Если низменной похоти станешь рабом —
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и – куда же потом?
…померк в глазах Раничева. Правда, не навсегда, очнулся он довольно быстро – связанным, лежащим вниз лицом в едущей неизвестно куда повозке. Крепкие парни с дубинками сидели вокруг него, возница погонял мулов, было душно, Иван чувствовал, как струится по шее липкий холодный пот. Сильно трясло, и с днища повозки поднималась густая серая пыль. Не выдержав, Раничев громко чихнул и сам себе мысленно пожелал здоровья.
– Очнулся? – язвительно поинтересовался один из парней, сопровождая свои слова чувствительным пинком.
Иван стиснул зубы. Ладно, козел, погоди…
– Эй, Хабиб, когда приедем? – Кто-то из охранников окликнул возницу.
– Уже скоро, – не оборачиваясь, ответил тот.
Раничев усмехнулся – экие нетерпеливые. Молодежь, одно слово. Если и есть у секты слабое звено – так это они, вот эти вот парни, вряд ли кому из них больше двадцати пяти. Наглые, нетерпеливые, злые… и не привыкшие думать. Наверняка, во всем полагаются на вожака.
Повозку сильно тряхнуло, и Иван снова чихнул.
– Ишь, расчихался, пес, – выругался охранник. – Ничего, сейчас ты простишься с жизнью.
Раничев вовсе не поверил его словам. Если б хотели убить, убили бы раньше, еще в доме кади, а так, раз везут куда-то, значит, чего-то хотят. Может быть, удастся встретиться с главным? Собственно, ради этого Иван и стремился в Тунис – ведь именно главарь секты должен был знать тайну перстня. Должен был знать…
Дорога стала заметно хуже – все чаще трясло, да ухабы попадались не маленькие, такое впечатление, что ехали по родным российским дорогам. Вообще последние всегда умиляли Раничева, особенно когда приходилось ехать вместе с ура-патриотами. И на машине-то у них российские ленточки, и в салоне – двуглавый герб да чуть ли не портрет президента, а как въедут в яму, так – «чтобы все поздыхали, уроды!» – это в адрес, известно, чей. Да уж, и национальный доход у нас постоянно растет, и стабилизационный фонд какой огромный, и вообще, если верить правительству, жить становится все лучше и веселей, а дорог как не было, так и нет, особенно в уездных городишках – яма на яме. Вот уж и в самом деле, уроды, трендят «Россия – великая страна», а простых дорог сделать не могут. Поучились бы у древних римлян или хоть у того же Тимура…
Проскрипев колесами, повозка въехала в какую-то яму, из которой долго выбиралась – даже охранники вынуждены были сойти и, ругаясь, подталкивали застрявшее транспортное средство плечами. Вытолкали… Этакие троглодиты – да не вытолкают? Ну и рожи у них! А сколько высокомерия и этакого нарочно выпячиваемого презрения к окружающим. О, совсем как у российской «золотой молодежи», даже, пожалуй, покруче. И все как на подбор – рослые, подтянутые, мускулистые. Ясно – пехота, другие тут и не нужны.
Вытолкав наконец повозку, парни на этот раз не забрались в нее, а просто пошли рядом. Видимо, конец пути был уже близок. Небо было еще ночным, черным, но быстро светлело, а на востоке занималась заря. Вокруг маячили какие-то развалины – столбы, камни, колонны – казалось, не было ни одного целого здания, да, не на века, оказывается, строили римляне, прошло чуть больше тысячи лет – и нате, все поразвалилось. Да-а… Впрочем, почему – римляне? А не Карфаген это часом? Ну да, во-он те стелы уж больно похожи на жертвенники.
– Надо было завязать ему глаза, – оглянувшись на Раничева, хмуро бросил возница, в котором Иван с удивлением узнал… мрачного водоноса Али. Впрочем, что тут удивляться?
– Зачем? – усмехнулся шагавший рядом с возницей парень. – Он уже ничего никому не расскажет.
Последняя фраза не очень-то понравилась Ивану. Впрочем, до такой развязки, судя по всему, было еще вполне достаточно времени. Вполне достаточно, чтобы попытаться что-то придумать. Интересно, как Хайреддин? Успел ли выбежать из дома? Наверное, успел… Он же хотел полить в саду цветы и потом пройти черным ходом. Значит, поговорит с народом, значит, у кади Зунияра-хаджи все ж таки будет шанс оправдаться от нелепейших обвинений. А что сам халиф, не видит всей очевидной неправдоподобности обвинения? Или провокация совершается настолько хитро? Ладно, чего сейчас гадать? Поживем – увидим. Поживем?
– Слезай, приехали! – Повозка остановилась у развалин какой-то виллы. Треугольная крыша строения давно обрушилась, почти все стены были растасканы на кирпичи, лишь, словно обглоданные кости выброшенного на берег кита, торчали покосившиеся колонны. Охранники грубо спихнули Раничева с повозки и, подхватив под руки, быстро потащили к развалинам – мимо колонн, мимо разрушенных стен, мимо пустующего бассейна… Лязгнула дверь. Иван поднял голову – перед ним, в кустах дрока, открылся узкий, пахнувший сыростью, вход в подземелье. Видно – бывшая тюрьма для непокорных рабов, эргастул, или как он там назывался у жителей Карфагена?
