Осколки

Глава 23

«Давным-давно бродил по окраине Великой пустыни волшебник. Грехи его были так велики, что сам Раад проклял его в наказание за беды и боль, что он принес людям пустыни. Раад призвал колдуна к своему двору, сказав, что желает взять его в свои ученики, чтобы позже сделать своим верховным жрецом, а ослепленный жаждой славы колдун поверил богу ночи и вечной тьмы. Три дня и три ночи колдун отдыхал во дворце Раада, дожидаясь своего учителя. Ему не терпелось начать обучение, настолько, что на третий день колдун не выдержал и принялся творить страшные жестокие чары во славу Раада. Разгневанный бог явился к грешнику и одним движением рассек его горло, позволил жизни вылиться из тела, а затем загнал ее обратно, закупорил своей волей. И велел Раад гулламу служить, подчиняться каждому слову, что он скажет. Первым приказом Раада было уничтожить всех еретиков в его городе. Во второй раз Раад пожелал, чтобы гуллам отравил воду во всех реках, по берегам которых селились чужаки с белыми, как соль, лицами. А когда гуллам выполнил и этот приказ, Раад послал его в пустыню, чтобы тот ходил там тысячу лет и еще тысячу дней после, и запретил ему Раад приближаться к людям. Так и ходит живой мертвец, исполняя приказ, не в силах лишить себя жизни, что дана ему в наказание волей Раада, а покинет он этот мир лишь в тот день, когда прикажет ему Великий Раад или когда сам сомкнет глаза, покидая свой народ»

Элль и Ирвин каждый перечитали сказку по несколько раз. Это было единственное упоминание гуллама, оставленное странствующим автором, который собирал чудеса, случившиеся по воле Раада. После сказки шла заметка, в которой автор описывал, что многие обитатели пустыни лично видели гулламов, причем описанный колдун был одним из многочисленных мертвецов, которых Раад оживил и подчинил своей воле. В то же время в пустыне было распространено убеждение, что любой мертвец, не упокоенный должным образом, может обратиться в гуллама.

Понятнее не становилось. Элоиза заснула с книгой в руке, а проснувшись — первым делом перечитала текст в надежде заметить что-то, на что не обратила внимания сразу. По сути, Доминик был таким же гулламом, как Ирвин. Эта мысль не давала Элоизе покоя, и с таким же заключением к ней обратился и Ирвин, когда пришел навестить ее в обед. В башне стало много работы для него, нужно было передавать весточки «своим» в оцепленном квартале вокруг храма Рошанны, наблюдать за ситуацией.

— Возможно, на Севере даже не догадывались о том, что один гуллам может создать второго гуллама, — предположила Элль. Они вообще мало знали о Северной пустыне, а дальние соседи не спешили заводить международные отношения с народами, где чародеям разрешалось жить наравне с обычными людьми. Там, если верить слухам, только самым сильным чародеям дозволялось прислуживать Рааду, остальных же лишали дара, отчего те сходили с ума и жили не дольше двадцати лет.

— Вряд ли сейчас это важно, — сказал Ирвин, на всякий случай укрепляя дверь кабинета Элоизы ледяным замком. Слишком часто кто-нибудь пытался нарушить их уединение. — Но если Доминик — тоже гуллам, то он может исполнять твою волю, как колдун из сказки.

— Он ведет себя слишком самоуверенно для того, кто должен подчиняться, — хмыкнула Элль, но слова заклинателя заставили ее задуматься. А что, если он уже исполнял ее волю? Она прикрыла глаза, вспоминая, что тараторила в разгоравшемся пожаре. Умоляла Доминика не умирать, не бросать ее, не переставать любить ее. Вот и результат…

Элль выругалась, а Ирвин только улыбнулся, как будто сам уже давно все понял.

— Думаю, ты можешь попробовать ему что-то приказать как бы… невзначай. Например, принять ванну или надеть чистую одежду, — ухмыльнулся он.

— Но почему у него нет Голода, про который говорил ты? — не переставала сотрясать воздух вопросами Элль. Она разложила книгу со сказаниями на столе и подходила к ней то с одной, то с другой стороны, будто надеясь, что в переплетении букв найдётся ответ, даже если взглянуть на текст придется вверх-тормашками.

Волосы растрепались, по спине бежали ручейки пота, все мышцы были напряжены до судорог. Элль как будто висела на краю обрыва, и ей оставалось подтянуться лишь раз, чтобы оказаться в безопасности. Но именно перед этим последним движением тело решило начать балансировать между одним рывком и полным отчаянием.

Она не сразу почувствовала, как Ирвин положил ладони ей на плечи и улыбнулся, дожидаясь, когда она ощутит на себе его взгляд и позволит ему вывести девушку из дебрей мыслей.

