Ошимское колесо

ОДИННАДЦАТЬ

Мы спешили в тронный зал, чтобы расспросить Лунтара под защитой лучших стражей Красной Королевы. А мне всю дорогу приходилось останавливаться, чтобы подгонять носильщиков Гариуса, тащивших паланкин по дворцу. Мне удалось убедить себя (по крайней мере, пока я не смотрел в сторону Лунтара), что не следует слишком уж серьёзно воспринимать предсказания всех прорицателей подряд. Хотя, как посмотришь на этот бескожий ужас, так сложно представить, что он какой-то шарлатан. Но всё равно, как тонущий хватается за любую соломинку, так и я ухватился за мысль, что Лунтар возможно ошибается, или по крайней мере врёт.

Тронный зал никогда не был людным или цветастым местом. Но за дни с тех пор, как Красная Королева уехала, всё изменилось. С паланкином Гариуса, установленным перед троном бабушки, зал, казалось, обрёл новую жизнь. Вдобавок к сиделкам, к старику по расписанию приходили разные музыканты, наполнявшие воздух песнями и звуками дюжин народов, пока он разбирался с петициями подданных. Он разговаривал в основном с торговцами – как высокородными, так и простыми, – и утверждал, что страны развиваются на торговле и производстве, а всё остальное вторично.

Он говорил мне: "Ялан, говорят, будто деньги – корень всех зол, и возможно так оно и есть. Но ещё они корень множества хороших вещей. Одень своих людей, наполни им желудки и возможно придёт мир. Желания порождают войну".

Та расслабленная атмосфера рассеялась с нашим спешным появлением – разбегавшиеся придворные чувствовали, что похороны принца были не худшим событием за этот день.

Помощники Гариуса положили его на диван с огромным количеством подушек, которые поддерживали его, казалось бы, в самом неудобном положении. Я стоял около него, непроизвольно топая ногой, пока мы смотрели, как дворцовая стража провожает из зала последних просителей. Сегодняшние музыканты – группа цыган с далёкого острова Умбра – с удвоенной скоростью сложили свои дудки, прекратив музыку.

– Какие новости из пригорода? – спросил Гариус.

Меньше недели. Внезапно сообщения с границ стали казаться куда более важными.

– Беда, – сказал я. – Некоторые кладбища из тех, что мы не очистили, сами опустели. Мертвецы пропали. Приходят сообщения о дюжинах нападений трупов. Две семьи… исчезли. – Я поморщился. Стражник привёл меня в один дом у Северной дороги. Кровь на полу, на стене, сломанная мебель. Всюду мухи. И никого. Только младенец в люльке. А точнее – то, что от него осталось. – Соседи ничего не видели. – Сложно было такое представить, поскольку дома там построены стена к стене. Стражники остались стучать в двери, а я поспешил обратно во дворец на встречу с Лунтаром. Гариусу нужно было уединение тронного зала, а Лунтар перед уходом хотел повстречаться с другими людьми. Из них он упомянул доктора Тэпрута, хоть я и не слышал, что цирк приехал в город. – Мне нужно вернуться и проследить за разведкой. – Я обернулся лицом к тронному залу и замер от неожиданности.

– Я не задержу вас надолго. – Перед нами стоял Лунтар, и только мы двое его видели. Он ускользал из памяти любого человека, даже если они его замечали. Своего рода невидимость. Он не сказал, было ли что-то в крови Кендетов, что позволяло нам не поддаваться на эту уловку, или же Лунтар сам позволял нам его помнить – хотя, я всего минуту докладывал стюарду, стоя спиной к магу, и уже забыл, что он там стоит.

– Будьте так любезны, позвольте мне поговорить наедине с моим внучатым племянником, – громко сказал Гариус. Остатки его придворных направились к дверям. – Даже ты, Мэри. – Это относилось к его главной сиделке, плотной матроне, которая явно считала себя жизненно важной. – Господа, и вас тоже попрошу, – он кивнул гвардейцам по бокам от себя. – Все стражники.

