Огню плевать (СИ)

п.1; г.2; ч.3

«Гнилохвостые» заметили не сразу.

Зато когда заметили, воздух мгновенно стал густым и плотным — стихли разговоры и смех, оборвалось шипение баллона. Разворачиваясь к чужаку, они растерянно переглядывались и поводили усами. Растерянные, ошалелые, от неожиданности и страха готовые всерьез разозлиться. Один из самых молодых даже приподнялся в боевую стойку, зашипел и оскалил мелкие зубы.

Лепесток тоже замер, так и не передав напарнику обрывок фольги с рассыпанной по нему жженой «карамелью». Вблизи было заметно, что мой клиент отличается от дружков — и возрастом, и мастью.

Удобная уличная одежда Кринго тоже была намеренно драной, но не в таких масштабах, как у приятелей; темно-серую шерсть над левой бровью удалили широкой полосой, на которой сразу с двумя ошибками было вытатуированно «Гордость».

— Привет, мудила! — широко улыбнулся я, глядя прямо на Лепестка. — Нужно поговорить…

Через мгновение он с писком рванул прочь. Фольга с наркотиком полетела в сторону, в другую упал отшвырнутый с дороги «гнилохвостый».

Мятная пайма в моем желудке предложила рассмеяться, что я и сделал, еще сильнее перепугав обалдевших «гнилохвостых». Подмигнув молодым чу-ха, я легко развернулся на пятках и бросился в противоположную сторону.

Силуэт Кринго виднелся на внутренней орбите «Аркады». Во все стороны шарахались возмущенная паникой мелюзга. Вслед беглецу неслись проклятия и угрозы, но он мчал, даже не огрызаясь.

Вот Лепесток оседлал парапет, собрался комком и сиганул на один уровень вниз. Верткий ублюдок, ничего не скажешь. Но гаппи на моем запястье тут же подсказал, по какому из заложенных сценариев все будет развиваться дальше.

Вскарабкавшись на ограду мостка, я тоже прыгнул, приземляясь на орбиту чуть ниже и левее. Приземлился не очень удачно, чуть не отбил колено, но смог сохранить равновесие и тут же бросился дальше. Крысы разбегались с моего пути, встревожено скалясь и шипя.

Теперь Кринго бежал по параллельной спирали, едва ли замечая, что я нахожусь совсем рядом. Голова его вертелась, но угрозу бегун выискивал только наверху.

— Байши… — сквозь зубы выдохнул я и едва удержался от соблазна обернуться.

Судя по нарастающему за спиной шуму, дружки Лепестка тоже включились в гонку. Вереща, визжа и яростно бранясь, «гнилохвостые» катились по борту «Аркады» волной драных курток и плащей; расшвыривали зевак, что-то вопили моему клиенту.

Со стоном взобравшись на очередной парапет, я снова спрыгнул. Теперь Лепесток остался выше меня на полтора уровня, но предсказать поведение этого дебила я мог бы и без умной «болтушки».

Под ногами шуршал бетон, во все стороны летели пустые бутылки, фольга, ингаляторы и обертки от батончиков. Сердце колотилось, изгибы мостка сливались в размытую серую ленту. Заметив над собой мелькнувшего Кринго, я увеличил скорость.

Сердце уже не стучало, оно колотилось о ребра. В глазах пульсировало и темнело. Организм начинал намекать, что совсем скоро мне предстоит выбрать — или мы остаемся дружны и сбрасываем темп, или он задернет занавес и заставит меня прилечь.

Проклиная лень, отсутствие полноценных тренировок и избыток паймы, я сиганул с очередного парапета и едва не грохнулся на головы двух молодых, модно одетых самочек. Те завопили, зашипели и рванули от меня с такой скоростью, что им бы позавидовал и Кринго.

Теперь от проспекта Служения меня отделяло всего 3–4 уровня орбит. От Лепестка — два. Я прорвался через неожиданный затор из чу-ха (здесь торговали нелицензионными играми) и скатился по выщербленным ступеням. Вслед мне шипели, швыряли пустые банки, но ударить или укусить не попробовал ни один.

