Очарование тьмы

«Распали гнев».

Я пыталась, до исступления пыталась! Мешала подступившая вновь тоска.

«Дракон свою месть замыслит».

«Могущественный, как бог, поражений не знающий»

Не знающий поражений.

Сколько еще мы можем потерять?

Пришло осознание. Комизар ненасытен, беспощаден, неостановим… Он побеждает.

В коридоре раздались тяжелые шаги, и я обернулась. Рейф наконец-то вернулся из гарнизона Пирса. Вчера он сразу после похорон ринулся туда с былой яростью в глазах и стал планировать месть. Там и провел весь день. Я сама едва оттуда вернулась. Час поздний, я шла ужинать к себе, но тут меня отвлекли зитары.

Я вновь посмотрела на мать. Есть еще причина, почему она подавляла мой дар. У правды острые грани — не заметишь, как вспорят тебя.

Шаги остановились у галереи. Я нырнула в тень за колонну, но Рейф все равно меня увидел. Он приблизился непешно, вымотанно, и оперся на перила рядом:

— Ты что это?

Я вопросительно поглядела на него.

— Уже не вспомню, когда ты так стояла без дела. — пояснил он изнуренным как никогда прежде голосом.

Не хотелось делиться тревогами за братьев. У Рейфа хватало забот — один Свен чего стоит. Лекарь давал ему мало шансов. Оставалось только верить, что Свен и впрямь услышал последние слова Рейфа.

— Минутная передышка, — сказала я ровно, как могла.

Кивнув, он заговорил о войсках, оружии, повозках. Я все уже знала, но так уж мы теперь общались. Такими уж стали. Мир перековывал нас день ото дня, переплавлял — так, чтобы места друг для друга не осталось.

Я вглядывалась в лицо Рейфа, в чистый и ровный лоб, щетину, губы, и представляла, что говорит он совсем не о войске. О Терравине. Он шутит про дыни и обещает вырастить одну для меня. Слюнявит палец и стирает грязную кляксу с моего подбородка. Шепчет мне: «Кое-что длится вечно. То, что имеет значение». А под: «Ничего, рано сдаваться» имеет в виду не войну, а наши отношения.

Договорив, он потёр глаза, и вот все опять как прежде. Рейфа терзала скорбь, выжигала душу, не оставляя после себя ничего.

«Перегруппироваться. Двигаться дальше».

Вот мы и двигаемся — что еще остаётся?

— Пойду спать, — сказал он. — Тебе тоже не мешало бы.

Я кивнула, и мы зашагали по коридору. Сами стены, казалось, давят. В груди у меня поминутно перехватывало от мелодии зитар и страха перед тем, что может принести нам завтра.

Мы подошли к моей двери. Тоска еще сильнее сжала сердце. Хотелось зарыться лицом в подушку, и чтоб весь мир сгинул. Я уже хотела пожелать Рейфу доброй ночи, но тут встретилась с ним глазами, и на язык полезло всё, что я гнала даже из мыслей.

— У нас столько отняли. Неужели ты не хочешь отвоевать хоть крупицу? Хоть ночь? Хоть пару часов?

Он мрачно поглядел на меня. Между бровей прорезалась морщинка.

— Ты не женишься, знаю, — не сдержалась я. — Тавиш сказал.

Глаза защипало. Да что уж теперь молчать!

— Я не хочу провести эту ночь одна, Рейф.

Его губы разомкнулись, глаза влажно заблестели. В нем бушевала буря.

Ну зачем я ляпнула?

— Прости, напрасно я…

Он вдруг оперся на дверь за мной, заключив меня меж рук. Лицо, губы застыли в дюйме от меня, стирая мир вокруг и овладевая моими чувствами. Остался один Рейф, и его измождённый взгляд выдавал мучительную борьбу.

Он подался вперёд, тягостно выдохнул мне в щеку.

— И дня не проходит, чтобы я не мечтал украсть хоть пару часов… вспомнить вкус твоих губ, и как запускаю руку тебе в волосы, как ты прижимаешься. Услышать твой радостный смех, как в Терравине.

Его рука скользнула мне за спину, притянула. Рейф зашептал, щекоча мне мочку уха:

— День ото дня я хочу вернуть ту ночь на сторожевой башне, те объятья, поцелуи… — Тут его дыхание перехватило. — Я молил, чтобы завтра не наступило. Верил еще, что политике нас не разлучить. — Он сглотнул. — Мечтал, чтобы ты позабыла о Венде.

Рейф отпрянул. В глазах стояла невыносимая тоска.

— Все это мечты. Нас обоих связывают обещания. Завтра не отвратить, завтра решатся судьбы наших народов. Не спрашивай, чего я хочу — не напоминай, что изо дня в день я мечтаю о невозможном.

Мы смотрели друг другу в глаза.

Воздух между нами раскалился.

Я не дышала.

Он не шевелился.

Тянуло сказать, что и мы связаны обещаниями, но я шепнула лишь:

— Извини, Рейф. Час поздний, давай забудем…

И тут наши губы слились в жадном поцелуе. Спиной я натолкнулась на дверь, наощупь открыла, врываясь с ним в покои — и все за порогом растворилось. Рейф подхватил меня на руки, взглядом заполняя пустоту в моей душе, затем я соскочила, и мы опять прильнули друг к другу страстным, голодным поцелуем. Поцелуем, творившим весь наш мир.

Мои ноги опустились на землю, наши ремни, мечи и белье рассыпались дорожкой по полу. Вдруг нас одернуло: а вдруг страсть — она ненастоящая, вдруг драгоценные часы у нас уже украдены? Но тут мира не стало, а нас утянуло в спасительную тьму. Скользили взмокшие ладони, ложь и козни королевств померкли, остались лишь прикосновения и его голос, теплым золотым сиянием распускавший все, что я так в себе давила.

— Я люблю тебя и буду любить всегда.

Я нужна Рейфу так же, как и он мне. Его шелковые губы ласкали мне шею, грудь, жгли кожу огнем и льдом одновременно. Вопросы, сомнения — все обратилось в ничто, больше красть было нечего. Вновь мы стали прежними, кем были всегда, вновь наполняли друг друга смыслом. Наши пальцы сплелись, сжались в замок, его взгляд пронизывал мой, и вдруг страх и отчаяние иссякли без следа. Утихала стремительность, позволяя ухватить, просмаковать, прочувствовать секунды и прикосновения, полные скорби от того, что судьбу не отвратить, и нам отведено лишь несколько часов. Склонившись, Рейф скользил по мне пламенеющим взглядом, мир истончился и исчез. Его язык вился с моим в сладостной неге, но все набирая силу и жадность, мгновения воплощались в чаяние всей жизни, в горячечное стремление, в пульсирующий ритм тел. Мы взмокли и пылали, в ухо ворвались его судорожные вздохи, а затем одно лишь мое имя:

— Лия…

Нас укрывала тьма. Я лежала у него на груди, слушая сердце, дыхание, ощущая его тепло, тревоги. Рейф отрешенно водил пальцами по моему плечу. Мы говорили — не о войсках и продовольствии, а, как прежде, изливали душу. Он рассказал, почему не готов жениться. Не в чувствах дело. Рейф знал, через что прошла я и дал слово не обрекать на это другую. Помнил мои слова о том, что каждый имеет право выбирать судьбу, и не мог не согласиться.

— А если она сама хочет за тебя?

— Ей всего четырнадцать, и мы едва знакомы. На первой встрече она тряслась в ужасе, но я так стремился к тебе, что подписал договор не глядя.

— Свен сказал, что повернуть назад — значит поставить под удар престол.

— Придется рискнуть.

— Может быть, если объясниться с генералом…

— Я не маленький, Лия. Понимаю, что подписал. Если хочешь чего-то, заключи сделку — так было испокон веков. Я заполучил, что хотел, и если теперь нарушу слово, прослыву лжецом. В королевстве и без того хватает бед.

Какое же трудное перепутье… Женится — отнимет у невинной девочки будущее. Не женится — утратит веру любимого народа и подтолкнет страну к пропасти.

Я спросила, каким он застал Дальбрек, когда вернулся. Рейф рассказал о похоронах отца и смуте — в голосе при этом сквозило как беспокойство, так и сила вместе с пылкой любовью к королевству. Он вернется к своим, во что бы то ни стало.

«У него в крови дар предводительства».

На карту он поставил куда больше, чем казалось. Все ради меня и Морриган.

В груди еще сильнее закололо. Крестьянин, принц, король… Я люблю его. Люблю и буду любить, даже если нам суждено расстаться навсегда.

Теперь уже я, перекатившись, склонилась над ним и запечатлела на губах поцелуй.

Мы засыпали и просыпались. Не было счета поцелуям, звучал наш шепот, но вот прорезался рассвет, а с ним весь мир напомнил о себе. Малиновые лучи легли на гобелены, сообщая, что наш час истек. Я свернулась у него на плече, а он скользил пальцами по моей спине, по каве. Нашей каве, хотела я сказать, но погружаться в венданское пророчество ему сейчас меньше всего было нужно.

Впрочем, поздно.

Одевались мы в тишине.

Вновь мы стали как раньше — предводителями. Натягивались сапоги, щелкали пряжки, воздух проникло бремя долга. Наша ночь минула, и больше нам не украсть ни часа. Рейф первым делом навестит Свена, я же сообщу Хронисту планы на день, чтобы он в любой момент меня нашел — ходить за мной хвостом я запретила.

— Я должна еще кое-что сказать, — заговорила я, затянув последнюю застежку. — Отцу уже сообщила. Когда наши с Комизаром войска сойдутся в ущелье, я предложу мирный исход.

Его ноздри раздулись, заходили желваки. Будто не слыша, он поднял перевязь и перекинул через голову. Затянул пряжку. Движения проникнуты гневом

— Я хочу позволить венданцам жить в Кам-Ланто. Они достойны…

Рейф шумно вогнал меч в ножны.

— Никаких сделок с Комизаром! Никаких, ясно тебе? Да вспыхни он вдруг огнем, я бы не помочился на него! Ничего он не получит!

Я потянулась к его руке, но он отбрыкнулся. Свежа еще в памяти гибель солдат и Ации.

— Комизар не при чем, — ответила я. — Понятно, что он жаждет нашей крови. Это предложение венданцам. Комизар — не вся Венда.

— Лия, против тебя целая армия! — распалился он. — Армия, совет и тысячи соратников с ним заодно! Им твой мир даром не нужен.

Тысячи соратников… Чивдары. Наместники, давящиеся слюной при виде трофеев. Старейшины кварталов, которым власть — что воздух. Головорезы, которые убили моего брата с гвардией и глумились, когда я их хоронила. Еще сотни тех, кому погибель слаще меда. Рейф прав. Они стоят Комизара и не послушают меня.

Но другие, как же они? Угнетенные кланы. Запуганные, идущие за Комизаром не по своей воле. Тысячи жаждущих хоть отголоска надежды. На них мне и придется сделать ставку.

— И все равно перед битвой я предложу сделку.

— Неужели твой отец одобрил?

— Не имеет значения. Я — регент.

— Малые королевства ни за что не согласятся.

— После Дальбрека — согласятся. Проиграем, и венданцы все равно там поселятся. Победим — так пустим их сами. Это путь в будущее, Рейф. Им нужна надежда, и я дам ее. Как иначе?

Он возразил, что поздно уже заключать мир, и что не на поле брани его обговаривать. Громадная армия Комизара растянется на много миль, и всем меня не услышать. Да и до него самого я не достучусь. Пока что преддверие битвы — как в тумане.

— Знаю. Я что-нибудь придумаю, но мне нужна твоя помощь. Без поддержи Дальбрека я посулю им ложную надежду.

Он со вздохом запустил пальцы в волосы.

— Ничего не обещаю. Ты просишь нарушить договор, которому сотни лет. — Он подступил, взяв себя в руки, и смахнул с моей щеки волос. — Я знаю, что еще ты замыслила. Один раз прошу. Нет, умоляю. Не надо.

— Ну вот, опять… Кому-то ведь придется, Рейф.

Его глаза вновь сердито блеснули. Не это он хотел услышать.

И тут в дверь торопливо постучали.

На пороге стояла тетя Бернетта.

— Дальбрекские солдаты! — загнанно выговорила она, держась за бок. — В часе пути от Сивики!

Сердце подскочило.

— А братья?!

На ее лице мелькнула тревога.

— Неизвестно.

