Око Тимура

Глава 14 Весна 1399 г. Тунис. Дело погонщиков ослов

…черная блестящая лента. Змея?! Но откуда? Вообще-то бывали случаи, что змеи заползали в дома, но – летом. Поплотнее захлопнув дверь, Раничев перекрестился и побежал будить Хайреддина.

Старый слуга не спал, а, опустившись на молитвенный коврик, творил ночную молитву – салат ал‑иша:

– Ла илаха илла Ллаху ва Мухаммадун расулу Ллахи! Мир вам и милосердие Аллаха.

Закончив молиться, старик поднялся и, обернувшись, увидел Ивана.

– Змея? – удивленно переспросил он. – Ты не говорил хозяину?

– Нет, подумал – не стоит его будить.

– И правильно, – одобрительно кивнул Хайреддин. – Утром скажем. Однако – это точно змея? Ты хорошо рассмотрел?

– Ну да, куда уж лучше!

– Змея в доме опасна, – задумчиво произнес старик. – Она сильно напугана непривычной обстановкой и может напасть. Поэтому, думаю, нам не стоит входить в опочивальню. Лучше позвать заклинателя змей, есть у меня один знакомый… Сейчас пошлю за ним Ахмеда.

Ахмед – проворный молодой парень лет пятнадцати – спросонья захлопал глазами, потом несколько раз переспросил, куда и за кем идти, и, уже окончательно проснувшись, вышел из дома в калитку черного хода.

– Нечистое дело, – покачал головой Хайреддин и попросил: – Иди на террасу, Ибан, и сядь у входа – охраняй, мало ли что может еще быть?

Кивнув, Раничев так и сделал. В глубине террасы, на широком помосте, постелив под себя белую верблюжью кошму, спал благочестивый кади. Спал спокойно, с улыбкою на устах – видно, Аллах даровал ему приятные сны.

Но откуда же взялась змея? Раничев задумался. Ясно, что кто-то хотел таким образом расправиться с кади. А кто? И почему? Ну кто – пока можно было только гадать, а вот вопрос «почему», наверное, больше поддавался анализу. Наверняка из-за каких-нибудь судебных дел – кто-то пытался отомстить… или… или сделать так, чтобы одно из дел оставалось незаконченным. Чтоб его передали другому судье, менее дотошному и праведному, нежели почтеннейший Зунияр-хаджи. И то и другое возможно. Надо будет уже сегодня днем тщательно разобраться с архивом, таковой – Иван знал – у кади имелся.

Во дворе послышались шаги и приглушенный говор – возвращался Ахмед, ведя в дом заклинателя змей, высокого, тощего бербера с крючковатым носом, смуглого до чрезвычайности и вообще цветом кожи больше напоминающего зинджа.

Старый Хайреддин встретил заклинателя на пороге дома и, поклонившись, жестом пригласил внутрь. Раничев с любопытством высунулся с террасы, увидев, как крючконосый бербер достает из заплечного мешка большую рогатую палку.

– Откройте дверь, – выставив палку рогатиною вперед, глуховатым шепотом попросил он. – И зажгите светильники, как можно больше светильников.

Хайреддин с Ахмедом поспешно исполнили просьбу – запахло горящим маслом, и в гостевой зале стало светло, как днем. Пробудившиеся ото сна слуги – всего в доме их было пятеро, не считая двоих приходящих – толпились у входа.

Медленно распахнулась дверь, ведущая в опочивальню, и заклинатель змей осторожно вошел внутрь. Старик Хайреддин с Ахмедом боязливо остановились на пороге, держа в вытянутых руках горящие плошки светильников. В полнейшей тишине метнулась по стенам опочивальни черная крючконосая тень. Раничев увидел, как бербер, что-то уныло насвистывая, пошарил палкой под ложем, в углах и у оконца, немного постоял, а затем еще раз прошелся по всему периметру опочивальни. И, оскалив в усмешке белоснежные зубы, вышел:

– Изволите шутить, уважаемые? Там нет никакой змеи.

– Как нет? – удивился Хайреддин. – Да и мы разве похожи на шутников?

– Не похожи, – согласно кивнул заклинатель. – Однако опочивальня пуста. Не верите, так убедитесь сами!

Бросив свой пост, Иван схватил светильник и торопливо вбежал в хозяйские покои. Там было не так много мебели – низкая софа, маленький столик, полки с бумажными свитками, большой серебряный кувшин в углу. Раничев осторожно заглянул под софу – ничего!

Поднявшись на ноги, он пожал плечами и озадаченно поскреб голову.

– Наверное, тебе все это привиделось, Ибан, – проводив заклинателя, покачал головой Хайреддин. – Так бывает, когда сильно переутомишь мозги.

Остальные слуги, расходясь, осуждающе качали головами.

– Может, и привиделось, – хмуро протянул Иван. – Но навряд ли…

– Иди отдохни, Ибан. – Старый слуга затушил лишние светильники. – А я посижу здесь, на террасе, с моим господином. Все равно Аллах не посылает мне сна.

С Раничевым Аллах поступил так же. Как ни вертелся Иван на жестком ложе в своей узенькой каморке, все равно не спалось. Да усни тут, попробуй, когда по дому ползают ядовитые змеи, а потом внезапно исчезают, словно их и не было! Да ведь была змея-то, была! Что ж он, совсем уже чокнулся? Но если змея все ж таки была, то куда исчезла? Она ведь не сможет забраться по отвесной стене и выползти в узкое оконце. А двери были плотно закрыты… Значит, если помыслить логически, следует признать, что ежели змея была, так ее кто-то забрал, пользуясь суматохой… Тогда этот «кто-то» должен был обладать навыками змеелова. И он находится среди слуг, в доме. А слуг всего пятеро: старик Хайреддин, Ахмед, он, Раничев, и еще двое довольно пожилых уже людей – зиндж Вакуф и Ильяс-марокканец. Есть, правда, еще двое приходящих – садовник и повар, но тех-то сегодня точно в доме не было. Значит – кто-то из этих пяти. Если… Если, и вправду, не показалось.

