быть задействован в его экспериментах.

К утру на письменном столе лежала пачка писем с адресами в Париже и Афинах, в Неаполе и Хайфе, в Марселе и Дамаске, в Бейруте и Ницце, в Пальма де Мальорка и Александрии. Завершало этот обширный список географических названий почтительное письмо в Осаку, где преданный ученик просил Гуру сообщить, имеет ли тот возможность посетить Европу, и сколько учеников могут прибыть с ним.

На следующий день Дуг был на ногах уже в половине восьмого. Предстояло отправить приказы по агентурной сети, но главное, необходимо было проверить оборудование для записи телефонных разговоров из дома де Гре. Рон спал тяжелым, тревожным сном и когда Дуг бесцеремонно его растолкал, первое время не мог понять, где находится. Объяснения Дуга настроения ему не улучшили. И только, когда тот со спокойной деловитостью сообщил, что с этого времени расследованием всего, что связано с «экспериментаторами» займется профессионал, что Речел будет найдена и возвращена, в глазах Рона засветилась надежда, и он безропотно принял сообщение о том, что в ближайшее время ему придется «посторожить обиталище Дуга». За завтраком Дуг в общих чертах посветил его в свои планы и получил согласие Рона на привлечение Джойс к их делам. Преданная девчонка могла стать хорошей помощницей.

В понедельник Дуг, покинувший дом сразу после того как познакомил экономку с Роном, вернулся только поздно вечером. День был напряженным, все, что намечалось, было выполнено. Пара опытных частных сыщиков занялась поисками Джойс. Гораздо большее число агентов собирало сведения об остальных. Замаскированный магнитофон, установленный Дугом в скромной комнате, снятой на месяц в Пагнелл исправно оживал, как только поднималась телефонная трубка в Фишфорд-хаус. Оборудование работало автоматически и больших проблем со сбором информации не предвиделось. Посещать Пагнелл можно было не чаще одного раза в два три дня.

Через два дня нашли Джойс. Дуглас был прав в своих предположениях. Одинокая, обиженная на весь мир девчонка попала в руки профессиональных сутенеров и оказалась пленницей вульгарного притона недалеко от доков вниз по Темзе. Многие проблемы решило то, что ей уже наигрались те, кто притащил ее сюда, а новых подонков по счастью еще не нашлось. Она была не нужна никому. Не броская внешность, круглое, помеченное веснушками лицо, тусклые светлые волосы, нелепое одеяние, превращавшее ее, как оказалось позднее удивительно ладную фигурку, разве что в груду тряпья, пока оградили ее от новых поползновений.

Дугу не понадобились, какие-либо усилия, чтобы увидеть, что за напускной развязностью и грубостью сквозил панический страх ребенка, который окончательно лишился иллюзий в отношении мужчин и не ждал ничего хорошего от сухопарого человека, увозившего ее в неизвестность на своей машине. Только переступив порог дома и увидев Рона, Джойс поняла, что худшее для нее позади. Не скрываемая радость засветилась у нее в газах и тут же сменилась безудержными детскими слезами. Разбитое лицо, со следами ранее никогда не употреблявшейся косметики, явно свидетельствовало, что последние дни прибавили ей опыта общения с сильной половиной человечества.

Давясь рыданиями и размазывая слезы по лицу, Джойс рассказывала, жаловалась, пыталась объяснить все, что с ней произошло в последнюю неделю. Теплый комочек шевельнулся в груди Дуга, когда выплакавшаяся девчонка, наконец, замолкла. Ни единым словом она не упрекнула Рона, хоть помрачневшая физиономия последнего свидетельствовала о том, что вину за многое из услышанного он с полным основанием принял на свой счет. Юная женщина проявила характер, способность к глубоким чувствам и благородство, а это все говорило о том, что к ним прибавился союзник, преданный и неподкупный.

Дуг с улыбкой подумал, что в еще недавно пустом и потому казавшемся огромным доме появился еще один жилец и ему явно придется брать на себя роль доктора Хиггинса.

Успокоившаяся Джойс выжидающе переводила взгляд с одного мужчины на другого. Потому, что Рон глаза отводил и предпочитал отмалчиваться, ей очень скоро стало ясно, что последнее слово здесь принадлежит сухопарому мужчине с явно военной выправкой и Дуг не стал испытывать ее терпение.

- Мисс. Прошу прощение за некоторую бесцеремонность, с какой мне пришлось доставить вас сюда. Обстоятельства не позволяли мне, что-либо объяснять вам в том месте и при тех людях, которые присутствовали при нашей встрече, - не обращая внимания на слабую попытку Джойс, что-то объяснить, он продолжил. - Я прошу прощения, что не представился вам сразу. Меня зовут Дуглас Макдедли. Я друг господина Ламоля и занимаюсь решением проблем, которые у него возникли.

Вы, конечно, понимаете, что знакомству с вами я обязан господину Ламолю. Но наша встреча дала мне возможность оценить некоторые ваши достоинства и у меня есть к вам деловое предложение. Я предлагаю вам работу.

Очередную попытку Джойс вставить слово в его монолог Дуг остановил властным движением руки.

- Нам с господином Ламолем в ближайшее время предстоит проделать сложную работу, для которой понадобится преданный, добросовестный помощник. Кроме того я имею искреннее желание помочь вам решить некоторые проблемы.

Девушка уже не пыталась, что либо сказать и только со все возрастающим вниманием слушала.

- Я уверен, что причин отвергнуть мое предложение у вас нет, поэтому считайте себя принятой на службу, и дальнейшее будет для вас приказом.

Во-первых. С этого времени жить вы будете в этом доме. Вторая комната слева на втором этаже в полном вашем распоряжении. Для начала, пока не получите конкретных распоряжений, вашими обязанностями будет помогать по хозяйству миссис Холмс.

Во-вторых. Все, что вы услышите или узнаете в этом ли доме, или выполняя мои распоряжения, является тайной и не подлежит разглашению. Любая информация переданная кому-либо, без моего ведома - предательство, со всеми вытекающими из этого последствиями.

В-третьих. Последние дни проведенные вами среди разного сброда могли сказаться на вашем здоровье. Завтра вас обследуют специалисты и в случае необходимости окажут квалифицированную помощь. Принять любое рекомендованное лечение ваша обязанность и обсуждению не подлежит.

И последнее. Ваш облик. Я думаю, что вы достойны лучшего. В вашей спальне есть туалетная комната. Примите ванну. Мужская пижама для вас явно велика, но это лучше чем те тряпки, которые вы носите. Обед в семь часов - не опаздывайте. Завтра я намерен заняться вашим обликом. Над вами поработают специалисты и ваше дело безусловно выполнять все, что они вам скажут.

На следующий день Джойс появилась в доме гораздо позднее, чем Дуг ожидал. Утро он провел в беседах со знакомыми эскулапами, которые возились с девчонкой и, в общем, его успокоили. Потом он освободил ее от своей опеки, оставив ее в одном из известных косметических салонов, на полное усмотрение местных чародеев, с приличным задатком. Правда, он не ожидал величины окончательного счета, но даже тени сожаления не мелькнуло у него, когда, услышав долгожданный звонок, он открыл входные двери своего дома. Да и Ламоль, безнадежно запутанный в дела трех несомненных красавиц, изумленно хлопал глазами, глядя на возникшую из небытия молоденькую леди.