— Я, конечно, не алхимик, — мягко проговорил Ирвин. — Но думаю, что дело в том, что мертвец возродил мертвеца. Лед из колодезной воды все-таки отличается от того, который получаешь из сточной канавы.

— Но что, если Дом погибнет, а ты следом? — замотала головой девушка.

Ирвин провел рукой от ее плеча к запястью, переплел их пальцы и поцеловал тыльную сторону ладони, прижался к ней щекой, внимательно глядя в глаза Элоизе. Мягкая улыбка не сходила с его губ.

— Я уже отвечал на этот вопрос, — невозмутимо улыбнулся он. — Если лучшим, что я могу сделать для тебя, будет моя смерть, то так тому и быть. Но главное, чтобы ты смогла выбраться из этой бездны. Хорошо?

— Я не хочу, чтобы ты умирал, — прошептала она вмиг осипшим голосом. Ирвин нежно заправил прядь волос ей за ушко.

— Поверь, сейчас мне этого хочется меньше всего.

Он подался вперед, преодолевая последние сантиметры, разделявшие их. Обхватил лицо Элль руками и мягко провел пальцами по щекам, будто вытирая слезы, которые еще не выкатились из огромных глаз девушки. Или выкатились, а она их так и не почувствовала. Ирвин склонился к ней и легко коснулся губ на долю секунды, будто спрашивая разрешения, поддразнивая. Элль зажмурилась и обхватила заклинателя за шею, полностью растворяясь в поцелуе. Тонкая золотая нить приятно потеплела, распирая сердце нежностью.

***

Вице-адмирал и посол отправились на обзорную экскурсию по городу. Коллегия выделила им комнаты в гостинице в Квартале Рек, но делегаты вежливо отказались. Сказали, что на борту своих кораблей они чувствуют себя ближе к дому. Коллегия согласилась, а в глубине души каждый вздохнул с облегчением. Каждую ночь они ждали, что конфликт обострится и алхимики выйдут из своих убежищ, каждое утро обреченно принимали необходимость снова искать мирное решение — если оно вообще было возможным.

Мистер Ричард Вальд единственный не изъявил желания осматривать достопримечательности. Единственное, что его заинтересовало — это статуя из черной бронзы перед входом в башню Верховной Коллегии. Задержавшаяся в башне Амаль заметила мужчину, когда выходила. Она даже допустила мысль, что королевский инженер поджидал ее. Мистер Вальд улыбнулся и жестом пригласил присоединиться к созерцанию. Амаль не собиралась отказывать.

Статуя была посвящена торжеству справедливости и изображала весы: на одной чаше лежали разбитые оковы, на другой — толстая книга с темерскими законами. Ричард задумчиво обошел конструкцию несколько раз, даже попробовал сдвинуть чаши весов, но так и не преуспел, хмыкнул и обратился к Амаль.

— В нашей культуре весы используются, чтобы показать баланс добра и зла. А у вас… такой интересный образ.

— Законы и свобода должны быть в идеальном балансе, иначе общество погрузится в хаос. Свобода без закона — это катастрофа, не меньшая, чем законы без свободы, — проговорила Амаль. Ричард усмехнулся.

— А вы сами этому следуете?

— Прошу прощения?

— Я, конечно, инженер, а не политик, но мне кажется, что именно законы без свободы стали причиной вашей… ситуации. Из-за которой мы все здесь, — отметил мужчина, все еще тонко улыбаясь, как будто выдал изящную шутку, достойную высшего света. — А для отдельных людей действует свобода без законов.

— Вы правильно напомнили, что вы не политик, — поджала губы Амаль.

— Но больше всего меня интересует материал этого предмета искусства. Черная медь, — он буквально огладил памятник взглядом. — Какой глубокий символизм, что справедливость в государстве магов олицетворяет металл, который лишает магических способностей.

— Потому что перед лицом справедливости мы все равны, — произнесла она невозмутимо, но это вызвало у Ричарда еще один смешок. Он прижал кулак к стиснутым губам, как будто пытался сдержать рвавшийся наружу хохот. Затем все-таки обернулся к Амаль и перевел дыхание.

— Не смешите меня, мисс Мартинес. У нас в Галстерре почти нет магов — кроме тех, что переехали от вас, но мы прекрасно знаем — никто не равен перед законом.

— И как же вы предлагаете мне и моим… людям вроде меня решить сложившуюся ситуацию?

— А чем вам не нравится вариант с собственным островом для алхимиков? Юридически под управлением Галстерры, но фактически остров принадлежит мне, — улыбнулся Ричард. — А я, предположим, отдам его вам в доверительное управление. И вы будете там абсолютно свободны и защищены, если будете выполнять ряд условий.

