Мы будто вернулись в Терравин.

Только эля не хватало. Не пахло похлёбкой. И смеха не слышно.

Зато был младенец.

Прекрасный, замечательный малыш. Пока Паулина спала, Берди баюкала его на краю кровати. Мы с Гвинет и Натией сидели за столом, а полуголый, с перевязанным плечом, Каден дремал у очага на покрывале Натии.

Дождь перерос в беспощадный ливень. Повезло, что крыша выдержала. Под одинокую течь в углу подставили ведро.

В комнате, куда меня направила Паулина, царил разгром, а окна, несмотря на грозу, были распахнуты настежь.

«Сбежали», — испугалась я. — «Дело плохо».

Трактирщик уверял, что ничего не знает, но голос его странно подрагивал, и он с боязливым любопытством всматривался в моё лицо под капюшоном, которое я в спешке забыла прикрыть шарфом.

Я натянула капюшон пониже и, прибежав в келью к Натии, велела навьючить лошадь и скакать в лачугу, пока я разыскиваю Гвинет и Берди. Прочёсывая улицы, я наудачу всматривалась в окна таверн, но вдруг вспомнила круглые глаза трактирщика и поняла — он боялся, я заодно с теми, кто рылся в комнате и поэтому так хотел выпроводить! Я понеслась назад в его трактир. Берди и Гвинет никуда бы не ушли без Паулины!

Они прятались на кухне.

Встреча вышла до слёз радостной, но спешной. Гвинет рассказала, что увидела под окном канцлера с солдатами, требовавших у трактирщика указать комнату Паулины. Но как же он узнал?

Трактирщику, как оказалось, можно доверять. Он до последнего тянул время, чтобы Гвинет с Берди сбежали. Услышав про роды, он тут же дал припасов, и мы поспешили к Паулине на Нове и Дьечи.

Натия быстро нашла лачугу, а внутри её встретил Каден с завёрнутым в рубаху младенцем на руках. Она перевязала Кадену раненое Паулиной плечо и обработала рассечённый затылок. Сказал, досталось котелком. От кого же? Наверное, поэтому не успел на место встречи, а сейчас спит мёртвым сном. Когда мы вошли, он даже не пошевелился.

Как ровно вздымалась его грудь. Удивительно, но я не припомню его спящим. Когда просыпалась, он всякий раз уже был на ногах. Даже когда давным-давно, в дождь, мы заночевали в развалинах, я знала, что даже с закрытыми глазами он следит за мной — каким-то внутренним взглядом. Но сейчас — нет. Сейчас он спал так крепко, что душа беспокойно шевельнулась. До чего беззащитный у него вид. Утром я даже не успела обрадоваться ему, вздохнуть облегчённо, а теперь меня переполняли чувства. Я поцеловала два пальца и воздела к небесам.

Спасибо.

Пусть ранен, но ведь жив.

— Натия, там, кажется, в сумке оставался таннис, — вспомнила я. — Сделаешь для Кадена примочку?

— Таннис? Это ещё что? — полюбопытствовала Берди.

— Мерзкий на вкус, но полезный сорняк. Растёт только в Венде. Успокаивает сердце, душу, а, когда есть нечего, и живот. Главное, чтобы семена не окрасились в золотой, иначе отравишься. Единственное, чем богата Венда.

Таннис. От одного слова подступает неожиданная тоска. Воспоминания, которые я так душила в себе, пробились наружу. Сколько же раз меня им угощали. Скромный дар скромного народа.

Гвинет хмуро покосилась на Кадена:

— Как всё дошло, — всплеснула рукой, — до такого? Почему этот венданский головорез теперь на твоей стороне?

— Ну, всё-таки не прислуживает, — ответила я, закидывая в котелок фасоль. — Долго рассказывать. Лучше после еды.

Вспомнив кое-что, я повернулась к Берди.

— Кстати, я ведь обещала похвалить Энцо. Он молодец, умудрился даже не спалить трактир. Путешественников кормит, посуду моет.

— А похлёбка? — Она вздёрнула бровь.

— Варит, — кивнула я. — И неплохую.

Гвинет с искренним удивлением подняла глаза:

— Горазды ещё боги на чудеса.

— Сама не поверила, когда увидела, что он в фартуке чистит рыбу.

Берди усмехнулась, вся светясь от гордости.

— Ишь ты, дела делаются. Сказала ему, что придётся взять бразды. Ну а на кого ещё трактир-то оставлять? Пришлось рискнуть. Видно, не прогадала!

— Что, кстати, с тем крестьянином сталось? — спросила Гвинет. — Поспешил за тобой и с концами. Только мы его и видели. Убили его?

«С тем крестьянином». В её голосе скользнуло сомнение. Берди и Натия выжидающе уставились на меня. Я с серьёзным лицом бросила в котелок солонину и повесила вариться.

— Он вернулся на родину, — села я за стол. — Думаю, у него всё хорошо.


Очень надеюсь. Кончилась ли склока с генералом, который бросил Рейфу вызов? Верю, Рейф выйдет победителем, но всё равно не забуду, как морщинки прорезали его лицо, стоило кому-то из офицеров поднять эту тему. Увы, случиться может всё что угодно.

— Он из Дальбрека, — вмешалась Натия. — И никакой не крестьянин, а король. Он требовал, чтобы Лия…

— Натия, — вздохнула я. — Уж лучше молчи. Я сама расскажу.

И я рассказала, как могла. Многое пропустила, пробегая только по главному, что было в Венде, и чему я научилась. Далеко не все мне хотелось переживать вновь, но умолчать о гибели Астер было труднее всего. Эта глубокая рана на сердце всё ещё кровоточила и саднила. Когда речь зашла об Астер, пришлось замолчать и собраться с мыслями.

— В тот день погибли многие, — вздохнула я. — А тот, кто заслуживал смерти, уцелел.

Я довершила рассказ. Гвинет откинулась на стуле, качая головой.

— «Джезелия», — задумчиво повторила она имя из Песни Венды. — А я знала, что лоза и коготь у тебя неспроста, и никакой щёткой их не соскребёшь.

— Щёткой? — кашлянула Берди.

Будто осознав в полной мере, чем это чревато, Гвинет поднялась и зашагала по лачуге:

— Увязли же мы, надо сказать! Я ведь в первую секунду поняла, что из-за тебя, принцесса, мы хлебнем сполна!

— Прости, если… — понурилась я виновато, но Гвинет сжала мне плечо:

— Я разве сказала, что мне это не по душе?

Горло перехватило.

Берди встала с младенцем на руке и поцеловала меня в макушку.


— Вот пропасть-то. Ну ничего, справимся. Как-нибудь.

Я прижалась к ней и закрыла глаза. Внутри я захлёбывалась плачем боли и горечи, но по окаменевшему лицу не скатилось и слезинки.

— Ладно, хватит тут разводить, — села напротив меня Гвинет. Берди взяла оставшийся стул. — Ставки выше некуда. Глаза Королевства теперь не просто наблюдают из тени. Так какой у тебя план?

— Говоришь так, будто у меня он есть.

— Но ведь есть? — нахмурилась она.

Я его еще не проговаривала. Он рискованный, но только так я добьюсь внимания придворных и остальных морриганцев, верных стране. Хотя бы на несколько минут.

— Я повторю то, что уже пыталась сделать. Но в этот раз все получится. Совершу переворот. — И затем рассказала, как в четырнадцать повела взбунтовавшихся братьев с друзьями в Большой зал. Кончилось всё плохо. — Тогда у меня в распоряжении были только злость и требования. В этот раз будут два отряда солдат и доказательства.

Берди подавилась чаем:

— Солдат?! Откуда они у тебя?

— Братья помогут, — пояснила я. — Когда вернутся, их отряды меня поддержат.

— Два отряда против всей морриганской армии? — возразила Берди. — Да цитадель в два счёта возьмут в кольцо.

— Поэтому мне и нужны доказательства. Большой Зал можно защитить на короткое время, да и кабинет в заложники захвачу. Если с первых минут выведу кого-то из изменников на чистую воду, может, совет ко мне прислушается.

— Или тебе с порога стрелу в грудь всадят, — фыркнула Берди.

Собрания в Большом зале охраняет почётный караул лучников, расположенных в галереях на двух башнях. Караул — традиция, дань прошлому, когда в зале собирались лорды со всего королевства, поэтому солдаты в жизни не стреляли. Впрочем, луки и стрелы у них отнюдь не для красоты. Врываясь в зал в прошлый раз, я знала, что королевскую дочь не тронут… но сейчас уверенности нет.

— Не исключено, что застрелят, — согласилась я. — Всего знать не могу. Пока что мне нужны весомые доказательства. Канцлер и королевский книжник вовлечены в заговор, но улик не нашлось. Кабинеты вычищены до блеска, даже пыли нет. А с ними заодно…

И замолкла. Моя мать… Нет, не могу произнести эти два коротеньких слова. Кто угодно, только не она! Всё внутри противится, даже после пережитого в цитадели. Я не в силах ставить мать в один ряд с изменниками. Она бы не посмела рисковать жизнью Вальтера, настолько его любила. Нет, хотя бы чувства к нам она не осквернила ложью.

Закрыв глаза, я очутилась под звёздами на крыше, с которой она меня разлучила.

«Нечего тут понимать, милое дитя, это просто ночной холод».

Я застала её с Книжником, тем, кто погряз в измене с головой. Его драгоценные подопечные трудятся в пещерах Санктума. Берди и Гвинет, перегнувшись через стол, обе погладили меня по рукам.

— Посвятите в разговор?

Паулина проснулась. Я села к ней на край кровати, и мы все засыпали её поздравлениями и поцелуями. Берди положила ей на руки малыша.

Показав, как приложить его к груди, Гвинет с гордым видом подбоченилась.


— Посмотрите, как освоился. Силача растим, не иначе.

— Ты уже выбрала имя? — спросила Берди.

На лицо Паулины набежало облако.

— Нет.

— Ну, тут торопиться некуда, — успокоила Берди. — Пойду поищу, чем бы его укутать. Не оставлять же в драной рубахе.

— Может, та твоя распашонка на двухголового сгодится? — подмигнула Гвинет и с Берди принялась разбирать сумку.

Я дотронулась до крохотной розовой ножки, торчащей из рубахи Кадена.


— Он прелестный. А ты сама как?

— Да ничего, — закатила глаза Паулина. — Разве что пришлось обнажить дамские прелести перед варваром-убийцей. — Она вздохнула. — Но с тем, что пережила ты, это наверняка не сравнить.

