Одержимость (ЛП)

Глава 15

Стоя посреди гостиной своего дома, Сисси держалась за единственное, что казалось настоящим в этом мире.

За мужчину, который вернул ее домой.

И это было так странно. Несмотря на свою истерику, она сознавала, хоть и с трудом, что он весь был очень твердым: его спина была несгибаемой, словно камень, руки подобны тросам, грудь – стол, на который она могла склонить свою голову. И он был сильным, таким сильным; она чувствовала это по тому, как Джим держал ее. Если она снова потеряет сознание? Он с легкостью сделает, что делал раньше.

Поднимет ее на руки. Отнесет в безопасное место.

Хотя, осталось ли хоть что-нибудь безопасное в этом мире?

Наверное, нет. И это – еще одна причина, почему она просидела взаперти весь день.

Она не спала, вот уж точно. Она переживала прошлое… и не канувшие в лету, счастливые, печальные или знаменательные события, которые она могла вспомнить из своей настоящей жизни. Нет, в те часы она оплакивала прозаичный путь из дома столько вечеров назад: она проигрывала в голове все, что могла вспомнить о том вечере, когда ее похитили… в поисках мороженого она подошла к холодильнику. Пусто. Позвала маму, которая смотрела ТВ в гостиной и вышивала крестиком.

«Я хочу сходить в магазин… можно взять ключи?».

Мама ответила: «Они в моей сумочке. И возьми деньги. Сможешь купить немного…»

Она не могла вспомнить, что попросила ее мама. Брокколи? Банное мыло? Что-то, начинавшееся на «Б».

Потом она помнила, как вышла за дверь и села в машину… подумав, что по обыкновению внутри пахло жевательной резинкой «Ригли ДжусиФрут» и кофе… по идее, тошнотворное сочетание, но, если подумать – чудесное. Ее мама всегда брала с собой кружку-термос, куда бы ни поехала утром, а днем всегда хваталась за жевательную резинку. Когда Сисси была в средней школе, во время сезонной смены хоккей/бассейн/танцы, требовалось постоянное жонглирование поездками, и сладкий, грубоватый запах в Субару всегда напоминал о доме.

Боже, как больно было думать об этом сейчас…

И странно, что в вечер, когда все изменилось, она обратила на это внимание в последний раз… и улыбнулась тогда про себя, превысив скоростной лимит на улице, на которой они жили. Она копила на свою собственную машину, и с нетерпением ждала летних каникул, когда сможет работать полный день в «Марте», кафе мороженого напротив парка «Грейт Эскейп»[101] у Озера Джордж[102]. Если она поселится с парой своих подруг и будет работать круглые сутки, то к сентябрю сможет позволить подержанную машину и свободно ездить из колледжа и в колледж.

Поездка занимала бы всего четыре мили и восемь минут. Максимум.

Заехав на парковку «Ханнафорда», она оставила машину в пяти парковочных местах от зоны для инвалидов, и быстро прошла ко входу, где рядами были выстроены тележки. Внутри… она задержалась, выбирая мороженое. В конечном итоге, остановилась на «Роки Роад»… потому что любила хруст орехов и шоколадной крошки и мягкий, тающий мармелад.

«Роки Роад»[103]. Подходящее название.

На кассе самообслуживания, она просканировала две покупки в своей корзине, мороженое и то самое «Б», которое хотела ее мама. Она помедлила, полистав свежий номер «Космополитен»[104], но она не спрашивала разрешения на покупку, и казалось некрасивым покупать третьесортный журнал без спросу. В этот момент она потянулась за телефоном, чтобы спросить, можно ли купить журнал, но не судьба. Она так торопилась, что взяла только кошелек и двадцать долларов, которые дала мама.

Домой никак не позвонить… или за помощью, хотя в тот момент она об этом не думала.

Она помнила, как положила мороженое в один из полиэтиленовых пакетов, которые висели на стойках.

На выход, в сторону автоматических дверей. На парковку.

Остальное было как в тумане. Кто-то остановил ее? Кто-то нуждался в…в течение дня она пыталась заставить свой мозг выдать необходимое, показать дорогу, которая привела ее в… Ад.

И добилась только мигрени.

Повернув голову в бок, она увидела шторы на окне с выступом. Ее мама выбрала ткань два года назад и сама сшила их. Ей нужна была помощь , чтобы развесить шторы, и они с папой достали стремянку и провозились почти час, меняя опоры в стене, приделывая веревку, продевая верхнюю часть штор в крючки.

Сисси и ее сестра не обратили особого внимания на их старания или результат… Сисси была на пути к друзьям и бросила только «Они чудесные» на выходе из дома.