Утром, после намаза, хозяин все ж таки узнал о ночном происшествии и долго смеялся, запрокинув голову. Потом, утерев выступившие в уголках глаз слезы, покачал головой:

– Нет, Ибан, вряд ли кто-то подбросил мне ядовитого гада. Поверь, у меня такие могущественные враги, что вполне могут расправиться со мной иным, более верным, способом – ядом или кинжалом.

– И все же, хозяин, – не отставал Раничев. – Я бы на твоем месте не был так уж спокоен.

– На все воля Аллаха. – Зунияр-хаджи воздел руки к небу. – Давай-ка лучше займемся архивом, пока нет никаких более срочных дел.

Иван обрадованно кивнул – чувствовал, что объяснение вчерашнему случаю наверняка таится среди старых дел. Он и сам мог бы в них покопаться, только вот читал по-арабски плохо, хотя и говорил уже вполне сносно – так ведь для письма-то не было случая потренироваться.

– Кажется, кади сказал, что у него нет срочных дел, – вытаскивая с высокой полки свитки, вслух подумал Раничев. – И в самом деле – так. Не просто срочных, а вообще никаких, так, одна мелочь… Значит, нужно всерьез покопаться в архиве, тем более что старику это, кажется, нравится.

Зунияру-хаджи и в самом деле нравилось перебирать старые записи. Хоть судебный процесс по шариату и велся всегда устно, тем не менее кади всегда записывал кое-что для себя, создавая целую коллекцию прецедентов.

– Вот – это процесс над двумя прелюбодеями. – Кади любовно погладил рукой свиток. – Поначалу они все отрицали, даже показания четырех уважаемых в городе свидетелей, потом, после того как я поговорил с ними, задумались – все ж таки девушка была незамужней… Так что вместо побивания камнями им грозило по сто ударов палкой… Так и этого избежали! Прелюбодей, заплатив родителям девушки хороший калым, женился на ней, предварительно разведясь с одной из своих четырех жен, ты ведь знаешь, Ибан, Аллах запрещает обычным людям иметь более четырех супружниц. А с разведенной женой тот человек поступил достойно, как и велят заповеди Всевышнего, дал ей немало имущества, небольшой дом и будет теперь содержать до конца жизни. И все ради того, чтобы жениться на молодой девушке.

– Наверное, это любовь, – вспомнив Евдоксю, тяжело вздохнул Раничев.

– Наверное, – согласно кивнул Зунияр-хаджи и, вдруг улыбнувшись, продекламировал:

Опасайся плениться красавицей, друг!

Красота и любовь – два источника мук.

Ибо это прекрасное царство не вечно:

Поражает сердца – и уходит из рук.

Хайям – догадался Иван и тоже улыбнулся.

– А вот это дело – о винопитии. – Кади взял в руки следующий свиток. – Закончилось ничем – лишь покаяние да молитвы. Не было достаточно свидетелей, иначе б пьяницам никак не избежать палок.

– Видно, это все давнишние дела, – сдувая с бумаги пыль, предположил Раничев.

– Да, – согласился Зунияр-хаджи. – Этим делам уже лет по десять, а то и побольше. И все ж таки я люблю время от времени перебирать их, ибо во многих из них – мудрость…

– А последние дела тоже здесь есть? – поинтересовался Иван.

– Конечно. – Кади потер руки. – Вот хоть взять дело о погонщиках ослов. Да ты его и сам наверняка помнишь, правда, не целиком, дело-то тоже тянется издавна.

– Это где мошенники перекрашивали да продавали старых ишаков под видом молодых? – припомнил Раничев.

– Ну да, – кивнул Зунияр-хаджи. – И это очень непростое дело. Погонщики – молодые парни, – кроме мошенничества, подозревались во многом, но ничего не удалось доказать. Один из четырех свидетелей внезапно умер, второй сам оказался прелюбодеем, третий – вообще содомитом, а показания одного оставшегося свидетеля – не показания. Вообще-то я собирался всерьез заняться этим – там вообще-то были еще показания детей – несовершеннолетних – о всякой мерзости, но их показания признаются лишь в делах кровной мести, к тому же многие из детей не были правоверными, а ведь мошенничество – преступление против Аллаха, а показания неверных в таких случаях тоже никак не пойдут в суде… Жаль, жаль! – Кади заметно разволновался. – Эти погонщики заслуживают самого сурового наказания – несмотря на молодость, это уже отъявленные мерзавцы! Боюсь, они даже… Нет-нет, нельзя обвинять в этом людей, не имея веских доказательств.

– В чем, почтеннейший кади?

– В вероотступничестве и поклонении мерзким богам! – сжав губы, быстро ответил хаджи. – Эти погонщики, мне кажется, состояли в какой-то тайной секте, правда, играя там не самую главную роль… И я чувствую, эта секта живет и действует, и даже, наверное, процветает – ведь никто так и не был наказан.

Услышав про секту, Раничев насторожился. Он ведь тоже хотел разыскать здесь, в Тунисе, какую-то секту. И еще хорошо бы найти кузнеца, о котором говорил в Самарканде Кара-Исфаган…или – старый ювелир Махмуд Ак-Куяк? В общем, кто-то из них… Вот только как же звали того, о ком они упоминали? Припоминай, припоминай… Ведь помнил же! Ах, вот – Хасан! Хасан ад-Рушдия.

– Хасан ад-Рушдия? – переспросил Зунияр-хаджи. – Нет, не помню такого. А почему ты спрашиваешь? Это твой знакомый?

