Особый приказ

Глава 20

Ночь густела, и лес постепенно превращался в сплошную темную стену. Острые верхушки самых высоких елей поднимались над ней, как зубцы. Умов уже не спал. Он сидел у самого костра; огонь освещал его лицо и поглаживал теплом. Длинная тень Ивана тянулась к границе света, к мрачному полю. А через полверсты начиналась стена деревьев, за которой законы зла бывают сильнее законов природы. Если днем здесь и было подобие нормальной, прежней жизни, то в темноте дело обстояло с точностью до наоборот. Каждый посторонний звук сначала представлялся невесть чем, пугающим, тревожащим и чужим. Как это ни странно, действительно опасные звуки Умов отличал сразу.

Они остановились уже в сумерках, в последнем поле перед пущей. Умов успел проспать несколько часов; по его ощущениям, он моргнул и очнулся уже под ночным небом. Его очередь дежурить выпадала на «собачье время» — самую глухую часть ночи. Чуть помедлив, он встал и отошел подальше от костра, привыкая к темноте. Там, спиной к огню, уже сидела Василиса. Она устроилась на большом камне, скрестив ноги.

— Камни тянут тепло, — негромко сказал Умов.

— Не в моем случае, — пожала плечами Чернова.

Василиса положила руки на колени и застыла на пару секунд, как статуя. Умов узнал жест: обычное обострение слуха.

— Ничего странного не слышно… — произнесла она и тут же ответила на вопрос. — Для защиты от холода у меня есть чепрак.

— А.

— Было бы интересно посмотреть на то, как именно они собирались устроить такой вызов, — Василиса потерла подбородок. — Это могло бы обогатить наши представления. Особый приказ делает подробные отчеты, но у вас освещаются прикладные вещи.

— Примерно так, да, — согласился Умов. — Нас прежде всего интересует, как их выследить и убить.

— Поэтому как специалист я вижу большие возможности. — Василиса еле заметно улыбнулась уголками губ. — Я изучала повесть Марьи Моревны, надо постараться сделать что-то такое, что могут в нее вписать.

— Достойная цель, — сказал Умов без особых эмоций.

Повестью Марьи Моревны называли многотомный сборник трудов по черной магии. Он начинался с заметок великой колдуньи, несколько веков его дополняли и редактировали. Выдержки из него ложились в основу учебников. Человек, который собирался дополнить этот великий труд, мог быть или пустозвоном, или искусным магом. Третьего не дано.

— Я думаю, что да, — Чернова кивнула очень серьезно. — Это одна из целей, к которым должен стремиться волшебник. Жить в следующих поколениях магов. Жить, оставив свои знания, а не только лишь свою кровь, слабую и подверженную вырождению. Любая династия колдунов за несколько поколений или ослабнет, или выродится от кровосмешения. А семьи волшебников могут не слабеть по нескольку веков. Поэтому, раз я посвятила себя поиску знаний, то и относиться к этому должна серьезно. Из этого похода я хочу вывезти заметки для своей работы.

Они помолчали, всматриваясь в ночную темень. Вынужденное и напряженное безделье угнетало Умова. Он хорошо умел ждать, но мысль о встрече с драконом медленно подтачивала его нервы. Когда Чернова нарушила тишину, он был ей почти благодарен.

— Особый приказ обычно требует колдовать быстро, не складывая печатей, — заговорила Василиса, не поворачивая голову. — В какой ситуации допустимо действовать иначе?

— Когда есть время сделать три вдоха, не сходя с места, — сказал Умов. — Но демоны быстрые, они долго колдовать не дадут. Хотя, на наше счастье, они не такие выносливые.

— Выдыхаются они быстро, это правда, — согласилась Чернова. — Что это? Волк?

Из леса до них долетел заунывный, протяжный, многоголосый вой. Умов прислушался. Еще несколько волков откликнулись далеко в стороне.

— Волки, — подтвердил он. — Это скорее хорошо. Рядом с нечистью они ведут себя тише.