Пролетев вниз по крутым ступенькам, бывший директор музея больно ударился лбом о скользкую от плесени стену. Сверху загоготали. Лязгнув, закрылась дверь. Раничев осмотрелся – тьма, но, вполне вероятно, утром она хоть немного да рассеется, не может быть, чтоб в этой постройке не было ни одной щели. Иван попытался пошевелиться, руки слушались плохо, запястья немели – видимо, связывали на совесть. Ага… Раз не развязали, значит, кормить не собираются. Уморить голодной смертью? Вряд ли это в их интересах, могли расправиться и раньше. Значит, скоро выпустят. А сюда поместили… для встречи с кем-нибудь из главарей? Очень может быть. Интересно, здесь есть крысы? Хм… С чего им тут быть-то? Жрать-то нечего, одни камни кругом. Нет, крысы не такие дуры, они все на складах, в погребах, в амбарах, в общем, там, где есть, чем поживиться. Нет, крысы отпадают… А вот какая-нибудь змея вполне может заползти. Раничев поежился. Не любил он почему-то этих скользких тварей. Поджав под себя ноги, он с трудом уселся, привалившись спиной к холодным камням кладки. Так было значительно удобней, нежели лежа. Иван снова покрутил запястья, протащив через ноги, поднес веревки ко рту… Да-а… легче зубы сломать. Запястья стягивали кожаные ремни, вымоченные в морской воде, – теперь они подсохли и съежились на манер шагреневой кожи. Развязать их было, в общем-то, делом нехитрым – просто на полчасика опустить руки в тазик с водой. Вот только не было такого тазика…
Что ж, пока есть время, можно было попытаться привести в определенный порядок мысли – оно не лишнее: и нервы успокаивает, и, может быть, чего придумать удастся. Итак, уважаемый Иван Петрович, попали вы, как кур во щи? Или – в ощип? В общем, попали. Что делать будем? Надобно бы выбраться, да пока никак. Ладно, взвесим все плюсы и минусы. Начнем с минусов. Узилище, тьма, туманные перспективы… Впрочем, ничуть не туманные, а вполне даже определенные. Ни возница, ни парни-охранники (погонщики ослов) лиц не прятали – не считали нужным. Почему? Вопрос риторический… Вас, уважаемый Иван Петрович, не говоря худого слова, либо прибьют сразу же, после встречи с главарем, либо… либо принесут в жертву, такого тоже исключать нельзя, когда имеешь дело с фанатиками. Так, что еще в минусах? Где он находится – никто не знает. Остававшиеся в доме слуги кади, скорее всего, убиты – кому нужны лишние свидетели? Что еще плохого? Пожалуй, все… Теперь – хорошее, плюсы. Во-первых, Иван Петрович, вы в скором времени встретитесь с главарем всей этой шайки! Затем и ехали. Вот он вам и расскажет о перстне во всех подробностях, ежели вы, конечно, хорошо попросите. Шутка, конечно, но вообще от исхода этой таинственной встречи многое будет зависеть. Во-вторых, Хайреддин, скорее всего, спасся и выполнил поручение. Значит, очень может быть, кади будет оправдан… а уж затем он, наверное, найдет средства помочь… Если, конечно, успеет. Что еще хорошего? Жан-Люк! Вот кто мог бы реально помочь, и не когда-то, а уже сейчас! Что стоит влиятельному дворцовому приказчику нанять… гм… ну, скажем, грузчиков, вооружить их теми же дубинами, и… Эх, до чего же приятная мысль! А вертолет со спецназом не желаете, Иван Петрович? Тоже ведь хорошо бы. Ну черт с ним, с вертолетом, а вот насчет Жан-Люка и «грузчиков» мысль интересная. И вполне осуществимая, в отличие от того же вертолета. Не много и нужно, всего-то два условия: а) – точно знать собственное местонахождение и б) – передать весточку Жан-Люку. Всего-то и делов. Только вот как это все выполнить? А вот думайте, уважаемый Иван Петрович, вы же все-таки с высшим гуманитарным образованием человек – ЛГПИ когда-то закончили – вот и дерзайте мыслью! Ох-ох-ох… Ну что вы вздыхаете, как в последний день Помпеи? Ядерной войны, слава богу, нет – значит, не все так плохо! Человечек нужен… Ну, допустим, о местонахождении и охрана случайно проговориться может, а вот с весточкой посложнее будет. А передать бы надо, обязательно надо… через кого только? Главаря попросить, слезу пустив умильно? Мол, последний привет любимой мамочке. Поверит? Навряд ли… Парни? Хм… А Али, водонос? Он, кажется, очень любит деньги… Ага… Конечно, любит, иначе б не занимался посредничеством у выкупных братств. Вот его и попросить… Может, конечно, и откажет… А может, и польстится! Пятьдесят на пятьдесят. Попробовать надо, лишь бы улучить момент… Да и послание продумать – наверняка устно говорить придется, так что…
Раничев рассуждал сам с собой долго, до тех пор пока в щель под самым потолком не заглянуло солнце. Стало заметно теплее, и Иван сам не заметил, как уснул. Захрапел, свесил голову на грудь, потом устроился поудобнее – лег на пол. В конце концов, выспаться тоже не помешает.
Иван проснулся от лязганья двери. Стояла уже ночь или глубокий вечер, видно было, как высоко в небе загадочно мерцали звезды. Спустившиеся в узилище парни, не говоря ни слова, вытащили пленника наружу и поволокли меж развалин неведомо куда. Впрочем, долго не тащили – остановились у нескольких больших стел с изображением бородатого бога и женщины-львицы – Таннит. Это и было капище «Детей Ваала», когда-то называемое финикийцами «тофет». Вокруг стел и развалин почти правильным кругом стояли крепкие парни с горящими факелами в руках. У статуи Ваала виднелась фигура высокого мужчины в черной накидке. На лицо его была надета терракотовая маска с искривленным в зловещей ухмылке ртом. Такие же маски были и на лицах еще четверых мужчин, стоявших чуть сзади. Слева от статуй, за линией факельщиков, маячил черный контур крытой повозки, запряженной парой коней. Туда же, только чуть ближе к капищу, приволокли и Раничева, рывком поставив на ноги.
– Что ж. – Высокий мужчина медленно вышел в центр и, встав между идолами бородатого Ваала и похожей на львицу Таннит, поднял ладони к небу. – Мы вновь собрались здесь, друзья, чтобы почтить память древних богов великой жертвой! – звучно произнес он. – Некоторые из наших – Заил из Суса, Кармин из Гедды, Зульфикар из Ипона – прислали богам своих первенцев… поистине для всех нас это великий день. Так поспешим же, друзья, и восславим Ваал-Хаммона!
Повернувшись к идолу, он упал на колени и завыл, что-то бессвязно выкрикивая. Так же поступили и все остальные присутствующие, кроме стоявших с факелами парней. Ивана тоже ткнули носом в песок, правда, выть он не стал, как и выкрикивать заклинаний – просто-напросто выругался и теперь отплевывался от песка.
