Операция «Клипер» (В июле сорок пятого)

Глава VI. Под покровом белых ночей.

Чудесна и прекрасна летом страна Лапландия. Просто невозможно не влюбиться в её зеленые просторы, покрытые ягелем, кустарниками, карликовыми березами и ивами. Величавые речные долины и ущелья, многочисленные речушки и озера, наполненные небесной синевой, не отпускают взгляд и навсегда остаются в сердце гостя, посетивший этот чудный край. С чистым сердцем можно было бы назвать Лапландию северным Эдемом, когда бы не духота и зной, да комары и мухи, порядком осложняющие пребывание гостя в этих местах.

Впрочем, человек не собака, он ко всему рано или поздно привыкает или, вернее, приспосабливается к непривычным условиям северного климата. Куда более трудная задача стояла перед маршалом Говоровым, который по поручения Ставки должен был провести наступление на северной макушке Европы. Его главной целью было — не позволить британцам перебросить в Германию сдавшиеся им в плен немецкие дивизии, а для этого следовало максимально продвинуться вглубь норвежской территории.

Проще всего было двинуть войска вдоль берега моря по узким скалистым дорогам, причудливой лентой вьющимся вдоль берега моря. Продолжить, так сказать, победный марш после взятия Киркенеса. Это был самый простой и верный вариант наступления, тем более что дорога до самого Тромсе была совершенно свободна, как от немецких, так и английских войск. Однако, как это часто бывает в жизни, было одно «но», способное серьезно осложнить планы советского командования, и им было местное население.

Потомки легендарного Одина и Тора с радостью приветствовали изгнание из Финнмарка порядком поднадоевших им немцев, но вместе с этим, они не выказывали особой радости в отношении сменивших их русских. Нахохленные и прижимистые обитатели северных просторов с нетерпением ждали, когда пришельцы с красными звездами покинут их землю, и позволят им заняться привычной для себя торговлей со странами свободного мира.

Можно было не сомневаться, что стоило бы советским солдатам двинуться на юг, как об этом сразу же стало бы известно англичанам. Обязательно какой-нибудь рыбак, охотник или кто-нибудь ещё рассказал бы об этом местным властям, а те уже посредством телефона или радио сообщили бы в Тронхейм о нежданных гостях.

Англичане не держали больших сил в Финнмарке, но вот бросить против русских сдавшихся в плен немцев могли без всякого колебания или угрызения совести. И тогда любой каменистый склон или скальный выступ по дороге на юг превращался в неприступный бастион, который пришлось бы брать по всем правилам воинского искусства, то есть большой кровью. А больших сил в распоряжении маршала Говорова, согласно принципу житейской подлости не имелось.

Можно было попытаться перебросить войска морем, благо после проведения Киркенеской операции опыт десантирования у моряков Северного флота появился, да и район Тромсе, главный пункт наступления, они худо-бедно, но знали. План, несомненно, имел свои плюсы, но маршал был вынужден отказаться от него. Для осуществления десантирования требовалось время, а именно его у Говорова и не было. Поэтому, после долгих размышлений и раздумий, он решил взять за основу третий вариант — наступление на Тромсе через финские земли.

С Финляндией все обстояло совсем по-другому. И дело было не в том, что в сердцах финнов было больше любви и уважения к русским, чем у наследников Локки и Фреи. Просто сейчас они были проигравшей войну стороной, которая вряд ли бы рискнула ссориться со своими победителями. Сохранив по условиям мирного договора суверенитет, государственный строй и относительную целостность границ, финны скорее предпочтут закрыть глаза на самоуправство «русских оккупантов», чем станут трубить на весь мир о произволе восточного соседа, как это было несколько лет назад. Не та была политическая обстановка и иной расклад сил.

Окончательно утвердившись в своих планах, Говоров решил не дожидаться получения приказа Ставки о начале наступления на Тромсе. Зная примерную дату начала боевых действий в Европе маршал решил действовать на опережение. По его приказу была сформирован боевой отряд, которому предстояло совершить марш-бросок по финской территории.

Совершая столь смелый и ответственный шаг, по сути дела, маршал Говоров мало чем рисковал. В случае начало боевых действий все его действия были направлены на выполнение приказа Ставки, а случись какая-нибудь осечка или даже отбой, то у маршала был готов запасной вариант. Ведь всегда свои огрехи можно свалить на нерасторопность подчиненных, умудрившихся во время боевых учений залезть на территорию соседнего государства. Растяпы и олухи есть в каждой армии мира.

Придавая марш-броску большое значение, Леонид Александрович лично утвердил численный состав отряда и проследил за его подготовкой. Для быстрой переброски двух сотен солдат были выделены могучие «студебеккеры», а для огневого прикрытия отряда было отряжено четыре легких танка и два вездехода-амфибии. Кроме этого, отряду были приданы грузовики с боеприпасами и большим запасом топлива. Зная по какой местности предстоит совершать марш-бросок, Говоров не рискнул посылать обычные бензовозы.

