Светлейший князь Александр Владимирович Меншиков никогда не спешил. И в любой, даже самой отвратительной и непростой ситуации хотя бы пытался сохранить спокойствие и холодную голову. Потому что как никто другой знал, сколько достойных и неглупых людей погубила самая обычная суета. Поспешность порой оказывалась куда страшнее и промедления, и даже бездействия. И уж точно никогда не была признаком большого ума.
А Александр Владимирович считал себя человеком умным — и имел на то изрядные основания. Все его предприятия без исключения, даже самые рискованные, рано или поздно приносили свои плоды. И даже многолетний спор с его величеством императором вполне мог завершиться если не мирно и без шума, то хотя бы к обоюдной выгоде.
Если бы не этот мальчишка Волков!
Александр Владимирович тихо выругался себе под нос и громыхнул кулаком по столу так, что телефонный аппарат, недопитая чашка с чаем и пресс папье хором подпрыгнули, а чернильница брызнула, оставляя на лежащем с нею рядом листе уродливые кляксы.
Да уж… Неаккуратно вышло. Александр Владимирович смял испорченную бумагу и принялся осторожно оттирать комком пятна на столешнице. Простое действие заняло не больше минуты, но и ее хватило, чтобы снова вспыхнувшая злость отступила окончательно, и мысли, хотя и весьма тяжкие и невеселые, вернулись в прежнее русло. И потекли вальяжно и неторопливо.
В сущности, при чем тут Волков? Да, оказался не в том месте и совсем не в то время. Убил чуть ли не с дюжину человек, удрал из дворца вместе с цесаревичем Иваном, заставил светлейшего князя носиться по небу, как дурную чайку, а потом и вовсе исчез без следа — будто кукиш показал напоследок!
Но кто на его месте поступил бы иначе? Парень честно нес государеву службу. Как умел, на сколько хватало бестолкового еще молодого понимания и способностей — надо признать, немалых. Исполнял долг перед отечеством, как в свое время исполнял и сам Александр Владимирович — и как бы не получше!
Мало сейчас таких офицеров. Были — да все вышли.
Так что ни в чем Волков не виноват. А виноват исключительно сам светлейший князь Александр Меншиков. И дурацкая бестолковая поспешность, которую он с младых ногтей вытравливал из себя, как мог — только, похоже, так и не вытравил до конца.
Все-таки поторопился. Не рассчитал, не спланировал, как следует. Недооценил старых друзей-врагов, с которыми не раз сражался бок о бок. И всегда побеждал — так и они побеждали! И пороху в пороховницах, выходит, сохранили ничуть не меньше.
А ведь могло получиться! Сложись все чуть иначе, его высочество наследник сейчас прохлаждался бы прямо здесь, в старой усадьбе среди леса под Гатчиной. А Александр Владимирович уже крепче крепкого держал бы за бороды и государя императора, и даже самого…
Когда снаружи послышался звук моторов, он даже не дернулся. Об этом убежище знали всего несколько человек, и если хоть кто-то из них проболтался, значит, спешить уже и вовсе некуда. Впрочем, тайная полиция ездит иначе. И подбирается куда осторожнее, а не топает ногами по лестнице так, что стены трясутся. Не суетится без надобности, не орет на прислугу.
Да и дверь без стука не открывает.
— Доброго вечера, судари, — вздохнул Александр Владимирович. — И сударыня, конечно же.
Надо же — пожаловали все сразу, вчетвером. Побросали все столичные дела, прыгнули в свои дорогие блестящие игрушки и помчались сюда, наплевав на конспирацию. Крепко же их прижало, раз уж решили выступить вместе. Можно сказать, единым фронтом, хотя до этого дня собачились по любому поводу или даже без такового.
Незваных гостей связывали недоумение и злоба, но в первую очередь — паника. Александр Владимирович никогда не отличался особой восприимчивостью, однако прожил на белом свете достаточно, и в свои неполные семьдесят неплохо разбирался и в людях, и в их чувствах.