Мы с Рейфом, Тавишем и еще дюжной солдат выехали навстречу марширущему отряду. Человек в нем было сотен пять. Не шесть тысяч, как обещал Рейф.

— Возможно, это авангард, — успокаивал Тавиш.

Рейф промолчал.

При виде нас весь караван встал по стойке. Рейф поприветствовал командира и спросил, где остальные солдаты. Полковник объяснил, что генерал Дрейгер заблаговременно отозвал большую часть гарнизона в Дальбрек. Рейф так и вспыхнул до ушей, но все же сменил тему: что там с принцами?

— Они в середине каравана, ваше величество, — указал он за спину. — Но мы понесли потери. Не смогли…

Я уже не слушала. Машинально пришпорив коня, ринулась вперед. Как только среди дальбрекской синевы мелькнули красные морриганские стяги, я спешилась и стала звать Брина с Реганом.

Показались пять лошадей, а на них — перекинутые через седло тюки в одеялах. Трупы. У меня сердце захолонуло.

Вдруг на плечо легла рука.

Я крутанулась. Лицо незнакомое, но он меня узнал.

— Ваше высочество, они живы. Идемте.

Оказалось, это полевой лекарь. Он отвел меня в хвост каравана, описывая ранения братьев.

— Они были главной целью. Воины стояли за принцев на смерть и, как видите, не все уцелели.

— А враги?

— Все полегли, но, не подоспей подмога короля, было бы наоборот.

Близ повозки лекарь оставил меня с братьями наедине.

У меня в висках заколотило. Оба лежали на скатках: лица пепельно-бледные, с восковым блеском. Тут Реган меня заметил, и взгляд его оживился.

— Сестра… — Он попытался сесть, но тут же скривился от боли.

Я влезла в повозку и прижала их руки к своим щекам. Слезами окропила их пальцы.

Братья живы!

— Брин… Реган… — шептала я, не веря, что они правда рядом.

Глаза Регана тоже влажно засверкали, а вот Брин свои не раскрывал, утянутый в мир грез снотворной микстурой.

— Мы ни слову не верили, — продолжил Реган. — Но не знали, как глубоко просочилась ложь.

— Никто не знал.

— Пред отъездом отец шепнул мне «найди ее». Сам хотел, чтобы ты вернулась. Как он, еще держится?

— Жив.

Из моего письма они вкратце знали о вице-регенте. Сейчас я в подробностях описала события последних недель и сообщила о предстоящей битве с Комизаром в Ущелье стражей. Следом же — самое больное: рассказала о гибели Вальтера.

— Он мучился? — спросил Реган. Глаза впавшие, лицо очертилось тенями.

Что ему ответить? Перед глазами вновь встало, как Вальтер летит в самую сечь.

— Он себя не помнил от чувства вины — с той секунды, когда Грета умерла у него на руках. Но погиб он быстро. Королевская выучка, отвага, сила — обладал всем, но врагов было куда больше.

— Как и сейчас.

— Да, как сейчас, — признала я, не в силах подсластить пилюлю ослабшему брату.

— Задержись на пару дней и поедем вместе, — попросил он.

В голосе — нотки жажды. Желание отомстить за братьев, скакать бок о бок с сестрой. Как я знакома с этим пламенем. И все же…

— Тебе распороли бок, Реган, — вздохнула я. — Двадцать семь швов наложили. Сам подумай, взял бы ты с собой меня?

Он отвернулся, прекрасно зная, что сядет на коня самое меньшее через несколько недель.

— Проклятые лекари. Любят все считать.

— Останься. Будем с Брином, когда очнется.

Я посмотрела на мирно грезящего Брина. Мой милый братик… Сущий ангел, а никакой не воин.

— Он знает?

— Сомневаюсь, — помотал Реган головой. — Только метался в бреду и кричал. С тех пор так и не приходил в себя.

Я опустила взгляд на ногу Брина. Половины как ни бывало.

— Если очнется без меня, скажи, что они заплатят. За каждую жизнь, за каждую каплю крови заплатят стократ.

Глава восемьдесят четвертая

Тавиш, Джеб и Оррин формировали первый караван из трех. Гвинет, Паулина и Берди со списками в руках заглядывали в фургоны, проверяя, на месте ли припасы, всего ли поровну.

Я собиралась выступить перед очередным новоприбывшим полком, но вдруг Паулина отозвала меня в сторону, якобы, осмотреть повозку. Не в повозке было дело.

— Красная куртка готова, ждет тебя в спальне, — шепнула она, озираясь. Скрытна, как я и просила. — Портниха была не в восторге и всё гадала, зачем шить из обрезков, когда хорошей ткани в достатке.

— Но сшила?

— Да, и красные лоскуты, что ты дала мне, тоже вставила.

— А плечо?

— И это сделала, но… — Тут Паулина нахмурилась. — Сама знаешь, что люди подумают.

— Ничего, придется им потерпеть. Пусть все меня узнают. Так, а что там с поясом?

Она достала из кармана длинный кожаный ремень. Я не один день собирала для него кости.

— Есть еще кое-что, — продолжила Паулина. — Натия готовится ехать с нами.

Я потерла виски. Не хватал мне сейчас мериться упрямством с Натией. Ее все равно не отговорить — улизнет и поедет по пятам.

— Ладно, пусть. Она говорит по-вендански, для нее будет поручение.

Паулина смотрела на меня с беспокойством.

— Я ее убрегу. Постараюсь, — пообещала я.

Хотя с Натией любого моего «постараюсь» мало.

Я решила раскрыть, что уготовила для нее, как вдруг:

— Ба! Острая на язычок служанка с красоткой-подружкой! — раздалось за спиной. — Как удачно я в столице оказался! Неужто вы теперь армию обслуживаете?

Я резко развернулась. Передо мной стоял солдат — вроде бы знакомого вида… и тут меня озарило! Щеголевато-дерзкая улыбка ничуть не померкла. На него я разлила эль в таверне и грозила ножом на празднике. Забудешь меня после такого!

— А обещала, что в следующий раз сама застанешь меня врасплох. — Он подступил. — Выходит, соврала.

Я шагнула навстречу.

— Ты, солдат, прибыл ночью?

— Именно так.

— Выходит, не знаешь, чем я здесь занимаюсь.

— Да это-то издалека видать… — Он оглядел меня с ног до головы. — Кстати, а ведь еще грозилась, что мы закончим начатое.

— И в самом деле. Что ж, обезоружил меня, солдат. Молодец. Но у меня остался один козырь в рукаве.

— Что, опять нож? — Тут он ухватил мое запястье.

Я бросила взгляд на руку, затем на его кривую ухмылку и жеманно пропела:

— Помилосердствуй. Зачем мне нож, когда у меня целая армия?

И в тот же миг Натия, Паулина, Гвинет и Берди уткнули ему в спину мечи.

Каден с Рейфом наблюдали за этим спектаклем, сложив руки на груди.

— Вмешаемся или сами справятся? — спросил Каден.

— Что ты! Им помощь не нужна, — помотал головой Рейф.

Солдат остолбенел. Ощущение клинка на хребте ему ни с чем не спутать.

— Смотри-ка, нашла, чем удивить, — улыбнулась я.

Он в полной растерянности отпустил мою руку.

— А теперь марш в расположение и жди, когда я приду сказать речь. — От моей улыбки не осталось и следа. — И заруби себе на носу: если еще раз опозоришь королевские войска, вышвырну со службы — срежу, как червоточину с яблока.

— Ты скажешь ре…

— Да.

Тут он, похоже, заметил перевязь Вальтера с вышитым королевским вензелем.

— Вы же…

— Да!

Солдат вмиг побелел и с виноватым лепетом стал опускаться на колено.

Я острием меча заставила его подняться.

— Будь я принцесса или трактирная служанка — учись уважать человека просто так, а не за титул… или внешность. Сейчас твои извинения выеденного яйца не стоят.

Я развернулась и под его бормотание зашагала прочь. Как же надоело раз за разом ставить таких мерзавцев на место.

Путь до Ущелья стражей занял две очень долгие недели. Ветер и дождь с градом испытывали наш боевой дух, мили покорялись с большим трудом. Вначале нас было пятнадцать тысяч, но к ущелью стало двадцать восемь: мы добрали части по пути. Вот они, все силы королевства. Невиданный размах! Наш стан растянулся до самого горизонта. Припасов было не счесть: еда, оружие, древесина для укреплений. Море палаток, чтобы переждать ненастье, пока лагерь завершает подготовку к битве. Целый город… и в то же время песчинка на фоне вражеской громады.

И ведь всю армию перебросила сюда я. Отдала приказ по велению сердца — только и всего. Генералы так и ворчали всю дорогу.

Рейф отправил Джеба и Оррина перехватить дальбрекское подкрепление — если Дальбрек вообще послал подкрепления. Как же тяготило это «если». Дрейгер отозвал тысячи солдат с границ, а, значит, надежды получить помощь у нас было мало.

И сделал он это задолго до приказа Рейфа. Так сказал Тавиш.

— Войско еще может успеть.

Может. А может и не успеть. Тревога все нарастала. Дни утекали, прокатываясь сквозь меня глухим барабанным боем. Рейф сулил гарнизон Марабеллы вот-вот, но признаков войска не было. Возможно, король уже утратил власть над своим королевством.

Одно радовало: небо перестало хмуриться. Мы с Рейфом и Каденом отправились разведать ущелье. Надоело слушать брюзжание генералов, и как солдаты перекрикиваются под стук жердей от палаток. Меня увлек за собой шепот тишины — той самой, которую я постигала, и чьи тайны ещё не открылись мне до конца.

Капитан Рейно не соврал: устье долины и впрямь оказалось узким бутылочным горлышком.

Едва мы спешились, меня как громом поразило. Рейфа с Каденом тоже, судя по их серьезным лицам и благоговейному шагу. В ущелье господствует сила, что неподвластна времени — это было разлито в самом воздухе. Она может даровать свободу, или погибель. Мы для нее ничтожные пылинки, а заботит ее лишь предстоящее — ибо сила знает.

По обеим сторонам вздымались к небу зеленые уcтупы и развалины. Тяжесть веков повергала в трепет.

Мы шли и шли. Рейф осматривал уступы, Каден вертел головой, изучая ущелье и проникаясь его духом.

Сапоги шуршали по высокой траве.

Я завороженно огляделась. Вот она, последняя долина на пути Морриган и ее людей!

— Поднимусь осмотреться. — Рейф указал на развалины в вышине.

— А я тогда с другой стороны, — сообщил Каден, и оба направили коней вверх по склонам.

Я шагала вперед, вслушиваясь в безмолвие долины и шелест ветра. Внезапно в траве поднялся шепот и налетел на меня, хлестнув лицо и руки прохладой.

Горло перехватило, кожа покрылась мурашками.

«Этот мир — он вдыхает тебя… Он знает тебя».

«Время вьется кругами, подобно ветру…»

Я ощутила затаенное дыхание, медленный выдох. Склоны мало-помалу расходились, приветствуя мир по ту сторону ущелья теплыми объятьями. Впереди раскинулись холмы с каменистыми отрогами и валунами, травянистая грива колыхалась на ветру. Долина обратила ко мне лицо и изучала меня в ответ. Мерно билось ее сердце.

«Зачем ты здесь?»

Я устремила взгляд на развалины, венчающие склоны.

«За сотни лет до того, как по земле бродили чудища и демоны…»

Это был голос Годрель — столь четкий, словно мы шли бок о бок.

«Были города, большие и прекрасные, со сверкающими башнями, что касались небес…»

«Они были созданы из волшебства и света, и из мечтаний богов…»

Эти мечтания и теперь пронизывали воздух, ожидая своего часа в надежде воскресить прежний мир.

«Вселенная умеет помнить».

И вновь слова капитана Рейно подтвердились: развалины впрямь наблюдали за каждым моим шагом. Необъятное ущелье растянулось на десять миль. Десять миль руин и обломков. Обитель восторга, мощи и страха.

Предостережение Рейфа гудело в ушах набатным звоном:

«Армия Комизара растянется на много миль, и всем тебя не услышать!»

Я шла и шла.

Придется найти выход.

Тут и там остатки руин устилали дно долины. Я оставляла за спиной каменные плиты выше человеческого роста, утопающие во мхе и лозе. Даже спустя столько лет земля не истерла следы гнева небесного — гнева звезды… Или звезд? Что же случилось на самом деле? Узнаем ли мы когда-нибудь?

