Опасная игра леди Эвелин

Глава 21

Кресло, в котором сидел сэр Эдмунд, было с высокой спинкой. С места, где я стоял, нельзя было увидеть человека, который в нем сидел — лишь подлокотник и руку, которая на нем лежала. Выходило, убийца мог заметить бокал с вином и горящие свечи и решить, что в кресле кто-то сидит. Когда окно разбилось, свечи погасли, сэр Эдмунд вскочил, но он по-прежнему стоял спиной к преступнику. Тот выстрелил сразу же, не желая медлить и боясь быть пойманным.

Возможно, засомневался в последний момент — быть может, при падении сэр Эдмунд повернулся к нему лицом. И убийца пролез в гостиную через разбитое окно, чтобы убедиться в личности своей жертвы... Поранился об осколки в раме, оставил часть своей одежды, а дальше?..

Что было, когда он увидел лицо сэра Эдмунда?.. Испытал он облегчение или злость?..

Когда я пролез обратно в гостиную, капитан Грейсон решил устроить мне выговор.

— Это место, где было совершено преступление, лорд Беркли. Вы хоть и являетесь хозяином особняка, все же не вправе делать, что вам вздумается.

— Я учту это, капитан, — пообещал я.

Я не успел ступить и шага, как ко мне подошел Мэтью. Его лицо было предельно серьезно.

— Камин не горел, свечи потушил сквозняк, стреляли сэру Эдмунду в спину... кому нужен старик?.. Убить хотели вас, милорд. Нужно немедленно связаться с вашим другом мистером Эшкрофтом...

Я вспомнил Эвана и тела женщин, которые нашли на берегу реки под мостом... Да-а. «Славная» у нас всех выдалась ночка.

— Мистер Эшкрофт занят сейчас другими вещами, — сказал я обтекаемо, потому как гостиная была полна посторонних. — Мы обсудим это позже, — добавил с нажимом, но Мэтью все понял.

Капитан Грейсон на наши перешептывания поглядывал с явным неодобрением. С трудом дождавшись, пока мы договорим, он подошел и прочистил горло.

— Мы здесь все дела сделали, лорд Беркли. Завтра утром я вернусь, необходимо допросить внучку покойника.

От его неуместной грубости я скривился. Издержки службы...

— И со слугами еще раз поговорю.

— Опросите моих соседей, — посоветовал я сухо. — Их мог привлечь шум, и они могли что-то увидеть.

— Это мы всенепременно сделаем, лорд Беркли, — покивал капитан.

Затем мы распрощались. Когда последний жандарм вышел из дома, в особняке наступила вязкая, гулкая тишина. Я стоял у окна, наблюдая, как они заскакивают в экипажи — серые силуэты в тусклом свете. Капитан Грейсон задержался у калитки, поднял воротник и мельком взглянул на дом, прежде чем скрыться в темноте вместе с остальными.

— Милорд? — Мэтью подошел ко мне со спины. — Быть может, вам тоже лучше уехать? И не оставаться здесь на ночь?

— Пуля не стреляет дважды в одно место, — я скривил губы. — Идем, послушаем охранников.

Через весь особняк мы прошли на сторону слуг. Филлипс и Девлин нашлись на кухне. При виде меня они вытянулись, как по команде. Мэтью остановился чуть позади — он не вмешивался и правильно делал.

— Кто из вас отвечал за парадный вход? — спросил я, глядя на них.

— Я, милорд, — сказал Филлипс, сложив руки за спиной. — Никто не входил и не выходил с главной стороны. Я стоял у дверей все время, пока леди Эвелин была в доме.

— А черная дверь для слуг?

— За ним я, милорд, — хрипло произнес Девлин. Он уже понимал, что скажу дальше.

— Значит, кто-то прокрался в мой сад, и вы этого не заметили. Так?

Он понуро кивнул.

— Я... — начал он, но я уже поднял руку.

— Вы отвлеклись, и в это время в мой дом проник убийца.

Девлин опустил голову.

— Милорд, я... Я услышал лошадей за оградой, кто-то двигался в тени. Я пошел проверить, но там никого не оказалось. А когда вернулся — в доме уже началась суматоха.

