В Везеле, куда 29 июля вошли танки генерала Ермолаева, никакого воинского гарнизона не было и в помине. Имелись лишь одни полицейские и жандармские соединения, осуществлявшие надзор за оккупированными английским королевством землями Рейнской провинции. Все их сопротивление, вылилось в хаотичной автоматной стрельбе, возникавшей то тут, то там, по мере продвижения советских танков по городу.
Куда более серьезное сопротивление краснозвездным танкам, оказала охрана понтонного моста, прозванного мостом Монтгомери. Он был возведен британцами, взамен разрушенного немцами при отступлении моста Райнбабена.
Не имея приказа на уничтожение переправы, британцы попытались остановить советские танки зенитно-пулеметным огнем, но потерпели фиаско. Укрывшись за каменными строениями, танкисты сначала привели к молчанию зенитки, а затем раздавили гусеницами мостовую охрану.
Переправившись на левый берег Рейна, они взяли под контроль знаменитый форт Блюхера, который затем был передан морякам Днепровской флотилии. Они достигли вод легендарного Рейна на бронекатерах, проплыв из Мюнстера по обводному речному каналу.
Тем временем британская армия переживала острейший кризис. Разорванная мощным бронированным клином советских войск, на несколько частей, она отчаянно пыталась собраться в единое целое, но это ей плохо удавалось.
По всей огромной дуге, что протянулась от Эльбы до Рейна, шли ожесточенные бои. Под Мюнстером, Оснабрюке, Нинбургом, Люнебургом, в яростной схватке сошлись советские и британские войска. Одни энергично стремились поставить победную точку в своем наступлении на Запад, другие отчаянно пытались захлопнуть брешь, в своих непобедимых рядах. Кровавый молох войны, исправно пожирал людские и материальные ресурсы обоих сторон, принесенные в жертву ради решения своих стратегических задач.
К концу июля накал страстей достиг точки максимального накала и оглушительно лопнул, с выходом советских войск берегам Рейна. Задача, поставленная перед танкистами 25 гвардейской дивизии Рокоссовским и Ставкой Верховного командования была выполнена и над войсками фельдмаршала Александера нависла угроза окружения.
Узнав о падении Везеля и захвата мостов, Александер направил в ставку Эйзенхауэра телеграмму, в которой напрямую спрашивал генерала, собирается ли американская армия напрямую поддерживать англичан или нет.
Для обсуждения ответа, Айк пригласил к себе Омара Брэдли. Единственного из всех американских генералов, с чьим мнением Эйзенхауэр был готов считаться. Впрочем, не одним только своим воинским талантом, Брэдли был обязан этим приглашением. Через своих доброжелателей в Вашингтоне, Айк знал, что президент Трумэн имеет намерение отозвать его из Европы и заменить Брэдли. Приглашая генерала к решению столь важного вопроса, Эйзенхауэр страховался, ловко разделяя тяжелый груз ответственности со своим конкурентом.
— Под оказанием помощи, фельдмаршал Александер понимает начало открытых боевых действий против Красной Армии. Окончательное слово за президентом, но он обязательно захочет узнать нашу оценку и услышать наши рекомендации. Скажите генерал, как вы оцениваете сложившуюся ситуацию и что бы вы порекомендовали ответить президенту — начал разговор Айк, едва его собеседник сел в кресло перед столом.
— Я всего лишь простой армейский генерал, призванный защищать интересы американского народа. И мне совершенно непонятны действия Вашингтона, которые позволили Сталину разгромить англичан в одиночку. Вы скажите, что этот большая политика и возможно будете правы, но эта политика подложила большую свинью под нашу победу в Европе — зло начал Брэдли, но Эйзенхауэр не торопился его обрывать. Он сам недолюбливал политиков, которые постоянно стремились руководить им.
— Если вы желаете знать мое мнение, то мы сильно опоздали с оказанием помощи англичанам. Будь мы едины с ними с самого начала, то мы смогли бы осадить русских и не допустить их выход к Рейну. Начинать войну с ними в сложившихся обстоятельствах, я считаю большой ошибкой. Положение наших войск крайне невыгодное для начала боевых действий против русских. У Рокоссовского, Жукова и Конева гораздо больше шансов окружить и взять в мешок наши войска в Саксонии и Тюрингии, чем у нас обрубить их танковые клещи. Конечно это им станет больших потерь, но в случае успеха, свободный путь к Парижу, Страсбургу и Риму, им обеспечен.
