Одержимость (ЛП)

Глава 4

Офис Алекс Хесс в «Железной маске» был под стать самой женщине… все по существу, ничего лишнего, с кучей острых углов. Ожидая, когда ответят на его стук, Дьюк подтянул джинсы повыше.

Дверь открывалась внутрь, и парень по другую сторону – единственный, перед кем Дьюк отступал назад: муж Алекс был высоким как баскетболист, сложен как боксер, и щеголял с такой физической уверенностью, которой могли похвастаться лишь тренированные убийцы.

«Смертельная битва»[27] для него – не простая видео игра.

Они пересеклись, Дьюк кивнул, и Джон Мэтью – так его звали – кивнул в ответ… и все. Никто не слышал от сукина сына ни слова, но с тем же успехом, никому с таким сложением и не нужно ничего говорить.

– Прости, что помешал вам, – сказал Дьюк, когда Алекс села в кресло за ее столом. Она не сводила глаз с уходящего мужа, задержавшись на таком уровне, что должно быть, она смотрела на его задницу. – Где ты хочешь меня видеть? Я не могу найти Большого Роба.

– На передовой.

Они всегда ставили его туда, одному Богу известно, почему. Он больше подходил для колючей проволоки, чем для бархатной веревки.

– Особые инструкции?

Сейчас она, наконец, посмотрела на него, ее темно-серые глаза сузились.

– Не-а. Просто будь собой.

Счастливчик. Эта роль – единственная в его репертуаре.

В коридоре он толкнул дверь «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», ступая в зону клуба, и по другую сторону панели от вида готичной клиентуры его мгновенно охватила скука. Он давным-давно потерял интерес к женщинам, искавшим чужого внимания: в бюстгальтерах пуш-ап, бюстье, кожаных брюках в облипку, готовые-на-все образовывали смесь под названием «Отчаявшиеся и Доступные».

Но он им нравился, женщины не сводили с него глаз, как Алекс – со своего мужчины… и это извечный парадокс притяжения: телочки, нуждавшиеся во внимании, велись лишь на мужчин, которые их не замечали. Хорошие новости, думал он, когда ему хотелось секса, всегда были добровольцы.

Снаружи он занял место рядом с парнем по имени Иван, который был размером с внедорожник и стоял лицом к уже сформировавшейся очереди. Они должны стоять там все время… потому что невозможно знать наверняка, что может…

– … ты трахал мою сестру! Ты! Ты трахнул мою сестру, членосос!

Бинго.

– Я разберусь, – сказал Дьюк, разбив строй и двинувшись вдоль озабоченных, штампованных, пред-пьяных, пред-упоротых, бездушных людишек.

– … не трахал я ее! Я дал ей отсосать…

Бамс!

Очевидно, брат не оценил тонкую грань между минетом и соитием.

А потом настало время для истерики. Обсуждаемая женщина, молодая красотка с чертами Мэрилина Мэнсона[28], гримом мима и гардеробом стриптизерши, живущей по соседству, встала прямо между мужчинами.

– Дэнни, послушай меня! Я…

Прежде чем Дьюк успел добраться до них, мужчины вцепились друг в друга… а сестру отпихнули прямо на дорогу, ее высоченные ботинки безуспешно пытались найти точку опоры на тротуаре, обочине. Потом на асфальте.

Дьюк забил на нее. Произойдет одно из двух: она либо приземлится на задницу и порвет юбку, либо ее снесет машина. В любом случае, это уже не территория клуба, и не его забота соответственно.

Что его непосредственно касалось – так это то, что ее бойфренд, любовник или кем он там ей приходился, собирался мстить… то есть перед ним два парня в Нью-Роксах, толкающие друг друга в «сувенирной лавке» в виде других людей, которые жаждали своей порции наркоты, алкоголя или секса.

И поэтому, скорее всего, они дадут сдачи.

Учитывая, что люди один-на-один могут быть достаточно тупы, а в группах – непроходимо тупы, он знал, что должен овладеть ситуацией. Выпрыгнув между ними, он ударил обоим по ключицам.