***

— Ты уверена? — только и спросил Ханнес, когда Элль, собрав все свое мужество в кулак, заявилась в его кабинет и сказала, что знает, как провести восстановление.

Единственное, в чем девушка была искренне уверена, так это в том, что если она сейчас раскроет рот, то с языка неминуемо польется правда о том, что она лишь примерно представляет, что нужно делать, и совершенно не собирается создавать больше порождений, чем есть сейчас. Но если Ханнес поймет, что она бесполезна, то избавится от нее. Или хуже — найдет, как подчинить. Элоиза прикрыла глаза, вспоминая ледяную стену, которую выстраивала вокруг себя всякий раз, когда нужно было пофлиртовать с безразличным ей красавчиком в баре.

— Совершенно точно. Но мне важно понимать, когда все должно быть готово. Ты хочешь, чтобы к выбранному тобой дню у тебя уже была сотня восстановленных?

Хотелось спросить: «Зачем это все? Какому безумцу это могло прийти в голову? Какой идиот мог решиться на подобное?». Но он стоял перед ней, знакомый с детства, всегда спокойный и интеллигентный, безукоризненно вежливый папа, который мог часами говорить о том, как несправедлив был режим Реджиса к алхимикам. И вот, он, все такой же безукоризненно сдержанный, в окружении молодых людей, руководит лабораторией взрывчатки и планирует создание армии живых мертвецов.

— Нет-нет, это слишком радикально. Слишком много таких восстановленных могут напугать наших союзников, — рассуждал Ханнес. — Мы просто должны показать, что алхимики — больше, чем просто затравленные крысы в лабораториях. Мы достаточно сильны, чтобы с нами считались.

Солнце клонилось к закату. Элль и сама не заметила, как они с Ирвином провели в лаборатории несколько часов. Говорили обо всем, будто были знакомы первый день. Элль спрашивала о жизни заклинателя до восстановления, о том, как проходили его дни после. Как будто за полотном разговора можно было отгородиться от всего ужаса, что творился вокруг. Будто словами можно было скрыть водоворот убийств и жестокости, не думать о своей причастности к ним. Когда эти мысли все-таки прорывались, Ирвин и Элль цеплялись друг за друга, вслух обещая разобраться со всем этим, когда они окажутся в безопасности. Просто надо было понять, что задумал Ханнес, чтобы под шумок скрыться ото всех. Поэтому Элль и явилась к отцу в кабинет, размалеванный закатными всполохами.

— Это бесчеловечно, — заявила Элль, скрестив руки на груди. К чаю она не притронулась. Хоть и не чувствовала в нем присутствия чар, все равно не хотела рисковать.

— Ты так считаешь? — искренне удивился Ханнес. Повисла долгая пауза. Видимо, он все-таки рассчитывал на ответ.

— А есть сомнения? — парировала Элоиза. Отец изменился в лице, густые брови дернулись вверх, а сам мужчина откинулся на спинку кресла и сцепил руки перед собой, уложил их на столешницу, всем видом показывая, что готов смиренно слушать.

Элль молчала.

Тогда Ханнес вздохнул. Тяжело, будто разжевывание очевидных вещей вытягивало из него все силы.

— Моя дорогая Элли, бесчеловечно — это когда к живым людям относятся, как к скоту. Держат в загонах, убеждают, что они бесполезны, опасны, жалки. Лишают последних крох достоинства, чтобы затем просто эксплуатировать и развлекаться, перекрывая им воздух.

— Должно быть решение, — возразила Элоиза. — Мирное, когда никому не нужно умирать.

— Мы тоже так думали, Элли. И мы пытались, мы искали решение. Но правда в том, что дурные времена умирают только вместе с людьми, которые их создали, — он горько улыбнулся, а затем взглянул на племянницу с надеждой. — Будущее ждет, Элли. И в твоих силах его создать. Не ради меня, не ради кого-то другого, а ради себя. Я просто подскажу, как.

Элль взглянула поверх его плеча. За окном солнце налилось алым, как капля крови, готовая рухнуть в море и всколыхнуть его так, чтобы закованные в блики золота волны обрушились на берег с первобытной яростью.

***

Кораблей из Квартала Торговцев видно не было. И все же их появление ощущалось тревожной рябью в воздухе. Толпа, измученная тягостным ожиданием, бурлила. Летиция и сама не заметила, как из грозной массы всего за несколько дней алхимики превратились в оборванцев в осаде. Они ждали переговоров, требований, штурма. Ожидание их выматывало больше, чем борьба. Недовольство росло. Летиция не покидала свой кабинет, всюду отправляла Эллиота, а сама курила, шагала из угла в угол, как тигрица в клетке.