— Что же вы предлагаете, конкретно? Попытаться разжать лапы русского медведя или признать его победу?
— Признайтесь генерал, что наши бомбежки русских тылов не принесли ожидаемого результата. Они не только не прекратили свое продвижение на запад, а напротив его усилили. Войска маршала Рокоссовского вышли к Рейну и потеснили англичан под Оснабрюке. Люнебург не взят, а под предлогом борьбы с Венком, Конев занял половину Тюрингии и вторгся в Баварию. Начинать открытое военное столкновение с русскими, на данный момент нам не выгодно и опасно. Идя к вам, я получил сообщение о крушении военного эшелона под Страсбургом. Все указывает, что это — дело рук французских партизан, среди которых много русских военнопленных. Это очень серьезное предупреждение, о безопасностей наших транспортных коммуникаций. После падения северных портов, они стали очень уязвимы.
— Я тоже имею привычку читать оперативные сводки и общее положение дел со снабжением армии мне хорошо известно. Скажу больше, на сегодняшний день они обстоят далеко не прекрасно. Потребность в топливе у нас закрыта на 65 %, в боеприпасах для армии на 74 %, а запасы бомб у авиации составляют 52 % от необходимого!
— Тогда, мое предложение не покажется вам таким уж диким и неприемлемым. Русские требуют от нас очистить Саксонию и Тюрингию, и нам следует это сделать. Хочу особенно подчеркнуть, что это не отступление, это отвод войск, выполнение союзнических договоренностей. В результате этих действий, мы не только займем более выгодное стратегическое положение, чем то в котором находимся на данный момент. Мы существенно увеличим численность и плотность наших войск на квадратный километр.
— И куда вы предлагаете отвести наши войска? — живо спросил Айк, в душе которого слова Брэдли нашли отклик и понимание.
— Естественно в нашу оккупационную зону. Конкретно на линию Хоф — Франкфурт на Майне. Таким образом мы сможем объединить все наши войска в Германии, Австрии и Италии в один громадный и крепкий кулак, разбить который русским будет очень непросто. Что касается наших транспортных коммуникаций, то их придется переориентировать с севера на юг. Вместо Гавра, Кале, Роттердама и Бремена, они пойдут на Марсель, Геную, Специю, Ливорно. От этого удлиниться плечо доставки, но одновременно возрастет безопасность перевозок. Хотя среди итальянцев тоже сильно влияние коммунистов, но северную Италию гораздо проще контролировать, чем всю восточную Францию.
— Что же, относительно наших войск в ваших словах есть, определенный резон. Но как нам быть в этом случаи с нашими союзниками англичанами? Уход наших войск из Саксонии подставляет их под удар русских и их положение серьезно ухудшиться.
— Не стоит обманывать себя относительно положения английских войск. Оно совершенно катастрофично и его вряд ли спасет наша прямая военная поддержка. Им тоже следует отступать и чем оны быстрее это сделают, тем лучше. Куда они будут отводить свои войска, это их дело. На мой взгляд, самый лучший вариант — отход в район Кобленц — Люксембург, на юг Рейнской области. Таким образом они получают крепкий тыл, прикрывают наш левый фланг и осуществляют контроль за французской границей.
— По моему, вы излишне обижаете англичан, предлагая под их контроль столь скромный клочок территории. Мне кажется, что их войска вполне могут успешно действовать, как минимум на линии Кассель — Кельн — Ахен — не согласился с Брэдли Эйзенхауэр.
— О какой обиде может идти речь, генерал? Это всего лишь констатация того факта, что они не сумели удержать под своим контролем три провинции. Впрочем, если это им по силам, то они могут остаться в Дюссельдорфе и даже попытаться отбить Мюнстер. Это их право — многозначительно сказал Брэдли, ни минуты не сомневаясь в истинных силах британцев.
— Только хотел заметить, что в предложенном вами варианте, англичане будут имеет открытый угол в районе Касселя. Мы закрыть его не сможем и значит, для них будет постоянная угроза внезапного удара во фланг. Нет, самое удобное расположение британцев, это линия Кобленц — Люксембург.
