«Счастливый владыка, – сказали ему, —
Парчовое платье не шьешь – почему?»
Ответил: «Довольно прикрыт я и так,
А платья другие – роскошества знак».
…одного из музыкантов.
– Тсс! – Воровато оглянувшись, тот нагнулся к спящему и, сняв с него еще один перстень, неожиданно подмигнул Ивану. – Больше нельзя, слишком уж разозлится. А так может подумать, что и потерял.
Раничев усмехнулся.
– Наши хотят, чтобы ты научил их своей музыке, – продолжал музыкант, не старый еще человек с бледным лицом и лукавым взглядом.
– Хотят – научу, – пожал плечами Иван. – Только… мне ведь работать надо.
– Ничего, мы договоримся с охраной и найдем тех, кто выполнит за тебя всю работу…
Берберы ценили музыкантов, и те неплохо зарабатывали, и вовсе не только по большим праздникам. Рабы-конкуренты им были не нужны, тем более такие умелые в своем деле, как Иван. Раничев быстро догадался об этом, но все же показал некоторые приемы игры и мелодику, в противном случае опасаясь мести – проспавшийся Кабир хоть и не поднял большой шум из-за пропавших перстней, тем не менее при встречах посматривал на Ивана с большим подозрением и – чувствовалось – скрутил бы в бараний рог, ежели б ему позволили. Другое дело, что правительница Каради-Куюг благоволила к невольнику-музыканту. Раничеву не раз и не два еще удавалось услаждать ее слух, до тех пор пока не подул из пустыни горячий сухой ветер.
– Пора ехать на рынок, – потирая руки, высказался как-то поутру Кабир. – Иначе мы здорово продешевим с рабами.
И в самом деле, с началом нового пиратского сезона существовал большой риск прогадать. Поэтому в один из солнечных дней месяца шабана, перед началом поста, всех невольников больше не повели на работы, а, сковав длинной цепью, погнали к морю. Сам домоправитель Кабир лично возглавил торговую экспедицию. Обычно он ехал позади всех, лишь иногда, когда позволяла расширявшаяся дорога, – сбоку, почему-то пристраиваясь рядом с Раничевым.
– Ты очень понравился госпоже и мог бы обрести свободу, – однажды поведал он. – Однако музыканты уговорили правительницу подарить тебя будущим родственникам, шауйя… О, это жестокие люди! – Кабир пожевал ус. – Впрочем, я не повезу тебя к ним, лучше продам вместе со всеми… лучше – и для меня, и для тебя… Кстати, ты не видал, кто из музыкантов похитил два моих перстня? – неожиданно спросил управитель. – Сахдия? Мамед?
– Я не помню их лиц, – пожал плечами Иван.
– Ага! – Кабир ухмыльнулся. – Так, значит, это все-таки были они… Так я и думал. Правда, еще подозревал и Джафара, тот маймун тоже способен на многое… Ну погодите, ифриты…
– Напрасно ты разозлился на музыкантов, – покачав головой, заметил Иван.
Управитель всплеснул руками:
– Ой ли? Не стоит их выгораживать, это ж по их милости ты лишился возможной свободы… а они таким образом избавились от сильного конкурента. Вот тебе мораль – будучи рабом, не стоит показывать, что ты в чем-то лучше других. Будь как все – и будь что будет.
Раничев усмехнулся – а управитель-то, оказывается, был настоящий философ. Впрочем, это не мешало ему с выгодой обделывать свои делишки – в каждом, попадавшемся по пути берберском селении, даже в самом мелком, Кабир продавал какие-то кувшины, кожи, ремни, а в одной деревне, уже в предгорьях, обменял захворавшего по дороге невольника на большое чеканное блюдо. Постепенно горы становились ниже, а воздух влажней и теплее. Наконец предгорья незаметно сменились равниной, поросшей желтыми кустами дрока и маленькими карликовыми пальмами. Ведущие пленников берберы заметно приободрились и повеселели, по всему было видно, что конец пути близок. То и дело попадались живописные римские развалины, возделанные сады и огороды, путники на больших двухколесных повозках, груженных сушеными плодами и прошлогодним сеном.
– Да славится великий халиф Абд ал-Азиз! – громко приветствовал Кабир двигавшуюся навстречу группу мелких торговцев. – Да продлит Аллах его царствование.
– Слава Аллаху, милосердному и всеведущему, – отозвались торговцы. – Слава халифу.
