Огненные Ифриты

Глава 15

Крутые склоны Эфиопского нагорья, серебряные шапки вершин, холодные ручьи и реки. Высоко над морем лежит эта часть страны, здесь и днём не жарко, а ночью — холодно.

Экспедиция Соломона движется узкими долинами меж высоких гор. Иногда приходится взбираться выше и пробираться крутыми склонами по бездорожью. Здесь есть немногие селения, но большей частью горы безлюдны.

Кажется, лишь царь знает, куда идёт караван, а прочие лишь повинуются его воле. В отряде сорок человек — все преданные Соломону люди: безмолвные работники и воины. Они делают своё дело спокойно и уверенно, словно знают, зачем они тут и каков итог этого пути.

Дорога всё время шла на запад, как говорил царь: к высокогорному озеру Тан, где жили давно отколовшиеся от израильского народа потомки Данова колена — фалаши.

— Как ты решился оставить Иерусалим надолго? — спрашивала царица Соломона.

— Берайя очень похож на меня. — отвечал тот. — Я оставил его регентом, и он будет править с той же твёрдостью, что и я.

— Что думаешь ты найти у озера Тан? — снова задавала вопросы Маргит. — Я же знаю, что ты просто так не пустишься в долгое путешествие.

— А что говорил твой дядя?

— Он полагает, что ты нашёл золотые копи. — призналась царица.

— Ещё не нашёл, только думаю найти.

— У тебя достаточно богатств. Я слышала, что твои караваны ходят в дальние страны и вывозят медь, олово, серебро, свинец, железо. Говорят, у тебя есть немало золотых месторождений. Из того же Офира твой слуга Хирам возит песок и самородки. Разве мало у тебя слуг, что ты сам отправился в такой поход всего с сорока воинами? Как ты будешь вывозить то золото?

— Твоя догадливость меня утомляет. — усмехнулся Соломон. — А что ты сама думаешь по этому поводу?

— Я полагаю, ты нашёл не золото. Я думаю, ты нашёл алмазы.

— Для чего же мне алмазы?

— Это самая твёрдая порода в мире, с их помощью можно обрабатывать драгоценные камни, металлы и твердейшие горные породы, вроде базальта, гранита и обсидиана.

— Не зря говорят о твоей учёности. Иногда мне кажется, что ты не женщина, а мудрец в собрании мудрецов.

— Я про тебя тоже немало слышала. Говорят, ты беседуешь с птицами и зверями?

— Есть такое.

— А ещё говорят, что ты повелеваешь демонам преисподней и ангелам небесным.

— И это правда. — подтвердил Соломон. — Что ещё?

— А ещё, — рассердилась она на то, как он её дурачит. — я слышала, что ты построил летающий корабль и подарил его царице Савской!

— Кто сказал? — насторожился царь.

— А вот есть один такой звездочёт и заклинатель — Иоханан-бен-Барак!

— Так это он разболтал про воздушный корабль?! — воскликнул царь. — Старый дурак! Вернусь обратно, прикажу снести ему башку! Как ты встретилась с ним, он же отправился в Идумею?!

Царица догадалась, что проговорилась: ведь встретиться с Иохананом она никак не могла.

— Я зря наговорила на человека. — небрежно отозвалась она, видя, что Соломон и в самом деле рассердился. — Не он сказал это, я слышала эту байку по дороге в Аксум. А старого болтуна я упомянула лишь потому, что до меня дошли известия о том, какие сплетни он распускает про меня.

— Ещё одна причина отправить его к праотцам. — проворчал царь, но было видно, что он уже не столь сердит.

— И всё-таки, дым без огня не бывает. Скажи, есть у тебя воздушный корабль? — невинно осведомилась Маргит, посмеиваясь про себя над нелепой сказкой.

— Так вот всё тебе и расскажи. А если есть, то что?

— Так почему же мы движемся по земле? — изумилась она, на мгновение поверив, что его гений в самом деле способен родить воздушный корабль.

— Думаешь, ты одна желаешь проникнуть в эту тайну? — ехидно осведомился он. А потом пришпорил своего коня и пустился вперёд, оставив царицу Савскую осмысливать сказанное.

Вот это да! Опять он её одурачил! Иной раз кажется, что он шутит, а оказывается, что говорит серьёзно. В другой раз что-то излагает, она слушает, разинув рот, а он смеётся над ней!