Айк не стал вступать в дискуссию с Брэдли. Оба обсуждаемых варианта имели свои плюсы, но окончательное слово была за англичанами. Вдруг они предложат свой вариант.
— Ваше мнение относительно вестфальской группировкой английских войск мне понятно. А, что вы скажите по поводу канадских войск находящихся в Голландии? Черчилль уверяет, что они кинжал, нацеленный в спину войск Рокоссовского.
— Примерно тоже самое утверждал Гитлер по поводу своих дивизий окруженных русскими в Курляндии. Он все готовился нанести удар в спину Сталину, но так и не успел этого сделать — презрительно усмехнулся Брэдли.
— Нет, вы явно недолюбливаете наших союзников, генерал и не верите в силу их армий. Да, сейчас канадцы переживают не самое лучшее время, но через две-три недели после своего укомплектования, они будут представлять силу, способную вставить палки в колеса маршала Рокоссовского. Вот увидите.
— Вполне возможно, генерал, что через три недели все так и будет, только боюсь, что Рокоссовский не даст их канадцам. После выхода его войск к Рейну, возникает сильный соблазн нанести удар в Арденнах и выйти к Кале. Войск у англичан на этом направлении практически нет и следовательно, помешать русским сделать это они не смогут. В этом случаи, их «канадский кинжал» превратиться в очередной русский мешок. На этот раз «голландский».
— Что же тогда остается, эвакуация? Нет, Черчилль на это не пойдет — уверенно заявил Айк.
— Это проблема господина Черчилля, фельдмаршала Александера, а также английского короля, за которым всегда последнее слово. Если они посчитают нужным защищать Голландию до последнего канадского солдата это их выбор, да поможет им Бог. Меня куда больше интересует какое решение примет президент Трумэн? Согласиться ли он отвести наши войска из Саксонии или нет? Начнет воевать в Европе с русскими или сначала предпочтет завершить войну с японцами в Азии?
— Боюсь, что это для него будет трудным выбором. Ведь в случае отвода войск, мы отдаем Сталину большую часть Германии, Голландию, Бельгию, север Франции, а сами будем довольствоваться своей оккупационной зоной в Германии, Италией, югом Франции и частью Австрии. Для политиков это неравный размен.
— Вы спросили мое мнение как у военного и я его сказал. Политика же не мой конек, генерал, там слишком много грязи. Президент Рузвельт никогда не ставил политику впереди армии, умело держа баланс точно по средине. Я очень надеюсь, что президент Трумэн удержится от соблазна пожертвовать армией в угоду сиюминутных политических амбиций. Что он поймет — отвод войск это вынужденная, временная мера. Уступив русским сейчас, мы выиграем время и завтра нанесем им сокрушительный удар, от которого они никогда не оправятся! — решительно заявил Брэдли и Айк, с ним вновь согласился.
— Хорошо сказано, генерал. Я тоже считаю, что отвод войск из Саксонии это вынужденная мера, возникшая только из-за нечистой игры наших союзников англичан. Не начни Черчилль свои танцы в одиночку, ничего бы этого не было. И русские никогда бы не продвинулись дальше Эльбы и Киля. К своему большому сожалению, не мы генералы, выбираем себе союзников по собственному мнению. Их навязывают нам господа политики, руководствуясь целесообразностью и личным усмотрением.
Лицо генерала перекосила гримаса отвращения, но он удержал себя в руках.
— Очень рад, что наши мнении во многом совпали. Никто лучше нас не знает истинное положение вещей и наше общее взаимопонимание событий, говорит, что мы стоит на правильном пути, генерал. Я сейчас же сяду за составление доклада президенту, с рекомендацией не вступать в прямую конфронтацию с русскими и отвести из Саксонии наши войска. Постараюсь изложить это в самой простой и доступной форме и немедленно отправить в Вашингтон.
Собеседники обменялись рукопожатиями и Брэдли, оставил командующего наедине с бумагой. Гораздо раньше назначенного Вашингтоном срока, срочная депеша улетела за океан, но к большому сожалению Айка, она никак не повлияло на политику Белого дома.
Его обитатель, несостоявшийся боксер, а ныне президент Америки играл свою игру. В ней, правом на истину, пусть даже ошибочную, обладал только он и никто иначе. И мнение окружающих его людей, могли совпадать или не совпадать с его видением политических проблем. Доклад Айка не совпал с мнением президента, но приведенные генералом аргументы, создавали благоприятный фон, для обоснований действий президента. Поэтому они легли в папку с надписью «Нужное» и отправились в средний ящик, письменного стола президента.
