Чужие проблемы нам кажутся простыми. Мы знаем, как нужно поступить. Но стоит ощутить подобное на себе, как упираемся в тупик.
Я не из тех, кто жалуется на жизнь. Образ уравновешенного и неконфликтного человека закрепился за мной изначально. Внутренний мир не митинговал, принимая стержень прилежного ученика и приличного, учтивого человека.
Заслуга родителей. Они вложили немало средств и сил в мое становление, как личности. И меня все устраивало: мир, в котором существовал, люди, с которыми соприкасался. Но в то же время я считал себя не таким, как все. На удивление окружающим, с рождения я ничем никогда не болел. Оставалось радоваться.
Мое детство было счастливым. Единственный ребенок в семье. Всегда избалован вниманием. Какие кружки я только не посещал. Умел и драться и решать арифметические задачи на отлично. Таких как я в школе часто называли ботаниками. За мной это прозвище не закрепилось. Я всегда мог дать отпор, хотя и драться не любил.
Время текло по руслу, не сворачивая с намеченной траектории. Заботливые родители, уверенные в моем блестящем будущем. Собственная комната и девушка.
В день, когда я решил, что она моя судьба, была ужасная погода. Дождь зарядил еще ночью, монотонно стучащие в окно капли быстро усыпляли. Но к утру усилился ветер, направляя небесную воду на хрупкое стекло. Я проснулся от грохота, казалось, что пошел град. Не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, чтобы потом попасть в жуткий природный катаклизм.
Я плыл до школы по непроходимой грязи, пытаясь превозмогать сильные порывы ветра, а дождь тем временем не сдавал своих позиций и миллионами иголочек пронзал неприкрытые лицо и руки. Прийти в себя и отогреться мне удалось только в теплом, светлом и всегда до блеска вымытом холле школы. Взглянув вниз, я увидел платформу из грязи, налипшей на новые ботинки. Надо смыть, пока не подсохла.
Пришлось малыми перебежками добираться до мужского туалета на втором этаже, оставляя за собой грязный след.
Вода из крана хлынула мощным напором и смыла грязь с ботинка. Я возился с обувью в довольно неудобной позе, задрав ногу над высокорасположенной, некогда белой раковиной. Вода, смешавшись с землей, разбрызгивалась в разные стороны. Заляпались не только стены, но и моя одежда.
За стеной, которая отделяла мужской туалета от женского, послышался девичий разговор. Они громко кричали, но плеск воды мешал разобрать слова. Я закрутил вертел и прислушался.
– Такой красавчик! А глаза видела? Я балдею! А черные волосы и эта стрижка!
– А какие ресницы! Мне бы такие!
– Эй, полегче, он мой, ты помнишь?
– Помню. Только если ты сегодня затормозишь, не обижайся.
– Нет уж! Сегодня Влад будет моим, а ты в пролете, милая.
Я улыбнулся. Неужели речь шла обо мне? Если из описания непонятно, о ком именно говорили, то, услышав свое имя, все стало ясно. Я догадался, что за девушка, так яростно пыталась меня заполучить. Жолудева Виктория. Моя одноклассница. Ее перевели в нашу школу недавно, но она с первого дня влилась в коллектив, хотя и резко отличалась от других девчонок нарядами, прической и макияжем. Никогда не видел ее в брюках, только мини-юбки и высокие шпильки. Необычные кофточки, всегда с глубоким вырезом, за которые ей не раз попадало от учителей. Макияж – это отдельная тема. Вика красилась очень ярко и ей это шло. Преподаватели всегда начинали урок с того, что отправляли Вику умываться. На перемене она умудрялась опять накраситься, чтобы через несколько минут все смыть. Так целыми днями. Я всегда удивлялся, как ей не надоедает этот процесс.
Конечно, она зацепила меня своей необычностью и недоступностью.
Погрузившись в размышления, я потерял равновесие и, поскользнувшись, едва не упал на грязный кафельный пол. Слава богу, спасла раковина, в которую успел вцепиться мертвой хваткой. Все бы ничего, если б не шум. Девчонки замолчали. Через мгновение хлопнула дверь женского туалета, и послышался быстро удаляющийся стук каблуков.