– Почти, – уклончиво ответил Раничев. – Мой господин, я очень хочу помочь тебе в этом трудном деле!

Кади улыбнулся:

– Признаюсь, я ждал этих слов от тебя, Ибан! Поверь, я неплохо разбираюсь в людях… И даже не предлагал тебе поскорее принять нашу веру. Спросишь – почему?

– Спрошу! – Иван посмотрел хозяину прямо в глаза.

– Потому, что ты не собираешься оставаться здесь навсегда, – усмехнулся Зунияр-хаджи. – И еще потому, что истинная вера – это великое благо, человек, иноверец, должен дорасти до этого понимания, быть может, даже с годами… Так считаю я, так считал и мой опальный друг, Ибн Хальдун, вынужденный бежать в Каир из-за преследований невежд, почему-то считающих себя ученейшими муфтиями. – Немного помолчав, кади вдруг вскинул глаза. – И как же ты сможешь помочь мне, Ибан?

– Ты говорил, в деле погонщиков ослов много свидетелей-иноверцев. Я найду их и переговорю с каждым… быть может, через них мы выйдем и на других, более достойных свидетелей, истинных правоверных. Ведь не тебе же, уважаемый хаджи, заниматься этим, посещая жилища гяуров и вертепы?

– Да, – закивал старик. – Признаюсь, это во многом меня останавливало. – И как же ты собираешься посещать вертепы? Ведь ты мой слуга!

– А кто это знает? – вопросом на вопрос ответил Иван. – Никто, кроме слуг в твоем доме. Так специально для них ты якобы отправишь меня куда-нибудь с поручением.

– Ты подозреваешь кого-то из слуг? – тут же насторожился кади. Все ж таки он отличался изрядной проницательностью.

– А они не могут случайно проговориться кому-нибудь? – Раничев усмехнулся. – Так пусть говорят… А я тем временем обойду все притоны в христианских фундуках и даже, быть может, найду контакт с евреями.

Зунияр-хаджи вдруг отрицательно покачал головой:

– Плохо!

– Что плохо? – опешил Иван.

– Все плохо. Ни христиане, ни евреи не будут доверять чужаку – а ты ведь для них чужак.

– Тогда, может…

– Нет… – Кади задумался, прикрыл глаза и сидел так минут пять, после чего благообразное лицо его вдруг озарилось довольной улыбкой: – Придумал! – громко воскликнул он. – Ты что-нибудь слышал про выкупные сообщества?

– Так, краем уха, – вспомнив разговор с алжирским пиратом, признался Раничев.

– Тогда расскажу тебе кое-что. Слушай…

Зунияр-хаджи кратко ввел Ивана в курс дела. Все рабы-христиане в Магрибе – даже бедняки – могли надеяться на выкуп. Необходимую сумму – часто весьма высокую – вносили так называемые выкупные собщества или братства, занимающиеся для этой цели сбором милостыни и привлекая средства богатых людей. Самым известным таким обществом в Алжире и Тунисе был орден Святой Троицы, основанный специально для выкупных целей. Монахи ордена привозили деньги и выкупали рабов – магрибинцы не трогали их, как же, они же доставляли доход! Кроме ордена Святой Троицы выкупом пленных занимались и доминиканцы, и францисканцы, и монахи ордена Благодарения, выкупившие немало рабов-христиан и основывавшие для них госпитали в Магрибе. Монахов из выкупных братств уважали повсюду.

– Я дам тебе их одежду, – закончил кади. – Белый плащ с капюшоном. Только крест из голубых лент ты нашьешь на него сам. Перво-наперво советую заглянуть в таверны у рва, там частенько собираются иноверцы.

На следующий день, с раннего утра, Иван вышел со двора кади через калитку черного хода и, найдя по пути укромное местечко, вытащил из заплечного мешка белый плащ. Оглянувшись по сторонам, быстро натянул его на себя и, пройдя мимо нарядной мечети Олив, вышел к Баб Джазирским воротам. За ними, насколько хватало глаз, раскинулись выбеленные глинобитные домики Баб-Джазира – южного предместья Туниса. Белые стены, пальмы, нежно-зеленые дубы и желтоватые заросли дрока, поросший свежей травой укрепленный камнями ров, круто обрывающийся в озеро. Именно там, у рва, и располагались таверны. Шел месяц Рамазан – месяц поста, и на улицах мусульманской части города не было слышно обычного смеха. Сумрачно было и в христианских районах – кто хотел и мог соблюдал Великий пост перед Пасхой. Сворачивая к небольшому рынку у небольшого райончика компактного проживания христиан – фундука, Раничев подумал было, что, наверное, зря он собрался посетить майхону днем – все же пост – лучше было бы дождаться вечера. Впрочем, до этого времени можно пошататься по рынку. Иван так и сделал – остановился у ряда гончаров, присматриваясь к кувшинам.

– Лучше бы тебе податься в госпиталь Святого Ильи, уважаемый, – почтительно взглянув на плащ Раничева, посоветовал торговец. – Там есть кого выкупить…

– Видишь ли, досточтимый. – Иван широко улыбнулся. – У меня есть и вполне конкретное поручение от жертвователя. Вот выполню его, а уж потом…

– Поня-а-атно. – Торговец, смуглый чернобородый мужчина, по всей видимости грек, покивал головой. – Значит, ищешь кого-то? Могу я помочь?

– Пожалуй, – снова улыбнулся Иван. – Я разыскиваю одного юношу из знатной семьи. Светловолосый, с голубыми глазами, он попал в плен недавно.

– Ну и приметы у тебя, – усмехнулся грек. – Таких тут полным-полно. Юноша красив?

– Да, наверное…

– Такой будет стоить дорого, если в богатом доме. А то ведь могут и не продать.