Мастера знали свое дело. Оказавшиеся роскошными волосы, легли в простую, но изящную прическу. Ухоженное лицо дышало очарованием юности, а умело положенная косметика скрыла недостатки. Расчетливо подобранное платье подчеркнуло, еще юношеское изящество девичьей фигурки. Бесконечные коробки, внесенные посыльным, были гарантией того, что теперь недостатка в туалетах не будет.

Впрочем, о другого рода туалетах позаботился и сам Дуг. Это были подобранные по размеру женские комплекты формы сержанта всех трех родов королевских вооруженных сил, полиции и стюардессы "Бритиш Эрлайнсз". Форменная одежда и рабочие комбинезоны служащих муниципальных и частных компаний занимавшихся обслуживанием городского хозяйства и, в первую очередь, частного жилья. Не было секретом, что аналогичные костюмы он приготовил так же для себя и даже для Рона. К задуманному Дуг готовился с привычной обстоятельностью. Но пока шел сбор информации, от конкретного планирования он воздерживался.

Ни Речел, ни распутные сестрицы в доме своей мамаши не появлялись. Из записей телефонных разговоров стало ясно, что после очередного пинка Ламолю, компания развлекается где-то на Багамах. Де Гре и Георг были встревожены отсутствием Рона, но полностью исключали его способность наложить на себя руки и довольно вяло занимались поисками объекта своих экспериментов. Квартирная хозяйка Ламоля, втянутая в их дела еще до того, как организовала ему встречу с Речел в преддверии Дня Всех Святых, систематически снабжала их информацией. Полиция обнаружила брошенный автомобиль и не без вмешательства Георга, тоже объявила розыск.

Розыск, который вели люди Дугласа, в свою очередь начал давать результаты. Правда, в тот период основой всего была информация, которую ранее собрал Ламоль. Дальнейшее подтвердило, что Рон провел основательную работу, и все вместе позволило начать систематизацию и

изучение информации. Стопка стандартных деловых папок, помеченных только именами интересовавших его людей, хранила пока не много материала. В большинстве своем по несколько листков печатного текста да первые фотографии, но эти листочки уже давали ему возможность познакомиться с забавниками и их подручными, развлекавшимися каждое лето на далеком греческом острове. Папки он завел на всех участников событий связанных с приключениями Ламоля, но для начала его пристального внимания удостоились только двое. Бет де Гре и Теодоракис.

Учитывая все, что он узнал от Рональда, оба персонажа были ключевыми фигурами и действительно интересны для Дуга во всех отношениях. Обобщением и анализом поступающих материалов по старой привычке занимался методично и скрупулезно. В конце концов, начала складываться действительно занятная картина.

Главной фигурой в минувших событиях без сомнения был грек, однако начать изучать первым дело Бет де Гре заставили фотографии очаровательной женщины вложенные в него. Высококачественный «Кодак» живо передал облик матери девиц, которые жестоко проучили незадачливого ловеласа Ламоля.

Потомственная аристократка была поразительно красива для своих лет. Больше тридцати пяти - сорока дать ей было невозможно, хотя внимательно приглядевшись, понимал, что ей больше. Можно было заметить мелкие, чуть наметившиеся, морщинки в уголках глаз. Заметно опустившуюся упругую грудь, которая не портила стройную, подтянутую фигуру, и бедра женщины выносившей не одного ребенка. К слову, бедра только подчеркивали по-девичьи тонкую талию. Правильный овал лица, большой рот и глаза огромные, слегка асимметричные, прохладные, миндалевидные «очи лани» – все очаровывало.

Единственное, что настораживало, пойманная фотографом улыбочка. Ликующая, даже невыносимо-самодовольная, если бы не светлая, философская ирония, печать неземного достоинства, знание о законах благодати. Улыбка таила непоколебимую уверенность и что-то безжалостное.

Это была знаменитая улыбка верховного существа, позволившего себе снизойти до простых смертных. Загадочная и высокомерная улыбка «Жрецов», о которой не раз вспоминал Ламоль, и которую все остальные явно переняли у нее. Дуг не сомневался, что эта женщина, при желании могла быть милой подругой или заботливой матерью большого семейства и также мгновенно могла превратиться в Деметру или Цереру, божественно недосягаемую и далекую от всего земного.

Строчки донесения в графе «Характер» только усиливали опасения:

- Умна, обаятельна.

- Невозмутимая, уверенная в себе женщина.

- Смертоносная светскость - в случае необходимости, лжет без колебания.

Но пока он с изумлением смотрел на дату ее рождения. Этой женщине, не при каких условиях нельзя было дать пятидесяти лет, которые должны были ей исполниться в наступающем году. Красавица была достойна того, чтобы ее досье начали изучать первым.

Как не странно сухие строчки дела говорили о многом, а когда к анкетным данным, добытым агентами, Дуг добавил информацию, сообщенную Ламолем, папка стала похожа на план авантюрного романа.

Элизабет де Гре родилась в 1904 году в семье известного лондонского хирурга Сэра Чарльза Моррея. Отец – потомственный дворянин, начавший свою карьеру хирурга еще во время афганских авантюр Великобритании, всю жизнь занимался медициной, презирал светских бездельников и делал все, чтобы как можно меньше иметь с ними дело. Однако слава выдающегося специалиста и долг медика заставлял его общаться с этими людьми. Со всеми своими бедами они в первую очередь обращались к Сэру Чарльзу, и отказать им он не мог - никогда не отказывал больным, но и не стеснялся в выражениях, когда ему приходилось комментировать, то или иное событие светской жизни.

Мать истинное дитя викторианской эпохи - в девичестве Флоренс де Гре любила и уважала мужа, но жизнь аристократических кругов, к которым она относилась, кроме семьи, была единственным, серьезным занятием которому она посвятила всю себя. Тем большим разочарованием стали для нее дочери. Живые, ищущие натуры они были далеки от интересов матери и категорически отказывались следовать традициям уходящего викторианского века. Расстраивало Флоренс и то, что перед ними был живой пример отца, открыто презиравшего «светский сброд».

Старшая из сестер Лил, поняв, что мать никогда не согласится с ее выбором, не дожидаясь своего совершеннолетия, бежала со своим возлюбленным в Чили и там вышла за него замуж. С матерью она не общалась и писала только отцу или Бет.

Некоторой надеждой для матери была Роза – скромная, мечтательная девочка, но инфекционная желтуха забрала ее в четырнадцать лет. Младшая дочь, любимица отца Элизабет, была на десять лет моложе Лил. На этого ребенка мать уже никакого серьезного влияния не имела, и когда в 1922 году умер отец, Бет дом покинула.