Царица бесшумно засмеялась над собой, спрятав лицо в полу плаща. Поверила, словно какой-нибудь Иоханан-бен-Барак! Это же Соломон! Он стал на десять лет старше, но вкуса к шуткам не утратил! Воздушный корабль, надо же!

Это был первый день их путешествия по эфиопскому нагорью. Покинув Аксум, караван направился на юго-запад. Калеб пытался подсунуть своему царственному гостю проводников-шпионов, но Соломон с достоинством отклонил услугу — ему не нужны были соглядатаи. Поэтому муккариб обрадовался, узнав, что с израильским владыкой отправляется в дорогу его племянница Шеба. Тут он стал очень серьёзен и уважителен — родная кровь как-никак!

И вот уже целый день они в пути. С отрядом сотня лошадей, везущих всадников и поклажу. Несколько раз устраивались привалы, а потом караван снова двигался. Вокруг была изумительно прекрасная местность. Горные склоны сплошь поросли зеленью. По берегам рек паслись газели и антилопы. Выходили хищники, путешественники видели леопардов и горных львов. Носились стаи мартышек, бабуинов, гамадрилов. Кишели в воздухе птицы. Да, путешествие по этой стране было многообещающим.

Ни о чём более Маргит так не мечтала, чтобы ехать вот так с Соломоном неизвестно куда. Длинен или короток будет путь. Пусть лучше длинен, чем короток. Потому что понимала она, что однажды всё кончается. Она не может быть его женой — это после того-то, как про неё уже распустили в Иудее и других странах такие гнусные слухи и сплетни! Вздумай царь, даже такой могущественный, как Соломон, утверждать свою волю подобным образом, вспыхнет мятеж. Одно дело — безликие жёны-язычницы, другое дело — известная всему древнему миру царица Савская! И всё же она так и не дозналась, что у него за планы — он всё так же скрытен и подозрителен.

Она поторопила лошадь и нагнала царя. Он ехал во главе отряда, осматривая местность и ища какие-то только ему известные приметы. Иногда он сверялся с каким-то старым пергаментом, текст которого был явно на незнакомом Маргит языке.

— Устала? — спросил он так просто, словно не было между ними всех мелких инцидентов пути. — Скоро разобьём ночёвку.

— Нет. Не устала. — ответила Маргит. Она и в самом деле не устала, хотя и ехала на лошади весь день, останавливаясь только пару раз на небольшой отдых. Нельзя сказать, что дорога была лёгкой, но царицу подогревало ожидание вечера.

Оказалось, что он предусмотрительно послал часть отряда вперёд, чтобы слуги разбили лагерь. Так что, когда настало время спешиваться и отдыхать, царя уже ждала его палатка — просторный высокий шатёр из плотной ткани. Внутри были постелены ковры, разложена походная мебель и широкая кровать под тонкой прозрачной тканью, предохраняющей от ночных насекомых. В палатке уже горели жаровни, потому что ночь обещала быть холодной — они на высоте около четырёх километров. Уже горели костры, и готовилась пища. В котлах варилась каша для воинов и слуг, а для царя и его гостьи приготовили фрукты и жарился на вертеле барашек.

Оставив коня рукам прислуги, Маргит подошла к огню, закутавшись в плащ. Ей не понравилось то, что она обнаружила: для царицы Савской была поставлена отдельная палатка — поменьше, но очень нарядная. Там была постель, её сундуки, её вещи. И уже горели жаровни, согревая воздух. Он отстранялся от неё, но почему?

Царь сидел на раскинутом ковре возле костра, вороша прутиком угли. Мясо уже было готово и истекало жирным соком — тот капал в огонь. Рядом на ковре стоял серебряный поднос с чашами, кувшином вина и фруктами. Всё было предельно просто — любой монарх в дороге обставил бы свой отдых куда комфортнее.

Проткнув запечённое мясо ножом в паре мест, царь убедился, что жаркое готово. Вообще-то, это должны делать слуги, но те уже отдыхали и ели в стороне от царской палатки.

Соломон срезал ножом кусок и начал обдувать его, чтобы попробовать.

— А разве ты не молишься подолгу перед каждым куском, чтобы его съесть? — насмешливо спросила Маргит, незаметно подойдя со спины.

