Глава шестая
Конец Вселенной

К вечеру я был далеко от лагеря.

Оборотень плавно, не раскачиваясь, следовал за мной, будто решив никогда меня не покидать. Я этому не препятствовал. В конце концов мне, наверное, могло грозить лишь повторение вчерашней ночи - возвращение в мир запахов, и я ничего не имел против. Для меня это не было кошмаром, как для француза или ван Деерта.

Я не знал дороги, но шел уверенно, как по пеленгу. Военных постов я не опасался, симбу мы тут не встречали, а от случайных встреч никто не застрахован и в собственной спальне. Шел и шел, будто меня вел внутренний компас… После некоторых раздумий я и это отнес за счет оборотня. Он уже демонстрировал нам чудеса и, возможно, вообще умел будить в людях нечто такое, о чем они в нормальном состоянии и не подозревают…

Наклонившись, я выдрал пучок рыжей травы, будто знал, что корешки ее можно жевать, и усмехнулся - из

каких тайников подсознания всплывала эта уверенность?

- Правильно, оборотень,- сказал я, обернувшись.- Прочищай нам мозги!

Он продолжал следовать за мной и был столь непохож на окружающее, что я невольно пожал плечами: «Откуда он взялся в Конго?.. Есть ли в местных лесах такие же?..

Ну и выбрал он местечко!.. Где-нибудь в Европе или в Америке его тоже могли продать, но там он, в конце концов, имел шансы попасть в руки специалиста… А тут?.. С дальних ли галактик, порождение ли тропиков - он уже разворован на корню, обречен на продажу, и никуда ему от этого не деться! Такие, как мы, будем торговать даже его запахом!»

И я со злобной мстительностью подумал: «Сам продам его за наличные! В сорок пять лет поздно торчать на террасе кафе, ожидая очередного ангажемента на сельскохозяйственные работы в очередном Конго! С меня хватит!»

Я зря сказал, что не знал леса. Дорога, которой я шел, была мне в общем знакома по карте, которую я видел у капрала. Я четко помнил ниточку шоссе на границе Уганды и Бельгийского Конго. К этому шоссе я и стремился. Оттуда я мог пробраться в Родезию, снять с текущего счета накопленные за время службы деньги и, купив документы, смыться в Европу. С меня хватит Африки!

Когда я остановился перекурить, оборотень на траву не опустился. Продолжал висеть над ней. Но мне наплевать было на его фокусы, я к ним привык. Курил и обдумывал, как же можно будет протащить его в Европу? А когда поднялся, в трех шагах от меня стоял широколицый, мокрый от пота, курчавый негр. Я видел, как высоко вздымалась его грудь, будто он пробежал пару миль не останавливаясь, и видел копье в его жилистой правой руке… Но негр смотрел не на меня, а на оборотня- с молитвенным ужасом, в странном оцепенении…

Дотянувшись до пистолета, я вспомнил, как выражался в подобных случаях ван Деерт: «Убей негра! - говорил он.- И оставь под солнцем. За пару часов его сожрут термиты, и мир станет чище. А если не сожрут, то негр сам по себе побелеет, потому что на жаре чернота слазит с негров. Так их всех можно переделать в белых!»

И, вспомнив, как выражался ван Деерт, я опустил пистолет и крикнул:

- Кенда! Иди!

По правилам я должен был убить его. Но я не хотел больше придерживаться правил. Я просто крикнул негру: - Кенда! - и пошел своей дорогой, зная, что оборотень послушно следует за мной.

Сердце забилось только потом, когда я подошел к узкому входу наглухо перекрытого в удаленном конце ущелья. Идеальная ловушка… Я выбрался на плоскую, прикрытую деревьями и развалом камней площадку, нависающую над входом в ущелье, и бросил мешок в траву. Раскрыв банку, хлебнул пива. Поел консервированного мяса и прилег, положив автомат под голову.