Между тем, быстро окончив молитву, главарь – он же, по всей видимости, исполнял и функции главного жреца Ваала – обернулся и сделал приглашающий жест. Неведомо где тихо заиграла зурна, послышался приглушенный рокот тамбуринов, и в центр освещенного факелами круга, танцуя, выбежала обнаженная девушка. Грациозная фигурка ее, ловко изгибаясь, обвила поочередно обе статуи – сначала Ваала, а потом и Таннит, – после чего дева принялась кружиться на месте, позвякивая залотыми браслетами на ногах и запястьях. Смуглое, натертое благовониями и оливковым маслом тело ее казалось вылепленным из бронзы. Стройные бедра, покрытые сложным узором, кровоточили – видно, татуировка была совсем свежей – на тонкой шее танцовщицы отражала дрожащий свет факелов тяжелая пектораль, едва прикрывавшая грудь.
Все быстрее отбивали ритм тамбурины, все быстрее вращалась девушка. Звенели браслеты, тяжело вздымалось драгоценное ожерелье, заплетенные во множество мелких косичек волосы разлетелись по сторонам.
Там-там, там-там-там, – били тамбурины.
– О, Ваал! – возбужденно кричали собравшиеся.
Наконец глаза танцовщицы закатились, и она, вскрикнув, медленно осела на землю.
– О, Ваал! – выйдя на середину, воскликнул главарь в терракотовой маске. – Прими же наши жертвы и будь милостив к нам, твоим детям!
– Будь милостив к нам, – нестройным хором повторили все.
Выхватив из-за пояса большой, напоминающий широкий серп нож, жрец неожиданно подбежал к Раничеву, что последнему совсем не понравилось.
– Взгляните, друзья! – схватив Ивана за подбородок, завопил он. – Сам кади Зунияр прислал нам своего раба… Слава кади Зунияру!
– Слава кади Зунияру! – подхватили крик воины.
– Но мы прибережем его напоследок. – Жрец опустил нож. – Пусть первыми к богу идут почетные жертвы. – Он взглянул на повозку, и сейчас же несколько парней, передав горящие факелы своим сотоварищам, вытащили из повозки несколько больших корзин и большие тускло поблескивающие блюда.
Иван повернул голову… Из корзин воины торжественно достали крепко спящих младенцев и, положив их на блюда, торжественно понесли к жертвеннику, где их уже в нетерпении дожидался жрец.
– О, Ваал-Хаммон! – при виде младенцев возопил он.
Сверкнул в призрачном свете нож… И дымящаяся струя свежей крови оросила землю под ногами Ваала.
– Пей же, отец наш! – Зачерпнув ладонями льющуюся из растерзанного горла младенца кровь, главарь благоговейно вымазал ею губы идола…
Затем настал черед и остальных жертв. Все происходило довольно просто и, на взгляд Раничева, особой драматургией не отличалось: вопль, взмах ножа, кровь… и снова – вопль, взмах ножа, кровь… Так себе постановочка, можно было б и что-нибудь пооригинальней придумать, типа того танца голой девчонки… Вон она, кстати, опомнилась, на коленях подползла к жрецу… неужели – тоже будет терзать несчастных младенцев? Нет, просто, не поднимаясь с колен, вытянулась в глубоком поклоне. Оглянувшись, жрец окропил ее кровью – тонкие струйки ее потекли по лопаткам девчонки, вдоль позвоночника стекая к ямочкам над ягодицами… Брр! Раничева передернуло.
Между тем охранники быстро соорудили костер из маквисов и привезенного с собою хвороста. В костер этот и покидали тела убитых младенцев, сопровождая все это жуткими воплями.
Спокойно наблюдая за жутким зрелищем, Иван поджидал жреца. Вырвать у него нож, пусть даже связанными руками, а потом – посмотрим… Впрочем, жрец, похоже, совсем позабыл про пленного, распластавшись у ног идола, громко шептал что-то, время от времени испуская очередной вопль. Наконец вроде угомонился. Сел, чуть в стороне от костра, вытянул руки… Подбежавшие охранники полили их водой из кувшина. Правильно – гигиена прежде всего…
Раничев усмехнулся, увидев, как торопливо снимая маски, покидают тофет те четверо мужчин, видимо, приглашенных. Специально приглашенных, наверняка многие из них неплохо знают и Зунияра-хаджи и всех его слуг. Завтра же, ширясь и обрастая леденящими душу подробностями, поползет по городу слух об участии одного из слуг кади в ужасном богопротивном действе. И вовсе не о том будут говорить, что слуга-то был связан, нет – участвовал! Был, присутствовал! А всем известно, как Зунияр-хаджи относился к своим слугам. Значит, сам и отправил их богохульствовать. Так-то! От таких слухов совсем не далеко и до обвинения в вероотступничестве! А ведь именно в этом кади и обвиняют. Интересно, жрец в маске – это и есть сам Фарид ибн-Бей? Может быть… Впрочем, может и не быть, у Фарида вполне хватит денег, чтобы нанять какого-нибудь бродячего артиста… А те четверо… ишь, шушукаются, заразы… Охранники почтительно подводят к ним лошадей… да, видать, не простые люди эти ночные гости Ваала… Однако что ж время-то терять. Надо воспользоваться.
– Эй, парень! – Иван обернулся к охраннику. – Отчего же сегодня нет здесь водоноса Али?
Вместо ответа парень с силой ударил его кулаком по губам, так что Раничев повалился на землю.
– Еще раз спросишь – получишь еще! – с усмешкой пояснил воин.
– Понял, не дурак. – Иван сплюнул кровь на песок и осторожно потрогал языком быстро распухавшую губу. Да-а… Вот, гад! Теперь ходи этаким вот красавцем! Правда, ходить-то, честно говоря, похоже, некуда. По знаку жреца Раничева снова потащили в узилище.