— Я так и думал. — в тон отвечал царь. — Ты безбожница.

Он откусил кусок с ножа и с усмешкой посмотрел на неё.

— Будешь?

Как глупо, подумала Маргит. Как глупо делать вид, будто он не понимает, к чему всё идёт. Что значат эти быстрые взгляды, которые он на неё бросает исподтишка?

— Спасибо. Всё было вкусно. — сказала она, поднимаясь. И, чувствуя на спине его взгляд, отправилась в свою палатку, по дороге отмечая, что ни один из людей не повернул головы в её сторону. Все были заняты тем, что укладывались на ночлег, тихо беседовали у костров. Не было стражи и у палатки царя.

Так вошла она к себе и закрыла полог, потому что служанок у неё в этом путешествии не было. Впрочем, царица умела обходиться и меньшим. Сама она разделась, сама совершила омовение, сама расчесала волосы, сама достала одежду для ночного сна. Легла на меховые покрывала и задумчиво посмотрела в огонь жаровен. Ночь тиха, ветра нет, и в палатке было тепло. Неяркий свет легко дрожал в медных сосудах на треножниках, бросая тени на полотно. Копья поддерживали шатёр, а в центре потолка имелось отверстие, в которое уходил дым жаровен. Сквозь это окно виднелись яркие звёзды — они словно заглядывали в палатку, подглядывая за ночной жизнью людей.

Тогда царица Савская поднялась, накинула тёмный плащ свой и вышла. Она шла к шатру царя, который никто не охранял. Это было безмолвное приглашение.

Она вошла и увидала, что он не спит. Лежит в постели и так же смотрит в окно над головой, на ночные звёзды. Тогда царица Савская скинула бесшумно плащ и пошла по коврам к Соломону.

— Моя ночь. — сказала она, наклоняясь над ним и волосами закрывая от звёздных глаз лицо царя.

— Твоя, Маргит. — тихо отвечал он.

Тихо-тихо утекает время, мгновения испаряются за каплей капля — всё уходит. Так медленно, так незаметно, так скоротечно и так невозвратно. Лучшее мгновение жизни — когда же оно было? Успело случиться, и ничего не сказало, не предупредило. Когда же были лучшие наши годы, дни, часы, минуты? Когда всё это было? Неужели это и был тот миг, который только что прошёл?

Есть нечто, что мы будем вспоминать на смертном своём одре, в преддверии вечного ухода. И говорить себе, сознавая неизбежность этого последнего момента: я буду, умирая, помнить… Я буду помнить этот миг — пусть он будет моей памятью в необратимости, единственной нитью, связующей душу с жизнью. Есть ли у меня такой момент, который вечен? Ведь уходя и растворяясь навсегда в недолговечности, я буду вечно жить, пока нить памяти будет утекать в пространство, минуя звёзды, минуя многие миры, минуя океаны пустоты, и будет связывать меня с тем мигом, в котором я жила… живу. Да, я плыву там, далеко, среди безмолвия и черноты. Живая, юная, счастливая. Там что-то есть, там кто-то есть, там их много. Там все они. Все они — ушедшие навеки, навсегда. До той поры, пока не обойдя Вселенную от края и до края, тонкая волна живой души не обретётся в неведомом вещественном начале. Тогда откроет свои глаза, чтобы увидеть новое небо. Вдохнёт глоток иного воздуха. И ощутит присутствие, и почувствует знакомое нечто, и где-то в глубине себя поймёт и скажет: разве не с тобой мы были тогда, много-много лет назад? Разве не с тобой нас соединила в кратком миге вечность? Я знаю: это были мы. Вот почему мы снова вместе. Кто-то почерпнул ладонью воду из ручья — в ней мы с тобой, две капли.

— Почему не говоришь ты мне слов Песни Песней? Отчего не слышу я её хрустальных строк?

— Это была Песнь разлуки, плач сердца, зов одиночества. Пусть молчит она до той поры, пока нас не разлучит время.

— Я знаю, мы будем ещё долго жить — и ты, и я.

— Я знаю, Маргит. Я знаю это. Мне, как и тебе, открыто многое. Но мы не властны над судьбой. Она сильнее.

— Мы уже сломили судьбу. Мы обошли её. Мы совершили то, чего она нам не велела.