– Ох, это было бы нехорошо. – Раничев тяжело вздохнул и осведомился, а не мог ли пленник попасть куда-нибудь в более скромное место. Например – стать погонщиком ослов.

– Тсс! – заслышав о погонщиках, торговец изменился в лице. – Те погонщики, что у нас, люди не простые. Много чего про них болтают.

– Интересно, что же? – насторожился Иван.

Грек уклонился от ответа, лишь пожал плечами и, давая понять, что разговор окончен, принялся без нужды переставлять с места на место горшки.

– Так значит, про погонщиков ослов ты мне ничего не скажешь? – снова повторил Раничев, заметив, как внезапно вспыхнул в глазах торговца самый настоящий ужас. И – вовсе не от вопроса Ивана. За спиной послышался звон колокольчика водоноса. Раничев обернулся – больше у прилавка никого не было. Что же, выходит, грек водоноса испугался? Ишь, как сразу прикусил язык!

– Воды, уважаемый? – подойдя ближе к Ивану, спросил водонос. Это был седой, не первой молодости мужчина, но вполне еще крепкий и сильный, широкоплечий, с мощной грудью, затянутой в длинную пеструю тунику из верблюжьей шерсти. Наискось, через всю грудь его, был перекинут широкий ремень, поддерживающий за плечами тяжелый бурдюк с водой.

– Воды? – переспросил Раничев. – А пожалуй…

Расплатившись с водоносом мелкой медной монеткой, Иван отошел в сторону, к другим торговцам, якобы прицениваясь к товарам. Даже взял в руки ярко начищенное серебряное блюдо… явственно увидев в нем отражение водоноса. Тот, словно привязанный, шел позади Раничева. Следил? Но чем привлек его внимание скромный монах-тринитарий? Или этот водонос по чьему-либо поручению следил за всеми подозрительными чужаками? А кто тогда это ему поручил?

– Уважаемый! – Подойдя ближе, водонос вдруг тронул Ивана за рукав. – Я слышал, кого ты разыскиваешь, и мог бы быть полезен.

– Но ты, вероятно, потребуешь за свою услугу определенную плату. – Раничев усмехнулся. – А откуда у монаха лишние деньги?

– Сговоримся. – Водонос ощерился в широкой улыбке. – Я показываю тебе рабов – ты платишь мне три дирхема…

– Два! – перебил Иван.

– Хорошо, два, – покладисто кивнул водонос, – но это только за показ. Если среди всех рабов ты все же отыщешь нужного, заплатишь мне втрое. Согласен?

Раничев, пожав плечами, кивнул. В конце концов, он ничуть не рисковал, занимаясь поисками мифического юноши.

– Тогда идем. – Водонос поудобнее закинул на плечи бурдюк. – Говоришь, светловолосый, с голубыми глазами?

Иван кивнул и вслед за водоносом – звали его Али – зашагал по узким улочкам предместья.

В чистом светло-синем небе ласково светило солнце, отражаясь в прозрачной глади Тунисского озера. Легкий ветерок шевелил листья финиковых пальм, покачивал ветви молодых дубков, образовавших целую рощицу на холме неподалеку от озера. Чуть дальше, на полях и огородах, позвякивая цепями, работали невольники.

– Смотри, – останавливаясь у рощи, показал на них водонос.

Раничев нарочито внимательно осмотрел каждого – поле располагалось совсем рядом и можно было хорошо рассмотреть даже выражения лиц. Следящие за рабами надсмотрщики, увидев на Иване белый балахон с голубым крестом, осмотру не препятствовали. Оно и понятно, выкуп – это святое.

– Гм, – почесал бороду Раничев. – Пожалуй, его здесь нет… Да смотри сам, уважаемый Али, тут вообще не видно светловолосых.

Водонос лишь усмехнулся и предложил пойти дальше. Они не спеша осмотрели встретившуюся на пути колонну пленников – Иван лишь пожал плечами, нету, мол, нужного – потом прошлись по набережной вдоль озера, повернули налево и через христианский квартал вышли к медине, большому рынку, что располагался недалеко от мечети Олив, по мнению Раничева, самой красивой мечети города, ажурно-арочной, чем-то напоминавшей строения Древнего Рима. Среди продаваемых на рынке невольников вообще не было молодых – одни старики да маленькие дети – здесь Али с Иваном даже не задержались. Вообще же Раничеву стало надоедать это бесцельное хождение, водонос оказался человеком неразговорчивым и на все попытки Ивана завязать разговор отвечал односложно либо вообще отмалчивался, причем улыбаться не забывал, мерзавец, видно, надеялся в любом случае получить свои дирхемы.

– Вон там еще посмотри, господин. – Оглянувшись, Али указал на край рынка, где просили милостыню самые убогие рабы в грязных лохмотьях. Ивану, конечно, не было до рабов никакого дела… вот о погонщиках ослов он бы поговорил – как раз от рынка в сторону Баб-Суикских ворот шел небольшой караван – лошади, ишаки, верблюды. Замедлив шаг, Раничев присмотрелся к погонщикам – как на подбор, молодым и сильным парням, ведущим себя… ну как-то не так, как пристало обычным погонщикам. Вон один задел локтем лоток торговца фруктами – сушеные финики рассыпались по булыжникам мостовой, а торговец даже не затеял скандал, вообще не сказал ни слова, лишь, дождавшись, когда караван пройдет, вполголоса выругался. Нет, не все чисто с этими погонщиками ослов! Больно уж они наглые.

– Погонщики как погонщики, – покачал головой водонос. – Вообще же все караванщики отличаются некоторым нахальством.

– Я б на месте обиженного торговца тут же пожаловался мухтасибу, – усмехнулся Иван. – Во-он он как раз идет!

Мухтасиб, официальное лицо, следящее за порядком в городе – цветущего вида мужчина с длинными густыми усами, одетый в разноцветный халат и чалму, как раз подошел к торговцу финиками, спросил что-то и, выслушав быстрый ответ, вальяжно отошел в сторону.