Четверо, что сейчас обступали стол полукругом, с виду казались раздосадованными и сердитыми, если не сказать взбешенными. Но из-под масок праведного гнева сочился самый обычный страх. Настолько прохладный и липкий, что Александр Владимирович ощущал его почти физически — сразу захотелось сполоснуть руки… а лучше вообще помыться целиком.
— Могу я полюбопытствовать — что это было⁈
Рослый мужчина с наполовину поседевшей густой шевелюрой — Александр Владимирович по привычке даже про себя не называл его по имени — навис над столом, грозно взирая сверху вниз сквозь стекла очков в золотой оправе. Даже странно, что первым решил высказаться именно он. Обычно его сиятельство предпочитал молчать и редко выходил из себя. Как и подобает старшему — конечно же, после самого Александра Владимировича.
Не самый авторитетный, не самого сильного Таланта — точно послабее большинства из здесь присутствующих. Но зато блестяще образованный, да еще и редкого даже для столицы природного ума.
Даже удивительно, что он до сих пор так и не сообразил, что к чему.
— Что это было? — усмехнулся Александр Владимирович. — Думаю, все и так яснее некуда. К моему глубочайшему сожалению, наш замысел потерпел крах.
— Наш?.. Наш замысел, князь⁈ — подала голос женщина.
Самая молодая — во всяком случае, в виду. Наверняка графиня уже давно разменяла пятый десяток, но выглядела от силы на тридцать. Умение скрывать возраст было, пожалуй, ее главнейшим Талантом. Но, похоже, не единственным, раз уж она сумела стать полноправным членом компании сильнейших Владеющих Петербурга, а то и всей Империи.
Стерва. Красивая, жадная, хитрая и расчетливая стерва.
— А чей же еще? — Александр Владимирович пожал плечами. — Если мне не изменяет память, никто из вас не возражал, когда я сказал, что пришло время действовать.
— Действовать, а не устраивать в городе войну! У меня и в мыслях не было… — Графиня настолько старательно изображала возмущение, что на мгновение даже потеряла дар речи. — Я бы никогда — слышите, никогда! — не ввязалась в подобную авантюру!
— А чего вы, собственно, ожидали? — усмехнулся Александр Владимирович. — Что я попрошу аудиенции у его величества и попытаюсь предложить…
— Нет, конечно же, — хрипло пробасил третий визитер — коренастый мужчина в форме с генеральскими погонами. — Я доверял вам целиком и полностью, князь. Но похищение наследника престола — это форменное безумие!
Как будто он не знал все с самого начала. Нет, конечно, Александр Владимирович до последнего не делился подробностями плана даже с теми, кто непосредственно участвовал в штурме дворца. Однако складывать два и два из присутствующих наверняка прекрасно умел любой. И никто не сказал ни слова против. Все единодушно промолчали… тогда. И с таким же единодушием сейчас изображали неведение, пытаясь найти виноватого во всех своих бедах.
Впрочем, почему — пытаясь? Уже нашли.
— И теперь наследник исчез, а нас всех наверняка уже ищут жандармы, — продолжил генерал. — Дело, которому мы посвятили годы жизни, погибло. А значит, и наши дети тоже гибли зря!
Злость вдруг снова вспыхнула пламенем где-то внутри. Такая сильная и горячая, что Александр Владимирович едва подавил желание подняться и ударить. Не Талантом, а просто так. Как следует размахнуться и впечатать кулак в щербатую рожу генерала, чей единственный сын погиб не в Порт-Артуре и не в Маньчжурии, а на Японских островах в префектуре Акито. Уже после войны — по пьяной лавочке вызвал на дуэль собственного начальника и получил пулю.
Недоумок, под стать отцу.