– Эх, гады! – Он посмотрел в небо, зажмурился от яркого факела, горевшего совсем рядом, и неожиданно поймал на себе чей-то заинтересованный взгляд. Девушка! Уже закутанная в накидку, она смотрела прямо в глаза Ивана блестящими, черными, как маслины, глазами. Смотрела, не отрываясь. Этак и дыру протрет!
У Раничева перед глазами так и стоял этот взгляд, даже в эргастуле. Перед тем как бросить обратно в узилище, ему развязали руки, даже разрешили справить нужду, правда, под строгим присмотром. Потом снова связали, предварительно смазав запястья какой-то вонючей дрянью. Иван только головой покачал – похоже, ребятки решили его использовать на всю катушку. Как же – слуга Зунияр-хаджи среди сатанистов! Тьфу, не сатанистов, а «Детей Ваала», ну один черт… А на тамбуринах они сегодня неплохо играли! Совсем неплохо. Похоже на… на что же? На что-то очень хорошо знакомое, еще с самого детства… ну конечно же – первый состав «Дип Перпл», альбом шестьдесят девятого года, в простонародье именуемый «Эйпрел». Он с такой вот мелодии и начинался…
Снаружи глухо доносились какие-то крики. И как они не боятся городской стражи? Ведь отсюда не так и далеко от городских стен. Или – знают, что халифа нет в городе? А может, и кто-то из начальников стражи с ними заодно? Вполне вероятно. Жаль, не получилось сегодня разговорить охранника. Раничев снова потрогал языком вспухшую губу. Сколько у него еще времени? Сутки, двое? Надо спешить выбираться отсюда, похоже, шутка слишком уж затянулась. А может, поорать, да погромче? Ночью-то тут вряд ли кто шарится, окромя сата… «Детей Ваала», а вот днем – другое дело. Мало ли кому камень понадобится или там кирпич, щебенка? Дело житейское. А в общем, нужно попробовать. Дождаться утра и орать, орать… Ведь не может же быть, чтоб они оставили охрану – какой смысл? Хотя, конечно, кто их знает? Могли и оставить кого-нибудь из погонщиков. Впрочем, попытаться надо… Попытка не пытка, как говорил Лаврентий Палыч Берия! Скоро уже, кстати, и утро… Сквозь щель под самой крышей виднелся алый кусочек восхода. Чуть выждать и… орать, что есть мочи!
Орать Раничеву не пришлось. Едва он набрал в легкие побольше воздуха, как послышалось знакомое лязганье. Иван быстро отпрыгнул от двери в сторону – двинуть как следует входящему по зубам да ломануться в кусты – ноги-то, слава богу, не связаны, да и направление вчера присмотрел, пусть даже примерно. Да, так и следует сделать.
Подняв руки, Раничев напрягся и, когда темная тень тюремщика коснулась щербатых степеней, изо всех сил ударил его руками в живот. Со стоном тюремщик повалился с лестницы. Иван оглянулся – девка! Похоже, та самая, что вчера плясала у жертвенника. Что ж, черт с ней, отлежится… Переступив через лежащее тело, Иван, перепрыгивая ступеньки, бросился к свободе.
– Постой, там воины! – Девчонка неожиданно ухватила его за ногу так, что Иван едва не споткнулся.
– Что? – ударившись плечом о косяк двери, обернулся он.
– Что слышал. – Девчонка обиженно вздернула нос. – Я пришла помочь тебе, а ты…
– Видали мы таких помощниц, – внимательно оглядывая видневшиеся за порогом кусты, усмехнулся Иван. – С чего бы мне тебе доверять? Я вообще тебя в первый раз вижу, ведь так?
– Нет, не так, господин! – сверкнув глазами, громко возразила девчонка. – Помнишь небольшую деревушку на берегу моря? Пиратский корабль, рыжего разбойника, который надругался надо мной и чуть было не предал мучительной смерти.
– Что? Деревушка? Пираты? Ах да…
Наморщив лоб, Раничев вспомнил и тунисскую деревушку, и удалого капитана Нифонта, и дерзкий пиратский рейд. И рыжего разбойника Балтазара, тащившего куда-то истерзанную нагую девушку… Иван тогда вступился за несчастную, оглоушив пирата попавшимся под руку камнем. Так вот оно, значит, что!
– Вижу, узнал, – улыбнулась девчонка. – Теперь быстрей – нельзя терять времени!
Выбравшись из эргастула, они прикрыли за собой дверь, тщательно задвинув засов. Замаскировали маквисами и дроком, глянешь издали – ничего тут нет, одни кусты да желтые маргаритки.
– Халид – парень, оставленный тебя сторожить – пошел за водой к ручью. Быстрее!
Раничев не заставил себя долго упрашивать и вслед за нежданной спасительницей побежал через колючий кустарник, огибая развалины какого-то храма. Пройдя сквозь лабиринт разрушенных колонн, они поднялись на холм, поросший пробковым дубом и высокой голубовато-зеленой травою. Уселись в тени отдышаться, и Иван замер вдруг, пораженный раскрывшейся перед ним красотою. Отражаясь в море, ярко сияло солнце, а небо было таким ярко-голубым, что больше напоминало не небо, а автомобильную эмаль «Пицунда 716», коей была выкрашена старая «шестерка» Раничева. С поросшего дубовой рощей холма открывался великолепный вид на море, гавань, полную кораблей, озеро и городские кварталы, окруженные белыми стенами и глубокими рвами. За стенами, на западе, еле виднелись в сиреневой дымке Атласские горы, склоны которых были покрыты травянистой зеленью и яркой желтизною цветов.
– Куда теперь? – Иван обернулся к девушке.
– Не знаю, – мягко улыбнулась та. – Куда скажешь, туда и пойдем… Лишь бы там не было этих…
Раничев молча кивнул. Немного отдохнув, они пошли к городу. Скосив глаза, Иван наблюдал, как улыбалась девчонка, срывая цветы.
– Ты выбрала меня, чтобы бежать от тех, кто приходит с ветром? – внезапно обернувшись, спросил Раничев.
– Да, – просто ответила девушка. – Я слишком устала от их мерзких игр… К тому же они умертвили бы меня рано или поздно.
– Почему ж ты не бежала раньше?
