Ошимское колесо

ПЯТНАДЦАТЬ

Полчаса казалось, что мы сможем сдерживать силы Мёртвого Короля на стене, а может и отобьём их, когда солдаты Седьмой вступят в бой, сменив стариков из стражи. На узком парапете мертвецы могли нападать на стражников лишь по двое или по трое. Они бросались вперёд с угрожающей скоростью, принимая удар меча или копья, чтобы приблизиться к противнику и схватить человека за горло.

– Эти мертвецы только и стараются, что задушить. В чём тут смысл? – Мне казалось, что это не самый эффективный способ убивать, особенно посреди ожесточённого боя.

– А какие у них ещё есть варианты? – спросил Дарин.

– Выдавить глаза? Разбить голову об стену? – Явно я провёл слишком много времени со Снорри.

– Или вон так! – Баррас указал на другую сражающуюся пару. Нападавшая молодая девушка, опалённая огненным маслом и всё ещё тлеющая, с копьём в животе, схватила стражника, который её проткнул, и утащила за собой со стены – оба упали головами вниз с двадцатипятифутовой высоты на булыжники внизу.

Мы наблюдали с башни за тем, как продолжается бой. С учётом узости фронта боевых действий, больше особенно заняться было нечем. В первые мгновения брешь казалась полной катастрофой, но десятью минутами позже мертвецы оттеснили стражу лишь на двадцать ярдов в каждую сторону, потеряв при этом десятки своих.

– Они их душат, потому что неповреждённый труп легче снова поднять, – сказал Дарин. В подтверждение его слов на парапете показались две руки в латных рукавицах, поднялся стражник с багровой шеей, и из его лёгких вырвался смертный крик.

– Впрочем, ума у них немного, – сказал Баррас. – Смотри, половина из них просто падает с другой стороны, только взобравшись на стену. Должно быть, там уже кровавое месиво.

Я смотрел некоторое время. Он был прав. Трупы, взобравшиеся по почерневшим и дымящимся лесам из мертвецов, бросались на стену, словно ожидая немедленно с кем-нибудь схватиться. По меньшей мере половина из них не могла задержаться на покрытых маслом камнях – они скользили до самого края парапета, и валились навстречу своей кончине.

– Чёрт! – Я похолодел. – За мной! – Объяснения или приказы заняли бы слишком много времени. Я схватил у скорпиона промасленный тростниковый факел и побежал вниз по спиральной лестнице башни. – За мной, чёрт вас подери!

Ярдах в пятидесяти от стены с улиц за воротами наблюдали сотни горожан, столпившихся напряжёнными группами. В основном юноши с копьями, мясницкими ножами, изредка с мечами, но были среди них и мальчишки, и даже девушки и седовласые матери, которых привлекало зрелище. Говорят, людям до смерти нравится, когда их развлекают, и здесь собралась публика, которая, видимо, будет развлекаться до самой смерти. Среди них ходили торговцы с лампами, которыми они освещали свои товары, выпечку и сосиски, сладкое печенье и кислые яблоки. Я сомневался, что дела у них шли хорошо – со всей этой вонью от мертвецов, клубами дыма и смертными воплями, от которых крутило внутренности. Да, здесь стояли толпы, демонстрируя свою веру в наши стены, но если бы хоть кто-нибудь из них по-настоящему понимал, что ждёт их по другую сторону, то они уже бежали бы в свои дома и молили Господа о милости.

– Что? – Дарин догнал меня у основания башни.

Я оглянулся, убедившись, что мы не одни. За нами появились Ренпроу, Баррас и непрерывный поток стражников, двое несли факелы.

– Все эти падающие мертвецы… – сказал я. – Вы слышите, как они приземляются? – Я бежал впереди в полную темноту у основания стены, а потом затормозил, чтобы стражники нас обогнали. Я не собирался быть в первых рядах. – Ренпроу! Приведи сюда ещё людей. И пошли к Мартусу за подкреплением. – Мне казалось, я уже приказывал им явиться на стену. – И где, чёрт возьми, дворцовая стража?

– Но зачем мы здесь? – повторил Дарин.

– Мертвецы со стены. Ты слышишь, как они ударяются об землю? – спросил я, вглядываясь в темноту и желая, чтобы Аслауг была здесь и могла мне помочь.

– Не слышу ничего, кроме твоих криков, – сказал Баррас, лязгая своей турнирной кольчугой.

