Орден Святого Георгия

Глава 32

Левый бок еще побаливал. Не то, чтобы сильно, но ощутимо — даже нормально устроиться за рулем получилось не сразу. Талант Вяземской и положенная оборотню регенерация в буквальном смысле сотворили чудо. Правда, не до конца: ребра и поясница толсто намекали, что скачка по всему городу для моего нынешнего состояния — не лучший выбор.

Впрочем, жалеть себя я не собирался, и организм, скрипнув зубами, смирился с хозяином-мучителем, понемногу отключил за ненадобностью рецепторы, залил в кровь самостоятельно приготовленных где-нибудь в надпочечниках анальгетиков — и принялся за работу.

В общем, обратно к лавре я подъезжал уже в какой-никакой форме — во всех смыслах.

— Здравия желаю, ваше благородие. — Сержант с пурпурными погонами вытянулся по стойке «смирно». — Вы с Антоном Сергеевичем, или одни нынче?

— Один… пока, — буркнул я. — Чего тут у вас?

— Да как обычно, ваше благородие. Оцепление выставили, патрули ходят… Приглядываем, хоть их преподобия Прорыв еще вчера, считайте, и закрыли. — Сержант пожал плечами. — Все как положено. Работаем.

— Это правильно, работайте. А скажи-ка, любезный, долго зашивали? — на всякий случай поинтересовался я. — А то здоровая дырка получилась, хорошо если не на половину кладбища — раз уж даже Рогатый пролез. Такую попробуй заделай.

— Долго, ваше благородие. — Сержант нахмурился и сдвинул фуражку на затылок. — Часа с три их преподобия старались, закончили уж за полночь. Но теперь-то все тихо, вы не подумайте!

Я и не думал. Вряд ли Георгиевские капелланы бросили бы работу на середине, оставив Прорыв чуть ли не в самом центре города, в четырех с небольшим километрах от Зимнего. Но масштаб неприятностей заставлял насторожиться сам по себе. Проделанную Жабой дырку Дельвиг в одиночку заштопал минут за пять, а здесь возились несколько часов. И, похоже, не один преподобный, а где-то с полдюжины.

Что-то удерживало дверь между мирами открытой — и держало крепко.

— Пойду осмотрюсь. — Я поправил ремень с кобурой на боку и шагнул вперед. — Можно?

— Так точно, ваше благородие, — отозвался сержант. — Да там уж страшного ничего нет, точно вам говорю. Может, где в соседнем околотке и спрятался какой Упырь, а здесь уж нет… Говорят, вы сами и перестреляли. И Рогатого в одиночку…

— Слушай больше. — Я рассмеялся и махнул рукой. — А караул на кладбище все-таки изволь выставить, а то мало ли. Сам знаешь — где тонко, там и рвется.

— Выставим, ваше благородие. Только нас батюшки гоняют. Говорят, нечего сапогами по кладбищу топтаться. Дескать, покой нужен, — проговорил сержант мне вслед. — А как по мне — какой ж там покой, если все могилы побиты, как Мамай войной прошел.

Выглядело все и правда так себе. Здоровенную тушу Рогатого уже успели убрать — скорее всего, вытащили грузовиками, разобрав часть стены. Или просто стянули в сторону реки и закопали где-нибудь у Синопской… то есть, еще Калашниковской набережной.

Но и без упокоенной нечисти разрушений вокруг хватало. Кладбище выглядело как после бомбежки. Огромные лапы Рогатого изуродовали половину могил, да и Юсупов в своих ледяных доспехах вряд ли смотрел под ноги, сражаясь с чудовищем. Пятачок между воротами и церквушкой они вытоптали чуть ли не полностью: повсюда валялись обломки мрамора и гранита, куски разбитых статуй, искореженные ограды и свернутые набок кресты, покрытые засохшей черной коркой. Крови — или что там у него? — Рогатый пролил немало, и она впиталась в землю, отчего отовсюду шел тяжелый и неприятный запах.