— Это ты так думаешь, на самом деле ты не знаешь, где подкрадётся она и исподтишка нанесёт удар. Ты не знаешь её лица, ты не знаешь её путей, ты не ведаешь её коварства.

— Нет, Соломон! Вот ты, вот я, и больше нет ничего! Только наша воля!

— О, если бы… — тихо сказал он.

Рано утром, когда он счастливо заснул, царица осторожно встала. Улыбаясь, Маргит вышла из палатки на росную траву. Всё прошедшее казалось ей невероятным, и в то же время предельно чётко она ощущала каждое мгновение этой необыкновенной ночи. Если очень долго о чём-то думать, вспоминать, лелеять в памяти, то в день своего пришествия оно покажется эфемерным, как этот утренний воздух. Как дымка на далёких холмах, спящих среди тишины безветрия. Как тихо шепчущий ручей, несущий свои воды за призрачными зарослями.

«Я не хочу, чтобы он видел меня с растрёпанными волосами, с побледневшим лицом, небрежно одетую. Это не единственная ночь, просто первая в той длинной череде ночей, которые нас ждут. Сегодня вечером мы встретимся опять, а днём я буду для него тайной. Тайной…»

Она легко скользнула в свою палатку, не нарушив ничьего сна, и нашла в сундуках всё, что нужно. Не она их собирала, не она положила в них то, что нужно в дорогу женщине. Но в них всё было. Не забыто ни мыло, ни полотенца, ни щётки для волос, ни зеркала, ни благовония, ни масло. Всё было столь заботливо уложено, что она поняла: это Соломон. Он знал: она пойдёт за ним в дорогу, и позаботился о том, чтобы у его женщины всё было.

Сама эта мысль делала царицу Савскую счастливой. Она схватила шкатулку с принадлежностями, полотенца, накинула плащ и побежала в сторону ручья.

Вода была довольно холодна, но так приятна! Вдыхая тонкий аромат египетского мыла, царица стала омываться, сбросив тонкую сорочку. О, она сама могла варить такие чудные мыла, даже и получше!

Глядя зачарованным взглядом на бегущую воду, она медленно вытирала полотенцем руки, плечи, бёдра. Когда-то за ней ухаживали десятка два служанок, ублажая свою повелительницу тонкими маслами, воскуряя ароматы, стеля по полу ковры из лепестков. Всё это ничто против этого тихого утра. Жизнь во дворце казалась ей далёким, бледным сном, чем-то вроде существования куколки, пока из кокона не выбралась на белый свет прекрасная бабочка.

Стоя на плаще, Маргит медленно натянула свободный хитон, надушенный благовониями. Это был любимый ею аромат ирисовых корней и орхидей. Затем принялась расчёсывать щёткой свои чёрные волосы, ещё влажные после купания. Заколок она с собой не прихватила, поэтому пришлось идти обратно с распущенными кудрями.

«Царь очарован твоими кудрями» — вспомнилось ей из Песни Песней. О, это лишь бледное отражение силы подлинного чувства!

Туфли были слишком несерьёзны для утреннего выхода — это просто два лилейных лепестка, в которых только и ходить по коврам. Они промокли и потемнели. К тому же были холодны — она замёрзла после купания в ручье.

Маргит нагнулась, чтобы поднять с травы плащ и в этот миг услышала резкое хлопанье крыльев. Мелькнула белая тень, и прямо перед ней опустился на траву ангел.

Он несколько утратил своё сияние, но не стал более похож на человека — слишком был он совершенным.

Ангел стоял прямо перед ней, преграждая ей путь обратно. Крылья бледно просвечивали за его спиной, то проявляясь, то исчезая, словно хрусталь в воде — как будто выныривали и пропадали в ином, нереальном измерении. Но сам ангел был более чем реален. И очень зол.

Он стоял и молча смотрел на неё своими золотыми глазами, в которых плавилась ненависть.

— Чего ты хочешь? — наконец, проронила слово Маргит. — Убить меня?

— Было б хорошо. — ответил ей жестокий вестник небес.

— Моё оружие всегда при мне. — напомнила ему царица.

— Зачем ты пошла с ним? — спросил ангел. — Разве я не предупреждал?