Адреналин топил сознание в диком азарте охоты, пусть даже на такого плешивого зверька, как Лепесток. Упиваясь его переизбытком и умоляя сердце продержаться еще чуть-чуть, я несся по дуге вокруг «Аркады», едва не подвывая от удовольствия.

И все-таки взвыл — ровно в тот момент, когда слабоумный Кринго спрыгнул с вышестоящей эстакады, приземляясь ровно передо мной.

Я выставил плечо, рванулся в финальном броске и со всей дури вломил беглецу по правой лопатке. Чу-ха пробороздил пыльный бетон, его хвост больно хлестнул меня по бедру.

Левой рукой ухватив Лепестка за плотную куртку, я рывком перевернул его на спину, но тот вывернулся и едва не тяпнул меня за пальцы. Снова притянув его к себе, я выдернул из кармана кулак с кастетом и близко познакомил железку с животом хвостатого ублюдка.

Кринго захрипел, брызнул сладкой слюной, сложился пополам и попробовал прикрыть морду лапой. Я ударил еще раз, теперь в его левый бок и чуть слабее, встряхнул клиента и отшвырнул к шкафу-автомату по продаже нюхательного «бодрячка».

Удерживая Лепестка за воротник, я замахнулся ему в челюсть, но он уже сдался — хвост поджался к нижней лапе, скрещенные верхние закрывали глаза, а сам чу-ха был готов завалиться на спину в жесте покорности.

— Ум… ни… чка… — прохрипел я, снова встряхивая крысеныша и разворачиваясь.

Вовремя…

За моей спиной нарисовались сразу семеро «гнилохвостых». Двое держали в пальцах длинные узкие ножи, остальные бесновато скалились и подергивали когтями.

— Не… стоит… этого… делать… ребятки… — все еще задыхаясь, попросил я.

Быстро скинул кастет в карман пальто и приоткрыл полу, демонстрируя рукоять «Молота».

Вид башера подействовал на «гнилохвостых», как распыленный в носы экстракт перечной мяты. Они тут же (разом, всей стаей, будто по команде) осеклись и сдали назад. Ножи исчезли в складках изрезанной одежды.

Впрочем, далеко убираться уродцы не спешили — огрызаясь на случайных прохожих и разогнав с орбиты всех возможных свидетелей, они скакали в десятке метров справа, выкрикивая угрозы и кроя меня матом.

— Это не по правилам… — только теперь восстановив возможность дышать, проскрипел Кринго.

— У меня нет правил, — сказал я и надавил ему на сломанное ребро.

Не стану врать, давно хотел вновь обронить эту чудесную мужественную фразу, да вот что-то случая все никак не представлялось…

— Все-все, сдаюсь, — едва слышно пробормотал Лепесток, одновременно выпуская когти и готовясь к удару. И тут же заверещал, когда я усилил нажим и заставил его опустить лапу: — Ах ты, борф! Хватит-хватит, умоляю…

— Нужно потолковать, — стараясь дышать как можно менее шумно, повторил я. — Ты вообще в курсе, сколько в рупиях стоит минута моего бега?

В темных, одурманенных дайзу глазах Лепестка мелькнуло «удивление Прогиба».

— Нет. А сколько? — окончательно сбитый с толку, спросил он.

— Вот ты дебил… — хрипло выдохнул я, едва не расхохотавшись ему в морду. — Сиди смирно. Еще раз побежишь, буду стрелять. Сисадда?

— Да не побегу я…

— Сисадда?!

— Да. Отвечаю!

— Посоветуй своим дружкам отвалить! Скажи, я не причиню тебе вреда.

— А ты не причинишь?

— А ты проверь.

— Ладно… эй, парни, остыньте! Не глупите, мы просто поговорим!

Те, конечно же, не остыли. Но пыл поумерили и в атаку бросаться не спешили.

Я отпустил воротник клиента, и чу-ха сполз к основанию торгового автомата. Заметив, что он пытается обвить мою ногу хвостом, я наступил на лысый розовый кончик и снова надел кастет.

— Не обоссысь, Лепесток. Просто потолкуем, понял?

Тот заскулил, пытаясь выдернуть хвост из-под массивной армейской подошвы.