— Вам платят не за то, чтобы проверять шум за оградой, — отрезал я. — Вам платят за то, чтобы стоять там, где вы должны стоять.

Меня переполняла холодная ярость. Кулаки чесались врезать ему, и я сдерживался из последних сил. Во рту стоял горький привкус разочарования. Я думал, что убийство сэра Эдмунда можно было предотвратить, если бы...

Но история не терпит сослагательного наклонения.

С трудом укоротив гнев, я посмотрел на охранников.

Оба молчали. Даже Филлипс, ни в чем не повинный, не рисковал что-либо говорить.

Я сделал шаг ближе.

— Девлин, — сказал я негромко, — вы уволены.

Он вскинул голову, губы задрожали.

— Милорд, пожалуйста... я... я…

— Сегодня вы позволили убийце войти в мой дом. Больше такой ошибки вы не совершите.

Я шагнул ближе.

— Мне не нужны такие люди, как вы. Немедленно покиньте мой особняк.

Он побледнел, открыл было рот — и закрыл. Сутулясь, опустив плечи, Девлин обошел нас и скрылся за углом в коридоре.

Я повернулся к Филлипсу.

— Сколько надежных людей вы можете собрать прямо сейчас?

— Четверых, милорд.

— Хорошо. Пусть один встанет у парадного входа. Один — в саду, под окнами. Один — в доме, у главной лестницы. И последний — у двери для слуг.

— Есть, милорд. Я все устрою.

— Если что-то снова пойдет не так, я позабочусь о том, чтобы никто из вас не нашел работу до конца своих дней.

Филлипс вытянулся, как струна, и больше не осмелился ни взглянуть мне в лицо, ни шелохнуться.

— Понял вас, милорд, — хриплым голосом ответил он.

— Действуйте, — бросил я, разворачиваясь на каблуках.

Филлипс мгновенно сорвался с места. Я проводил его взглядом и повернулся к Мэтью.

— Я должен тебе рассказать о том, что задержало меня сегодня, и почему леди Эвелин вернулась одна, но это — позже, — тут я замолчал и, не сдержавшись, вздохнул. — Сначала я должен сделать кое-что другое.

Мне предстоял, возможно, самый тяжелый разговор за всю мою жизнь.

Мы покинули кухню и вернулись в жилую часть особняка, и я бросил короткий взгляд на лестницу, что вела на второй этаж.

Я должен был поговорить с Эвелин об убийстве ее деда. Я был обязан и потому шагнул вперед.

В спальне стоял резкий аромат нюхательных солей. Я пошел, предварительно постучав, и застал сестру Агнету у окна, а леди Эвелин — съежившейся в кресле. Она прятала лицо в ладонях, ее плечи мелко подрагивала, но когда она подняла голову — я удивился. Глаза у нее были сухими.

Я был практически никчемен в утешении. Никогда не умел, потому что не у кого было научиться.

— Леди Эвелин… — начал я и запнулся.

Меня вновь поразили ее глаза. Выцветшие, лишившиеся искры, которая тлела в глубине ее взгляда. Злилась ли она или смеялась, искра была всегда.

Но не сейчас.

— Спрашивайте, милорд, — сказала она негромко и бесконечно устало. — Я знаю, вам необходимо задать мне вопросы.

Ее слова хлестнули меня словно плеть. Я почувствовала себя подлецом, хоть и знал, что Эвелин не имела этого в виду.

Повисшее молчание она истолковала по-своему. Уткнулась взглядом в сложенные на коленях ладони, в которых комкала платок, и также негромко заговорила.

— Я вернулась в особняк, расстроенная нашей ссорой, — произнесла совершенно буднично, поскольку подобные мелочи уже не имели никакого значения. — Я не хотела, чтобы дедушка знал. Но я налетела на него в коридоре... Думаю, он все понял по лицу, — нервный смешок. — Он остался в гостиной, чтобы дождаться вашего возвращения.

Как я и думал.