Она каждое мгновение ждала атаки и потому вся собралась от напряжения. Вопрос застал её врасплох. Это было довольно странно: он пугал её, но не нападал. И тут вдруг Маргит догадалась: он не смеет! Поэтому у него и меча нет с собой! Она встретилась с царём, и ангел ничего не смог поделать!

— Лилит — это твоя попытка остановить меня?! — догадалась она.

Ангел переменился в лице и внезапно отступил — царица поняла, что попала прямо в точку!

— Ты вступил в союз с демоницей, чтобы убить меня! — дошло до Маргит и более невероятное предположение.

— Я должен был не допустить вашей встречи. — сказал он.

— Почему?!!!

Вместо ответа он вдруг горячо воскликнул:

— Оставь его! Слышишь? Уходи, улетай! Лети в свою Сабею, будь царицей, правь хоть сотню лет, хоть тысячу — я всё дам тебе! Только оставь его!

— Я не могу. — со внезапной злостью ответила царица. — Я не знаю, почему ты требуешь этого.

Ангел в нетерпении покачал головой, словно хотел что-то сказать, но не смог.

Царица Савская подобрала с травы полотенца, накинула плащ на плечо, взяла шкатулку и подошла вплотную к ангелу. От его тела шёл не жар, а холод, словно он только что спустился из-за облачных высей. А, может, прямо из ледяной тьмы космоса. Лжёт он, что не знает про устройство мироздания. Ангел лжёт.

— Я собираюсь уходить. — жёстко сказала Маргит, нисколько не сомневаясь, что он уступит ей. — Тебе ещё есть, что мне сказать?

Он повернулся и пропустил её, глядя с высоты своего роста на царицу, и явно желая убить её. Но что-то ему не позволяло.

— Ты его не любишь. — сказал он вслед ей, поскольку больше нечего было ему сказать.

— Не тебе судить. — холодно бросила Маргит, чувствуя, как острые волны возбуждения проходят по её телу — она упивалась игрой с опасностью, словно схватилась в поединке воли с ядовитой змеёй.

— Когда ты поймёшь, что я был прав, — прозвучал за спиной медово-ледяной голос. — то я приду к тебе, чтобы насладиться твоим унижением. И тогда не жди от меня пощады.

Маргит резко обернулась, но ангела уже не было у ручья.

Эта краткая встреча внесла смятение в её душевное состояние. Пришла вдруг в голову мысль, что она действительно заблуждается. Соломон ничего ей не обещал, она лишь женщина, которая с ним путешествует тайком. Женщина, на которую стараются не смотреть слуги и воины, сопровождающие царя в поездке, словно делают вид, что не видят её. Такое впечатление, что исчезни она в один короткий миг, они не заметят этого, как словно не было её. Её с царём усердно оставляют наедине и в дороге, и на отдыхе. Возможно, это его распоряжение, но каковы его дальнейшие планы? Пока она не знает, чем завершится это волшебное путешествие. Не зря же ангел бросил ей: когда ты поймёшь, что я был прав… Прав в чём? В том, что она царя не любит?!! Но это же абсурд!

Когда закончится это путешествие, а дней пути едва ли больше месяца — озеро Тан вовсе не столь далеко — что он скажет ей? Конечно, будет и обратный путь, но Маргит уверена: он будет уже не столь прекрасным.

Найдя, что ему нужно, он скажет ей: всё было хорошо, но нам пора расстаться. Тебя ждёт твоя страна, меня — моя. Мне было хорошо с тобой, ты осчастливила меня, Маргит.

От этих мыслей голова царицы пошла кругом — неизвестность, как могильный червь, сжирала счастье. Всё показалось зыбким, неверным, призрачным. Она с головой нырнула в иллюзию, что стала центром мира для возлюбленного своего.

Едва Маргит вышла к месту ночёвки, то увидела, что палатки уже свёртываются, поклажа грузится, прилежные слуги снаряжают лошадей в дорогу. Соломон деятельно принимает в этом участие. Увидев её, он воскликнул издали:

— Где ты пропадала?! Скорее одевайся — солнце уже поднялось!

От этих слов ей стало ещё более не по себе — он весь в предвкушении дальнейшего пути, словно именно эта цель — неведомые сокровища — есть то, что тянет его, как магнитом. Царица Савская лишь приятное дополнение к вояжу.