Сидя на уроке, я изредка поворачивался назад и поглядывал на Вику. И каждый раз, когда это делал, по классу прокатывался ироничный девичий смешок. А Вика, засмущавшись, не отрывала взгляд от парты.
На большой перемене я спускался в столовую по широкой бетонной лестнице. Меня окликнул застенчивый голос Вики и заставил остановиться. Было лестно, что такая девушка подошла первой. Я улыбнулся.
– Ты в столовую? – смущаясь, спросила она.
– Да. А ты?
– Я тоже.
– Может, пойдем вместе?
Я посмотрел на нее и снова поразился яркому образу. Темно-бурые, обрамленные салатовыми тенями глаза, блеснули.
С того дня мы с Викой начали встречаться. Поначалу мне думалось, что это любовь, но, как оказалось, через пару месяцев чувства притупились. Небывалое ощущение пустоты поселилось внутри. Сердце больше не колотилось с бешеной скоростью от одного ее прикосновения. Больше не хотелась звонить ей каждый час. Но привязанность осталась. Я тогда не представлял жизни без нее и не хотел ничего менять. Эта странная ниточка держала меня рядом с ней еще очень долгое время. Надо было еще тогда безжалостно ее оборвать. Может, все сложилось бы иначе?
Я окончил школу с золотой медалью, и поступил в медицинский институт. Меня всегда привлекало изучение человеческого организма. А еще больше психики. Отец был успешным хирургом и мечтал, чтобы я пошел по его стопам. Я выбрал медицину, как он и хотел.
Успешно выучился и устроился на работу в местную психиатрическую больницу. Так, я стал дежурным врачом в белоснежном халате. В мое отделение поступали больные, направленные судебными органами на принудительное лечение. В основном это были убийцы, признанные невменяемыми. Эти люди не вызывали жалости, а скорее отвращение. Я не понимал, как можно заботиться и лечить монстров. Зачем продлевать им жалкое существование в их маленьких жестоких мирках? Мне, как врачу стыдно так рассуждать, но поделать со своей душой ничего не мог. Все же удалось глубоко запрятать эмоции и выполнять работу автоматически. Знал бы, что буду испытывать подобное, стал бы хирургом, как отец.
Наша больница состояла из трех корпусов. Первый в четыре этажа. В нем как раз и находилось мужское отделение, в котором я дежурил. Палаты в основном одиночные, к каждой из которых приставлен охранник с дубинкой. Но пациенты не были заключенными. Хотя вид палат говорил об обратном. Просто у них распорядок дня отличался от стационарного. В отделении находилось все, для того чтобы нормально жить. Это и различные игры, включающие в себя теннис, волейбол, шахматы и многое другое. Конечно, такой привилегией могли пользоваться самые адекватные, если можно так выразиться, пациенты. Ежедневные прогулки по чистой и озелененной территории корпуса по часу в день предоставлялись каждому.
Свежий горный воздух всегда расслаблял меня после долгого рабочего дня. Больница находилась в курортном городке на Северном Кавказе, в Кисловодске. Я родился в этом городе и влюблен в него всей душой. Про него можно рассказывать долго. Про удивительные парки с фонтанами, про чистые озелененные улочки, про неиссякаемые родники, про самые лучшие пансионаты, после которых люди чувствуют себя лучше, чем в детстве.
Второй корпус был идентичен первому, такой же голубоватый фасад с белыми длинными окнами, только пациентами корпуса являлись женщины.
Наконец, третий корпус, служивший дневным и ночным стационаром. Он находился довольно далеко от наших безумных корпусов, и всегда казался мне самым нормальным местом из всех. Сюда поступали больные, нуждающиеся во временной изоляции от психотравмирующей семейно-бытовой обстановки. Я всегда с радостью приходил туда. Старался перевестись, но места были заняты. Я не терял надежды и ждал вакансий. Часто украдкой посещал корпус, чтобы изучить истории болезней пациентов. У каждого своя, из-за которой впоследствии они и обращались к нам за помощью. Многие из них пытались покончить с жизнью по разным причинам.
Сразу вспомнилась самая нелепая попытка самоубийства. Пожилая женщина наглоталась снотворным, потому что кот съел ее любимого попугая.