Она сделала все, что могла. Сестры из храма ходили по новообразовавшемуся поселению, читали Писание, и как бы ненароком упоминали, что настоящий враг привел свои корабли в их порт, выставил на всеобщее обозрение, чтобы воспользоваться расколом. Они на все лады пели, что вот-вот Верховная Коллегия поймет, в какой опасности они все находятся, отменит все ограничивающие законы, чтобы победить общего врага. Но люди не верили. Люди устали и либо просто качали головами, либо смеялись в лицо — особенно молодым сестрам — и спрашивали, что по их мнению сделает Верховная Коллегия, когда общий враг будет побежден. Девицы со слезами на глазах приносили невеселые вести о настроениях Летиции. Женщина кивала и отпускала девушек.

Они все устали. Никто не верил, что все это закончится хорошо. Только Амаль верила. И Эллиот, не дававший своей госпоже опустить руки. По крайней мере, пока в этих руках была судьба алхимиков и полный до краев бокал.

— Госпожа Верс, — раздался торопливый стук в дверь, и в проеме показался Эллиот, а следом за ним и Амаль.

Летиция тут же зашагала навстречу подруге, впилась взглядом в ее лицо. Если за дни в осаде госпожа Верс осунулась и как будто постарела на десять лет, то Амаль едва ли не светилась.

— Я нашла решение, — проговорила женщина, едва сдерживая улыбку. — Галстерра нам поможет.

— Что? — Летиции как будто кто-то сделал подсечку. Она пошатнулась и сделала шаг назад, внимательно осматривая Амаль. — Галстерра? Ублюдки, повернутые на механизмах и оружии? Как они нам помогут? Расстреляют Башню Коллегий со своих кораблей?

Амаль сделала глубокий вдох. Подруге нужно было дать выговориться. Успокоиться. Пока Летиция не сцедит весь накопившийся яд, взывать к ее благоразумию будет бессмысленно.

— Нам дадут остров. Только для нас. Можно будет организовать собственный город, даже несколько. Галстерра будет обеспечивать безопасность, осуществлять логистику силами своего торгового флота.

— Где-то на этом моменте должны появиться грабительские условия, —хмыкнула Летиция. Она достала из ящика в столе стакан и виски. Плеснула себе немного, посмотрела на золотистую жидкость и плеснула еще чуть-чуть. И еще чуть-чуть.

Амаль вздохнула.

— Платить налоги в казну Галстерры.

— Что еще?

— Участвовать в разработке их оружия, — добавила Амаль.

— Зачем бояться алхимического оружия, если можно забрать его себе, — усмехнулась Летиция.

— Заклинателям останется Темер, но они будут обязаны усиливать армию Галстерры в войне против Северной Пустыни, — совсем уже бесцветно произнесла Амаль. Летиция хлопнула в ладоши и обернулась к подруге.

— И ты считаешь это помощью? Нас гонят из нашего дома! А как же «общий враг»? Мои люди уверены…

— Это наши люди, — возразила Амаль. — И мы должны их защищать…

— Не предавая свои идеалы, — хмыкнула Летиция, делая глоток. — Я пока не вижу существенной разницы. Что в Галстерре на острове, что здесь — обложены со всех сторон, выкручиваемся сами как можем.

Летиция была уверена, что ее слова отрезвят. Приведут в чувство, вырвут из политических интриг, которые оплели Амаль, как чары. Но подруга вдруг вскинула голову и вмиг сделалась холодной, чужой. Скривила губы в мерзкой ухмылке.

— О каких идеалах речь, Летти? Ты думаешь только о том, как не потерять свою подпольную империю. Только дело вот в чем — мы уже все потеряли. Я прошу тебя помочь мне сохранить то, что осталось.

— Хочешь объявить им, что Галстерра нас всех спасет? Ну, давай, — Летиция кивнула на дверь и чуть заметно дернулась, когда заметила Эллиота, неслышной тенью стоявшего в углу. — Ты еще здесь?

— Всегда к вашим услугам, госпожа, — невозмутимо приосанился целитель.

— Сопроводи госпожу Мартинес.

Взгляд Амаль заледенел. Теперь настал черед Летиции вздергивать подбородок и кривить рот в ухмылке. Хотелось вывалить на подругу все, напомнить, что пока та искала лазейки в новых законах или самостоятельно выписывала их, Летиция занималась зачистками подполья, Летиция создавала крепость внутри города и она же почти вручную налаживала все производства и поставки. Но ведь Амаль этого не поймет. Она никогда не желала запачкаться, всегда посылала кого-то вместо себя. Вот только теперь у нее никого не было.