Но звуки всё-таки были: за грохотом сражавшихся и умиравших людей, за смертным воем – глухие неритмичные удары, словно первые капли дождя, предвещающие ливень.

– Что тебе привиделось? – Дарин держал перед собой длинный клинок, от которого отражался свет факела. – Тут больше тридцати футов до жёсткой земли. Это не только сломанные лодыжки – это сломанные голени, колени, бёдра и всё остальное. Мне плевать, если они не сдохнут – главное, чтобы не нападали ни на кого. – Несмотря на свои слова, шёл он медленно, будто боялся, что камни мостовой могут его укусить.

– Тридцать футов до жёсткой земли было для первой дюжины. Мы же видели, как сюда свалилось больше сотни. Уже сейчас они падают на прекрасную мягкую подстилку из переломанных тел.

Сейчас мы уже ясно слышали быстрые неравномерные стуки, удары плоти по плоти, словно хаотичные удары сердца в темноте за стеной.

Факелы осветили фигуры впереди. Множество фигур, стоявших в кромешной тьме, без звука. Несколько шагов ближе, и тени ещё немного расступились. Фигуры, как одна, посмотрели на нас, в их глазах отражались языки пламени. А потом они набросились. И начались крики.

Вблизи свирепость ускорившихся мертвецов оказалась поразительной. Они не боялись острых лезвий, и от их бесконечной ярости защита казалась бесполезным делом, минутной задержкой неизбежного. Первый ряд стражников свалили наземь за секунды, мёртвые руки сомкнулись на их шеях. Второй ряд немедленно развалился, и всё больше мертвецов оббегало со всех сторон мой отряд из трёх десятков человек. Я быстро оказался в окружении, и на меня наскочил толстяк в лохмотьях, который, судя по виду, провёл пару недель в могиле, прежде чем его подняли ради сегодняшних торжеств. У меня не было времени возмутиться тем, что его погребение являлось прямым нарушением приказов Красной Королевы, не говоря уже о моих маршальских приказах – едва хватило времени закричать.

Мертвецы не умирают, и чтобы их остановить, нужно рубить им конечности. Вот только, как бы ты не твердил этого себе, когда кто-то из этих сволочей в нечестивой ярости набрасывается на тебя, ты… протыкаешь их. Это инстинкт. Пусть напишут это на моём надгробии: "Убит инстинктом".

Однако вопреки здравому смыслу в тот миг, когда мой меч по рукоять вошёл в грудь покойника в районе гнилого небьющегося сердца, голод испарился из его глаз. Под тяжестью покойника я столкнулся со стражником за моей спиной, но с помощью того остался на ногах и умудрился вытащить клинок, когда мой враг – теперь уже простой труп, вроде тех, что лежат спокойно и ждут, когда станут скелетами – завалился набок. Следующая мёртвая тварь набросилась на меня в тот же миг. Повторяя свою ошибку, я рубанул по её шее, и чудо повторилось – тварь упала, вцепившись в рану на остатках горла, из которой лилась холодная кровь. Казалось, меч Эдриса Дина вибрирует в моей руке, словно живой. Я рискнул глянуть на клинок, пронзив им завывающий рот очередной пытавшейся меня убить мёртвой женщины – стройной девушки, которая могла быть даже симпатичной за всей этой сажей, кровью и смертоносным голодом. По всей длине моего меча кровь мертвецов цеплялась за текст, выгравированный на стали. Оружие некроманта – инструмент его ремесла – видимо с тем же успехом обрезало струны, заставлявшие труп двигаться, с каким обрезало струны, которые заставляли живого человека плясать танец своей жизни.

– Берегись!

У меня не было времени раздумывать о своём открытии. Мужчина, умерший в самом расцвете сил, бросился на меня, наткнулся на мой клинок и свалил меня на землю. Меня никогда не сбивала с ног гончая, но думаю, это примерно так же ужасно. Мой мир наполнился звуками рычащей твари. Покойник был намного сильнее меня, и, не будь на мне кольчужного сюрко, он уже отрывал бы мою плоть от костей. Чьи-то руки меня схватили и потащили по мостовой, хотя я не знал, в какую сторону, поскольку потерял ориентировку. Я почти надеялся, что тянут меня в сторону кучи мертвецов, где я по крайней мере могу ожидать быстрой смерти.

