Глаза открывать не хотелось. Главным образом из-за того, что я всерьез опасался увидеть что-нибудь отвратительное. К примеру, собственное искалеченное тело, лежащее отдельно от головы. Или Рогатого изнутри — если он успел-таки меня проглотить раньше, чем испустил дух.
Впрочем, нет: для потрохов гигантского чудища вокруг было слишком прохладно. И вряд ли там водились одеяла и простыни. Уже успевшие слегка намокнуть от пота, липкие, но все-таки уютные. Настолько, что вылезать из них я уж точно не торопился. Лежал, изображая спящего. Минуту, полторы, две…
А потом любопытство все-таки победило. Не то, чтобы я так уж сильно переживал за Юсупова — старик оказался куда крепче, чем казался на первый взгляд. Рогатый наверняка упокоился с концами, а подкрепление в виде грузовиков с георгиевскими крестами, солдат и грозных капелланов разобралось и с Прорывом, и с его порождениями, уцелевшими после моей стрельбы. Все закончилось хорошо, иначе не могло и быть. Но подробности… Подробности определенно интересовали меня куда больше, чем возможность еще немного поваляться тюленем.
Так что настало время возвращаться в этот недобрый мир.
Тем более причин на это насчитывалось уже целых две: присутствие сильного Владеющего я почувствовал даже раньше, чем открыл глаза. И должен был узнать… но не узнал. Талант Вяземской, обычно полыхающий в эфире, теперь едва теплился. Почти как в тот раз, когда я привез Фурсова к ней в дом прямо посреди ночи. Да и сама она выглядела уставшей: бледность кожи не мог скрыть даже летний загар, а волосы будто выцвели… Снова седина — хотя в нашу прошлую встречу ничего подобного я не наблюдал.
Вяземская спала, подтянув под себя ноги и пристроив голову на спинку здоровенного кожаного кресла напротив моей кровати. Но стоило мне пошевелиться — тут же открыла глаза. Будто ждала, когда я приду в себя, или даже просидела так уже…
Сколько? Час? Всю ночь? Сутки?
— Доброго… — Я покосился на окно, прикидывая, сколько сейчас времени. — Доброго дня, ваше сиятельство. Могу ли я полюбопытствовать?..
— Наконец-то!
Вяземская пулей вылетела из кресла, махнула через всю комнату — или, скорее, одноместную больничную палату — и без особых церемоний плюхнулась рядом, едва не придавив. Обняла, неловко ткнулась губами в шею и только потом, видимо, сообразила, что подобное проявление чувств не вполне уместно. Поэтому поцелуй вышел смазанным и бестолковым — куда-то в уголок рта.
Ну, хоть на том спасибо.
— Ага… здравствуй, — пробормотал я, легонько гладя чуть подрагивающие плечи. — И долго я так лежал?
— Долго! Всю ночь. Я думала, ты вообще никогда не проснешься. — Вяземская едва слышно шмыгнула носом. — Такого привезли, что смотреть страшно!
Значит, вытащили из-под Рогатого сразу сюда, в Покровскую больницу. К ее сиятельству на хирургический стол прямо с кладбища… Хорошо, не наоборот.
— Ага… ага, — зачем-то повторил я. — И сильно меня поломало?
— Очень. Позвоночник, ребра слева все, почка чуть ли не в лепешку… Извини! — Вяземская заерзала и снова ткнулась губами мне где-то между плечом и шеей. — Не надо тебе это слушать.
Кости, органы. Наверняка еще и внутреннее кровотечение… и не только внутреннее. В прежнем теле такое зарастало бы сутки или двое. А здесь организм управился втрое быстрее. Впрочем, вряд ли такое чудо случилось без посторонней помощи. И Вяземская не просто так выглядела похожей на выжатый лимон.
— Это ты меня подлатала? — поинтересовался я
— Да мне и делать почти ничего не пришлось. — Вяземская вытерла глаза рукавом медицинского халата и захихикала. — На тебе само все зарастает, как… как на волке.
Хорошо сказано. Интересно, догадалась — или просто так совпало? Ее сиятельство уже имела возможность познакомиться с моим внутренним хищником, и близко. Ближе некуда. И даже сама в каком-то смысле на несколько часов стала оборотнем.
Конечно, это так не передается. Ни через укус, как любят показывать в фильмах, ни через самую страстную ночь, проведенную вместе. Я лично знал три-четыре способа обзавестись звериной сущностью, но все они были куда сложнее, чем… скажем так, прямой контакт. Вяземская просто хлебнула у меня энергии — не больше и не меньше.
Впрочем, как раз это и могло привязать ее покрепче постельных выкрутасов.
— А что там вообще было? — Я осторожно перевалился на левый бок. — После того, как меня Рогатым придавило?
— Все как всегда. — Вяземская пожала плечами. — Приехали солдаты и капелланы, оцепили пару кварталов. Потом закрыли Прорыв — и все.
— А как Юсупов?
— Цел и невредим. Говорит, что ты герой. Просил передать, что желает скорейшего выздоровления и с нетерпением ждет вашей встречи.