— Какого *уя тебе нужно, белый борф?! — пропищал он, снова прикрываясь лапами, словно я уже метил ему точнехонько в «Гордазть».

— Нужно, чтобы ты успокоился, пунчи, — совершенно честно ответил я, старательно калибруя дыхание и не забывая поглядывать в сторону «гнилохвостых». — А потом ответил на пару вопросов…

Сердце все еще пыталось покинуть грудную клетку, и я понимал, что если дело дойдет до «низкого писка», толку в нем будет чуть менее, чем ноль.

— Байши, я вообще не понимаю, о чем ты! — плаксиво пропищал Лепесток. — Не трогай меня, пожалуйста, я не хочу стать…

— Заткни пасть, — попросил я, плотнее пристраивая кастет на пальцах перчатки. — Заткнись, перестань называть меня гомиком и сиди молча, пока я не заставлю тебя говорить. Ясно?!

— Ясно-ясно, — казалось, Лепесток сейчас разрыдается, а от его хулиганской разнузданности не осталось и следа. — Только не заколдовывай меня, умоляю!

Я невольно усмехнулся. Всегда приятно осознавать себя знаменитым.

— А есть необходимость?

Лепесток уставился на меня снизу вверх, как будто и правда размышлял над вопросом. Губы его подрагивали, на подбородок стекала алая от «карамели» слюна. Теперь он почти лежал на спине и не предпринимал и попытки побега или сопротивления.

— У меня есть вопросы, Лепесток, — наконец отдышавшись, подтвердил я, но негромко, чтобы не разобрали все еще негодующие поодаль «гнилохвостые». — Ответишь честно, и я не стану позорить тебя перед дружками. Ты же ответишь?

— Отвечаю! — снова взвизгнул Кринго.

Отлично. Легкие болели, а в воздухе воняло, но я заставил себя дышать полной грудью. Чаще всего эти твари бегали значительно быстрее меня, а при необходимости умели делать это еще и на четырех костях, так что если бы не дурь, которой они себя травили, за всю «карьеру» я не догнал бы ни одного урода…

— Ладно, начнем. — Я присел и показал ему башер в расстегнутой кобуре. — Даю пять минут, у меня плотный рабочий график.

— И чо ты хош?

— Ты это знаешь, Лепесток, — мой голос вкрадчиво понизился. — Где твой приятель Гладкий?

Глаза крысеныша распахнулись, словно он услышал невероятно дурную весть. Чу-ха собрался в комок, чуть ли не опоясывая себя хвостом, и замотал головой так, что усы почти били по ушам.

— Не знаю, терю, отвечаю тебе!

— За каждую ложь я стану бить тебя еще раз, — охотно кивнул я и приподнял кастет.

— Да не знаю! — простонал Кринго, и сделал это до того естественно, что я почти поверил.

Неужели след с уличным дружком оказался ложным? Твою же мать, только этого не хватало… Поиски, казавшиеся мне задачей не более сложной, чем съесть миску лапши, грозили перерасти в нечто более муторное…

— Где ты видел Гладкого в последний раз? — спросил я и снова надавил на сломанное ребро Кринго.

— Ай, сука… Вчера, вчера я его видел! Поздно вечером! Мы вместе пошли в уютный дом Черных Юбок, но там разбежались!

Моя бровь изогнулась, что лично сам я считал проявлением неподдельного интереса. Уютный дом Заботливой Лоло? Для такой швали, серьезно?

— А ты, выходит, сюда здоровье после ночной гулянки поправить пришел?

— Ну да… у парней всегда лечево найдется… мы вчера знатно убалбесились…

Справа, перегородив мост и бранясь с «аркадниками», все еще бестолково суетились «лекари». Бредущие по параллельным орбитам зеваки с интересом глазели на допрос Лепестка, немало морд я заметил и в окнах самой «Аркады». Но никто ожидаемо не лез и, уж тем более, не снимал на гаппи, потому что за такое «болтушку» могли и отобрать. Вместе с лапой, на которую она надета.

— Откуда у такого дерьма, как ты, Лепесток, деньги на благополучный салон культурного отдыха? — спросил я.

И прислушался к собственному голосу — готов ли применить умения, если таковые потребуются? Пока не совсем…

— Тебе-то какая разница, мудила? — вдруг гневно вскинулся Кринго, и даже оскалил зубы.