— Судари… поймите, наконец, — Александр Владимирович приспустил очки и потер пальцами переносицу, — никакого выбора у нас, в сущности, и не было. После того, что мы сделали на Лазаревском кладбище, мне оставалось или сразу сдаться жандармам, или хотя бы попытаться…
— Но почему? Ради всего святого, князь — почему⁈
Доселе молчавший толстый коротышка в дурацкой куртке, наконец, позволили себе подать голос. Заговорил последним, как и подобает тому, кто унаследовал графский титул от торгаша. Александр Владимирович не слишком-то жаловал всех своих гостей, но этого не терпел особенно. Не то, чтобы недолюбливал, а именно презирал. Да и вообще считал лишним, абсолютно ненужным. Слишком трусливым и недалеким, чтобы участвовать в таком деле.
От него уже давно стоило избавиться — сразу после старого дурака Вяземского.
— Думаю, я выражу мнение всех здесь присутствующих, — Коротышка обвел взглядом сердито сопящую троицу и, набравшись смелости, продолжил, — если скажу, что никак не возьму в толк, зачем вы вообще стали так спешить? Что мешало подождать еще немного? Может быть, до осени или…
Коротышко сверкал мокрой от пота лысиной, мял шляпу пальцами-сосисками и презабавно шевелил усами. Да еще нес при этом такую околесицу, что Александр Владимирович не выдержал и рассмеялся. Громко, раскатисто. Во весь голос и от всей души, будто над ним и не нависал дамоклов меч скорой погибели.
Остальные, видимо, решили, что он спятил. Князь в очках непонимающе хмурился, генерал бестолково хлопал глазами, графиня брезгливо морщилась, будто ей под нос вдруг сунули целую лопату навоза. А коротышка и вовсе попятился, втягивая голову в плечи — прямо как маленькая собачка, услышавшая гром с улицы.
— Господи, судари… Неужели вы до сих пор не поняли? — Александр Владимирович достал платок и промакнул выступившие от смеха слезы. — Нас всех обманули. Провели, как неразумных ребятишек из приходской школы, пообещав купить целую корзину леденцов на палочке.
Генерал, графиня и коротышка недоуменно переглянулись, и только у князя в глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее не мысль. Он наверняка уже давно догадывался, что с Лазаревским кладбищем дело нечисто. Да и остальное вовсе не то, чем пытается казаться.
— Но, позвольте, князь. — Генерал помотал головой, будто отгоняя какие-то неправильные мысли. — Неужели вы хотите сказать?..
— Старик нам врет. И врал с самого начала. Оно вовсе не желает блага России. — Александр Владимирович мрачно усмехнулся. — И уж конечно же не желает блага мне или кому-то из вас.
— А чего он, в таком случае, желает⁈ — в голосе графини прорезались истеричные нотки. — Если уж вы заявляете подобное — будьте так любезны и объяснитесь!
Удивительно, как крепко люди порой держатся за свои заблуждения. Ее сиятельство, пожалуй, скорее предпочла бы умереть, чем признаться себе самой, что с ней обошлись даже хуже, чем с профурсеткой из копеечного дома терпимости. Та хотя бы получала в награду за старания пару монеток.
— Его цели мне не известны. Боюсь, я вообще не способен понять, что может быть нужно подобному… существу. — Александр Владимирович так и не смог заставить себя произнести слово «человек». — Но все эти смерти, все эти ритуалы служат лишь ему одному. Для нас же уготована участь баранов, которых кормят, только чтобы однажды зарезать.
На этот раз никаких вопросов не последовало. Ни ругани, ни возражений — вообще ничего. Все четверо гостей притихли, будто их прямо сейчас могла подслушивать тайная полиция. То ли погрузились в собственные мысли, то ли просто застыли в тягостном мгновении, как мухи в патоке.
— Увы, судари и сударыня, мне попросту не позволили обратиться к его величеству. — Александр Владимирович продолжил говорить, хоть в этом уже и не было особого смысла. — Ни завтра, ни через месяц, ни, подозреваю, даже в октябре, когда мы… Впрочем, неважно. Уверен, вы и так понимаете это не хуже меня.
— Я молю бога, чтобы вы ошиблись. — Генерал опустил голову. — Или мы все виноваты перед страной и государем так, что это не искупить даже виселицей.