Одно мне известно наверняка: Комизар подчинил себе силу и могущество Древних, и всего через несколько дней он пустит их в ход. С войском Рейфа надежда на победу мала, а без него надежды не будет вообще. Сердце зачастило. Неужели тысячам суждено сгинуть в богами забытой долине по моей вине? Голоса Древних пронизывали шелест ветра, и у меня в памяти возникли строки Священного писания.

«Великий ужас

Прокатился по земле,

Поглощая людей и зверей.

Поля и цветы.»

Время движется по кругу, повторяя себя. Раз за разом пересказывает одну и ту же историю.

Гром барабана все нарастал. День сменялся днем, и с каждым мигом Комизар все ближе. Продолжай двигаться вперед, твердила я себе. Не смей останавливаться.

В ноздри ударил запах смятой моими сапогами травы. Перед глазами возникла Дихара на другом, далеком луге. Дихара из моей прошлой жизни. Все так же покручивая колесо прялки, она задумчиво смотрела на меня

«Итак, ты полагаешь, что у тебя есть дар».

«Кто тебе сказал такое?»

«Истории… они странствуют».

Колесо ее прялки шумно прокручивалось. Ущелье ждало и наблюдало; стук его сердца шептанием летел по ветру.

Правда кроется где-то здесь. Ее лишь нужно отыскать. Я продолжала идти.

И вдруг — звон струны.

И еще.

Музыка. Я оглянулась за спину. Долина по-прежнему была пуста, однако тишину заполняли жалобный стон зитар и пение матери. Тогда я посмотрела вперед, куда шла, и увидела что-то вдали.

«Что есть чудо как не то, чего мы не в силах объяснить?»

На самом краю уступа надо мной стояла на коленях девочка.

«Там»

У меня встрепенулось сердце. Это «там» заставило меня тогда взглянуть на карту и затем привело сюда.

Девочка поймала мой взгляд.

— Это была ты, — шепнула я.

Она кивнула, не произнося ни слова.

Затем она поцеловала пальцы, и в воздух вплелись слова Священного писания.

«И Морриган возвысила свой голос,

Обращаясь к небесам,

Целуя два пальца —

Один за погибших,

А второй — за грядущих,

Ибо одни еще не отделены от других.

Песнь, миг назад наполнявшая долину, теперь принадлежала ей, текла бесконечной лентой, кружась, маня. Я взобралась на уступ по крутой тропинке, но к тому мгновению девочка уже канула в небытие. Долина подо мной раскинулась в обе стороны, погруженная в тишину и покой — один только девочкин голос тихо заполнял слух. Я упала коленями на теплый после нее камень и прониклась ее отчаянием из глубины веков. Прониклась, точно своим собственным.

Ибо время движется по кругу, повторяя себя, и погибшие не отделены от грядущих.

Отчаянные мольбы, что она когда-то возносила богам, отныне стали моими.

— Лия! — крикнул Рейф. — Ты что там делаешь?

Я повернулась и увидела Рейфа с Каденом на своих конях, с моим под уздцы. Бросив последний взгляд на обрыв, холмы и руины вокруг, я встала.

— Готовлюсь.

Я спустилась к ним по тропе.

Мы вернулись в лагерь и сразу же приказали лазутчикам на лучших верховых выслеживать врага на восточных подступах к ущелью.

Мгновенно навалились заботы. Рейф и Каден принялись чертить ландшафт и полезные для солдат тропки — на одном склоне их было семь, на другом четыре. А в развалинах можно укрыться в ожидании команды. На входе долина оказалась шириной в три мили, но быстро сходилась. В бой наше войско поведет главнокомандующий, генералы Хоуланд, Маркес, и другие офицеры — и хоть бы никто не замешкался. План должно исполнить, как по нотам.

Одна дивизия — моя — послужит приманкой. Гром наших брабанов и боевые кличи заманят врага прямиком в западню.

Высокие заросли сыграют нам на руку: там мы спрячем ряды кольев, на утесах заготовим сети, в выгодных точках установим стрелометы — хотя по-прежнему теряемся в догадках, где ждать брезалотов. Я ни минуты не сомневалась, что на острие атаки будут адские скакуны и дети. Комизар увидит горстку моих воинов и решит, что за моей спиной — остальные тысячи.

И спустит на нас разъяренных скакунов в надежде расчистить путь.

Мы готовились без устали. Готовились и ждали. Ждали Комизара.

Ждали дальбрекские подкрепления.

Ждали. И ожидание изводило сильнее всего, терзая оголенные нервы. Днем и ночью я возносила поминовения и воодушевляла солдат. Давала обещания им и себе.

Берди, Паулина и Гвинет не отходили от котлов — подстегивали боевой дух вкусной стряпней. И как подстегивали!

А Натия… Мне было, что ей сказать, и я решила отвести ее в лощину на разговор тет-а-тет.

— Взгляни, — указала я перед собой. — Что ты видишь?

— Поле битвы.

Меж склонов я видела фиолетовую карвачи с дрожащими на ветру ленточками. Дихара вращала прялку, со стены лилась песнь Венды, на уступе молилась Морриган. И глаза, огромные глаза мерцали во тьме палатки — глаза Астер, жадно ловящей сказку. Легенду. Великую историю. Прошлое хочет, чтобы мы сражались за этот мир, а я… Я же хочу, чтобы Натия сражалась за свой.

— Однажды ты увидишь здесь иное, — предрекаю я. — Пока что для тебя есть поручение. Оно жизненно важное, и для него тебе не понадобится меч.

Глава восемьдесят пятая

Каден

Мы сидели в шатре изнуренные, измученные, битый час продумывая тактику. Лия терла глаза. Рейф тер кулаки. Главнокомандующий напротив сложил голову на руки. Завтра нам расставлять полки формациями, ведь ждать подкреплений уже некогда. Придется как-то управляться своими силами. Ну и расклад — четверо врагов на одного нашего!

Комизара все не было, дальбрекцев — тоже. Перри предложил ретироваться в столицу. Хоуланд хотя и побрюзжал от души, но все же встал на сторону Лии: не время отступать. Тут у нас есть призрачная надежда на победу, а в Сивике нам однозначно конец.

Было видно, как трудно ей приходится. Я и сам терзался тревогами, да и присутствие Паулины не добавляло спокойствия. Зачем было ехать с нами? У нее в столице сын!

Потому-то она и здесь.

Тут к нам в шатер зашла озадаченная, хмурая Гвинет.

— Там какой-то бугай с жуткой рожей требует Лию.

— Солдат? — спросил я.

— Снаряжен так, будто на чудище боем идти собрался, — пожала она плечами.

— Пусть подождет, — распорядилась Лия.

— Вот и я так сказала, а он не унимается. Королеву Джезелию ему подавай, и все тут.

Бровь Хоуланда поползла вверх.

— Королеву Джезелию?

— Королеву! С ним еще какой-то сорванец страшного вида. Я бы не…

Лицо Лии вмиг засияло.

А Рейфа — затянулось тучей.

— Королеву? — повторил Хоуланд.

Лия подорвалась и вылетела из шатра. Я — за ней, и что вижу за пологом: она висит на Гризе с Эбеном и осыпает их поцелуями. Оба и не думают сопротивляться.

— Успели-таки. — Я подошел с приветливой улыбкой. — Что так долго?

— Лекарь, скотина, упертый.

— Пошел гулять и заблудился, — ввернул Эбен.

Гриз дал ему подзатыльник и расплылся в ехидной ухмылке.

— Ну да, как-то так и было.

— Drazhones, — прошептал я, заключая каждого в объятья.

Дальше вступила Лия — и вопросы полились водопадом. Для всех Гриз с Эбеном — просто два лишних солдата, но ей было жизненно необходимо иметь их рядом.

Тем временем, нас обступали и обступали зеваки, слетевшиеся взглянуть на великана в шрамах с вооруженным до зубов юнцом.

Ко мне подошла Паулина, не сводя с них глаз.

— С этими солдатами ты был в Терравине?

— Да. И они не просто солдаты. Они моя семья. Мои неродные братья по крови.

Она придвинулась, легонько коснувшись меня плечом.

— Познакомишь нас?

Глава восемьдесят шестая

Рейф

Вслед за Каденом из шатра высыпали все мы.

Как же Лия радовалась Гризу и Эбену. С таким лучезарным видом обнимала обоих, щебеча по-вендански, как на родном.

Я тоже им радовался, но другой, расчетливой радостью. Гриз — противник опасный, а раз моих войск по-прежнему ни следа, нам ценен каждый воин.

— Почему он назвал ее королевой? — все не унимался Хоуланд.

Я бросил взгляд на Лию. На ней была куртка, сшитая как будто по лекалам Меурази: красные лоскуты — обрывки свадебного платья — перетекали через плечо на грудь. На оголенном плече красовалась кава. Пояс увесили кости.

«Им нужна надежда, и я дам ее».

— Да так, венданская традиция, — пожал плечами Тавиш и глянул на меня.

— Вот-вот, — поддакнул я.

Пусть Лия объясняет, если захочет.

Я уже было двинулся обратно в шатер, но вдруг из-за картины впереди замер полушаге. Ко мне шел Оррин, за ним Джеб — оба с довольными физиономиями.

А за ними вышагивал генерал.

— Дрейгер.

— Он самый, ваше величество. Войска прибыли по вашему зову.

Я настороженно прищурился.

— Все?

— До последнего воина, — кивнул он. — С нами стрелометы, припасы — все, что вы запросили.

Лагерь погрузился в тишину ночи. Мрак прорезали только редкие факелы меж палаток. Скомандовали отбой, но в воздухе по-прежнему стояло волнение, от которого не уснуть.

А отдых, между тем, был нужен. Необходим.

Я шагал к входу в ущелье, к зеву, скрытому от пламени факелов. Только лунный свет указывал мне путь. Он струился сквозь облака, как сквозь огромные пальцы, затапливая высокую траву — и Лию, которая припала к скале, глядя в долину.

— Можно? — спросил я.

Она кивнула.

Мы устремили взгляды в ночное безмолвие. Что говорить? Все уже сказано. Все сделано. Подкрепления прибыли, шансы возросли — теперь на одного нашего всего двое венданцев…

Венданцев, которые превосходят нас в оружии. До чего же хотелось схватить Лию и увезти туда, где спокойно, где ни следа войны и смерти. Но увы.

— Мы готовы, насколько возможно, — нарушил я молчание.

— Знаю, — вновь кивнула она.

Ее взгляд скользнул по призрачным очертаниям развалин, посеребренных луной.

— Прежде они были великими, — вздохнула Лия. — Летали к звездам. Их шепот громом разносился над хребтами. Помнит ли мир, какими они были на самом деле? — Она повернулась ко мне. — И после завтрашнего дня будет ли помнить нас?

А я смотрел на нее, и не заботили меня ни Древние, ни завтрашний день. Пусть хоть сто миров сменятся один другим, мои воспоминания о нас с ней не померкнут ни капли.

Я подался вперед. Приник к ее губам в поцелуе. Нежном. Самом последнем.

Она подняла на меня глаза и ничего не сказала. Никаких слов уже не требовалось.

Трава ущелья колыхалась на ветру волнами. Завтра ее вытопчут. Пожгут. Обагрят кровью. За полночь разведчики донесли, что войско Комизара подойдет сюда к утру.

«Коронованный и побежденный,

Язык и меч,

Вместе грянут они внезапно,

Как ослепительные звезды,

сброшенные с небес.

— Песнь Венды

Глава восемьдесят седьмая

Лия

«Распали гнев».

Мое сердце громыхало.

Войско темнело в конце ущелья. Надвигалось устрашающей волной.

Густело. Росло. Обретало черты с каждым мигом.

Шаг их был спокоен, почти расслаблен.

Еще бы! Я успела рассмотреть с утеса масштабы армии, ее неостановимую мощь. За ней, как за падающей звездой, тянулся шлейф — взрытая земля, уходящая за горизонт. На нас надвигались десять дивизий: в авангарде — пехота, за ней — обозы с провизией, артиллерия и стада брезалотов. Следом вновь пехота, за которой шла пятая конная дивизия, в чьем шаге ощущался вес, тяжесть, страшное знамение. Я знала: Комизар непременно там, посередине войска, чтобы иметь связь со всеми воинами; ведет свое детище, впивая его мощь и извергая огонь.