Сейчас она пожалела, что не участвовала в процессе.

Сделав глубокий вдох, Сисси оттолкнулась от тепла, в котором нашла приют. А потом отошла от своего спасителя. Бесконечные поиски в своей базе данных, застряв в положении «нейтрал» посреди этой комнаты, ни к чему не приведут. Она пришла посмотреть на своих родителей во сне, это она и должна сейчас сделать.

Но сначала она посмотрела по сторонам. Сделала глубокий вдох. Подошла к книжной полке, где стояли семейные фотографии.

Пришлось сморгнуть слезы, но она заставила себя взглянуть на каждую фотографию: если она не сможет вынести двухмерные изображения, то как, черт возьми, она собиралась смотреть на свою семью?

– Было легче. Чем сейчас.

– Что? – раздался низкий рокот позади нее.

Окей, похоже, она опять мыслит вслух.

– Стена. Но как бы сейчас ни было трудно, это не имеет ничего общего с темницей. Я должна… запомнить это.

Спустя мгновение Сисси расправила плечи и подошла к основанию лестницы. Обхватив перила, она ощутила гладкое дерево и прислонилась к нему. Внизу, у основания лестницы, была «черная дыра», как называл его ее отец, небольшой круг в том месте, где светильник вмонтирован в стену. В самом центре него было пространство на полу, не укрытое ковром и не видное глазу, если не смотреть под таким углом.

Каждый год ее родители настаивали на поисках пасхального яйца для нее и ее сестры… и эта традиция, начавшись в самом юном возрасте, продолжилась, когда они повзрослели. Все всегда происходило внутри… в конце концов, на севере штата Нью-Йорк не рассматривался вариант игры на свежем воздухе, если, конечно, не горишь желанием натянуть парку на самое красивое платье. И ее отец всегда использовал «живые яйца» взамен пустых пластиковых скорлупок для наполнения. Это казалось неправильным, утверждал он.

Обычно все проходило на «ура»… кроме этого года. Кроме одного года. Во время двух дней охоты по дому распространился невероятный запах, щиплющая нос вонь становилась с каждым часом хуже, распространяясь повсюду… к слову об обстоятельном-подходе-к-делу.

Но легче не стало. Никто не смог найти яйцо.

Пришлось обрызгать дом дезодорантом, они уже собирались начать стучать по каждой стенке, на случай, если нечто живое утащило «живое яйцо» в стену гостиной, когда появился весьма невероятный способ решения проблемы.

На четырех ногах.

Соседский пес нашел труп. Впущенный в дом, словно Дева Мария, терьер, хотя на него не возлагали абсолютно ни какой надежды, тем не менее, мгновенно нацелился на оскверняющий воздух предмет… и нашел его на участке в два квадратных фута, в «черной дыре».

Они годами смеялись над этим.

Сисси посмотрела через плечо. Ее спаситель стоял там, где она его оставила… но повернулся к ней лицом.

– Они не могут услышать нас, да? – спросила она.

– Нет, думаю нет.

Наверное, не стоит повторять утренний эксперимент с Чилли.

Сисси начала подниматься по лестнице, прислушиваясь к скрипу, который раньше всегда издавали ступени. Ничего не услышав, она вцепилась в рубашку в районе сердца.

Никто из живых не услышит ее голос… и она не шагала в осязаемом смысле слова…

Никогда раньше она не понимала разницу между «быстрым» и «мертвым» так четко.

На вершине лестницы она посмотрела налево. Направо. Перед собой.

Сначала она пошла в спальню родителей, проскользнув через закрытую дверь слева так, что сама напугалась до чертиков.

Первым делом обратила внимание на отцовский храп. Низкий. Словно тихий рев двигателя.

А потом она увидела волосы своей мамы, разметавшиеся по подушке, с бликами от уличных фонарей.

– Мам..? – вырвалось из ее рта.

Ее мама пошевелилась во сне, голова задергалась из стороны в сторону, взлохмачивая волосы еще сильнее.

Сисси пришлось прикрыть рот рукой и отвести взгляд.

На прикроватной тумбочке, перед будильником, который ее мама заводила каждый вечер и отключала каждое утро, лежала книга, Библия… и фотография в рамке, изображением вниз.

Сисси подошла и, не думая обо всех причинах, по которым она, наверное, не могла двигать вещи… взяла ее. На нее смотрело ее собственное изображение, и она помнила, когда сделали этот снимок… игра в хоккей на траве, она тогда сидела на скамейке, спасибо вывихнутой лодыжке. На фотографии она наблюдала за действием, ее брови были нахмурены, черты лица – резкими, одна рука поддерживала подбородок.