Когда Эллиот вернулся, Летиция долго смотрела на него. Оценивая, прикидывая. Словно собиралась не поговорить, а прыгнуть со скалы прямо на обнаженные камни.

— Госпожа..?

— Тихо, — взмахнула рукой Летиция. — Она считает, что все потеряла…

На ее губах заиграла хищная улыбка.

— Что же, в Темере нет места слабакам и трусам. Объявляй общий сбор на улицах.

— Вокруг квартала усилили оцепление, если полиция заметит…

— Общий. Сбор.

***

Элль сидела на стуле, поджав ноги. Глаза под опущенными веками бегали из стороны в сторону, но девушка изо всех сил жмурилась, чтобы не дать им открыться, и лихорадочно шевелила пальцами, будто перебирала невидимые бусины на четках или струны. Да, сравнение со струнами ей нравилось больше. Она улавливала их, хватала пальцами, натягивала и связывала между собой в узор. Аромат моря, треск и поскрипывание половиц — если сплести их вместе, то можно создать иллюзию, что ты на корабле.

Наконец, ей удалось подцепить кончиками ногтей слабую обвисшую нить, от которой кисло пахло проспиртованным телом. Нить послушно легла в ладонь, и Элль обмотала ею палец, морщась от ощущения — все равно, что запустить руку в чей-то вспоротый живот. И все-таки она потянула, приказывая появиться перед ней. Как приказывал странный и неведомый Раад сотворенному им гулламу.

Через минуту тишину разорвал стук.

— Кто там? — откликнулась Элль, хотя прекрасно знала, кто замер на ее пороге.

Вместо ответа — протяжный стон петель и повисший на косяке Доминик. Несколько секунд он смотрел в пол, потом с трудом поднял голову. Он был настолько пьян, что едва мог передвигаться. Мотнул головой, отбрасывая с глаз светлые волосы, и чуть не рухнул, но все-таки удержался и даже смог выругаться. Хотя, пожалуй, последнее не доставило ему особого труда.

Волоча ноги, он вошел в кабинет и закрыл дверь.

— Чего хотел? — тут же вскинулась девушка. — Где Ирвин?

— Его отправили по одному важному поручению, — еле разжевывая звуки произнес Дом. — Так что наконец-то мы одни, дорогая Элли. Я почувствовал, что могу скрасить твое одиночество.

— Еще раз меня так назовешь…

— Что? Напугаешь меня своими иллюзиями, крошка Элли? — ухмыльнулся он. Элоиза поймала себя на мысли, что угрюмый и трясущийся от похмелья Доминик импонировал ей даже больше. В кабинете моментально стало нечем дышать.

Не дожидаясь приглашения, он втащил себя в кабинет и пьяно улыбнулся.

— Ну что, похвастаешься результатами? Как твои упражнения?

Элль скрестила руки на груди, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не спросить Доминика, кем он себя возомнил вообще. Сын Летиции с видом капризного ребенка передразнил ее, надул губы, нахмурился и несколько раз дернул плечами туда-сюда.

— Вообще-то, дорогая, мне полагается благодарность. Если бы я не объяснил тебе наглядно, ты бы опозорилась.

— Спасибо, — без особого выражения произнесла Элль. — Что-то еще?

— Надо же, освоила азы, и сразу стала важной пташкой, — рассмеялся Доминик. — Все-таки стоим друг друга.

— Я сейчас вырву нить, которая скрепляет твой позвоночник, — пообещала Элль и на всякий случай прикинула, как это можно сделать. Тут же испугалась собственных мыслей. Это все усталость, недосып, а еще…

— И как же ты тогда будешь восстанавливать своего игрушечного заклинателя? — улыбнулся Дом. — Для этого ведь нужна моя кровь. Или тебе плевать, дорогая? Он выведет тебя отсюда, и ты оставишь его разлагаться, пока он не умрет сам? Тебе ведь не все равно…

— Перестань, — шикнула она, хмуря брови.

— Все благодаря твоей жертве. Я всегда хочу быть рядом, а порой оказываюсь поблизости в самый неподходящий момент, — осклабился Дом. — Если тебя это успокоит, Ханнес еще не в курсе. Но он узнает, если ты оставишь меня здесь.

— Заткнись! — гулко повторила она и дернула нить, которой подтянула Ирвина к себе. Склизкая мягкость исчезла, обнажая золотую сердцевину — волю и любовь, которой Элль сплела жизнь Доминика заново.

Дом закашлялся и рухнул на четвереньки, закряхтел, будто его должно было вырвать. Элль прикрыла глаза, чувствуя, как по венам разливается сладкое спокойствие. Власть. Полный контроль над тем, кто доставил ей столько боли. Это опьянало и одновременно пугало. Никогда прежде в ее руках не было такой силы. Или была, но она сама ее отвергала? Она попробовала потянуть нить еще, вернуть немного магии себе, и нить послушно прилипла к коже.