Прежде чем он успел начать свою речь, четверо мужчин за ним решили вмешаться.

Полетели кулаки, и один угодил ему в голову.

Хватит разговоров.

Дьюк лидировал в ситуации, хватая грудки и бросая мужчин на асфальт, оглушая тех, кто пытался подступить к нему. Все время, пока его хватали руки, он уклонялся от ударов и ножа, абсолютно спокойный, полностью отстраненный.

Его на самом деле не волновало, арестуют ли его за применение силы, или пырнут ножом, пристрелят. И ему было до фени, если он нанесет непоправимый ущерб людям, которых он сдерживал… или если эта цыпочка украсит чей-нибудь капот.

– Нет, оставь его в покое, – услышал он голос Большого Роба поверх шума. – Ему нужно поупражняться.

Шорох одежды и хриплая ругань от толпы, которую он сдерживал, прорезали ночь, когда очередь попыталась снова сформироваться вокруг драмы и достала сотовые с видео. К счастью, парадный вход клуба был плохо освещен, и это скоро затихнет.

Так и вышло.

Не так много бойцов смешанных боевых искусств тусовалось в очереди в «Железную Маску», поэтому мужчины, напрашивавшиеся на трепку, не могли удержать позиции. Одного удара обычно хватало, чтобы вырубить их… чертовски жаль. Приятно раздавать им затрещины, чувствовать, как костяшки встречаются с плотью, наблюдать, как они валятся наземь или переворачиваются через себя.

Но он не горел желанием засветиться в новостях.

Закольцевывая безобразие, он подошел к двум исходным агрессорам, которые припарковались на обочине и включились в режим исцеления, корчась и потирая челюсти, головы, плечи. Сестра в высоченных ботинках вернулась на их орбиту, ее лицо, запачканное тушью, и сумасшедшая прическа были почти такими же, как и до спора о родственных связях.

Оба мужчины выпучили глаза, когда Дьюк навис над ними.

– Больше в мою очередь не вставайте. Или я выслежу вас по домам. Усекли? – сказал он тихо.

– Ты не можешь угрожать нам! – завопила Дама Часа, гневно затопав ногами шестого размера. – У нас есть права.

Дьюк наклонился к ее лицу.

– Ты даже не узнаешь о моем присутствии. Ничего не услышишь. Но я приду за тобой… можешь поставить свою жизнь на это. И знай… мне нравится пугать людей. Забавно до чертиков.

То ли дело в его безжизненном взгляде, то ли в шипении в голосе, может, в его словах, но женщина умолкла. И придвинулась ближе к мужчине, с которым успела перепихнуться.

Дьюк посмотрел вниз на двух болванов, давая им шанс при желании высказаться. Гробовое молчание. А потом они встали и увели девчонку.

Поворачиваясь назад к клубу, он обнаружил, что толпа снова выстроилась в очередь, по дюймам продвигаясь ко входу. Держа голову опущенной, чтобы не светиться на снимках, он занял свой пост.

– Блин, старина, – сказал Иван. – Ты даже с дыхания не сбился.

Дьюк пожал плечами. Когда зарабатываешь на жизнь дорожными работами, раскидывая горячий асфальт летом и дорожную соль – зимой, твое сердце быстро становится отточенной машиной, предсердие и желудочки, сердечная мышца, все триста или около того граммов работали в слаженной координации, поставляя наполненную кислородом кровь телу.

Ничего серьезного. Вопрос тренировки.

Настоящее чудо в том, что он как-то умудрился жить без гребаного сердца в принципе. Ну, у него был пустой мышечной орган в грудине. Но в метафорическом смысле? Он давно потерял его… и не стал бы ничего менять.

Не-а.

Дьюк поднял руку, чтобы посмотреть, который час…

– Дерьмо.

– В чем дело?

– Потерял гребаные часы. – Он отклонился, окидывая взглядом пешеходную дорожку вблизи места драки. Разумеется, на земле не было ничего, даже отдаленно напоминающего металл.