Они нарочно двигались так медленно. Нагнетали страх.

Лазутчики, едва заметив нас, помчали к своим: верно, доложить, что противника жалкая горстка. Пять тысяч наших ждали на выходе из долины. Остальные — позади нас, готовые прийти на выручку. Море венданцев вдали растекалось неторопливо, как патока. Мы для них, что камешек на дороге: раскрошишь и не заметишь. Пусть хоть вся морриганская армия перекроет долину, Комизара это лишь раззадорит. Подстегнет аппетит. Он наконец-то дождался пира, которым так грезил.

«Морриган».

Имя королевства сорвалось с его губ. Довольное. Приторное и липкое, как желе. Он смаковал его на манер лакомства.

Если во мне и пылал гнев, его заглушал гром страха за людей, стоящих за моей спиной. Может статься, сегодня они расстанутся с жизнью.

По обеим рукам от меня были Рейф и Каден на конях. Я нарочно оделась так, чтобы меня узнали, а вот они наоборот набросили черные морриганские плащи с капюшоном, как рядовые солдаты.

За нами шеренгой ждали Джеб, Тавиш, Оррин, Андрес и Гриз — тоже в плащах. Им не стоило показывать лицо раньше времени.

Рейф не отрывался от растущей вражеской тучи.

— Он нас дразнит.

Каден выбранился под нос.

— Такими темпами в бой мы пойдем заполночь.

Нельзя торопить события. Подпустим врага ближе.

— Сейчас только полдень, времени еще достаточно, — заверила я их и себя.

В эту секунду от их тучи отделился один конь и помчал на нас во весь опор. Поначалу — точка на горизонте, но все рос, рос. Сзади стали натягивать стреломет.

И тут в силуэте лошади блеснули какие-то цвета.

— Отставить! — скомандовала я.

Это был не брезалот. Всадник на обычном коне.

Спустя мгновение я почувствовала.

К нам скакал Комизар.

Он остановился за сотню шагов и поднял руки, показывая, что безоружен.

— Что он задумал? — гадал Рейф.

— Я приглашаю принцессу на переговоры! — крикнул он. — И пусть будет одна!

Переговоры? Он с ума сошел?

Нет. Напротив, это выверенный план.

— Я даже привез подарок в знак доброй воли! — продолжил он. — Я отниму всего минуту! Поговорим без оружия!

Рейф с Каденом и бровью не повели. Тут Комизар извернулся в седле и опустил на землю ребенка.

Это была Ивет.

Мое сердце замерло. Ивет утонула в траве по пояс.

Перед глазами встало, как она тогда, на рынке, притиснулась к Астер и Зекии, зажимая обрубленный пальчик кровавым платком.

Сейчас она казалась еще хрупче и напуганнее.

Комизар спешился.

— Всего минуту, и она ваша!

Невзирая на протесты Рейфа и Кадена, я тут же отстегнула меч и кинжалы.

— Лучники его подстрелят, и мы заберем девочку, — предлагал Рейф.

— Нет.

Чтобы Комизар этого не предусмотрел? Мы слишком хорошо друг друга выучили. Я знала смысл его послания.

— А Зекия? — крикнула я в ответ.

Комизар расплылся в улыбке.

— Пошлю его, как только вернусь к своим. А если не вернусь… — Он пожал плечами.

Он упивался собой. Рисовался, как актер на подмостках. Растягивал удовольствие, стискивая шахматные фигуры в кулаке.

Рейф и Каден были в шаге от того, чтобы скомандовать лучникам. С жизнью ребенка забрать и жизнь зверя — заманчивая сделка. Ребенка он все равно может прикончить. Наверняка и прикончит. А заветный плод — вот он, только руку протянуть… Но сначала заплати тщательно высчитанную цену. Воздух загустел от внутренней борьбы. Комизар стоял перед нами, как на ладони, и не было на его лице ни тени страха или сомнения. Как же во мне сейчас клокотало…

Отличаемся ли мы хоть на каплю? Многих ли я готова сгубить ради желаемого?

— Час Комизара еще не пробил, — перешла я на шепот. — Пусть зверь живет. До поры до времени.

Я пришпорила коня. Шагов за десять до Комизара я спешилась и подозвала Ивет. Она подняла на него круглые от ужаса глаза.

Комизар кивнул. Ивет зашагала ко мне.

Спустя секунду я держала ее за тощие ручки.

— Ивет, видишь за мной двух всадников в плащах?

Она окинула напуганным взглядом тьму солдат за моей спиной и, заметив двоих в плащах, кивнула.

— Хорошо. Они не дадут тебя в обиду. Беги к ним. Беги без оглядки, что бы ни случилось. Поняла?

У нее навернулись слезы.

— Ну же, беги!

Ивет помчала сквозь траву, то и дело спотыкаясь. Мчала как будто сто, тысячу лет, и вот наконец-то Каден подхватил ее на руки и передал другому солдату.

Мое сердце колотилось, живот скрутило судорогой. Я через силу сглотнула желчь.

Добежала. Спасена! Выровняв дыхание, я повернулась к Комизару.

— Вот видишь, слово сдержал. — Он подозвал меня. — Подходи, поговорим.

Я шагала, высматривая в складках его облачения нож, ждущий секунды возмездия. Лицо Комизара прочертили новые морщины, скулы заострились — даром мое нападение не прошло, это точно. В его глазах бушевало голодное пламя. Я встала прямо перед ним, и он расслабленно смерил меня взглядом.

— Хотел говорить? Говори.

— Ну-ну, Джезелия. А учтивость? — Он оскалился и потянулся к моей щеке.

— Не прикасайся. Убью.

Рука опустилась, но мерзкий оскал никуда не делся.

— Снимаю шляпу, принцесса. Ты сделала то, что другим не удавалось одиннадцать лет. За мной, к слову, рекорд, знаешь? Никто еще не пробыл Комизаром так долго.

— Жалко, что скоро твоя власть подойдет к концу.

Он театрально вздохнул.

— Ах, наивное упрямство. Я ведь добра тебе хочу, Джезелия. Честное слово. А это… — Комизар презрительно махнул на войско за моей спиной. — Не должно вам погибать. Переходи на мою сторону. Мне есть что предложить.

— Рабство? Жестокость? Смерть? Какой соблазн, sher Комизар! Разговор окончен. Можешь возвращаться к своим.

Он снова бросил взгляд на наших солдат.

— Скажи-ка, а принц там? С сотней воинов, которые штурмовали цитадель? — желчно усмехнулся он.

— Все-таки вице-регент добежал до тебя с поджатым хвостом.

— И столько всего поведал! Я неволей улыбался. Поверить не могу, что ты вычислила моих соглядатаев. Кстати, как папочка? На здоровье не жалуется?

— Он мертв.

Думал, я скажу правду? Размечтался. Пусть считает, что мы обескровлены.

— А братцы?

— Мертвы.

— Ну, я так не играю, — вздохнул он. — Скукотища.

— А что же не спрашиваешь про Кадена?

Его улыбка стаяла, и лицо затянулось тучей. Я не ошиблась, знаю его самые больные места. Был же ему хоть кто-то в жизни близок? Кадена он своими руками вскормил, выпестовал, а в итоге получил удар в спину. Такие раны кровоточат всю жизнь.

Вдруг по одной из стен ущелья покатились камни. Комизар поднял глаза на развалины с одной склона, затем с другого.

Безмолвие напустило долину. Даже выдохи замерли.

— Думешь, я не знаю? — ухмыльнулся он, вперившись в меня.

Сердце стиснуло ледяными пальцами.

Комизар хотел уже развернуться, но внезапно подступил на полшага.

— Ты все за ту девчонку с террасы в обиде? Признаю, я перегнул палку. Вошел в азарт. Извинения заставят тебя передумать?

«Вошел в азарт»?! Я остолбенела. Слов нет…

Он подался ближе и поцеловал меня в щеку.

— Видимо, нет. — И он зашагал к своему коню.

Тут меня захлестнула ярость. Ослепляющая, голодная, жгучая.

— Отдай Зекию!!! — взорвалась я.

— Отдам, принцесса. Я всегда верен своему слову.

Каден

Я передал рыдающую Ивет солдату. Некогда было ее утешать.

— Отвези ее к Натии.

В стороне от ущелья Лия приказала разбить лагерь для детей, которых удастся взять живыми. Туда отправились Гвинет, Паулина с солдатами и Натия — единственная, кто говорил по-вендански. Она успокоит детей, скажет, что их не тронут — если, конечно, мы хоть одного захватим.

Я с лошади наблюдал, как Лия — безумие — приблизилась к Комизару. Наблюдал за утесами, за готовым к бою войском. Наблюдал в полной уверенности, что никакими переговорами тут и не пахнет. Комизар изводил нас. Так, как ножом легонько ведут по коже. Так, как зверь воет из чащи.

Лошадь взволнованно била копытом. Понимала. Готовилась.

— Тише, тише, — усмирил я.

«Проследи, чтобы они помучились».

Заставить помучиться — это он как никто умеет.

Рейф

Только когда Комизар сел на лошадь, а Лия — на свою, я смог выдохнуть.

Зекию он и вправду вернул — в целости и сохранности. Его тут же увезли прочь из долины к Ивет. Я боялся получить труп по кускам, что очень в духе Комизара, но нет, все обошлось. Он тонко чувствовал момент. Знал, когда необходимо посеять сомнение.

Лия сказала, что солдат в развалинах на утесах раскрыли. Я тут же предупредил их с первым гонцом. Пусть он узнал про западню, но сколько в ней солдат? Откуда будет атака? Тут преимущество за нами, и размеры долины нам на руку. К тому же вице-регент успел застать лишь сотню дальбрекских солдат и об остальной армии понятия не имел.

Внезапно туча пришла в движение и вновь покатилась на нас — остервенелая, голодная. Земля затряслась от грома сапог и копыт, солдат и коней, слитых в единого разъяренного исполина. Я чувствовал: наше войско напряглись, как тысячи пружин. Моя левая рука взметнулась в воздух. Держать строй. Держать строй!

— Ты уверена, что они будут в первых рядах? — спросил я у Лии.

Тем временем, солнце медленно клонилось к утесам.

Лия стиснула кулаки до белизны. В одной ее руке были поводья, другая лежала на эфесе меча.

— Да. Уловка с Ивет и Зекией тому доказательство. Он знает меня и знает, как выбить у наших солдат почву из-под ног. Мы не такие, как он.

Враг приближался, и туча понемногу приобретала черты. Первыми шли десять шеренг по сотне солдат вширь — солдат не старше Эбена и Натии. Через одного вчерашняя малышня! Они сжимали алебарды, мечи, топоры, ножи, их лица перекосило недетскими гримасами.

— Первые шеренги, сомкнуть щиты! — крикнул я пехоте.

Команду исполнили с безукоризненной синхронностью.

— Лучники, на позицию! — скомандовал Оррин.

И тут из вражеского строя вырвался первый брезалот.

Лия

Подстегнутый скакун летел из их толпы прямиком на наших щитников. Взведенные стрелометы с шумом подползли к краям уступов и навелись на цель. Тавиш с мучительным волнением ждал удачной секунды… и вот подал знак двум расчетам на лучших позициях.

— Пли!

Воздух рассекли одна, другая огромные стрелы. Первая врылась в землю, вторая угодила точно зверю в плечо. Брезалот рухнул набегу, и спустя мгновение раздался взрыв. С неба ливнем посыпались земля, трава, пылающие лошадиные внутренности. Потянуло горелой плотью.

Показался еще брезалот.

И еще

Второго тоже уложили, а вот третий, задетый по касательной, прорвался к щитникам. Шеренга поздно спохватилась: громыхнул взрыв, и на месте скакуна возникла воронка с лошадиными ошметками и трупами солдат. Оррина с лучниками сбило с ног, Рейф поспешил к ним на помощь. Комизар же, пользуясь суматохой, бросил в атаку детей. Решил добить наш боевой дух.

— Назад! — заорала я с такой силой, что, верно, даже он расслышал. — Отступаем!

Щитники попятились нестройными рядами, а остальная пехота, как требовалось, заняла позицию.

Я смотрела, не дыша. Не моргая. Черпая откуда-то терпение. Щитники пятились по шагу. Дети неслись на нас посередине ущелья.

— Назад! — повторила я.

Солдаты-венданцы с тяжелым оружием наготове ждали, пока дети внесут нужный хаос.