— Зато какая награда, — улыбнулась я малышу. — Неужели не стоило того?

Сияя, Паулина нежно погладила сына по щеке.

— Стоило. До сих пор не верится.

Она перевела взгляд на Кадена, и улыбка померкла.

— Вот это шрамы. Что с ним случилось?

Каден лежал на боку, к нам спиной. Я уже привыкла к его рубцам, но других они, верно, потрясали).

— Предательство.

И я рассказала, кто Каден такой и что перенёс.

Проснувшись, Каден неуклюже встал и потёр голые плечи. Поздоровался с Гвинет и Берди.

— Да, умеешь ты удивлять, торгаш пушниной! — Берди хмуро уткнула руки в бока.

— Есть такое, — краснея, ответил Каден.

— И роды принимать тоже, — усмехнулась Гвинет.

Каден повернулся к Паулине.

— Ну как он?

— Нормально, — буркнула она.

Он с лёгкой улыбкой подошёл и отвёл одеяльце с лица малыша. В ответ Паулина, отпрянув, опасливо прижала сына к груди. Каден тут же сник и едва заметно отступил, но от движения повеяло такой досадой, что у меня больно сжалось сердце. Впрочем, и Паулину можно понять. После всего пережитого, доверие для неё, как и надежда, — опасная роскошь.

— Ну, чем ещё нас поразишь? — съязвила Берди.

— Лия, надо поговорить с глазу на глаз, — обратился он ко мне.

— Ну-ка, воин ты наш, — вмешалась Гвинет. — Хочешь что-то сказать, говори при всех.

Я кивнула. Мы всё равно должны научиться доверять друг другу.

— Ладно, как скажете, — пожал Каден плечами. — Я знаю ещё одного изменника. Мой отец. Он давно уехал из графства Дюрр, и теперь приближён к королю.

Паулина шумно втянула воздух сквозь зубы. Она даже без имени всё поняла, как и я. Лишь у одного из министров те же белокурые волосы, те же мягкие карие глаза. Даже спокойный голос, и тот узнаётся без ошибок. Мы не замечали очевидного, потому что оказались в плену своих суждений о людях: Каден — варвар-убийца, Вицерегент — благородный потомок Святых стражей, и общего у этих двоих быть не может.

Гвинет и Берди молчали, не зная, о ком речь. Каден в ожидании метал взгляды с меня на Паулину.

— Лорд Роше, — добавил он в заключение.

На миг мне захотелось солгать, что никакого лорда Роше при дворе нет. Боялась, что Каден ринется прочь, и ему вновь размозжат голову, но он уже всё прочёл по моим глазам.

— Не вздумай врать, Лия.

Я вздохнула. Сейчас придётся туго.

— Знаю, о ком ты. Я виделась с ним два дня назад. Он и правда в кабинете министров. Каден, пусть отец из него ужасный, но нет доказательств, что он предатель.

Глава пятьдесят четвёртая

Каден зашагал к мельнице проверить лошадь и осликов, буквально пыша яростью.

«Враньё! Нет у меня больше родственников! Мать была одна в семье! И сбагрили меня конченым бродягам!»

Его перекосило от ярости, но и полные горя глаза вице-регента мне не забыть. «Он ведь был восьмилетним мальчишкой. Его мать только-только умерла…»

Если жизнь чему-то меня и научила, так это что время треплет и рвёт правду в клочья не хуже ветра, подхватившего забытый бумажный листок. А склеивать обрывки теперь придётся мне.

Я сказала Натии скакать в город, как только погода прояснится, с поручением отцу Магуайру. Где-то в архивах должны быть списки гувернанток. Меня интересовала лишь одна, с именем Катарина.

Дьечи довольно задёргал ушами под моей рукой. Тогда я и Нове почесала макушку. Скучают, наверное, по Отто.


Дождь не залил мельницу, но из-за обвалившейся давным-давно стены, внутри гуляли промозглые сквозняки. Где-то в стропилах захлопали крыльями совы. В дальнем углу Натия точила меч. Утро мы посвятили тренировке, освежили навыки. Она сама напомнила, что нам всегда нужно быть в полной готовности. Мои уроки в Кам-Ланто не прошли даром.

В глазах Паулины то и дело мелькало сомнение, а потом она не выдержала и спросила об армии Комизара.

— Она сметёт Морриган, — ответила я. — Изменники всё для этого сделают. Мы должны готовиться.

— Но как же… — Она пожала плечами с явным недоверием на лице. — Это ведь невозможно. Мы избранники, Выжившие. Так определили боги. Величие не даст Морриган пасть.

Я молча посмотрела на неё. Так не хочу рушить её мир ещё сильнее, но выбора нет.

— Величие — пустой звук. Пасть может любой.

— Но ведь Священные писания…

— Не только в них истина. Ты должна кое-что узнать. — И я рассказала о Годрель, Венде, и как юную Морриган похитили и за мешок зерна продали Алдриду. Рассказала то, чего мы раньше не могли знать. Отнюдь не Выжившие заложили первые кирпичики королевства, а воры и стервятники. Да и Святые стражи не такие уж святые. Мне вдруг стало так гадко от своих же слов, будто я выбила у Паулины из руки заветную хрустальную безделушку и раздавила каблуком. Но иначе нельзя.

В задумчивости Паулина сумрачно прошлась по лачуге. Наверняка искала ответа в Писаниях.

— Ты уверена, что эти легенды не лгут? — резко обернулась она.

— Нет, и от этого труднее всего. Но я знаю, что часть правды от нас утаили, и мы сами должны её отыскать. Правда — она ведь как воздух. Глубоко ли вдохнуть — решаешь сам, и в руке его не удержишь.

Едва качая головой, Паулина подняла взгляд к стропилам, где ухали совы. Каждый кивок источал сомнение, борьбу, в которой правда легенд перевешивала родную ей правду — правду морриганских писаний.

Стервятники.

Если легенды не лгут, история давно лишила нас богоподобного величия. Теперь ясно, почему книжник спрятал книгу Годрель. Она подорвёт нашу уверенность в собственном превосходстве. Одно не ясно: почему он не уничтожил крамолу? Кто-то ведь до него пытался.

— Пойду назад в лачугу, — глубоко вздохнула Паулина и разгладила юбку. — Сына кормить пора.

Глава пятьдесят пятая

Паулина

Ночью, лёжа на боку, я долго разглядывала шрамы спящего Кадена. Рядом с отцовскими добавился ещё один, от моего ножа. Каждый раз теперь будет видеть его в отражении. В Терравине он ввёл меня в заблуждение невзрачной рубахой и добрыми словами. Микаэль тоже обманул, но прятал истинную натуру за красивыми речами. Эта сладкая ложь заглушила голос разума.

Способна ли я вообще разбираться в людях или мне просто не дано?


Я перевернулась и вперила взгляд в тени, пляшущие по потолку. То, что пришлось обнажиться перед Каденом, заботило меня меньше всего. Из головы не шло, как он впервые взял малыша на руки. На лице не было и тени фальши. Каден светился преклонением перед чудом, но, дав сына мне, померк, словно понимая, что к моему ребёнку больше не прикоснётся. Да, он заслужил благодарность, но душа протестует, а в глубине ещё и таит страх. Откуда знать, что в этот раз доброта не наигранна? Вдруг он опять использует нас? Раз Лия ему верит, и я могу пойти навстречу, вот только я разучилась доверять людям.

Я чистила на крыльце деревянный ящик, который Каден предложил утром в качестве временной колыбельки. Моего взгляда он избегал. Просто поставил ящик и зашагал прочь, и отошёл уже далеко, когда я бросила вслед:

— Каден. — А когда он обернулся: — Спасибо.

Он надолго задержал на мне взгляд, затем, кивнув, скрылся.

Дождь не переставал уже четвёртый день. По холмам стекали настоящие реки, а крыша давала всё новые течи. Не знаю, к счастью или в наказание потоп загнал нас в тесную лачугу, но, по крайней мере, за его время Каден и Лия затеяли важный разговор. Каден жаждал «повидаться» с вице-регентом. Лия отрезала: момент неподходящий. Странно, но он прислушался. Была между ними какая-то непонятная связь. Но когда Лия предположила, что за долгие одиннадцать лет вице-регент мог измениться, а затем вспомнила Энцо в качестве доказательства, Каден пришёл в ярость. На миг в нём будто проснулся былой Убийца. Хотя, может, он до сих пор им остаётся, ведь под этим «повидаться» вряд ли подразумевалась тёплая встреча.


— Да не меняются так люди! — взорвавшись, выскочил он под ливень. Вернулся час спустя, вымокший до нитки. О вице-регенте больше не заговаривали.

Я тоже думала, что не меняются, но теперь закрались сомнения. Лия изменилась. Она всегда была бесстрашной, порой в моменты негодования безрассудно игнорировала опасность, и такие порывы часто выходили ей боком. Теперь же от неё веяло выдержкой и расчётом. Страх, мучивший меня столько времени, не обманул: Лия познала страдания. Хоть она отмахивается от расспросов, следы стрел не спрячешь. Её чуть не убили. Да и эта отметинка от кулака Комизара на щеке. Но больше меня тревожат не внешние рубцы. Пустота во взгляде, стиснутые кулаки, поджатые губы, когда она уходит в воспоминания — шрамы куда более глубоких ран. Многих друзей убили на глазах, другие погибли после её бегства. Народ Венды дорог Лие. Она часто говорит на их языке с Каденом и в поминовениях соблюдает венданские традиции.

— Ты теперь одна из них? — спросила я.

Она удивилась, но, словно что-то вспомнив, передумала отвечать. Может, сама ещё не разобралась.

Больше всего перемен было в её поминовениях. Если раньше Лия читала их вынужденно и неохотно, то теперь — с неукротимым рвением, заставляя сам ветер замереть. Взывала не только к богам, но и к звёздам, и к поколениям прошлого, а мир напитывался полнотой, словно дышал с нами в такт. Взгляд Лии устремлялся во тьму, ловя что-то неведомое нам.

Дар её больше не страшил. Лия приняла его, научилась упрашивать, а когда-то и требовать. Доверять ему. Так о даре она ещё не говорила, не описывала, как он видит и знает, призывает верить. Её слова заставили меня заглянуть в собственную душу.

Но от меня не ускользнул надлом в её душе, хоть она умело его скрывала. Натия завела рассказ о дальбрекском войске и заставе, и стоило всего раз упомянуть имя Рейфа, как Лия выскочила на крыльцо, будто не в силах слушать. Прислонившись к подпорке, она глядела на стену дождя.