Если бы выл один волк, Умов насторожился всерьез. Из лесного зверья волки едва ли не меньше всех боятся нечисти. Но даже они не собираются в стаю там, где рыщут драконовы дети. Значит, можно чуть успокоиться. Ему вспомнилось, как он первый раз стоял часовым. Тогда, в пятнадцать лет, Умов ежеминутно вглядывался во тьму. Сейчас он просто слушал, наблюдал и моментально уснул, едва его сменили.

— Подъем!!!

Умов вскочил, еще не успев открыть глаза. Спросонья он ухитрился сразу попасть ногами в сапоги. Он лихорадочно натягивал тяжелый кафтан, а в ушах звенело от яростного крика Изяслава:

— Гвоздь! В башне сработал гвоздь! Быстрее!

— Два колдуна! — выдохнул Петр. — Оба у башни!

Умов быстро проверял снаряжение. Он машинально нащупывал дудку, подтягивал ремни, а мысли его уже сосредоточились на всем, что он успел вычитать или узнать про Савву и Зоряна.

По любым меркам охотники сорвались с места молниеносно. Они не успели прийти к башне раньше драконопоклонников, но сожалеть или переживать об этом было некогда. Потом, все потом: сейчас им надо было добраться до Медвежьей башни. Кони остались на месте ночлега под присмотром солдат — в лесу им было нечего делать. На самой опушке Умов набрал полную грудь воздуха и нырнул под сень деревьев, как в омут.

Он первое время оглядывался на волшебниц, но достаточно скоро бросил это занятие. Василиса и Ольга шли как заведенные, не забывая осматриваться. В Василисе Умов сомневался мало; она, если потребуется, дойдет на одном упрямстве. Но и младшая Чернова держала темп, который задавали Изяслав, Лютый и Богдан, увлекавшие всех за собой. Петр замыкал цепочку. Все человеческое понемногу отступало: остались только опыт, зрение и слух. Птицы не орали; похоже, звери не рисковали сюда соваться.

На пробнике постоянно мерцали несколько делений. Умов постоянно проверял его показания, чтобы не проморгать момент, когда прибор покажет не скачки фона, а настоящую опасность. Его не покидало ощущение чужого взгляда, направленного ему в спину. Один раз ему показалось, что между деревьями проскочило что-то полупрозрачное и легкое: Изяслав видел что-то похожее, когда первый раз вел людей по этой тропе. Опыт подсказывал Умову, что это еще не сама опасность, но верный признак ее близости. Скорее всего, близость башни вызывает такие возмущения и выбросы чар. Значит, здесь может водиться не только юркая тень, но и что-то более неприятное. Он рассуждал спокойно, будто не шел по чужому лесу, а работал за письменным столом. Тревога стала неотъемлемой частью этого марша и потеряла всякую остроту.

Буян оглушительно залаял. Вот оно! Что-то большое и темное ломилось через лес поодаль от охотников. Умов успел встать в стойку раньше, чем понял, что видит не драконово отродье, а обычного зверя. Огромный кабан бежал к опушке, совершенно не обратив внимания на людей. «Кто же за ним гонится?» — подумал Умов. Вепрь от кого-то спасался, иначе бы он разминулся с людьми — отряд, да еще и с собакой, шумел так, что любой зверь услышал бы их за версту. Свиньи, что дикие, что домашние, отлично чувствуют чары и воспринимают тварей почти как обычных зверей. Секач в таком месте мог только спасаться от хищной твари.

— Умов, что там с дудкой? — резко спросил Изяслав.

— Скачет, — ответил Иван. — Но тварей рядом не видно.

— Нет или не видно?

— Не видно. Здесь сильные чары, они мешают пробнику, но не до полной слепоты.

— Скажешь, когда дудка ослепнет, — Изяслав произнес не «если», а «когда».

Через четверть часа Умов увидел, что сила чар растет. Призрачная фигурка скользнула меж деревьев еще раз. На этот раз Умов увидел ее не краем глаза, а ясно. Нечто размером с белку скользнуло между ветвями в вышине и метнулось туда, откуда пришли охотники. Умов и старшая Чернова выстрелили одновременно. Две волшебных стрелы пронзили странную тень, которая тут же растаяла облачком белесого дыма. Мигом позже Ольгино заклинание развеяло это облачко.

— Оно не живое, — произнес Умов. — Какой-то дух.