– Завтра можно будет сходить к галерам, там хватает гребцов, и хозяева не прочь, если кого-то выкупят, – проводив глазами мухтасиба, пообещал Али. Раничев передернул плечами – вот уж не хватало еще и завтра таскаться по всему городу, неизвестно, за каким чертом. Уже и так было ясно, что от водоноса ничего путного не узнаешь – то ли он слишком запуган погонщиками, то ли, скорее всего, сам из их банды. Вообще надо бы от него отвязаться…

– Здесь посмотри, господин. – Зевнув, водонос указал на гремящих цепями попрошаек – никуда не годных рабов, коих хозяева не желали кормить и отправляли просить милостыню. Вздохнув, Раничев окинул нищих усталым взглядом и покачал головой:

– Нет.

Али вдруг встретил знакомца – тоже водоноса, только более высокого ранга, не с бурдюком, а с кувшином за спиною. Попросив Раничева чуть подождать, Али быстро заговорил с коллегой. Иван прислушался – водоносы говорили так быстро, что сложно было понять – о чем. Подойдя к ним, Раничев купил стаканчик воды и, отойдя в сторону, прислонился спиной к высокой ограде. Солнце уже жарило довольно прилично, и было хорошо постоять здесь, в тени, неспешно потягивая прохладную воду. Рабы-нищие между тем вдруг затеяли драку, разом набросившись на тощего паренька с медным крестиком на грязной шее. Повалив парня в пыль, они все разом принялись пинать его ногами, что-то озлобленно крича.

– Эй, эй! – поморщился Раничев. – Не так бурно, черти!

Иван обернулся – позвать мухтасиба – да тот и сам уже поспешал сюда в сопровождении вооруженных дубинками стражников. Завидев это, нищая толпа тут же разбежалась по закоулкам. Только избитый остался сидеть на земле, вытирая разбитое в кровь лицо. Грязный, заросший длинными, давно не мытыми волосами, тощий – сквозь смуглую кожу явственно проступали ребра.

– Ах ты, поганец! – Подойдя ближе, мухтасиб ударил несчастного палкой. – Устроил драку почти у самой мечети! Кто твой господин, раб?

– Мой господин… – Юноша почти рыдал. – Мой господин – досточтимый Фарид ибн-Бей, торговец мясом и кожами, что живет…

– Знаю я, где он живет. – Поправив усы, мухтасиб усмехнулся. – Весьма достойнейший и богобоязненный человек этот Фарид. А ты, неверная собака, позоришь его своим мерзким видом и поведением! А ну-ка, ребята, всыпьте ему…

Несчастный встретился взглядом с Иваном. Раничев хотел было отвернуться – всем рабам не поможешь, – но в светлых глазах паренька стояла такая отчаянная тоска и боль, что…

– Кажется, этот! – Иван подозвал водоноса.

Али заулыбался и, быстро подбежав к мухтасибу, что-то сказал.

– Ах вот оно что? – Достойнейший страж порядка придержал ретивых дубинщиков и обернулся к Раничеву. – Так именно за этого раба ты хочешь заплатить выкуп? Да, повезло Фариду… получить за никчемного невольника приличные деньги… Повезло… Но я ведь могу забить эту тварь палками до смерти… Что скажешь? – Мухтасиб заинтересованно посмотрел на Ивана.

Раничев пожал плечами и со вздохом полез в кошель…

Пришлось изрядно потратиться – получили свое и достойнейший мухтасиб, и водонос Али. Так вот и закончились почти все деньги, выданные на непредвиденные расходы благочестивым кади Зунияром-хаджи. А к цели своих поисков Иван не приблизился ни на шаг.

– Проводить ли тебя к дому уважаемого Фарида ибн-Бея? – спрятав полученные монеты, медоточиво справился водонос.

– Не надо, уважаемый, – отказался Иван. – Раб покажет мне… К тому же я еще и не говорил с ним… может, и обознался.

– Вах, – воскликнул Али и, когда Раничев подошел к валяющемуся в пыли невольнику, проворно юркнул в толпу. Вдруг и в самом деле этот кяфир обознался? Чего же зря расставаться с деньгами? Разве он, Али, их не заработал? Честно заработал – почти полдня таскал за собой неверного по всему городу, а обознался тот или нет – это чужие проблемы.

– Встань, – поджав губы, попросил невольника Иван.

Парень послушно поднялся на ноги – тощий, избитый, грязный, с медным крестиком на шее.

– Благодарю тебя, падре.

– Пустое… Я всего лишь монах. Кто ты и откуда?

– Меня зовут Альдо, Альдо Виретти, я из Венеции…

– И, видно, был матросом на каком-нибудь судне?

– Юнгой, синьор.

– Дальше можешь не рассказывать. – Раничев усмехнулся. – Обычная история – внезапно налетели пираты и вот…Твой хозяин, судя по всему, тот еще пес.

– О да, – юноша помрачнел. – Поначалу я работал у него в усадьбе – рыл колодцы, таскал камни для ограды – там и надорвался. С тех пор Фарид посылает меня сюда просить милостыню… Здесь много таких.

– Я вижу, – мрачно кивнул Иван. – Ума не приложу, что мне с тобой делать? Имей в виду, денег для твоего выкупа у меня нет.

– О, милосердный брат, – неожиданно улыбнулся Альдо. – Спасибо и на том, что вступился за меня… иначе б… – Он грустно вздохнул. – Как твое имя, брат?

– Э-э… брат Иоанн… Не знаешь ли ты какой-нибудь приличной корчмы в христианском фундуке?

– Знаю, – кивнул невольник. – Я расскажу тебе о ней по пути к хозяину.

– А проводить меня в корчму ты не можешь?