— Натию войско явно очаровало, — начала я. — Такая юная, а уже сражается. Не думала, что кочевники владеют…

— Не владеют кочевники оружием. Натия как-то зашила мне в плащ нож, и в итоге они все жестоко за это поплатились.

— И теперь она хочет наказать виновных.

— Кочевников предали те, кого она же радушно приняла. Натию лишили прежней жизни… и невинной чистоты. Если первое она ещё сможет отвоевать, то второе — никогда.

Я постаралась деликатно увести разговор в сторону:

— Похоже, она высокого мнения о дальбрекском короле.

Лия не ответила.

— Что между вами было? — продолжила я. Свет из лачуги на миг выхватил её лицо.

— Что было, уже в прошлом. И это к лучшему, — качнула она головой.

Я сжал Лие плечо, она подняла на меня взгляд. И взгляд не лгал: разрыв дался ей нелегко.

— Лия, это ведь я, Паулина. Мне можешь открыть душу.

— Не надо. Прошу тебя.

Я взяла её за руки, чтобы не отвернулась.

— Нет, я не отстану. Если скрывать боль, легче не станет.

— Не могу, — шепнула Лия внезапно севшим голосом и зло вытерла глаза. — Не могу о нём думать, — повторила она собраннее. — Слишком многое на кону, в том числе его жизнь. Нельзя, чтобы чувства мне мешали.

— Хочешь сказать, он для тебя только помеха?

— Уж ты-то знаешь, что в жизни не всё так однозначно.

— Лия, — строго бросила я.

— Он был мне нужен. — Лия закрыла глаза. — И Дальбреку тоже. Мы ничего не могли изменить.

— Но?

— Я думала, он поедет со мной. Вопреки всему. Он не мог и не должен был, но в душе я всё равно надеялась, передумает. Мы любили друг друга, клялись, что политика с интригами не встанут у нас на пути… но они встали.

— Расскажи мне всё с самого начала. Так, как я тебе о Микаэле.

И мы проговорили несколько часов. Она поделилась самым тайным: как осознала истинную личность Рейфа; какая дрожь её пробрала на подъезде к Венде, как он носил у сердца её записку, а она презирала его на людях, вместе с тем мечтая обнять. Рейф обещал, что всё теперь будет иначе. За его голос Лия цеплялась, лишь бы не ускользнуть из мира живых. А при расставании они горько поссорились.

— Оставив его, я каждый день царапала на земле его последнее «к лучшему», пока сама не поверила. А потом нашла в трактире Берди свадебное платье, которое он спрятал, и опять всё внутри перевернулось. Я ведь уже отпустила его, Паулина, так сколько же ещё раз придётся?

Трудно найти слова. Даже после предательства Микаэля я каждый день по-новой вычёркиваю его из памяти. Вопреки моему желанию он прочно обосновался в мыслях, непрошеный, словно болезнь. Забыть его — всё равно, что заново научиться дышать: требует целенаправленных усилий.

— Не знаю, Лия, — ответила я. — Но сколько бы ни пришлось, я с тобой.

Я поглядела на ящик, принесённый Каденом. С виду без заноз, прочный. Повесила сушиться на гвоздь. И правда, постелить одеяльце, и колыбель выйдет неплохая.

Воздух рассекли крики.

Пачего настигли добычу.

Плачут дети,

Ибо тьма так густа,

Животы так пусты,

А вой пачего так близко.

Тише, мои милые.

Расскажи им, взывает Джафир.

О том, что было раньше.

Но что было — мне неведомо.

Ищу в памяти слова Амы.

Надежда. Конец пути.

Обречённо заворачиваю их в свои.

«Подступите ближе, дети.

Я расскажу вам, что было раньше.

Пока наш мир не стал бурой, безжизненной пустыней

Когда крутился голубым самоцветом,

Когда сверкающие башни тянулись к звёздам».

Глумятся стервятники,

Но не Джафир.

Он изголодался по сказке, как дети.

— Утраченное слово Морриган.

Глава пятьдесят шестая

Рейф

— Она в хижине недалеко от цитадели. С ней три женщины и Каден. Ну, и та кочевница, — доложил Тавиш.

— Вы ослушались приказа.

— Ты на это и надеялся, — ухмыльнулся Джеб.

— И благодарен нам, — ввернул Оррин.

Джеб кивнул на клетку с тремя вальспреями:

— А птицы зачем?

— На крайний случай. Прощальный подарок от Дрейгера. Если нас опять потянет в бездну, просил хотя бы послать весть.

Тавиш недоверчиво оглядел отряд и как бы между делом полюбопытствовал у капитана Ации:

— А откуда столько морриганских сбруй на лошадях?

Опережая ответ, Свен кашлянул. Ему этот вопрос так же неприятен, как и мне.

— Долгая история.

— Объясню позже, — махнул я Тавишу. — Возвращайтесь к остальным и разделитесь. Ехать по северному и восточному трактам, по три-четыре человека, не больше, — нельзя заявиться в город всей толпой.

Мы не обвешанные оружием солдаты, а крестьяне и странствующие купцы. Надеюсь, хоть впечатление производим убедительное.

Глава пятьдесят седьмая

Дышать.

Дышать!

Я подскочила на кровати в холодном поту. В ушах — строфы пророчества вперебивку с омерзительным механическим лязгом. Где я? По-прежнему в лачуге. За окном полночная тьма, тишину нарушают лишь тихие всхрапы Берди. Кошмар приснился. Снова улеглась, но сна ни в одном глазу. Задремала только ближе к рассвету и проспала допоздна, а там меня озарило: строфы и звуки приснились неслучайно. Венданцы починили мост. Враг всё ближе.

В лачуге одна Гвинет спала в кресле с малышом на руках. Капель больше не барабанила по вёдрам и кастрюлям, так что мне выпала возможность проскользнуть в город, — на улицах опять людно, затеряюсь в толпе. Да и Брин с Реганом, возможно, вернулись.


Одевшись, я увешалась оружием и набросила дорожный плащ. Если повезёт, уже к полудню мы с братьями и солдатами ворвёмся в Большой зал. Неплохо бы напоследок пробраться в цитадель и поискать улики, но раз мост вновь исправен, откладывать долгожданную встречу с министрами больше нельзя.


Я вышла из дома на носочках. На крыльце Паулина громоздила под крышу ящик.

— Тебе бы поберечь силы.

— Я родила, а не под лошадь упала. И сил у меня полно. Я ведь за столько времени успела и забыть, что по малой нужде может и не хотеться. Да и к тому же, какой труд — ящик вымыть? Его Каден с мельницы принёс. Сам, кстати, ушёл пасти свою лошадь и осликов. Овёс кончился.

Надеюсь, и правда увёл животных, а не поехал всё-таки «повидаться» с отцом.

— А где Берди с Натией? — Я прошлась по крыльцу.

— Отправились в город за припасами, пока дождь утих. — Она провела рукой по ящику. — Да, можно будет уложить малыша. Особенно когда всем надоест баюкать его на руках.

— Его баюкать ни за что не надоест. Гвинет его вообще не отпускает.

— Да я заметила, — вздохнула Паулина. — Надеюсь, не злится. Наверняка на душе тяжело — жалеет, что со своим малышом так не могла.

— Она рассказала? — удивилась я.


Мне-то казалось, это её страшная тайна. Я сама поняла случайно, ещё в Терравине, по её взгляду на Симону. Такой лаской лицо Гвинет больше не сияло.

— О Симоне? Нет, уходит от разговора. Видно, что любит её больше жизни, но этого же и боится. Поэтому не готова сближаться.

— Почему боится?

— Не хочет, чтобы отец узнал, — пояснила Паулина. — Он скверный человек.

— Гвинет сказала, кто он такой?

— Сказать — не сказала, но открылась по-другому. Мы с ней как-то без слов друг друга понимаем. — Она сняла мокрый фартук и повесила сушиться рядом с ящиком. — Отец Симоны — канцлер.

Я обомлела. Да, Гвинет знакома с тёмными личностями, но чтобы с хищником на верху пищевой цепи… Она не зря боится.


Не желая смущать набожную Паулину, я выругалась по-вендански.

— Да можешь и по-морригански. Поздно мне уже каяться. У самой, бывало, не такое вырывалось.

— У тебя-то?! — усмехнулась я. — И ножом размахивать научилась и браниться?.. А ты точно Паулина?

— Да вот и я тебя не узнаю, — прыснула она.

— В хорошем смысле или плохом?

— Ты стала той, кем должна быть. — Паулина нахмурилась. — Жизнь нас обеих заставила измениться.



Вдруг она заметила, что я в дорожных штанах.



— А ты куда?

— В город. Ливень стих, затеряюсь среди людей на улицах. Брин и Реган наверняка уже вернулись. Хочу…

— Они вернутся нескоро.

— До Града Священных Таинств всего пару дней пути, да и заложить памятник — дело недолгое. Брин и Реган не…

— Лия, ты не поняла, они поедут дальше по городам, а там и по малым королевства. Реган от имени Морриган отправится в Гитос, Брин — в Кортенай. Поручение Командующего.

— Но ведь принцы — воины. Не разъезжают с представительством.

— Вот и я засомневалась, да и болезнь твоего отца подлила масла в огонь. Как-то всё не так, против правил. Но Брин счёл задание важным, и король дал согласие.

Внутри всё упало. Только объехать малые королевства — уже несколько недель, а столько у меня нет. Но и ворваться в цитадель без поддержки братьев я не могу.

Да нет же! Брин и Реган терпеть не могут такую дипломатическую возню. Так и вижу, как Реган закатил глаза. Если что и любил в дипломатических поездках, так это возможность прокатиться верхом…

В груди похолодело.

Они задают вопросы. Хотят знать правду.

Вальтер тоже хотел. «Я тайком разнюхаю, в чем дело».

Брин и Реган мешают заговорщикам.

— Ты что? — встревожилась Паулина.

Я ухватилась за столб крыльца. Лишь бы не упасть. Путь братьев, и очень долгий путь, лежит через Кам-Ланто. Они не ждут западни, напасть проще простого. В висках застучало. Брин и Реган не с миссией поехали, а прямиком в ловушку. Нет принцев — нет лишних вопросов.

Отец бы ни за что не согласился. Если бы знал.

— Засада, Паулина, — прохрипела я. — Их ждёт засада. Как с Вальтером. Нужно их остановить, пока не поздно. Я должна сказать отцу.

И я понеслась в цитадель в надежде, что ещё не поздно.