За время нахождения в Лапландии немцы построили хорошие дороги. Созданные руками специально привезенных из Европы пленных, они сослужили немцам хорошую службу, когда финны выдавливали их в конце 1944 года со своей территории. Только благодаря созданным дорогам генерал Рендулич смог отвести свои войска в Норвегию без серьезных людских и материальных потерь.

Значимость любой дороги в непролазных просторах Лапландии трудно переоценить. А тем более созданная педантами-немцами, она была для маршала Говорова настоящим подарком судьбы, и не воспользоваться им было большим грехом.

Боевой отряд под командованием майора Кривенко пересек государственную границу Советского Союза у пограничного знака 36/15 ровно в 7.16 утра, не встретив никакого сопротивления со стороны соседей. Да и какое противодействие мог оказать пост пограничной стражи боевой колонне, во главе которой шли так хорошо знакомые каждому финскому солдату танки Т-26 и БТ-7. Забившись в строжку, стражники с испугом смотрели в окно на грозную силу, что проплывала мимо их носа, не смея выйти наружу. Только после того как замыкавшие колонну танки Т-50 скрылись из виду, сержант Макарайнен вышел на дорогу и смачно плюнул вслед незваным гостям.

Первые объяснения с финскими властями состоялись в Ивало, где был сделан первый привал на маршруте движения. Едва только грузовики остановились на центральной площади поселка, как из трактира, над которым развевалось бело-голубым полотнище Суоми, вышел грузный фельдфебель, перетянутый портупеей. В этот момент он представлял в одном лице военную и гражданскую власть поселка.

Увидев незваных гостей, Укко Переляйнен поправил съехавшую на голове фуражку, расправил свои усы и стал торопливо одергивать на толстом животе мятый китель. Придав себе относительно бравый вид, он направился к Кривенко, с первого взгляда определив в низкорослом офицере командира отряда.

— Что-нибудь случилось, господин офицер? — учтиво спросил его Укко, с опаской косясь на Т-26, чья пушка смотрела прямо на крыльцо трактира.

— Нет. Все в порядке. Становиться на постой мы не собираемся, — успокоил фельдфебеля Кривенко. — По приказу маршала Говорова мы направляемся к Ангели для поимки большой группы немецких солдат, сбежавших из норвежского лагеря военнопленных. Несколько дней назад они напали на охрану лагеря и жестоко убили её. Это очень опасные преступники, которых нужно обезвредить как можно скорее.

Услышав эту тревожную новость, фельдфебель разом встрепенулся и напрягся. Покидая Лапландию, немцы оставили финнам немало неприятных напоминаний о себе, о которых те вспоминали с дрожью.

— Это не егеря генерала фон Леера случайно сбежали!? Вот по ком действительно веревка плачет! — воскликнул фельдфебель, но Кривенко не стал вдаваться в детали своей легенды.

— Ничего не знаю. У меня приказ командования прибыть к Ангели, а там видно будет, — важно изрек советский майор и старый Укко поспешил с ним согласиться.

— Да, да, конечно, приказ есть приказ, — сказал фельдфебель и, попрощавшись с гостем, поспешил к толпе односельчан боязливо стоявших в отдалении.

Тревожные новости, принесенные Укко, в один момент разогнали с улиц всех любопытных сельчан. На всем протяжении часового отдыха к колонне не подошел ни один человек, за исключением мальчишек. Даже новости о сбежавших немцах не заставить их отказаться от возможности посмотреть на грозные русские танки.

Легенда, созданная для отряда Кривенко работниками СМЕРШ, была вполне правдоподобна и не должна была вызывать большого сомнения у финнов. В той послевоенной обстановке, что царила в обеих северных странах, могло произойти все, что угодно. Однако командир не стал лишний раз проверять её живучесть в деле, пройдя главный центр финской Лапландии, поселок Инари, без остановок.

Проехав по грязным улочкам Инари ни на минуту не снижая скорости, колонна майора Кривенко, изрядно напугала местных обывателей. Внезапно возникнув посреди белого дня, подобно фата-моргане прошедшей войны, своим грозным видом она отбил у финнов всякое желание что-либо спрашивать у незваных гостей. Забившись по домам, они с тревогой наблюдали за движением отряда и только когда последняя русская машины скрылись за сопками, население поселка радостно вздохнуло.

И все же, более крепкой и основательной проверки легенды отряда избежать не удалось. Всегда найдется какой-нибудь въедливый человек, которому надо больше всех. Им оказался начальник пограничного поста Ангели, вблизи которого Кривенко сделал привал перед решающим броском по норвежской территории.

В отличие от своих соотечественников, проживавших на восточной границе Лапландии, здешние жители не испытывали особого страха и опасения перед русскими солдатами. Война войной, а порядок должен быть порядком. Так считал Тойво Теппонен, рискнувший спросить у майора Кривенко о причинах его появления на финской границе.

С важным и вдумчивым видом слушал пограничник объяснения Кривенко, при помощи советского переводчика.