Но, с другой стороны, если застежка сломалась, и часы слетели с его руки, и их заметил кто-то из примерно сотни наблюдавших? Их однозначно бы сперли. Винтажные Ролексы – предмет зависти, даже для придурков.

Его единственная ценная вещь, реликвия из прошлого.

Была у него, точнее.

Плевать. В жизни он потерял много чего существеннее, и ничего, живой.

– Мне нужно отъехать в районе десяти, – сказал он Ивану. – Вернусь минут через тридцать.

– Большой Роб так и сказал. Думаю, он прикроет тебя.

– Клево.

***

В это время в парикмахерской, Кейт постучала в стеклянную дверь и наклонилась к ней, пытаясь угадать, внутри ли Пабло. Свет приглушен – плохой знак, но, да ладно, ушло меньше пяти минут на то, чтобы…

Стилист вышел из подсобной, по дороге натягивая черный пиджак.

– Мы закрыты, – крикнул он.

– Я знаю, – прокричала она в ответ, от ее дыхания запотевало окно. – Я не теряла сережку? Я просто хотела посмотреть в раздевалке?

Она потянула мочку уха, будто это могло помочь в переводе.

Пабло выглядел немного заносчиво, открыв дверь и пустив ее внутрь.

– Утеряное и найдёное у стойки.

– Думаю, она может быть там. – Она указала на коридор.

– Гда ты прихдила?

Кейт нахмурилась.

– Что, простите?

Он нетерпеливо махнул рукой.

– Ди туда. Я достану коробку.

Вау, подумала она, когда он отвернулся. Наверное, у него краткосрочная амнезия от перекиси в той краске? Чересчур много аэрозоля из спрея? Вызванное муссами безумие?

Кейт вернулась туда, где она раздевалась, и опустилась на колени, хлопая рукой под встроенной скамейкой, пристально рассматривая ковер. Она даже потянула воротник свитера, думая, что раковина могла застрять в локонах.

– Черт подери…

Возвращаясь в салон, она подошла к Пабло, которому очевидно не терпелось уйти домой. «Утеряное и найдёное» оказалось обувной коробкой от Стюарта Вайцмана[29], там лежала пара солнечных очков, тонкий шарфик, пара толстых, фальшивых, под золото подвесок и…

Сережка-колечко, достаточно большая, чтобы задушить кого-нибудь.

Никаких целомудренных сережек-ракушек. Но она не ожидала найти ее там… Пабло не из тех, кто возьмется за пылесос перед уходом с работы.

– Хорошо, спасибо, – сказала она. – Не видели маленькую ракушку, золотую?

– У нас есть вас номер?

– А… ваш помощник звонил мне вчера, чтобы подтвердить назначенную встречу.

Он казался сбитым с толку.

– Ну, мы позвоним, если найдем.

– Спасибо.

Оказавшись снаружи, Кейт покачала головой. Странно, очень странно. Но к черту потерянное украшение… парень сотворил чудо с ее волосами, за это она ему заплатила.

Наверняка список его подарков на рождество весьма короткий.

Сев в «Лексус», она снова сделала попытку уехать в Старый Колдвелл, и пятнадцать минут спустя она добралась до той части города, где цветастые викторианские особняки сменились многоквартирными домами, кафе и магазинами… хотя последние даже рядом не стояли с теми бутиками, где она только что побывала. Здесь были галереи народного искусства, продавцы натуральных специй, шерстяных тканей и все в таком духе.

– Четыре семьдесят два… четыре семьдесят два… где же ты..?

Похоже, это хит ее вечера – она одна в темноте, в поисках…

– Попался, – сказала она, ударив по сигналу поворота.

Кафе называлось «Черный ворон», но экстерьер был вполне дружелюбным: остроконечные детали, лампа над дверью, причудливые завитушки под карнизами окрашены в розовый, желтый и бледно-голубой. Более того, фасад казался рисованным. Два его окна – словно огромные глаза, с балками в виде бровей и шиферной крышей, напоминавшей стрижку горшком.