Светская девушка была дочерью своего отца и порождением того перелома в общественном сознании, который произошел после окончания первой мировой войны. Она сумела странным образом сочетать в своем характере острый аналитический ум, презрение к дутым авторитетам и острый интерес к английскому высшему обществу. Впрочем, этот интерес ни как не совпадал с интересами ее матери. Светские связи ей были нужны только для того, что бы как можно быстрее вырваться из-под ее опеки. Юная актриса имела немалый талант казаться своей в любом окружении. При этом она никогда не изменяла цели, которой решила добиться.

Бет была музыкальна, имела хорошие вокальные данные и решила стать оперной певицей. Связи помогли ей легко найти лучших учителей. А талант и трудолюбие позволил быстро завоевать известность в музыкальной среде.

Учась в лондонском Королевском музыкальном колледже, она допустила единственную в своей жизни ошибку в отношениях с мужчинами. Бет сошлась и открыто жила с подававшим надежды молодым тенором – сокурсником по колледжу Джоном Холлом. Молодой красавчик был высокого мнения о своих талантах, и как вскоре стало ясно, был не слишком умен. Но в то время его любовь к юной подруге этот недостаток компенсировала.

Бет вышла за него замуж сразу, как только совершеннолетие позволило ей вырваться из-под опеки матери и получить оставленное ей отцом наследство. Учеба была позади и Бет уже получила ангажемент в Ковент-Гарден. Хуже дело обстояло у ее мужа. Заносчивый молодой человек считал полученные предложения для себя унизительными и в течение целого года перебивался случайными заработками.

Карьера Бет напротив, складывалась на редкость удачно. Ей прочили блестящую оперную жизнь. Однако все отравляли отношения в семье. Муж - неудачник откровенно завидовал ей, и скоро от любви ничего не осталось. Бет рассталась с ним менее чем через год после свадьбы. Первый опыт замужества оставил горький осадок и презрение к самовлюбленным глупцам.

Молодая красивая женщина была интересной партией для круга, в котором вращалась ее мать, но, к сожалению, все кандидаты были явно не умнее ее бывшего мужа. Да и иллюзий в отношении театральных знакомых тоже не было. Театр, который она еще недавно воспринимала, как храм показал ей свою изнанку.

Бет поняла, что теряет интерес к сцене. Молодая певица не хотела подчиняться требованиям, часто вздорным и далеким от театра, многочисленного около театрального начальства. Она не желала сносить их грубость, сальности, а после того, как рассталась с мужем, ставшие регулярными откровенные попытки затащить ее в постель. Бет никогда не вела себя монашкой, но своих любовников выбирала сама и, подчиняться кому-либо не собиралась.

К началу 1927 года она приняла окончательное решение оставить сцену. От заработка певицы она не зависела и всю вторую половину года посвятила путешествиям по Европе. В Лондон Бет вернулась только к Рождеству. Масса впечатлений от путешествия по югу Европы заполняла все ее существо.

Испания - выжженные камни плоскогорий и зелень садов обрамляющих розовое кружево дворцов Гранады. Текучие стены чудесного храма Гауди в Барселоне, мрачный Эскориал в Мадриде и скрытая угроза в глазах рабочих кварталов.

Франция – средневековые замки на скалах и в долинах полноводных рек, готические храмы Авиньона. Суета портового Марселя и чинная респектабельность Ниццы, игорные столы Монако и красный цвет рабочих окраин. Блеск и нищета русской эмиграции - этим цветом изгнанной со своей Родины.

Италия – развалины великой империи в Риме, Помпеях, Геркулануме. Шедевры Возрождения в Милане, Флоренции, Венеции и над всем этим черные рубашки фашистов Муссолини.

Только Греция не оставила горького осадка и на следующий год Бет решила посвятить все лето близкому знакомству с ней. Сейчас же ее интересовало все, что она могла почерпнуть из книг. Большим подспорьем стала и коллекция Британского музея, куда ее соотечественники вывезли в свое время не малые ценности из Греции.

В залах музея она и познакомилась со своим будущим мужем, специалистом по античной литературе Уильямом Юзом. Светловолосый здоровяк показался ей истинным воплощением легендарных эллинов, и она, не задумываясь, стала его подругой – подлинной гетерой, как она это понимала тогда. Согласие стать его женой она дала только после того, как убедилась, что будет для своего любовника единственной и неповторимой на всю жизнь.

Летом двадцать восьмого года Уильям получил из Британского совета предложение подписать двухлетний контракт на работу в Греции и стал первым учителем английского в "ШКОЛЕ ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА" на Паросе. В сентябре супружеская пара, не успевшая еще устроиться на новом месте, получила любезное приглашение от основателя школы Георга Теодоракиса поселиться в его городском доме, и довольно скоро грек стал близким другом молодой четы.

С этого времени Бет возвращается в Лондон только на зиму. Ее муж, после окончания работы в греческой школе, вынужден был проводить в Англии больше времени – он преподавал в университете и вел серьезные научные изыскания. Но как только работа ему позволяла, он устремлялся к жене и другу в Грецию.

Эту и основную часть информации о Греции Дуглас получил значительно позднее. Свидетели и участники довоенных событий с поразительным единодушием не любили говорить на эту тему. Истину приходилось собирать по крупицам, а многое просто домысливать. Впрочем, когда картина сложилась, она стоила затраченных трудов.

Фактически Бет и ее муж познакомилась с Георгом Теодоракисом только весной следующего года. Но по большому счету их знакомство состоялось еще тогда, в сентябре двадцать восьмого. За хозяина говорила обстановка дома, в который они попали. Здесь все было пропитано духом Эллады, а точнее тем, что в европейских музеях предпочитают хранить в запасниках. Прекрасная скульптура, вазопись, фрески и мозаики, подбор книг в библиотеке, просто мебель и предметы обстановки все было пропитано духом разнузданного эроса. Молодые супруги верно поняли, что им предлагают и вызов приняли. Не надо было обладать особой фантазией, что бы понять, чем увлеклась влюбленная пара.

Пока Бил был занят в школе, его молодая жена погружалась в изучение эротической стороны культов древней Греции и восточного Средиземноморья. В свободное время они пробуют их воспроизвести. Делают попытки реконструкции обстановки, одежды, ритуалов. Отдают должное заботливому хозяину, собравшему в своем доме почти все, что им было необходимо. Бет добросовестно исполняла роли от великой жрицы до храмовой проститутки, продававшей себя за мелкое подаяние, от менады способной растерзать возлюбленного во славу бога, до вакханки готовой отдаться любому козлоногому спутнику Диониса.

В одном из найденных писем Бет к подруге и помощнице в ее делах, она признавалась, что в те дни испытала такое наслаждение, которое повторить оказалось невозможно ни с мужем, ни с одним из прочих мужчин, которых было немало в ее жизни. Переворачивая эту страницу, Дуглас с усмешкой отметил, что это вполне могло быть одной из движущих пружин, того, чем занимались «жрецы» впоследствии. А в те дни оргии привели к тому, что в апреле она поняла, что беременна, но настояла не прерывать их развлечений, что впрочем, он понял из того же письма.