— Очень странно, господин майор, но я не имею никаких сведений относительно бежавших из лагеря немцев. Господин капитан Юусо обязательно сообщил бы мне об этом ужасном случае. Так же никто из пересекших границу людей ни словом не обмолвился об этом происшествии. Вот уважаемый торговец Вайтонен недавно прибыл из Карасйок и ничего не сказал мне о побеге. Очень странно, — озабоченно цедил финн, неторопливо переминаясь с ноги на ногу.

— Считайте, что теперь предупреждены, — ответил Кривенко, но Тойво совсем не желал успокаиваться.

— Мне, очень жаль, господин майор, но для пересечения нашей границы вы должны получить разрешение у господина капитана, таков общепринятый порядок, — известил Кривенко финн.

— Так зови своего капитана, поговорим, — согласился с ним Кривенко, выказывая свою учтивость к собеседнику, — делов то.

— Господин капитан Юусо уехал на хутор и будет только завтра. Вам придется его подождать, — важно изрек страж границы, заложив руки за ремень.

— Товарищ майор, все готовы, можно ехать, — доложил Кривенко подбежавший ординарец.

— Очень хорошо, приготовиться к движению! — приказал майор, и десятки голосов повторили его слова.

Хотя Теппонен ничего не понял, но он быстро догадался о намерениях русских, неизвестно как оказавшихся на финской территории. Это был непорядок, и он решил немедленно пресечь его.

— Господин майор, мало того, что у вас нет разрешения на пребывание на территории Финляндии, вы ещё собираетесь пересечь границу с сопредельным государством, не имея на то никакого дозволения пограничной стражи. Это безобразие! От имени правительства Финляндии я запрещаю вам двигаться! Прикажите вашим людям заглушить моторы и покинуть машины! — от избытка чувств финн покрылся красными пятнами

— Ну, что ты шумишь. Получим мы у твоего капитана разрешение, обязательно получим, но только на обратном пути. Понимаешь, на обратном. А сейчас извини, время нет, — проникновенно произнес Кривенко и хлопнул левой рукой несговорчивого собеседника по плечу.

От приблизившегося к Тойво Кривенко нестерпимо пахло луком, потом и ещё черт знает чем. Он попытался отстраниться, но тяжелая ладонь русского майора цепко держала его плечо. Раздраженный столь бесцеремонным поведением, стражник открыл рот, желая напомнить о необходимости соблюдения уважения к представителю власти государства, на территории которого незваные гости сейчас находятся. Тойво собирался сказать о суверенности Финляндии, о её демократических ценностях, требующих международного уважения, но из его рта не вылетело ни одного звука.

Настырный финн случайно столкнулся взглядом с несносным русским майором и остолбенел. В черных зрачках серых выцветших глаз собеседника он отчетливо увидел для себя смертельную угрозу. Там не было ничего кроме одной только усталости, но Тойво интуитивно почувствовал готовность майора убить его. Испуганный взгляд стражника сам скользнул вниз и то, что он увидел, только подтвердило его страшную догадку. Кобура русского была расстегнута и из неё высовывалась рубчатая рукоятка парабеллума.

Тяжелая рука на плече, многозначащий взгляд майора и вид открытой кобуры произвели на Тойво сильное впечатление. Ему страшно захотелось, чтобы этот низкорослый русский исчез из его жизни как можно скорее и желательно навсегда. И позабыв всякие умные слова, теснившиеся в его стриженной и пока ещё не простреленной голове, он с торопливой быстротой заговорил.

— Все хорошо, господин майор. Можете ехать. Счастливой дороги.

Когда последний русский грузовик скрылся вдалеке, поднимая клубы пыли на проложенной немцами гравийной дороге, Тойво Теппонена пробила сильная дрожь. Ноги славного стража границы стали ватными, тело покрылось противной испаренной, и моментально лишившись сил, он сел прямо на обочину дороги.

От контакта с русскими славный сын Суоми получил жесточайшее духовное и моральное опустошение. Стоит ли удивляться, что после этого, надсадно глотая слезы пересохшим от волнения горлом, он искренне желал уничтожения отряда Кривенко руками немецких беглецов, чей путь на север освещал немеркнущий небесный свет.

Белые ночи — изумительное творение матушки Природы. Нет ничего противоречивее этого явления для человека, в первый раз столкнувшегося с ним. Он отчетливо видит, как садиться за горизонт диск солнца, но привычная темнота ночи почему-то не настает. Вместо неё вокруг господствует белый свет, весьма характерный для пасмурной погоды. Проходит час, два, три, но ничего не меняется. Наконец появляется некоторое жалкое подобие сумерек, но всего только на час. После чего появляется яркое солнце и настает полноценный день в три часа утра.

Вся эта небесная эквилибристика весьма сильно давила на психику сидящих в грузовиках солдат, но оказывала неоценимую услугу для водителей. Совершая марш-бросок по совершенно неизвестной местности, они прекрасно видели все особенности, упавшей под колеса их машин, дороги. Все её коварные ловушки, в которые можно легко угодить в ночной темноте.