Следуя по стрелкам на заднюю сторону, она проехала по выбоинам на грунтовой дорожке между зданиями и припарковалась на узкой парковке.

Схватив сумку, она вышла…

У двери с вывеской «Только для персонала», с винтажного мотоцикла слезал мужчина … и когда он снял шлем, по широкой спине разметались длинные темные волосы. Его кожаная куртка была потертой, но казалась изношенной временем, а не сшитой по замыслу дизайнера, а его длинные ноги были укрыты джинсами в стиле анти-Виктория-Бэкхем.

Он плавно наклонился и взял что-то с задней части байка… гитарный чехол?

Она не разглядела мужчину спереди, потому что он смотрел в другую сторону, но когда он заходил в кафе, благодаря его походке, она оценила каждое движение темной копны волос: он двигался с абсолютной уверенностью. Может, он владеет кафе? Или… творческая личность, судя по чехлу?

Кем бы он ни был, он всем заправлял.

Когда дверь захлопнулась за ним, Кейт встряхнулась, чувствуя себя странно из-за того, что пялилась на какого-то незнакомца. С другой стороны, может, блонд добрался до ее мозгов?

Ха-ха-ха, едва ли.

Возвращаясь к реальности, она обошла кафе и толкнула парадную дверь.

Поток воздуха хлестнул ее горячей волной запаха кофе, ванили и пачули… словно один из участников «Благодарных мертвецов»[30] плеснул ей в лицо латте. Потерев свой придирчивый нос, она окинула взглядом плотную толпу, гадая, как ей отыскать здесь кого-то: кафе было длинным и узким, как загон для скота, с барной стойкой вдоль одной стены, маленькими столиками – вдоль противоположной, и примерно с двумя сотнями людей, толкающимися между.

По крайней мере, она пришла в нужное место, чтобы послушать музыку. На дальнем конце находилась сцена на возвышении, достаточно большая для квартета, а на голых кирпичных стенах на проводах висели различные инструменты наряду с внушительными микрофонами…

– Кейт! Сюда! – донесся крик откуда-то спереди.

– Привет! – Махнув рукой, она начала пробираться к сцене, протискиваясь между официантами в футболках цвета мороженого и сидящими клиентами, преимущественно женского пола.

– Ты что наделала со своими волосами?! – Воскликнула Тереза Голдмэн, встав, чтобы обнять ее.

Тереза была ее близкой подругой в школе, потом – замечательной соседкой по комнате в колледже, девчонкой, которая всегда говорила без обиняков, хочешь ты того или нет. Если одним словом, она была шикарной… и немного пугающей.

Особенно когда ты без предупреждения превращаешься из брюнетки в блондинку.

– Все так плохо? – Кейт поправила челку. – Волосы…

– Черт, нет же! Просто улет! Ты шутишь, что ли? И, Господи, ты похудела еще сильнее?

Кейт устроилась на деревянном, скрипящем стуле.

– Я не худела, клянусь.

– Чушь собачья.

– Твоя мама в курсе, как ты выражаешься?

– А кто, по-твоему, научил меня ругаться?

Они принялись обмениваться колкими репликами, как это бывало с самого первого класса, а официант принес Кейт меню, распечатанное на картоне.

Кейт перестала смеяться, осмотрев ассортимент.

– Минутку… это что такое? Комбуча[31]? Туласи[32]? Матэ[33]?

– Ты совсем отстала от жизни…

– Эти люди хоть раз слышали о Саладе[34]?

– Что за плебейс…

– Ни грамма Эрл грея[35]?

– Ты недостаточно хороша для своих волос.

Как в старые времена, с улыбкой подумала Кейт. И, именно этого ей не хватало: передышка от рутинной работы, хорошее отвлечение от траура, возможность воплотить свои слова в реальность… и пожить хоть немного.

Тереза наклонилась вперед.

– Окей, забудь про выпивку… я привела тебя сюда не за этим.