– Боялась… Пока не увидела тебя.
– А меня не боишься?
– Нет! Ты добрый. – Встав на цыпочки, девушка быстро надела на голову Ивана венок из цветов маквиса. И когда только успела сплести?
Раничев улыбнулся:
– Как хоть зовут тебя, дева?
– Зуйнар. А тебя, я знаю – Ибан. Так говорил господин Фарид, жрец Ваала.
– А, так это все-таки был Фарид? Ладно… У тебя есть дирхемы, Зуйнар?
– Есть, правда немного.
– Много и не надо, лишь купить еды и одежду. Лучше это сделать у рыбаков или в порту – вряд ли нас в таком виде пропустят в ворота.
– Сделаем, как ты скажешь… Ты смешно говоришь, Ибан! Сразу видно, что из далеких земель. Слишком твердо произносишь слова, иногда даже трудно понять смысл.
– Ты переспрашивай, если не все понимаешь.
Так, болтая, они дошли почти до самой дороги, по которой, поднимая рыжую пыль, тащились тяжелые возы. Чуть левее, за холмом, виднелась синяя кромка озера. Иван и Зуйнар переглянулись и, не сговариваясь, направились туда. Нашли укромный уголок за высоким кустарником и травою. Сняв обувь, Раничев зашел в воду, нагнулся… и увидал краем глаза, как промелькнуло мимо него гибкое обнаженное тело. Подняв тучу брызг, Зуйнар вынырнула и, фыркая, подплыла к Ивану.
– Ты умеешь плавать? – изумился тот.
– Я же дочь рыбака, – засмеялась девушка и, схватив Раничева за руку, потянула за собой в воду.
Тот не стал сопротивляться, упал, с наслаждением окунаясь в теплые волны. Вынырнув, поднялся на ноги… И вдруг почувствовал на своей шее жаркое дыхание Зуйнар. Поднявшись из воды, девушка прижалась к нему всем телом. Иван обернулся, встретившись взглядом с пылающими безумным взором глазами.
– Они брали меня, когда хотели, – обнимая Ивана, прошептала Зуйнар. – А я обязана была терпеть, как терпят унижения шлюхи в дешевых майхонах. Теперь я хочу тебя и, пожалуйста, не обижай меня отказом.
Раничев лишь улыбнулся и погладил девушку по мокрым плечам. Он вовсе не собирался никого обижать…
Куда теперь идти? Вот вопрос, который занимал Раничева все больше и больше. Выкупавшись, Иван купил в рыбацкой деревне еду и самую простую одежду, имевшую куда более приличный вид, нежели его собственная после всех приключений. Зуйнар остригла волосы, завернулась в джелаббу, намотала на голову тюрбан, улыбнулась лукаво – мальчик! Молодой вьюнош, поспешающий за отцом или старшим братом. Так и вошли в город, безо всяких проблем… А вот что дальше? Вернуться в дом кади? Но, кто знает, может, там и ждала засада? Да, скорее всего… Тогда куда? Жан-Люк! Пожалуй, только к нему и осталось.
Обогнув невольничий рынок, Раничев и следом за ним Зуйнар в образе мальчика направились в христианский квартал, в таверну «Три глаза» – любимое заведение марсельца.
Они там и заночевали – по словам хозяина, Жан-Люк обещался заглянуть завтра.
– Вообще он частенько заходит. – Хозяин таверны – седовласый анатолийский грек в синей феске – улыбаясь, покачивал головою. – Сегодня не было, значит, завтра обязательно будет. Вы издалека, уважаемые?
– Вольноотпущенники из Иппона. Приехали за шерстью.
– Хорошее дело и выгодное.
Хозяин постелил им на крыше – так многие делали. Ночь была жаркой, и покрывшийся потом Иван уселся у самого края, да так и просидел почти заполночь, покуда не почувствовал на своих плечах нежные девичьи руки.
– Хватит сидеть, Ибан, – прошептала девушка. – Иди же ко мне, иди…
Тело Зуйнар было упругим, кожа мягкой и шелковистой, а глаза… словно две блестящие маслины…
– Ты не рассказала мне, как появилась в секте, – заложив за голову руки, тихо поинтересовался Иван.
– Просто. – Девушка погрустнела. – Я была опозорена, и мне нельзя было оставаться в родном селении. К тому же мои родители и братья погибли в схватке с разбойниками. А старый Юсуф взял меня силой. Я не стала с ним жить – он был почти нищий и бил меня – и, выбрав момент, убежала. Долго скиталась по майхонам, покуда не встретилась с одним парнем, погонщиком ослов…
Услыхав про погонщиков, Раничев непроизвольно вздрогнул.
– Я думала, он любит меня, – вздохнув, продолжала Зуйнар. – А он просто пользовался мной, а потом отдал в секту. «Дети Ваала» – так они себя называют. Мерзкие, отвратительные и жуткие нелюди! Впрочем, ты сам все видел. Я научилась танцевать, заставили… И каждый раз плясала на их оргиях, а потом… потом они скопом делали со мной что хотели. Ты видишь, Ибан, я уже ничего не стесняюсь и знаю – у меня никогда не будет ни любящего мужа, ни вообще семьи, ни дома…
Девушка тихонько заплакала. Иван обнял ее за хрупкие плечи:
– Ничего, Зуйнар, мало ли, что еще будет? О том один Аллах ведает, но уж никак не ты.
Марселец появился в таверне после полудня, ближе к вечеру, и был несказанно рад увидеть Ивана.
– Тут о тебе разные слухи ходят, – понизив голос, произнес он. – Многие обсуждают ночной налет на дом кади Зунияра. Там ведь перебили всех слуг, лишь один старик Хайреддин в живых остался, да и то только потому, что его не было дома.
– Знаю, – угрюмо отозвался Раничев. – Хотя спасибо за хорошую весть о Хайреддине. Ты-то его откуда знаешь?
– Слыхал. Не так-то и много слуг было у Зунияра-хаджи. Завтра возвращается халиф, знаешь?
– Нет… Вот это известие! Значит, может быть, именно завтра решится судьба старого кади! Знаешь, Жан-Люк, я хотел попросить тебя приютить на несколько дней меня и… и моего друга.