Глава пятьдесят восьмая

Каден

— Здравствуй, Андрес.

Я пообещал Лие, что не поеду к отцу. Про брата я ни слова не сказал.

Краем уха я слышал, как Паулина обсуждала Андреса с Гвинет. Мол, вдруг это он проследил за ней до трактира и навёл на след канцлера? Паулина назвалась не своим именем, но Андрес всё равно засыпал её вопросами. Теперь, когда она узнала обо мне и вице-регенте, вопросы не кажутся ей такими уж невинными. Этого-то ни на грош: коварством Андрес в отца.

Подкараулив его у кладбищенских ворот, я тут же приобнял, как старого друга и одновременно ткнул в бок коником ножа:


— Пройдёмся?


Он без лишних слов подчинился.

Я завёл его в глухой склеп посреди кладбища — как оказалось, гробницу самой Морриган, — тусклую обитель пауков и призраков. Спустившись, оттолкнул Андреса на стену, и тот обернулся.

Он прищурился на меня и сразу же склонил голову на бок — узнал за секунду. Видно, мы с отцом как две капли. А вот он больше в мать: лицо пепельно-бледное и круглое, с кроткими чертами — нищий на углу вышел бы первосортный. Но, что поделать, незаконный сын — я.

— Каден? — Рука дёрнулась будто бы к мечу. — Я думал, ты мёртв.

— Все думали. А вышло вот как.

— Понимаю, ты злишься на отца, но прошло много лет. Он изменился.

— Изменился, как же!

Андрес опустил взгляд на нож в моей руке.


— Чего ты хочешь?

— Ответов. Ну и, может, немного крови за всё, чего лишился.

— Как ты меня нашёл?

— Через Марисоль, — ответил я.

— Паулину. — Он нахмурился.

— Понял, что ты догадался.

— Живот сбил с толку, но голос я узнал. Встречался с ней как-то. Вряд ли я произвёл впечатление, а вот она на меня — да. Она…

— Больше с тобой не увидится, — отрезал я, разбивая его возможные планы на Паулину. — Скажи-ка мне вот что: почему ты не был с принцем Вальтером, когда тот напоролся на вендацев?

Андрес прищурился:


— Я лежал в лазарете.

— На моей памяти, ты не из болезненных. Часто у тебя так, или по случайности отсиделся дома?

— К чему это ты клонишь, братец? — процедил он.

— А сам ещё не понял?

— Я почти неделю бредил. Придворный лекарь подтвердит. Когда пришёл в себя, отец сказал, лихорадка свалила.

— Когда тебе стало плохо, ты был с ним?

— Да. После ужина с отцом и придворными упал в обморок. Помню только, как слуги несут меня на кровать. Это было за день до гибели принца. Да какая вообще разница? Никто не знал, что ждёт Вальтера и остальных!

— Нет, кое-кто знал. И не хотел отправлять единственного сына на бойню. А сын только и рад подыграть.

— Думай, что говоришь, — решительно процедил он, а глаза свирепо полыхнули.

Может, и правда не лжёт. Паулина сказала, гибель братьев по оружию оказалась для Андреса невыносимой. Если притворяется, зачем ему каждый день оплакивать отряд? Я вгляделся ему в лицо — что тобой движет, Андрес? — но увидел лишь скорбь. Ни капли наигранности.

— Убери меч. Не хочу тебя убивать.

— Кем же ты стал? — Он опустил клинок. Понял, что перед ним уже не тот никчёмный братец.

— Лучше тебе не знать, — ответил я. — Кто ещё из придворных был на том ужине?

Собравшись с мыслями, он перечислил канцлера, капитана стражи и придворного лекаря.

Глава пятьдесят девятая

Родители жили вместе, но на случай недомогания для королевской семьи отводились покои ближе к придворному лекарю. Там на свет появились и мы с братьями. Если отец правда плох — пусть даже это и уловка — он будет именно там.

Надев чепец и, прикрыв лицо стопкой полотенец, я зашла во внешнюю комнату. В руке сжимала бутылочку. Трудно шагать безучастно, когда так тянет сорваться и побежать. Будь отец хоть трижды на меня разгневан, рана от потери Вальтера ещё свежа. Мне только и нужно заронить ему в душу хоть крупицу сомнения, и приказ будет отменён. Он меня выслушает. С ножом у горла, если придётся.

— Врач приказал обтереть королю лоб настойкой, — проговорила я с акцентом на манер злой тёти Бернетты.


Сонная горничная у двери встрепенулась.

— Но никто…

— Да, да, всё как обычно, — проворчала я и, сглотнув, выдавила раздражённо: — Только домой собралась, а тут на тебе. Может, выручишь, а? Тут всего-то надо…

— Нет-нет-нет, — замахала она руками. — Я здесь уже битый час сижу, а так хотя бы пройдусь. — Горничная глянула на стражника у входа. — Попросить, чтобы помог?

— Да я только лоб протереть, справлюсь.

Она радостно встала и в мгновение скрылась.

В покоях царил полумрак. Руки были заняты, так что я попросила стражника закрыть за мной.


— Устав, — пожала я плечами, когда он замялся.

Дверь тихо затворилась, и я оглядела комнату. У стены напротив раскинулось огромное ложе, в котором отец будто утопал. Такой маленький, усохший, словно перины с одеялами его поедают. В глазницах — черные тени, скулы торчат острыми углами. От прежнего отца ни следа.


Я положила полотенца, поставила склянку на столик и подошла. Он не шевельнулся.

«Ему конец».

«Они его добьют».

Так вот о чем шептала цитадель. Сердце зачастило. Я представить не могла, что предупреждение об отце — всегда готовом вспыхнуть, держащим власть в кулаке. Такой уж он.

— Отец?

В ответ ни слова.

Я присела на кровать и взяла его за руку. Теплую, но неживую. Что это с ним? Всё бы отдала, лишь бы он стал прежним, метал громы и молнии. Не зря же Вальтер говорил, как отец на меня сердится.

— Реджина?

Голос до того слабый, что я вздрогнула. Глаза он не открывал.

— Это я, отец. Арабелла. Матери здесь нет. Отец, умоляю, послушай: ты должен сейчас же отозвать Брина и Регана домой. Ты меня понимаешь?

— Арабелла? — Он нахмурился. Глаза блеснули щёлкой. — Ты припозднилась. Сегодня ведь твоя свадьба. Как мне потом объясняться?

В груди все сжалось. Какой же отуманенный взгляд.


— Я с тобой, отец, — и прижала его ладонь к своей щеке. — Всё будет хорошо, обещаю.

— Реджина… Где моя Реджина? — Веки опять смежились.

Сколько нежности вложил в имя матери. Да и меня назвал любя, без капли гнева, скорее с легким укором.

— Отец…


Но какой смысл. Он даже воды попросить не в силах, что уж говорить об отмене приказа. Снова потонул в забытье. Положив ему руку грудь, я дотронулась до его шеи. Пульс ровный и чёткий. Неужели сердце в норме? В чём же дело?

Я подошла к столику и рассеянно пробежала пальцами по рядам настоек и вытяжек — сплошь знакомые с детства лекарства. Мать часто давала их нам с братьями. Поднесла к носу, и точно: сразу вспомнился взопревший лоб, и как голова гудела от горячки. Дальше я заглянула в шкатулку с мазями и травяными примочками, осмотрела комод. Знать бы, что ищу. Баночку, флакон? Свидетельство, что его и правда хотят «добить»? А, если нет, просто плохо лечат?


Я заглянула за зеркало, осмотрела подставку под высокой вазой, обыскала прикроватную тумбочку, даже пощупала под матрасом — ничего.

Тогда я приложилась ухом к двери в смежный кабинет лекаря и, удостоверившись, что там никого, тихо вошла. Но что мне, из каждой склянки отпить и ждать, станет ли плохо? Больше я никак не узнаю, из-за чего отец слег. Может, и правда сердце. Может, разбила его, как говорят.


Вернувшись, я вновь подошла к ларчику с травами. Помнится, придворный лекарь всегда брезговал народными снадобьями. Стоило тёте Бернетте заварить тёте Клорис сбор от мигрени, он всякий раз медленно кивал с плутовской улыбкой.

Шкатулку теперь осмотрела пристальнее, и на самом дне под бутылочками нашла склянку с мизинец, заполненную какой-то золотистой пыльцой. Это отцовское снадобье для сердца? Я откупорила склянку, но запах не шёл. Тогда решила поднести ближе.


Нет. Не стоит.


На вытянутой руке оглядела блестящую золотом склянку и, вернув на место, закрыла шкатулку.

— Ваше высочество.

Я резко развернулась. Передо мной, с видом победителя, стоял канцлер. Струящаяся алая мантия, пальцы в сверкающих перстнях, губы вытянулись в надменную улыбку триумфа. За спиной — два стражника с мечами наголо.


— А писали, чтобы боялся я. Как забавно, — проговорил он с задором. — Бояться нужно вам, дорогая моя.

— Не спеши с выводами.


Я свирепо глянула на него и отвела плащ, чтобы быстрее выхватить оружие. Затем метнула взгляд на стражников. Лица незнакомые. Неужели он приказал заменить гарнизон? И всё же эти двое с символом королевской гвардии.


— Опустите мечи, — обратилась я к ним. — Всеми богами клянусь, вы защищаете не того человека. Он изменник, отправивший моих братьев на смерть. Прошу вас…

— Довольно, принцесса, — закивал канцлер. — Не думал, что вы будете так унижаться. Все прекрасно знают, кто из нас изменник. Вас признали врагом короны. Да, что за чудовище способно убить собственного брата?..

— Я его не убивала! Я…

— Взять её, — отступая, скомандовал канцлер.

Стражники шагнули ко мне, но я не бросилась бежать, нет, я рванулась к канцлеру и обхватила за шею, в тот же миг приставляя к горлу нож.

— Назад! — крикнула я.

Стражники замерли с мечами наготове, но отступать не думали.

— Сказано же, назад, идиоты! — пролепетал Канцлер, чувствуя кончик ножа на шее.

Гвардейцы осторожно отошли к стене напротив.

— То-то же, — бросила я, затем шепнула канцлеру на ухо: — Кому, говоришь, надо бояться?


До чего же приятно частило его сердце под рукой. Вдруг из коридора послышался грохот сапог. Подкрепление. Мне вот-вот перекроют все пути к бегству. Я поволокла канцлера в кабинет лекаря, но у самого порога силой оттолкнула в сторону, так, что он споткнулся, и проскользнула внутрь. Дверь тут же забаррикадировала. Через мгновение стражники уже ломились ко мне под вопли канцлера, чтобы дверь выломали.

