Огненные Ифриты

Глава 18

Когда утром Соломон проснулся, то увидел сумрачно-лиловые глаза, глядящие в его зрачки. Женщина рядом с ним не спала и ждала его.

— Что случилось? — спросил он.

— Время, мой царь. — ответила Маргит.

Она не могла дождаться, когда они отправятся на поиски пещеры. Ведь там, за этими тёмными зёвами разверзшейся и застывшей лавы, её ждёт долгий путь с царём. Неважно, тут же отправятся они, или сначала он проведает копи, чтобы собрать побольше золота, набрать народу, снарядить экспедицию. Ведь они будут вместе, их объединяет одно дело — обоих занимает это предприятие, оба ждут от него многого, при том неважно, каков результат. Это их общее дело. Это как раз то, что соединяет сердца в едином биении. Это тот великолепный самообман, о котором оба прекрасно знают. Это путь в неизвестное, который не кончается никогда. Это то человеческое свойство, которое не в состоянии понять и оценить практичные ангелы с их статичным мироощущением. Им не понять иррационального стремления конечного разума краткоживущего существа к познанию того, что необъятно, поискам давно забытого, к жажде несбыточного.

— Ты спрашивала, что я ищу там. — говорил Соломон, глядя в глаза своей прекрасной спутницы. — Я тебе скажу: секрет бессмертия. Сегодня наш день.

Да, эта цель как раз по нём. Будет ли там эта формула, за которой нырял на дно моря шумерский герой Гильгамеш — неважно. Войдёт ли он в ту пещеру, как Геракл, ищущий в мифическом саду Гесперид яблоки, дарующие жизнь вечную — не имеет значения. Нескончаемый путь — вот что главное, даже если прервётся он внезапно.

— Я верю. — ответила царица Савская.

Конный отряд летел по зелёной долине, по древней земле, где скрылось некогда от своих сородичей-рабов мятежное Даново колено. Ушли они на юг и затерялись в горах, создали собственное царство. Обследовали окрестные вершины, собрали и записали сведения, которые принесли с собой ещё из египетского плена. А потом ушли, разнеся по свету вести о некогда могучих обитателях Земли, о звёздных тайнах, о глубокой мудрости, о поиске, о вечном беспокойстве ищущего. Носилась тайна среди людей, трепетала крыльями, пела на высоких шпилях дворцов, говорила на людных базарах, сидела на горячих камнях в пустыне, встречая караваны. Ждала, предлагала себя, искала родственную душу.

Приходили гости, искали простого человеческого счастья: поесть обильно — мяса побольше, вина попьянее. Одалисок нежных и послушных — гарем с пристроем. Кто ж бежит от такого счастья — вот и оставались костями сухими в песке. Бесчисленное множество счастливых.

Но вот пришёл избранник Судеб — тот, кого ждала тайна. Тот, кто может взять, тот, кто хозяин, тот, кто искал.

— Я долго размышлял — думал, сравнивал, хотел понять. — говорил он ей, несясь узда в узду, стремя в стремя по зелёному ковру долины, навстречу красным горам. — Я понял: есть в мире две породы человека. Одна — тяжёлая, тупая, косная, озабоченная единственно насущным днём, упёртая глазами в землю, из которой вышла. Это масса животных, которых почему-то наделили мозгом, в котором есть две мысли: есть и совокупляться. Просить еды, молиться за еду, работать на еду, переводить еду, боготворить еду. Они окружают свой инстинкт размножения всякого рода почтительными знаками: они молятся на свой инстинкт, они обожествляют свою низменную природу, они возносят ей монументы, словно само присутствие этого жвачного стада на лице Земли есть некий высший знак. Они силятся изображать из себя избранников Творца, воюют за право называться сыновьями Неба, убивают за внимание богов, ревнуют, бесятся, грызутся.