— Быстрее! — распорядился Изяслав.

Савва пробирался через подлесок, аккуратно раздвигая ветки кустов руками. Если оставить четкий след — времени на обряд может и не хватить. Лучше считать, что царские псы уже были поблизости и сейчас бегут к Медвежьей башне. Зорян шел следом за ним. На тропе он держался подальше, но сейчас разве что не дышал Савве в затылок. Где-то позади топали Фрол и Неряха; колдуны взяли с собой по одному бойцу. Чем дальше они уходили от Медвежьей башни, тем острее они чувствовали, как потаенный, древний ужас скребется коготками по их нервам. Неряха старался идти как можно ближе к Фролу и как можно дальше от колдунов: если он еще не сбежал, то лишь потому, что одному ему было куда страшнее, чем рядом с чародеями.

В отличие от рутенийских зубрил, Савва не нуждался в «дудке» или карте, чтобы понять, куда ему двигаться. Врожденный дар позволял ему чувствовать разлитые в воздухе чары. Капля собственной силы — и он мог идти к наилучшему месту вызова так же четко, как собака по свежему следу. Тонкий аромат колдовства, похожий на заморские пряности, щекотал его ноздри. За очередным небольшим ручейком он не только почуял чары, но и увидел еле заметные силовые нити, похожие на тонкие серебряные струны. Савва пошел вперед, тщательно смотря, не появятся ли в ветвях жгуты драконовой ивы.

Сама мысль о том, что успех всего дела висит на волоске, создавала паскудное напряжение, от которого Савва никак не мог избавиться. Зорян со своим дыханием в затылок только мотал нервы. Каждый шаг неотвратимо приближал их к моменту истины, когда станет ясно, сколько силы надо вложить в обряд. Пока они не на месте — Зорян не предпримет ничего. Но что будет у самого источника силы — никому не ведомо.

Савва не мог и не хотел останавливаться. В заплечном мешке вздрагивало его главное сокровище, завернутое в мешковину. Он попробовал настоящего могущества, и это только распалило его жажду. Лишь один раз может выпасть шанс подняться из обычных колдунов в круг настоящих, знаменитых чернокнижников. Савва шел не за большими деньгами, а за своим будущим.

Образы матери и двух младших сестер на миг всплыли в его памяти, чтобы тут же слиться с безликой человеческой массой. Савве не была интересна судьба толпы, которая окажется под копытами войска верлов. Слабые лишь питают сильных — это он знал очень хорошо.

Как только они свернули с тропы, Зорян не выдержал и ускорился, пристроившись на пару шагов позади Саввы. Драконье яйцо полностью завладело его вниманием. Он отчаянно хотел не выпускать из виду мешок, в котором лежало его счастливое будущее. Пусть Зимородок и Савва суются сюда ради внимания Отца Драконов и величие в неписаной иерархии своего культа. Зоряна в первую очередь интересовала жизнь, которую он хотел прожить долго, счастливо и, главное, богато.

Все дело в яйце. Он настолько привык его носить, что просто видеть эту драгоценность в чужих руках было по-настоящему неприятно. Еще до того, как перейти реку, Зорян всерьез раздумывал: не продать ли яйцо на сторону? Тогда после долгих размышлений он от этой идеи отказался. Не из-за порядочности или страха перед карой; не было возможности безопасно продать такое. Зорян успел пожить достаточно, чтобы знать, как алчность меняет людей.

Проводник, которого они наняли, тоже поддался алчности. О том, кто может пойти через Узольскую пущу без товара, он подумал слишком поздно. А когда догадался, не сумел скрыть свои страхи. Интересно, в самом деле он надеялся сойти с половины пути или нет? Сейчас уже не спросишь, Фрол управился одним ударом. Нет, подумал Зорян, дело надо доводить до конца. Сейчас он опасается Савву, а потом Савва будет опасаться его. Обычное дело в таком походе: каждый рано или поздно задумается о том, что делиться вознаграждением незачем.

На случай, если кому-то придут в голову такие мысли, Зорян и взял с собой Фрола. Одно то, что с ним идет надежный и умелый человек, придавало уверенности.