Наверно, эти мысли отразились в её лице, потому что Соломон запнулся на слове, и в глазах его появилось странное выражение.

— Что-то случилось? — спросил он напряжённым голосом, а Маргит искала обострённым нервом в его интонациях ответ на свои вопросы.

— Ничего не случилось. — стараясь говорить ровно, ответила она. — Я просто ходила к ручью умыться.

Он, кажется, не верил: всматривался в её лицо, в её глаза и что-то в них искал.

— Но ведь всё было хорошо. — с сомнением проговорил он.

— Конечно. — коченея от своих мыслей, ответила царица. Кажется, он так назвал то, что было между ними?

— Тогда я не пойму, зачем это холодное лицо, зачем эта враждебность во взгляде?!

— Я просто подумала, что скоро мы прибудем в конец пути, и что тогда будет дальше.

— А, только это? — облегчённо вздохнул он. — Давай обсудим это позже. Сейчас просто не время. Для меня этот вопрос не прост.

Это всё, что ей удалось добиться. Но отчего он так играл с ней?! Разве просто объяснить свои планы?! Взять и изложить, что собираешься делать! Не надо заводить царицу Савскую скрытностью. Она в состоянии выдержать любую весть. Расстаться — так расстаться.

«Как я сюда попала? Как очутилась в этом мире? Ах, да — меня сюда перенёс Айрон. А это значит, что отпуск скоро кончится. Хочу ли я возвращаться? Нет, я хочу остаться здесь. Здесь моя жизнь прошла, здесь мой дом, моя любовь, моя мечта. Если он позовёт меня с собой, я брошу всё на свете и пойду. Не буду перед ним демонстрировать нелепую женскую вздорность, не буду делать обидчивую мину. С ним нельзя играть в эти обыкновенные женские штучки — он от них скучнеет. Что есть глупее, нежели уподобляться множеству тех недалёких баб, что пытаются сломить своих мужчин капризами, придирками и слезами? Я выше этого. Я — царица Савская.»

Ни с кем из женщин не говорил царь Соломон и пол-слова, поскольку не считал их разумными. И только царица Савская удостаивалась его речей, его внимания, его благодарности, его любви. Это что-то значит, поскольку весь тот день, после краткой утренней размолвки, они ехали на своих конях бок о бок. И всю дорогу царь рассказывал ей множество тех удивительных вещей о мире, что вокруг. О тайнах недр, о горных высях, о полёте птицы, о повадках зверя, о связях вещества. Всё это говорилось таким живым и поэтичным языком, настолько образно, настолько удивительно прекрасно, что Маргит поняла, отчего Соломона называют Мудрым — ему открыто нечто особенное в жизни. Он мыслит не так, как все, а проницательнее, острее, с иного угла зрения. И лишь женщины ему казались тяжёлым, тёмным куском плоти. Все, кроме Маргит.

— Тебе интересно, Маргит? — спрашивал он, заглядывая ей в глаза.

— Да, я слушаю тебя, мой царь. — эти слова не говорили почти ничего, но взгляд, но голос, но тайное звучание восторга их делали признанием в любви.

Это был чудесный день. Иногда они опережали медленно идущий караван и уносились на лошадях вперёд, обходя горы по низу. Иногда попадали в дикие сады плодоносящих деревьев, тогда он срывал ей дикие вишни с ветвей. Иногда он сходил в коня и собирал для неё цветы — всё, чтобы загладить утреннее недоразумение.

Она же не сводила с него своих глаз, которые он называл колдовскими, и думала про себя, что недостойна его, ведь все её мысли сводились к одному — к той минуте, когда они окажутся наедине в царской палатке.

— Да ты не слушаешь меня! — притворно сердился он.

— Нет, ты неправ — я слушаю тебя и даже очень слушаю. — отвечала она с невозмутимым лукавством, а сама находила удовольствие в том, чтобы тайком его дурачить: она действительно не слушала. — Скажи, пожалуйста, а почему звёзды не падают, если не имеют опоры, как ты говоришь?

— Понимаешь, — тут же увлекался он. — есть между веществом и веществом некие невидимые связи. Вот я бросаю вверх перчатку — она взлетает, потом на долю мига замирает, потом падает на землю. Что заставляет её так делать? Что связывает их? Какие нити? Ты видишь их? Я — нет. И, тем не менее, перчатка падает.