И есть другая, редкая порода человека — нечто действительно посеянное звёздами. Некое семя, оброненное в мир пришельцами извне. Кто-то, подобный мощью придуманным богам, заронил во тьму Вселенной чудесную живую пыль, и та влетела и оживотворила мёртвый лик материи. Те редкие частицы звёздной пыли, влетая в атмосферу, зажигают след. Они волнуют, они пугают, они притягивают, зовут и обманывают ожидания. Когда к месту падения звезды прибегает жвачное животное, оно хватает небесное зерно, надеясь разжиться чем-то жвачно-ощутимым. И разочаровывается — это не еда. Но зерно посеяно, и оно даст всход — среди бесчисленно-тупого множества животных. И тогда родится подлинный сын Неба. Один в безлюдной пустыне среди ходячей плоти, одушевлённой лишь инстинктами. Его оболочка — смертное естество человека, в ней скрыто звёздное зерно. Вот откуда берётся в этих редких природных самородках неограниченность полёта мысли, мечтательность, уносящая за атмосферу, за пределы мыслимых пространств. Что ему, живущему свой краткий век среди низменности плоти, великие светила, несущие свой свет из глубоких далей, из тьмы безвременья, из невообразимости невообразимого? А он поднимает глаза к небу и говорит со звёздами, как с братьями. Он — светоч миру, он смысл всего живого, подобные ему вершат историю, бросая вызов вечности.

Я знаю, Маргит, я — звёздное зерно. Я ощущаю в себе тот долгий зов, что шёл из глубины веков. Я оброненный осколок, я утраченная часть разума Вселенной. Я утерянный сын, я тот, чьего возвращения ждут и боятся. Я чёрная звезда на небе. Я Бог и я же Демон. Каким мне быть — тебе решать.

Отряд летел по зелёному ковру долины, минуя мирные стада антилоп и зебр, пасущихся на склонах, минуя спешащие ручьи и хищников, пьющих у воды. Он огибал пышные рощи и заброшенные сады. Он мчался к горам, к древней тайне мира. Или к химере разума, к праху суетности. К иллюзии могущества.

Тёмные зёвы пещер, казавшиеся сверху, с борта воздушного корабля большими, оказались просто огромными — они разверзались у основания горы на сорок метров вверх. Застывшие потёки некогда расплавленной породы свисали с каменных губ, как острейшие зубы гигантского чудовища. Такова была вся пасть — от края и до края — шириной в две сотни метров. Гора показывала зубы.

У входа в темноту стояли люди, поодаль находились кони.

— Почему так произошло? — размышлял вслух Соломон, оглядывая гигантские колонны некогда оплавленной горной породы. Он трогал рукой застывшие потёки высотой в многоэтажный дом. — Смотри, расплав случился только здесь — все остальные горы имеют обычный вид, какой имеют скальные массивы за многие века выветривания. Как будто некий гигантский раскалённый язык вонзился в гору, а потом вырвался. Порода расплавилась, стала оседать, но не успела сомкнуться — отсюда эти параболлические формы.

Он ходил вокруг застывших лавовых потёков, потирая их поверхность.

— Видишь, Маргит, они шероховатые, хотя поверхность их должна быть стекловидной. Это говорит о чём?

— О чём? — заинтересовалась она.

— О том, что было это очень давно. О-очень давно. Я думаю, это следы Древних. Так что, возможно, не люди устроили здесь тайник, а именно они.

— Слишком смелый вывод. — заметила Маргит. — Я бы сказала: недостаточно данных.

— Вот именно. — согласился Соломон и прошёл внутрь, а за ним Маргит и все остальные.

Солдатам было очень интересно, но страшно — они боязливо оглядывались и жались в кучку. В руках у них были молоты и кирки — с помощью этих первобытных инструментов Соломон намеревался исследовать пещеры. Были ещё мотки верёвок, факелы — экспедиция была снабжена серьёзно.

Потолки сразу за линией колонн подтверждали первичное предположение царя: порода действительно когда-то испытала действие очень высоких температур. Сверху свисали волнистые гребни, застывшие капли, внизу имелись огромные плоские круги с выступом посередине — сюда капала порода. Дальше открывалась в свете факелов длинная щель высотой метров в двадцать. Всё носило следы плавки.

Люди осторожно обходили сталагмиты, вырастающие с пола навстречу свисающим с потолка огромным сталактитам. Только это были совсем иные образования — это были следы породы, стекавшей сверху. Вся огромная внутренность пещеры словно поросла длинными каменными корнями, среди которых мелькали слабые огни факелов.

Соломон и царица Савская шли впереди. Она была одета не в обычное платье, а в мужской наряд — в облегающие штаны, в мягкую замшевую рубашку до колен, прихваченную в талии поясом. Ноги были обуты в глухие персидские сапожки с толстой подошвой — в сундуках, что привезли из Аксума, многое нашлось.