В следующий миг я понял, что это как лежать на колоде мясника: вокруг меня взмывали и падали мечи. Я слышал и чувствовал удары клинков по плоти. Я сопротивлялся, холодная кровь лилась вокруг меня, и спустя время, которое показалось мне вечностью, сильные руки подняли меня на ноги.

– Маршал! – Ренпроу сжимал мою голову, осматривая на предмет ран, а мой теперь уже безрукий противник дёргался на земле возле нас. Звуки битвы бушевали поблизости – не лязг стали по стали, или треньканье тетивы, а только крики живых и мёртвых и глухие удары по мясу. – Маршал! Вы меня слышите?

– Что? – я осмотрелся. Со всех сторон плотно сбились стражники – резервы, которые прибежали по длинной круглой дороге парапета стены. Высоко над нами продолжалась война на истощение, мертвецов медленно выталкивали с точки, где они влезали на стену, но настоящая битва разворачивалась передо мной. Всё больше мёртвых непрерывным дождём падало со стены, приземляясь на гору тех, кто после падения уже не мог нападать. Человека такое падение всё равно бы убило, но армию Мёртвого Короля оно не замедляло, и теперь уже недавно задушенные стражники вставали против своих старых товарищей.

– Где резервы? Чёрт возьми! Нам нужна Седьмая! Нам нужна дворцовая стража!

Я позволил Ренпроу увести меня назад через наши ряды. Наше присутствие привлекало мертвецов, но нам не хватало людей, чтобы остановить их. Некромант мог приказать им разбежаться по городу. Вероятно, здесь их держало лишь желание хозяев убить офицеров и командиров защиты Вермильона.

– Дарин? Где Дарин? – Я стряхнул Ренпроу. – Где Баррас?

Ренпроу встретился со мной взглядом, дёрнувшись, когда мимо промчались ещё несколько стражников, которые спешили присоединиться к драке. Он смотрел на меня с мрачной решимостью.

– Маршал, между этим городом и катастрофой стоит лишь ваше командование. Вам нужно сосредоточиться на общей картине…

Я тут же схватил его за горло.

– Где мой брат? – выкрикнул я ему в лицо.

– Принц Дарин пал. – Задыхаясь, проговорил капитан. – Помогая вытащить вас.

Я отпустил Ренпроу и наклонился вперёд, согнувшись пополам, как от удара в живот – хотя меня не било ничего, кроме правды.

– Нет.

Глубоко во мне течёт красная ярость, так глубоко, что не заметишь и следа от неё, даже если месяц за месяцем будешь проводить в компании со мной. Но всё же, она там есть. Эдрис Дин запалил её в тот день, когда проткнул ножом живот моей матери. Он забрал храбрость того мальчика, его гнев, его отчаяние, и одним ударом отделил их от меня, связав во что-то новое – во что-то более тёмное, горькое и смертоносное. И все годы своей жизни я жил на поверхности, под которой текла эта неизвестная и нежданная алая ярость, украденная у меня.

– Нет! – Та старая ярость поднялась на поверхность из своих глубин, и я ей обрадовался. Я бежал назад через ряды своих людей и приветствовал её рыком, которым гордился бы даже сам Снорри – так приветствуют старого друга.

Меч Эдриса Дина, тот самый клинок, который сформировал мою жизнь, отправлял мертвецов в могилу так же легко, как и живых. Но была и ключевая разница: мертвецы не боялись людей с мечами. Поэтому их легче убивать. Я бегал среди них и размахивал мечом, используя каждую унцию мастерства, вбитого в меня учителями фехтования по настоянию бабушки, и каждый урок, полученный с тех пор с каждым нежеланным событием. Люди Вермильона клином следовали за мной, и с каждым ударом я ревел имя своего брата. Я отпинывал мертвецов от жертв, отрубал их руки, перерезал глотки, рубил и резал, пока мой клинок не стал тяжёлым, словно свинец, и предательские конечности, из которых вытекала сила, не начали мне изменять.

Мёртвая женщина ухватила меня за ноги, а другая вцепилась мне в левую руку, пытаясь вонзить зубы мне в локоть. Кольчуга сдержала укус, и человек с копьём пробил мёртвой женщине голову, хотя от этого она не ослабила хватку. Меня обхватили сзади сильные руки и потащили назад среди моих людей. Не в силах сопротивляться, я рухнул в чьи-то объятья. На миг мир потемнел, свет факела и лампы потускнел, в ушах грохотал стук моего сердца.