Свернув в нужном месте с дороги, ведущей к норвежскому городку Карасйок, русские машины вступили в состязание с местной природой. Ведомый приказом маршала Говорова, отряд специального назначения стал энергично пробиваться на норд-норд-вест.

По каменистым сопкам и мшистой тундре, старательно обходя болотистые места и сходу преодолевая многочисленные ручьи и речушки, отряд уверенно двигался к своей конечной цели, обозначенной на карте как пункт Б-24. Час за часом неудержимо ползли вперед могучие «Студебеккеры». Славные творения американской промышленности, полученные по ленд-лизу, вновь доказывало делом, что не зря получили в Красной Армии уважительное прозвище «студер».

Простые и неприхотливые в обслуживание грузовики, они с успехом проходили там, где пасовали остальные автомобили. Благодаря могучему мотору, сцепленные между собой ремнями и тросами, грузовики легко преодолевали небольшие речки с топкими берегами. Уперевшись друг в друга бамперами, они буквально продавливали вперед идущие по вязкому дну машины. Сначала задние грузовики выпихивали идущую первой машину. Затем на твердый берег общими усилиями вытягивали среднюю и заднюю машину. После чего все повторялось вновь.

Иногда, благодаря своей мощи, «студеры» оказывали спасительную помощь завязшим в грязи танкам, если не было возможности закрепить спасательный трос. Надсадно ревели моторы, высоко в небо вздымались клубы пыли вперемешку с гарью, было очень тяжело, но победа всегда оставалась за детищем далекой Индианы.

За всё надо платить — это суровый закон жизни. Он был обязателен для всех и отряд специального назначения не был исключением. За свое успешное продвижение вперед, он щедро расплачивался пустыми бочками из-под горючего. После каждой остановки отряда, бескрайние просторы полярной тундры получали замысловатые металлические украшения.

Расставания с бочками отдавалось болью в сердцах большинства участников автопробега по лапландским просторам, но она имела разные причины. Если сердца командиров сжималось от вида быстро уменьшающихся запасов горючего, то рачительные дети советского крестьянства, горевали об утрате столь ценных и нужных для хозяйства предметах.

Однако не только одними бочками из-под горючего пришлось заплатить отряду за свои успехи преодоления пространства. Когда до места прибытия отряда оставалось чуть больше 30 километров, встал танк Т-26. Как бы его хорошо не готовили и не проверяли перед марш-броском механики, ветеран советского танкостроения не выдержал испытания пробегом.

Пытаясь преодолеть очередной склон, он навечно застыл среди бескрайних просторов Лапландии, брошенный по приказу командира. С задранной к небу башней, танк напоминал живое существо, изо всех сил пытающееся догнать своих товарищей, уходящих все дальше и дальше от той злополучной сопки, что стала его последним пристанищем. Им предстояло продолжить свой трудный и нелегкий путь к цели, а славный Т-26 был обречен на вечное забвение и медленное разрушение.

Каждый, кто даже краешком взгляда видел оставленный танк, испытывал острую жалость к нему, как к своему боевому товарищу, с которым немало пройдено и пережито и, по жесткой несправедливости жизни, покидающему их ряды.

Так горюя от понесенных потерь, отряд вышел к долгожданной точке, чтобы отдать свой долг перед Родиной. Вышел к неказистой и мало чем примечательной гряде сопок, за которой, в получасе езды, согласно данным разведки располагался искомый объект Б-24.

Под этим обозначением скрывался лагерь немецких военнопленных, общим числом в две тысячи человек. Они были свезены британцами со всей провинции Финнмарк в бывший лагерь строителей дороги из Карасйок до Альты. Условия проживания заметно отличались от привычной для солдат казармы, но немцы не роптали. Они мужественно переносили отсутствие комфорта, ободренные обещаниями англичан в самом скором времени отправить их домой или, на худой конец, в Осло.

Таковые планы у британского командования действительно имелись, но с началом подготовки операции «Клипер» они были приостановлены. Не без основания опасаясь, что советские войска могут вторгнуться в Норвегию, англичане решили повременить с эвакуацией немцев из Лапландии.

Лагерь под Альтой был идеальным местом, позволявший англичанам обманывать своих недавних союзников. Согласно ранее подписанным протоколам союзной комиссии, весь немецкий гарнизон Тромсе и прочих малых городков и поселков был полностью разоружен и отправлен в полевой лагерь. К подобным действиям англичан было невозможно придраться, все на букве закона. Однако ничто не мешало им в любую минуту вооружить своих пленных и с их помощью перекрыть дорогу со стороны Киркенеса.

Так, чужими руками, господа союзники хотели защитить священные интересы британской империи, но сильно просчитались. Привыкшие к правильности и комфорту, они не предполагали получить удар с финской территории, со стороны плохо проходимой, на их цивилизованный взгляд, лапландской тундры.

Бывший лагерь строителей, а теперь германских военнопленных, представлял собой ровный строй бараков посреди уютной долины. Привычных для немцев караульных вышек и рядов колючей проволоки здесь не было, так как цивилизованные немцы, а за ними и англичане, считали, что побег в этих условиях невозможен. Это русские дикари могут решиться бежать через ужасную тундру ради сомнительной свободы. Цивилизованные европейцы не способны на подобные глупости и предпочтут решить возникшую проблему мирным путем.