— Смотри, Маргит, — царь поднял факел, освещая потолок. — Тут как будто что-то выдирали — что-то очень огромное. Какая же сила для этого нужна?!

На потолке имелись местами крупные следы параллельных царапин, направленных точно в сторону входа. Действительно, как будто что-то громадное, во весь проход пещеры, тащили прочь. Эти полосы встречались и на стенах, особенно внизу, только на полу их не было — очевидно, их залило расплавом.

— Мне кажется, пол здесь был когда-то ровным. — размышлял Соломон, оглядываясь по сторонам.

Похоже, он опять был прав: если судить по идеально круглым натёкам, пол был действительно плоским, ровным и абсолютно горизонтальным.

Пройдя метров пятьдесят по странной пещере, они увидели первое отверстие в полу — круглое гнездо возле стены, диаметром около полутора метров. Сверху над этим следом торчал из потолка цилиндрический обломок, нижняя часть которого была словно срезана ножом — он выступал из потолка на два пальца. Если бы не идеальные формы, его бы просто не заметили. Но был он сделан совсем из другого материала, нежели окружающие скалы — из чёрного, блестящего по боковой поверхности.

— Это была колонна. — уверенно определила Маргит.

Да, это точно была колонна, пока что-то её не срезало — сверху обломило, а внизу вырвало из гнезда.

— Вот ещё. — нашли дальше воины остатки второй колонны. А далее ещё и ещё через ровные промежутки. Картина та же: наверху ровно обрезанный конец, внизу — круглое гнездо. Точно такая же картина обнаружилась и у противоположной стены. Не было никакого сомнения: какие-то титанические силы некогда создали эту пещеру, а потом её же уничтожили.

Двенадцать чёрных колонн с одной стороны, и двенадцать с другой — и ни следа остатков на полу! Чудовищным давлением их сорвало, растёрло в пыль и испарило!

Соломон и царица Савская в изумлении посмотрели друг на друга, оценивая грандиозность явления. Остальные просто в страхе оглядывались, словно опасались, что неведомые создатели этого фантастического тоннеля сейчас выскочат из стен и всех убьют.

Чем дальше вглубь, тем меньше становились потёки с потолка, да и сам он становился ровнее, обретал полуцилиндрическую форму.

— Мне кажется, что здесь было куда меньше жара, чем у входа. — пробормотала Маргит, оглядывая потолки и стены. — Наверно, разогрев происходил постепенно. Что-то двигалось в сторону входа, и от трения плавилась порода. Оно начало двигаться от того конца.

Оба посмотрели вглубь пещеры — там уже не было обтекших потолков, только следы движения.

Теперь настоящий облик пещеры предстал перед глазами в своей первозданной величине. Здесь не провисли потолки, здесь не было колонн. Это был идеальный полуцилиндр, положенный набок. Стены выглядели, как полированные, пол был гладким. Нечто начало движение отсюда и поплыло на выход, по пути сбивая колонны и обдирая стены. Оно стало нагреваться и постепенно расплавлять породу. Оно вырвалось наружу и исчезло. Наверно улетело.

«Наверно, космический корабль пришельцев.» — отрешённо подумала Маргит.

Наверно, он много тысячелетий ждал тут своих хозяев. Потом они прибыли, вошли в него и улетели.

Лёгкий звук шагов прозвучал под этими высокими сводами — люди шли по гладкому полу, оглядываясь в потрясении.

«Где же свитки с древней мудростью? Где формула бессмертия.»

Соломон ошибся, или его обманули. Здесь нет никаких таинственных хранилищ.

Маргит посмотрела на него и увидела лишь живейший интерес — он был потрясён, очарован, восхищён — всё, что угодно, кроме разочарования. Двигаясь дальше, все дошли до конца этой полуцилиндрической пещеры, в которой ровным счётом ничего не было. Далее начиналась более тёмная порода, почти чёрная. Слабый свет факелов едва разгонял тьму, но и в этом скудном освещении стали видны монументальные колонны из чёрного камня, стоящие по двенадцать с каждой стороны.

— Наверно, точно такие же. — предположил царь и направился к одной из них.

— Постой, Соломон. Не делай этого. — сказала Маргит, и он обернулся, изумлённый её странным голосом.

Между колонн было очень темно, и сколько ни светили туда факелами, ни единой крошки не увидели в этой кромешной тьме.

— Иди и посмотри. — приказал царь одному воину.