— Что вы собираетесь делать? У вас ведь есть план… Должен быть!
Графиня шагнула вперед и нагнулась, буквально вывалив Александру Владимировичу на стол свои женские прелести. Вряд ли всерьез пыталась соблазнить — время и место для этого явно были слишком уж неподходящие. Скорее просто от волнения начала делать то, что умела лучше всего.
— Я собираюсь признаться во всем. Сдаться жандармам и просить личной встречи с его величеством. Увы, другого выхода у нас больше не осталось. Он должен знать, что именно творилось в столице последние годы. — Александр Владимирович заметил, что коротышка уже готов взорваться, и чуть повысил голос. — Нет-нет, не подумайте — у меня и в мыслях нет донести на кого-то из вас! Клянусь честью, во всех бумагах и протоколах останется лишь мое имя.
— Глупость! Все это — несусветная глупость, слышите меня⁈ — Коротышка в сердцах швырнул смятую шляпу на пол. — Вы все равно не сможете… Не успеете сказать и слова! Помните, что случилось с Вяземским⁈
— Такое трудно забыть. — Графиня отступила на пару шагов и съежилась, разом растеряв весь свой лоск. — Самое жуткое зрелище из всех, что я видела.
— Вот именно, ваше сиятельство. Вот именно! — ядовито прошипел коротышка и снова развернулся к столу. — Вы только погубите себя, князь!
— Может быть. — Александр Владимирович пожал плечами. — Но после всего, что мы сделали, лучше умереть человеком чести, чем жить предателем… К тому же я не никого не призываю следовать моему примеру. Теперь каждый волен сам выбирать свою судьбу, и не вам винить меня за то, что выбрал я.
Коротышка явно намеревался сказать что-то еще, но генерал положил ему на плечо здоровенную ручищу и вежливо потянул к выходу. Через несколько мгновений они скрылись за дверью, а за ними и остальные. Незваные гости явились с шумом и грохотом, но покидали кабинет молча, в гробовой тишине. Будто все разом прикусили языки.
Вряд ли это надолго. Не пройдет и пары минут, как они непременно начнут спорить, шипя, как змеи. Размахивать руками, ругаться, а потом и вовсе отойдут куда-нибудь подальше от машин и усадьбы, чтобы не слышала прислуга.
И одному богу известно, до чего эти четверо додумаются. Кто-то наверняка пустится в бега, кто-то сделает вид, что вообще никоим образом не связан с остальными и всем, что творилось в Петербурге последние два года. Кто-то непременно помчится к покровителю, чтобы в очередной раз поклясться в вечной и абсолютной верности. А может, они каким-то чудом смогут договориться и даже попытаются избавиться от предателя раньше, чем он окажется в застенках Петропавловской крепости.
Совместная подлость порой объединяет ничуть не хуже, чем совместное горе.
Впрочем, все это Александра Владимировича уже почти не беспокоило. У него остались дела поважнее. Точнее, всего одно — но его непременно следовало довести до конца. Поэтому он надел обратно очки, отхлебнул из чашки остывшего чая, достал из ящика стола свежий лист и потянулся за чернильницей.
— Я, светлейший князь Александр Владимирович Меншиков, — послушно вывело перо, — находясь в трезвом уме и добром здравии…
— Большая ошибка.
Когда из темного угла кабинета послышался свистящий шепот, больше похожий на шипение змеи, чем на человеческий голос, свеча на столе затрепетала и, выплюнув тонкую струйку дыма, погасла. И все тут же погрузилось во мрак. Чуть расступавшийся вокруг единственного окна, но во всех прочих частях кабинета настолько густой, что в нем вязли даже звуки.
Новый гость умел появиться эффектно. И умел запугивать, как никто другой. Но страха Александр Владимирович почему-то не почувствовал. Только досаду, что не закончил работу — и, видимо, уже и не закончит. Потрать он чуть меньше времени на бесполезную болтовню — успел бы дописать письмо. А может, даже отправить и спрятать копию так далеко, что ее не отыскал бы даже…
Хотя теперь-то какая разница?