Стоит ли говорить, что внезапное появление вокруг лагеря русских солдат вызвало шок, как у заключенных, так и у их охранников. Выйдя на привычную утреннюю зарядку, они стали свидетелями незабываемого зрелища. Неожиданно, из-за невысоких сопок, что примыкали к лагерю со стороны болотистой тундры, появились, неизвестно откуда взявшиеся, танки вперемешку с пехотой.

Затаив дыхание, смотрели они на пришельцев, появившихся оттуда, где по твердому убеждению детей цивилизации просто не было дороги. Потрясенные немцы с ужасом наблюдали, как незваные гости неторопливо взяли лагерь в полукольцо, направив на них хищные стволы своих пушек, пулеметов и автоматов. Для них это был какой-то жуткий сон, сюрреалистическое зрелище, которое никак не хотело пропадать.

Первым в себя пришли англичане, в лице начальника лагеря капитана Вудста. Имел ли он какую-либо информацию о действиях высокого командования или только один вид русских танков пробудил в нем неприязнь англосаксов к дикому азиатскому народу, неизвестно. Однако именно он стал подбивать немцев к активному сопротивлению отряду Кривенко.

— Это русские! Русские! Они намерены отправить вас на сибирские рудники по приказу Сталина! — истошно выкрикнул Вудст, вскочив на крыльцо комендантского барака. Слова о Сталине и Сибири моментально привели в чувство толпу пленных, и они разом недовольно загудели. Отправляться в далекую и страшную Сибирь вместо родной и близкой Германии никто из пленных не хотел.

— Это специальный отряд НКВД! Подручные кровавого палача Берии! — усердно плескал англичанин керосином на тлеющие угли недовольства, зная природную нелюбовь солдат к представителям спецслужб.

— Надо оказать им сопротивление! Не бойтесь! Вы находитесь под защитой Британии и женевской конвенции по правам пленных! Русские не имеют права уводить вас в Сибирь! — последние слова капитана придали немцам силу и уверенность и они возроптали в полный голос.

Если бы основной костяк лагерных сидельцев составляли необстрелянные солдаты, что несли караульную или какую-нибудь иную тыловую службу, они бы не представляли для отряда Кривенко серьезной опасности. Вид направленного против тебя оружия или несколько очередей поверх голов, всегда быстро отрезвляли горячие головы. Однако перед русскими стояли бывалые вояки, чей боевой путь проходил по территории Кольского полуострова, финской Лапландии и норвежского Финнмарка. Они слышали свист пуль, разрывы снарядов, они смотрели с лицо смерти, и просто так их было невозможно успокоить.

Опытный военный, майор Кривенко, это сразу понял. Медлить было нельзя и он, не колеблясь, махнул рукой высунувшемуся из башенного люка БТ-7 старшему сержанту Вележину. Согласно договоренности с командиром, он должен был привести немцев в чувство одиночным выстрелом танкового орудия. По замыслу Кривенко снаряд должен был просто разорваться за пределами лагеря, не причинив никому никакого вреда, так сказать чисто психологическое воздействие. Однако сержант Вележин решил по иному.

Ещё только приближаясь к лагерю, он сразу заметил небольшое строение, над котором была видна радиомачта. Вне всякого сомнения, лагерная администрация имела связь с Тромсе или Тронхеймом и в любой момент могла сообщить о появлении нежданных гостей.

Умение принимать самостоятельное решение, не дожидаясь команды сверху, в условиях войны — очень важное свойство. Зачастую оно спасает солдатские жизни, ибо высокое начальство не вездесуще и безошибочно. Поэтому, без всякого согласования с командиром, Вележин навел пушку на радиомачту и в нужный момент «выбил всю фигуру» одним выстрелом.

Увидев результат «воспитательной работы» Кривенко яростно показал сержанту кулак, но от комментариев воздержался. Перед отправкой в рейд он получил от командования хитрый приказ — не оказывать на немцев чрезмерного воздействия и одновременно действовать по обстоятельствам. Действия Вележина переходили грань дозволенного в приказе, но были абсолютно правильными.

Взрыв пункта связи на краю лагеря ошеломил и напугал немцев. Готовые ещё минуту назад драться с «кровавыми опричниками НКВД» не на жизнь, а на смерть, многолюдная толпа моментально утратила боевой настрой.

— Молодец Вележин. Я бы точно также поступил — и мозги проветрил и связи лишил. Ладно, сошлемся в рапорте на неопытность наводчика, — подумал майор, глядя на то, как немцы, в страхе отхлынули от внешнего периметра лагеря в разные стороны.

— Имранов! — обратился он к приданому отряду переводчику, — отправляйся парламентёром и передай, что для наведения порядка мы даем пятнадцать минут. Иначе применим силу.