Тот повиновался и начал осторожно подкрадываться с факелом к колонне. Он осветил высокий гладкий столб и обернулся со словами:

— Холодная.

Потом шагнул в темноту меж двух толстых столбов, на мгновение замер, спина его покрылась инеем, и он закачался, потом упал вперёд. Беспросветная тьма меж колонн безмолвно поглотила его, оставив только лежащие ступни.

Воины вскрикнули и сбились в кучку.

— Возьмите кирки и вытащите его! — приказал Соломон.

При виде колебания своих людей, он обнажил меч. Тогда они повиновались: осторожно приблизились и зацепили кирками ноги. Ступни двинулись легко, словно отдельно от тела. И вот перед глазами предстали обледенелые останки исчезнувшего солдата. Чуть выше щиколотки они были ровно обрезаны, в срезе виднелись гладкие кружки костей голени, поперечно срезанные мышцы, сосуды и сухожилия. Нога быстро покрылась белой коркой инея.

Маргит поняла, что это такое. Это ещё одна пещера Артефакта, подобным тому, что в Антарктиде. Только эта лежит совсем недалеко от поверхности. Здесь был некогда додонский Артефакт, потом был отсюда удалён. Наверно, его переправили на южный континент, потому что началось заселение материка. Случилось это наверняка очень давно. Ещё не скоро его обнаружат в скальных пещерах Антарктиды.

— Соломон, не посылай больше туда людей. — попросила она царя, останавливая бессмысленную трату среди солдат. — Это вход в преисподнюю. Вот что это такое. Это Тартар, о котором говорят легенды. Это Аид, это царство смерти.

— Я думал, это пещера Древних.

— Да, это так. Здесь они держали что-то своё, а для людей здесь место смерти. Ты можешь загнать туда целую армию, и ни один не выйдет отсюда. То, что было здесь, ушло.

Он снова посмотрел на останки солдата — на ногах нарос такой слой инея, что теперь в этих двух белых предметах едва узнавались человеческие ступни. Видимо, холод, в который попал несчастный, был близок к космическому абсолютному нулю.

Оставив Соломона размышлять над останками, она прошлась до конца пещеры. Всё было так, как в Антарктиде: коридор кончался тупиковой стеной. Ей очень хотелось крикнуть, как сделали Валентай и Фальконе: Рааа! Может, тогда от столбов распространится медленный голубой свет и откроется вход в пещеру Джамуэнтх. Но едва ли её горло повторит те полнозвучные переливы глубокого вибрато, которые свойственны языку додонов. Да, это след их присутствия. Больше здесь делать было нечего.

— Я убеждён: это Древние. — возбуждённо говорил ей Соломон, когда отряд за исключением одного солдата возвращался обратно ко дворцу. — Да! Есть смысл искать Джублаит! Маргит, завтра же мы направляемся на Окаванго, пополняем золотой запас и собираем экспедицию в Северную Африку. Свитки не солгали, хотя и неверно описали то, что здесь было!

— А, может, и не так уж неверно. — подхватила Маргит его настроение. — Оно здесь было, просто потом его вытащили и перепрятали. Кто знает, может, эта вещь давала исполнение желаний. Если бы мы нашли её, я пожелала бы отправиться с тобой по обитаемым мирам Вселенной.

Он восхищённо оглянулся на неё. Да, женщина, которую он любит, уникальна!

Среди ночи её снова разбудил какой-то тихий голос. Маргит приподняла голову и прислушалась. Соломон опять встретился с ангелом? И тут поняла, что он рядом — спит, нежно обнимая её. И всё же голос тихо звал — он произносил одно слово. Всего одно слово: Маргарет, Маргарет, Маргарет…

Это же её имя, от которого она отреклась, чтобы стать царицей Савской навсегда! Кто может звать её?! Неужели снова ангел?!

Маргит тихо выскользнула из-под руки царя и глянула в окно. Нынче ночью было тепло, так что даже жаровни не разжигали. Даже окна оставили открытыми. Теперь с восточной стороны высвечивалась над тёмными горами светлая полоса. Скоро рассветёт.

Голос продолжал звать, затихал на минуту и снова произносил: Маргарет, Маргарет… Царь спал, ничего не слыша.

Обеспокоенная царица надела лёгкие туфли и бесшумно направилась в сторону лестницы, ведущей на балкон. Звук терялся — значит, он реален! Ей это не почудилось! Тогда Маргит двинула в сторону алькова, и поняла, что идёт верно — голос стал звучать отчётливее.