Линии чар разбухли до толщины канатов. Они причудливо переплетались и пульсировали, как паутина, в которой билась муха. Савва развеял заклинание; паутина никуда не делась, тут и там меж деревьев вспыхивали яркие огоньки, похожие на светлячков. С каждым шагом они видели и слышали новые и новые следы колдовской силы. Водянистые полупрозрачные иголки у ели. Неясное гудение откуда-то издали, там, где проскользнул огонек среди деревьев. Зыбкая тень протекла в сажени перед ними и очень неохотно уступила дорогу.

Савва чувствовал, как с ним что-то происходит. Кожа стала сухой и горячей, движения ускорились. Над головой сквозь кроны деревьев сияло солнце, но Савва чувствовал, что вокруг становится темнее. По всей видимости, его тело реагировало на разлитую вокруг силу. Он быстро, по-птичьи, осмотрелся. Все четверо вели себя по-разному. Неряху била крупная дрожь. Фрол нервно сжал рукоять палицы и вертел головой так, будто их окружили. Зорян выглядел спокойным, но невероятная, неестественная бледность выдавала его напряжение. Они почти пришли. Савва чувствовал это уже без всякого колдовства.

Медленно, как слепец, он шагнул вперед, вытянув руки. Под его ногами хлюпнуло что-то вязкое. Еще шаг. Еще. Трое пошли за ним, ступая след в след, будто нечто неведомое могло засосать их в бездну. Под ладонями Саввы трепыхнулось что-то плотное, несколько игл укололи его в подушечки пальцев. Он двинулся дальше, туда, где между деревьев сгущались тени. Искаженные, но еще живые ели сменились высохшими. Через пару сот саженей перед ними открылось пустое пространство.

О таком Савва только слышал, но видел — впервые. Огромная проплешина была вся покрыта вязким белесым туманом, в котором проскакивали колдовские огоньки. Деревья на другой стороне расплывались в темной дымке, кольцом обнявшей слой тумана. Кое-где поднимались пеньки.

— Вот оно… — благоговейно прошептал Савва.

Сила Нижнего мира нашла выход на этом месте. Когда-то давно колдовской поток расчистил огромное поле, иссушил большой кусок леса и закрыл источник чар от остального леса завесой теней. Барьер меду мирами истончился настолько, что Савва кожей ощущал прикосновение чужих, неестественных, непривычных чар. Что-то мягкое и пушистое прошлось по его лбу, обдав теплом. Тысячи тонких иголочек покалывали его тело. Гудение вокруг стало громче, и в шуме начал проступать какой-то ритмичный тон. Он сделал шаг вперед, в туман и сапог стал на сухую землю.

Зорян нервно облизнул губы и остановился у самой границы тумана. Монотонное однообразие поля его пугало: казалось, что вот-вот из-под молочной глади вырвется нечто — лапы, змеи, щупальца, он не представлял точного образа — и утащат его вниз, в бездну под туманом. Только когда Савва встал в белой гуще, Зорян выдохнул и оторвал взгляд от пульсирующей зыбкой массы. Над ними висело серое мрачное небо, на котором никогда не было полудня. Солнце выглядело на нем бледным шаром. Только сейчас, на зыбкой границе миров, он в полной мере ощутил, что они задумали сделать.

Страх надавил ему на плечи, вполз в сердце сладковатой жутью, пощекотал ноздри запахом тления и пепла. Но вместе с ним пришла дрожь восхищения и предвкушения: они дошли и готовы совершить дело, которое под силу единицам. В поисках поддержки Зорян огляделся по сторонам. Фрол смотрел прямо перед собой, в гущу тумана. Похоже, он так и не отпустил свою палицу.

— Нет! Нет! Нет! Бездна! — Неряха тонко завыл. — Я их слышу! Нет!

Все, даже Савва, сосредоточенно изучавший поле, развернулись на крики. Неряха упал на колени и принялся царапать лицо. Молодой, сильный мужчина задергался в судорогах. По его щекам потекли струйки крови. Зорян отшатнулся, шагнул в сторону, тут же вернулся назад, поняв, что едва не наступил в туман. Очень медленно он шагнул к Неряхе.