— Есть товарищ майор, — отрапортовал молодой лейтенант и, одернув гимнастерку, двинулся вперед решительным шагом. В глубине сердца выпускника специальных курсов, конечно же, шевелились определенные опасения и тревоги за исход своей миссии. Поведение многотысячной толпы людей всегда трудно предугадать, но он шел на неё твердо и уверенно.

Каждый шаг вперед придавал черноволосому красавцу силы и одновременно нагонял на немцев страх. К ним подходил представитель великой державы, перед которой они сложили оружие и обязались выполнять все требования победителей. Внутренне господа тевтоны уже были готовы подчиниться требованиям советского командования, но с этим не был согласен капитан Вудст.

Выстрел сержанта Вележина застиг его в тот момент, когда, набрав в грудь воздуха, он намеревался познакомить немцев с новой антисоветской страшилкой. Испуганный разрывом снаряда, он поперхнулся на полуслове, потерял равновесие и упал.

Нет ничего смешнее и глупее, чем неудачно упавший пророк, вещавший своей пастве высокие откровения. Особенно если он ещё и при погонах и лежит на грязном, заплеванном полу у всех на глазах. Единственное, что может помочь в этом случае пророку для восстановления утерянного реноме — это быстрые и решительные действия.

Английских офицеров специально учили сохранению своего лица перед нижними чинами или туземцами и капитан Вудст стал действовать. Судорожно хватая клапан лакированной кобуры, он вскочил на ноги и вытащил пистолет. В этот момент Имранов приблизился к передним рядам немцев и заговорил. Его громкий и властный голос был хорошо слышан в возникшей тишине, и каждое произнесенное им слово смиряло немецкие души.

Лейтенант ещё не успел договорить не долго до конца, когда неожиданно раздался выстрел в воздух.

— Не слушайте его! Все его требования неправомерны! Вы сдались в плен британскому командованию, и только оно несет за вас ответственность! Возьмите в карауле оружие и защищайтесь! — выкрикнул англичанин и, отрезая всякую возможность проведения диалога, выстрелил по русскому парламентеру. Расстояние было не большим. Промахнуться было сложно и сраженный пулей лейтенант, рухнул на землю. Незримый Рубикон был перейден.

Согласно первоначальному плану, под угрозой применения оружия отряд должен был заставить немцев подчиниться себе и, загнав в бараки, караулить до прихода главных сил. Вмешательство Вудста сорвало мирные намерения командира отряда, и он был вынужден срочно вносить коррективы.

Удержать бойцов от кровавого возмездия за гибель Имранова было глупо, бессмысленно, да Кривенко и не пытался этого сделать. Он свято придерживался правила — проливший кровь должен за это поплатиться, но при этом не собирался пускать дело на самотек.

— Поверх голов! Огонь поверх голов! — напоминал майор бойцам о ранее отданном приказе, и в большинстве своем они его выполняли.

Огненное полукольцо из автоматных и пулеметных очередей плотно охватило лагерь. Неистовый рой свинца засвистел, загудел, завыл над головами немцев, стремясь сломить их волю, заставить упасть и попытаться вжаться от страха в землю. Ведь того, кто упал, затем очень трудно поднять на ноги, а уж тем более заставить сражаться.

Многие, очень многие из немцев рухнули на землю, убоявшись звука и вида звенящей смерти, но были и те, кто последовал словам Вудста. Уж слишком разными были люди в числе двух тысяч пленников альтского лагеря. Ворвавшись в караулку, они расхватали хранившиеся там карабины и вступили в бой с «кровавыми палачами НКВД». Из окон, двери, из-за углов, полениц дров и прочих укрытий в сторону советских солдат загремели ответные выстрелы.

Самым простым и верным делом для подавления этого сопротивление было открытие артиллерийского огня. Пушки танков в два счета раскатали бы караулку и засевших там немцев, но Кривенко не решался отдать подобный приказ. Слишком много народу могло погибнуть при этом, так как караулка находилась в центре лагеря. Требовалось неожиданное, неординарное решение и оно было найдено, но без участия командира.

Вновь отличился сержант Вележин. Не имея возможности подавить огневую точку врага ответным огнем, он двинулся на таран. БТ-7 легко скатился с пригорка, въехал в лагерь и, не снижая скорости, двинулся к караулке.

Выполняя этот опасный маневр, Вележин специально не разгонял танк, давая возможность людям отбежать в сторону от скрежещущей гусеницами машины. Многим немцам благородство сержанта спасло жизнь, но были и те, кто не успел воспользоваться ею. Из-за шума работы мотора и грохота траков их крики не были слышны экипажу. Стальные гусеницы легко перемалывали человеческую плоть, и только брызги крови упали на щель водителя, что, впрочем, не повлияло на движение машины.

Легко, словно на учениях, БТ-7 добежал до караульного помещения и мощным ударом корпуса развалил его. Доски, бревна, горбыли градом разлетелись в разные стороны подобно соломинкам, а красавец танк совершил разворот, уничтожая гусеницами последние очаги сопротивления.