Сейчас было сложно представить, что можно испытывать столько возбуждения из-за чокнутой игры. На самом деле, она не могла вообще вспомнить те чувства, не получилось вернуться в ту старую, привычную сосредоточенность, с которой она наблюдала, как девочки с клюшками гоняются за мячом по полю. Никчемное времяпровождение – бегать бесцельно по траве, толпы девочек-подростков переживали из-за очков, матчей, положения команды в лиге, сопернике, которого они должны побить…

Все те бессонные ночи перед игрой, невероятная радость после побед, жгучая, долгая горечь поражений.

Все чепуха, подумала Сисси, вернув рамку на место. Смоделированная драма для вызова нужных эмоций у людей, чьи жизни были настолько безопасными и вяло текущими, что требовалось искусственное напряжение, стресс и «пиковые» ситуации.

Зародившись в центре груди, гнев распространился по ее телу, смывая чувство потери, заменяя его… чем-то неведомым, но таким четким.

Охваченная этими незнакомыми ощущениями, Сисси долго стояла над своими родителями, руки лежали на бедрах, глаза изучали цветочный узор на покрывале.

Она знала, почему ее фотография лежала лицом вниз. Не потому, что ее забыли. С точностью наоборот.

– Будь оно… все проклято, – прошептала Сисси.

Она понимала, что должна идти, и посмотрела в последний раз на маму и папу. Они чувствовали, что она здесь, подумала Сисси. Так же как и Чилли замер, когда она закричала, так и ее мама все активнее ерзала во сне, а отец перестал храпеть, его брови опустились низко, голова тоже металась по подушке.

Незачем мучить их своим присутствием. К тому же, она сомневалась, что это пойдет им на пользу. Ее злость закипала все сильнее.

Выйдя из комнаты так же, как вошла , Сисси обнаружила, что ее спаситель поднялся по лестнице и сейчас ждал ее у двери. Переполненная эмоциями, она прошла мимо него без слов, по коридору к своей комнате.

Ее дверь тоже была закрыта.

Оказавшись по другую сторону, Сисси замерла, руки лежали на бедрах, гнев вспыхнул с новой силой. Как и в комнате ее родителей, свет проникал через тонкие шторы с улицы, сметая темноту с ее кровати, стола, книжных полок, плакатов на стене, все отдавало синевой, благодаря цветовому решению.

Как странно, подумала Сисси.

Вместо волны эмоций, некой внутренней связи с самой собой… она просто вспомнила поездку в Италию в выпускном классе. Она поехала, потому что ехали все ее друзья, и родители сказали, что это одна из самых важных возможностей в ее жизни… да-да-да. Когда она прилетела туда, ей понравилась архитектура, конечно, еда была вкусной, да, но музеи? Боже, музеи. Бесконечные коридоры, залы с высокими потолками, забитые статуями, картинами и экспонатами, все это было наполнено людьми с таким благоговением, словно они были в церкви.

Те гиды, экскурсоводы и сопровождающие из школы бросались именами вроде Да Винчи[105], Рембрандта[106] и всяких-там-Ванов[107], будто цитировали пророков.

Сисси попыталась втянуться в это, но смогла лишь смутно отметить что, да, вот это картина. Или, да, еще одна мраморная скульптура без руки.

Она чувствовала тогда, что все это не имело отношения к ее жизни… и то же самое ощущала сейчас. Конечно, была большая разница, в том, что это ее вещи, а не останки великого прошлого, прожитого незнакомцами.

Это было ее вещами, поправила она себя.

Она подошла к шкафу и открыла дверь.

Она отшатнулась от душка цветочного парфюма и лосьона для тела, словно этот запах был плохим. Когда сверху зажглась автоматическая лампочка, рубашки, платья и брюки, развешанные по порядку, напоминали товары в магазине, а не то, что она когда-то носила.

Она не могла ничего взять, подумала Сисси, пройдясь по своему старому гардеробу… и в ретроспективе казалось смешным, что она подумывала об этом. Если она совершит набег на шкаф, кто-нибудь заметит пропажу… и это будет кражей, ведь так?

Нет, это не ее вещи. Больше не ее.

Отвернувшись, она подумала, что это больше не ее кровать, стол, комната, одежда.

Ее семьи, да… но она больше не с ними.

Сисси вышла, не оглядываясь назад, и оказавшись в коридоре, она встретилась взглядом с молчавшим мужчиной, который, очевидно, охранял ее. – Я хочу попрощаться с сестрой.

Когда он кивнул, Сисси подумала, что… вау, это действительно было прощанием?

Она больше не вернется сюда?

Похоже на то.