– Хорошо. – Кейт нахмурилась. – Потому что это все мимо кассы. Называй меня заурядной, но я горжусь своими среднезападными корнями… кофе из «Данкин Донатс» – самое экзотичное из того, что я пробовала.

– Певец. Все дело в певце.

«Тот мужчина на мотоцикле?» – задумалась она.

– Не знала, что тебе нравится музыка, которую играют в подобных местах. Едва ли похоже на «Аэросмит»[36] или «Ван Хален»[37].

– Нет, но хорошие новости – Кэти Перри[38] здесь тоже не показывается.

– Я хочу добраться до ее песен.

– Тут я не помощник.

– Знаешь, тебе серьезно пора завязать с металлом из восьмидесятых. Сколько лет тебе было, когда они пели? Года три?

– Засунь свою оценку туда же, куда ты послала комбучу, – ухмыльнулась Тереза. – Так или иначе, его зовут Джи-Би, и он приходит сюда каждый последний понедельник месяца. Также поет в «Горячей точке» по средам в восемь, в «Хижине» через вторник, и по…

– Ты его фанатка или менеджер?

– Подожди, пока не увидишь его. Он невероятный.

Официант в малиновой футболке вернулся.

– Что я могу вам принести?

– Просто воду.

– У нас есть питьевая, «Пелегрино», «Рэйн Форест»…

Слишком широкий выбор, подумала она.

– Просто питьевую.

– Со льдом или без?

– Эм… со льдом?

– В кружке или стакане?

– Без разницы.

– С добавлением…

– Честно, обычная вода сойдет. – Она улыбнулась официанту, протягивая меню.

Она с облегчением выдохнула, когда он ушел.

– Не понимаю, как ты это выносишь.

– Повторяю, я здесь не ради напитков. Хотя я пробовала клубничный фьюжн, бесподобно. – Тереза откинулась на спинку кресла. – Так, что нового? Кажется, прошел месяц с тех пор, как мы виделись на праздниках.

– Пять месяцев, на самом деле.

– Почти с мая? Вау. – Тереза пожала плечами. – Я не слежу за временем.

– Поэтому ты давала мне свое расписание занятий каждый семестр.

– Ты всегда блестяще следила за овцами. Жаль, что мой помощник не так хорош, как была ты.

– Как работа?

– Одно и то же дерьмо, изо дня в день. Но я же знала, что налоговое право не сулит ничего сверхординарного.

– Зато приносит доход. Что у тебя за сумка? Прада[39]?

– Как мило, что ты обратила внимание.

Когда Тереза замолчала, на-очень-долго, Кейт напряглась. Молчание и ее бывшая соседка по комнате несовместимы:

– Окей, в чем дело? И лучше скажи мне сейчас, пока не пришел официант и не начал долго и упорно пытать меня хочу я булочку с корицей или нет.

– Круассаны здесь вкуснее.

– Голдмэн, выкладывай.

Сомнение длилось, пока перед ними ставили высокую кружку, полную кубиков льда и H2O.

Когда они снова оказались наедине, Кейт мрачно сказала:

– Тереза, ты пугаешь меня, и, без обид, но за последние пару недель хватит с меня этого дерьма.

– Да, я слышала, что Бартен училась в «Юнион».

Кейт отвела взгляд.

– Она посещала мой класс по рисованию.

– Черт, Кейт… я не знала, что ты была знакома с ней.

– Была. И она была хорошей девочкой… я пригласила ее на пробный семинар по лепке.

– Ты пойдешь на похороны?

– Ни за что не пропущу их. – Кейт подняла взгляд. – А сейчас, выкладывай, что ты мне там не хочешь рассказывать.

– Да ничего серьезного.

– Голдмэн, говори.

Ее старая подруга прокашлялась.

– Ты слышала о Томе и его подружке?

Кейт снова отвела взгляд. «Да», – подумала она.

– Нет, – сказала она вслух.