– Что, много ли успешных войн вел этой зимой ваш славный халиф? – хитро поинтересовался бербер.
– Нет, этой зимой наш халиф не воевал, лишь копил силы для очередного похода.
– Ах вот как… – Спрятав радостную улыбку, Кабир попрощался с торговцами. Раз не было походов – не было и дешевых рабов, в самый раз можно будет установить цену, в самый раз…
Наконец впереди показалась синяя гладь озера, в нем отражались ослепительно белые стены крепости, украшенные затейливой вязью ворота и ажурные башни минаретов. Тунис… Столица великих Хафсидов, бывших в это время, пожалуй, самыми могущественными правителями в Магрибе. В городе царил порядок – это видно было и по вооружению стражей, внимательно осматривавших привезенные берберами товары, и по спокойным лицам жителей. Пройдя сквозь ворота в обширное предместье Баб-Джазира, застроенное типично магрибскими белеными домиками с плоскими крышами, предназначенные на продажу невольники и их хозяева долго шли вдоль внутренней крепостной стены, ограждавшей центральный квартал города – медину. Справа от стены Раничев вдруг с изумлением увидел над крышей одного из домов христианский крест, ярко выделяющийся на блестящем фоне озера. Пройдя почти весь город, повернули налево, в предместье Баб-Суика, там и располагался невольничий рынок, полупустой ввиду межсезонья. Слонявшиеся по рынку без видимой цели какие-то люди в джелаббах и цветастых, повязанных по какой-то местной моде платках при виде берберов заметно оживились и подошли ближе.
– Привели рабов? – как бы между прочим поинтересовался кто-то.
– Привели, – сухо кивнул Кабир. – Уже сейчас хочешь купить?
– Я бы взял пару каменщиков…
– А мне нужен конопатчик!
– Кузнецы, кузнецы есть? Только молотобойцы? Жаль… Эй, уважаемый, ну давай сговоримся на молотобойца… Что значит завтра? Чем больше рабов ты продашь сегодня, тем меньше тебе с ними возни к вечеру!
– Надеюсь, налоги с продажи ты уже заплатил, не то вон сюда уже направляется стража!
– Заплатил, а как же! – спокойно дожидаясь стражников, ухмыльнулся Кабир. – Еще у первых же ворот, у меня и грамота на то есть!
Уладив дела со стражниками, бербер быстро отыскал старшину рынка – угловатого человечка с каким-то подозрительно умильным взглядом.
– Рад видеть тебя в добром здравии, почтеннейший Аль-Казар, – широко улыбнулся ему управитель; видно, что они неплохо знали друг друга и раньше.
– Если есть красивые юноши, имеется на примете хороший покупатель, – едва поздоровавшись, тут же зашептал Аль-Казар.
– Нет, юношей у меня нет, – с видимым сожалением покачал головою Кабир. – Одни мужики. Зато все здоровые и сильные как на подбор, взгляни хоть на этих. – Он кивнул на Раничева и стоявших рядом с ним каталонцев – коренастого Хосе и его приятеля, угрюмого бородача Мигеля. Нужны кому охранники или молотобойцы?
– Молотобойцы? – Старшина рынка, что-то прикидывая в уме, почесал бородку. – Пожалуй, нужны. Да-да… Вот что, почтеннейший Кабир, давай-ка, я покажу тебе сарай, где можно будет разместить твой товар… не хмурься, мой друг, – за малую цену. Все равно уже поздно для хорошей торговли… а этим потомкам иблиса ты не верь. – Аль-Казар презрительно кивнул на завсегдатаев рынка, которых Раничев давно уже про себя окрестил мажорами. – Помнишь еще ту майхону у фундука поклонников Исы? – лукаво поглядывая на Кабира, еще умильнее улыбался старшина рынка.
– Конечно, помню, – кивал головою бербер. – Ее что, еще не прикрыл ваш халиф Абд ал-Азиз?
– Ха, прикрыть все майхоны не хватит духа ни у одного из халифов, – понизив голос, пошутил Аль-Казар. – Там бы с тобой и поговорили, по-дружески и спокойно. А то эти ведь не дадут. – Он снова кивнул на «мажоров».
– Эй, почтеннейший, – перехватив взгляд Кабира, тут же заорал завсегдатай-рыночник. – Так я уговорился на молотобойца?