Я подошла к окну и посмотрела вниз, однако в этот раз со спасительным карнизом не повезло. Зато прямо внизу темнел балкон, только сильно ниже, и к тому же из голого камня. Выбора нет. Я осторожно свесилась на окне и разжала пальцы. Приземлилась с кувырком, да только ногу от удара всё равно пронзило болью. Я заковыляла прочь, не разбирая пути, металась из комнаты в комнату, бросалась наугад в коридоры, если слышала топот солдат. Промахнув лестницу для слуг, я вбежала в пустой зал, где крики звучали глуше — меня всё ещё искали наверху. Я оказалась в задней части цитадели, значит, на свободу мне ближе всего через чёрный ход для слуг, которым почти не пользуются. По нему мы с Паулиной впервые сбежали.


Едва я отодвинула щеколду, раздался странный металлический щелчок. Я обернулась. Что-то свистнуло над ухом, затем — стук-стук-стук о дерево.

И тут руку прожгло такой болью, что перед глазами всё поплыло. Я, было, дёрнулась, но в груди захолонуло: руку что-то держит. Глянула влево. В двери один под другим торчали два длинных арбалетных болта, третий же намертво пригвоздил мою ладонь. На пол западали капли крови. Услышав шаги, я попыталась вырвать болт, но от боли меня едва наизнанку не вывернуло. Шаги все приближались. Подняв глаза, я увидела, как ко мне вразвалочку идет фигура. Развязность-то до чего знакомая. А нож на полу. Я выхватила меч, но понимала, что выгляжу жалко — куда там защищаться с прибитой рукой? Человек вышел на свет.

Малик.

Арбалета, как у него в руке, я ещё не видела. От боли меня затрясло, и всё вокруг будто сделалось во сто крат громче: его шаги, скрежет кончика моего клинка о пол, мой надсадный хрип.

— Вот так встреча, принцесса! — пропел он. — Каден, надо думать, тоже здесь? Зря я все-таки дал ему уйти тогда, на террасе. — И расплылся в самодовольной ухмылке. Той самой, за которую я однажды поклялась отомстить.

— Жаль не разделяю радости, Малик. — Я едва приподняла на него меч, но даже от этого руку снова прострелило. Лишь бы не выдать мучений.

Он без труда отбил меч арбалетом, и тот забряцал по полу. От удара пробитую ладонь охватило таким огнём, что я не сдержала стон. Ухватив меня за другую руку, Малик придвинулся ко мне всем телом.

— Умоляю, нет… Мои братья…

— Беспомощная и молишь о пощаде. Такой, принцесса, ты мне по душе. — На его лице виднелись шрамы от моих ногтей, а глаза полыхали жаждой мести. Он прижался ещё ближе и свободной рукой схватил меня за горло. — Нравится болт? Поклон от Комизара. Жалеет, что сам заглянуть не сможет. Видимо, придётся нам с тобой как-то самим. — Его рука опустилась мне на грудь. — Когда закончим, за каждый шрам на моём лице исполосую. Комизару-то плевать, какой тебя получит.

Все, что я видела в этот миг, что затмило чувства — его ухмылка, самодовольная и хозяйская, как у властелина мира, всколыхнувшая болезненные воспоминания. Вальтер рыдает у меня на плече. Грета со стрелой в горле. Пламя пожирает детский чепчик.


«Это тоже было нетрудно», — стояли в ушах его слова. Нетрудно было её убить.

Шумно дыша мне в ухо, он возился с моим ремнём, рванул пуговицы на штанах.



«Убить было нетрудно».



Я попыталась вывернуть руку, зажать болт, но услышала хруст кости. По предплечью зазмеилась кровь. Из горла вырвался даже не крик, а низкий звериный рёв. Агония стала топливом, что распаляло пламя в груди всё жарче. Я сжала кулак и потянула. Кисть выжигало изнутри, болт распалял мою ярость. Потянув, я высвободила его ещё больше. Упоённый моими стонами, Малик жадно окинул моё лицо, словно уже распланировал, где резать.



«Нетрудно».

— Чур мне в обморок не падать, — протянул он, расстёгивая последнюю пуговицу на штанах. Затем положил руку мне на бедро, и ухмылка растянулась до ушей. — Я обещал Комизару, что ты будешь страдать. Слово я держу.

Внезапно болт выскочил, и я тут же всадила его Малику в шею, пробивая насквозь. Его глаза округлились.

— Я тоже.

Малик открыл рот в попытке заговорить, но не издал и звука. Впрочем, я увидела всё по глазам. На долю секунды — упоительную! — он осознал, что ему конец, и убила его я.


— Даже мерзко, что мне так понравилось тебя убить, — процедила я, пока он ещё мог слышать. — Больше не стану обременять тебя мольбами, будь покоен. — И выдернула болт. Кровь хлынула на пол, и через мгновение он рухнул замертво.

Я ещё долго смотрела на его скрюченный труп, под которым на мощёном полу лениво расползалась алая лужа. Его стеклянные глаза уткнулись в потолок.

А от ухмылки не осталось и следа.

И вдруг со всех сторон загромыхали шаги. Меня обступили шестеро солдат. Лица у всех незнакомые. Среди них был и капитан стражи — член кабинета министров, начальник замковой гвардии.

Он признал в мертвеце Малика и помотал головой.

Меня окатило тошнотворным страхом.


— И вы тоже?

— Увы.

— Капитан, прошу, одумайтесь! — взмолилась я. — Всё ещё можно исправить!

— Если бы, принцесса. Время не повернуть вспять. Я зашёл слишком далеко.

— Ещё не поздно! Вы ещё можете спасти моих братьев! Вы!..

— Схватить её.

Я отступила и грозно размахнулась болтом, ещё зажатым в кулаке, но колени подогнулись, и я рухнула на пол.

Два стражника подхватили меня под руки, третий выдернул из руки болт. Кровь окропила камень, и пол под ногами завертелся. пыталась проследить, куда меня тащат, но перед глазами всё смешалось.


Зажми рану, Лия.


Куда там, если волочат под руки. Я было пыталась взывать к чести стражников, увещевать, что заговорщиков хуже их капитана нет, но слова выходили какими-то далёкими, словно не моими. Один из стражников без конца велел мне замолкнуть и в итоге дал по лицу. Щеку вдавило в зубы, и на язык брызнула солоноватая кровь. Коридор то возникал, то проваливался во тьму, пол с потолком менялись местами… но кое-что запомнилось преотлично. Одно короткое слово стражника обрушилось на меня сильнее, чем его кулак.

Бросая меня в темную камеру, солдат выплюнул:


— Jabavé.

Теперь ясно, почему среди гвардейцев ни одного знакомого.

Они венданцы.

Глава шестидесятая

«Держись, Лия».

«Ещё немного».

«Держись. Ради меня».

Веет речной сыростью. Тянутся ввысь сосны, увенчанные белыми шапками. Надо мной клубится морозное дыхание. От чьих-то решительных шагов хрустит снег.

Чувствую поцелуй тёплых губ.

«Ещё чуть-чуть».

«Ради меня».

Я приоткрыла глаза. Всё-таки живая. Снежный мир ослепляющей белизны и запаха хвои померк, а ему на смену пришла чёрная камера без окон. Я по-прежнему чувствовала прижимавшие меня руки, пальцы, что отводили с лица налипшие пряди, тёплую, вопреки морозу, грудь. И слышала голос, что не давал ускользнуть во тьму.

«Смотри на меня, Лия! Смотри в глаза!»


Синее пламя, что теплило во мне жизнь.

Я попыталась вглядеться во тьму камеры. Душно. Воздух такой же древний, как стены. Пахло землёй и прелостью. Я прижала ладонь к животу, чтобы остановить кровь, но от боли чуть снова не лишилась чувств и, хватанув воздуха, заставила себя дышать.

Я не готова была принять, что это конец.

Что братьев не отзовут, и они погибнут.

Что я не изобличу изменников.

Что Комизар победил.

Смерть Малика, на удивление, не доставила особого удовольствия. Радость быстро утекала, — прямо как кровь из его шеи. Убив его, я просто поставила точку. То, что у меня отняли, так не вернуть.

Почти не помню, как меня сюда волокли, — все как в тумане. Ясно одно: я не в цитадели. Может, в какой-то из пристроек? Но рисковать и тащить меня по улице, когда замковая темница в двух шагах… Я точно не дальше гарнизона Пирса, но где именно?

Я встала поискать, чем можно бы отбиваться, но ушибленная нога подвернулась, и я шлёпнулась лицом в земляной пол. До чего, наверное, похожа на раненого зверя.


«Теперь наконец мы понимаем друг друга?»


Я подавила слёзы злости.


Нет!


Опершись на здоровую руку, я попыталась подняться. Казалось, хуже быть уже не может, как вдруг в коридоре послышались грохот сапог и приглушённые крики. Дверь отлетела, и свет ударил по глазам. Ко мне втолкнули ещё заключённых и тут же захлопнули камеру, погрузив нас во тьму.

Он уже близко, дети мои.

Его губы скользят по моей шее,

Слюна заливает щёку.

От ласки его холодеет в груди.

Ни мечей,

Ни кулаков он боится всего более,

А моих слов.

Близится мой час.

Но слова, что я дала вам,

Ему не забрать.

— Песнь Венды.

Глава шестьдесят первая

Рейф

В лес я взял небольшой отряд. Остальным силам велел рассеяться по городу, чтобы нас не заподозрили — и в любой момент ждать моего приказа. Мы подбирались к лачуге, когда я подал знак замереть. Они тоже услышали. Какое-то вытьё. То ли кошка, то ли…

Мы сорвались в галоп. Первым я заметил Кадена, — тот бежал со всех ног к лачуге. Нас он тоже увидел, но не подумал остановиться.


— Паулина! Лия! — проорал он, вбегая внутрь.


Мы влетели следом, но встретила нас пустота… и детский плач. Все метнули взгляды на кровать. Каден нагнулся и достал из-под неё младенца.

— Это сын Паулины. — Он стал укачивать ребенка, оглядывая, не ранен ли тот. — Она бы ни за что его не оставила. — И словно бы только сейчас заметил, кто перед ним. — А ты здесь откуда взялся?

Не успел я ответить, как вбежали Берди с какой-то девушкой и тут же принялись бушевать и сыпать угрозами. Затем потребовали младенца. На мгновение в лачуге воцарилась сумятица, полились удивлённые вопросы, но появившийся на пороге Оррин заставил опомниться. Он нашел свежие следы чужих коней.

