Огонь и сера

Глава 15

В камине горел слабый огонь, изгоняя сырой холод из воздуха, пропитанного запахом клеенки и лака для дерева. Пламя отбрасывало красноватые отблески на стеллажи с книгами, что вздымались полка за полкой до самого потолка и мерцали в темноте золотым тиснением корешков.

С одной стороны камина в «крылатом» кресле сидел специальный агент Пендергаст. С другой стороны в точно таком же кресле – Констанс Грин, худая и стройная, в идеально отглаженном плиссированном платье. Совсем недавно они пили чай со сливками и диетическим печеньем.

Пендергаст мельком глянул на часы над каминной полкой, затем вернулся к газете. Бормоча, пробежался глазами по строчкам и нашел наконец нужную:

– «Сегодня, седьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года по итогам голосования (восемьдесят восемь против четырех) сенат уполномочил президента Джонсона применить „все необходимые меры“, чтобы отразить боевые атаки на вооруженные силы США во Вьетнаме. Голосование явилось ответом на артиллерийский обстрел Северным Вьетнамом двух американских военных кораблей в заливе Тонкин...»

Пендергаст перевернул очередную пожелтевшую от времени хрупкую страницу. Констанс, которая до того внимательно слушала, вдруг жестом попросила агента остановиться.

– Я не уверена, что выдержу еще один рассказ о войне. Конец будет плохой?

– Один из худших. Война расколет страну.

– Тогда прибережем этот рассказ на завтра.

Пендергаст кивнул и, аккуратно сложив газету, отложил ее в сторону.

– Моя душа в смятении, – сказала девушка. – Я с трудом могу поверить в жестокость ушедшего века.

Пендергаст согласно кивнул, а Констанс покачала головой. Пламя камина отразилось в больших темных глазах и на прямых черных волосах.

– Думаешь, этот век будет столь же бесчеловечен?

– Двадцатый век показал нам злую личину физики. Двадцать первый покажет злую личину биологии. И станет последним веком для человечества.

– Вы говорите об этом так хладнокровно.

– Даст Бог, я ошибаюсь.

Горка углей в камине рухнула, и в плоти огня открылась тлеющая рана.

– А сейчас, – Пендергаст поерзал, – почему бы не перейти к тому, что ты отыскала?

– Разумеется. – Констанс поднялась и отошла к стеллажу, откуда вернулась с несколькими томами ин-октаво. – Аббат Тиртемий, «Liber de Angelis», тексты Макмастера, «Заклятая книга Гонория», «Secretum Philosoforum» и, конечно же, «Ars Notorium». В них я нашла заклинания для вызова дьявола, образцы договора на продажу души и тому подобное. – Девушка положила книги на столик. – Все книги якобы написаны очевидцами – на латыни, древнегреческом, арамейском, старофранцузском, староскандинавском и среднеанглийском. Еще я нашла гримуары.

– Учебники по магии, – кивнул Пендергаст.

– Самый известный – «Ключ Соломона». Многие из документов некогда принадлежали тайным обществам и орденам. Средневековая знать нередко объединялась в такие организации, очевидно, чтобы заниматься активными сатанинскими практиками.

Пендергаст снова кивнул.

– Мне особенно интересны записи о том, когда дьявол приходит забрать долг.

– Таких много. – С легким выражением неприязни Констанс указала на изъеденную червями обложку «Ars Notorium». – Например, «Сказание о Джеффри, магистре Кентском».

– Продолжай.