– Завтра приходи, – наконец решил Кабир. – Давай, любезнейший Аль-Казар, показывай, где твой сарай?
К удивлению загнанных в темный сарай невольников, их тут же хорошо накормили – чечевицей с мясом и рыбой. Ощущение сытости было настолько непривычным для этих людей, что многие – да почти все – тут же полегли спать, подстелив под себя одежку и кипы соломы.
– А здесь, по-видимому, неплохо, – улыбнулся Жан-Люк. – По крайней мере, куда лучше, чем на каменоломнях или у берберов.
Раничев в ответ лишь молча пожал плечами. Еще не ясно было – лучше ли? Ну хоть одно пока хорошо – при нем все-таки был перстень, тщательно зашитый в грязную хламиду, заменявшую Ивану рубашку. И он, Раничев, находился в Тунисе, к северу от которого – чуть пройти – располагались руины древнего Карфагена. А где как не там ошиваться представителям таинственной секты под названием «Дети Ваала»? Теперь бы вот еще повезло с хозяином. Иван вздохнул. А ну как отправят опять на какие-нибудь каменоломни или загрузят работой так, что не продохнуть, и будешь, как вол, вкалывать, имея лишь одну мечту – поскорее бы провалиться в сон.
Утром, едва рассвело, всех погнали на площадь перед воротами Баб-Суика. Выстроили перед помостом, все честь по чести, велели умыться специально принесенной водою, только что не причесали – ждали покупателей. И те не замедлили появиться – видно, старшина рынка Аль-Казар не зря просидел вчера вечером в майхоне. Распустил, видать, слухи… Да и вчерашние «мажоры», эвон, тоже проявляли недюжинный интерес. Впрочем, они пока не лезли – завидели почтенного покупателя, приказчика самого халифа – желчного лупоглазого старика в огромной чалме. За ним, почти сразу, шли еще двое, судя по богатым одеждам, чиновники или купцы.
Раничев неожиданно для себя улыбнулся – дальнейшая процедура уж слишком напомнила ему Советскую армию, а именно – прибытие туда новобранцев.
– Каменщики есть? Плотники? – выкрикивали покупатели.
А Ивану слышалось из армейского прошлого:
– Крановщики? Дизелисты? Водители? А ты, парень, кто? Студент? Надо же… И что умеешь? Взять что ли, для политинформаций?
– Краснодеревщики? Конопатчики? Торговцы?
– Стой, стой, уважаемый! Вон этот – торговец! – Кабир показал рукой на Жан-Люка.
– Какой-то он больно уж тощий, – недовольно покачал головою лупоглазый представитель халифа и справился уже непосредственно у самой покупаемой вещи: – И чем же ты торговал, парень?
– Рыбой, господин. В Марселе меня всякий знал.
– А, так ты марселец. – Лупоглазый продолжил на южно-французском: – А я из Тулузы… Вот что, парень, дело это ответственное… Его величеству благочестивому халифу Абд Ал-Азизу нужен торговый представитель с опытом…
– Так я ж… я ж… – Не на шутку разволновавшийся марселец не знал, что и сказать.
– Этого я беру, – вытащив из кожаного кошеля деньги, буркнул лупоглазый.
Счастливый Жан-Люк – быть торговым представителем халифа – это вам не в каменоломне вкалывать! – оглянулся на Раничева.
– Уважаемый, – с мольбою обратился он к покупателю, кивнув на Ивана. – Вот этот вот – мой приятель, тоже способен к торговле. И знает много языков.
– Грамотеев у нас хватает, – отмахнулся лупоглазый старик. – Способных приказчиков мало! Иди сзади за мной и молчи.
Еще раз оглянувшись на Раничева, марселец как-то виновато пожал плечами.
Иван подмигнул парню и улыбнулся:
– Удачи тебе, Жан-Люк!
– И тебе, Иван.
Простились.
Следующий покупатель – купец или подрядчик, – почти не торгуясь, купил двух крестьян-каталонцев, те сказались плотниками.
– Кормить вас я не собираюсь, – тут же пояснил он. – Будете работать на откупе, что мне должны, а что – вам, договоримся с теми, кто вас наймет.
Каталонцы радостно переглянулись. Кажется, и им выпал неплохой шанс.
Остальных разбирали ни шатко ни валко. Кого-то купили для работы в усадьбе, кого-то – для сдачи внаем.