Тот факт, что воздушные удары не остановили наступление русских в Германии, привел президента Трумэна в ярость. Первый день от начала бомбежек, он с радостью читал доклады генералов ВВС о нанесении ударов по врагу. Трумэн совершенно не обращал внимание на цифры потерь, главное его интересовало количество сброшенных на русских тон взрывчатки. Именно это поднимало его настроение и придавало уверенность в правильности выбора действий.
Второй день прошел в том же ключе. Президент с интересом отмечал места бомбежек на карте и заносил в особый реестр, количество израсходованной взрывчатки. Цифры потерь вызывали у него сочувствие, но он утешал себя и генералов, что победа без потерь не бываете.
Отрезвление наступило на третий день, когда председатель объединенных штабов зачитал сводку о новых продвижениях русских войск вглубь Германии. Только тогда, мистер Трумэн понял, что что-то пошло не совсем так как он планировал. Несмотря на массированные удары по русским тыловым коммуникациям, их продвижение к Рейну не остановилось, а наоборот, ускорилось.
Теперь он уже не с восторгом выслушивал донесения летчиков об их вылетал в русский тыл. Продолжая настаивать на правильности своей идеи, Трумэн стал яростно искать виновников её провала и быстро нашел этому объяснение. Оказалось, что бомбовый удар по русским не сработал из-за плохих исполнителей. Лучшие летчики Америки воевали с Японией, принуждая коварного врага к полной и безоговорочной капитуляции перед Соединенными Штатами. Тогда как нерадивые и заевшиеся от легких побед летуны в Европе, не смогли быстро и качественно вразумить неразумного дядюшку Джо.
Когда обиженные генералы, пытались доказать обратное, президент резко обрывал их. Он не хотел слышать, что пользуясь затишьем в Европе, русские сконцентрировали на севере Германии большое количество самолетов. И их численность совсем не уступает численности воздушных армий союзников, а иногда и превосходила. Что вылетевшие на задание бомбардировщики, очень часто оказывались в положении медведя, обложенного сворой охотничьих собак, несмотря ни на что вгрызавшихся в его бока. Что понесенные в воздушных боях потери восполнялись крайне плохо, тогда как замещение потерь машин у русских, было поставлено на широкий поток.
Вместо этого, Трумэн гневно потрясал донесениями о многочисленных поломках самолетов при посадке, перелетах бомбардировщиков в Швейцарию и отказах летчиков от участия в боевых полетах.
— Трусы, дезертиры, предатели интересов американского народа! — возмущался президент на заседании комитета объединенных штабов, — только благодаря им наш воздушный удар не достиг своей цели! Это они открыли Сталину дорогу в Рур и не позволили раздавить войско маршала Рокоссовского!
Трумэн ещё долго раздаривал оскорбительные эпитеты, мнимым и явным виновникам неудачи столь им любимой доктрины Дуэ. Но сколько бы он не кричал, его оскорбления никак не могли исправить положение союзных войск в Европе и остановить наступление советских войск.
Наступал самый важный момент. Президенту следовало принять решение, что делать дальше. Открыто поддержать Англию и начать полномасштабные боевые действия против России, так и не завершив долгожданный разгром Японии. К принятию этого решения, Трумэна подталкивало и пробританское лобби в Конгрессе и правительстве, откровенно давили представители финансовых кругов Америки, настойчиво рекомендовали люди приведшие Трумэна к власти.
Честно говоря, президент и сам был бы не против задать основательную трепку Сталину. Это вполне отвечало его мыслям и чаяниям, но несмотря на все это, Трумэн не торопился объявить войну Советскому Союзу. И чем больше давили на него в этом вопросе, то тем сильнее он упирался всеми четырьмя конечностями.
И дело было совсем не в его трусости или нерешительности. Просто пробыв три месяца на посту президента, Трумэн стал ощущать всю тяжесть ответственности за принимаемые им решения. Убежденность в том, что разговаривать с собеседником лучше всего с кольтом 45 калибра осталась, но бесследно прошла легкость, в готовности его применить.