Подойдя к приоткрытой двери, она рукой толкнула деревянные панели. Спальня ее сестры располагалась в задней части дома, и поэтому там было мало света. Так темно внутри. Слишком темно.

Проглотив приступ паники, Сисси пересекла мягкий ковер и остановилась у изножья кровати.

Черт, подумала она. Вся эта хрень с ее смертью? Что останется ее сестре…

– Сисси?

Сисси подпрыгнула, руки взлетели ко рту.

– Сисси? Это ты?

Ее сестра перевернулась, луч света из коридора упал на ее лицо. Ее глаза были закрыты, брови нахмурены, как и у папы… от волнения она шевелила ногами, будто бежала под покрывалами.

– Ответь ей, – раздался низкий мужской голос позади нее.

– Сисси?

Сисси открыла рот. – Да, это я.

Ее сестра мгновенно успокоилась, напряжение отпустило ее, она шумно выдохнула, будто тяжкий вес упал с ее плеч.

– Я знала, что ты вернешься, – пробормотала ее сестра. Поворачиваясь к двери и потерев лицо вялой рукой. – Я знала это.

Сисси смахнула набежавшие слезы. – Я… здесь. Но я не могу остаться.

Опять нахмурилась. – Почему нет?

– Просто не могу. Но я хочу, чтобы ты знала… я в порядке.

– По голосу не скажешь.

– Это так. – Она посмотрела на свои дрожащие руки, приказав им успокоиться. – Со мной все будет хорошо. Передай это маме с папой, ладно? Я хочу, чтобы ты рассказала им, что я приходила к тебе, и мы поговорили, и я хочу, чтобы ты запомнила это. Обещай мне, Делл. Ты запомнишь это.

Голос ее сестры звучал по-детски. – Не уходи.

– Прости, но больше мне здесь не место. Мне так жаль.

– Сисси… пожалуйста, не…

Не подумав, она положила руку на ногу сестры. – Шш… отдыхай. Шш…

Ее сестра мгновенно расслабилась.

– Делл, ты запомнишь это. Услышишь это в своей голове, когда будешь переживать за меня, и скажешь маме с папой, когда увидишь страдание в их глазах. Обещай мне? Я… в порядке.

– Только если ты вернешься назад.

Ее сестра всегда любила торговаться.

– Делл…

– Только если я увижу тебя снова.

– Хорошо. Обещаю.

– Когда?

– Я не знаю.

– На твоих похоронах?

На ее… о, Боже.

– Нет. Но я обещаю. Возвращайся ко сну. И, Делл, помни, я всегда буду любить тебя.

Сисси, спотыкаясь, выбежала из комнаты сестры. И в коридоре она снова взглянула на мужчину, который привез ее сюда, став свидетелем ее временного возвращения к жизни, частью которой она больше не будет… не сможет… быть.

Когда он отвел ее вниз по лестнице, и наружу, через – в прямом смысле – дверь, Сисси обнимала себя, руки сжались вокруг живота. Так сложно было прийти сюда, невозможно уйти. Эмоции слишком сильны, чтобы дать им определение, слишком тяжелая ноша.

На улице, дверь грузовика волшебным образом открылась перед ней… о, секунду, это ее спаситель оказал любезность.

Она забралась на сиденье и, когда закрыли дверь, посмотрела на дом. Люди под этой крышей не были похожи на ее одежду, кровать или книги. Они по-прежнему были частью ее, хотя узы казались такими слабыми и натянутыми.

– Пристегнись.

Сисси подпрыгнула.

– О, точно.

– Хочешь есть?

Еда… еда? Она была голодна?

– МакДональдс, – сказал Джим, когда завел грузовик и ударил на газ.

Сисси не сводила глаз с дома, пока он не скрылся из виду. Потом повернулась и уставилась на лобовое стекло перед собой.

Громче всего в салоне грузовика, не считая рева двигателя, звучало тик-так поворотников, когда Джим поворачивал налево и направо, увозя их из района.

Наверное, она должна поблагодарить его.

Повернувшись, она могла лишь смотреть на него.

– Почему ты на меня так смотришь? – резко спросил он.

– Не знаю.

Забавно, раньше она не замечала нимб над его головой… но это не казалось странным, что у ангела был нимб.

Похоже, те фрески в церквях все изображали правильно.

– Я просто… не могу поверить в это, – пробормотала она.

Прикрыв лицо руками, она могла лишь качать головой из стороны в сторону.

– Слушай, я знаю, что ты чувствуешь, – хрипло сказал Джим. – Я проходил через это. Могу сказать одно, и мои слова вряд ли помогут… то, что ты не можешь поверить в это, еще не значит, что это дерьмо не реально. – Длинная пауза. – К сожалению.