Я ударил его еще раз. Без особой силы, но кастетом в челюсть, так что какое-то время твердой пищи пареньку не жевать. Лепесток захрипел, закрылся лапами и перевернулся на бок.

— Хамить не нужно.

— Ладно… ладно… байши… мой жуб…

— Откуда у вас нашлись деньги на дом Черных Юбок?! — спокойно повторил я.

— Кароч… мы провернули одно дельце, — неохотно проскрежетал Лепесток, ощупывая опухающую челюсть. — Рупий подняли чутка… Ничего трудного, и без мокрухи, Стаей клянусь!

Я подался вперед, ощутив на загривке неприятный холодок будущих неприятностей.

— Что за дело?

— Терю, отвечаю, тебя это правда не касается, — страх и боль в глазах мелкого уличного бандита вдруг сменились чем-то еще, и я вдруг понял, что для раскопок именно этого дерьма без «низкого писка» не обойтись. — Ты знаешь законы улицы, терю… и ты не тупомордый, так? Так что если слухи не врут, и тебя реально опекают «Дети», то лучше забери вопрос…

Я показал ему край жилетки и задумчиво пожевал губу. Насчет «нет правил» я, конечно, погорячился. Но чужую правоту признавать умел.

— Яри-яри, так это правда… — зачарованно пробормотал Кринго, не отрывая взгляда от черно-желтых клеток. — Ну дела…

— Гладкий, — напомнил я, поигрывая кастетом. — Уютный дом. Что еще?

— Да ни*уя, — вздрогнул Лепесток, жалостливо косясь на беспомощных дружков. — Только не заводись! Пришли мы, оттянулись… Гладкий остался с кукуга[1], он по этому синтетическому делу с детства слюни роняет… Хорошая самка, ничо не скажешь, толково сработанная… в общем, он ее купил надолго и сразу с комнатой. Уходил я один, и уже ночью начались звонки от его долбанутого папашки…

— И ты свалил без приятеля?! — прищурился я, наклоняясь к чу-ха сквозь дурман из страха, мускуса и «карамели».

— А чо бы и нет?! — скривился Кринго. — Гладкий взрослый малый.

Я отстранился и с трудом удержался, чтобы не сплюнуть.

Организм окончательно успокоился, извинился за дерзкий ультиматум и предложил вечером опрокинуть пиалку-другую. В честь незапланированных занятий бегом и ударного укрепления сердечно-сосудистой системы. Но чтобы обязательно керамическую, и с листиком гидропонной мяты на донышке, как в Юдайна-Сити пьют только самые отмороженные, кто не блеванет от опасного запаха. Ну и единственный человек, разумеется…

— И тебе не было интересно, где пропал кореш?

— А он пропал? — удивился Кринго. — Байши, терю, мы тут все только и делаем, что пропадаем. И ваще это не впервой… Отоспится да появится, с какой стати истерику развели?!

Самое обидное, что в словах крысеныша было очень много истины. Процентов на сто, если навскидку.

— Почему побежал от меня?

Ловкая смена темы отвлекла Лепестка от собственного вопроса.

— Да еба… ты себя со стороны-то видел, терюнаши? — Чу-ха мелко захрюкал в приступе нервного смеха, но почти сразу скривился от боли в боку. — В общем, только как другу, сисадда? Дельце то, про которое я упомянул, но говорить не стану… Я думал, ты за него кусаться пришел.

Его уши вдруг прижались, когда между ними промелькнуло запоздалое озарение:

— Ой, Ланс, только не подумай, я тебе чем угодно отвечаю, мы «Детей» никак не задели! Отвечаю со всем уважением к Нискиричу, вашу казоку это вообще не трогает! Улица живет, как умеет, сам знать должен…

Глядя ему в глаза, я медленно кивнул.

Конечно, я мог бы хорошенько тряхнуть уродца, причем прямо тут, на виду у десятков прохожих и «гнилохвостых». Тряхнуть и понять, где поганец врет, а где говорит правду.