Подошёл капитан, тяжело топая сапогами по отполированному полу. – Стюард, мы обязаны охранять вас.

– Если я умру в ваше отсутствие, принц Ялан будет понижен до крестьянина. Ну вот, теперь мне ничто не грозит?

Капитан стражи нахмурился, слово "нет" готово было сорваться с его губ.

– Я правда настаиваю, – сказал Гариус.

Спустя пять минут, когда стража дважды проверила каждый тёмный уголок, мы остались одни.

– Я надеялся застать здесь Красную Королеву, – сказал Лунтар. – А теперь, похоже, придётся отправляться за ней в Словен.

Я не стал высказывать очевидную неувязку, что он должен был предвидеть это. Несомненно, он уже в прошлом пересекался с судьбой бабушки и решил больше не заглядывать в её будущее. Или же Молчаливая Сестра оберегает её от таких предсказаний.

– Когда вы уходите? – Мне лучше всего подошло бы за день до того, как он прибыл. Лунтар до сих пор казался мне очень пугающим. Воспалённость его обожжённой плоти требовала отклика, и если не вызывала его в маге, то уж точно создавала во мне что-то очень близкое к боли. Молчаливая Сестра заглянула так далеко в наше светлое будущее, что оно ослепило её на один глаз. Лунтар заглянул ещё дальше, и то, что он увидел, обожгло его с головы до пят. Судя по тому, как об этом рассказывал Гариус, где-то не очень далеко впереди невероятный блеск тысяч Солнц Зодчих поглотит будущее каждого из нас.

– Я уйду немедленно, как только мы закончим наш разговор, – сказал Лунтар. – Идти долго, и ни одна лошадь меня не вынесет.

– Скажите… – Я оглянулся на Гариуса, но тот махнул мне продолжать. – Скажите, то будущее, что сожгло вас, которое по вашим словам приближается – это тот самый конец, которого боится Красная Королева? Тот рок, на который обрекли нас Зодчие, когда применили свою науку и изменили мир? – Я попытался, чтобы это не звучало, как обвинение, но это оно и было. Лунтар и такие как он поколениями раскалывали реальность, подводили нас к краю, протаскивая всё больше и больше магии через ткань мира.

Возле меня Гариус кивнул своей тяжёлой головой. Он всё смотрел на куб белого пластика на своих коленях – на шкатулку с призраками, которую ему дал Лунтар.

– Можем ли мы что-нибудь сделать? – спросил я. Сойдёт и безопасное местечко, куда можно сбежать.

Лунтар закрыл лицо обеими руками и провёл ими в сторону лба, словно отбрасывая какую-то тревогу.

– В некоторых вариантах будущего нас уничтожает раскол мира – тьма и свет, элементы принимают чудовищные формы, распадается само вещество, из которого мы состоим… В других вариантах свет оружия Зодчих выжигает нас с Земли.

– Чёрт. – Я видел этот свет. Я попытался не хныкать и сделать так, чтобы мой голос звучал более похоже на голос Снорри. – Уже дважды за год загоралось Солнце Зодчих. Об одном я слышал в Геллете во время поездки на Север, а потом в Либе собственными глазами видел другое, которое зажгло пустыню. Кто использует это оружие мертвецов против нас, и почему?

– Смерть уже не та, что была раньше. – Лунтар протянул бескожую руку и посмотрел на неё.

– Зодчие мертвы. Они обратились в прах тысячу лет назад. – Но, говоря это, я вспомнил слова Кары. На корабле вёльва сказала мне, что Баракель и Аслауг были когда-то людьми, Зодчими, которые сбежали в духов, когда загорелся мир. Она утверждала, что другие перед концом скопировали себя в машины. Что бы это ни значило. – Не могут же это быть Зодчие? Даже если они не мертвы, зачем им желать нам зла?

– Принц Ялан, ты помнишь, как изначально Зодчие принесли магию в наш мир?

– Повернули колесо… кажется, так это описывала бабушка. Они сделали так, чтобы человеческая воля могла менять реальность. Но случился День Тысячи Солнц, и колесо продолжает крутиться, поскольку его некому остановить – и магия становится сильнее.