Договорив, Эвелин издала столь тяжелый и пронзительный вздох, что тронул даже мое черствое сердце. Я смотрел на нее и не находил слов. Не знаю, откуда она черпала силы, чтобы держаться. Но сидела очень ровно, говорила сдержанно и не плакала; только голос дрожал. И тонкие пальцы, сминавшие платок.

— Больше я ничего не видела. Поднялась к себе и услышала уже, как разбилось стекло. Затем, — она сглотнула с трудом, губы некрасиво затряслись, но Эвелин взяла себя в руки. — Затем прозвучали три хлопка.

— Я могу подтвердить это, Ричард, — вмешалась сестра Агнета. — Ни я, ни леди Эвелин не спускались после ее возвращения.

— Довольно, — резче, чем нужно, ответил я. — Я не дознаватель и не судья. И не прошу никого оправдываться.

Сестра Агнета вскинула брови, но промолчала. Впрочем, ее молчание всегда было очень выразительным.

— Я должна уехать, — деревянным, ломким голосом произнесла Эвелин и встала. — Я не могу больше находиться в вашем доме. Это неприлично.

И под нашими удивленными взглядами она, разгладив платье, прошла к гардеробу. Достала из него саквояж и принялась укладывать в него вещи. Я посмотрел на сестру Агнету: наблюдая за Эвелин, она качала головой и что-то шептала себе под нос. Наверное, молитву.

— Сейчас глубокая ночь, — я постарался воззвать к здравому смыслу. — Это может подождать до утра.

— Не может, — отозвалась Эвелин, не взглянув на меня. Она двигалась, словно во сне. Механически делала что-то, но весь ее вид буквально кричал, что разум блуждал где-то во тьме.

Она очевидно была не в себе.

Я бросил еще один взгляд на сестру Агнету, которая не отходила от окна, и мысленно зарычал. Значит, с Эвелин я разберусь сам.

Я подошел к ней, но она никак не отреагировала. Продолжала укладывать вещи и приговаривала вслух.

— Одно платье, одна рубашка, одна юбка...

Наплевав на этикет, я схватил ее за руку. Дернувшись, словно восковая кукла, она замерла. Даже сопротивляться не пыталась, лишь пережидала, пока я ее не отпущу.

— Вы никуда не поедете, — отрезал я жестко.

— Поеду, — возразила она не из желания поспорить, а потому, что не понимала, что творит. — Уже поздно, прошу вас, лорд Беркли, не мешайте.

— Куда вы отправитесь? — попробовал я зайти с другой стороны.

— В наш с дедушкой дом, конечно же, — Эвелин поморщилась, когда я невольно усилил хватку, и посмотрела так, словно безумцем был я. — Он ждет меня там.

— Кто?..

— Дедушка. Лорд Беркли, что с вами? — она засмеялась. — Вы задаете странные вопросы, — и мягко освободила руку.

— Он убит. Ваш дедушка убит.

— Это очень несмешная шутка, милорд, — прижав к груди сложенное платье, Эвелин строго на меня посмотрела. В ее глазах мелькнуло что-то тревожное, словно в один миг что-то внутри нее дало трещину.

— Я вам прощаю ее лишь потому, что... мы...

Она осеклась.

Я видел, как она побледнела, как руки, державшие ткань, начали едва заметно дрожать.

— Нет... — пробормотала она. — Нет. Этого не могло быть. Я только... я...

Она резко бросила платье на пол, будто оно обожгло ей руки, и отступила на шаг, закрывая рот ладонями.

— Это все из-за меня! Это я... я виновата. Я не должна была... Он остался в гостиной из-за меня!

— Эвелин... — я шагнул к ней.

— Не подходите! — закричала она отшатнувшись. — Вы не понимаете! Он был единственным, кто... кто у меня остался. И я его подвела! Я его подвела!

Она схватилась за голову, словно мысли стали невыносимыми.

— Я виновата! Я! Это все я!

Истерика захлестнула ее, и она потерялась, утонула в своих чувствах. С каждым словом она теряла почву под ногами, металась по комнате, цепляясь за полку, за стул, за кровать.

Женщина, которая была сильной, разумной, упрямой, сейчас стояла передо мной — сломанная, хрупкая, потерянная.