Одновременно с этим, у Трумэна произошла переоценка силы американской армии и возможностей советских войск. Внимательно вчитываясь в донесения из охваченной огнем Германии, он уже перестал считать русских солдат «азиатской бандой», привыкшей одерживать победы благодаря своей численности, кладя семерых своих солдат, за одного солдата противника. Быстрый разгром британцев, на деле показал американскому президенту, что он недооценил силы и возможности своего противника в борьбе за мировое господство.
Вместе с этим, пришло осознание, что несмотря на всю свою силу и мощь, «самая лучшая армия в мире» то же не свободна от проблем. С ней также случаются неудачи, возникают конфузы и постигают откровенные провалы. И если ранее, управитель Америки считал, что это единичные случаи, то теперь его мнение несколько изменилось.
Была переоценена им и роль Сталина. Теперь он не представал в представлении Трумэна злобным кровавым диктатором, привыкшего добиваться своей цели казнями и репрессиями. Американский президент отдал должное его уму и предприимчивости, благодаря которым была создана крепкая когорта военачальников и администраторов исполнителей.
Однако свершившаяся с Трумэном метаморфоза, нисколько не повлияла на его решимость сделать Америку мировым гегемоном. Ради этого, он по-прежнему был готов пролить море крови и загубить миллионы людских жизней. Менялись лишь формы исполнения этого намерения.
Горько оплакав постигшую его неудачу, Трумэн принялся срочно искать возможность для реванша, и очень скоро нашел её в лице генерала Гровса. Для этого, ему понадобилось чуть более двух часов. Ровно столько, чтобы выставить из своего кабинета опозорившихся военных и вызвать к себе по телефону, руководителя атомным проектом.
— Наши надежды, что «ковровые» бомбовые удары смогут остановить Сталина, провалились. Эти штабные умники полностью запороли порученное им важное дело и надеялись скрыть это, при помощи громких рапортов и пустых обещаний — начал жаловаться Гровсу президент, едва тот перешагнул порог его кабинета.
— Кого они пытались обмануть!? Меня, отставного военного, который лучше их всех разбирается в военном деле, поскольку видел войну напрямую из окопа, а не из окна министерского кабинета! Я приказал генералу Маршаллу создать специальную комиссию, для расследования большого числа не боевых потерь нашей авиации и непристойного поведения пилотов. Пусть самым тщательным образом разберется с этими безобразиями и сурово накажет всех виновных. Всех, без исключения. Этих теневых приспешников Сталина! — Трумэн мстительно постучал костяшками пальцев по столу, но при этом явно переусердствовал. Гримаса боли исказила его лицо и поток угроз в адрес бездарных генералов, прервался сам собой. Некоторое время президент баюкал ушибленные пальцы, гневно блистая стеклами очков. Затем успокоился и продолжил излагать свою мысль.
— Но нам некогда ждать пока свершиться правосудие. Положение английских войск в северной Германии — безнадежно. Не сегодня завтра британский фронт рухнет и Сталин приберет к рукам весь британский оккупационный сектор и четверть Европы в придачу, а затем примется и за нас. Я бы на месте Сталина так и поступил бы, — честно признался собеседнику Трумэн. — Генерал Эйзенхауэр, считает, что открытый военный конфликт с русскими сегодня, выгоден больше Сталину чем нам. При нынешнем расположении наших войск, мы можем лишиться части их и тогда нас ждет судьба англичан, которых Сталин разбил по частям. Айк предлагает отвести наши войска из Саксонии и занять более выгодные позиции для отражения нападения русских. И я с ним согласен. Мною уже отдан приказ и с завтрашнего дня, мы начнем отвод наших войск, как бы тяжело нам не было.
Стоя перед генералом, Трумэн блистал познаниями тактики и стратегии, но при этом, скромно умалчивал о своей неблаговидной роли в разгроме англичан.
— Для передислокации войск нужно время. По заверению Эйзенхауэра, это займет никак не менее двух недель. Две долгие нескончаемые недели позора, ради того, чтобы создать мощный кулак для отражения нападения врага. Пользуясь нашим невмешательством, Сталин, несомненно, попытается максимально расширить зону своего влияния в Европе, но это будет его последний успех. Ибо по завершению всех приготовлений, я решил применить против русских атомную бомбу! — торжественно возвестил Трумэн, важно потрясая, поднятыми вверх двумя пальцами руки. Тщательно репетируя позы перед зеркалом, американский президент посчитал, что так он будет больше походить на божьего апостола во время проповеди пастве.