Звезды в небе были раскиданы реже, чем, например, в Хорватии. Над самым горизонтом мерцал опрокинутый ковш Большой Медведицы, а напротив него торчком стоял Южный Крест. «Неплохая позиция,- подумал я.- Если залечь под Крестом… Тьфу!-выругался я и, вслушиваясь в шорохи, вдруг подумал о себе: - Кто я?

А правда - кто?

Когда-то - усташ. Человек, поверивший, что небольшая, оторванная от собственного народа, партия может определить политику целой страны. Гитлер дал нам Независимое государство Хорватию, но мы не удержали его, да и не могли удержать. Исторически не могли. Вот почему сразу после падения третьего рейха я бежал с Анте Павеличем в Австрию, в Бад-Ишле, и некоторое время участвовал даже в террористических актах уста-шей против Югославии. Тогда я и стал киллером - профессиональным убийцей, и эта профессия привела меня в легион.

Кто же я?

Перевернувшись на спину, негромко сказал:

- Киллер.

Звезды мерцали надо мной, и я подумал, что если оборотень и правда пришел оттуда, он обречен. Он никогда не сможет понять нас. Людей много. У каждого свои желания. Как удовлетворить их, не прибегая к помощи автомата?

«Нет,- подумал я,- это не оборотень, это я был пришельцем на Земле, чужим и жестоким пришельцем, которого можно было купить и послать совершать убийства в любую страну. «Отправляйся-ка, парень, на по-иски незнакомого цветка в дальние страны, лежащие там, за морями…» «Город застыл в глазах, давай завоюем себе новые страны…» Вот и вся наша философия… Я был пришельцем, страшным, чужим, о котором будут вспоминать с ненавистью».

Никогда я не был так одинок, как в эту глухую тропическую ночь, нависшую над сонным Конго. Все - трава, шорохи, камни, цикады - казалось мне чужим. Я тонул. Я знал, что я тону. Я тонул и орал, хрипел и катался по траве, ударяясь о камни, об автомат, смертельно страшась той пропасти, что сам вырыл своими руками и которая навсегда отделила меня от людей.

- Киллер!-орал я звездам.- Я - киллер!

Вдруг сумасшествие ушло.

Звук, похожий на человеческий голос, вытащил меня из бездны. Измученный, отупевший, я подполз к краю обрыва и в неверном свете всплывшей луны увидел всех четверых - капрала, ван Деерта, Ящика и Буассара. Они были вооружены, малиновые береты лихо сдвинуты на ухо, и я понял, что они пришли за мной и за оборотнем.

Я даже услышал, как голландец сказал:

- В этой дыре он в ловушке…

Потом ван Деерт осмотрелся и, обратившись к входу ущелья,- они считали, что я там,- крикнул:

- Усташ!

Эхо ответило гулко и длинно. Оценив ситуацию, я решил - я их не выпущу, это они в ловушке… Подтянув автомат, передвинул рычаг на боевой взвод и лег, широко разбросав ноги, между двух камней с выходом на ущелье - идеальная, самой природой устроенная позиция. Лучше, чем в доте.

Голландец, подумал я, вот кого надо убрать из игры сразу. Он один стоил всех. Только его следовало по-настоящему бояться.

- Усташ! - крикнул голландец»-Верни оборотня, и можешь сматываться, куда хочешь! Мы не тронем тебя!

«Если я его окликну,- подумал я,- он не станет оборачиваться, он знает эти штуки, он просто упадет в траву за секунду до выстрела, и тогда мне придется иметь дело с одним из самых жестоких и опытных рейнджеров, в руках которого шелковая петля стоит больше, чем бельгийский карабин в руках дилетанта».

Подняв автомат, я, не раздумывая, высунулся по пояс из-за камней и открыл огонь. Голландец уже оседал в траву, а я продолжал стрелять, злобно и торжествующе выкрикивая:

- Бета ие! Бета ие! Бей его!