– Ну так сколько ты хочешь за этого молотобойца? – подойдя к Кабиру, давешний «мажор» указал на Раничева. Услыхав названную сумму, разочарованно отошел. – Дорого… Но я загляну вечером.
– Ну и где твой знакомый с галеры? – оглянулся на подошедшего Аль-Казара бербер. – Он точно возьмет всех оставшихся?
– Возьмет, как и договаривались, – усмехнулся старшина рынка. – Гребцы нужны всегда.
Раничев вздрогнул. Вот уж куда совсем не хотелось, так это гребцом на галеру! И вкалывай как проклятый, и надсмотрщики-комиты с бичами, и не убежишь! Нужно как можно быстрее продаться кому-нибудь до вечера, иначе галеры не избежать. Вот, блин, хоть сам себя рекламируй, типа «опытный бас-гитарист – ритм-н-блюз, хард-н-хеви, немного джаз – ищет команду единомышленников за сходную цену». Черт, и покупателей-то солидных нет больше. Не сезон, одно слово.
Присматриваясь к выставленным на продажу рабам, по рынку прохаживалось всего несколько человек – толстяк с бабьим безбородым лицом, судя по всему – евнух, молодой растрепанный парень, несколько вчерашних «мажоров» и сутулый старик с потухшим взглядом.
Нужно было срочно приглянуться кому-нибудь. Может быть, евнуху? Нет, тот искал мальчиков. Растрепанный парень? Тот, скорее всего, пришел присмотреть наложницу или просто хозяйственную бабу, красивых женщин на восточных рынках так просто не продавали – все шли в гаремы. Так что же делать-то? Иван вздохнул. Он, к сожалению, не мальчик и не работящая баба. На «мажоров» тоже надежда слабая – похоже, они тут, как сороки, остатками кормятся. Остается один старик. Кто ему нужен? Наверное, человек с навыками лекаря, плюс – искусный рассказчик, мало ли, старче по ночам мается бессонницей, что еще? Да, он, наверное, лучше взял бы мальчишку или какого-нибудь астеника – мускулистый Иван выглядел уж больно угрожающе. А старик-то идет сюда, к помосту. Ссутулиться! Немедля ссутулиться… И глаза – вниз, так… И что-нибудь тихо бормотать про себя, что-нибудь такое, ученое, вообще прикинуться книжным червем…
– От Марокко до Туниса сколько фарсахов? Много… И, как сказал Ибн-Батута… И что же сказал Ибн-Батута?
– Ты знаешь великого путешественника и географа из Марокко? – останавливаясь, изумился старик. Потухшие глаза его засияли.
– О да, – потупив взор, тихо ответил Раничев. – Мне приходилось много заниматься книгами.
– А знаешь ли ты языки? – заинтересовался старик.
– Я говорю по-арабски, по-тюркски, немного на фарси.
– Отлично! – Старик достал кошель и обернулся к Кабиру. – Сколько ты хочешь за этого книжника?
– О, это очень сильный мужчина… – начал было бербер.
– Его сила меня нисколько не интересует, – желчно отозвался старик. – Так сколько?
Кабир назвал сумму, в два раза превышавшую ту, что он собирался запросить с галерщика. Не торгуясь, старик выложил деньги.
Такие честнейшие и благороднейшие люди, как его новый хозяин, почтеннейший кади Рашид Зунияр ад-Дин Наср ибн Мохамммед ибн Шахи ад-Риад, а попросту – Зунияр-хаджи – Раничеву в последнее время встречались не часто. Да и вообще они во все времена были редкостью. Словно древний подвижник, почтеннейший хаджи ревностно следовал слову Аллаха и, в отличие от многих других, тем не кичился, а, как и подобает истинному правоверному мусульманину, вел себя скромно. Во всех отношениях, и с немногочисленными слугами, и с друзьями, соседями, да просто с прохожими, Зунияр-хаджи являл собой образец добродетели и ума. Его уважал весь квартал, причем не только мусульмане медины, но и евреи, и жители христианских фундуков. Потому почтенный Зунияр и был кади – судьей, отправляющим правосудие по законам шариата и поручению халифа Абд ал-Азиза ал-Мутаваккила – властелина Туниса и прилегающих к нему областей. Быть кади – непросто, мало того что нужно прекрасно знать Коран, но еще – и многие местные обычаи, к тому же – хорошо разбираться в людях. Благороднейший Зунияр-хаджи полностью отвечал всем этим правилам. И судил честно, как велели ему слова Аллаха и собственная совесть. И самый богатый купец, и чиновник халифа, и крестьянин-бедняк – все были уверены, кади рассудит честно. Сам халиф ценил его, однако не оказывал особых милостей – помнил дружбу хаджи с опальным историком Ибн Хальдуном, не так давно бежавшим в Египет.