Войдя в полутёмный альков, она стала оглядываться и тихо позвала:

— Кто тут?

— Маргарет, это я!

— Кто ты?! — перепугалась она, заподозрив, что слышит голос Айрона. Он отыскал её! Ей стало страшно: неужели настал момент объяснения? Что она ему скажет? Что будет, если он сейчас переместится сюда и обнаружит её вместе с любовником. Да ещё с каким — с Соломоном!

Тут до неё дошло, что Айрон потому и зовёт её, что не может переместиться, не попалив всё вокруг.

— Я слышу тебя! — ответила она в темноту.

— Маргарет, это я, Берайя!

— Берайя?!!!

— Да, это я.

— Где ты, Берайя? Как говоришь со мной? Ты же в Иерусалиме!

— Маргарет, это обман. Здесь нет никакого Иерусалима. Здесь нет Израиля. Здесь нет ни Персии, ни Аравии, ни Африки!

Она замерла в изумлении, прислушиваясь к слабому голосу, который, кажется, звучал отовсюду.

— Тогда кто ты, Берайя?

— Я даже не Берайя. Я был им в вашем общем сне. Я Живая Душа, которая участвовала в вашей фантазии. Я Спутник Соломона.

— Но я видела своего Спутника — няню Сатору! Я видела свою страну Сабею! Я была в Марибе!!

— Обман, Маргарет! Ты не царица Савская. Ты Маргарет. И Сабея, и Офир — фальсификация! Тебя обманули, Маргарет! Слушай меня, потому что у меня очень мало сил — я прорываюсь к тебе с трудом. Всё, что ты видела вокруг себя — мнимая реальность. Она собрана по кусочкам воспоминаний Живых Душ, которые участвовали в событиях, связанных с вашим сном — твоим и Аарона. Мы, Живые Души, существует так давно, что много раз видели зарождение и смерть цивилизаций. Мы незримо присутствуем в мирах, мы знаем всё о прошлом и настоящем всех планет в любой галактике. И мы содружествуем с додонами, принимая участие в волшебных снах. Те, кто попадают к источнику Лгуннат, видят во сне свои мечты, а мы наполняем сны Спящих своим присутствием. Мы воссоздаём обстановку сна во всех подробностях, мы воплощаемся в образы, которые соответствуют представлениям Спящего. Это очень тонкое взаимодействие, и потому Спящий не распознает подделки — для него сон реален. Я бесчисленное множество раз принимал участие в таких волшебных снах. Так была воссоздана твоя Сабея — неудивительно, что ты её узнала. Это мастерски, гениально состряпанная фальсификация. Страна Офир была воссоздана по историческим данным и состыкована с твоими воспоминаниями. Все её обитатели — воплощённые Живые Души.

— Но я видела пещеру, в которой бы Артефакт — такой же, как в Антарктиде! Здесь есть древний додонский город — он расположен на том же месте, что и Стамуэн!

— Послушай меня, Маргарет! — взмолился голос. — Когда приходит обольщение волшебным сном, перепутать реальность и подделку очень просто! Ты бы попробовала полететь дальше и выше — ты бы увидала совсем другие рельефы континентов. Это другая планета. Да, здесь есть развалины додонского города, Джублаита. Я видел его прежде, когда он сиял, как жемчужина, и в нём действительно был источник. Здесь было то, что ты называешь Артефактом, но ушло. Их перенесли на другую планету — на вашу Землю. Додоны перемещают Артефакт по Вселенной, а вместе с ним и источник. Так было вечно. Таков порядок. Вникни в мои слова, Маргарет: ты в опасности! Ты в обольщении!

— Так почему же ты сказал мне это только сейчас, когда я вовлеклась в обман душой и телом? — горько спросила Маргарет, всё ещё не веря таинственному голосу. Может, это снова её дурит ангел? Он хочет разлучить её с Соломоном.