Сердце грохотало в ушах. Ну же, еще чуть-чуть! Пусть последний шагнет за невидимую линию…

— Дава-а-ай!

В воздух взмыла пыль и клочья земли. Там, где раньше была трава, теперь поднялись два ряда непроходимых кольев шириной от скалы до скалы. Мы отрезали детей на нашей стороне. Они обернулись на шум, и в этот момент их сверху укрыли ковром сетей, затем мигом налетевшие пехотинцы потащили их прочь из ущелья, к Натии Паулине и Гвинет с частью войска.

Я рванулась к заграждению, вглядываясь в венданские ряды. Вот-вот в нашу сторону помчит новый скакун-смертник или выкатится очередная адская машина смерти.

Каден

Вслед за нами неслись восемь венданцев — те, кто сорвал себя маски в цитадели. Рейф, конечно, отказался им доверять — может статься, из страха. Сейчас он скакал по одну руку от Лии, а я по другую, высматривая вражеских стрелков.

По ту сторону кольев боевой дух сник. По рядам прокатился трепет, и от головы к хвосту войска поползли команды.

— Братья! Сестры! — выкрикнула Лия в сторону противника. Ей вторили венданцы за нами и я с Гризом.

Опустилось напряженное молчание. Лия умоляла сложить оружие, сдаться, пока не поздно, и тогда воинам все простят. На середине ее речи сквозь солдат протиснулись Комизар, чивдар Тирик и наместник Янос на верховых. Комизар задержал на мне глаза всего на миг — а как они полыхнули жаждой мести! Вдруг он заметил, как один пронятый выходит из шеренги с опущенным мечом. Взмах — и Комизар рассек его надвое. Вспыхнула прежняя горячка. Первые ряды стиснули оружие в страхе разделить судьбу убитого.

И тут на нас высыпал табун брезалотов.

Рейф

Меня вышибло из седла. На голову обрушился ливень из щепок. По ущелью прокатился басовитый звук горна. Я поднялся на ноги: меч в руке, щит вскинут. Впереди на венданцев летел с одного склона Дрейгер с солдатами, с другого — Маркес, разрубая войско врага напополам. Окруженные лязгом стали, мы с Тавишем бились спина к спине; кромсали, срезали, кололи прущие на нас орды. Вскоре мы пробились к своим лошадям, на которых уже позарились венданцы. Верхом я вглядывался в бурлящую пучину бурого и серого, в блеск клинков, высматривая Лию — но она как в воду канула.

Вдвоем мы прорубили путь к своим и общими силами ринулись навстречу пятой венданской дивизии.

Лия

Я с трудом поднялась на ноги. Рядом сгрудились в кучу наши. В воздухе висела пыль. Где Рейф и Каден? Сквозь брешь в баррикаде к нам потоком сыпались венданцы. Где-то хрипели пронзенные щепками солдаты. Вереницы костров вдоль утесов разгоняли подступающий сумрак. Катапульты обрушили на венданские головы град валунов, расчищая дальбрекцам путь на дно долины.

Из ниоткуда вынырнул Джеб.

— Идем!

Мы с отрядом дальбрекцев бросились на врага, взламывая защиту. От стен ущелья безжалостно отдавались вопли умирающих. Хрипы, кашель и грохот падающих тел сплелись в бесконечную какофонию смерти. Комизар быстро сработал — не дал и десятой части воинов меня услышать, но теперь, когда дети захвачены, я знала, куда двигаться. Там мой голос точно достигнет всех.

Лица мелькали пестрым вихрем. Мой щит отражал удар за ударом, меч — разил. Джеб прикрывал мне спину, я — ему. Вдруг на меня обрушился такой удар, что земля ушла из-под ног. Перекат; где была моя голова, вонзается топор, и тут же мой меч потрошит напавшего.

Я вскочила на ноги, закрылась от второго удара, третьего… и в этот миг среди урагана стали и тени мой глаз выхватил нечто голубое, как будто из самоцветов.

Каден

Каменный ливень проредил венданские ряды. Удар со склонов был отвлекающим, чтобы наши пробились к середине ущелья. По моей ноге змеилась кровь: в нее угодила острая, как кинжал, щепка. Выдернуть я не смог, пришлось обломать — попутно разрубая глотку венданцу. Венданцу с очень знакомым лицом.

За ним шел второй. Третий. В какую-то секунду ко мне пробился Гриз. Где же Лия?! Была же от меня в шаге!

Мы вгрызались в орду венданцев. Минута обрела размер часа, один шаг — сотни миль, кругом бурлила кипень дальбрекских и морриганских цветов…

Как вдруг долину сотряс оглушительный взрыв.

Рейф

В небеса взметнулся пламенный сноп и устлал светом всю долину.

На наши головы дождем полились пылающие угли, поджигая все без разбора: своих, чужих, людей, животных. Я тут же повалил наземь вспыхнувшего солдата и принялся сбивать огонь.

И в этот миг заметил Тавиша.

Рыжие языки лизали его руку, перепрыгнули на волосы. Он с криками метался из стороны в сторону. Я придержал его и затушил пламя — был в перчатках, — но даже тогда его вопли не стихли.

— Держись, брат, все будет хорошо, — шептал я ему на ухо. — Даю слово. Ты только держись.

Он застонал. Я водрузил Тавиша на лошадь и велел ближайшему солдату увезти его в тыл.

Едва они скрылись, мне прижгло ладони — оказалось, огонь проел перчатки и принялся за кожу рук. Перчатки оказались все в горючем веществе с Тавиша. Я тут же их сорвал и припал руками к сырой траве… в которой лежал бездыханный солдат. Андрес, сын вице-регента.

Брат Кадена пал. Сейчас я мог только сомкнуть его веки.

Я во весь опор помчал к батальону Дрейгера. Венданцев на моем пути кромсали десятками, сотнями — но что толку, если сраженных заменят живые?

На месте оказалось, Дрейгер и Маркес раздробили пятую дивизию, однако теперь медленно, но верно сдавали позиции.

В гуще тел показался Каден. Он скакал в мою сторону. Один.

Где же Лия?

— Я ее потерял! — выкрикнул он на подъезде. — Она не с тобой?

Ответить я не успел: на нас двинулся здоровенный венданец не меньше Гриза. В одной руке он сжимал палицу, в другой — топор. Под его молотящими ударами мы пятились и пятились — и вдруг оба молниеносно скользнули ему за спину и с обеих сторон всадили клинки под ребра. Великан повалился на землю с грохотом срубленного дерева.

А в просвете за ним мы увидели вице-регента.

Лия

Ужас и кровь вал за валом захлестывали нас со всех сторон. Стоило отбить позицию, на нас мчали брезалоты, рвали плоть тучи стрел и железных болтов, с неба сыпался липкий огонь, выжигавший кожу и легкие. Оглушительные гам и грохот слились в вой безжалостного урагана. Пламя и дым утвердили здесь власть, на кожу ложился обжигающий пепел. Я потеряла из виду утес и думала теперь лишь одно: живи еще секунду, не дай себя прикончить. Удар, укол, удар! Ему не победить!

Это не конец!

Джеб рубился с жаром. Мы оба рвались на новый и новый рубежи, однако тщетно, и строй наш все редел с каждой их атакой. Поверх голов пехоты я увидела тяжелую конницу, завязшую в противнике. Рейф и Каден там? Не знаю, но точно туда пробивались. Где-то болезненно взревел брезалот, что говорило об одном: жди очередного взрыва. Грянул ужасающий топот, с фырканьем рвался из ноздрей воздух. Скакун летел в нашу сторону. Звук размножился, как бы обступил меня эхом. Я крутилась, искала опасность, и тут чья-то рука крепко рванула меня вбок.

Это был Рейф.

Мы рухнули на землю, и мир вокруг нас взлетел на воздух.

Каден

— Тебе не хватит духа.

Его силы подходили к концу, слова он выплевывал отрывисто. Надеялся еще найти нужные.

Глаза выдавали: ему страшно. Ведь я сильнее. Я проворнее. Я одиннадцать лет ведом гневом.

Сталь обрушивалась на сталь. Лязг клинков отдавался в костях.

— Не сумеешь, я твой отец!

Он сделал выпад. Меч чиркнул по моей руке.

Рукав рубахи мгновенно напитался кровью. Его глаза хищно блеснули, прыгнули на мою ногу, распоренную щепкой. «Надолго ли его хватит?» — верно, думал он.

Хороший вопрос. Боль все разгоралась. В сапоге от крови стало мокро и липко. Я ринулся в атаку, и воздух вновь пронзил звон металла.

— Я твой отец, — повторил он.

— Да ну? Ты хоть когда-то им был?

Его зрачки сжались до булавочных головок, ноздри раздулись. Не веяло от него больше жасмином.

Только страхом.

Мечи скрестились. Я напирал, как мог, налегал всем весом. Между нами пульсировала ложь длиною в жизнь.

Он извернулся и отступил на пару шагов.

— Боги свидетели, я не хочу тебе зла, — прошипел он. — Ты не сможешь. Сын. Давай начнем сначала. Время еще есть.

Моя хватка ослабла. Я приопустил меч и уставился перед собой.

— Время? Еще есть?

Блеск в его глазах, рывок, — как предсказуемо! — удар наотмашь, и мой меч летит прочь. Губы мерзко ощерились. Он уже видел, как вонзит клинок прямо в мою грудь — но я моложе. Проворнее. Я одним махом подскочил вплотную, и мой кинжал по рукоять вошел в его брюхо.

Глаза передо мной округлились.

— Твое время вышло… — прошептал я. — Отец.

И он обессиленно рухнул к моим ногам.

Рейф

Я укрыл ее своим телом от шквала стали, щеп и огня.

— Рейф, — шепнула Лия.

Цела. Мимолетное облегчение, затем пыл битвы вспыхнул с прежней силой. Вскочив на ноги, мы похватали с земли мечи и щиты. Вокруг стелились клубы дыма. К нам нетвердо шагали венданцы, контуженные не меньше наших.

— Мне надо на уступ, Рейф! Обратиться к ним, пока нас не перебили!

Мы бросились вперед в тени скал. Вот он, уступ, уже близко!.. Но тут путь мне преградил наместник Янос. Из-за его спины смотрели капитан стражи, канцлер и еще пятеро солдат.

— Отдай ее по-хорошему, — процедил Янос, подступая.

— Чтобы ее голову насадили на пику?

— Это уже Комизару решать.

Я стиснул рукоять щита. Волдыри на обожжённой ладони полопались, и под пальцами стало мокро.

— Лия, до уступа рукой подать! Беги!

Хоть бы не уперлась, хоть бы послушала!

Я услышал за спиной удаляющийся бег.

— Там тупик, — ухмыльнулся канцлер. — Ты загнал ее в западню. Теперь она точно попадет к нам в руки.

— Через мой труп. — Я направил на него меч.

— Наши трупы, — послышался голос Дрейгера за спиной. Его сопровождал Джеб.

Лия

Я со всех ног неслась по скалам. Дым раздирал легкие. В ушах до сих пор звенело проникнутое отчаянием «беги!». Мы проигрывали. Мы все. Все, кроме Комизара.

До чего шумно было в долине. Как меня услышат?

Пот катился по моему лицу, щипал глаза. Я вглядывалась в тропу, как сквозь водопад — и тут вновь уловила какой-то голубой отблеск. Побрякушка. Невидящий глаз. Хватанув едкого воздуха, я вперилась в вуаль дыма, темную и мрачную… И из нее вынырнула Каланта.

Такой я ее ни разу не видела. Прежняя владычица Санктума перевоплотилась в грозного воина. В руках она сжимала по сабле, на поясе ждали своей минуты зачехленные ножи — один из которых был моим. В самоцветах танцевали языки пламени.

Она крепко стиснула рукояти сабель, готовая пустить оружие в ход.

— С дороги, Каланта, — проговорила я, медленно обнажая меч. Вот-вот она ринется на меня. — Я не хочу драться с тобой.

— И я тоже, принцесса. Я хочу тебя поторопить. Обратись к ним и поведай правду о сегодняшнем дне, пока еще есть, кому слушать. Они не крови жаждут. Они жаждут надежды иного рода.

Из занавеси дыма на меня рванул венданец с топором наперевес, но в этот миг Каланта извернулась и рубанула его по животу. Солдат рухнул с обрыва и гулко грохнулся на камни.