Я не выдержал. С трудом поймал ее и удержал на месте, до боли стиснул плечи.

— Эвелин! — в голосе моем была боль, а не ярость. — Хватит! Посмотри на меня!

Но она билась, пыталась вырваться и не слышала меня. В отчаянии я отвесил ей хлесткую пощечину.

Ее глаза распахнулись, дыхание сбилось. Она молча стояла, потрясенная и ошеломленная.

А потом она обмякла, как будто напряжение вылетело из нее в один миг.

— Я больше не могу… — прошептала она. — Я больше не могу…

Эвелин схватилась за меня, словно тонущая, цепляясь за лацканы сюртука, вжимаясь лицом в плечо.

И я прижал ее к себе так крепко, как мог, одной рукой обхватив ее спину, другой поглаживая волосы.

Она рыдала. Горько и безутешно, и не существовало слов, которое могли бы ей помочь.

И я держал ее, потому что не мог не держать. Потому что ее боль прожигала мне грудь. Потому что ее слезы выбивали почву под ногами уже у меня.

— Это закончится, — прошептал я ей на ухо, поглаживая мягкие, шелковистые волосы на макушке. — Когда-нибудь это закончится.

Я был не очень хорошим человеком. Потому что эгоистично не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Не хотел ее отпускать.

Когда слезы закончились, Эвелин заснула. Сестра Агнета напоила ее какой-то микстурой и пообещала, что та проспит до обеда.

Это было к лучшему. А если капитан Грейсон явится утром, пока она будет спать — что же, тогда ему придется приехать во второй раз.

Убедившись, что на этот раз охранники стоят там, где должны, я уехал в жандармерию повидаться с Эваном. По земле стелились предрассветные сумерки, вот-вот займется скорый восход. На улицах было тихо. Особенный час, когда разбрелись по домам ночные гуляки, а работники еще не спешили на службу.

Тихо было везде, но не у здания жандармерии. Я рассчитал верно: совсем недавно они вернулись с ночного вызова на берег реки. Эван стоял снаружи, в его руках тлела сигарета: непривычное зрелище, но ночь выдалась тяжелой у всех нас.

— Дик! — завидев меня, он шагнул вперед, и когда я подошел, мы коротко обнялись. — Ты как здесь? Мы только вернулись, и мне доложили, но пока без подробностей...

— Да, — я скупо кивнул. — Хотел повидаться. И поговорить.

Эван, выбросив в канализационную решетку окурок, энергично растер глаза и зевнул так широко, что едва не вывихнул челюсть.

— Ну, и ночка... — пробормотал он и закинул одну руку мне на плечо. — Да, идем. Поговорим у меня.

Сквозь плотную толпу мы вошли в здание и, пройдя через лабиринт коридоров, оказались в кабинете Эвана. Здесь, как и всегда, царил порядок, к которому нас приучали в кадетском корпусе. Все на своих местах, бумажка к бумажке, папка к папке.

— Я заварю кофе, — сказал он и подошел к широкому подоконнику, а я опустился на стоящий у двери стул и потянулся ослабить шейный платок.

Затем и вовсе стащил его и расстегнул пару верхних пуговиц. Дышать сразу стало легче.

— Как леди Эвелин? — спросил Эван обернувшись.

— Как ты думаешь? — усмехнулся я в ответ. — Так, как можно было ожидать.

Мы замолчали. Тем временем он засыпал молотый кофе с небольшой латунный сосуд с длинной ручкой, добавил холодную воду и кусок сахара и поставил на спиртовую горелку. По кабинету почти сразу же поплыл плотный, горький аромат.

— Итак, — посматривая одним глазом за кофе, Эван стал ко мне полубоком. — Мне сказали, старик был убит тремя выстрелами в спину.

— В темной гостиной.

— Кто взял себе дело?

— Капитан Грейсон.

Он скривил губы, словно от зубной боли, а я невесело усмехнулся.

— Он не показался мне умным человеком.

Эван молча закатил глаза и за ручку пошевелил латунный сосуд, когда вода начала закипать. Он снял его с огня и вновь опустил. И повторил два раза, прежде чем разлить кофе по двум небольшим чашкам. С ними он подошел и опустился на стул напротив меня.