— Я сам узнал об этом только лишь. Ко мне обратился некий незнакомый дух, который сам не мог сказать этого, поскольку оказался скован запретом. Он сказал, что не сумел прямо сказать тебе об обмане, хотя и пытался. И он узнал, что некогда мы были с тобой в одном сне, что я был Берайей. Я помню тебя и Аарона, я помню всех своих попутчиков во снах, сколько бы их ни было. И многие из них для меня остались глубоко дорогими воспоминаниями. Я любил Аарона и ради него говорю тебе, Маргарет: открой глаза! Кто обольстил тебя? Кто облёкся в образ Соломона? Потому что я вижу, что это не царь Израильский. Он похож на фантазию Аарона, на царя, которым он был. Он убедителен, он впечатляет, но это химера.

— Кто же это? — Маргарет почувствовала, как ужас наполняет её. До этого момента в ней теплилась слабая надежда, что это Айрон. Он принёс её сюда, он выбрал место. Может, он и создал эту мнимую реальность? Это хуже, чем настоящий Соломон, хуже, чем её мечта, но всё же лучше…

— Как мне узнать? — севшим голосом спросила она.

— У тебя ещё остались Силы поединка?

— Нет. Я всё истратила.

— Тогда безнадёжно — лицо этого человека скрыто от тебя наваждением Силы. Тебе просто остаётся поверить мне. Как жаль, что вы не взяли Спутником меня! Хоть бы один догадался! Ведь ваш сын Ровоам не Живая Душа, а Воплощённая! Так бывает, когда двое спящих одним сном родят в этом сновидении ребёнка. Рождённый в волшебном сне двумя Спящими воплощается в новую реальность — обретённое измерение. Оно переходит из мнимого состояния в действительное и привязывается к корневой системе Бездн. Так возникает множество измерений одной и той же Вселенной. Вы обрели не проводника, не Спутника, а всего лишь вашего сына, который ничего не знает о подлинном положении вещей. Настоящий Спутник — это всегда Живая Душа!

— И что мне делать?

— Я не знаю, Маргарет. Я надеюсь, что Аарон отыщет тебя. Не хочется мне участвовать в обмане, но лучше для тебя скрыть от него правду.

— У меня ещё есть две Силы — сила полёта и волшебный меч.

— Инициированные Силы? Если бы ты была додонкой, ты могла бы усилием воли переплавить назначение. Сильное чувство может тебе помочь. Тебе нужно придти в ярость.

— Куда уж больше… — пробормотала Маргарет, испытывая лишь состояние крайней разбитости. В сознании её бешено крутился ураган — сомнения, ужас, надежда, гнев, стыд. Ни одну мысль она не могла поймать — они сбивали друг друга, словно камни, катящиеся с кручи. И там, среди сходящей лавины, умерла царица Савская. Химера сгинула, под шёлковым покровом оказалась мертвечина. Так кто же был под ликом Соломона? Ответ врывался в мозг, но тут же изгонялся сопротивляющимся подсознанием. Я не хочу! — кричало оно.

Маргарет поднялась с ковра, на который не заметила как опустилась — ноги подвели её. Машинально она провела по себе рукой, по ткани редкого шёлка, по парчовому халату. Отчего-то ей стало чуть легче при мысли, что она одета: это эфемерная защита — не для тела, для рассудка.

Шатаясь, она двинулась к двери, ухватилась за косяк, останавливая себя от падения. Собрала все силы и выпрямилась. Внутри что-то тлело, во рту — горечь и сухость. Голова болела, глаза жгло. Больше всего хотелось упасть на пол и лежать неподвижно, лишившись всех мыслей и чувств.

— Иди. — сказала она сама себе хриплым голосом, преодолевая болезненный ком в горле — просто для того, чтобы знать, что она ещё может говорить.

Соломон уже проснулся, он сидел в постели, ожидая возвращения царицы. Заслышав её шаги, он обернулся к двери алькова с улыбкой. Он не сразу понял, что что-то изменилось.

Она вошла медленно, держа у горла собранные в кулак полы широкого халата.

— Скажи мне, Соломон. — хрипло прозвучал голос из массы спутанных, вздыбленных, как от ужаса волос, которые скрывали её лицо. — Скажи мне, Соломон, как так случилось, что за все дни, что мы были вместе, ты не спросил меня ни разу о нашем сыне?

Мужчина в постели дёрнулся, как от удара, и застыл. Лицо его словно окаменело. Он так и остался сидеть, откинувшись на подушки, глядя на женщину широко раскрытыми глазами, в которых ничего нельзя было прочесть.