— Беги! — ухватив мой взгляд, повторила Каланта призыв Рейфа и спустя секунду разрубила еще одного из своих.

Рейф

Бок о бок с Джебом я бился. С Дрейгером — никогда. Последний инстинктивно чувствовал самых сноровистых противников. Дрались спина к спине. Не выпуская из вида канцлера, я размозжил щитом нос одному венданцу, а другому рассек лодыжку до кости. Капитан стражи отошел за спины союзников. Дрейгер молотил и молотил Яноса, пока тот не завалился.

Генерал прикончил наместника и тут же отразил один, второй удар. На меня же насел канцлер. Его клинок лязгнул по моему щиту и отскочил — прямиком в череп венданцу сбоку. Солдат упал замертво, и его товарищ рядом тоже — от меча Джеба. Мы остались трое на трое, не считая капитана стражи за спинами своих. Обожженные ладони ныли, меч чуть не выскальзывал. Я стиснул рукоять и парировал один, второй выпады канцлера. Наши мечи скрестились, пошла борьба мускулов. Шум битвы заглушало наше тяжкое пыхтенье.

— Ты на них напал! — выплюнул я.

Канцлер отскочил и ударил наотмашь. Звякнули клинки.

— На моем счету лишь старик.

Он даже имени Свена не знал!

— Остальных, — продолжил канцлер, весь взмокший, — прикончили капитан стражи и вице-регент.

— Свен жив!

Лязг. Мечи высекли искру.

— Думаешь, меня заботит? — тяжко проговорил он.

Удар. Еще. Еще. Его щит проминался под моим клинком.

— Не заботит. Как и судьба принцессы. И что ты продался врагу.

Я не давал продохнуть, градом сыпал удары на щит, выбивая последние силы из его руки… Есть, щит на земле!

Выпад — и мой меч пробивает ему грудь насквозь по самую гарду. Наши лица застыли в дюйме друг от друга.

— Что там тебя заботило — это уже не важно. Мертвецов не заботит ничего.

Лия

Я неслась в слезах и кашле, проваливаясь ногами в ямы. Сгустилась ночь, но долину усеивали островки пламени, которое пожирало утесы, траву и тела. Воздух устилали клочья горького, едкого дыма и смрад горелой плоти. Бряцанье стали отдавалось от склонов.

Звучали резкие, как удар кинжала, вопли умирающих. С горьким страданием ревели кони.

Глаза щипало. Падающие с неба угли обжигали кожу. Я вытерла слезы, в отчаянии силясь разглядеть тропу на уступ — но все напрасно.

Надежда стремительно утекала.

«Поспешите, госпожа, или все погибнут!»

Я откашлялась. Шаг, второй, третий.

Внезапно дым расступился — и вот же она, тропа! Спотыкаясь, я рванулась наверх…

И вид с уступа перевернул мне всю душу. Долина полыхала в обе стороны, рокотали взрывы, сверкала сталь, корчились змеиным клубком груды умирающих в агонии.

— Братья! Сестры! — воззвала я, но мои слова потонули в слишком яром громе слишком длинного ущелья. Меня не услышат!

«Доверься…»

Какой смысл, если все напрасно?

Я вновь закричала со всем отчаянием, но на меня не обратили внимание.

«Доверься внутренней силе».

Воздев руки, я воззвала к небесам — не к внутренней силе, но к силе поколений. Она будто коснулась в ответ, и в этот миг я поняла: мой голос не одинок. Ему вторили тысячи других. Они пронизали меня, долину, все вокруг. Мир дышал нами, пробуждая ото сна воспоминания. Время завершало очередной круг. Подле меня возникла Морриган, с ней — Венда, Годрель и остальные. За моей спиной стояли Паулина, Гвинет, Берди и еще сотни. Наши голоса переплелись и полетели в оба конца ущелья над звоном металла. К небу поднялись головы, слушая, зная. Не всякий удар разит плоть.

Завеса дыма таяла.

Поле брани замерло.

— Братья! Сестры! Сложите оружие! К вам взывает ваша королева! Дочь вашей крови и сестра ваших сердец! Встаньте со мной плечом к плечу! Позвольте вернуться в Венду! — И я поведала, что есть еще надежда иного рода — та, что обещана Вендой. Я умоляла солдат прислушаться к внутреннему шепоту, довериться знанию — древнему, как сама вселенная. — Сила — она внутри нас! Новым домом нам станет Кам-Ланто! Мы начнем с чистого листа! Клянусь перед вами и небом, что вместе мы воплотим мечту в жизнь. Я молю об одном: довольно кровопролития! Восстанем против дракона, крадущего наши грезы! Сложите оружие, и бок о бок разожжем надежду, что не угаснет вовек!

Сама вселенная замерла. Небеса наблюдали. Тысячи и тысячи под скалами затаили дыхание.

Тишина разлилась по ущелью.

И тут один меч полетел на землю.

За ним второй.

Чивдары, наместники и старшины продолжали резню, глухие к шепоту сердца. Кланы же волнами бросали мечи и топоры.

— Лучше места для встречи не найти, моя зверушка. Мы здесь как на ладони.

Я крутанулась. Передо мной стоял Комизар.

— Теперь все увидят, кто истинный хозяин Венды.

Я выхватила меч и попятилась.

— Меня слушают, Комизар. Люди желают мира. Ты опоздал.

Он обеими руками поднял свой огромный меч. Знаю эту стойку. И знаю, что сейчас последует.

— Желаю только я. Они повинуются, — проговорил Комизар. — А желаю я одного: твою голову. Так и делается власть, принцесса.

Комизар с ухмылкой бросил взгляд на мой меч — куда короче его. Он медленно зашагал на меня, предвкушая безраздельную власть. Я отступила на самый край утеса, в пропасть сорвалась галька. Какой голод сверкал в его глазах — у меня все внутри сжималось в комок. Он жаждал еще крови, еще жизней и моего страха.

Но тут за ним промелькнуло что-то яркое. Голубой глаз из самоцветов.

— Реджинос!

На звуке своего имени Комизар остолбенел, затем его с новой силой захлестнула ярость. Он обернулся и увидел Каланту.

В ее единственном померкшем глазу застыла скорбь — еще верность, любовь и тысяча других чувств, которым нет имени. У них с Комизаром за плечами долгая история. Так она однажды поведала. Воспоминания — вот что пронизало ее взгляд. Память, кем Комизар был для нее и кем стал.

— Когда-то ты вселил в меня надежду, — проговорила она, — но теперь я окончу твой путь. Пробил час надежды иного рода.

Каланта ринулась на Комизара. С его губ сорвался едва уловимый смешок. Он рывком вздернул меч и, само собой, пронзил ее издалека — но решимость придала ей такой разгон, что Каланта пролетела всю длину клинка и с силой врезалась в Комзара. Он попятился, — шаг, второй, третий, — и его лицо перечертил ужас: нога не нашла опору. Я отскочила, и они вдвоем сорвались мимо меня в бездну. От склонов звонко отразился его вопль, затем — стук! — и повисло безмолвие. Внезапно камни под ногами поползли по утесу. Надо схватиться за траву, ветку, хоть за что-то! Не дотянуться. Земля посыпалась со скалы, и я полетела в пропасть вслед за Калантой и Комизаром…

Но тут на моем запястье сомкнулись чьи-то пальцы.

Глава восемьдесят восьмая

Паулина

Битва наяву завершилась. Битва в наших снах бушевала с прежним жаром. Чтобы сдержать детей, выведенных из долины, потребовался полк солдат и наши с Гвинет, Берди, Эбеном и Натией общие усилия. Мы не один день будем успокаивать растравленные детские сердца. Ужасы бойни от нас не скрылись: до нашего лагеря бесперебойно доносились рокот взрывов и вопли. Перед самым концом я в отчаянии рухнула на колени и в молитве воззвала к Лие, прося небеса дать ей сил, уберечь, донести ее голос до венданцев.

Натия, сама еще ребенок, нашла ключик от детских душ — нужные, знакомые им слова. Временами казалось, только благодаря ей мы перетерпим ночь. Утром ребятишки по-прежнему испуганно тряслись, не давая себя тронуть, отшатывались. Нелегко будет завоевать их доверие. Оно не взрастет само собой за ночь, его не привить силой. Время и терпение — вот средство, и я была готова по шажку сближаться с детьми столько, сколько потребуется.

Трупы в долине и сотни раненых в лазарете пробудили в моей памяти Священное писание: как случилась Катастрофа, и уцелела лишь горстка людей. Сейчас было почти как тогда. Я поцеловала два пальца и возвела к небу: один за погибших, второй — за грядущих, и взмолилась, чтобы их узы разбились навеки.

Довольно жизней мы уже отдали небесам.

— С этим все, — заключил лекарь.

Он смыл кровь с рук и велел стражникам перенести Кадена в дальний угол шатра. Я не отходила ни на шаг.

Каден

Я потянулся ощупать ногу.

— Не отняли, не волнуйся.

Паулина отерла мой лоб влажной тряпкой.

В голове еще шумело снадобье, которым меня напоил лекарь. Шатер был битком забит ранеными — а таких шатров оказалось еще с десяток. Рук на всех не хватало, и мне светило еще три дня жить с щепкой в ноге. Так и тянуло дать Оррину вырезать ее ножом. Напротив меня на скатке лежал Тавиш, забинтованный от руки по шею. Половину его длинного хвоста как слизнуло. Он было махнул мне здоровой рукой — мимолетный жест — и тут же скривился от боли.

В другом углу сидел на ящике Рейф, и Берди мазала ему ладони заживляющим бальзамом. Ему забинтовали плечо и продели руку в повязку. Где-то снаружи Гвинет велела Гризу принести бадьи с водой, рядом Оррин рвал ткань на бинты.

Стоял шум, почти как при битве — но шум жизни, а не побоища.

— Капитан стражи? — коротко спросил я.

Паулина помотала головой.

— Ни следа.

Сбежал, трус. Он и еще полдюжины членов совета. Может, конечно, лежали они среди трупов, изувеченные до неузнаваемости…

— Если кто-то из них уцелел, на свет до конца жизни не покажется, — добавила Паулина. — Мы их больше не увидим.

Я кивнул. Хоть бы она оказалась права.

Рейф

— Как руки?

— Берди только что сменила бинты, — ответил я. — Через пару дней смогу держать вожжи.

— Славно.

— А твое плечо?

— Болит, но ничего, стерплю. А что, вывихнуть хочешь? Милости просим.

Я успел к обрыву в самое последнее мгновение. Секунда — и Лия последовала бы за Комизаром и Калантой. Окровавленной рукой я схватил ее и втянул обратно на камни. Хотя нас и потрепало, мы уцелели. Повезло. Я рассказал Кадену про Андреса, но труп так и не нашли. Возможно, брезалот затоптал лицо.

Дальбрек заплатил высокую цену. По подсчетам генерала Дрейгера, мы потеряли четыре тысячи солдат и, не воззови Лия к венданцам, кровопролитие не знало бы конца. Теперь-то даже Дрейгеру не приходилось сомневаться, что Комизар стер бы с лица земли Морриган, а следом и нас.

Дальбрек, Венда и Морриган сообща разгребали последствия бойни. Лия изо дня в день говорила с венданцами, готовя их к дороге домой.

— Через пару дней мы тоже начнем отход, — сообщила она. — Всех павших сожгли. Их столько, что ни одна братская могила не вместит.

— Джеб?

Они кивнула и зашагала прочь.

Лия

Минуло почти две недели. Часть убитых похоронили, часть сожгли — как Комизара. Так странно было видеть его бездыханное тело — пальцы, некогда сжимавших мое горло, рот, извечно таящий угрозу. Тот, кто взирал на армию до горизонта и мнил себя выше богов, теперь не отличался от тысяч других трупов.

— Пусть пес достанется зверью, — предложил часовой возле меня.

Видимо, заметил мою мрачность — на другую мысль она не могла навести. Я посмотрела на Каланту.

— Нет, — помотала я головой. — Комизар канул в прошлое. Остался только мальчик по имени Реджинос. Сожгите его вместе с ней.

Джебу устроили отдельный костер. Я заметила его утром после битвы среди груды трупов. Тогда я положила его голову себе на колени, и он открыл глаза.

— Ваше высочество, — прошептал он, весь грязный и в крови. В глазах же горела жизнь.

— Я с тобой, Джеб. — Я отерла ему лоб. — Все будет хорошо.