Когда, примерно в тоже время, на острове появился их радушный хозяин, они встретились с человеком, которого уже неплохо знали и основные взгляды которого разделяли. Бет и Бил становятся одними из основных приверженцев философии Георга.

Грек, несмотря на то, что знал о беременности, откровенно склоняет Бет к близости и та, с молчаливого согласия мужа, на это идет. Этот акт, скрепил тесные узы между этими людьми навсегда. Георг стал для молодой четы близким другом и, несмотря на то, что о страсти между ним и Бет не могло быть и речи, снять напряжение подруга помогала ему не редко. – Информация была косвенной, вытекавшей из ряда показаний явных недоброжелателей, но фактически подтверждавшейся последующими событиями. Похоже, в дальнейшем жизнь втроем стала для них нормой. Грек никогда не был женат и постоянных любовниц не имел.

В январе тридцатого Бет родила дочерей-двойняшек. Там же на Паросе их и крестили в греческой церкви. Крестным отцом стал Георг.

Летом сделали первую попытку ввести в круг «посвященных» новых людей. – Имен участников тех событий установит не удалось, хотя общая канва тех событий была ясна.

Бет, много гулявшая с дочерями по острову, познакомилась с молодой супружеской парой. Французы-художники приехали в Грецию на этюды. Молодые люди были на редкость раскрепощены и не скрывали своих взглядов. Стоило подруге отвернуться, как ее супруг попытался проверить крепость бастионов Бет.

Вечером того же дня и возник план их первой «постановки». Мистерию пришлось режиссировать по ходу дела. Нужны были женщины, чтобы совращать француза. Бет напомнила о попытке нахала, но ее кандидатуру хором отмели. Ей надо было кормить детей. Билу поручили юную художницу для наиболее возвышенной стадии постановки. Для оргии Георг собирался пригласить профессиональных проституток. Кроме того, из Бейрута с киностудии принадлежавшей ему он вызвал актеров.

Нравы «свободных художников» оказались настолько свободны, что ни о каком философском подтексте не могло быть и речи. Они превратили задуманный спектакль в многодневную оргию всех со всеми. От полного провала затею спасло только то, что французы восприняли произошедшее, как забавное приключение на островах.

Неудача ни Георга, ни Бет не смутила. Стало ясно, что подобные «эксперементы» надо тщательно готовить. Бил обратил внимание на молодого ирландца Питера Барда осенью начавшего преподавать в школе. Молодой, сильно закомплексованный и в чем-то даже нелепый он явно заглядывался на красавицу Бет. Георг предложение принял и Бет начала плести сложное кружево любовной интриги.

Мотылек быстро запутался в расставленной паутине. Заранее было решено, что Бет с девочками на зиму уедет в Лондон. И за пару дней до отъезда Бет завлекла несчастного в свою пастель, где «разгневанный» муж и застал любовников. Холодная угроза мужа лишить «неверную» жену детей, горькие слезы женщины, стыд от того, что ему даже не позволили прикрыть нагую плоть, ввергли бедолагу в глубокий шок. Он долго приходил в себя и даже не рискнул послать весточку любимой женщине уехавшей в Англию.

Барда намеренно протащили через Афинские бордели и угрозу сифилиса, через полный крах самооценки и отсутствие выбора на краю пропасти. Спасла его только смазливая гречанка затеявшая с ним очередную игру. Не слишком талантливой актрисе заплатили за два месяца постельных утех с ирландцем. Когда новый роман был уже в полном разгаре, Бард получил известие от Бет. Забытая подруга звала его на свидание в Афины.

Питер не сумел отказаться и теперь уже обманывал новую любовь. В Афинах его жалкие попытки объясниться, кончились бурной ночью любви. Он уже возомнил себя неотразимым любовником, когда Бет нашла в кармане его одежды каким-то образом попавшее туда письмо новой любовницы. «Несчастная женщина» объявила Барда законченным мерзавцем. Короче основная канва будущих «Экспериментов» сложилась именно тогда. Было и самоубийство брошенной любовницы, и превращение новой в исчадье ада и возмездие за содеянное. «Отработанный материал» безжалостно выбросили в «никуда», а сами еще три месяца развлекались на островах.

Семейство вместе с Георгом вернулось в Англию в конце осени тридцать первого года. Однако они не учли, что мучимый виной ирландец случайно узнает, что Бет жива и здорова. Бард делает попытки встретиться с возлюбленной. Бил посовещался с Георгом, и отправляет жену с девочками на зиму в Париж.

К февралю тридцать второго года проблема неожиданно разрешилась, несостоявшийся любовник устал от поисков и вернулся в Ирландию. Но главным было то, что умер брат матери, бездетный барон де Гре. По условиям завещания, Бет с мужем должны были продолжить род де Гре. Принять его фамилию и титул, а с ними получить и крупное наследство от дяди.

Мать, учитывая характер дочери, и особенно то, что бароном де Гре должен был стать Уильям Юз, готовилась к долгим уговорам, но совершенно неожиданно Бет и ее муж согласились на это без каких-либо пререканий. Георг торжествовал. Семейство Юзов исчезло, унося с собой все свои неприятности. В Лондоне появилась чета титулованных аристократов, барон и баронесса де Гре. Покорность зятя примирила Флоренс с мужем дочери, да и сама Бет изменила свое отношение к светским друзьям матери. Салон Флоренс, до самой ее смерти в тридцать восьмом, стал для де Гре местом поиска кандидатов на роль «новообращенных».

Даже те материалы, что удалось собрать говорили о том, что все годы, до начала Второй Мировой Войны, Бет принимала деятельное участие, как в разработке философии, так и в «экспериментах» Георга.

Ежегодно Бет, исключая время, когда она была беременна, исполняла роль возлюбленной в экспериментах с «неофитами».

Где-то в тридцать пятом отношения четы де Гре с Теодоракисом перешли в новое качество. Ульям к этому времени стал солидным ученым. Преподавал и занимался глубокими научными изысканиями. Выпустил в свет целую серию научных трудов. Фактически с женой летом ему удавалось проводить не больше двух месяцев. Примерно по полгода они находились в разлуке, и жена с дочерями оставалась на попечении друга.

Бет уговорила мужа вознаградить его преданность. Георг был бездетен. Жениться и не помышлял, так как не скрывал, что любит ее, и собирался оставаться верным подруге всю свою жизнь. Бет давно уже бывшая его любовницей, теперь решила заменить ему жену - она родила греку дочерей. В тридцать шестом Маргарет, а в тридцать восьмом Вивьен.

В том, что отцом девочек был Георг, Дуглас не сомневался. Донесения и фотографии свидетельствовали - девушки сильно отличались от светловолосых отца, матери и остальных детей. Сестры были жгучими брюнетками, смуглыми, кареглазыми. Впрочем, и Рон утверждал, что Бет в это время по согласию с мужем, каждое лето жила с Георгом практически супружеской жизнью – дочери были явно его.