Грозен и ужасен был он в этот момент. Стальная броня с честью выдержала экзамен на прочность. Могучая пушка властно смотрела вперед готовая в любой момент выстрелить по перепуганной толпе людей, но не это было самым страшным. Окровавленные гусеницы и человеческий скальп, свисавший с одной из них, вот, что потрясло и полностью сломило дух гордых тевтонов. Именно это зрелище заставило подумать, что русские не будут с ними церемониться и в случае отказа повиноваться уничтожат всех как баранов.

Через час, когда все пленные были заперты в бараках и выставлена охрана, в эфир полетело кодированное сообщение. Несколько малозначащих цифр извещали советское командование об успешном выполнении задания. В ответ прилетело ещё более короткое послание, состоявшее всего из трех знаков. Оно сообщало о начале боевых действий между бывшими союзниками, что снимало огромную тяжесть ответственности с плеч майора Кривенко. Обозленный гибелью Имранова, он пустил в расход всю лагерную администрацию, в лице капитана Вудста и трех его помощников, что категорически не устраивало замполита.

— Нельзя поддаваться эмоциям и мстить за смерть Имранова по законам средневекового феодализма! — бурно негодовал замполит, который слишком поздно узнал о ликвидации англичан майором.

— А я не только за одного Имранова их в расход пустил! Но ещё и за Долгачева, за Спиридонова, за Уварова, за Лешку Тупикова! — зло загибал пальцы Кривенко, — не подбей эта сволочь немцев к сопротивлению, все они были бы живы!

— Держи себя в руках, Федор! Мы, советские люди, никогда не расстреливаем пленных! Командование тебя за эти штучки по головке не погладит! — продолжал гнуть свою линию замполит, надеясь устыдить и усовестить Кривенко, но тот был глух к словам разума.

— А это не пленные, а подстрекатели и провокаторы. А с провокаторами у нас, по канонам великого Октября, разговор короткий — к стенке и точка! — вынес свой вердикт майор, и зашагал прочь от замполита. Посланец партии захотел догнать Кривенко и продолжить важный разговор, но быстро передумал. Отряду предстоял долгий и трудный поход на Альту и Тромсе, и воспитательная работа могла подождать.

В этот день не только один отряд майора Кривенко вышел на тропу необъявленной войны. Отряд только готовился к походу на побережье, а мимо извилистых норвежских фьордов проплывала подводная лодка К-24. Её командир, капитан 2 ранга Лапин хорошо знал эти места. Не раз он совершал боевое походы в студеных водах Баренцева и Норвежского моря, выступая в роли охотника. Больших побед за лодкой не значилось. Несколько тральщиков и сторожевиков, десантных барж и мотоботов числились в активе капитана Лапина, но было кое-что и ещё, что заставило командование отправить лодку в боевой поход в мирное время.

Капитан 2 ранга Лапин умел рисковать. Однажды пристроившись в кильватер патрульной барже, он проник в тщательно охраняемый немцами фьорд Тромсё, где прятался от английской авиации линкор «Тирпиц». Пытаться атаковать его из-под воды было невозможно. Корабль со всех сторон был прочно прикрыт противоминными сетями, но вот уточнить последнее местоположение линкора, это Лапин сумел отменно. Именно благодаря полученным от К-24 данным, в ноябре 1944 года, англичане наконец-то смогли уничтожить последний германский линкор, так сильно наводивший на них страх.

Не менее удачной была атака Лапина в Варанген-фьорде. Тогда, скрытно приблизившись к вражескому берегу, капитан отдал команду на всплытие и открыл огонь из корабельного орудия. В результате скоротечной огневой дуэли сначала была уничтожена береговая батарея противника, а затем нефтеналивные склады. Возникший пожар полностью уничтожил у немцев все запасы горючего, что на два месяца полностью парализовало действия германского флота.

Отправляясь в новый поход, Лапин получил от командующего флотом адмирала Головко приказ не допустить эвакуацию немецких солдат с севера Норвегии. По сообщениям разведки британцы сосредоточили вблизи Нарвика сдавшийся им в плен горно-егерский корпус генерала Йодля. Имея опыт в войне с советскими войсками, они были наиболее боеспособными частями вермахта, находившихся на территории Норвегии и, следовательно, особо важным трофеем для англичан.

Вначале британский генеральный штаб намеревался использовать их против Советского Союза в Норвегии, но затем передумал. Без поддержки со стороны Финляндии, горные егеря были обречены на уничтожение. Гораздо больше пользы для Англии они могли принести на полях Германии, и британское командование отдало приказ на их тайную эвакуацию.

Более пятисот человек было переброшено в Данию на эсминцах Его Величества, но для перевозки главных сил корпуса требовались транспортные суда. Так как весь торговый флот немцев был захвачен англичанами, проблем с переброской войск генерала Йодля не возникло. Единственное препятствие заключалось в нехватке экипажей для трофейных кораблей.

За короткое время, англичане сумели набрать судовые команды для нескольких кораблей, которые прибыли в Нарвик под погрузку в начале июля. Не особенно доверяя профессиональной надежности корабельных команд, отвечавший за проведение операции контр-адмирал Майлс приказал выделить каждому транспорту корабли сопровождения для подстраховки.