– Примерно так оно и есть, – сказал Лунтар. – Но колесо – это не просто фигура речи. Не просто слова, которые описывают картину, которую нам не понять. Колесо есть на самом деле. В…

– Ошиме. – Это слово соскочило с языка, несмотря на твёрдые инструкции не высовываться.

– Да.

– А те взрывы в Геллете и Либе…

– Спроси призраков, – сказал Лунтар. – Это их работа. – И больше его уже там не было.

– Как? – Я шагнул вперёд, махнув рукой в том месте, где только что стоял обожжённый человек.

– Так же, как уходят и все, – сказал Гариус. – Он просто заставил нас забыть об этом.

– Ну и пошёл он к чёрту! Почему нельзя было просто ответить на мой треклятый вопрос? Нахрена быть таким загадочным во всём?

Гариус с усилием поднял голову и улыбнулся.

– Мне всегда казалось, что те истории, которые Нанна Уиллоу вам рассказывала, были бы намного короче, если бы в них всё рассказывалось прямо. Но возможно ты знаешь ответ.

– Проклятые маги будущего! – Я чуть не плюнул на пол, но бабушкино присутствие в тронном зале всё ещё ощущалось слишком явно. Лунтар видел возможное будущее, которое лучше того, что сожгло его, но если бы он провёл нас к нему, то оно начало бы отступать, а если бы ответил на наши вопросы, оно возможно вообще рассеялось бы, как утренний туман. Даже шкатулка, которую он отдал нам, ослепила его в части того, что с нами теперь будет, затуманила его зрение. Не делай ничего – и увидишь всё с идеальной и бесполезной ясностью, или протяни руку, чтобы что-то изменить, и, как ладонь, касающаяся воды, уничтожишь отражение завтрашнего дня. Это сводило меня с ума.

– Открыть шкатулку? – Гариус положил её на маленький столик, который я подтащил. Рядом с ней я поставил лампу: день уже клонился к вечеру, и в каждом углу множились тени. – Открыть шкатулку… – Он постучал пальцами по отполированной поверхности.

– В прошлом из такого ничего хорошего не выходило, – сказал я.

Гариус приподнял бровь.

– Пандора?

– Все болезни мира, – кивнул я. – И к тому же, он сказал, в ней полно призраков. Вот почему нужно её спрятать как можно дальше.

– А ещё он сказал задать им наши вопросы.

Я посмотрел на шкатулку и понял, что моё любопытство совершенно иссякло.

– Ялан, ты боишься? – Гариус взглянул на меня. Свет и тень, сговорившись, сотворили из него чудовище. Его уродливость была с характером – то он казался невинным, и даже жалким, а то зловещим, злобным. В такие моменты я не сомневался, что он брат-близнец Молчаливой Сестры.

– Словом "боишься" этого чувства не описать. – В свете лампы пластик был больше похож на кость. На задворках моего разума блуждали образы Ада, и я раздумывал, какую его часть можно засунуть в маленькую шкатулку при помощи искусства Зодчих. – Я цепенею от ужаса.

– Заставляет чувствовать себя живым, не так ли? – И Гариус открыл шкатулку.

– Пустая! – Я разразился смехом, который почему-то казался тихим и замогильным в одиночестве зала.

– Действительно, кажется… – Гариус с проклятьем отдёрнул руку. В том месте, где он тронул крышку, остался красный отпечаток пальца.

– Кровь? – спросил я и наклонил голову, чтобы взглянуть на отметину.

Гариус кивнул, сунув палец в рот.

– Эта штука меня укусила!

Пока мы смотрели, алый отпечаток померк, кровь впиталась в пластик, не оставив ни пятнышка. В воздухе над шкатулкой что-то замерцало – там появлялась и исчезала смутная фигура, словно она формировалась и пропадала в паре от дыхания на холоде. Потом замерцала ещё одна – фигура мужчины, высотой дюймов в восемнадцать, и исчезла.

– Кендет. – Произнёс из шкатулки безвозрастный голос, чистый и спокойный.