Доминик побледнел, вскрикнул, но не смог разомкнуть губ. Элль отпустила руку.

— Вот так, — сказала она то ли ему, то ли себе. — Можешь говорить.

— У Учителя есть шанс продавать бессмертие, как пирожки на ярмарке. Он от тебя не отстанет, дорогая… моя, — он мечтательно вздохнул. — Но я могу помочь.

— Да неужели? — скрестила руки на груди Элоиза. Дом кивнул и поправил свою мятую одежду, откинул волосы назад. Он как будто не понимал, что теперь его желания и возможности ни на что не влияли. Его нить была накрепко зажата в пальцах Элль, а он все строил из себя чуть ли не всеобщего спасителя.

— Тогда я хочу узнать, что замышляет Ханнес. Из первых рук. И ты не посмеешь меня выдать или предать.

Уже через полчаса они пробирались по лестницам башни. Иногда Элль выглядывала в окна, чтобы убедиться, что за окном все еще царила бархатистая, укутанная саваном плотных облаков ночь. Хотя весна уже плавно перекатывалась в сторону жаркого лета, не было ни палящего зноя, ни обжигающих ветров с Архипелага.

Уже несколько дней небо было затянуто саваном облаков, которые и не думали расходиться, пугали так и не разразившейся бурей. Как будто и без этого поводов для беспокойства не хватало. В сумраке мерцали окна домов и уличные фонари, а на другой стороне Зеркала Солнца ярче звезд горели электрические светильники на военных кораблях Галстерры. Они напоминали металлические дома, зачем-то поставленные на воду. Иногда то тут, то там можно было заметить, как на многоярусных палубах копошатся совсем крошечные человеческие фигуры.

— При желании несколько алхимиков могут разнести этот флот, как игрушки, — подал голос шедший впереди Доминик. — Но выглядят эти махины действительно грозно.

Элль задумалась, что будет, если она выцепит какую-нибудь нить покрепче и зашьет Доминику рот. В целом, это было рабочим решением и даже могло бы принести Элоизе если не облегчение, то хотя бы минутное удовольствие.

Девушка дернулась, прогоняя эту мысль. Не хватало еще стать такой же, как Летиция, Ханнес, как…

— Амаль? — прошептала она, и тут же спряталась за углом. Она так задумалась, что чуть не вышла на этаж в открытую, Доминик удержал ее и втянул обратно, а потом долго вытирал о себя руку, как будто обжегся.

Амаль Мартинес стояла у дверей в кабинет Ханнеса. Рядом с ней не очень бодро держался Ирвин. Элль заметила, что хоть с момента последнего восстановления не прошло и пары дней, он уже выглядел потрепанным. Он открыл дверь в кабинет Ханнеса. Учитель радушно пригласил советницу. Ему вторил довольный щебет Пенни Лауб. Как только дверь закрылась, Доминик, пошатываясь, вышел из укрытия и махнул Элль рукой, чтобы та присоединилась. Заметивший их Ирвин удивленно вскинул брови.

Доминик не стал ничего говорить, просто замахал руками, указывая на дверь и на ухо. Ирвин Замотал головой. Последовал обмен неприличными жестами. Элль наблюдала за этим диалогом, пытаясь понять, осознает ли кто-то из присутствующих масштаб ситуации. Советница в башне, где сидят ее даже не потенциальные, а вполне реальные враги.

Что за гадюшник вообще развелся в Темере?

Тем временем Ирвин и Доминик достигли какого-то беззвучного соглашения. Ирвин развел руками и воздух в коридоре моментально стал сухим, как в пустыне. А в ладонях у него замерцали две водяные сферы. Ирвин пошевелил пальцами и придал воде форму бокалов, длинные ножки которых плотно прилегали к двери. Одну чашу получила Элль, вторую — Доминик.

— Не вини себя, милая, ты заботишься об общем благе, — лепетала Пенни Лауб. — И все делаешь правильно. Ты молодец, что пришла.

— Ваша оценка правильности кажется мне сомнительной, госпожа Лауб, — послышался шелестящий голос Ханнеса. Обычно его голос напоминал стеклянную каплю, но иногда отец умел изменять его, оплетать им людей. Очаровывать. Элль напряглась всем телом, пытаясь уловить движение магии, но не ощутила ничего подозрительного. Возможно, имела место просто природная харизма.

— Я пришла сюда не за вашим одобрением, — резко прервала наметившуюся светскую беседу Амаль. — У меня к вам деловое предложение. Ваше дело — ответить да или нет, а о моральной стороне своего решения я буду думать сама.