Но бывают истории, из-за которых начинаешь задумываться над собственным психическим здоровьем. А пережил бы ты такое?
Одна из историй запомнилась мне навсегда. Отец девушки, приветливый и добрый человек, совершенно неожиданно для всех, зарезал свою жену на кухне собственной квартиры. Когда его дочь и наша нынешняя пациентка вернулась домой, то застала его на месте преступления. Он погнался за ней с ножом в руке. Девушка чудом спаслась.
Страшно осознавать, что подобное могло случиться в нашем маленьком городке, где все друг друга знают.
Я мельком взглянул на фотографию девушки и, не удосужившись даже прочитать, как ее зовут, положил историю болезни обратно в металлический ящик хранилища. Хотелось больше не вспоминать об этом.
Выйдя из архива, я решил навестить заведующего стационарным отделением Льва Николаевича. Он хороший друг моего отца. Никогда не видел этого человека в плохом расположении духа. Он излучал тепло и доброту по отношению ко всем людям. Благодаря ему, мне удалось устроиться на работу.
Не успел дойти до нужного кабинета одного лестничного пролета, как столкнулся с заведующим. Он, как обычно одарил меня хитроватой, но теплой улыбкой.
– Владислав Андреевич.
Он в шутку называл меня так представительно, когда мы находились одни.
– Вы делаете поразительные успехи в работе! Да, да, я наслышан. Из вас выйдет замечательный главный врач-психиатр нашей больницы! – саркастически, но с предельно честным видом проговорил Лев Николаевич.
– Увы, но это вакантное место на данный момент занято, – с наигранным расстройством ответил я, пожимая плечами. Он же, добро улыбнулся в ответ.
– Я знаю, что ты хотел бы работать в нашем отделении, и поэтому каждый день приходишь сюда перечитывать истории болезней пациентов, – уже серьезно сказал Лев Николаевич с долькой сочувствия.
Я виновато опустил голову, ничего не ответив, но всем видом, показывая, что это правда.
– Послушай, Владик, – он положил мне руку на плечо, – работа в твоем отделении - это колоссальная практика. Пациентам стационара помочь проще, а вот помочь людям, которые действительно безумны и поэтому опасны для окружающих и себя самих, очень сложно.
У меня перед глазами промелькнул образ девушки с фотографии и тогда я подумал, что ей вряд ли можно помочь.
– И все-таки я точно знаю, что хочу работать в вашем отделении.
Я не мог отступиться. Это уже стало целью моей жизни.
– Как ты можешь отвечать так уверенно, до конца не разобравшись в себе самом?
– Что вы имеете в виду?
Мне стало интересно, к чему он клонит, зная его, как далеко не глупого человека с хорошо развитой интуицией.
– Недавно ты встречался с девушкой за воротами больницы. Небольшого роста, худощавого телосложения. Волосы такие черные и короткие, – провел руками по своей голове врач, пытаясь изобразить Вику. – Я сидел на лавочке, неподалеку от ворот, и невольно начал наблюдать за вами и заметил, что как только ты ее увидел, изменился в лице. Ты не то, что не любишь ее, она тебе даже не нравится. Зачем ты с ней встречаешься? Зачем мучаешь и себя и бедную девочку?
Лев Николаевич удивил меня таким признанием. Я не знал что ответить.
– Наверное, потому что нет другой, – сказал я первое, что пришло на ум. А как еще объяснить?
– Наверное? Видимо, есть над чем подумать, Владислав Андреевич?
Он расплылся в улыбке и, поднимаясь по лестнице, обернулся и подмигнул. Его ехидная улыбка выдавала то, что он попал в точку.
Покачав головой, я побрел в свое отделение.
На следующий день после работы решил зайти к Вике. Мы не виделись уже неделю, и она слезно просила прийти. Ее родители, вместе со старшим братом Ярославом уехали отдыхать на море, оставив ее присматривать за их трехэтажным частным домом, расположенным неподалеку от центра города. Викина мать работала в налоговой инспекции, проводила проверки бухгалтерской документации на предприятиях. Занятие, судя по всему, прибыльное. Родители не реже одного раза в три месяца ездили на отдых и часто за границу.