Супруги де Гре не обременяли себя клятвами показной верности. Но, несомненно, любили друг друга. Тот же Рон говорил, что слышал от Бет, что во время войны она рекомендовала мужу, служившему в Индии завести любовницу-индианку. Кто был ее любовником в начале войны, установить не удалось. Но они были, несомненно. Главным для обоих супругов в их любовных развлечениях было соблюдение внешних приличий принятых в кругу их лондонских друзей.

В качестве компенсации оторванному от семьи мужу, Бет родила ему в сорок третьем сына. Светловолосый Берти был очень похож на старших сестер и отца. Овдовела она в том же сорок третьем году. Бил сына не увидел.

Постоянные любовники у нее были и до сорок девятого года, когда она вышла замуж в третий раз за известного экономиста Роберта Хола. Муж постоянно работал в Европейских международных организациях в Страсбурге и дома не появлялся не менее двух лет. Однако по свидетельству соседей скучать Бет не приходилось, что она делала на стороне, не уточнялось, но многочисленные приятели дом в Пагнелл, посещали нередко.

После освобождения Греции связь с Теодоракисом восстановилась, и она опять стала ближайшей помощницей в изысканиях Георга. С лета сорок восьмого Бет стала активно привлекать к своим делам старших дочерей. К тому времени им было восемнадцать. К слову и младших стали вводить в курс дела, используя в эпизодах постановок, как только у них стали формироваться женские формы и они могли придать особый колорит мифологическим сценам. Даже самой младшей из сестер в пятьдесят третьем, во время эксперимента над Ламолем было уже пятнадцать, и она имела опыт участия в постановках.

Теперь главные роли доставались Элизабет и Терезе, а Бет постоянно принимала на себя проблемы, возникавшие после возвращения «неофитов» из Греции в Англию. Она мастерски отбивала у них охоту продолжать «искать правду». Факты свидетельствовали, что в сентябре пятьдесят третьего она ожидала появления Ламоля и фактически загнала его в новый круг испытаний.

Дуг не мог понять, что двигало Бет все это время, но вынужден был констатировать, что перед ним была актриса, столь беззаветно преданная «учению», что ее игра уже не была собственно игрой. Что-то подсказало ему тогда - мать стала во всем этом деле фигурой не менее значительной, чем забавник с далекого острова.

Все, что Дуг узнал об этой женщине, сделало знакомство с главным персонажем этой истории еще более увлекательным, и он углубился в материалы новой папки. Впрочем, Теодоракис его не удивил. Весь клубок нестыковок, недоговоренностей или просто искаженной информации, которым оплел себя грек, был привычен для отставного агента секретной службы, которому постоянно приходилось иметь дело с людьми, которые очень старались скрыть свое подлинное лицо.

Больше заинтересовали ее дочери – такие похожие на свою мать, и по ее же словам еще более опасные и беспощадные. Их жертва фактически мнение матери подтвердила, но Дуг, привыкший тщательно собирать материалы, пока не хотел подводить итоговую черту, и разослал дополнительные поручения своей агентуре. С последними годами деятельности Георга Теодоракиса и его подручных благодаря Рону, Дуг был уже знаком и поэтому разобраться в деталях их биографий и характерах было необходимо.

Дуг уже собирался установить аппаратуру и у квартирной хозяйке Рона, когда колесо фортуны совершило очередной поворот. На имя Ламоля пришло послание из Канады. Де Гре не церемонилась. Хозяйка вскрыла послание, и отношение преследователей к Рону резко изменилось. Из заведомо отработанного материала, он превратился в объект пристального и далеко идущего интереса.

Сообщение от стряпчих известной монреальской юридической конторы принесло известия о беспутном дядюшке Уильяме, расплевавшемся с чванливым семейством Ламолей еще перед первой Мировой войной и сгинувшем тогда же, где-то в прериях Канады. Оказалось, что упрямец, отказавшись от надутых родственников, заодно отказался и от их фамилии. Точнее освободил старую родовую, французскую по происхождению фамилию, от признаков дворянства и стал просто Биллом Молем. Любые упоминания о дяде Билле в семье были под страшным запретом и Рон толком о нем ничего не знал. И вот адвокаты дяди «с прискорбием» сообщали о кончине мистера Уильяма Моля. Владельца огромной пшеничной империи на юге Канады и таких же необозримых счетов в самых солидных банках Северной Америки и Европы. «С глубоким почтением» и с твердой уверенностью в солидном гонораре, мистеру Рональду Ламолю сообщали о том, что он является единственным законным наследником своего бездетного дяди и что «он может вступить во владение наследством в любое удобное для него время». При этом господа стряпчие естественно брали на себя оформление всех формальностей.

Наследство Рона делало недавние трудности по приобретению острова пустяком. Услышав о возможности приобрести греческий островок, он согласился, даже не поинтересовавшись, что из себя данный клочок суши представляет. Дуг чувствовал, что приятель опять грезит, то ли о Речел, то ли о Лиз. Впрочем, разрушать его грезы он не собирался. Важнее было заставить Ламоля понять, что теперь они могут задавать правила игры.

Первый раунд начали с возвращения Рона к себе. Его появление в оставленном несколько недель назад жилище привело хозяйку в состояние шока, впрочем, как и дальнейшее поведение. Придерживаясь отработанного сценария, без удивления принял известие о свалившемся с неба богатстве. Без внимания оставил чужое вторжение в тайну своей корреспонденции. Ни словом не ответил на массу информации, которую пыталась излить на него словоохотливая женщина. В общем, перед ней был совсем другой человек, лишенный эмоций, собранный и деловитый. В тот же вечер был заказан билет на ближайший самолет, и следующим утром, отягощенный лишь небольшим чемоданчиком, Ламоль отбыл в аэропорт.

За рулем такси естественно был Дуг. Он уже знал, что информация о появлении Рона незамедлительно поступила к де Гре, и, опасаясь соглядатаев Георга, его решили переодеть и загримировать после регистрации билета на заказанный рейс. Билетом на этот рейс пожертвовали. В Монреаль вылетели вдвоем, следующим рейсом и под чужими фамилиями.

И в этот раз спектакль, разыгрываемый судьбой, преподнес неожиданный поворот сюжета. У прилетевших были причины спешить. Из аэропорта уехали практически сразу после выполнения обычных формальностей. Задержались ненадолго, воспользовавшись туалетом, лишь для того, что бы вернуть себе обычную внешность. Не теряя времени и даже не заглянув в гостиницу, где были заказаны номера, а тем более в газеты, отправились к юристам.

Придирчивость, с которой, стряпчие изучали документы наследника, сначала приняли за добросовестность исполнителей, но, в конце концов, все это перешло границы разумного, и Дуг от имени Рона потребовал объяснений. Хотя в результате, объясняться пришлось и им самим - они не видели утренних газет и прибывали в блаженном неведении. Оказалось, что полицию не вызвали только потому, что документы Рона не вызывали ни малейшего сомнения в их подлинности и фирма боялась потерять из-за скандала такого солидного клиента.