Множество фигур, мужчин, женщин, молодых и старых, переходили одна в другую.

– Стоп… – Гариус поднял руку в сторону шкатулки, и мерцание тут же прекратилось. Осталась одна фигура – бледный призрак, через тело которого просматривались линии стола.

– Джеймс Алан Кендет, – сказал призрак, глядя не на нас, а на какую-то отдалённую точку между нами.

– Ты призрак моего предка? – спросил Гариус.

Призрак нахмурился, замерцал и ответил:

– Я библиотечная запись цифрового эха Джеймса Ялана Кендета. Я могу отвечать на вопросы. Для доступа к полной модели необходим доступ к сетевому терминалу.

– Что он говорит? – спросил я. Некоторые слова имели смысл, а остальные с тем же успехом могли быть из другого языка.

Гариус цыкнул на меня.

– Ты призрак?

Призрак нахмурился и затем улыбнулся.

– Нет. Я копия Джеймса Алана Кендета. Его изображение, основанное на детальных наблюдениях.

– А сам Джеймс?

– Он умер больше тысячи лет назад.

– Как он умер?

– Над городом, в котором он жил, сдетонировало термоядерное устройство. – На бледном лице призрака отразилась печаль.

– Что?

– Взрыв.

– Солнце Зодчих?

– Устройство для синтеза… так что подобное солнцу, да.

– Зачем Зодчие себя уничтожили? – Гариус напряжённо уставился из-под огромного лба на маленького призрака, парящего над пустой шкатулкой.

Тот замерцал, и на долю секунды я увидел, как его кожа запузырилась, словно от воспоминания о жаре.

– Нет главных причин. Эскалация полемики. Падает домино, потом следующее, и уже через несколько часов всё обращается в пепел.

– Зачем им повторять это снова? – спросил Гариус. – Зачем уничтожать нас?

– Чтобы выжить. – Наш дальний предок посмотрел на Гариуса, потом на меня, и снова на Гариуса, словно впервые заметил, что мы люди, а не просто голоса, задающие вопросы. – Дальнейшее использование воли нарушает равновесие… – он помедлил, словно глядя на что-то вдалеке где-то в другом месте. – … уравнения Рехенберга – так его называют. Оно управляет изменениями, которые вы, люди, называете "магией". Если честно, мы тоже называем это магией. Может, один человек из десяти тысяч понимает, что это. Остальные знали, что учёные изменили то, как работает мир, и бам! Магия стала возможной! Суперсилы! Хотя тогда это было не так, как сейчас – пользоваться ей было намного сложнее, и требовалось тренироваться…

– Наша магия нарушает равновесие вашего уравнения. – Прервал его Гариус. – Зачем убивать нас?

– Если все умрут, то никто не будет пользоваться магией. Возможно, уравнение само себя уравновесит. Изменения могут прекратиться. Мир может выжить, и цифровые эхо, которые находятся в дипнете, сохранятся.

– Вы принесёте нас в жертву ради эха? Но… вы же не настоящие. Вы не живые, – сказал я. – Вы – воспоминания в машинах?

– Я чувствую себя вполне настоящим. – Призрак Джейс приложил призрачные руки к прозрачной груди. – Я чувствую себя живым. Хочу, чтобы и дальше это продолжалось. В любом случае, если мы не уничтожим вас, то вы уничтожите сами себя, и нас вместе с вами.

Тут он говорил дело, вот только мне не нравилось любое дело, в котором меня могли проткнуть.

– Так почему мы всё ещё здесь? Почему было только два взрыва?

– Есть разногласия. Нет большинства в пользу ядерного решения. Пока. Геллет был несчастным случаем. Хамада была тестом, который пошёл неправильно.

– Почему ты всё это нам рассказываешь? – На его месте я не был бы столь откровенным.

– Я библиотечная запись. Ответы – моё предназначение.

– Но где-то… в машинах… есть полная копия Джеймса Алана Кендета? С его мнениями и желаниями?

Призрак кивнул.

– Несомненно.

– Можно ли повернуть назад колесо? – С неожиданной настойчивостью спросил Гариус.