— Она осталась позади. — сказала Маргит, которой уже приходилось видеть гравиполя, связывающие звёзды и галактики.

— Ну и пусть. Главное не в этом. Главное — ей есть, куда падать. Есть огромное скопление вещества, которое притягивает к себе всё — и воздух, и птицу, и камень, и наших лошадей. Так вот, у любой звезды есть такие нити, но каждая звезда так далеко друг от друга, что их взаимное влияние очень слабо.

— Но я не понимаю. — упорно продолжала царица гнуть своё. — Если между ними всё же существует притяжение, отчего они давно мал-помалу не сошлись и не слиплись в одно большое вещество.

— О, вот над этим надо бы подумать… — пробормотал Соломон, впадая в состояние глубокого мысленного коллапса.

— А если они уже когда-то были вместе. — продолжила царица, испугавшись, что он сейчас надолго уйдёт в миросозерцание. — то это значит, что-то их разбило на куски.

— Ты посягаешь на творческое право Бога. — с превосходящей улыбкой заметил Соломон. — И вообще, мне кажется, ты становишься похожей на собрание дворцовых звездочётов, от которых и мудрости которых я сбежал.

О, это как раз было то, что нужно царице — он вспомнил, что вечер близко и, следовательно, близка и ночь.

— Нет. Просто я устала. Весь день в седле. — искренне призналась Маргит.

Войдя в его палатку, не дожидаясь ночи, она обнаружила царя сосредоточенно разглядывающего ворохи пергаментов, которые были навалены на постели. В свете факелов Соломон просматривал одни, отбрасывал другие. Были там карты, украшенные рисунками, были свитки с текстами.

— Чем ты так занят? — спросила Маргит, нисколько на то не сердясь — ей было интересно всё, что делал он.

— Просматриваю карты. — невнимательно ответил Соломон. — Сверяю приметы, определяю направление.

— Здесь греческие свитки. — заметила царица, присаживаясь на край постели и раздвигая пожелтевшие пергаменты рукой.

— Не бойся, я их не задела. — успокоила она царя.

— Ты просто изумительная женщина. — серьёзно признался он. — Другая бы не обратила внимания и разлеглась бы на них, как корова.

— Я знаю, чего они тебе стоили и как ты дорожишь ими. — так же серьёзно ответила Маргит, а про себя смеялась, потому что именно эта идея минутой раньше пришла ей в голову: разлечься на пергаментах, призывно улыбаясь.

— Да, я купил их у греческих мореплавателей. Ты знаешь, что это?

— Карты, насколько вижу.

— Карты земли, по которой мы идём. Смотри, ты видишь эти маленькие рисунки на рельефе?

— Как будто крошечные развалины каких-то строений.

— Вот именно. — ответил Соломон, откинувшись назад и глядя на неё блестящими глазами. — Это останки древних цивилизаций, давно исчезнувших с лица земли. До нас были Древние. Откуда-то пошли народы.

— Ты ищешь Атлантиду? — поразилась Маргит.

— Нет. Атлантида затонула, согласно Платоновым книгам, за Геркулесовыми Столпами. Мне недоступно это — вода скрывает в себе свои тайны навсегда. Я ищу более древних, нежели Атланты. Я ищу тех, кого в Писании назвали Сынами Божиими, которые спускались с неба и вступали в связь с первыми людьми. Должны оставаться какие-то следы.

Маргит ошеломлённо смотрела на него, не веря своим ушам и своим глазам. В береговых линиях на картах угадывалось северное побережье Африки, в рисованных полосах узнавались марокканские горы, в игрушечных холмиках на юго-востоке проглядывались горы Ахаггара.

— Вот здесь, где-то здесь. — указывал Соломон на пустое место в карте. — должен быть разрушенный город, который построили Сыны Божии тогда, когда спустились на землю. Там живут их потомки.

Он говорил о Стамуэне!

— При чём же здесь озеро Тан? — спросила она, едва придя в себя.

— В пещерах возле озера найдены какие-то странные вещи, которые, как говорит скрытая мудрость, могли бы пролить некоторый свет на многие вопросы. Там хранятся древние книги. — закончил он, глядя в зачарованные глаза Маргит.

Книги, а не золото, и не алмазы!