В результате перед визитерами положили официальное извещение, из которой следовало, что Рональд Ламоль числится погибшим в авиакатастрофе. Самолет, билетами на который пренебрегли, сгинул где-то в водах Атлантики.

Пришлось сочинять басню о случайном опоздании к отлету из-за неожиданного решения Дуга лететь в Монреаль вместе с приятелем, благо билет на трагический рейс оставался в бумажнике Рона. Просить, ссылаясь на нежелательность огласки случившегося, особенно в прессе, максимально ускорить совершение всех необходимых формальностей. Обещать дополнительные гонорары за сохранение в тайне того, что наследник все же в права владения вступил.

Немалый заработок посредникам сулила, и просьба клиента подобрать надежную консалтинговую фирму для ведения всех дел по распоряжению его собственностью. Наследник не желал утруждать себя зерновым бизнесом. Не хотел знакомиться со своими владениями. Ему были нужны лишь стабильные доходы.

Итак. Довольно быстро ведение дел было передано профессионалам, а сам новоявленный нувориш, даже не обозрев свое наследство, отбыл в Европу, рассчитывая в ближайшее же время, заметно сократит размеры дядюшкиных банковских счетов.

Декабрь выдался на редкость хлопотным. Контроль за Теодоракисом и семейством де Гре Дуг полностью передал Джойс. Девчонка оказалась умным и деловитым исполнителем, к тому же не имевшим ни малейших сомнений в отношении «врагов» Рональда. Сам Рон тоже потерял всякий интерес к Лондону. Речел за время его пребывания в Канаде успела улететь в Австралию, а попытка Джойс стать ее заменой, успехом не увенчалась. Да и Дуглас решил, что будет лучше, если Ламоль примет активное участие в их делах. Самолет унес их в Афины.

Еще до Рождества остров стал собственностью Дугласа. Тогда же, несмотря на протесты Рона, в сейфе известной цюрихской адвокатской конторы появился документ, согласно которому господин Рональд Ламоль, получал все права владения на половину любой собственности относящейся к острову, как в настоящее время, так и в будущем - по своему усмотрению.

Рождество и новый год встречали в Париже втроем. Джойс пришлось на две недели, оставив свою аппаратуру и не слишком прилежную в праздники агентуру, опять превратиться в ребенка, восторженно принимающего подарки от двух на редкость расточительных мужчин. То ли из благодарности, то ли в попытке в очередной раз соблазнить подвыпившего Рона она оказалась в его кровати, а затем, тем же воздала и Макдедли. В конце концов, весь период парижского разгула все трое спали в одной постели, и Дуглас не мог не признать, что даже два опытных ловеласа не были способны утомить этого рыжего чертенка. Впрочем, с началом нового года эти забавы закончились. В Лондон вернулись вместе только для того, чтобы через несколько дней расстаться надолго. Рону отводилась роль главного координатора их деятельности в Англии, а на Джойс ложилось вся техническая сторона наблюдения за семейством де Гре. И если в течение наступившего года Дугу предстояло бывать в Лондоне только время от времени, то Ламоль покидал Лондон редко и обосновался на острове, лишь летом. Главным координатором в Лондоне в место него осталась Джойс, и с ней Дуглас увиделись только в конце осени. Дик, остававшийся в Лондоне до конца января, нагнал «Дядю» уже в Афинах.

Дуг ждал приезда своего гуру. Накано и шесть его учеников встретили в марсельском порту в конце первой недели февраля. Сложившаяся, за время общения традиция не влезать без нужды в дела «Дяди», остановила Дика от попытки задавать праздные вопросы. Но прибывшие были на столько необычны, точнее необычен был их багаж, что Дика просто распирало от любопытства.

Действительно. Одетые в скромные европейские костюмы, невысокие азиаты ничем не привлекали к себе внимания – индокитайцы не были в этот год новостью во Франции, пытавшейся сохранить свои колонии на востоке. Удивителен был их багаж, который пришлось оформлять на таможне, как предметы антиквариата. Действительно старинные японские мечи, луки со стрелами, цепы, причудливые кинжалы и обоюдоострые звездочки вполне могли составить коллекцию для любителя восточных древностей. Дик, да и не только он, даже и представить себе не мог, до какой степени становилась опасной шестерка этих молодцов вооруженная своим антиквариатом. Впрочем, она стоила трех десятков любых европейских солдат и без всякого оружия.

В ту же ночь Дуглас с Диком и семеркой азиатов отплыл на «Фениксе» к своему острову. Почти все время плавания ушло на совещания с Накано. Дуглас предложил собрать на острове его учеников и соратников, создать для них маленькую родину недалеко от берегов Европы. Он знал, что бывший офицер императорской армии глубоко переживал время американской оккупации, да и сейчас не мог смириться с нищетой и унижением своего народа. Ко времени, когда «Феникс» пришвартовался к оконечности мола у входа в гавань острова, основные договоренности с японцем были достигнуты.

Накано получал в свое распоряжение довольно значительные суммы и полную свободу действий. Он должен был подобрать несколько сотен специалистов и молодых людей с приличным образованием и готовых на любую работу. Это в равной степени относилось, как к мужчинам, так и к женщинам, с той, пожалуй, разницей, что в выборе мужчины предпочтение отдавалось квалификации, а у женщины больше ценились внешние данные. Со всеми без исключения заключался пожизненный контракт.

Остров заинтересовал всех. Выжженное летним солнцем, исхлестанное зимними штормами плато, заваленное ржавым военным мусором, казалось, могло отпугнуть любого. Но японец знал цену этому мусору, а когда увидел сокровища горы, то ни о каких сомнениях не могло быть и речи. Он обещал срочно сформировать из своих учеников и друзей несколько охранных отрядов для обороны острова на случай появления незваных гостей. Ниндзя должны были прибыть первыми, желательно самолетом. Известий о прочем от Накано ждали не позже чем через месяц. С собой в Японию он брал только одного из учеников. Остальные оставались стражами острова и телохранителями новоявленных островитян.

Но и Дуглас не собирался ждать у моря погоды. «Феникс» теперь стал частым гостем в средиземноморских портах, особенно в Пирее, где недели через две начал принимать небольшие группы озабоченных, часто скромно одетых мужчин. Сам же он, в компании с Диком, посетил множество европейских городов, ведя напряженные переговоры с пестрой, причудливой публикой. Респектабельных господ Дуг посещал, как правило, сам, при этом напоминал им о чем-то, о чем сами они вспоминать явно не хотели. Впрочем, и в этом кругу были исключения, некоторые, кажется, искренне были рады встрече со старым знакомым. Но большую часть его собеседников составляли люди явно не богатые, не редко достигшие самого дна общества. В разговорах с этими людьми угрозы звучали редко, чаще всего посетители были искренне рады, что о них вспомнили. Подписав контракт и получив небольшие суммы денег, они с рвением принимались за порученное дело. Об отдыхе в эти дни не помышляли. Даже ночи Дуглас и Дик проводили чаще всего в кресле самолета, в купе поезда или в лучшем случае в каюте «Феникса».