— Они идут! — завыл тот. — Как жжется! О! Великий Змей! Пламя звезд! Послушные кости!

Безумец захрипел и бросился прямо в туман. На втором шаге он споткнулся о сухой корень. Распластавшись по земле, он застонал: его дергающееся тело то поднималось, то опускалось под границу тумана.

— Идем, — приказал Савва. — Туда не опасно наступать.

Они подошли к Неряхе, и бледный как смерть Фрол все еще уверенно ударил своей палицей прямо в затылок. Безумец моментально затих.

— Вот и жертва, — заявил Савва. — Пора чертить круг.

У Зоряна промелькнула мысль, что жертву обычно приносят, когда круг уже готов. Но он был настолько подавлен зрелищем поля, что не придал ей особого значения. Савва все равно остался один.

Символы царапали ножом в земле, разгоняя туман. Как только очередной знак доводили до конца, белая масса сама отступала на локоть в стороны, открывая серую безжизненную поверхность. Колдуны работали вдвоем; Фрол остался на самой границе. Каждый изготовил свой силовой круг, соединив его перемычкой с творением соседа. На эту же перемычку легло тело Неряхи и яйцо дракона.

— Жертва готова, — повторил Савва. — Пора начинать и напитать силой круги.

Оба колдуна встали лицом друг к другу, каждый в свой круг. Зорян повторил заклинание за Саввой, и белые огоньки закружились над знаками. Легкий холодок уколол его в спину; обряд тянул силу, требуя все больше и больше. Он сосредоточился на чарах, стараясь не совершить ни единой ошибки.

— О, Эриба! — позвал Савва. — О, сын Отца драконов, потомок Асархаддона! Явись! Я предаюсь тебе! Я зову тебя!

Гудение переросло в ритмичные звуки. По слою тумана пробежала волна. Следом за ней — еще одна. После третьей волны Зорян почувствовал страшную усталость во всем теле. Ему уже не хватало силы, чтобы питать круг. Он медленно поднял отяжелевшую голову. Очертания Саввы расплывались перед глазами, но каким-то шестым чувством Зорян понял: тот смотрит ему за спину. Он попробовал повернуться, но тело его почти не слушалось, продолжая делиться силой с прожорливым кругом. Удар оказался полной неожиданностью. Затылок разорвало болью, и Зорян рухнул на землю, но падения он уже не почувствовал.

— Жертва принесена, — тяжело проговорил Савва. — Лезь в круг, Фролушка.

Туман вокруг них задергался, задрожал, стягиваясь к центру поля.

Логово располагалось в самой глубине леса. На склоне холма в центре огромной проплешины, где не росли ни деревья, ни даже кусты, зияла широкая черная пасть пещеры. На много верст вокруг только здесь серые кривые ветки не закрывали небо и тусклое красное солнце. Рядом с логовом царила мертвая тишина. Твари, населявшие этот мир, чуяли опасность и обходили это место десятой дорогой. Если бы кто-то из них набрался смелости и попробовал заглянуть внутрь, перед ним бы открылся сухой и широкий коридор. Через десяток саженей он раздавался еще шире, превращаясь в просторную площадку. И если бы у этой твари хватило отваги всмотреться во тьму, от входа она смогла бы разглядеть спящего дракона.

Долгие годы он лежал в своем логове на серой земле, похожей на пепел. От нее, пропитанной колдовской силой, он грелся без всякой горы сокровищ. Никто не тревожил сон чудовища: запах чар дракона разносился далеко по округе, и весь лес не мог его заглушить. Он видел сны, вновь и вновь переживая моменты своей долгой жизни. В день, когда возрожденный Отец Драконов позвал его, он откликнулся, не мешкая. Годами он упивался страданиями смертных. Годами он копил свои сокровища, и пропитавшаяся колдовской силой гора драгоценностей грела его не хуже солнца Нижнего мира. Годами люди оказывались бессильны перед его мощью. Даже целый отряд не смог его убить — лишь изгнать ценой нескольких десятков жизней. Сюда, в это логово, он пришел израненным. Но время и сила Нижнего мира вылечили его раны.