А вот та часть кладбища, над которой открылся Прорыв, почти не пострадала. Видимо, оттого, что Упыри брели на выстрелы, а их гигантский повелитель тут же сцепился с Юсуповым, безошибочно определив в нем достойного соперника. Я будто снова увидел. как привычное бытие расходится раной. Не рваной и уродливой, а аккуратной, ровной, будто кто-то резал пространство скальпелем размером с грузовик. Невидимое лезвие остановилось почти у самой стены, а начало свой путь от металлической конструкции над чьей-то могилой.

Она, как ни странно, тоже уцелела. Не крест, не обычная плита, даже не какая-нибудь статуя или фигура ангела, которые здесь обычно ставили усопшим близким скорбящие богатые родственники. По чьей-то причудливой воле могилу исполнили в виде массивной бронзовой стелы. Металл потемнел от времени, но до сих пор настырно целился острием в небо, будто стрела или поднятый для удара меч.

Наверняка тут похоронили какого-нибудь бравого вояку.

И именно отсюда и начался Прорыв. Словно и не появился в воздухе и пополз в сторону ворот, а наоборот: бытие само сдвинулось, зацепилось краем за наконечник стелы — и порвалось…

Так. Стоп!

Картинка в голове порождала совершенно не свойственные мне поэтичные сравнения, зато вывод из всех этих размышлений напрашивался разумный: что бы именно здесь ни случилось — это произошло не просто так. Прорыв вполне мог возникнуть вовсе не естественным образом. И если его сотворили «вручную», место самое подходящее — кладбище. И надгробие из металла — концентратор, точка приложения магической энергии… Очень сложная схема.

Но все-таки осуществимая — особенно с опытом в пару-тройку столетий.

Сам я, конечно же, никогда не занимался подобными ритуалами, зато неплохо представлял, как они работают. Нужна солидная подготовка, нужна матчасть, нужны помощники. И, желательно, еще и подходящее место для «наведения» ударной силы заклятия. Того самого лезвия, которое способно прорезать границу между мирами.

Матчасть определенно имелась, причем прямо передо мной. Бронзовый наконечник стелы до сих пор «фонил» магией. И куда сильнее, чем могилы вокруг, хотя и на них из Прорыва вылилось целое море энергии. На мгновение даже показалось, что бронза на самом верху у острия чуть светлее… Да и форма явно отличалась от изначальной. Ровные и строгие линии чуть повело от избытка то ли температуры, то ли заряженной в металл колдовской мощи.

Помощники тоже имелись — вряд ли его сиятельство отказался от ужина с красоткой-Вяземской ради пары бокалов коньяка или партии в преферанс. Его определенно вызвали, причем вызвали срочно, бесцеремонно. Тот, кто мог позволить себе подобное поведение со светлейшим князем, не принял бы возражений. А значит, имел право приказывать… право сильнейшего. А также старейшего, мудрейшего, злобнейшего и далее по списку.

Осталось только место. Подходящая точка для работы с магией. Желательно в зоне прямой видимости Прорыва: орудовать «скальпелем» при определенной сноровке можно хоть вслепую, но куда лучше видеть все собственными глазами. Не говоря уже о том, что с каждым десятком метров энергетические затраты увеличиваются по экспоненте.

Физику не обманешь — даже если она магия.

— Ну, и где же ты сидел, зараза такая?.. — пробормотал я, оглядываясь по сторонам.

Для ритуала нужен наблюдательный пункт. Или скорее даже снайперская позиция. Что-нибудь повыше и не очень далеко, чтобы как следует видеть кладбище. Метров сто, максимум — двести. Церковь для такого, понятное дело, не годится, а вот обычный дом…

Есть! Кажется, нашел.

Через пару минут я уже шагал наискосок через площадь к пятиэтажному зданию в строительных лесах. Ни небольшого магазинчика при лавре, ни гостиницы «Москва», построенного прямо над станцией метро, конечно же, тут еще не было. Как и самой станции — «Площадь Александра Невского» откроют только через полвека с лишним, в шестьдесят седьмом… если вообще откроют.

А вот дом за ними уже был тут как тут, хотя в моем мире его построили, кажется, все-таки попозже, чуть ли не прямо перед революцией. Да и выглядел он иначе — более громоздким, из темно-серого камня. Так или иначе, здесь работы явно еще шли, и заходить на стройку простым смертным не полагалось.