Однако мало кто в Тунисе, кроме покинувшего родину Ибн Хальдуна, мог бы сравниться с Зунияром-хаджи в искусстве толкования шариата. В его компетентности и полной неподкупности были уверены все, от халифа до последнего нищего.
В быту Зунияр-хаджи был непритязателен – бобы, оливки, пресная лепешка и немного воды – вот и все, что ему было нужно. Правда, это не касалось пищи духовной – книги, древние манускрипты, свитки занимали почти все помещение скромного дома кади. Семьи у хаджи не было, ее заменяли немногочисленные преданные хозяину слуги, из них главный – старик Хайреддин, тот самый, что и купил Ивана.
Поговорив с Раничевым на фарси и по-тюркски, Зунияр-хаджи улыбнулся, а узнав о том, что Иван много путешествовал и даже побывал при дворе Хромого Тимура, пришел в совершеннейший восторг и тут же приказал подробнейшим образом поведать все о далеком эмире. Выслушав – а дело уже шло к утру, – покачал головой.
– Мы все это с тобою запишем, Ибан, – сняв зеленый тюрбан – такой дозволялось носить только самым уважаемым людям, хаджи, совершившим паломничество – хадж – в священный город правоверных – Мекку, – Зунияр пригладил редкие седые волосы.
Сухое, несколько вытянутое лицо его было покрыто морщинами, свидетельствующими о весьма непростой прожитой жизни. Зунияр-хаджи разменял уже восьмой десяток, но для своих лет выглядел удивительно бодро, может быть, именно потому, что вел праведный образ жизни, строго соблюдая посты и приличия.
– Мой верный слуга и друг Хайреддин, к сожалению, уже плохо видит, – погладив благообразную бороду, вздохнул кади. – Поэтому ты, Ибан, будешь помогать мне в делах.
Раничев тут же выразил готовность… И помогал. Уже в первый же месяц через его руки прошло достаточно много дел – в основном кражи, но было и одно мошенничество, Иван называл его «делом погонщиков ослов», когда ушлые ребятки в предместье Баб-Джазира, перекрашивая и заговаривая покупателям зубы, продавали старых, никуда не годных ишаков под видом молодых и сильных… По шариату, это было тяжким преступлением – преступлением против Бога, впрочем, как и кража; подобные дела карались с показательной жестокостью – виновным отрубали руки.
– Жаль, – как-то раз признался Иван. – Особенно того молодого парня. Ведь совсем еще мальчишка! Как же теперь без руки-то?
– И мне жаль его тоже, – вздохнул кади. – Но сказано в Коране: «Таковы границы Аллаха, не преступайте же их, а если кто преступает границы Аллаха, те – неправедные»… Душно сегодня… – Зунияр-хаджи погладил бороду. – Пожалуй, буду спать на террасе… А ты, Ибан, ночью проветри опочивальню.
– Исполню, господин!
Проводив хозяина на закрытую террасу, располагавшуюся в саду, средь цветущих деревьев, Раничев дошел до кухни и, прихватив с собой блюдо бобов и лепешку, вернулся обратно в дом – ужинать. Собственно, это был и завтрак, и обед, и ужин – шел священный месяц Рамазан, месяц поста, и есть разрешалось лишь ночью. Иван хоть и не был мусульманином, но, живя в мусульманском доме, старался, по мере возможности, исполнять все предписания ислама, тем более что ничего особо ужасного в них не было. Вот и сейчас, как требовали приличия, Раничев, перед тем как есть, тщательно вымыл руки, уселся… И вдруг услышал в пустой опочивальне кади какой-то шум. Словно бы что-то шуршало там… Ивану вдруг вспомнился самаркандский мулат с кобрами… А вдруг и тут… Ведь у слишком праведного судьи всегда много врагов, и весьма могущественных… Раничев снова прислушался… Нет, явно в опочивальне что-то… или кто-то… был. Поднявшись, Иван быстро захлопнул двери, мельком увидев, как метнулась под ложе…