Хотя он спал чутко, разбудить его было некому. Ни один посторонний звук не звучал в глубине его логова. Сколько бы он еще проспал — никому не известно. Но в один день, который до этого ничем не отличался от бесчисленных дней до него, дракон услышал зов. Не рев, не шуршание одной из тварей — еле слышный шепот, который назвал его по имени. Он пошевелился во сне. Зов повторился, окончательно пробуждая дракона от векового оцепенения.

— О, Эриба… — вкрадчивый человеческий голос прошептал то имя, под которым его знали смертные. — Эриба… Сын Асархаддона, я зову тебя.

Дракон открыл глаза, которые вспыхнули в темноте, как три пары желтых огоньков. Он проснулся, он услышал имя, и он уже знал, что этот голос звучит из мира смертных.

— Эриба… слуги твоего отца взывают к тебе.

Дракон медленно встал на лапы и вытянулся во всю длину. Только сейчас он почувствовал разгоревшийся голод. Ему снова хотелось рвать зубами податливую плоть. Ощутить под лапами и брюхом гору золота. Насладиться сладчайшим вкусом колдуна.

— Эриба…

— Я иду!!! — взревело чудовище, и его рев прозвучал в коридоре, как труба.

Дракон почувствовал, что рядом с его логовом открывается портал. Сложив крылья, он пошел по коридору, пригнув голову. Мерцающий разлом раскрылся сбоку от входа; из-за голубой завесы пахло чарами. Не разлитой по всей земле силой Нижнего мира, а чистой колдовской энергией, завернутой в податливые тела смертных. С наслаждением потянув воздух иного мира, дракон устремился мыслью в портал. Колдовство подхватило его и понесло ввысь.

Все дело было, конечно, в хитрости. Зорян не знал, что Савва и Фрол хорошо знакомы. Каждый из них обдумывал, как получить награду целиком, ни с кем не делясь, но один оказался на шаг впереди.

Клочья тумана наползали друг на друга и сбивались в огромное подобие снежного кома, если где-то бывает рыхлый снежный ком, содрогающийся в ритме гудения чар. Савва, тяжело дыша, смотрел на плоды своего труда. Долгие дни и ночи работы. Драконье яйцо, от которого осталась только потрескавшаяся скорлупа. Тела Зоряна и Неряхи напоминали обтянутые кожей скелеты — обряд высосал всю доступную силу до последней капли. Еще десяток человек не дошел до места встречи и заставил его выкручиваться с одним яйцом. Но он справился; портал открыт, и Эриба идет на зов. В тумане проступили неясные очертания, и два человека преклонили колени.

Сначала они услышали рык. Утробный низкий голос давил на уши, прижимал их к земле, наполняя сердца первобытным страхом, который даже не выразить словами. Ритмичное гудение исчезло, и через несколько долгих мгновений Савва посмел поднять взгляд. Туман пропал, обнажив серую, гладкую как скатерть, землю. Мгновением позже он увидел могучие когтистые лапы, каждая из которых могла бы легко обхватить человеческую голову. Плотная зеленая чешуя покрывала все тело ящера. Три разные головы, посаженные на гибкие и длинные шеи, осматривали поле и двух коленопреклоненных людей.

— О господин, — прошептал Савва.

Три пары оранжевых глаз уставились на колдуна. Плавно, как кошка, дракон двинулся к людям, встав у самого круга. От одной только близости ящера становилось не по себе.

— Ты позвал меня, человечек, и я пришел, — сказала средняя голова Эрибы шипящим вкрадчивым голосом. — Поднимись.

Савва встал. Его глаза оказались на уровне плеч дракона. Три головы нависли над ним. Фрола для них, похоже, не существовало.

— Я вижу, чего ты хочешь, — левая голова Эрибы говорила сухо и бесстрастно. — Я вижу, чего хотели от тебя твои хозяева, да… чтобы никто не осмелился пойти здесь.

Сверху зашипело. До ноздрей колдуна донесся запах дыма: дракон смеялся.

— Слабые всегда питают сильных, верно? — прорычала правая голова, — А я вижу, что у тебя ошибка в круге!

Раньше, чем Савва успел сказать: «Мама!», Эриба ударил прямо через круг. Последним, что колдун успел почувствовать, оказались острые зубы.