— Их кто-то увёл, — пробормотал Каден. — Сына Паулина спрятала, чтобы не забрали.

Девчушка рядом с Берди сорвалась с места.


— Нужно скорее в собор!

Не слушая крики Кадена и Берди, она вмиг скрылась. Я не знал, что ей движет, потому быстро догнал на лошади. Сначала она угрожающе выхватила нож, но в итоге рассказала о записках Лии.

Глава шестьдесят вторая

Мы втроём бок о бок сидели у каменной стены. Наверное, как и я, таращились в непроглядную тьму. Повезло, что я не видела лица Паулины, когда она рассказывала о предательстве. Ее голос ошеломлённо подрагивал, но в нём сквозили опасные нотки, что-то среднее между отчаянием и слепой яростью. В одно мгновение мне показалось, она сломается, но нет — прониклась ужасающим спокойствием, символом дикой и неистовой жажды мщения.

Гвинет рассказала, что перед тем, как их схватили, Паулина в ужасе окликнула её с крыльца. Увидев солдат в окно, Гвинет завернула младенца в одеяло и спрятала под кроватью.

— Каден его найдёт, — голос Паулины опять задрожал от страха. — Ведь найдёт, Лия?

Когда вернется с мельницы, обязательно услышит плач, уверила Гвинет. Я поддакнула, и Паулина взяла меня за израненную руку. С моих губ сорвался стон.

— Благие боги, что с тобой?!

Как только их втолкнули в камеру, мы принялись обниматься, но моей руки в темноте она не увидела.

Я уже рассказала об отце и Кацлере, о стражниках, бросивших меня сюда. Теперь же пришло время поведать о роковой встрече с Маликом и его арбалетом.

Паулина в ужасе ахнула и оторвала кусок подола, чтобы замотать мне руку. Я почувствовала, как Гвинет прошлась по углам камеры и, вернувшись, прижала к моей ране пучок паутины. От такого лечения придворный лекарь бы, наверное, только ухмыльнулся, но кровь и правда быстро остановилась.

— Трудно было? — спросила Паулина. — Убить его.

— Вовсе нет.


Было настолько легко, что теперь я сама себе кажусь диким зверем. Тварью с клыками и когтями, готовой растерзать любого, кто войдёт в эту дверь.

— Жаль, у меня не было болта, когда Микаэль привёл к нам солдат, — посетовала она и передразнила его голос: — Понимаешь, сдать тебя велит долг. Я ведь солдат, а ты разыскиваемая преступница. — Она затянула узелок на моей повязке. — Долг ему велит! Главное, так плечами пожал, когда ему дали кошель, будто и не подозревал о награде!

— Как он узнал, что ты в лачуге у пруда? — спросила я.

— Наверное, выучил меня куда лучше, чем я его. Подозреваю, он же навёл канцлера на трактир, а, когда меня там не оказалось, стал думать, где ещё я могу скрываться. В лачуге мы с ним… — Она не договорила. Да и не было нужды.

— А я в этой сделке приятный довесочек, — усмехнулась Гвинет. — Я-то знаю, каким очаровательно порочным он может быть. — И тогда она впервые сама рассказала о Симоне. Видимо, если смерть близко, всякого тянет открыть душу.

Она фыркнула в отвращении, кажется, на саму себя.


— Я познакомилась с ним в девятнадцать. Он был старше, весь такой могущественный, и меня обхаживал. И, верите, просто очаровал! Хотя я уже и тогда нутром ощущала, что человек он небезопасный, но мне такая остринка даже нравилась. Я тогда прозябала в трактире Грэйспорта горничной. Одевался он богато, а разговаривал, как настоящий дворянин, и мне чудилось, раз мы вместе, то я с ним на одной доске. Ну я ему и доносила почти с год на гостей, — город портовый, и вельмож с купцами там хоть отбавляй. Так бы и продолжалось, если бы двух гостей, о которых я сообщила, не зарезали прямо в постелях. Вот тогда-то и дошло, с кем я связалась. Сказал только, что они «мешали». И больше он меня не будоражил, а пугал.

К этому моменту Гвинет уже забеременела. Канцлеру соврала, что нашла хорошую работу где-то в глубинке, — наверняка не такое бы сочинила, лишь бы не отдать ребёнка. Он не препятствовал. Впрочем, и не радовался, так что Гвинет не на шутку испугалась за себя и малышку. О Симоне она заботилась всего пару месяцев. Деньги быстро кончились, пойти было некуда, да и канцлер мог выслеживать, но как-то в Терравине она заметила на площади пожилую пару, с нежностью глядящую на детей. Оказалось, своих у них нет. Гвинет проследила за парой до дома. Чистого и опрятного.


— У них на подоконнике даже красная герань цвела. Я два часа на неё глядела с Симоной на руках. Тогда ещё поняла, что родители выйдут достойные. — Она замолкла и, судя по шороху, вытерла слёзы. — Два года духа моего не было в Терравине. Боялась, сопоставят, поймут, хотя и дня без мыслей о Симоне не жила. Та пара — славные люди. Мы с ними на эту тему не говорили — видно, знают, что я не горю желанием, — но хоть спасибо, что впустили меня в свою жизнь. А Симона — счастливая милая девочка. Не как я, слава богам. И не как он. — Голос дрогнул. Гвинет, стальная Гвинет больше не надеялась увидеть дочку, и от этого её надлома в груди сделалось больно.

— Перестань! — воскликнула я. — Мы выпутаемся, даю слово!

— Обязательно выпутаемся! — зло рыкнула Паулина, на что мы ойкнули, но затем я представила Паулину, сжимающую болт с именем Микаэля, и мы расхохотались.

Гвинет взяла меня за здоровую руку, больной я приобняла Паулину. Мы прижались друг к другу, лоб к щеке, подбородок к плечу, оплели друг друга, позволяя слезам и стойкости закалить наши узы.

— Выпутаемся, — прошептала я вновь, и затем повисла тишина. Все понимали, что грядёт.

Гвинет первая освободилась и прижалась к стене.


— Одного я понять не могу: почему нас ещё не прикончили?

— Ждут команды, — ответила я. — Совет наверняка уже созвали, но главный из заговорщиков почему-то тянет. Может, это королевский книжник.

— В полдень совет прерывается на трапезу, — заметила Паулина.

— Значит, времени у нас до полудня.

Или больше, если мой запасной план сработал, но чем дольше я слушала перезвон колоколов, тем сильнее убеждалась, что и он провалился.

Сердце захлестнул гнев. Надо было резануть Комизара ещё раз. мРазделать его, как гуся на праздник, показать народу его голову на мече, чтобы поняли, как этот тиран мне ненавистен.

— Почему его клевете поверили? — спросила я. — Как он убедил королевство, что я предала отряд брата и вышла за Комизара?

— Больную рану разодрал, — вздохнула Гвинет. — Люди скорбели в отчаянии. Тридцать парней, цвет знати, погибли, и канцлер просто указал, на кого сорваться. Тем более что один раз этот человек уже отвернулся от своих. Уверить было нетрудно.

И всё же не сбеги я, замыслы Комизара так и остались бы тайной. И о заговоре я бы не узнала. Жила бы себе с Рейфом без забот, пока Комизар не покусился бы на Дальбрек. И тогда больше всего меня ужаснули бы венданские дети, едва способные держать меч — жертвенные агнцы, которых Комизар бросил бы в первых рядах штурмовать ворота. Дети на поле боя станут ударом под дых морриганским солдатам. Братья cо своими воинами в жизни не поднимут руки на ребенка, скорее замрут в нерешительности, оцепенеют, а Комизар тем временем пустит в ход весь свой убийственный арсенал.

— Не все купились на ложь. — Паулина погладила меня по ноге. — Брин с Реганом и слову не поверили.

Возможно, поэтому ехали теперь в смертельную западню. Они задавали слишком много вопросов.

Мы сидели молча, каждая в своих мыслях. Рана пульсировала в такт сердцу, а от паутины руку покалывало, словно от лапок тысячи крошечных паучков. Самое, что ни есть, народное знахарство — то, к чему придворный лекарь ни за что не прибегнет по своей воле. Тьма перед газами завихрилась, и паучки взросли полем золотых цветов, из которых затем восстало спокойное и уверенное лицо.


Он не спрашивал, есть ли у меня дар, потому что знал ответ, и страшился его.


«Она изобличит нечестивых».


И мне предстал целый континент из королевств, и каждое со своим неповторимым даром. Затем лицо вновь потонуло в цветах, что затрепетали на ветру, медленно обращаясь прежними паучками.

Внезапно дверь распахнулась, и нас ослепил свет. Послышался надменный хмык канцлера, а следом показался и он сам.

— Гвинет, — протянул он с наигранным разочарованием и процыкал языком. — Не думал, что тебе хватит глупости связаться с врагами.

Гвинет свирепо глянула на канцлера, а тот лишь улыбнулся. Затем встретился взглядом со мной. Я заковыляла прямо на него, но он сдержался и не отступил, не желая показывать страх. К чему бояться раненую узницу без оружия? Но всё же на один удар сердца в его глазах мелькнуло сомнение. Он читал Песнь Венды. «Она изобличит нечестивых». Вдруг это про меня?

Канцлер опустил взгляд на мою окровавленную руку, и вновь расплылся в заносчивой ухмылке. Грозности во мне теперь ни капли. всегда была для него только помехой, которой и названия не дать, но точно не угрозой. Мимолётное сомнение в его глазах исчезло.

— Лорд канцлер, прошу вас, не надо! — взмолилась я. — Не убивайте моих братьев!

Он самодовольно фыркнул.


— Так вот зачем тебе понадобилось к отцу.

— Если мой отец умрёт…

— Не если, а когда. И не беспокойся, твою смерть он застанет. Он нам пока что нужен…

— Если сдадитесь прямо сейчас, я вас не убью.

Он влепил мне пощёчину тыльной стороной ладони. Перстни впечатались в челюсть, и я отшатнулась к стене. Гвинет и Паулина тут же вскочили, но я скомандовала не лезть.

— Ты? Не убьёшь меня? — прыснул он. — Совсем из ума выжила.

— Отнюдь, канцлер, — улыбнулась я, глядя на него. — Просто хотела дать шанс. Теперь я чиста перед богами. — И отвела глаза, словно те со мной говорили.

И опять к нему подкралось сомнение, словно зверь, который всё преследует по пятам.

— Снимай плащ, — приказал он.

Я недоумённо поглядела на него.