– Конечно, можешь пожить у меня, – засмеялся марселец. – Мне выделен небольшой домик у восточных ворот, места хватит. Сейчас и пойдем, ты не против?
– Нет. – Раничев улыбнулся. – Сейчас, только позову с крыши приятеля…
«Небольшой домик» Жан-Люка оказался просторным двухэтажным доминой с витой колоннадой и внутренним двориком, увитым плющом и виноградной лозою. На невысокий помост для приема гостей падала тень апельсиновых деревьев и яблонь. В саду копался с лопатой чернокожий слуга; увидев хозяина и гостей, он оставил лопату и поклонился.
– Жожо, мой слуга, – похвастался марселец. – Видишь, Иван, как все сложно получается в жизни! Я сам раб – и имею рабов. А впрочем, черт с ними… Пойдем, покажу вам ваши покои… А твой друг – красивый мальчик, жаль только, что брюнет, хотя и за такого дадут немало. Ладно, ладно, не кривись…
Как помочь кади? Как самим спастись от вездесущих соглядатаев кровавой секты? Кто знает, может, и слуга Жан-Люка тоже связан с «Детьми Ваала»? Да нет, не похоже, иначе б…
Как-то вечером Раничев выспросил приятеля, знает ли тот кого-нибудь из дворцовой хисбы – «счетной палаты», надзирающей за порядком в общественных местах и правилами торговли. Для такого контроля хисбой назначались мухтасибы, один из которых – усатый, с рынка Суик, как подозревал Иван, помогал сектантам. Впрочем, не он сейчас был нужен. Кто знает, может, этот усатый мухтасиб просто сочувствующий? Нет… Водонос Али – вот кто мог многое рассказать о секте! На чем бы только его поймать?
– Знаю ли я кого-нибудь из хисбы? – допив вино, переспросил Жан-Люк. – Да найдется пара-другая знакомых. А тебе кто именно нужен?
– Тот, кто контролирует водоносов.
Марселец задумался:
– Пожалуй, такого и нет.
– То есть как это нет? – изумился Раничев. – Ты хочешь сказать, что никто не следит за качеством продаваемой воды?
– Да нет, следят, конечно… Но на разных рынках – разные люди. Хотя, конечно, может быть и специальный чиновник. Врать не буду, а завтра узнаю – скажу.
Ближе к вечеру, перед закатным намазом, Иван накинул на себя просторный плащ и, обмотав краем бурнуса лицо, отправился к дому кади. Нет, он вовсе не собирался входить в дом – именно там-то, скорее всего, и поджидали сектанты. Проходя по рыночной площади, Раничев подозвал одного из мальчишек, коих в таких местах было предостаточно.
– Что угодно господину? – учтиво осведомился тот, с гордостью оглянувшись на завистливо застывших сзади товарищей. – Что-нибудь поднести или помочь кого-нибудь отыскать? Господин ведь не местный?
– Ты прав, парень, – усмехнулся Иван, протягивая пацану мелкую медную монетку. – Я ищу дом почтенного Зунияра-хаджи, кади. Знаешь ли ты, где это?
– Знаю ли я, где дом почтеннейшего кади? – засмеялся мальчишка. – Конечно же, знаю! Идем, уважаемый.
Обогнув мечеть Олив, Раничев и его провожатый прошли вдоль длинного глухого дувала и, свернув на узенькую улочку, очутились напротив искомого дома.
– Мне бы не хотелось сейчас тревожить хозяев. – Словно бы раздумывая, Иван остановился под старой пальмой. – Да и, признаюсь, соседи кади недолюбливают меня, и я б не хотел, чтобы они видели, как я вхожу в дом.
– Так я могу зайти и позвать, куда скажешь!
– Э, постой… – Раничев заметил на себе пристальный взгляд внезапно оглянувшегося прохожего в длинной черной джелаббе. – Сделаем так… Вот тебе еще монета. Зови своих друзей и устройте здесь какую-нибудь шумную игру… Сможешь быстро перелезть через ограду сада?
Пацан мотнул головой.
– Увидишь там старого слугу, его зовут Хайреддин, передашь поклон от… от знатока путешествий Ибн Батуты. И еще скажешь, что он, этот знаток, будет ждать завтра утром в той самой чайхане. Хайреддин знает, в какой. Все запомнил?
– Угу.
– Смотри, не перепутай.
Отойдя за угол, Раничев спрятался за кустами дрока и наблюдал, как минут через пять пустынная улочка наполнилась детскими криками и визгом. Играющие в чехарду мальчишки не только подняли густую тучу пыли, но и произвели такой шум, что недовольные жители окрестных домов, безуспешно попытавшись прогнать шумных подростков, принялись громко звать мухтасиба. Надзиратель появился сразу – тот самый, усатый! – видно, ему и было поручено приглядывать за домом кади. Подняв палку, гаркнул, кивнул помощникам – мальчишки бросились врассыпную…
Утром, едва рассвело, Иван уже сидел в знакомой чайхане, где не так уж и давно пил шербет с Хайреддином. Старый слуга появился также рано, увидев Раничева, улыбнулся и, подойдя, уселся рядом на ворсистый ковер.
– Рад видеть тебя в живых, Ибан! – тихо сказал он. – А я уж вчера думал – верить ли пойманному в саду мальчишке иль отдать его мухтасибу?
– Вижу, поверил, – усмехнулся Иван.
– Поверил, – кивнул старик. – Многих наших убили… – Он горестно поджал губы.
– Знаю. – Раничев покривил губы. – Убийцы скоро понесут наказание. Выполнил ли ты мое поручение, Хайреддин? Говорил с людьми?
– Говорил. – Хайреддин шумно отхлебнул из большой чашки. – Почти со всеми. И, знаешь, каждый из них готов выступить в поддержку кади!
– Отлично, – потер руки Иван. – Я дам знать, когда придет время. Пока же никому не говори обо мне.
– Да мне и не с кем разговаривать. – Старый слуга горестно развел руками. – Увы, наш дом опустел… Бедные слуги. И хозяин… Что же с ним будет?