Перед самым прибытием подлодки Лапина в Вест-фьорд, Нарвик покинули два небольших парохода, основательно нагруженные солдатами и боеприпасами. Армия Шернера испытывала определенный голод на снаряды, а в Норвегии их было в большом количестве.

Главным транспортным средством для эвакуации немцев из Нарвика был пассажирский океанский лайнер «Марита». водоизмещение в 15 тысяч брутто-тонн. Он должен был покинуть порт вместе с пароходами, но задержался из-за проблем с погрузкой. Созданный исключительно как торгово-перевалочный порт, Нарвик не обладал погрузочными средствами для быстрой погрузки солдат на корабль такого класса как «Марита». По этой причине, свыше трех тысяч семьсот солдат 19 горного корпуса вермахта были вынуждены медленно подниматься на борт лайнера по узкому пассажирскому трапу, подобно темно-зеленым гусеницам.

Погрузка закончилась уже заполночь и, дав прощальный гудок, лайнер покинул Нарвик, держа курс на Киль. Там уже находился генерал Йодль, ранее покинувший полуостров на самолете и с нетерпением ожидавший прибытия своих верных горных стрелков. Зная откровенную непримиримость генерала по отношению к русским, британцы делали большую ставку на командира армейской группы «Нарвик» в предстоящих боях в Германии.

В качестве эскорта «Мариту» сопровождали два тральщика и сторожевик, уж слишком ценен был для британцев её груз, чтобы доверять его воле случая. Идущие впереди тральщики оберегали корабль от случайных мин, а сторожевик прикрывал от возможной угрозы нападения со стороны моря.

Двигаясь в надводном положении, советская подлодка первой заметила конвой противника и, погрузившись, пошла на сближение. Идя встречным курсом, Лапин не рискнул атаковать «Мариту» со стороны моря. Мешал сторожевик, и командир К-24 не совсем точно представлял себе цель возможной атаки. Поэтому он пропустил конвой и начал преследование, намереваясь атаковать со стороны берега.

В обычных условиях у подлодки было мало шансов догнать быстроходную «Мариту», но в этом случае Лапину повезло. Корабль был загружен людьми, что называется под завязку. Солдаты в огромном количестве находились не только в каютах и проходах, но и на верхней палубе. Кроме того, боясь наскочить на шальную мину, капитан не рискнул развить свои 16 узлов.

Преследование лайнера продолжалось два с половиной часа. Лапин трижды поднимал перископ, выбирая удобный момент для атаки «Мариты». В том, что преследуемый им корабль — крупный транспорт, командир подлодки смог определить только во время последнего поднятия перископа. До этого классификация цели варьировала от эсминца до тяжелого крейсера.

Плывущие на корабле солдаты только-только угомонились после прощания с Норвегией и легли спать, когда смерть простерла свою ладонь над их головами. Две торпеды, выпущенные из носовых аппаратов, устремились вдогонку «Марите».

Пущенные умелой рукой, они быстро догнали лайнер и вонзились в его беззащитный левый бок. Два черных султана взрывов выросло в сумерках белых ночей, и в развороченные взрывом внутренности корабля неудержимым потоком хлынули холодные воды. Все нижние палубы лайнера за считанные минуты были залиты водой, погребая людей в каютах и переходах.

Построенный в начале тридцатых годов, лайнер состоял из водонепроницаемых отсеков и попадание двух торпед не означало смертельный приговор для корабля. У «Мариты» и её пассажиров имелись шансы на спасение, но внутри корабля произошла детонация боеприпасов. Акустики подлодки отчетливо слышали, как один за другим раздались два глухих удара, после чего наступила тишина. Получив смертельный удар, лайнер затонул в течение двенадцати минут, не успев спустить ни одной спасательной шлюпки.

Подошедшие к месту трагедии тральщики и сторожевик сумели вытащить из воды и спасти чуть больше двухсот человек. В основном это были те, кто разместился на верхней палубе корабля, все остальные три с половиной тысячи человек были поглощены морской пучиной.

Отметив попадание торпед в лайнер, Лапин не стал испытывать судьбу. Воспользовавшись возникшей суматохой, он покинул район атаки, благоразумно отказавшись от соблазна добить оставшиеся корабли.

Как показали дальнейшее события, направив подлодку в открытое море, капитан Лапин принял единственно правильное решение. Вызванные по радио из Нарвика английские эсминцы и морские охотники очень долгое время рыскали по Вест-фьорду, будоража его тихие воды взрывами глубинных бомб, стремясь поквитаться со злокозненной русской подлодки.

Гибель «Мариты» вызвало сильный переполох в британском адмиралтействе. Контр-адмирал Майлз был отстранен от командования портом Нарвика, а его приемнику контр-адмиралу Болдуину было приказано отправлять транспорты из Нарвика только в сопровождении миноносцев и эсминцев. Кроме того, адмиралтейство потребовало от Болдуина в кротчайший срок найти и уничтожить виновника трагедии, сорвавшего наступательные планы верховного командования.