Но пульс все еще постукивал в висках, да и публичная засветка талантов не казалась гениальной идеей. Значит, придется навестить уютный дом. И уже после, если понадобится, снова отловить Лепестка, отвести в укромное место и…

— Ладно, бегунок, можешь валить.

Я поднялся на ноги и скинул кастет в карман.

— Я правду сказал, отвечаю… — с обидой пробормотал Кринго, тоже понимаясь и отряхивая со штанин налипшие обертки.

— Проверю.

Лепесток поморщился, прикоснулся к ребрам и заковылял к дружкам, его хвост обреченно волочился по бетону. На матерого пасюка, способного обмочиться от страха и при этом хладнокровно и достоверно врать, он в моих глазах определенно не походил.

«Гнилохвостые» мгновенно обступили приятеля. Похлопывали по плечам, предлагали дури, расспрашивали обо мне, при этом не забывая шипеть и плеваться в сторону «белого терюнаши».

Подмигнув шпане, я бочком добрался до ближайшей лестницы и спустился на самую нижнюю орбиту «Аркады». Вслед мне неслись проклятья, угрозы и летел мелкий мусор. Молодые крысы визжали, скакали и потрясали обрезками труб. Не спеша надевать капюшон, я следил, как бы кто из малолеток не выхватил ствол, но больше никак реагировать не спешил.

На угрозы и брань мне было наплевать. Если бы за каждое оскорбление в свой адрес я получал по десять юнов, то уже давно бы стал миллионщиком…

Помахав «гнилохвостым» с первого уровня, я шагнул на площадку перед игровым центром. Ряженые рекламщики перед входом расступались, с опаской поглядывая наверх, откуда все еще доносились визг и шипение.

— Малолетние дебилы, — пробормотал я себе под нос.

Оставалось надеяться, что с возрастом это поколение поумнеет, как всегда и бывает. Потому что иначе это чудесное гнездо обречено на деградацию и вымирание…

Я застыл на месте, потер лоб, медленно вынул флягу и сделал большой глоток паймы. Осознание того, что в моей голове сейчас распинался дряхлый дед, угнетало и забавляло в равной степени. И все же, ну его на*уй…

Обойдя переполненную площадь перед «Аркадой», я направился к спуску на станцию сквозного транзита. Пара патрульных тупомордых провожала меня ленивыми взглядами. Может быть, они и застали веселенькую гонку по бетонным орбитам, но без веской причины вмешиваться не спешили.

Беготня за кретином Кринго и его же допрос заставили меня основательно вспотеть — почти все оставленные за спиной чу-ха заинтересованно отрывались от дел и поворачивались в мою сторону, смешно двигая влажными носами.

Негромко выругавшись, я на ходу стянул с плеч рюкзак, нащупал внутри пульверизатор с ароматическим маслом и щедро опрыскался, отсекая излишнее внимание к своей персоне.

Лепесток, долбить тебя копытом, почему ты не мог обойтись чем-то вроде «конечно, Ланс, с Гладким все в порядке, он отсыпается в одном из наших притонов», или «Ланс, пунчи, его вчера вечером замели «полосатые рубашки», можешь взять отчет о задержании в УТ»? Бесхребетный борф, вынудивший меня тащиться в чужой район!

Значит, остается отработать зацепку с уютным домом.

Ладно, не привыкать. В общем-то, именно в этом, а вовсе не в погонях и потасовках, и состояла моя рутинная повседневная работа: отрабатывать одну мысль-версию за другой, двигаться поэтапно и неспешно, скучно и монотонно. Именно так, шаг за шагом, шесть лет назад я и нашел Амму фер Скичиру. А вместе с ней и подобие семьи…

Из спускового тоннеля на транзитную станцию потянуло гадкой сыростью, ржавчиной и обалденным запахом тысяч набитых в вагоны чу-ха. По широкой лестнице в обе стороны тек плотный поток пассажиров.

Собравшись с духом, я двинулся вниз. Чтоб тебя псы загрызли, Лепесток Кринго! Я посещу уютный дом Лоло, и для нас обоих будет лучше, если не солгал. Последним вопросом стоимостью двести семьдесят девять рупий оставалось лишь, смогу ли я найти там новую зацепку?

[1] Синтосексуал высшего уровня.