– Нет, брат Джованни. Видишь тех парней с мухтасибом? Они присматривают за нами и обо всем докладывают хозяевам.

Раничев немного подумал и махнул рукой:

– Хорошо. Идем к твоему хозяину.

Прихрамывая на левую ногу, Альдо пошел впереди, показывая дорогу.

– Не спеши так, – попросил Иван. – Лучше скажи, видал ли ты сегодня, как проезжали по рынку погонщики ослов?

Юноша вздрогнул и остановился:

– Видал, брат Джованни… Только… Никогда больше не спрашивай про них, иначе… – Альдо затравленно оглянулся.

– Что – «иначе»? – заинтересовался Раничев. – Ну-ка, подробнее! Обещаю – все останется между нами.

– Да я и не знаю всего, – на ходу качал головой раб, – только на рынке их все боятся… Ну не все, а те, кто победнее. Кажется, им многие платят за право торговать здесь.

– Куда же смотрит мухтасиб? – удивился Иван.

– Куда? – Альдо лишь усмехнулся. – И еще ходят слухи, что погонщики крадут детей.

– Как это крадут? Хотя раз ты говоришь, что мухтасиб им покровительствует…

– И никто не знает, зачем им эти дети.

– Ну тут догадаться можно. – Раничев засмеялся. – Для продажи, естественно, для чего же еще?

Снова оглянувшись, юноша понизил голос:

– Для продажи? А зачем же им младенцы? Они их не только крадут, но и покупают в бедных семьях, причем только мальчиков. От младенцев-то какой толк?

– Младенцев? – задумчиво переспросил Иван. – Однако…

– Однако мы уже пришли, – повернулся к нему раб. – Вон те ворота.

Раничев обернулся. Позади них, позевывая, встал на углу молодой парень с дубинкой. Помощник мухтасиба, то самый, что шел за ними от самого рынка.

Подойдя к воротам, Иван решительно постучал…

Пресловутого Фарида ибн-Бея дома не оказалось, и Раничеву в образе монаха из выкупного братства пришлось разговаривать с домоправителем – сутулым стариком в белой чалме и с узкой седой бородою.

– Выкупить? Хорошо, я скажу хозяину. С ним и договаривайтесь о цене. А невольника велю хорошенько вымыть. Ты и в самом деле собираешься его выкупить? Он же ничего не может… Ах, сын дальней родственницы… Что же, бывает и так. Завтра? Нет, хозяин сейчас погружен в дела. Лучше через три дня. Да-да, вот сюда и приходи, в дом, а сейчас прощай.

Выпроводив Раничева, домоправитель подозвал к себе Альдо, больно схватив его за плечо крепкими крючковатыми пальцами:

– Знаешь ли ты, раб, что такое плеть из кожи гиппопотама? – скривив тонкие губы в улыбке, прошипел он.

Юноша вздрогнул и с ужасом взглянул в глаза старика.

– Чернокожий Мустафа хорошо управляется ею… Хвастает, что с одного удара может перешибить позвоночник…

Альдо в страхе бросился на колени:

– К чему ты говоришь это, уважаемый Карим?

– К чему? – Домоправитель желчно рассмеялся. – Вот что, парень, сейчас ты поведаешь мне во всех подробностях, о чем с тобой говорил это лже-монах, не умеющий даже правильно креститься! И он еще прикинулся итальянцем? Передо мной, старым Пьетро Тинелли? Ха! Ну что скажешь, гнида?

– Господин, я расскажу тебе все, – жалобно прошептал Альдо. – Только вот этот лжемонах ничего такого и не спрашивал…

Младенцы! Погонщики ослов крадут и скупают младенцев! И – только мальчиков. Именно их во времена древнего Карфагена и приносили в жертву Ваалу, Ваал-Хаммону, богу солнца и плодородия, сжигая в ладонях огромного золотого идола! Мальчиков, первенцев… Неужели…Неужели погонщики ослов и есть «Дети Ваала», возглавляемые таинственным Хасаном ад-Рушдия? Но почему все так их боятся? Одно слово халифа, и… А может, они имеют надежного покровителя во дворце? Да, скорее всего, имеют. Именно поэтому и не смог распутать дело кади. Но все же старик Зунияр-хаджи упрям и своего добьется. Вероятно, погонщики знают об этом. И предупредили, подкинув в дом змею, – ведь не привиделась же она Ивану!

Погруженный в мысли, Раничев не заметил, как, пройдя в восточные ворота медины, оказался в квартале христиан. Впрочем, строения вокруг никак не напоминали об этом – все те же квадратные домики с плоскими крышами да запыленные, похожие на перевернутые вверх швабры, пальмы. Один из домиков, в отличие от местной традиции, выходил распахнутой дверью прямо на улицу, внутри виднелись столы, пахло чуть подгоревшей кашей.

Корчма! Иван вдруг ощутил, что проголодался, и, не долго думая, вошел внутрь. Почти все довольно просторное помещение занимал большой длинный стол, по обеим сторонам которого тянулись тяжелые скамейки, сколоченные из толстых досок. Посетителей видно не было, скорее всего, ушли к вечерне. Лишь чернокожий слуга в красной плоской шапочке деловито подметал двор.

– Эй, уважаемый, – высунувшись в дверь, махнул ему Раничев.

Завидев посетителя, негр отбросил метлу и улыбнулся:

– Достопочтенному господину угодно перекусить?

– Что ты такое говоришь, ведь пост же!

– А пресная лепешка и чечевичная каша на оливковом масле? – подмигнул негр.

– Каша, говоришь? – Иван уселся за стол и перекрестился на висевшее в углу распятие. – Ну неси, только быстро.