Результат этих суетных месяцев стал очевиден уже в конце февраля. Еще с довольно большого расстояния Дуглас удовлетворением отметил, что остров ожил. В гавани кипела работа. Активно расчищали пирсы и остатки портовых строений. На противоположной от мола отмели уже стояли, слегка покосившись, полузатопленное на корму, довольно большое судно и куча мелких суденышек. Специалисты, нанятые в первую очередь, знали свое дело. Гавань должна была скоро стать судоходной, а у Дуга появиться настоящий флот.

Да и верхнее плато не было забыто. «Феникс» совершал уже практически регулярные рейсы между островом и Переем, перевозя людей и небольшие партии грузов, чаще всего запасные части к машинам. С приездом хозяев начались активные работы и на островном плоскогорье.

Еще недавно безжизненная равнина преображалось. Под солнцем оживала природа. Редкими огоньками крокусов и пирамидками гиацинтов, робким ранним разнотравьем, набухшими почками, казалось, совсем засохших кустарников, весна возвещала свое пришествие. Но больше жизни было в неустанном лязге и грохоте металла. Оживали казавшиеся много лет мертвыми машины. Боевыми бронированными монстрами пока не интересовались, их просто оттащили в сторону, на специально расчищенную площадку. Но все, что могло послужить возрождению, начинало работать.

На фоне всеобщей суеты и грохота работ странными казались, застывшие кое-где в статичных позах, затянутые в черное фигурки людей. Одетые в глухие подобия комбинезонов, оставлявшие открытыми только кисти рук и полоску глаз, невысокие, спокойные почти до полной неподвижности азиаты, со стороны сильно напоминали старинные китайские фарфоровые статуэтки воинов. Это впечатление усиливало и экзотическое оружие стражей. Право, прилаженные на спине мечи, а кое у кого и луки, прошедшим ад недавних войн ветеранам казались детскими игрушками, но заблуждение было не долгим. Первый же пьяный дебош был подавлен так быстро и с такой, правда бескровной, жестокостью, что большинству островитян стало ясно, что там, где маячит фигурка черного воина любое бесчинство становится глупостью, за которой следует неотвратимое наказание. А черные стражи были вездесущи, беззвучны как призраки и так же неуловимы. Они никогда не кому не докучали. Никогда не брались за свое оружие, и их появление лишь означало, что кто-то вступил в зону, где ему находиться не следовало или он преступал границы установленных порядков. Появились они на острове в начале февраля вместе с первыми группами европейских специалистов и рабочих. Кому подчинялись черные стражи, было неизвестно, но порядок и спокойствие на острове они навели быстро и навсегда.

Когда в начале апреля на горизонте задымил транспорт с людьми Накано, плато уже было готово к приему переселенцев. На тщательно расчищенных площадках стояли ровные ряды жилых помещений: сборных армейских бараков и брезентовых палаток. Было налажено водоснабжение и питание любого возможного количества прибывающих людей. Единственную сложность представляло сообщение между плато и гаванью, но подняв однажды наверх всех, спускать вниз собирались только избранных, по крайней мере, в первые месяцы.

Ученик и Гуру хорошо поняли друг друга. Прибывшие делились примерно на три равные части. Здоровые мужчины от восемнадцати до тридцати пяти лет, последние не редко с опытом проигранной войны. Женщины от шестнадцати до двадцати пяти лет. Эти, как правило, имели какую-либо квалификацию, в основном выпускницы университетов, соблазненные выгодным контрактом и совсем юные девушки, единственным достоинством которых была несомненная красота. И последнюю группу составляли опытные специалисты в разных областях. Их контракт распространялся и на их семьи. Именно для них были развернуты отдельно стоящие палатки. Долгое плавание от берегов нищей, униженной военным поражением, растоптанной солдатскими башмаками родины, не было пустой тратой времени. С корабля сошли люди уже организованные, нацеленные на выполнение конкретных задач, а главное согреваемые надеждой, что этот суровый остров сможет стать их новой родиной.

С апреля работы на острове закипели с удвоенной силой. Японцы, опытные водолазы быстро освободили гавань и подходы к ней от затонувших кораблей и взрывчатой дряни, оставшейся после военного лихолетья. За это время отремонтировали сухой док и на отмелях выросли настоящие стапели, на которых возрождался будущий флот островного владыки.

Дугласу было конечно известно, что самолеты и корабли были не главной ценностью его владений, но для всех без исключения, как азиатов так и европейцев шедшие одна за другой находки были подлинным чудом. Особенно в то, что остров может стать их родиной, поверили японцы. Всем находилась работа в соответствии с их квалификацией, а те кто ее еще не получили, знали, что она у них будет. В неглубокой котловине ближе к южной оконечности острова, где зимние ветры не были так жестоки, начали закладку многоэтажных домов для семей островитян.

На неширокой террасе поблизости от горной дороги, на полпути к вершине, Накано и отданные ему под начало подростки создали удивительный сквер для отдыха своих родных. Чудо созданное Гуру и детьми, в общем-то приведших в порядок и вложивших душу в то, что существовало и до них, произвело на Дуга сильное впечатление. И наставника и его помощников отправили наверх. Им была дана полная свобода фантазии на всем просторе верхнего парка. Одновременно лучшие мастера ремонтировали, приводили в порядок, декорировали и обставляли дома поселка в кратере. А обставлять виллы было чем, потребовалось только найти соответствующие склады.

Гора открывала тайны, о существовании которых не подозревал и сам хозяин острова. Рядом с авиационными ангарами обнаружились не только боксы с автомобильной и гусеничной техникой, строительными машинами. Там же были настоящие цеха первоклассно оснащенных ремонтных заводов, разнообразных мастерских. Учитывая, что мощный взрыв, вызвавший большие обрушения берега был и в районе порта, не поленились расчистить и их. Результат был тоже. Завал скрыл цеха судоремонтных мастерских и обширные флотские склады. Бесконечные списки того, что собрали в хранилищах острова его бывшие хозяева, поражали своей пестротой, разнообразием и непомерным количеством.

Только оценив все в целом, становился понятен и их замысел. Создатели островной крепости воздвигли свой форпост в Средиземноморье. Они собирались жить и обороняться в ней долгие годы, в случае если бы Фатерланд окончательно потерял контроль над южной Европой. И это, наверное, произошло бы, если бы не быстрый крах Германии в прошедшей войне. Идея оказалась безрассудной. Сама Германия оказалась не способна к сопротивлению и защитники острова не видели смысла в обороне. Они предпочли погибнуть, унося с собой тайну одинокой скалы.