Повисло молчание. Его плотный покров дробился звоном чашек о блюдца. Амаль снова подала голос.

— К тому же… я так понимаю, что я могу дать вам то, что вы хотели забрать силой.

— Пахнет политикой, — нахмурился Ханнес. — Но если уж вы так хорошо осведомлены, госпожа Мартинес, позвольте мне поинтересоваться, почему вы готовы пойти нам навстречу?

— Это не секрет, потому что я рассчитываю на взаимопонимание, которого не смогла найти с госпожой Верс, — невозмутимо отвечала Амаль. — Я хочу, чтобы у наших людей был шанс на спокойную жизнь в безопасности.

— Легко говорить, когда набили полные карманы. Не хочется улетать с облюбованной кормушки? Или вам с подругой стало слишком тесно?

— Ханнес, — возмутилась Пенни.

— Я просто пытаюсь понять, Пенелопа.

— Я получила предложение, которое устраивает меня как формальную главу алхимиков, — сказала госпожа Мартинес и начала пересказывать план Галстерры.

Элль слушала внимательно. На моменте про военные корабли и «Сирену» ее горло стиснули пальцы ужаса. Она никогда не видела войны, но воображение живо нарисовало красочные образы. Затем тревога улеглась, когда Амаль перешла к части, в которой военные корабли увозили алхимиков на остров в акватории Галстерры, местные власти строили город — а то и не один — на деньги какого-то богача-изобретателя. Будь ее воля, Элль бы уже на этом моменте попросила занять ей место на борту, но внутри тут же заворочалось подозрение. Жизнь немало потрепала девушку, чтобы она сразу понимала, что безоговорочно хорошо ничего не бывает. Всегда есть «но». Например, славный парень может оказаться ходячим мертвецом, а обожаемый отец — жестоким диктатором.

— И чего же от нас хотят наши освободители? — прервал речь Амаль Ханнес. Элоиза готова была поклясться, что даже эта грубость не заставила советницу закатить глаза или одарить мужчину испепеляющим взглядом.

— Участия в военном производстве Галстерры. Взрывчатка, оружие, черная медь — все для их войны с Северной Пустыней.

— Ожидаемо, — хмыкнул Ханнес. — И что же, вы находите это приемлемым? Продавать людей, как рабочую силу, в обмен на мнимую безопасность?

— Галстерра прекрасно понимает, что алхимики могут быть опаснее всех их военных кораблей вместе взятых. Я считаю, что в сложившейся ситуации мы нужны друг другу примерно одинаково. И обмен выходит справедливым.

— За исключением одного момента. Темер — наш дом, — твердил Ханнес. Элль не сдержалась и закатила глаза. Доминик тут же шикнул на нее, видимо, пытаясь приструнить. Гнев взвился еще сильнее, но девушка ограничилась только неприличным жестом. По слуховой чаше пошла рябь, и Элоиза перевела взгляд на Ирвина. Заклинатель выглядел… еще не паршиво, но уже довольно помято, как будто его закинули в водоворот и не спешили доставать. Молодой человек заметил, как она рассматривала его и, не изменяя себе, подмигнул. В этот же момент сосуд в его левом глазу лопнул.

Доминик помахал ладонью перед лицом Элль, напоминая, для чего они все здесь собрались. Девушка снова прильнула к слуховой чаше. Судя по тону, она немногое пропустила.

— Допустим, — шелестел Ханнес, — я приму ваше предложение, госпожа Мартинес. Я подчеркну — именно ваше, а не ваших галстеррских друзей. Предлагаю обсудить все условия. Я занимаюсь вектором развития, госпожа Лауб берет на себя управление производством, а вы… обеспечиваете соблюдение прав и свобод.

— Приемлемо, — без особого воодушевления сказала Амаль.

— Но как вы хотите сдвинуть авторитет вашей дражайшей подруги, если хотите, чтобы алхимики отвернулись от нее?

— Это нетрудно. Достаточно просто рассказать правду.

— Не боитесь, что и вас утянет следом? — поинтересовался мужчина.

— Нет человека, более любимого народом, чем тот, кто владел властью, опустился на дно и раскаялся, — парировала Амаль.

— В зависимости от того, что вы с этой властью делали, — он замолчал. Видимо, принялся что-то записывать. — Ну что же… Давайте попробуем. Пенелопа, сообщи нашим людям, что провокация и выступление откладываются. Но мне нужны гарантии, госпожа Мартинес. Как насчет клятвы на крови?

— Вас ничто не заставит отказаться от запрещенной магии? — как будто даже игриво поинтересовалась Амаль.

— Это надежнее заверенных копий и человеческой памяти.