Джеб кивнул. Мы оба понимали, что он нежилец.

Он попытался натянуть улыбку, но вышла болезненная гримаса.

— Вот же угораздило, — застонал он, опустив глаза на пробитую грудь. — Очередную рубаху испоганил.

— Дырочка с ноготь. Я зашью. Или куплю новую.

— Крувасский лен, — напомнил Джеб сквозь судорожные хрипы.

— Я помню. Буду помнить до последнего вздоха.

Он задержал на мне протяжный, понимающий взгляд и спустя мгновение его глаза остекленели.

Я гладила его волосы. Шептала его имя. Отирала лицо. Баюкала на руках. Держала его так, словно в нем воплотились все, кого я утратила за год. Больше никто не падет по моей вине. Я зарылась лицом в его шею, из моих глаз брызнули слезы. Стиснув руку Джеба, я вспомнила нашу первую встречу: метельщик падает на колено со словами «мы здесь, чтобы отвезти вас домой». Стражник тронул мою руку — нет толка жаться к мертвецу, — но я оттолкнула его. Пусть хоть раз прощание будет… просто будет!

Над телом Джеба я плакала в последний раз. За ним на костер и в могилы отправилась тьма мертвых, но я не проронила и слезинки. После одной смерти сердце ноет. После тысячи — немеет.

Но рано или поздно я дам трещину. Рано или поздно задавленная боль вырвется наружу и повергнет меня на колени. Скорбь беспорядочна и непредсказуема, тогда как жизнь подчинена правилам. И правила запрещали мне опускать руки.

Многие сложили головы на поле боя. Перри, Маркес, главнокомандующий. Одни офицеры остались калеками, другие так же бросались грудью на врага, а на них — ни царапины. Из всего венданского совета оружие сложили только наместники Умброз и Карцвил. В них тоже зажглась надежда иного рода.

Не пострадал и генерал Дрейгер. После сражения он не остался в стороне и порой брал на себя самый трудный, душераздирающий долг. Мы вдвоем держали юного венданца, которому отнимали руку, застрявшую между шестерней в кошмарной махине Комизара.

— Должен перед вами извиниться, — заговорил он как-то по пути в лагерь. — Я был о вас худшего мнения.

— Пустое. Я тоже представляла вас другим: упрямым ослом с жаждой власти.

Он удивленно усмехнулся.

— А кого увидели?

— А увидела верного своему отечеству воина — верного до глубины души. Это достойный, но опасный путь, генерал. Может толкнуть на крайности, когда выбора не оставляют. Я знаю, о чем говорю. Молюсь, чтобы ни одной дочери Дальбрека не пришлось кровью добывать себе право быть услышанной, как мне.

Генерал замялся. Мой намек вышел лобовым.

— По этой причине вы сбежали со свадьбы?

— Каждый достоин любви. Искренней, а не по велению договора. Чужая воля, если не пытаться сжать ее в кулаке, на многое способна.

Обозы с провизией, набитые Комизаром до верху, почти не пострадали. На путь до Венды нам хватит. Я встречалась с кланами, плакала на их плечах, а они — на моем. Решимость, поминутно зрея, сплачивала нас, сращивала, как перебитую кость, и наши общие шрамы придавали нам сил. От титула Комизара я отказалась, зато от титула королевы…

День ото дня во мне крепли твердость и надежда, и все же в минуту прощания на выходе из долины в душе что-то дрогнуло.

Я обняла Тавиша и Оррина, Кадена, пожала руки генералам Хоуланду и Дрейгеру. Последний будто хотел еще что-то сказать, но лишь пожелал всех благ на прощание.

Рейф, шагнув вперед, с хлопком пожал руку Кадена. Они посмотрели друг на друга и молча кивнули, как бы обменявшись немыми словами.

А я глядела на Рейфа и пробуждала в памяти прошлое, лишь бы не думать о будущем. Вспоминала, как хмуро он впервые на меня посмотрел, как солнце играло на его скулах в Каньоне дьявола, как он замялся на вопросе, откуда родом. Вспоминала пятнышко пота в форме сердца на его рубахе, когда он смахивал паутину с карниза; с каким любопытством скользил пальцами по моей каве, как мы взвились перед нашим первым поцелуем, как Рейф со слезами на глазах сжимал меня на берегу ледяной реки.

Но ярче всего я вспоминала нашу пару украденных часов, когда весь свет канул в небытие.

— Лия.

Голос Рейфа вернул меня на землю. Стало жарко, свет солнца будто утроился.

Рейф подошел ко мне на глазах военных и Кадена. Об уединенности и речи не шло. Наверное, к лучшему.

— Тебя ждет Дальбрек, — произнесла я твердо.

От него не укрылся вопрос между строк. Рейф кивул.

— А тебя — Венда.

Тот же вопрос в его словах.

— Я дала слово. Как и ты.

— Как и я. — Он потупил глаза в землю. — Скоро мы пришлем делегацию с пактами. Вам и другим королевствам.

— Спасибо. Без Дальбрека мы не выстояли бы. Желаю вам счастья, король Джаксон.

Он не назвал меня в ответ королевой Джезелией. То ли не мог принять титула, то ли моего решения. Рейф никогда не разделял мою любовь к Венде.

Он устремил на меня протяжный взгляд. Секунды растягивались в часы.

— И я желаю тебе счастья, Лия.

И мы разминулись. Поехали каждый своей дорогой, но ради одной цели: проложить странам, которых мы любили всей душой, путь в будущее. Есть еще, чему стоит отдать себя в жертву — и не войти в число мертвых.

Обернувшись, я смотрела Рейфу вслед, и тут на ум пришли старые слова Гвинет: «Любовь… Приятная штука, если посчастливится ее найти».

Найти посчастливилось.

Но найти и удержать — это совершенно разные вещи.

Бескрайнее море венданцев колыхалось в ожидании только мое команды. Люди сияли надеждой, предвкушая будущее, которое я пообещала. Я подала знак, и наш бесконечный караван двинулся вперед — туда, где ждал дом.

Наступает заря, и первые лучи вползают в наше укрытие.

Теперь можно развести костер.

Стервятники нас не заметят.

Мы замерзли и хотим есть. Пета поймала для нас зайца.

Мы стаскиваем все немногое, что горит: стулья, книги. Бумага истлела и быстро займет огнем костер.

Остальные не в силах сидеть на месте и пораженно разглядывают стены вокруг.

Огонь скручивает страницы. Шипит заячья тушка. Бурлят наши животы.

Дитя приносит мне шар, почти целиком голубой.

— Что это? — спрашивает она, завороженно покручивая его на ножке.

Знать бы название. Надписи пробуждают образы в памяти. Я заглядываю вглубь себя: что рассказывала бабушка о прошлом?

— Это карта нашего мира.

— Наш мир круглый?

Был когда-то.

Ныне — плоский. Бурый и крохотный. Дитя это знает.

— С высоты звезд все иначе, Морриган. Оттуда мир другой.

— А какой?

Ее голод силен, но любопытство сильнее. Как жаль, что я в силах дать ей лишь крохи.

— Пока жарится заяц, присядь ко мне на колено, дитя. Я расскажу тебе, что видно со звезд. В стародавние времена не было ни выживших, ни стервятников. Под луной обитали разные народы, а мир опоясывала тьма королевств.

— Правда-правда тьма?

Она улыбается, как очередной моей сказке.

Сказку ли я говорю? Грань между правдой и сладкой выдумкой для голодных давно истерлась.

— А дальше, Ама? Куда они ушли?

— Не ушли, дитя. Мы — все, что от них осталось.

— А еще у них была принцесса, да?

— Была. Сильная и отважная, как ты. Она вознеслась к звездам и оттуда увидела иной мир — мир, на смену которому придут и другие.

— Последний завет Годрель

Глава восемьдесят девятая

Рейф

— Ваше величество, вы опять в облаках витаете? Снизойдите до простых смертных! — проворчал Свен сквозь зубы.

Чему удивляться? Я такой уже не один месяц. Причина все та же: у нее свой долг, а у меня — свой.

— Да-да, лорд Гандри, продолжайте. — Я выпрямился в кресле.

Сейчас моего внимания требовал Совет баронов.

Свена тронули мои последние слова ему умирающему. Я и не надеялся, что он их услышит. У Гвинет тогда наверняка вертелись на языке похожие.

«Очнись, дуболом! Король еще не освободил тебя от службы. Открой глаза, или швырну тебя в корыто! Слышишь, а, Свен? Очнись, мне без тебя никак!»

При всяком споре он первым делом напоминал: тебе, вообще-то, без меня никак, сам признался.

Возражать я не смел. Свен правда был мне нужен. Не только в роли советника.

Как только он окреп для дальней дороги, морриганцы любезно выслали его с первым экипажем. Я, как мог, оберегал его от волнений и работы — сил у него по-прежнему было с горсточку.

И все же хвала богам, что он вообще выжил.

Долгий путь домой от Ущелья стражей предоставил нам с генералом Дрейгером море возможностей поговорить начистоту. Он признался, что передумал насчет помолвки. Его дочь — юный светоч острого, творческого ума — может и не выдержать бремени монаршей власти. Ее сияние совершенно напрасно померкнет — а ведь ей всего четырнадцать. После победы в моей верности отечеству уже не усомнятся, а помолвка будет отвлекать от грядущих дел, и посему не нахожу ли я возражений, если во имя королевства и по ободному согласию сторон мы расторгнем договор?

Подумав ровно пять секунд, я с живостью кивнул.

Собрание кончилось, и я вернулся в свой кабинет. Торговля в королевстве вновь дышала полной грудью, казна полнилась — отчасти благодаря пакту с Морриган, составленному явно с подачи венданской королевы. Дальбреку за десятую часть городских доходов отошел порт Пиадро. Сделка сулила барыш обеим сторонам.

— Очередная депеша из Крепости Венды.

Правая рука Лии. Каден. Голову даю на отсечение, хочет лишних солдат, провизии или еще чего. С другой стороны, без необходимости они не обратятся. Нельзя было скупиться: что на пользу Венде, на пользу и остальным королевствам.

— Отправь все, что он хочет.

— Она хочет.

Она, конечно. Воля исходит от Лии. Она и у других правителей ищет помощи, но без примера старших братьев — Дальбрека и Морриган — Малые королевства побоятся действовать. Общение шло исключительно через эмиссаров: так быстрее и проще, однако я слышал молву. Под властью Лии Венда процветала. Не удивительно.

Венданцы как раз основали поселение возле нашей границы. В народе поднялись тревожные настроения, но я все решил.

Венда уже не та, что прежде.

— С депешей пришла посылка. Тебе стоит взглянуть.

— Не знаю, что там, но…

— Взгляни.

Свен положил на мой стол небольшой перевязанный шпагатом сверток, затем подал мне письмо.

«Обозы».

«Зерно».

«Солдаты».

Список тянулся бесконечной лентой. Все как всегда.

Однако на этот раз в конце меня ждал постскриптум:

«Я нашла кое-что за яслями на чердаке Берди. Посчитала нужным отдать».

— Открыть? — спросил Свен.

Я устремил долгий взгляд на сверток.

«Я твоя, а ты — мой, и никакое королевство не встанет между нами»

Взгляд длинною в столетие.

Я знал, что в свертке.

Белое.

Красивое.

То, от чего давным-давно избавились.

— Джаксон?

— Нет, — ответил я. — Выброси.

Конец пути. Обещание. Надежда.

Внемлите мне, братья и сестры,

Ибо сегодня появятся на свет тысячи грез.

Мы коснулись звезд, и нас осыпало пыльцой возможностей.

В стародавние времена на свете жили три женщины,

И были они, под стать нам, скреплены узами.

Той же силой, что живет нас, они изменили мир.

Мы — часть их истории,

Как часть истории, что лежит впереди.

И труд наш никогда не подойдет к концу.

Время движется по кругу, повторяя себя.

И мы должны быть готовы встретить

Врага, что вовне

И врага, что внутри.

Пусть дракон пал, сраженный,

Он пробудится вновь,

И воспарит над землею,

В поисках добычи.

Чтобы история не повторила себя,

Пусть льются предания,

Передаются от отца к сыну, от матери к дочери,

Ибо хватит всего одного поколения,

Чтобы прошлое и правда канули в вечность.

Да будет так,

Сёстры сердца моего,

Братья души моей,

Чада плоти моей,

Во веки веков.