Впрочем, и то, что касалось защитников острова и их рабов, хранило еще одну тайну. Останки защитников находили систематически. Большинство из них погибло от отравления газами на своих боевых постах. И, как только количество встречавшихся трупов стало значительным, организовали специальную похоронную команду. Тем более, каждый мертвец свидетельствовал – в помещении мог остаться «Табун» и не редко требовалась дегазация. Личные документы, остатки обмундирования позволили сделать довольно подробный список всех найденных. Хоронили их в братских могилах, на укромной скальной площадке высоко над морем. На их могилах вначале положили только гладкие гранитные плиты, на которых выбили имена похороненных. Но позднее, когда стало не понятно куда девать довольно многочисленные в помещениях базы атрибуты Третье Рейха, самые внушительные из них Дуг приказал установить рядом с могилами защитников острова. Гранитных плит на захоронении прибавили. Посередине, на пилоне из мерцающего павлиньим глазом черного лабрадора вознесся бронзовый имперский орел, а с боку выстроился ряд постаментов с вытащенными из помещений и выполненными из различных материалов головами, бюстами и даже фигурами бывших властителей Германии. Таким образом организовался довольно странный для Европы того времени пантеон защитникам Тысячелетней Империи.

Не находили лишь следов узников острова. Получив доступ в подземелья, довольно быстро нашли штольни концлагеря. Дуглас ожидал увидеть коллективный склеп, а нашел стерильную чистоту больничного барака. Помещение, не хитрый инвентарь и оборудование все было в идеальном порядке, но нигде не было даже намека на останки рабов согнанных на остров со всей Европы. Не меньше двух тысяч человек исчезли бесследно. Впрочем, этим помещениям быстро нашли новое применение.

Жизнь, на быстро менявшемся острове шла своим чередом. Поиски не прекращались, и обнаружилась еще одна тайна. Один из потайных ходов привел к огромным стальным дверям, сделавшим бы честь самому знаменитому хранилищу ценностей в мире. Интуиция подсказала Дугласу отказаться от взрывчатки, да и жаль было изумительного творения немецких мастеров. Впрочем, его остановила не столько сентиментальность, сколько мысль о том, что подводная лодка, не сумевшая ускользнуть от острова тогда, в сорок четвертом, вполне могла уносить с собой ключи от этого сейфа. В мае водолазы получили новое задание, благо координаты погибшей субмарины Дуг знал точно.

Лодку нашли довольно быстро и на вполне доступной глубине. В начале июня ее подняли и отбуксировали в гавань. А через неделю она была уже на стапеле подземной гавани.

Семнадцать с половиной узлов под водой и полдюжины торпедных аппаратов должны были бы обеспечить ей заметное превосходство над надводными кораблями, но ее противниками стали самолеты. Заметив ее на островном мелководье, они безжалостно расправились с добычей. Хотя как оказалось, повреждения на ней были невелики. Она просто легла на грунт, и с командой произошло тоже, что и с защитниками острова - не имея возможности сопротивляться они, предпочли умереть.

Решение, принятое экипажем, вернее их командирами, было не случайным. Лодка была плавучей сокровищницей. Больше десяти тонн золотых слитков. Ювелирный антиквариат из разграбленных сокровищниц, как Европы, так и Африки. А главное десяток цинковых ящиков, которые как стало ясно позднее, и были главным секретом субмарины. В ящиках хранились новенькие пачки американских долларов в основном пяти и десяти долларового номинала. Купюры в сто и пятьдесят долларов были только в двух ящиках. В судовом сейфе нашлись и ключи с кодовыми таблицами от стальной двери подземелья. Истинный объем ценностей найденных на лодке был тайной практически для всех островитян. Дуглас ожидал чего-то в этом роде, хотя мог бы признаться, что не в таком объеме. Все ценности снимались с субмарины в глубокой тайне и только людьми Гуру.

Окончательно все стало ясно, только когда открыли стальную дверь подземелья. За ней была прекрасно оснащенная типография по печатанию фальшивых денег. Но какая типография! Клише, бумага, красители. Доллары напечатанные здесь, впоследствии признавали подлинными любые банковские специалисты, в том числе и Резервной системы США. Гитлеровцы не успели в полной мере воспользоваться своей работой. Они начали с Англии. Фальшивые фунты после войны чуть не поставили экономику Британии на грань катастрофы, и только обмен купюр смог как-то нормализовать ситуацию. Судьба Великобритании готовилась и для Америки, но дело раскрутить не успели. И теперь все это попало в руки Дугласа. С этого времени «Стальная дверь» стала опять главным секретом острова, а остров получил полную финансовую независимость. Тем более, что новые владельцы тайны не были заинтересованы в подрыве валюты США и пользовались своими возможностями только для покрытия дефицитов и оплаты наличных расходов по всему миру, в первую очередь в Африке или на Ближнем востоке. Чаще всего это были: секретные агенты, контрабандисты, мелкие коммерсанты и люди подобного сорта. Зеленые портреты американских президентов в эти годы были в особой цене.

Впрочем, в мае Дугласа тайны «Стальной двери» занимали не слишком. Это был скорее отдых от забот, отнимавших основное время. А заботы эти опять сосредоточились на внимании к поместью на Паросе. До этого времени вся информация о Теодоракисе и семействе де Гре сходилась к Рону и Джойс в Англии. А специальные агенты по всей Европе контролировали все начинания «Жрецов» и их подручных. Рон просто периодически информировал Дугласа о происходящем. Дуг понял, что надо готовить собственный сценарий, когда наконец Рон сообщил, что Теодоракис начал очередную игру.

Дуг подключился к делу и со стороны наблюдал за тем, как грек и его английские крестницы роют западню университетскому простофиле, канадцу Джону Пиккерингу. К участию в комедии вскоре присоединилась и австралийская нимфа - Речел.

Зазноба Рона в этот раз вела себя довольно прилично и опекала невесту Пиккеринга экзальтированную, помешанную на театре девицу Анну Хадсон.

Главными приманками опять стали Элизабет и Тереза. Анна появилась на Паросе через неделю после приезда Речел и вместе с женихом поселилась в городском доме Георга.

Испытуемый в этот раз успел переспать с обеими сестрами и надеялся на продолжение романа хотя бы с одной из них, но в результате оказался в одиночестве - двойняшки исчезли, а Теодоракис демонстративно прервал с ним всякие отношения. Попытки Джона разыскать сестер окончились тем, что он попал в расставленную для него ловушку, и дальнейшее развитие сценария мало отличалось от прошлогоднего. Таким образом, Джон Пиккеринг оказался брошенным среди очередных развалин, а Дуглас Макдедли на палубе субмарины следящей за яхтой.

Дуглас который раз перебиравший в памяти былое отринул воспоминания. Ночь полностью вступила в свои права, и Дик уже верно распрощался со своими подругами. Огни его джипа временами мелькали на серпантине горной дороги. На этой площадке ему больше делать было нечего. Дик знал место встречи, и сегодня вечером он должен был стать полноценным участником всего ими задуманного. Парень должен был перестать обольщаться в отношении грека и этих стерв. Девицы умели заморочить голову кому угодно. Даже то, что сделала с ним Лиз на яхте, не позволило парню снять его «розовые очки».

Ну что же, Дуглас подготовил материалы, с которыми Дик ни считаться не сможет, а главное, все, что ему скажет он, подтвердит Ламоль, уже дожидавшийся их наверху. Дику еще предстояло сыграть значительную роль в этом спектакле, и Дуг был уверен, что с этим делом он справится.