От крепости кофе у меня глаза полезли на лоб. Сонливость сняло за одно мгновение, и я слегка закашлялся. Эван же глотнул как ни в чем не бывало, даже не поморщился.

— Ну и ночка, — повторил он. — Дик, если стреляли в тебя, ты должен подумать о своей безопасности.

— Я уже усилил охрану. Один идиот отошел, чтобы посмотреть на шум за забором. Тогда убийца и проник в сад.

— Я не только об охране. Ты растревожил осиное гнездо. Неспроста тела женщин появились в ночь, когда тебя планировали убить.

— Как они умерли?

— Не переводи тему, — Эван строго на меня посмотрел. — Подумай о том, чтобы сменить место жительства. Временно. Ты мог бы переехать к нам...

— Да ты с ума сошел! — воскликнул я. — Я не собираюсь подставлять ни тебя, ни новоявленную миссис Эшкрофт.

— Правильно, лучше бросайся под пули с голой грудью, — огрызнулся друг. — Дик, услышь меня! Тебе грозит опасность, ты должен что-то предпринять.

— Я уже предпринимаю! — я повысил голос в ответ. — Что ты хочешь от меня? Вся твоя хваленая жандармерия не в силах отыскать ни поджигателя дома леди Эвелин и ее покойного деда, ни преступника, который вторгся в мой дом, ни человека, из-за которого исчезают женщины... Уверен, убийцу тех шестерых несчастных и сэра Эдмунда тоже не найдут!

Я вскочил на ноги и принялся ходить кругами по комнате, пока Эван побелевшими пальцами сжимал чашку. Мои упреки были справедливы; несправедливо было высказывать их другу, который делал все от него зависящее, чтобы этот институт работал.

Не его вина, что у жандармерии прогнили корни.

— Прости, — выдохнув, сказал я.

Остановился позади него и примирительно похлопал по плечу.

— Прости. Нервы ни к дьяволу уже.

— Да, — тот дернул губами. — Как и у всех нас.

Мы снова замолчали. Потом Эван поставил чашку на пол и поднялся.

— Я выделю тебе своих людей, лишними не будут.

— Как знаешь, — кротко отозвалась я и увидел, как друг усмехнулся.

— И установлю за Эзрой слежку.

— А тебе позволят? — я вскинул брови.

— А я не буду спрашивать. — жестко отрезал Эван. — А на твоем месте я бы попытался добиться аудиенции кронпринца. Ты не можешь воевать один против всего мира. Ты рассорился с Лордом-канцлером, ты не сдержан в выражениях, когда ругаешь жандармерию, ты на ножах с преступниками...

Я поморщился.

— И ты больше не один. К слову, — еще жестче припечатал Эван. — Ты теперь несешь ответственность за леди Эвелин.

Мне захотелось его ударить — так сильно он был прав.

— И не имеешь права продолжать вести себя как самоубийца.

Я резко вскинул голову: Эван гипнотизировал меня пристальным, строгим взглядом, и на минуту я почувствовал себя глупым мальчишкой, которого отчитывал родитель.

— И мне нужна твоя помощь, — добавил он тихо. — Я не разгребу это дерьмо без тебя.

Я кивнул, потому что спорить было не о чем. Эван был прав во всем, что говорил. Раньше я мог позволить себе безрассудные безумства; мог вести себя так, словно не боялся смерти — потому что не отвечал ни за кого, кроме себя.

Но не теперь.

— Я поговорю с капитаном Грейсоном, — сказал Эван и с наслаждением, до хруста костей потянулся. — Натолкну его на верное направление. Пусть расследует это дело как покушение на тебя.

— Не надо. — я покачал головой. — Пусть расследует как угодно. Чем меньше внимания — тем лучше. Давай лучше сосредоточимся на телах, которые сегодня обнаружили. Как они были убиты?

Эван с минуту прожигал меня взглядом, но спорить все же не стал.

— Мы не знаем, — развел он руками. — Не уверен, что наш доктор даст ответ. Они выглядят так, словно уснули. Внешних повреждений нет, следов яда — тоже.