С тихим «цык» вылетело лезвие складного ножа. Элль поморщилась и выпустила слуховую чашу. Доминик сделал то же самое. Взглянул на девушку — не возмущенный, не встревоженный. Он просто лучился самодовольством, едва сдерживался, чтобы не сказать: «А я говорил». И его как будто не беспокоило, что в эту секунду против его родной матери заключали союз.

Дом махнул рукой, намекая, что им пора уходить. Элль кивнула и вопросительно посмотрела на Ирвина. Тот завел руки за спину и встал возле двери, медленно моргнул, всем видом показывая, что никого и ничего не видел. Элль улыбнулась ему и невольно коснулась золотой нити у сердца. Интересно, Ирвин чувствовал ее? Доминик не дал ей довести мысль до конца, схватил за ткань рукава и повел на лестницу. Уверенно, даже не всматриваясь в узор темных коридоров, он прокладывал путь к очередной белой двери, за которой царил хаос его собственной обители.

Доминик оставил Элль в центре комнаты, а сам подобрал початую бутылку и сделал несколько больших глотков. Вытер губы рукавом и закашлялся. Элль подумала, что и сама была бы не против промочить горло чем-то покрепче чая, но как-то не хотелось становиться частью общего бардака. Хотя бы кто-то один должен был мыслить трезво.

— Ну? — вскинула брови Элль.

— Хотел спросить у тебя то же самое. Что думаешь о перспективе переехать в Алхимистан? — хмыкнул Доминик.

— Не знаю, — честно ответила Элоиза. Доминик прыснул со смеху.

— Слышали бы тебя Летиция и Ханнес. И как они только рассчитывали сделать из тебя наследницу? — фыркнул Дом. — Ты же совсем не можешь…

— Я пойду, — она круто развернулась на каблуках и чуть не упала — ноги запутались в рубашке, валявшейся на полу.

— Элли, Элли, — Дом выставил руки в примирительном жесте. — Я понял, ладно. Давай вот что… дождемся заварушки и скроемся под шумок. Я сделаю для Ирвина столько зелья, сколько нужно, чтобы он провел нас по дну моря до самой Галстерры. А там у меня была пара знакомых, обустроимся, дело свое начнем.

— Какое дело? — фыркнула Элоиза.

— Какое угодно. Хоть таблетки от похмелья делать. Я слышал, в Галстерре с этим огромная проблема.

Элль усмехнулась. На секунду в полумраке ей показалось, что все события прошедшего года были сном. Что они с Домиником снова сидят в тесной квартирке, которую снимала Элль и обсуждают, как будут жить дальше, когда однажды станут свободными и независимыми. Дом, как всегда, фонтанирует идеями, а она проверяет их на прочность своим пессимизмом и неизменно оказывается права, но никто не расстраивается.

Доминик сделал еще один глоток из бутылки и подошел к Элоизе. Положил руку ей на плечо, сжал пальцы, будто изучая ямку между суставом и ключицей, как будто это было самое совершенное, что только могло существовать на свете.

— Мы справимся, Элли, — он подшагнул к ней вплотную, и Элль тут же стиснула в пальцах его нить. Найти ее теперь было совсем нетрудно, она сама тянулась к ней в руки. От прикосновения под веками рассыпались мерцающие искры. Если обычный человек был плотным гобеленом таких нитей — чувств, привязанностей, качеств, воспоминаний, связей, то сам Доминик больше напоминал наспех перештопанную ветошь. Он буквально разваливался на куски.

— Сколько крови ты отдаешь Ирвину? — спросила она, мягко отстраняясь. Дом пожал плечами.

— Чашки две-три…

— В неделю?!

— Ну, в день, — немного растерянно проговорил Дом и тут же натянул на лицо самодовольную маску. — У меня не то, чтобы много причин цепляться за жизнь. Единственная причина, по которой я еще не умер — это просто…

Его голос утонул в оглушительном реве, от которого все внутри перевернулось, а органы подскочили и вжались в ребра. Несколько мучительных секунд звук все нарастал, расплющивал мозг, стирал в порошок последние капли хладнокровия, а потом потух, и вся башня заходила ходуном, затряслась, затрещала. В коридорах раздался топот, голоса. Дом выругался и принялся носиться по комнате, собирая пожитки в большую походную сумку.

— А вот и шумок! — с деланной радостью констатировал он.

Элль распахнула дверь и чуть не сбила с ног несшуюся в толпе девушку.

— Что происходит? — крикнула Элоиза. В горле засаднило, ее голос все равно тонул в общем гомоне. Девчонка вцепилась ей в плечо и потянула так, чтобы Элль прижалась ухом к ее рту.

— Галстеррские корабли открыли огонь. Валить надо.

— Как?

— Ты дура что ли? На лодках, ну!