– Дарин? – выдохнул я воспалённым горлом между глубокими вдохами. – Баррас?

Я моргнул, и зрение прояснилось. Люди вокруг меня были из Седьмой. Ренпроу стоял и смотрел на меня сверху вниз, из чего я понял, что лежу на спине. Видимо, я вырубился, но понятия не имел, сколько пролежал без сознания. Я снова моргнул. Возле капитана Ренпроу стояла кузина Сера. Её лицо, обрамлённое плотным кольчужным капюшоном, перепачкалось сажей. За спиной кузины маячил её старший брат Ротус – стройная фигура закована в доспехи, на лице обычное кислое выражение.

– Где мой брат? – требовательно спросил я, садясь и задыхаясь от боли в отбитых лёгких.

Капитан наклонил голову, на его щеке виднелись три параллельные рваные полосы. Я проследил за его жестом и увидел Дарина, усаженного у Аппанских ворот. Его лицо было намного бледнее обычного.

– Баррас? – спросил я, поднимаясь.

– Кто? – Сера протянула руку, чтобы помочь, но я оттолкнул её.

– Баррас Йон, сын вьенского посла. Он женат на Лизе де Вир, – ответил Ротус, всегда готовый поделиться фактами, даже посреди сражения.

– Мой меч! – крикнул я, а потом обнаружил его в своих ножнах. – Так где Баррас, чёрт бы его подрал?

Капитан Ренпроу покачал головой.

– Я его не видел.

Я встал на колено около брата напротив осматривавшего его лекаря.

– Как… – слова застряли в горле, я прокашлялся и попробовал снова. – Как ты, брат?

Дарин поднял руку, словно она была очень тяжёлой, и приложил к шее, разорванной ногтями мертвеца. Раздавленная плоть была багровой от крови – как под кожей, так и над ней.

– Бывало… и лучше. – Болезненно прошептал он.

Я посмотрел на лекаря, седоголового военного врача в заляпанных кожаных доспехах с перекрещенными копьями Седьмой. Он покачал головой.

– Что значит "нет"? – Я в гневе уставился на него. – Вылечи его! Он чёртов принц. Его старший брат во главе всей твоей треклятой армии… а я, блядь, маршал!

Он проигнорировал меня, столь же привычный к истерике на поле боя, как и к полученным на поле боя ранам, и коснулся груди Дарина, над рёбрами.

– Разорван сосуд в дыхательном горле. Его лёгкие наполняются кровью. – Он приложил пальцы к шее моего брата, чтобы измерить пульс.

– Проклятье! – Я попытался схватить так называемого целителя. – Лучше бы тебе… – Рука Дарина на моём запястье остановила мой поток на середине, хотя в его хватке не было силы.

– Ты… вернулся… ради меня. – Так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать. Потом я услышал бульканье крови в лёгких.

– Теперь уже жалею об этом! – крикнул я ему, и дым так жалил глаза, что я едва мог видеть. – Если уж ты собрался просто лежать тут и помирать. – Что-то перехватило моё горло, наверное, дым, и я поперхнулся. Когда я снова заговорил, это было тихо, только для него. – Вставай, Дарин, вставай. – В моём голосе слышались ребяческие всхлипы.

– Ниа. – На миг я подумал, что он говорит о матери – всего лишь на миг – но потом вспомнил его дочь, такую маленькую и нежную в руках Миши. Она его даже не узнает.

– Я её защищу. Клянусь.

Голова Дарина завалилась набок, и мне показалось, что моё сердце остановилось, хотя я никогда не заявлял, что люблю братьев, даже лучшего из них. Но он поднял брови, и я проследил за его взглядом до его пальцев, блестевших от какой-то прозрачной жидкости.

– Масло, – сказал Дарин.

Действительно, мы сидели в масле, к счастью теперь уже остывшем. Должно быть, оно просочилось под ворота, после того, как его вылили в дыры-убийцы. Дарин провёл липкими пальцами по моей ладони.

– Оно их… остановило.

На секунду я задумался. Масло их не остановило. Я прижал пальцы к камням и провёл по ним.

– Действительно! – Я понял, и замешательство вмиг сменилось ясностью. Мёртвые под надвратной башней не могли толкать, у них не было сцепления с землёй. Они всего лишь были пробкой из плоти, которая передавала силу толчка снаружи. Двери еле-еле выдержали. Масло спасло их. Меня озарил миг триумфа. – Я знал, что… – но Дарин уже умер.