– Посмотрим. – Раничев поднялся на ноги и, простившись со стариком и чайханщиком, сошел с помоста.
Заскочивший к полудню домой Жан-Люк сообщил, что и в самом деле, кроме мухтасибов, следящих за порядком на местах, имеется еще и специальный чиновник, наблюдающий за качеством питьевой воды.
– Он имеет право остановить и попробовать воду у любого водоноса. И горе тому, чья вода будет с илом или песком.
– Ясно, – усмехнулся Иван. – В таком случае водоноса можно вполне обвинить в мошенничестве и обмане. А это – преступление против Бога! Вполне можно получить сотню ударов палкой.
– Этот твой товарищ, – уходя, вдруг задержался на пороге Жан-Люк. – Он, случайно, того… не содомит?
– С чего ты взял? – поперхнулся Раничев.
– Слишком смазлив… И та-ак на меня смотрит… Был бы девкой – я бы не устоял!
Ничего не ответив, Иван зашелся хохотом. Посмотрев на него, марселец озадаченно пожал плечами и удалился – на улице его нетерпеливо дожидались носильщики с только что купленной рыбой.
Сверху спустилась Зуйнар, уселась рядом, посмотрев на Раничева красивыми, похожими на блестящие маслины глазами.
– Тебе нравится Жан-Люк? – усмехнувшись, неожиданно спросил Иван.
– Мне нравишься ты, мой господин, – грустно качнула головой девушка. – Но я чувствую – ты не останешься здесь навсегда, а господин Жалюк, тот, пожалуй…
– Верно мыслишь, Зуйнар. – Раничев вздохнул. – Давно догадалась?
– Давно… Во сне ты повторяешь одно и то же имя.
– Вот как?
– Да, да… И в глазах у тебя я часто вижу тоску. Такую же, какую я видела еще давно, дома, у некоторых невольников. Они потом либо сбегали, либо вешались. Ты тоже уедешь… жаль.
– А скажи-ка, Зуйнар, ты бы хотела выйти замуж, скажем, за Жан-Люка?
Девушка вдруг покраснела:
– Конечно, хотела бы… Господин Жалюк так красив и влиятелен. И это ничего, что он пока что не правоверный и – дворцовый раб. Скоро он выкупится на волю и примет истинную веру.
– Ох, ничего себе! – искренне удивился Раничев. – Жан-Люк что, сам тебе об этом говорил?
– Да, господин. Мы тут как-то с ним болтали…
– И ты будешь его любить?
– Да! И рожу ему много красивых детей… Только, – Зуйнар вздохнула, – он не обращает на меня совсем никакого внимания.
– Ну еще бы… Ты же сейчас мальчик.
– О, господин…
– Ладно, так и быть – обещаю переговорить с Жан-Люком о тебе! Только не сейчас, позже… А дальше уж сами решайте.
К вечеру Жан-Люк вернулся домой не один, а в компании с сухоньким старичком в белой чалме и с шелковым щегольским поясом.
– Фазиль-бей, – усаживая гостя на почетное место, шепнул марселец Ивану. – Мухтасиб… Как раз занимается водоносами.
– Мухтасиб? – тихо возликовал Раничев. – Вот славно!
– Он – мой наставник в делах принятия истинной веры, – как бы между прочим поведал Жан-Люк. – Но – тсс! – любит иногда выпить. Только это между нами.
– Само собой, – потер руки Иван.
Чернокожий слуга Жожо уже тащил кувшин и закуску…
И снова с утра Раничев уже был в делах, впрочем, как и почти все в городе. Едва прошел предрассветный намаз, как рынок уже заполнился народом. Речи солидных купцов – торговцев тканями, оружием, драгоценной посудой – перебивались истошными воплями расхваливавшей свой нехитрый товар мелочи – лепешечников, продавцов сластей, водоносов…
Иван знал уже, где следует искать Али, – выспросил вчера у старого мухтасиба. Вот он, рынок, невдалеке от мечети Олив, почти в самом центре медины. Вот и широкоплечая фигура Али. Высмотрев его в толпе, Раничев подозвал вчерашних мальчишек и бросил им дирхем.
– Вот вам, забыл заплатить.
– Благодарствуем, почтеннейший! Может, еще чем помочь?
– Можете… Видите во-он того водоноса? Это мой приятель. Хочу над ним подшутить…
Казалось, миг всего и прошел, как мрачного водоноса окружили рыночные мальчишки – кто-то потянул его за пояс, кто-то, словно бы невзначай, толкнул под руку… А кто-то в этот момент занялся бурдюком. Злобно осклабившись, водонос разогнал мальчишек тумаками и погрозил огромным волосатым кулаком:
– Ну, попадитесь еще мне, твари!
Утерев пот, он повернулся и нос к носу встретился со старичком мухтасибом.
– Рад видеть тебя в добром здравии, уважаемый Фазиль-бей, – бормоча про себя ругательства, низко поклонился Али.
– Аллах в помощь, – мухтасиб усмехнулся. – Жалуются на тебя, Али! Говорят, мошенничаешь, под видом свежей продаешь правоверным никуда не годную воду.
– Кто сказал такое?! – расправив плечи, грозно возопил водонос. – Я разорву его на части вот этими вот руками!
– Чем орать, налей-ка мне лучше стаканчик, – сладенько улыбнулся Фазиль-бей. – А то употел что-то. Видать, совсем стар стал.
– Пей на здоровье, уважаемый. – Водонос налил воды в медный стаканчик и почтительно протянул его чиновнику.
Тот немного отхлебнул и закашлялся:
– Чем ты поишь правоверных, о нечестивец?
– Что? – Водонос тут же попробовал свою воду – и с негодованием принялся отплевываться от песка и ила.
– Заканчивай торговлю, Али. – Фазиль-бей строго покачал головою. – Пойдешь с нами к макхаму. – Старик мигнул стражникам, и те моментом обступили несчастного водоноса.
– Не виноват я, не виноват… – тупо повторял тот, идя вслед за торжествующим мухтасибом. – Клянусь, чистейшая была вода!