Точнее, ждет ответа на свое весьма заманчивое предложение. Значит, с железным — то есть, с ледяным — старцем все порядке. Он заколол Рогатого, потом, возможно, даже вытащил из-под него мое бездыханное тело… позаботился, как смог. Еще один «плюсик» в копилку тому, с кем мне, видимо, придется заключить союз, так или иначе.
И все закончилось хорошо… кажется.
— Главное, что ты целый. — Вяземская легонько толкнула меня в плечо, укладываясь рядом поудобнее. — Знаешь, когда Антон Сергеевич тебя привез — я чуть с ума не сошла.
— Лучше воздержитесь от таких разговоров, ваше сиятельство, — улыбнулся я. — На публике нам непременно следует изображать злейших врагов. Точнее, тирана и его беззащитную жертву.
— Это моя больница. Что хочу — то и делаю. — Вяземская смешно сдвинула брови, изображая суровый вид. — Врачи лишнего болтать не будут. А что раненого сюда привезли — так это Георгиевским офицерам по чину положено. И бояться нам нечего. Здесь чужих глаз нет.
— А не здесь — есть? — Я тут же навострил уши. — За тобой следят?
Новости про Рогатого с Юсуповым тут же отошли на второй план. Мы с Вяземской не виделись уже недели две и не потрудились даже придумать способ связаться друг с другом. Конечно, случись что-нибудь срочное или по-настоящему важное, она непременно передала бы мне весточку, но…
— А как иначе? — вздохнула Вяземская. — Уж больно его сиятельство Александр Владимирович меня охаживает. Человек пять новой прислуги в дом пригнал. Говорит, для защиты, на всякий случай, а там такие рожи, что смотреть страшно.
Значит, мне не показалось — Меншиков действительно заглотил наживку. И для начала поспешил окружить свою юную… скажем так, протеже целой сворой сторожей. Которые наверняка не охраняли дом на Каменноостровском проспекте, а попросту шпионили. Проверяли свежий кадр на благонадежность. Конечно же, в меру своей медвежьей квалификации. А кто-нибудь вполне мог приглядывать и за больницей, но вряд ли настолько тщательно, чтобы ходить за Вяземской по пятам.
В палате мы, во всяком случае, были только вдвоем.
— Для защиты? — усмехнулся я. — От злого и страшного серого Волкова?
— Не иначе! — Вяземская легонько ткнула меня кулаком в плечо. — Кто его знает. Может, просто следят. Куда не пойду — обязательно кто-нибудь рядом ошивается… Хотя и ходить мне, считай, и некуда. Только в больницу.
— Его сиятельство запретил? — Я на мгновение задумался. — Впрочем, сейчас нам всем уж точно не до балов. Тебе удалось что-нибудь выяснить?
Пора заняться делом! Я провалялся всю ночь и утро — примерно полсуток, а то и больше. Не то, чтобы время активно поджимало, однако проводить его лежа в постели даже с самой соблазнительной юной особой Петербурга определенно не следовало. Полноценной одежды поблизости не было, но я все равно откинул одеяло, рывком сел и…
— Ты куда? — Вяземская попыталась поймать меня за рукав больничной рубахи. — Стой! Рано еще вставать!
Пожалуй, она была права: стоило мне подняться с постели, как голова тут же закружилась, а тело сердито отозвалось болью. Спина и весь левый бок хором напомнили, что еще совсем недавно представляли из себя месиво из плоти и раздробленных костей — и восстановиться целиком еще не успели. От силы на необходимый минимум для дальнейшей жизни, не больше. Даже зверь внутри жалобно заскулил, требуя еще хотя бы полдня. Полежать, зализать раны… Я привычно загнал его куда подальше — как сотни и тысячи раз делал до этого.
Не сломаемся. Бывало и похуже.
— Ничего я узнала. Так, ерунда всякая.
Вяземская насупилась и невесело вздохнула. То ли обиделась, что я практически сбежал у нее из-под бока, то ли корила себя за нерасторопность. А может, и вовсе уже успела разочароваться в нашей затее и жалела, что по моей милости впуталась в очередную опасную игру с теми, кто убил отца.
— Ничего, — мрачно повторила она — и вдруг встрепенулась. — Хотя, было кое-что! Вчера вечером, я навещала Меншикова. Около семи часов. Он сам пригласил меня отужинать, но когда подали кофе, дворецкий сообщил, что его немедленно желает видеть какой-то Митрофанов.
— Просто Митрофанов? — на всякий случай уточнил я. — Без чина, без титула, без имени-отчества?
— Кажется, без… — Вяземская уселась на койке и сбросила ноги на пол. — Точно уже и не вспомню. Но старик тут же вскочил, как ошпаренный, и удрал в кабинет. Даже не извинился. А через четверть часа засобирался куда-то, а мне велел подать машину.
Вечер, семь часов. Ужин, потом появление таинственного Митрофанова. Беседа, сборы — итого половина девятого. В самый раз, чтобы доехать до конца Невского проспекта к Александро-Невской лавре, и там…
Совпадение?
— А ты видела этого Митрофанова? — Я огляделся в поисках хотя бы ботинок. — Или, может, слышала, как они разговаривали?
— Не видела. Они ж в кабинете заперлись. Я подобралась к двери — шипят, как аспиды, толком ничего и не разобрать. Только пару слов и получилось. — Вяземская наморщила лоб, вспоминая. — Название такое странное…