Лекарь ещё немного подержал пальцы на шее Дарина, щупая пульс. Потом покачал головой. И, ослеплённый слезами, причиной которых был вовсе не дым, я вытащил меч.

Что-то шевельнулось под кожей моего брата. Достаточно большое, чтобы даже мои затуманенные глаза это заметили. Словно маленькая ручка провела по его шее. Его тело дёрнулось, словно что-то ударило изнутри его грудной клетки.

– Что это, во имя Божие? – лекарь ошеломлённо отскочил, явно не вполне знакомый с природой нашего врага.

Губы Дарина скривились. С проклятьем я пронзил мечом грудину брата, проткнув его сердце, и он без звука обмяк, теперь уже по-настоящему умерев.

– Этого недостаточно, – сказала Сера за моей спиной. – Надо связать его и…

– С этим мечом достаточно. – Я вытащил клинок, красный от крови моего брата, и повернулся лицом к кузенам.

– То, что произошло с ним… это было не похоже на остальных… – Наклонился, вглядываясь, Ротус.

– Нет. – Мертвецы всегда просыпались мгновенно, с голодом в глазах, готовые убивать. С Дарином всё было по-другому. Словно… словно что-то пыталось вырваться из него. Или через него. – Я… – А потом я заметил. – Смертный вой… он стих. – До меня дошло, что с тех пор, как я пришёл в чувство после той безумной атаки, мёртвые молчали. Крики и вопли, которые я слышал теперь, доносились из глоток живых – некоторые полные ярости, другие ужаса, или боли. Но холодящий бесконечный вопль нападающих мертвецов… закончился.

– Мертвецы замедлились, – доложил Ренпроу, глядя на меня так, словно боялся, что я могу снова рухнуть, или броситься в схватку. – Но мы их едва сдерживаем, а они продолжают напирать – должно быть, у них теперь есть нормальный пандус до самого верха стены.

– Капитан, возвращайтесь на башню. Нам нужны ваши глаза. – Рёв огня за стенами был похож на грохот реки в половодье.

Кузина Сера подошла ближе, положив ладонь мне на руку. Лёгкое прикосновение.

– Сожалею о Дарине, Ялан. Он был хорошим человеком.

Хотел бы я выбросить его из головы. Ну и ну, мой собственный брат лежит мёртвый на земле у моих ног, с кровоточащей раной, которую я сам ему нанёс. Внезапно мне потребовалось заполнить себя чем-то другим. Я прошёл мимо Серы.

– Не может быть, что это вся Седьмая! Где Мартус? – Вокруг нас стояло не больше сотни человек в кольчужных сюрко Седьмой, а линия, где сдерживали мертвецов, была лишь ярдах в двадцати от нас. Горожане, которые пришли на представление, давным-давно сбежали, распространяя, будем надеяться, по городу должный уровень паники. – Где, чёрт возьми, дворцовая стража? Здесь нам нужны все силы.

Сера снова встала передо мной.

– Я пришла от ворот Победы. Мы видели, что начались пожары, и пришли помочь. – Она оглянулась через плечо на схватку – лицо её было бледным, но губы мрачно и решительно поджаты.

– Я пришёл из дворца, – сказал Ротус, возвышаясь за плечом младшей сестры. – Дядя Гертет приказал Мартусу держать Седьмую у стен…

– Так почему же, блядь, они не здесь?

– У стен дворца, – сказала Сера. Она выглядела на свои семнадцать лет.

– Он приказал дворцовой страже оставаться на местах и защищать его любой ценой, – сказал Ротус.

– А-а. Вон что. Ублюдок. – Я убрал всё ещё красный от крови брата меч в ножны. – Какого чёрта Гариус позволяет Гертету раздавать приказы? Я возвращаюсь. Вам придётся держаться здесь. Я приведу подкрепления.

– Мы продержимся. – Я ждал, что этот зарок даст Ротус, но говорила Сера. Секунду она смотрела мне в глаза, и я заметил кое-что знакомое. То, что я видел в последний раз в глазах бабушки на стенах Амерота.

– Знаю, проде́ржитесь. – И я начал проталкиваться через войска, направляясь в сторону главной улицы от Аппанских ворот, освещённой лишь несколькими оброненными лампами.