Впрочем, останавливать человека в форме, да еще и с погонами поручика Георгиевского полка местные не стали, и я беспрепятственно поднялся на верхний этаж. Каменщики еще не успели закончить кладку, и выходившая окнами… то есть, будущими окнами на площадь и лавру за нею комната стояла без стены.

И кладбище было прямо как на ладони. Я без труда разглядел бронзовую стеллу. Не то, чтобы она отсюда казалось гигантской или даже выдающейся, но над соседними могилами все-таки возвышалась изрядно. Неудивительно, что для ритуала выбрали именно ее. Прицелились — может, с того самого места, где я сейчас стоял, и одним осторожным движение вспороли пространство, выпуская Рогатого и его свиту.

Да, определенно, работали отсюда. Камни плохо впитывают магическую энергию, куда хуже дерева или большинства металлов. Но если уж набрали, то держат долго и крепко. Наверняка я смог бы почуять следы чужого колдовства даже через неделю, а сейчас чужая мощь буквально хлестала со всех сторон.

Хотя прибрать ее и пытались. Не очень аккуратно, явно в спешке, чтобы успеть до появления капелланов, но все-таки пытались. Кто бы тут ни орудовал, он явно хотел избавиться и от магических следов, и, заодно, от всех других: оглядевшись, я заметил в углу ведро с остатками воды, грязную тряпку и швабру. Конечно, их могли забыть и местные работяги, но…

Я опустился на корточки, провел пальцем по полу, и на коже осталась пыль вперемешку с суховатым белым порошком.

Мел. Его почти удалось смыть, но я слишком хорошо знал, что могут означать разводы на каменных плитах. Символ — основа доброй половины известных мне ритуалов, и здесь их явно начертили немало. И наверняка не обычным кусочком, а специально заговоренным, иначе пришлось бы использовать кровь или даже что-то посерьезнее. От того, что расположилось на полу по углам комнаты, остались только размазанные белесые пятна, однако центральную фигуру я как будто узнал.

А если встать и посмотреть во-о-от отсюда, чтобы не отсвечивало?

— Да твою ж… — устало вздохнул я.

Пентаграмма. Древний символ — египетский, если вообще не из тех, которыми пользовались еще аккадцы при легендарном царе Гильгамеше. Изображать его на лбу уродливого демона и связывать с сатанизмом стали сравнительно недавно, во второй половине девятнадцатого века с легкой руки Элиф а са Лев и. Французского оккультиста, таролога и так называемого мастера ритуалов…

Однако в моем мире куда чаще использовали слово «шарлатан».

Но тот, кто начертил все это здесь, не был ни шарлатаном, ни уж тем более сатанистом, хоть и по забавному стечению обстоятельств Рогатого все-таки вызвал. Колдун прекрасно знал истинный масштаб силы, которую пентаграмма набрала за тысячелетия своего существования в различных ипостасях.

И здесь ее использовали не как оберег от зла, а как элемент, объединяющий несколько элементов в одно. Пять углов звезды, заключенной в круге, и пять… подмастерий. Помощников, без которых нужное количество энергии не набрать даже с титаническим личным резервом. Одним из них наверняка был сам Меншиков, еще один расположился прямо у двери, третий, четвертый, пятый…

И шестой — сам колдун. Вынесенный за скобки, стоящий Круга Силы, но получающий всю его мощь до последней капли. Единственный, кто способен управиться с эфирным «резаком», открывающим Прорыв в полтора десятка метров шириной. Ни у Меншикова, ни у остальных «падаванов» на такое здоровья бы не хватило — кишка тонковата.

Колдун орудовал лично. Но, как и всегда, остался в тени. Скрытым, неузнанным и безымянным… а вот у остальных имена были. Равно как и фамилии, и титулы, и общая тайна, связавшая пятерых заговорщиков из высшего света Санкт-Петербурга узами, незримым до простых смертных. Вряд ли даже Дельвиг с Геловани смогли бы уверенно указать на четырех друзей светлейшего князя Меншикова.

Но я точно знал, кто сможет.