Ближе к вечеру таверна наполнилась народом. Купеческие приказчики из Генуи, вольноотпущенники, врачи, несколько монахов-францисканцев. Раничев с интересом прислушивался к разноязыкому говору, впрочем, ничего особенного так и не услышал. Обычные разговоры – о непроданных грузах, о порядках в торговом порту и таможне, о приближающейся буре – и в самом деле, небо затянуло черная туча. Посмотрев на нее, Иван засобирался домой. Покинув таверну, он сориентировался на высокий минарет мечети Олив и, стараясь придерживаться выбранного направления, нырнул в лабиринт улиц.

Когда Раничев уже подходил к дому кади, блеснула молния и первые капли дождя упали на город, чтобы, чуть погодя, обрушиться мощным потоком.

Войдя в распахнутые ворота, Иван увидел мечущегося по двору старика Хайреддина.

– Что случилось, уважаемый? – удивленно осведомился Раничев.

– О! – Старик закатил глаза. – Великое горе постигло нас, Ибан! Великое горе.

– Да что ж случилось-то, говори!

– Наш благочестивый хозяин, наш почтеннейший господин, сосуд мудрости и светоч учености, о котором никто не мог бы сказать худого слова, наш…

– Короче!

– Наш господин, почтеннейший кади Зунияр-хаджи, взят под стражу по приказу самого халифа!

– Вот это да! – пораженно присвистнул Иван. – Что же теперь будет?

– С нами – ничего. – Хайреддин усмехнулся. – Мы все свободные люди – кади давно уже составил бумаги. Вот только чем теперь займемся? Ведь дом и сад конфискуют в казну халифа. Эх, бедный, бедный хаджи! Надо было б и тебе уезжать вслед за ученейшим Ибн Хальдуном.

– Ну что причитать раньше времени? – Раничев попытался утешить старика. – Может, все еще обойдется?

Иван чувствовал, как чья-то безжалостная рука нанесла очередной удар. Не вышло со змеей? Что ж – пусть будет по-другому. И все это именно в тот момент, когда кади вновь решил заняться погонщиками ослов. Интересно, в чем обвинили старого хаджи, уважаемого в городе человека? В самых страшных деяниях – преступлениях против Бога? Но где же они возьмут доказательства, ведь арестованный судья был человеком благочестивым и праведным? Раничев быстро припомнил все преступления, пытаясь понять, каким образом можно привязать их к Зунияру-хаджи. Вероотступничество? Ну нет, кади был ревностным мусульманином, в отличие от многих. Богохульство, прелюбодеяние, воровство? Нет! Обман и мошенничество, винопитие, азартные игры – ни в чем таком кади даже и заподозрить было нельзя, он не совершал ни запретных деяний, ни недостойных поступков – не был скупым, но не являлся и расточительным, не был женат на иноверке, не был жесток… Добрейший Зунияр-хаджи, неподкупнейший и справедливейший кади, кажется, неподкупность вышла тебе боком!

– Вот что, Хайреддин. – Иван придержал старого слугу за рукав халата. – Давай-ка пойдем в дом и спокойно обсудим – чем мы можем помочь хозяину? Где остальные слуги?

– Кто где, – вздохнул Хайреддин. – Боюсь, некоторые и разбежались. Впрочем, не стоит их звать. – Он вдруг пристально взглянул на Ивана. – Знаешь, а если и в самом деле тогда в опочивальне хозяина была змея? Ведь кто-то ее принес, а потом убрал! Кроме слуг, в доме никого не было. Если это сделал не я и не ты, значит – кто-то из других слуг. Марокканец Ильяс? Ахмед? Вакуф-зиндж? Нет, не будем никого звать, обсудим все вдвоем. Правда, не думаю, что мы хоть что-нибудь сможем сделать.

Войдя в дом, Раничев с Хайреддином уселись на половине слуг, не решаясь войти в покои хозяина – в его отсутствие это было бы неприличным.

– Что ты знаешь о халифе? – сразу же спросил Иван.

– Халиф? – Старик почесал бороду. – Абд ал-Азиз, сын халифа Ахмада, славившегося своей справедливостью и умом. Надо сказать, и Абд ал-Азиз слывет человеком благочестивым и склонным к учености. Зунияра-хаджи он всегда уважал и частенько приглашал во дворец. Вот и на этот раз пригласил… – Слуга закрыл лицо ладонями. – О, бедный, бедный кади!

– Значит, халиф – человек честный? – прервал его рыдания Раничев.

– О да… Недаром наши соседи завидуют нам.

– В таком случае нашего хозяина оговорили, и оговорили вполне доказательно. – Иван усмехнулся. – Врагов ведь у него хватает.

– Хватает, – согласно кивнул Хайреддин. – Как у каждого честного человека на такой должности. Только это все не того полета птицы, чтоб иметь влияние на халифа. Так, мелочь…

– Однако эта мелочь, похоже, сильно вредит… Никак нельзя узнать, в чем конкретно обвиняют кади?

Хайреддин усмехнулся:

– Для этого нужно быть вхожим во дворец. А мы ведь с тобой не вельможи.

– Будто во дворце одни вельможи! Что, там обходятся без стражников, садовников, пекарей? Можно подумать, вся прислуга сиднем сидит во дворце и вообще никогда не выходит в город. Что, близ дворцовых стен нет ни одной чайханы?

– Есть, и не одна.

– Завтра же отправимся туда. Может, что-нибудь и узнаем.

– А что с того? – Хайреддин снова уткнулся в ладони.

– Ну вот что, – поднялся на ноги Раничев. – Сидеть тут и ныть – не будет вообще никакого толка. Надо действовать. Слыхал притчу про лягушку, которая выбралась из кувшина, сбив из молока масло? Вот и мы будем, как та лягушка. Так что завтра идем! Пока же следует выспаться…

– О, горе мне! – вдруг воскликнул старик. – Я чуть было не пропустил вечерний намаз. О, Аллах, милосердный и милостивый!