— Господь любит нас и потому, вручил нам в руки это страшное оружие. С его помощью мы сокрушим всех врагов Соединенных Штатов. Да, первоначально мы планировали сбросить её на японцев, но обстоятельства переменились и теперь наша цель Россия. Сейчас, атомное оружие единственное средство, способное основательно встряхнуть дядю Джо и заставить его, считаться с нашими интересами. Как у нас обстоит дело с операцией «Возмездие»? — властно спросил Трумэн у Гровса и тот, проворно подскочив со стула, стал докладывать президенту, не заглядывая в блокнот.
— На данный момент, в нашем распоряжении имеются только два атомных заряда пригодных для использования против врага, господин президент. Ещё один заряд, по словам ученых, будет изготовлен к началу сентября и два заряда к концу года. Для нанесения максимального ущерба противнику, по рекомендации специалистов, атомный заряд должен быть сброшен на парашюте и подорван в воздухе. Единственным средством, позволяющим произвести доставку атомного заряда на дальнее расстояние, является стратегический бомбардировщик В-29 «Суперкрепость». Для выполнения этой задачи, генералом Спаатсом, создана специальная 509 авиационная группа. Поскольку, ранее планировалось сбросить заряд на Японию, сейчас группа находится на острове Тиниан. Однако если будет отдан приказ, она немедленно начнет перебазирование в Англию на нашу авиабазу в Кенте.
— Прекрасно, Гровс! Скажите, атомные заряды вы намерены перевезти из Невады на этих же самолетах или их повезут отдельно?
— Во избежания всяких непредвиденных обстоятельств, я бы настойчиво рекомендовал производить перевозку зарядов на транспортном самолете.
— Это займет больше времени и увеличит риск при транспортировке — не согласился Трумэн, но увидев взгляд Гровса согласился с ним, — хотя, вы правы. Мы ещё очень мало знаем об этом оружии. Поэтому, не будем ложить все яйца в одну корзину.
— Благодарю вас, господин президент. Теперь нам нужно выяснить по каким городам России мы будем наносить свой первый удар. По Москве?
— С огромным удовольствием так бы и сделал, но до неё слишком длинный и опасный путь. Я нисколько не сомневаюсь в надежности наших машин и решимости летчиков генерала Спаатса. Однако наш первый удар, должен быть подобен резкому хуку, точным и нокаутирующим. В противном случаи, весь престиж нашего оружия будет поставлен под сомнение. Поэтому, я предлагаю нанести удар по Ленинграду.
— Что же, отличная идея. До Ленинграда можно свободно добраться вылетев из Осло, затем через Швецию и Финский залив. После разгрома Германии, русские наверняка не ждут внезапного налета со стороны Балтики. Однако, здесь есть один маленький нюанс, мистер президент.
— Какой, такой нюанс? — настороженно спросил Трумэн, недовольный тем, что Гровс подверг сомнению его замысел.
— В Ленинграде очень много каменных домов, которые, по заверениям ученых, уменьшат ударную силу взрыва и разрушений может быть меньше, чем мы предполагаем. Все-таки первый взрыв в реальных условиях.
Споткнувшись о злосчастную ученую заковырку, Трумэн покрылся красными пятнами, но не отступал.
— Тогда, давайте ударим по Кронштадту. Это главная морская база русских на Балтике и факт её уничтожение будет иметь нужный эффект на русских.
— Конечно, это так, но в Кронштадте слишком мало населения. К тому же вряд ли к моменту удара по Кронштадту, там будут основные силы русского флота.
— Что же вы предлагаете, Гровс!? — спросил, теряющий терпение Трумэн.
— Самый идеальный вариант для первого удара, на мой взгляд является порт Архангельск. До него можно легко добраться через Норвегию, Финляндию или через Нордкап. Город в основном состоит из деревянных построек, что значительно увеличит поражающий эффект бомбы. К тому же, он находится в окружении холмов, что даст дополнительную силу ударной волны. Архангельск по-прежнему играет большую роль в русской торговле и уничтожение его, нанесет чувствительный удар по экономике России.
— Где, это? — требовательно спросил Трумэн и Гровс бросился показывать Архангельск на карте.