Тени в углу сплелись в вытянутую фигуру — старика в черной рясе с капюшоном. Тощего и изможденного, но такого высокого, что ему приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, чтобы не упереться макушкой в потолок. Жуткий облик дополняли костлявые руки с длинными желтыми ногтями, жидкая седая борода до пояса и лицо, больше похожее на оскаленный череп.
Мастер иллюзий. Гений обмана. Незваный гость имел тысячу личин, и эта была лишь одной из многих. Александру Владимировичу уже приходилось видеть его и невысоким добродушным толстяком, и суровым воякой с лихо закрученными кверху усами, и седовласым старцем с глазами, исполненными вековой мудрости и сострадания.
И в этой, карающей ипостаси — тоже.
— Следишь за мной? — усмехнулся Александр Владимирович. — Прячешься в тени, как крыса… Чего ты так боишься? Или — кого?
— Бояться здесь следует не мне, — снова зашелестел нечеловеческий голос. — Ведь я действительно слежу за тобой. Каждый день, каждое мгновение.
Раньше они всегда называли друг друга так, как того требовал этикет. Но сейчас Александр Владимирович зачем-то перешел на ты — и старик подхватил, будто и вовсе не заметив. Для него такая форма обращения была не нарушением правил учтивости и уж тем более не оскорблением. Он жил так долго, что наверняка еще помнил те времена, когда люди даже к правителям и великим князьям обращались без ненужных великосветских витиеватостей.
Две сотни лет? Три? Или еще больше? Александр Владимирович вдруг подумал, что как раз этот облик старика и есть настоящий. Желтая кожа, похожая на пергамент, ввалившиеся щеки. И глазницы, которые в темноте казались пустыми и втягивали в себя последние крохи светла, тепла и жизни, которые еще оставались вокруг.
Лицо покойника. Существа, которое уже давным-давно должно было умереть и ходило по земле по одной лишь невнимательности Господа Бога.
— Врешь. Врешь, старик, — усмехнулся Александр Владимирович. — Не такой уж ты и страшный. Вовсе не вездесущий и не всемогущий. Иначе давно бы уже разобрался с этим мальчишкой Волковым.
— На мальчишку у меня еще есть кое-какие планы. — Темная фигура двинулась вперед и, кажется, стала еще больше, нависая над столом. — А вот на тебя — нет.
— Как скажешь.
Александр Владимирович вдруг почувствовал смертельную усталость. Такую, будто целую неделю подряд не спал. Веки отяжелели, а сознание принялось сползать в зыбкую пустоту Неспешно, но так настойчиво, что его пришлось выдергивать обратно силой. Больше всего на свете сейчас хотелось закрыть глаза и больше никогда не открывать. Поскорее уйти туда, где уже не будет ни жуткого старика с пустыми глазами, ни боли, ни страха, ни даже вины за содеянное. Где встретят сыновья… И не страшно, что им станет стыдно за старика-отца. Хватит и просто увидеть их.
Хотя бы издалека.
Но кое-что еще предстояло сделать — и Александр Владимирович упрямо заставлял непослушные руки двигаться. Отодвинул недописанное письмо, осторожно пристроил острие пера на край чернильницы, чтобы снова не испачкать стол. И только потом полез в верхний ящик за револьвером.
Хватило бы и одного патрона, но руки по старой привычке зарядили барабан полностью.
— Вот как? — усмехнулся старик. — Думаешь, эта железка меня остановит?
— А это и не для тебя. — Александр Владимирович коснулся виска кончиком пальца. — Может, все-таки позволишь мне уйти, как мужчине и офицеру?
— Ну уж нет. — Пустые глазницы вспыхнули в темноте алым пламенем. — Такого удовольствия я тебе уж точно не доставлю.
Россия, Санкт-Петербург, 1 марта 2024 г.