— Живо! — гаркнул он. — Или стража сорвет!

Я подчинилась. Плащ упал на земляной пол.

Канцлер кивнул стражникам, и те развернули меня спиной, затем один рванул мне рукав на плече. Опустилась тишина, прорезаемая лишь его медленными сдержанными вздохами. Я почти ощущала, как он прожигает меня ненавидящим взглядом.

Стражники оттолкнули меня.


— Убить их! — скомандовал канцлер. — Ночью вывезти трупы за город и сжечь. И чтобы эта наколка на плече сгорела дотла, ясно? — Он развернулся к выходу. Стражники шагнули к нам, наматывая шёлковую удавку на руки, — быстрая и бескровная расправа.


Но внезапно зазвучали колокола.

— Слышите?! — бросила я ему вслед. — Вы слышите, канцлер?

— Перезвон собора, — пробурчал он. — Что с того?

— Оглашают указ, — улыбнулась я. — Ваш указ. Не заметили, как из кабинета пропала печать? В городе заканчивают развешивать листовки, и люди в этот самый момент их читают. Принцессу Арабеллу схватили. Горожане приглашаются на завтрашний суд и повешение на главной площади. Неловко выйдет, если всё отменится. Позор, сущий позор. Трудно же вам будет отмыться.

Его обсыпало багровыми пятнами, словно языками пламени, что взвились бесконтрольным пожаром.


— Отставить! — рявкнул он стражникам. — Пошли вон!


Дверь лязгнула, но до меня донеслись его вопли, чтобы листовки немедленно сорвали.


Поздно. И он это понимал.

— Ловко, однако, — усмехнулась Гвинет. — Но почему завтра утром? Отсрочить бы суд хоть на неделю.

— Чтобы они точно избавились от нас по-тихому? Вот уж нет. Не факт, что мы и до утра доживём. На суде мне точно не дадут заговорить, но так я хотя бы куплю себе пару часов. К тому же теперь они паникуют и, надеюсь, натворят ошибок.

Я на ощупь поискала ногу Гвинет.


— Вставайте обе. Покажу вам пару дальбрексих приемов. Как убить человека голыми руками. Стражники скоро вернутся.

Глава шестьдесят третья

Шаги загрохотали за дверью спустя всего час. Не думала, что так скоро. Топот громкий и спешный. Злой. Мы набрали по пригоршне земли с пола и встали у стены, готовые ослепить стражников.

— Как только дверь распахнется, дайте глазам привыкнуть к свету, — наставляла я. — Шанс всего один, так что цельтесь как следует.

Паулина шёпотом молилась, Гвинет же сыпала проклятьями. Оторвав край подола, они сплели из лоскутов тонкую, но крепкую верёвку с узелками на концах, чтобы каждая могла прочно ухватиться. Не только у стражников теперь удавки. От моей левой руки не будет толка, но вот правой я могла бы как следует вцепиться одному в глотку. Я уже рассказала, какие слабые места подметила у стражников: глаза, пах, нос и колени. А ещё горло. Доспехов у них нет, только мечи, и в предстоящей схватке, надеюсь, отберу хоть один.

Шаги остановились у двери.

Загремели ключи.

Лязгнул замок.

Выругались. Опять звон ключей.

— Скорее!

Я стиснула землю.

— Ну же!

Но что-то в голосе меня насторожило.

Снова ключи, раздражённо.

— Да чтоб тебя! В сторону!

Дверь вздрогнула от удара. И ещё. Камеру заполонил треск дерева.

Из пробитой дыры хлынул свет. Блеснуло и тут же исчезло лезвие топора.

Затем вновь треск, и дверь распахнулась. Я напружинилась, готовая к атаке, но внезапно…

Светлые глаза. Хитрая ухмылка.

Густые чёрные волосы.

Вот уж кого никак не ожидала.

— Стойте! — скомандовала я остальным.

По ту сторону развороченной двери стоял Каден с топором в руке. Лоб взмок, грудь запыханно ходила вверх-вниз. Из-за его спины вышли Джеб и Тавиш. Я сказала Гвинет и Паулине, что это свои.

— Хвала богам, мы вас отыскали. Идём. — Джеб подал руку. — Времени мало.

Я отбросила землю. Ещё бы чуть-чуть, и его горлу непоздоровилось бы.


— Запомнила, — усмехнулся он.

— А ты во мне сомневался?

— Никогда.

Паулина взволнованно вцепилась в Кадена.


— Что с сыном?!

— Все хорошо. Берди взяла, сказала, приведёт кормилицу. Я велел им укрыться в аббатстве.

— Скорее за мной. — Тавиш развернулся и повёл нас по коридору. Теперь-то стало ясно, где я: в пристроенной замковой оружейной. Она меньше той, что в гарнизоне Пирса, и только для гвардии цитадели. А нас, скорее всего, бросили в кладовку. Выходит, моя догадка подтверждается — пусть стражники вовлечены в заговор, не факт, что и обычные солдаты тоже.


Впереди послышались крики. Джеб у меня за спиной заметил, как я сбавила шаг.

— Не бойся, это свои.

Свои? Что ещё за «свои»?

Вбежав в главное хранилище, мы застали пятерых полуодетых мужчин, которые, кто больше, кто меньше, уже успели натянуть гвардейскую форму. Рядом лицом в пол лежало с полдюжины связанных, а им грозили клинками ещё шестеро в плащах. Свен разрезал рубаху на лоскуты и подозвал Джеба с Тавишем, чтобы те заткнул пленным рты.

— Ты как? — вновь глянул на меня Каден и потянулся к моей руке.

— В норме. — Я извернулась. — Капитан стражи тоже в сговоре. И в гвардии есть венданцы. По-морригански говорят — не придерёшься, так что книжники явно не сидели без дела.

В глазах Кадена полыхнул гнев. Сколько же Комизар от него скрывал… но Комизар и не был бы собой, не используй людей как марионеток, которых нельзя полностью посвящать в планы. Вся власть — только в его кулаке.

— Перевяжем-ка получше. — Каден взял лоскут ткани и притянул мою окровавленную руку.

Я поморщилась от боли.

— Скверная рана? — спросил он.

— Жить буду. В отличие от Малика, — усмехнулась я. — Похоже, туннельные черви Комизара изобрели необычный арбалет, который выпускает сразу несколько болтов. Повезло, что в меня попал только один.

Каден бережно обмотал лоскут вокруг моей руки.

— Сожми зубы, — предупредил он. — Затяну потуже, чтобы остановить кровь.

Руку опять охватило огнём. Рана запульсировала.

— Принесу тебе плащ. В таком виде нельзя, привлечёшь взгляды. И я еще кое-что должен сказать. — Он подошёл к куче одежды, которая, видимо, принадлежала полуодетым солдатам и покопался в ней.

Вдруг со спины ко мне приблизился отец Магуайр. Я поразилась: из-за полы его мантии выглядывал меч в ножнах.

— Вы хоть знаете, как за него держаться?

— Скоро научусь, — ответил он, а затем добавил, что нашёл нужные мне сведения в архивах: — Родни не было.

Я молча кивнула. Ещё одно подтверждение. Пятно краски на размытой картине, которая стала проясняться только во тьме камеры.

Гвинет с Паулиной уже сновали по хранилищу, вливаясь в общую суету — часть плана, который я понимала все лучше. В дальнем углу Оррин снимал со стойки алебарды, мимо прошагала Натия с перевезями — и все с морриганским клеймом. Отдав их переодевающимся, она защебетала с Паулиной и Гвинет, но о чём — не знаю: меня отвлёк человек у стены напротив.

Воин. Он обрушил палицу на замок очередного оружейного шкафа, и тот распахнул дверцы. Вдруг человек замер, словно ощутив мой взгляд. Повернулся и поглядел прямо на меня, затем опустил глаза на мою перевязанную руку. Я тоже оглядела себя — штаны и рубаха все в крови. Он двинулся ко мне, походка была выверенной. Просчитанной. Рьяность, с которой он сбил замок, словно испарилась, и он в мгновение одеревенел.

Походка напряжённая.

Плечи скованы.

Его раздирают сомнения.

Вот о чём говорила его фигура, но, стоило ему подойти, и во взгляде я прочла совсем иное: желание притянуть меня к себе, слиться в бесконечном поцелуе, не отпускать меня, покуда королевства и весь мир не обратятся в прах. Чтобы мы вновь стали теми, кем были — раньше.

Я ждала. Хотела. Надеялась.

«Кое-что длится вечно. То, что имеет значение».

И все же он сдержался. Отстранённый. Король. Солдат, продумывающий свой новый шаг.

— Не смогу ввести тебя в курс дела. Некогда, — заговорил он.

— И не нужно. Ты здесь. Только это имеет значение.

Он вновь опустил глаза на мою руку.

— Можем перегруппироваться или выдвинуться прямо сейчас. Решать тебе.

— Сколько у вас человек? — Я оглядела зал.

— Сотня, но они…

— Лучшие. Знаю.

До того, как заседание совета кончится, и лорды разъедутся по домам, оставалось несколько часов. Последний шанс поговорить с ними всеми разом. Каждая минута на счету.

— Мои братья на пути в западню. Отец умирает. Комизар с войском выступил. Ждать некогда.

— Комизар выступил? Неужели мост починили?

Я кивнула.

— Ты бледна. — Он повернул меня за подбородок к окну. — Много на одежде твоей крови?

Почти вся — моя, но тревожные нотки в его голосе не позволили мне сказать правду:


— Это Малика. Я ему как следует задала. Живым не ушёл.

— Значит, оружие сможешь держать?

— Да. — Я зачехлила меч, который дал Каден, чувствуя себя так, будто мои движения уже стали движениями товарищей.

Остальные, собравшись, выстроились за Рейфом, ожидая и моего слова. Шестерых солдат, в том числе и Джеба, теперь было не отличить от замковых стражников. У остальных с плеч ниспадали простые грубые плащи, как у крестьян или купцов, но разные по цвету и крою, чтобы не вызвать подозрений. Тавиш и Оррин надели такую же форму, что и Свен. Паулина с Гвинет тоже укрылись плащами, подвесив на пояс оружие.

Близилась роковая минута. Внезапно сердце обдало холодком.

— Ей нельзя. — Я указала на Натию.

Она в ярости рванулась с места, но Каден схватил её сзади и прижал к себе.

— Послушай её, Натия! — Она дёрнулась. — Хочешь, чтобы Лия из страха всё время оглядывалась на тебя? А она будет. У всех есть слабости. Ты — её слабость. Не надо тебе с нами, придёт ещё твой день.