– Рассказ не далеко ушел от «Фауста», разве что в деталях. Герой – высоко образованный человек, неспокойный, неудовлетворенный. Он находит рукопись, далее – вызов дьявола, нарушенные обещания и «счастливый» конец. В начале пятнадцатого века наш герой работал в Оксфорде, преподавал химию и математику. Его страстью стали простые числа, он потратил годы на то, чтобы вычислить их. Видя, что некоторые из вычислений занимают больше года, магистр осознал, что без помощи не обойтись, иначе дело останется незавершенным. Так ученый заключил договор с дьяволом. В Ориэл-колледже, где он преподавал, поговаривали, что из комнаты ученого доносились пение, ужасный запах, необъяснимые звуки, а в окнах далеко за полночь мерцали огни. Продолжая преподавать, магистр не бросил алхимических изысканий, и вскоре стало известно, что он сумел преобразовать свинец в золото. Слава о магистре Джеффри разошлась далеко, и сам король Генрих Шестой сделал его членом ордена золотого потира. Ученый опубликовал книгу «Девять чисел Господних», а его мудрость и образованность стали известны за пределами Европы.

Затем все изменилось. На пике славы магистр стал нервным, подозрительным, странным. Он часто болел, запирался у себя в комнате и подпрыгивал на месте при малейшем звуке. Он худел, а глаза его были "аки велики запавши очи тельца, приведенного на убой". Он велел обить двери своей комнаты железом и поставить медные замки.

Однажды утром, когда магистр не вышел завтракать, студенты отправились к его келье. Дверь оказалась заперта, а до горячей ручки нельзя было дотронуться. Пахло фосфором и серой.

Только с большим трудом студенты смогли вломиться. Они застали ужасное зрелище: полностью одетый Джеффри, магистр Кентский, нашелся на деревянном ложе, словно готовый к погребению. На теле не было ни порезов, ни переломов, ни синяков. Однако сердце магистра лежало рядом, частично обгоревшее. Говорят, оно билось, пока его не окропили святой водой, и тогда оно взорвалось. В детали вдаваться, пожалуй, не стоит.

Констанс отпила чаю, поставила чашку на место и улыбнулась.

– А в тексте описывается сам вызов Князя тьмы? – спросил Пендергаст.

– Вызывающий демонов вставал в центр круга диаметром в девять футов, который чертил на полу ритуальным ножом артаме. Нередко в большой круг вписывались окружности поменьше или даже пентакль. Но прежде всего необходимо было помнить, что нельзя выходить за пределы круга – только так вызывающий мог защититься от демона.

– А что происходило, когда являлись демоны?

– Составлялся договор. В обмен на бессмертную душу обычно требовали здоровье, богатство, знания. Прототипом историй, особенно их конца, разумеется, служит «Фауст».

Пендергаст ободряюще кивнул, и Констанс продолжила:

– Заключив договор с дьяволом, Фауст получил все, в чем так нуждался: силу – земную и неземную, а в придачу кое-что еще: доктор постоянно жаловался, будто за ним следят глаза со стены, что его преследует звук, очень странный, похожий на скрежет зубов. И несмотря на то что у Фауста было все, что только мог пожелать смертный, он не знал покоя. В конце концов, когда срок договора стал истекать, он взялся за Библию – читал ее и во весь голос каялся. Последние дни он провел в компании собутыльников, обливаясь слезами, причитая и умоляя небо замедлить ход времени.

– «О lente, lente, curritie noctis equi»[24], – тихо, нараспев произнес Пендергаст.

– Кристофер Марло, – немедленно подхватила Констанс, – «Доктор Фауст», акт пятый, сцена вторая. – И продекламировала:

По лицу Пендергаста пробежала улыбка.

– По легенде, после полуночи из комнаты Фауста раздались ужасные вопли. Никто из гостей не решился войти и проверить, но утром комната напоминала скотобойню: стены были забрызганы кровью. В углу отыскалось глазное яблоко, а на одной из стен висел размозженный череп. Прочие останки нашлись в аллее, в куче конского навоза. Рассказывали, будто... – Девушка прервалась, когда в дверь постучали.

– А вот и сержант д'Агоста. – Пендергаст взглянул на часы. – Войдите, – сказал он уже громче.

Дверь медленно открылась, и в комнату вошел Винсент д'Агоста – грязный, в порванной униформе, исцарапанный, весь в крови.

– Винсент! – Пендергаст резко встал.