Я стрелял и чувствовал, как каждая пуля рвет плоть голландца, убивает его.

А потом лег.

По мне даже не выстрелили, так быстро все произошло. Осторожно выглянув, я убедился, что голландец мертв, а остальных как ветром сдуло с открытой площадки.

- Нисамехе,- прошептал я, имея в виду голландца.- Куа хери я куонана. До свидания, до нового сафари…

Лежа лицом к земле, я увидел перед собой черного жука. Он катил светящийся мячик из прелых листьев. Вздохнув, я щелкнул по жуку пальцем, и он послушно сжался в почти невидимый неподвижный комок.

- Усташ! - крикнул француз из какой-то расщелины.

Я перевернулся на спину. Никто из них не стал бы перебегать открытую площадку, зная, что она простреливается.

- Не валяй дурака, Усташ! Тебе крышка, ты знаешь!

- Я знаю!

Ответ удовлетворил их. Они замолчали, и я понял, что кто-то из них под прикрытием пулемета. Ящика все же попытается перебежать площадку.

Наверное, это будет француз, подумал я, и пожалел Буассара.

После голландца, впрочем, стоило по-настоящему бояться лишь Ящика, тем более, что пулемет его еще не вступил в игру.

Нашарив в темноте камень, я бросил его в кусты, и не успел он еще расшевелить листья, как пулеметная очередь вспорола воздух, взметнув каменную пыль. Я не стал смотреть, как оседает пыль. Француз должен был вот-вот показаться…

Пулемет смолк.

«Меня на это не купишь,- подумал я…- Кто же это все-таки будет?..» И опять решил, что это будет француз.

Я ждал.

И когда в лунном свете мелькнула тень, я выстрелил, опередив и обманув Ящика, пулемет которого с ходу прижал меня к земле, заставляя вдыхать колючий и сухой от каменной пыли воздух.

- Котала на пембени те, не гляди по сторонам,- сказал я себе, но все-таки приподнялся. И сразу увидел француза.

Но как я его увидел!

Согнувшись, уронив автомат, схватившись руками за грудь, он медленно, не скрываясь, шел через залитую лунным светом площадку, не пытаясь укрыться, не пытаясь поднять оружие.

- Усташ!-хрипло крикнул он.- Я иду тебя убить!

Я вспотел. Страх, холодный, подлый, задавил меня,

но я не стрелял и не шевелился. Я знал, что Ящик следит сейчас за каждым камнем, за каждой веткой… Француз упадет сам, думал я, он упадет сам… Но француз шел и шел, и это длилось целый век. Он шел под тремя парами глаз, уже ничего не видя и не слыша, и только какой-то сердобольный камень, попав ему под ноги, остановил, наконец, это бесконечное движение…

- Ие акуфи,- сказал я.- Он мертв.

Теперь я остался против двоих… «А оборотень? - вспомнил я.- Почему он не примет участия?»

Обернувшись, я увидел неподвижный, слабо светящийся силуэт. Оборотень не вмешивался… И правильно, решил я. Он всего лишь предмет купли-продажи. Это решено нами.

А если толкнуть его?

Я чуть приподнялся, и на этот раз Ящик был точен. Пули обрубили ветку, задели меня за плечо и всей массой вошли в приподнявшегося над травой светящегося оборотня. В лицо мне плеснуло чем-то невыразимо едким, я вскрикнул и упал на камни, видя, как разрушается оборотень. Он взрывался, как звезда. Из его лопнувшей оболочки изливались огненные реки, вспышки и молнии рвали его, протуберанцы и всполохи над ним всходили…

Нет, конечно, нет… Это боль рисовала мне такие картины… Теперь я утонул, думал я, пытаясь дотянуться до автомата…

Когда капрал и Ящик остановились надо мной, я открыл глаза. Не знаю, что они увидели, но они упорно не хотели на меня смотреть. Только потом я узнал, что лоб и щеки мои были сожжены и вспухли сплошной безобразной маской…

Указывая на студенистые, бледно светящиеся обрывки, капрал спросил:

- Это оборотень?