Выпроводив старика, Иван тщательно запер ворота и двери – часть слуг и в самом деле разбежалась. Видно, решили, что от ареста хозяина им не следует ждать ничего хорошего. Не было видно ни чернокожего Вакуфа, ни садовника, ни мальчишки Ахмеда. Кто ж из них все же подбросил змею? Впрочем, не об этом нужно сейчас думать. Как выручить старика кади? Иван считал себя обязанным сделать для Зунияра-хаджи все, что в его силах. Если не помнить добра – как же быть человеком? А старый хаджи делал ему только добро. Да и вообще следует помогать таким благородным людям. Даже в ущерб собственному делу… хотя, кажется, эти дела связаны между собой, и очень тесно.

Круглощекая луна висела над спящим городом в небе, отражаясь в озере и заливая серебристым светом улицы, площади, мечети. Быстро прошедший дождь принес в ночь прохладную свежесть, и поднявшийся ветер все никак не мог уняться – дул, выл, буранил, пригибая к самой земле тонкие стволы молодых пальм. Раничев еще поворочался, вспомнив, что потратил все деньги на водоноса и мухтасиба. Ну и черт с ними, с деньгами. Зато помог этому несчастному парню, Альдо. А тот, кстати, немало интересного поведал о погонщиках ослов, так что все-таки деньги были потрачены не зря. Жаль, маловато рассказал – некогда было – вот бы еще с ним встретиться, в более комфортной обстановке. Ведь скоро Пасха, а хозяева обычно не препятствуют религиозным отправлениям своих невольников. Может, и Альдо удастся вырваться в церковь?

Утром, едва рассвело, Иван с Хайреддином надели праздничные одежды и, оставив дом на попечение марокканца Ильяса, направились к чайханам, что располагались близ мечети Олив – именно там, по словам старика-слуги, можно было частенько встретить кого-нибудь из дворцовой обслуги. Улицы еще дышали свежестью, но быстро набиравшее силу солнце уже ощутимо припекало спину. За углом шумел волновался рынок. Несмотря на ранний час, там уже было полно народа: торговцы, разносчики воды и шербета, смуглые кретьяне-феллахи, полуголые странствующие дервиши, нищие в лохмотьях, вездесущие мальчишки, толпою обступившие приехавшего из пустыни шейха в белоснежных одеждах.

– Мы покажем тебе лучшие товары, уважаемый!

– Да-да, можешь не волноваться!

– Давай, я подержу твоего коня.

– А я покажу слугам, где можно напоить коней.

– А я…

Раничев неожиданно вздрогнул, едва нос к носу не столкнувшись с водоносом Али. Тот шел, выкрикивая призывы покупателям, распихивая с дороги мальчишек. Иван поспешно отвернулся. Хотя, конечно, вряд ли кто узнал бы в нем сейчас скромного монаха из ордена Святой Троицы. Поверх узорчатого халата на плечи Раничева был накинут белоснежный плащ из тонкой верблюжьей шерсти, голову покрывал пестрый тюрбан, вообще он сильно напоминал сейчас какого-нибудь разорившегося шейха или торговца средней руки. Иван уже давно успел загореть и цветом лица ничем не отличался от местных, вот только борода и волосы были темно-русые, а не иссиня-черные. Впрочем, тут хватало людей и посветлее. Белокурые Ибрагимы, голубоглазые Мустафы, Джебраилы с белой веснушчатой кожей, ярко-рыжие Хасаны и Каримы. Бывшие итальянцы, португальцы, немцы, а ныне добропорядочные граждане Туниса, правоверные, лояльные подданные халифа – работорговцы, матросы, раисы…

Иван распрямил плечи. Вряд ли его кто-либо узнает. Единственное, чем он отличался от местных, так это ростом… хотя высоких здесь тоже хватало.

– Не хотите ли напиться, уважаемые? – остановился около Раничева и Хайреддина водонос с медным кувшином. Слава богу – не Али, другой.

Кивнув, старый слуга полез за монетой.

Выпив воды – не такой уж и холодной, нагревшейся и пахнущей тиной, – Раничев пригладил растрепавшуюся бороду, оглянулся. У пальмы, как в прошлый раз, просили милостыню рабы-нищие. Иван поискал глазами Альдо… Нет, что-то не видно. Может, узнав о возможном выкупе, хозяин решил не посылать его больше на рынок? Поручил какую-нибудь работу в доме?

Проходя мимо нищих, шейх, не глядя, бросил им пару монет. И тотчас же началась драка! С громкими воплями нищие принялись мутузить друг друга… Иван вдруг с изумлением разглядел среди них двух сильных молодых парней с палками, коими те орудовали с необычайным проворством и ловкостью… Черт побери! Раничев пригнулся. Сейчас на шум драки явится мухтасиб с помощниками. Вдруг узнает? Да и вообще зря они заглянули на рынок. Все Хайреддин – дескать, если где и собирать слухи, так только здесь. Интересно, много ли уже собрал? И вообще где он? А, во-он, разговаривает с караванщиками. А вот и усатый мухтасиб! Что-то он не особо торопится… останавливается, улыбается кому-то, разговаривает…

Когда мухтасиб наконец добрался до нищих, драка уже закончилась. Кто разбежался, кого-то схватили парни-помощники…

– Совсем распоясались эти нищие, – догнав Раничева, с осуждением покачал головой Хайреддин. – Уже и до смертоубийства дело дошло. Жаль парня, хоть и раб, а все же…

– Какого парня? – Иван обернулся.

В пыли, под старой пальмой, словно ненужная ветошь, лицом вверх валялось полуобнаженное тело. Светлые волосы убитого были залиты кровью, в голубых широко раскрытых глазах отражалось высокое небо.

– Альдо! – узнав убитого…