У отца была своя консалтинговая фирма, которая приносила неплохой доход. Достаток семьи заключался не только в шикарном доме и поездках, но и в подарках. Когда Вике исполнилось восемнадцать, родители подарили ей иномарку. Но Вика необычна не только внешним видом, но и характером. Она убеждена в том, что женщине не место за рулем. Машиной завладел Ярослав - разбалованный парень, не знающий страха.
Задумавшись, не замечая никого вокруг, я шел к ее дому по асфальтированному тротуару. Сумерки опускались на утопающий в зелени город. Прохладный свежий воздух наполнял легкие. Я дышал полной грудью, чувствуя прилив сил после долгого рабочего дня. Шелест листвы успокаивал натянутые нервы, помогая выкинуть из головы проблемы пациентов.
Прохожих становилось все меньше на моем пути. Но одиночеством я наслаждался недолго. Почувствовал прикосновение на плече. Обернулся.
Передо мной стояла сгорбленная старуха в черном оборванном платье. Ее дрожащая костлявая рука так и держала меня за плечо. Я растерялся. Своим видом она внушала отвращение и страх. А абсолютно белые глаза без зрачков поразили до потери речи.
– Ты остановишь апокалипсис, – хрипло прошипела она, опуская руку.
– Что? – переспросил я, теряясь в пространстве.
– Не торопись. Подождешь один день и будешь счастлив, – продолжила она. Кашлянула, отвернулась и поковыляла в обратном от меня направлении.
Я долго смотрел ей вслед, пока старуха не скрылась из вида. Оправившись от шока, побрел дальше. По пути старался рассуждать логически.
Что за один день? Какой апокалипсис? Какая-то сумасшедшая! Мне удалось выкинуть этот бред из головы, только когда подошел к дому Вики. Но мурашки изредка пробегали по коже.
Вика встретила меня, как всегда, оригинально. Прозрачное черное белье и высокие, до колена лаковые сапоги, такого же цвета. У Вики было столько белья, что я никогда не видел на ней два раза один и тот же комплект.
Она пальцем поманила меня к себе и облизнула губы. Я прижал ее хрупкое тело и поцеловал в шею. Девушка тяжело задышала и обхватила меня ногами, запуская руку в волосы.
Я отнес Вику на кровать и закрыл ее телом. Девушка срывала с меня одежду, прикрывая глаза и выгибаясь вперед.
Черные стринги упали на пол. Я провел рукой по ее бедру и вжался пальцами в кожу. Она вскрикнула, поглаживая себя по груди. Настал миг, когда я больше не мог ни о чем думать. Дикое желание слиться с ней завладело разумом.
Вика забросила ноги мне на плечи, толкая бедра вперед. Больше не мог терпеть. Кровать заскрипела от толчков.
Чувство опустошенности поселилось внутри. В последнее время я ловил себя на мысли, что после постели с Викой, я чувствовал отвращение, поэтому приходил так редко. Только для того, чтобы удовлетворить потребности. Это ненормально. Лев Николаевич прав. Хватит себя обманывать. Не осталось и толики любви. Единственное, что меня останавливало от кардинального решения - жалость.
Мы сидели на заставленной экзотическими цветами веранде и пили кофе.
– Посмотри, какое красивое!
Вика указывала на картинку из глянцевого журнала своими тонкими, с идеальным маникюром ноготками.
– На нашу свадьбу я куплю такое же, только со шлейфом. Парочка маленьких деток, одетых в пышные белые платьица будут нести длинный шлейф, когда я буду входить в ЗАГС. Ну как, тебе нравиться, Влад? – она ожидающе посмотрела в мои глаза.
– Да, красивое.
Дежурный ответ.
Вика частенько закидывала удочку насчет женитьбы. Это стало навязчивой идеей. От одного слова свадьба, меня выворачивало наизнанку. Мне часто снилась Вика в белом платье. Она гналась за мной, а когда настигала, начинала душить и приговаривать: «Ты должен на мне жениться, иначе я тебя убью!». Сил отбиваться не хватало, как обычно бывает во сне, и я вскакивал, с ужасом понимая, что Вика просто так от меня не отстанет.
Положение только усугублялось. Вскоре она в грубой форме потребует своего. Надо разрывать отношения как можно скорее. Чем дальше, тем тяжелее ей дастся разрыв.