Другой мухтасиб – усатый рыночник – завидев Фазиль-бея, с самым безразличным видом отвернулся от водоноса. Ну его! Связываться со вздорным стариком – себе дороже выйдет. А что касается Али… Так, в конце концов, не так уж много он и платил за благорасположение. Да и вообще, осторожней надо…
Придя к приземистому зданию суда – макхаму, – Фазиль-бей приказал страже кинуть нечестивого водоноса в тюрьму – небольшое помещение для задержанных, пристроенное к макхаму со стороны заднего двора.
– Пусть пока посидит, – добродушно произнес старик. – А я пока подумаю, что с ним делать.
Поднимаясь по небольшой лестнице в макхам, он наткнулся на почтительно стоявшего у стены Раничева.
– А ведь ты был прав, Ибан. – Мухтасиб покачал головою. – Этот пес Али и в самом деле торговал дурной водою. Что ж, его ждет хороший тазир… Ударов сто, не меньше…
– О, жаль бедного водоноса. – Раничев молитвенно сложил руки. – Не позволит ли уважаемый мухтасиб мне переговорить с ним? Я ведь его хорошо знаю и неоднократно предупреждал о том, что не стоит продавать такую воду.
– Ну поговори, ладно, – махнул рукой старик. – Я скажу стражникам, чтоб пропустили… Ну как, вечером доиграем партию в шашки?
– Конечно, почтеннейший Фазиль-бей!
Помещение для задержанных представляло собой низкое – едва поднять голову – строение из серого кирпича, с надежной, обитой железными полосками дверью и маленьким оконцем под самым потолком. День только начинался, и водонос Али был пока единственным узником.
Когда дверь распахнулась, он не шелохнулся, так и продолжал сидеть на земляном полу, скрестив ноги и мрачно устремив взгляд прямо перед собою.
– Ну, здравствуй, Али, – войдя, присел рядом Иван. – Хочу помочь тебе раскаяться!
– Что?! – Водонос с ужасом посмотрел на вошедшего, словно бы увидел змею. – Ты? Ты?
– Я! Успокойся и не смотри на меня, как солдат на вошь. Представляешь, что тебя ждет, если будет доказано, что совершенное тобою – явное мошенничество и наглый обман?
– Клянусь, я ничего не знал! Моя вода всегда была чистейшей.
– Что невозможно доказать… Впрочем, я могу помочь тебе.
– Ты? – Водонос усмехнулся. – Но что тебе будет нужно взамен?
– Ты знаешь.
– «Дети… Дети Ваала»? – хриплым шепотом произнес Али. – Безумец, ты не знаешь, на кого замахнулся!
– Да ну? – Иван хохотнул. – Фарид ибн-Бей вовсе не так уж неуязвим, как все вы думаете. День-два, и он предстанет перед судом. Не думаю, что халиф будет благоволить к этому вероотступнику.
Водонос ощерился:
– Я ничего тебе не скажу! Лучше вынести несколько ударов палками, нежели умереть страшной и неотвратимой смертью.
– Как Ахмед? Ведь это вы его убили!
– Да, как Ахмед! – с вызовом сверкнул глазами Али. – Уходи, иначе…
– Жаль…Я думал, тебе не помешает немного серебра… В конце концов, ты не так уж и виноват перед Аллахом. Я сам видел – ты не участвовал в их мерзких оргиях, просто лишь иногда исполнял поручения. Они ведь неплохо платили, почему бы не заработать?
– Вот именно! – В черных глазах водоноса неожиданно появилась надежда. Этот непонятный иноверец говорил точно так, как рассуждал и сам Али.
– Пойми, с «Детьми Ваала» уже почти покончено. Людям халифа известно о них все… Осталось лишь их схватить. А ваш главарь Фарид… думаю, он зря надеется остаться чистым в глазах халифа.
– Фарид, – яростным шепотом повторил Али. – Жадный и жестокий проходимец. Он ведь не местный, алжирец. И я не раз видал в его доме тайных посланцев алжирского дея.
– Так Фарид приглашал тебя в дом?
– Ага, как же! Кто я и кто он? Я всего лишь доставлял туда вино и женщин.
– Что ты знаешь о некоем Хасане ад-Рушдия?
– Впервые о таком слышу, – честно признался Али. – Ты сказал, я могу заработать?
– Вполне, – кивнул Раничев. – Я должен знать все о секте! Связи, места сборищ, тайные знаки… все, понял, Али?
– Да уж как не понять… – Покачав головой, водонос вдруг поднял глаза: – Кто ты? Ты – посланец халифа?
– Именно так, Али, – без зазрения совести соврал Иван. – Халиф давно поручил мне следить за вами.
– Я так и знал, – водонос опустил голову… – Думаю, за мои прегрешения мне отрубят голову.
– О нет, Али. Все будет зависеть от твоей помощи халифу.
Раничев вышел наружу вполне довольный проделанной работой и реакцией водоноса Али. Хоть, конечно, и невелика сошка, но все же… Сколько всего узнал!
– Ну как, раскаялся это грешник? – спускаясь во двор, осведомился Фазиль-бей.
– Конечно, раскаялся и хочет как можно быстрее загладить вину. Говорит, случайно зачерпнул воду не там, где всегда…
– Что ж, – старый мухтасиб смачно зевнул. – Хватит с него и десятка ударов. Так ты не забыл, что мы сегодня играем?
– Как я могу забыть? Вы, уважаемый Фазиль-бей, такой замечательный игрок, что я даже сейчас просчитываю ходы будущей партии.
Польщенно улыбаясь, мухтасиб шустро направился к паланкину.
Вернувшись в дом марсельца, Иван увидел взволнованно ходившего по двору хозяина. Помахал рукой:
– Эй, Жан-Люк, что случилось?
– Твой приятель исчез.
– Как исчез? Может, просто вышел куда-то?
– Я тоже так подумал, но… смотри!
Жан-Люк кивнул на плоские, лежащие у самых ворот камни с расплывшимися на них бурыми, быстро сохнущими пятнами.
– Думаю, это кровь, Иван, – подойдя ближе, тихо сказал он.
Раничев почувствовал, как…