Судорожно стиснутые ладони женщины разжались, выпуская полы халата. Она подняла лицо и посмотрела прямо. Глаза окружены тёмными кругами, нос обострился, губы побледнели — такой она была. Секунду-две она не шевелилась, потом по всей её фигуре стали собираться крошечные белые молнии — они сбегались, извиваясь, к руке женщины. В её ладони образовался белый шарик огня. Он сорвался с места, растянулся и метнулся, как змея, к лицу мужчины. И так же безмолвно растворился.

Они находились друг против друга — так близко, и так невообразимо далеко: женщина и мужчина. Она смотрела, как в лице мужчины стали медленно изменяться черты — там происходила какая-то невидимая глазам борьба: что-то сражалось с чем-то, одно пыталось пересилить другое. И уже понимала, что это Сила борется с Силой. В какой-то момент казалось, что разоблачающая Сила сдастся, но тут словно всё выключилось — сопротивление сдалось.

На лице мужчины словно растворилась маска. Осталась чёрная бородка, остались те же длинные густые волосы, высоко стоящие над лбом. Но само лицо, глаза, их выражение — всё то, что в совокупности неуловимо, но верно определяет сущность человека, его неповторимую индивидуальность, изменилось. Чёрные глубокие глаза на смугло-бледном лице смотрели в упор и были неподвижны.

— Рушер!!! — вскрикнула Маргарет, словно ожидала чего-то другого. Словно можно было ещё обманываться.

Он невольно совершил слабое движение, дрогнул губами, словно хотел что-то сказать, чем-то оправдаться.

Хриплый крик пронёсся под сводами царской опочивальни — Маргарет схватилась за свои длинные пряди, словно пыталась спрятаться в них. Её скручивало от внутренней боли, от ярости, от бешенства. Её жестоко ломало. Не в силах справиться с собой, она согнулась, словно от страшного порыва рвоты, и прорычала, как раненая тигрица:

— Мразь! Ненавижу!!

Тут ноги её подкосились, и она упала на пол, скрутившись в ком и глухо стеная от бессильной ярости. Она металась, словно её раздирало изнутри. Агония прозрения была ужасна.

Человек на постели чуть пошевелился. Он оторвался взглядом от того места, где только что стояла Маргарет, тронул себя за грудь и обнаружил, что не одет. Медленно он поднял с пола одежду и так же медленно стал одеваться, не глядя в ту сторону, откуда доносились сдавленные рыдания.

С тем же застывшим лицом он встал и отошёл к окну. Глядя на занимающееся светом утро, он машинально закончил одеваться. Потом провёл руками по плечам, словно приглаживал одежду. По его фигуре побежала лёгкая радужная волна. Она во мгновение охватила всё его тело и испарилась. Он закрыл лицо ладонью и некоторое время бессмысленно глядел меж пальцев на пасущиеся у реки стада, на цветущий сад, на далёкие горы. Он не услышал, как женщина на полу замолчала.

Если бы она могла его убить, если бы могла испепелить, уничтожить, разнести на атомы. Она не сомневалась, что не пожалела бы самой себя, чтобы раздавить эту гниду. Он обманом вторгся в её фантазию, он подполз, как змей, и ложью своей обольстил её. Любовница Рушера — это чудовищнее адского мучения. Она опозорена, унижена, растоптана, раздавлена. Жизнь кончена.

Маргарет подняла голову и увидала, что он оделся и стоит у окна. Мгновенная мысль, как молния, пронзила её мозг: убить! Не рассуждая, она взметнула руку, и из неё длинной змеёй вылетела Сила. Последняя Сила, сила волшебного меча, луч, режущий всё.

Стрела ударила в спину Рушера, чуть ниже левой лопатки. Безмолвно засияла белая звезда и стала, пульсируя, угасать. И испарилась.

— Сволочь. — глухо обронила Маргарет. — Уже успел закрыться.

Она зря пережгла Силу. Надо было немного ранее, когда он был — это Маргарет знала точно — незащищён. Всё это время он был незащищён. Раньше бы догадаться.

Он ничего не произнёс на эту попытку убить его — просто направился к выходу. Уже подойдя к двери опочивальни, уже взявшись за ручку, он был остановлен её словами:

— Что — так и уйдёшь? Ничего не скажешь? Ну, хоть посмейся надо мной.

Рушер задержался, секунду думал, потом неловко повернулся и, глядя в эту маску ненависти, в которую превратилось лицо его возлюбленной, сказал ровным голосом:

— Я был готов проиграть.