— Действительно, можно ударить со стороны Нордкапа — сказал президент после некоторого молчания, просчитав все выгоды перечисленные генералом. Они явно перевешивали, но нужно было внести свою лепту в предложенную идею, и Трумэн нашелся.
— Хорошо, пусть первым будет Архангельск. На нем мы не только опробуем наше оружие, но и введем в заблуждение русских, относительно наших дальнейших планов бомбардировки. Пусть прикрывают Мурманск и Петрозаводск, а во второй раз. Мы ударим по Ленинграду! — президент решительно хлопнул рукой по карте и Гровс не посмел ему возражать.
Итак, решение было принято и теперь предстояло согласовать массу мелких деталей, которыми вновь занялся генерал Гровс.
Вновь как во времена заключительной стадии «Манхэттенского проекта», Гровс должен был ежедневно докладывать президенту о результатах своей деятельности. Секретность исполнения операции «Возмездия» была высочайшей. Мало число лиц знала все детали подготовки операции, все остальные знали лишь небольшой фрагмент большого дела.
И вновь, генерал Гровс, блеснул своими организаторскими способностями. Огромная машина по нанесению ядерного удара, скрипела, кряхтела, но при этом крутилась. С каждым новым днем все больше и больше набирая обороты.
Оставалось ещё решить проблемы дипломатического характера и в первую очередь с Черчиллем. Вернее сказать с его заокеанскими покровителями. Они проявляли здоровое опасение, относительно того, что их финансовые вложения в авантюру Черчилля, могли не принести им ожидаемые дивиденды.
Стараясь подчеркнуть свою независимость от недавних благодетелей и их знакомых, Трумэн не поехал на загородную виллу, как это было ранее. Он пригласил их к себе в Белый дом и принял в чайной комнате. В течение получаса, господам держателем акций «Железного борова» было вкратце обрисовано общее положение дел и было рекомендовано ждать 16 августа.
Сам налет на Архангельск был назначен на день ранее озвученной президентом даты. Было это сделано по двум причинам. Во-первых ради соблюдения секретности и во-вторых, чтобы деловые люди не чувствовали себя истинными хозяевами положения.
С Уинстон Черчиллем, Трумэн обошлись куда менее любезнее. Через генерала Эйзенхауэра, ему было передано известие о начале отвода американских войск из Саксонии и Тюрингии. Вместе с ним, имелась убедительная рекомендация английской стороне по присоединению к этому процессу. В случае согласия британцев, то американцы были готовы прикрыть отход своего непутевого союзника, от когтей русского медведя.
Так же в документе указывалась линия, на которую американцы собирались отвести свои войска. Англичанам предлагалось самим определить место своей будущей дислокации. Эйзенхауэр не проводил чёткой границы британского сектора ответственности, но строго привязывал его к левому флангу американской армии. Побитый британский лев, вновь становился младшим партнером. На принятие решения, британцем было дано шестнадцать часов.
Отдельным посланием, президент объяснил английскому премьеру причину своих шагов. Ему так же как и его лоббистам, было предложено дождаться 16 августа, когда против русских будет применено новое оружие.
Во всех этих приготовлениях к большой свалке, не была забыта и советская сторона. Так как американский посол в двадцатых числах июля был отозван из Москвы, государственный департамент был вынужден прибегнуть к помощи господина Вышинского. Специальный посланник Сталина без устали курсировал по Стокгольму между шведским, английским и американским посольством, но больших результатов так и не достиг.
Его охотно принимали поили кофеем или чаем, но дальше разговоров дело не шло. Уж слишком скоротечен был конфликт в Германии и все решалось на полях сражения, а не в дипломатических кулуарах. Впрочем, Вышинский и не ждал быстрых результатов, продолжая методично осаждать вражеские крепости. И как признание его деятельности, стало приглашение в американское посольство, где Вышинскому было передано официальное известие о начале отвода американских войск из советской оккупационной зоны. Вслед за этим, представители госдепа заявили, что любые действия с советской стороны, во время этого процесса, будут расценены враждебные, со всеми вытекающими последствиями.
Утром 2 августа, начался отвод американских войск из Тюрингии и Саксонии. Англичане начали свой отвод из Нижней Саксонии за день до этого. Через Гарц поросший лесом, прямо к рейнским берегам.