Они не расслышали ответа, и я повторил.

И вдруг, сразу, пришли запахи. Как в ту ночь… Что их заставило вернуться?.. Они шли волнами, и чтобы лучше их чувствовать, я привстал. Капрал открыл рот, но я сумел крикнуть ему:

- Заткнись!

Запах пришел снова. Запах крошечного цветка, который моя мать держала в горшке в теплой комнате там, в Хорватии… Как он назывался?..

Пока капрал и Ящик возились с обрывками оборотня, я поднялся и сел на камни, борясь с болью и головокружением. Мне казалось, я слышу пенье, Прислушался…

Да, гудели барабаны. Гулкие. Далекие. Я слышал слова. Может, это пел бабинга. Может быть, негр, убитый голландцем. Может быть, симбу. Я вслушивался, и мне казалось - я понимаю:


Пришли белые!

Они сказали: эта земля принадлежит нам, этот лес - наш, эта река - наша! Була-Матари, белый человек, повелитель над всеми, заставил нас работать на него.


Пришли белые!

Лучшие из нашего племени, самые храбрые и сильные, стали их солдатами. Раньше они охотились на буйволов и антилоп, теперь они охотятся на своих черных братьев.


Пришли белые!

Мы отдавали все наше время и весь наш труд Була-Матари. Наши животы ссохлись от голода.

Мы не имели больше ни бананов, ни дичи, ни рыбы. Тогда мы сказали Була-Матари:-Мы не можем больше работать на тебя!


Пришли белые!

Они сожгли наши хижины. Они отняли наше оружие. Они захватили в плен наших жен и дочерей.- Идите работать!-сказали они уцелевшим.- Идите работать.


Пришли белые!

Уцелевших погнали в большой лес. Они резали там лианы. Когда каучук был готов, он был полит пурпуром крови. Белые взяли каучук.


Пришли белые!

Наши дочери были прекрасны. Поцелуи белых осквернили наших дочерей.


Пришли белые!

Младшая, самая младшая, цветок моей старости, понравилась их вождю. Она была такого возраста, когда не думают о мужчинах. Я умолял вождя. Он надо мной посмеялся.


Пришли белые!

Я умолял его;- Она еще так мала! И я ее так люблю!- Я умолял его:- Отдайте моих сыновей, отдайте моих дочерей!- Но великий вождь белых исполосовал мою спину бичами. Мои раны сочатся. Земля моих предков напиталась кровью.

Пришли белые!


«Какое значение,- подумал я,- черные пришли или белые? Суть не в этом. Важно прийти так, чтобы на тебя не смотрели, как на убийцу или грабителя…» Это была простая мысль, от нее не кружилась голова, и мне стало легче.

Я еще раз посмотрел на стоящий в небе Южный Крест. Впрочем, он уже наклонился, и звезды несколько потускнели.

Чужие звезды.

Капрал протянул мне сигарету и спросил:

- Ты можешь идти?

- Да.

- После всего, что произошло,- сказал капрал,- нам делить нечего. Следует убираться. Сюда придут симбу.

«Да,- подумал я,- делить нам нечего… Кому нужны мертвые?»

Я встал и вдруг увидел тоненький куст, на котором, весь опутанный лунным светом, раскачивался нежный розовый лепесток. Я узнал его запах… А цветок… Гибискус!- вот как он назывался!

И когда мы уходили, я украдкой коснулся цветка, окончательно прощаясь со всем этим. Я знал, что уже никогда и ни от кого не увижу ни прощения, ни ласки. Звезды, когда я поднял голову, были чужие. Ящик и капрал были чужие. Страна была чужая. Что я тут делаю?

Я действительно чувствовал себя пришельцем. Чужие люди. Чужие звезды. Чужое небо.

Загрузка...