Пауза.

– Вы имеете в виду комплекс ИКОЛ в Лейпциге? – Судя по голосу, Джеймс читал по книге.

– Ошимское Колесо.

Джеймс Алан Кендет кивнул. Очередная пауза.

– Это ускоритель частиц, круговой тоннель длиной более двух сотен миль. Рулевое колесо вселенной – вот упрощённый способ понимания тех изменений, которые совершил комплекс ИКОЛ, и продолжает совершать. Двигатели в ИКОЛ поворачивают гипотетическое колесо, циферблат, если вам угодно, изменяя основополагающие настройки реальности. На фоне оборудования в камере столкновений ваши соборы выглядели бы крошечными. Короче, поворачивать нужно машину, а не колесо.

– Это машина! – Я уцепился за эту мысль. – Ты тоже машина! Выключи его!

– Система изолирована, чтобы предотвратить вмешательство. А физически туда добраться… затруднительно. Поле Рехенберга яростно флуктуирует при приближении.

– Что ж, ладно. – Мне сильно захотелось захлопнуть шкатулку, и я протянул к ней руку. Все плохие сказки начинаются в Ошиме, и я-то знал, насколько именно там всё становится плохо при приближении. Я положусь на то, что бабушка нас спасёт. – Значит, ничего не поделать. – Моей руке стало холодно, даже когда пальцы ещё не коснулись шкатулки, словно я сунул её в холодную воду.

– Обнаружено затруднение. – Проговорил оригинальный голос шкатулки, ни мужской, ни женский – не человеческий. Призрак нашего предка замерцал и исчез, а на его месте появился пожилой мужчина с вытянутым лицом. Постояв перед нами с секунду, он исчез, и на его месте появилась молодая женщина с короткими волосами и тёмными кругами вокруг глаз, не красивая, но привлекательная. Оба были странно знакомы.

– Стоп, – сказал я, и женщина осталась.

– Аша Лауглин, – сказал безвозрастный голос и затих. Женщина посмотрела мне в глаза.

– К… как ты умерла? – Я отдёрнул руку. Что-то в её взгляде меня напугало.

– Я не умерла, – сказала она.

– Ты всего лишь эхо, история в машине, мы знаем это. Как умерла настоящая Аша?

– Она не умерла. – Аша взглянула на Гариуса и снова перевела взгляд на меня.

– Что с ней случилось в День Тысячи Солнц?

– Она преобразовалась силой воли. Её личность нанеслась на негативное энергетическое состояние тёмной энергии вселенной.

– Что?

– Она стала бестелесной.

– Что?

– Духом.

– Тёмным духом. – Я уставился на женщину. – Аслауг?

– Да, она попала в ловушку мифологии людей, которые заново населили северные регионы. Вера множества нетренированных умов оказалась сильнее её воли.

Я подумал об Аслауг, дочери Локи, рождённой изо лжи, о её паучьей тени и о чудовищной форме, которую она приняла в тот день, когда прорвалась в дверь аномагов в Ошиме.

– Сочувствую.

Призрак Зодчего пожала плечами.

– Эта судьба не уникальна. Многие из нас попадают в ловушку тех историй, которые о нас рассказывают другие, или мы сами. – И она уставилась на меня, сурово и насмешливо, чем ещё сильнее напомнила Аслауг.

Подтекст мне не понравился, так что я возмутился:

– Ну, я-то не…

– Прямо сейчас тебя пытается захватить история о прекрасном принце, Ялан. А есть и другая история, которую ты рассказываешь сам себе, и она может затащить тебя на совсем другую дорожку.

– Для библиотечной записи ты очень уж разговорчива. – Я снова протянул руку, чтобы захлопнуть шкатулку.

– Никогда не любила играть по правилам, Ялан. – И она улыбнулась такой знакомой мне тёмной улыбкой.

Стук в большие двери тронного зала заглушил всё, что я мог бы ответить, и тут же, не ожидая отклика, ворвался глава дворцовой стражи.

– Стюард, маршал, атака на город! Мертвецы в реке!