— Песнь Джезелии

Глава девяностая

Собрав бумаги, я устремила взгляд в окно галереи. Весенний ливень оставил на веранде лужи. В них отражались башни города, что отныне казался куда менее темным.

Впервые за несколько месяцев у меня выдалась свободная минутка, но что делать? Чем ее заполнить? Утром я проводила в обратный путь до Морриган мать и отца. Престол на время занял Реган, спину которому прикрывал Брин. Последний печалился из-за ноги, но все же понемногу оправлялся и уже даже сидел в седле. Перед ним открылся целый мир, и он захотел навестить меня. Может, следующей весной…

Отца было не узнать. Минувший год наложил на него отпечаток, равно как и дорога сюда, в мир, о существовании которого он не подозревал. Не хотелось бы мне его участи: видеть только королевский долг и позабыть про само королевство.

День ото дня я гуляла по улицам Венды. Пила таннис в лавках, поддавалась на уговоры лоточников в джехендре, слушала народные предания и совещалась со старшинами кварталов — клановыми избранниками. Я посещала свадьбы. Танцевала на праздниках. Проникалась ритмом мира и народа, что возвращались к жизни.

За несколько месяцев я объехала все провинции Венды, знакомилась с людьми, назначала наместников — и наместниц. Добрую половину совета теперь составляли женщины и предводители кланов. Отныне власти будет лишать воля народа, а не нож в спину. Это и мне самой окажется на руку…

Работа кипела. По примеру Дальбрека и Морриган с нами сблизились и Малые королевства, пообещав содействовать новым жителям Кам-Ланто. Морриган и Дальбрек даже поддались на то, чтобы выделять для венданских переселенцев эскорт. Засеивались первые пашни, распускались цветы надежды. Плоды наших трудов напитывали меня силой.

Я бы ничего не добилась без Кадена. Он трудился не покладая рук. Сострадание и нежность, взятые от матери, крепли в нем день ото дня — однако от шрамов на сердце, как и на спине, ему уже не избавиться до конца жизни. Даже баюкая Риза, он держал ухо востро — все в нем начеку, все говорит: на коже и душе мальчика никто не оставит шрамов.

Как же хотелось верить.

Я постучалась в его переговорный кабинет. Глухо. Толкнула дверь.

И не скажешь, что раньше здесь сидел Комизар. О нем напоминал один лишь стол с щербиной от ножа — символ его прихода к власти. Стол Кадена, под стать моему, утопал в документах. Я добавила еще стопку — торговое предложение к Эйсландии.

Военный город Комизара теперь служил жизни, а не разрушению. В кузнях вместо оружия ковали рабочие инструменты — для переселенцев и на сбыт. Изрытые воронками полигоны мы отдали на лечение природе. Ветер, дождь, трава и время затушуют следы разрушения — рубцы на лике земли.

Оставшихся золотокожих брезалотов выпустили на волю. Порой эти исполины паслись на холмах вдали, и со временем я разглядела, какой грацией и царственностью их наделила природа… и все же стоило им фыркнуть, пуская пар из ноздрей, стоило загромыхать их копытам, пробуждались в памяти ужасы бойни: горы трупов, смрад паленой плоти… Есть раны, что долго затягиваются. Есть шрамы, на которые нужно смотреть. Есть воспоминания, что нельзя забывать.

— Меня ищешь?

Я повернулась. В дверях стоял Каден с Ризом на руке.

— Ему скоро год, а ты его все носишь. Так и ходить не научится.

— Научится, не волнуйся, — с улыбкой ответил он.

Новость о лишних документах он встретил спокойно. Лучше помощника мне не найти во всей Венде. Каден сдержанный, усердный — и верный.

— Видел Паулину?

Его глаза засияли.

— Выслеживает Эбена и Натию.

Она-то найдет, можно не сомневаться. Паулина загорелась идеей научить венданскому письму всех вместе с собой, вот по утрам и занималась с Эбеном и Натией — и с другими, кого удавалось изловить. Я промолчала, что их парочка бьется во дворе на деревянных мечах. Поединок шел жаркий, а все же не без игры — и каким искренним смехом они заливались! Сердце трепетало. Как ни крути, а в душе они дети. Увидеть бы еще их ребячливости.

— Я провожал Гриза, — поделился Каден.

— А я попрощалась с ним вчера ночью.

Гриз возглавил очередной караван переселенцев, отбывающих в Кам-Ланто. С ними поехала и Гвинет, держа путь в Терравин. Венда Вендой, но ей хотелось домой. К Симоне. Пусть Гвинет и не в силах дарить ей любовь, а все же без дочки не проживет, — так шептало ее сердце. Она обещала написать Берди, как там дела в таверне.

От меня не ускользнуло, что из всех караванов Гвинет выбрала караван Гриза — «бугая с жуткой рожей», как она его дразнила. Гриз надувался от ее шпилек, но всякий раз будто возвращался за добавкой — и так силился не выдавить улыбки на каменной мине, что Гвинет это явно забавляло. Необычная парочка. Не удивлюсь, если Гриз заедет погостить в Терравин.

Внезапно малыш Риз со смехом вытянул ручку и сомкнул ловкие пальчики на моей пряди. Добыча! Он расплылся в счастливой улыбке. Каден аккуратно освободил прядь.

— Каден… Ты только вдумайся: мы вдвоем в Венде, и ты держишь на руках младенца, — осознала я вдруг с улыбкой.

— Да, мне тоже приходило в голову.

— Вот как бывает. Будущее мы видим проблесками и никогда — целиком, — задумалась я. — У великих историй свой неповторимый путь.

Его улыбка стаяла.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Временами он ловил меня такой: взгляд устремлен в даль, мыслями я где-то за тысячи миль от Венды. Думаю. Вспоминаю.

— Хорошо. Я весь день ничего не ела. Как раз собиралась в зал Санктума.

— Я тоже скоро подойду.

По пути я встретила Королевского книжника, который возвращался из катакомб. Аргириса с сообщниками конвоировали в Морриган, где их ждал суд и эшафот. Больше ни одна книга — важная ли, обыкновенная ли — не будет предана огню.

— Как приказали, работаю над переводом, — сообщил он. — Книга, судя по всему, сборник стихов.

Я дала ему книгу, которую Астер храбро выкрала для меня в пещерах Санктума.

— Первое стихотворение вроде бы о надежде и перьях, — продолжил он. — На днях принесу.

Поэма с крыльями? Я улыбнулась.

Символично, что Астер схватила именно эту книгу. Она каждый день возникала в моей памяти, но уже не брошенным ангелом с подрезанными крыльями, а такой, какой предстала мне на тонкой грани между жизнью и смертью. Свободная, она кружилась на лугу, и ветер ласкал ее длинные волосы.

Наравне с Вендой преобразился и зал Санктума. В воздухе теперь стояла не кислятина пролитого эля, а свежесть тростника, расстеленного Берди на полу. Многострадальный горемыка-стол никуда не делся, но теперь его хотя бы раз в день чистили щеткой и полировали.

Я пересекла зал к серванту и наложила в тарелку горячей каши, вареных яиц, лепешки и кусок свежей рыбины из реки. У края серванта стояло блюдо с костями. Я перебрала их в пальцах, думая о жертве.

Meunter ijotande. Никогда не забываемая.

Одну кость я привязала к связке на поясе.

Мой ужин проходил в одиночестве. Я глядела на длинный стол, пустые стулья, вслушиваясь в непривычную тишину, проникалась умиротворением, как никогда прежде… И все же в дальних уголках разума что-то не давало мне покоя. Хотя бы мысли о Терравине, поделившем мою жизнь на до и после.

Я отставила пустую тарелку на сервант и отжала тряпку в тазике с мыльной водой рядом. В этот миг вошла служанка.

— Я сама, — махнула я, и она исчезла.

Собрав крошки, я принялась тереть стол дюйм за дюймом по всей длине.

Тут в проеме возникла Паулина со стопкой книг в руках.

— Ты что это? — Она положила книги на стол.

— Прибираюсь вот.

— Я вижу, — с лукавой улыбкой ответила она. — Вижу горничную. А где занятая королева?

— Разница вообще-то небольшая. — Я бросила тряпку обратно в таз и, окинув взглядом пол, потянулась за метлой.

— Пол чистый.

— А королева считает, грязный.

Она ребячливо насупилась.

— Ну и пусть тогда подметает в одиночестве. — И ушла. Наверняка еще за одной стопкой книг.

Аппетитно веяло похлебкой Берди. Бездонные котлы с ней — изыск, какими Венда пока была небогата. Подметая, я вспоминала сапфировую бухту Терравина, и как чайки с криками сновали над головой, как в дверь моей лачуги тихо постучали, как мне в руку легла цветочная гирлянда.

Раздался задорный детский смех. Я подняла глаза и увидела на входе Кадена, шепчущегося с Паулиной. Они крепко-крепко жались друг к другу. Каден передал ей сына, а затем легонько коснулся ее губ. Их нежность расцветала день ото дня.

Иной раз любовь дает ростки там, где совсем не ждешь.

Я поставила метлу на место возле серванта. Замечталась я — а мне еще кипу документов надо…

— Лия, — окликнул меня Каден.

Я повернулась. Они с Паулиной подошли.

— Да?

— Прибыл еще один эмиссар.

Боги, опять? Послы от Малых королевств уже дневали и ночевали в моем кабинете. Никак им не определиться! Все просят гарантий…

— Пусть подождет, я…

— Он прибыл из Дальбрека, — вставила Паулина.

Я и бровью не повела.

— Дальбрек очень щедр к нам, — напомнил Каден.

Скрепя сердце, я с тяжким вздохом согласилась:

— Ну, ведите.

Каден смерил меня оценивающим взглядом.

— Наряд бы слегка… представтельнее.

Я опустила глаза на свое рабочее платье. Вполне добротное.

— Ведите, — с нажимом повторила я, сердито глянув в ответ.

Паулине я даже не позволила открыть рот:

— Что устраивает Венду, устроит и посла.

Оба нахмурились.

Я сдернула чепец и встряхнула волосы.

— Ну вот, довольны?

Они со вздохом вышли. Через минуту Паулина поспешила обратно и напряженно замерла у камина. Каден стоял у входа, в тенях. За его спиной слышались возня и шаги.

— Дальбрекский эмиссар просит аудиенции у королевы Венды! — громко объявил он.

Я махнула рукой, и он отшагнул в сторону.

Передо мной возник эмиссар.

Я зажмурилась.

Сглотнула.

Он подошел ко мне через зал. Громыхали его тяжелые сапоги.

Остановившись, он ухватил мой взгляд и затем упал на колено.

— Ваше величество.

Дар речи меня покинул. Язык сделался шершавым, горло — как иссушенная солнцем кость. Я с трудом одними пальцами велела ему встать.

Он поднялся, и я вновь сглотнула — язык чуточку смочился. Одежду эмиссара покрывал слой дорожной пыли.

— Вы больше похожи на крестьянина, чем на досточтимого дальбрекского посла.

Он ехидно прищурился.

— А вы — на служанку, чем на королеву Венды.

Он подступил на шаг.

— Что привело вас сюда? — спросила я.

— Я кое-что привез.

Он подал знак.

Спустя мгновение из тени за его спиной вышли Тавиш и Оррин с улыбками до ушей. Каждый держал в руках по ящику с дынями.

— Сам вырастил, — сказал Рейф. — Ну, почти сам.

Все мысли смешались в кашу.

Дыни?..

— Как много у вас талантов, король Джаксон.

Края его губ приподнялись.

— А у вас, королева Джезелия, невероятная сила.

Я не шевелилась.

Дышала ли? Без понятия.

Он потянулся к моей щеке.

— Я знаю, что нас раздляют сотни миль. Знаю, что у нас обоих долг, который нельзя бросить. Но мы уже не раз совершали невозможное, Лия. Мы положили конец многовековой вражде между королевствами… так неужели теперь смиримся, что нам не позволено быть вместе?

Он подался вперед и прильнул к моим губам в поцелуе — нежном, ласковом, от которого по телу разлился пьянящий трепет. Его язык был на вкус, как ветер, как сладкая дыня, как тысячи грез. Как надежда.

Мы отстранились и посмотрели друг другу в глаза. А вдруг счастье и впрямь совсем близко?

Вздор.

Быть вместе?

Сказки

Но когда нас пугала невозможность?

Я подалась вперед и вновь запечатлела на его губах поцелуй.

Конец