– Они беременны. Более того, через месяц рожать. Я наткнулась на них в центре, в здании суда. Видимо, кого-то из его коллег привлекли за растраты, и он приходил дать показания, а я была там… черт, да неважно почему. Я просто… да, подумала, что ты захочешь знать.

Кейт заставила себя улыбнуться, не понимая, почему озаботилась этим. Тереза прочитает ее за фальшивой улыбкой.

– Я рада за него. За них, то есть.

– Слушай, не хочу выглядеть сукой, но, наверное, это какая-то ошибка. Не могу представить Тома с его вечными придирками, всего в детской отрыжке, меняя при этом памперсы и заполняя смесями бутылочки. Этот парень пылесосил свою комнату в общежитии. Да кто этим заморачивается?

– В его защиту, мы тоже это делали.

– Мы – девочки.

– Традиционные гендерные роли, да?

– Плевать. Ты понимаешь, о чем я.

Кейт понежила воду, чувствуя холодное покалывание в больном зубе, который она давно должна была вылечить.

Дело в том, что Том рассказал ей правду шесть месяцев назад. Сразу после того, как они сообщили своим семьям. И, к его чести, он повел себя благородно… потому что не хотел, чтобы она узнала от кого-то другого, а его подружка, очевидно, кричала об этом по всем новостям. Кейт была шокирована до глубины души, но выдавила из себя нужные поздравления… потом повесила трубку и разрыдалась.

Женщина, собиравшаяся родить ему ребенка – та, с которой он изменил ей.

Марго. Ее зовут Марго. Словно какую-нибудь актрису французского кино.

Черт, наверное, ее имя даже произносилось на французский манер.

По крайней мере, они давно вместе. Сколько уже лет? Почти столько же, сколько Кейт была с ним. Нет, секунду… дольше. Так почему беременность так сильно потрясла ее, Кейт не понимала. Новость повергла ее в панику, в результате которой она сейчас сидела здесь, на деревянном стуле, с новой прической, прокачанным телом… и чувством, что ей надоело скрываться от жизни, она была готова к…

Окей, она не знала к «чему».

– Хэй, ты знаешь, что потеряла сережку? – заметила Тереза.

– О, да. Думаю, это случилось в парикмахерской…

– Вот он, – прошипела Тереза, выпрямляясь на стуле.

Кейт посмотрела через плечо. И сама выпрямила позвоночник.

Да, этого парня она видела у байка… и если парень приковывал взгляд со спины, то передний план был еще лучше: его лицо являло собой поразительное сочетание твердых линий, украшенное не только шикарными волосами, но также эспаньолкой и широкими глазами с роскошными ресницами. Высокий и стройный, он носил футболку без рукавов, его руки были покрыты черными и серыми татуировками, с буквами на иностранном языке.

Когда он сел на высокий стул, он пропустил руку через свои волосы, перекидывая их через плечо… но они отказывались слушаться, медные пряди, сверкнув в свете сцены, вернулись на место.

Его улыбка была легкой, как летний бриз, и когда он постучал по микрофону, проверяя, работает ли он, Кейт задумалась, каким будет его голос…

– Привет, – сказал он, низко, мягко. – Как ваше настроение сегодня?

Слова не казались заезженными, особенно когда тенор лаской пронесся по потолку.

– Хочу поделиться с вами новой песней, я написал ее совсем недавно. – Он оглядывал взглядом зал, когда говорил, и хотя Кейт знала, что он не смотрел на нее, казалось, будто он обращается к ней одной.

– Она о вечной жизни, – пропел он. – Жаль, что я не могу взять свою гитару, возникла техническая накладка…. Поэтому, придется выразить все своим голосом.

Раздались мгновенные и бурные аплодисменты, означавшие, что в толпе полно восхищенных Терез. На самом деле… сегодня вечером здесь были одни женщины.

Он даже махнул нескольким, словно близким друзьям.

Когда он прокашлялся и сделал глубокий вдох, Кейт повернула свой стул к сцене.

– Я же говорила, – услышала она довольный голос Терезы.