На её глазах блеснули слёзы. Она надолго ухватила мой взгляд.


— Мой день — сегодня! — Голос Натии гневно надломился.


Натию мало заботили подковёрные игры двора, и кто кого предал. Она лишь хотела возмездия, не понимая, что сегодняшний день, каким бы важным ни был, не вернёт ей утраченного.

— Нет, — отрезала я. — Впереди ещё много дней, когда ты встанешь рядом со мной, но сегодня — нет. Я прошу тебя, возвращайся в аббатство к Берди.

У неё дрогнула губа.

Всего тринадцать, а уже готова побороть весь мир. Но, поняв, что меня не переубедить, она зло зашагала прочь, в аббатство.

Я глянула на Рейфа.

— Разберёмся с изменничками, — кивнул он.

Мы обогнули пристройку сзади, Рейф сопровождал меня с одной стороны, Каден — с другой. Подле нас катилась телега, солдат впереди толкал перед собой тачку, а в хвосте остальные несли за плечами по холщёвому мешку, до верху забитому якобы товаром. Наши сапоги невпопад шаркали по мостовой; телега скрипела, подпрыгивая; плащи хлопали на ветру. Каждый звук словно кличем глашатая возвещал о нашем прибытии, но мы всё же умудрились затеряться в потоке горожан, бредущих по своим делам.

К нам стягивалось всё больше людей — вылитых купцов на пути к рынку, но в то же время ждущих командирского знака. И где только Рейф нашёл таких солдат? Это не простые воины, а настоящие актёры, к тому же, понимающие друг друга без слов, по малейшим намекам. Он сказал, их всего сотня. В Венде вшестером мы сотворили немыслимое, но тогда мы бежали от врага, а не направлялись в его тёмное логово. Надолго ли сотня задержит морриганскую армию? Гарнизон Пирса совсем близко, и в нём, по меньшей мере, две тысячи солдат.

Сердце зачастило. Это уже не бунт, как в детстве. Мы устраиваем переворот, самое злостное преступление по морриганским меркам. Помню, какую выволочку мне устроили в четырнадцать и как на целый месяц заперли в покоях. Если сегодня восстание потерпит крах, у королевства появится повод устроить повешения невиданного размаха.

Но сейчас нельзя сомневаться в нашем маленьком войске. На кону стоит всё.

Впереди мелькнул фасад цитадели, когда Рейф впервые сбился с шага.

— Не обещаю, что все морриганские солдаты выживут.

Я кивнула. До этого я просила Рейфа и солдат по возможности обойтись малой кровью. Не вся гвардия кишит венданцами, и морриганские солдаты будут верить, что просто исполняют долг.

Рейф не двигался с места. Между бровей у него пролегла морщинка.


— Лия, тебе не обязательно идти с нами. Можем ворвёмся первыми, закрепиться в зале и послать за тобой. — Они с Каденом многозначительно переглянулись.

— Если попытаетесь меня остановить, вам конец, ясно?

— Но ты же ранена, — возразил Каден.

— Всего лишь в руку. И ты разве не знаешь, на что я способна?

Мы вышли на площадь, и наши солдаты в форме сразу направились к страже у ворот. Джеб на чистейшем морриганском заявил, что с отрядом пришел сменить караул. Стражника посередине насторожили незнакомые лица, и тот заколебался, но поздно: люди Рейфа сработали молниеносно, короткие мечи синхронно свистнули и уперлись в грудь гвардейцам. Их затолкали в тёмные сторожки у ворот и обезоружили, а мы же хлынули на лестницу, срывая плащи и доставая из мешков и повозок мечи.

Дальше уже не обошлось без крови. Нас заметили из конца коридора. Двое стражников бросились закрывать массивные двери, остальные же, плечом к плечу ринулись на нас с алебардами наперевес. Мечи тут бесполезны, подумала я. Вперёд шагнули лучники Рейфа, крича остановиться, но безрезультатно. Тогда гвардейцам в ноги пониже щитов вонзились стрелы. Те завалились, и мы тут же сорвались с места, лишь бы не дать закрыть двери. Один из солдат стал звать на помощь, но Свен повалил его одним ударом.

Последние два стражника держали караул у Большого зала больше по традиции. Им полагалось не впускать нежеланных гостей, но к настоящим битвам их не готовили. Это были уже седые господа с заметным брюшком, из доспехов имевшие только кирасу и кожаный шлем. Они боязливо вытянули мечи.

Я выступила вперёд. Они меня узнали.

— Ваше высочество… — Стражник осекся, не зная, как ко мне обращаться.

— Сложите оружие и отойдите, — приказала я. — Мы не хотим вам зла, но, если придётся, не дрогнем. На кону всё королевство и жизни моих братьев.

Их глаза округлились от страха, но солдаты не отступили.

— У нас приказы…

— У меня тоже. Немедленно отойдите. На счету каждая секунда.

Они не сдвинулись с места. Тогда я повернулась к лучникам справа и скомандовала:

— Застрелить.

Стражники переметнули на них взгляды, и тут Рейф с Каденом впечатали обоих в стену, выбив мечи.

Прежде, чем ворваться в зал, мы претворили в жизнь остаток плана. Только мы с Паулиной знали цитадель изнутри, и я отослала её, в точности описав, что она должна принести. С ней ушли Джеб и капитан Ация.


— Стражник у дверей — венданец, — предупредила я. — Возможно, придется убить.

Каден ушёл с двумя солдатами в гвардейской форме. Я чётко описала, что икать, но его задача всё равно казалась туманной. Гвинет же отправилась в третью сторону с остальными замаскированными солдатами. Я молилась, чтобы коридоры оказались пустыми, раз уж все министры в Большом зале.

Их удаляющиеся шаги отдавались во мне, пробуждая забытые голоса.

«Придержи язык, Арабелла!»

«Тихо!»

«Разговор окончен!»

«Марш к себе!»

Рейф и Тавиш глядели на меня в ожидании команды.

Но я слышала и другие голоса.

«Поторопитесь, госпожа».

«Доверься внутренней силе».

«Распали свой гнев».

Последнее далось легко. Выхватив меч, я кивнула и распахнула двери, по одну руку от меня шагал Рейф, по другую — Тавиш. Оррин с лучшими стрелками прикрывал фланги, Свен возглавлял ряды щитоносцев впереди, остальные сбились в мощный арьергард. Столько солдат готовы сложить жизни во имя чужого королевства, хотя исход для них как в тумане

Глава шестьдесят четвертая

Рейф

Здесь наш тщательно разработанный план кончался, и в дело вступал другой, продуманный кое-как. Впрочем, успокоил Свен, действовать по таким горе-стратегиям ему даже сподручнее. Тавиш на это лишь фыркнул.


Врываясь в зал заседаний, мы полагались только на собственную сноровку и внезапность, а что там случится через минуту или час, представить не могли. Хотя я уже тогда знал, что времени немного. Понял это, ещё когда Лия вошла в оружейную. Её война против изменников уже шла полным ходом — и, похоже, они одерживали верх.

Тавиш, бормоча под нос, окинул взглядом балкон и длинную галерею под потолком. Как пояснила Лия, туда можно подняться только из королевского крыла, но, если мы не закрепимся там первыми, королевские лучники перестреляют нас, как куропаток Мы прикрывали Лию со спины и друг друга. Знать оторопело хлопала ртами, не понимая, что происходит, а мои люди в это время рассредоточивались по залу. Под прицелом наших лучников гвардейцы у трибуны молча подняли руки. Мы с Тавишем закрывали Лию щитами, настороженно оглядываясь, ища угрозу. Оррин с лучниками обошли нас и, готовые ответить на атаку, нацелили стрелы на две башни.

Лия вышла на середину зала и закричала:

— Не двигаться, и никто не пострадает! Даю слово!

Лжёт. Хочет крови. Эту голодную ярость в ее чертах ни с чем не спутаешь. Наверное, только этим Лия ещё держится на ногах. Под глазами у нее черные тени, губы бледные. Соврала мне в оружейной, что крови не потеряла. Но и подобный боевой пыл мне известен не понаслышке, знаю, какая неимоверная сила от него приливает, — мёртвому упасть не даст. Только это, вкупе с отчаянной яростью, двигает Лию вперёд.

Я приказал забаррикадировать двери и разоружить стражу.

Дворянин, обращавшийся к совету с небольшой полукруглой трибуны у передней стены, обомлел и только водил глазами.

— Сядьте. — Я наставил на него меч.

Лорд поспешил на свое место. Лия его сменила.

Она пристальным взглядом окинула всех министров, кивая каждому. В глазах у них застыл ужас: понимали, что это отнюдь не в знак приветствия. Лия балансирует на острие ножа, и церемониться не станет — иначе зачем так увешалась оружием?

— Это возмутительно! — вскочил со стула канцлер.

По залу прокатилось роптание. Кресла со скрипом отодвинулись, словно лорды собрались проводить принцессу в ее покои.

Не успел я открыть рот, как Лия метнула кинжал.


— Сказала же не двигаться! — Клинок пригвоздил рукав канцлера к резной деревянной стене.

Все вмиг замолчали. Канцлер схватился за руку, между пальцев у него зазмеилась кровь. Он злобно помотал головой, но все же послушно сел.

— То-то же, — бросила Лия. — Не хочу вашей смерти, лорд канцлер. Пока что. Сначала выслушайте меня.

— Значит, затыкаете министров силой. — Он хоть и сел, но продолжил гнуть свое. — Еще и напустили на нас своих мятежников-головорезов. Что, всю морриганскую армию сдерживать собрались?

Я шагнул вперёд.

— Вообще-то да, именно так.

Канцлер смерил меня взглядом, осматривая грубую одежду.

— А ты ещё кто такой? — презрительно скривился он.

Даже в таком опасном положении он находил смелость дерзить. Его спесь пробудила и мою

— А я король Дальбрека. Уверяю, мое сборище головорезов сможет сдерживать вашу армию поразительно долго. Вашим трупом полюбоваться точно успеем.

Капитан стражи хмыкнул:

— Из ума выжил! Мы видели дальбрекского короля, и ты не он!

Подойдя, я перегнулся через стол и поднял его с кресла за грудки.


— Жизнью поклянетесь, капитан? Пусть вы меня не видели, но вас-то я видел из окна аббатства в день своей свадьбы. Вы с хронистом нервно расхаживали у входа и бранились.

Я отпустил его мундир, и капитан осел на стул.

— Мой отец cкончался, теперь я король. У себя ещё никого не обезглавил, но тут руки чешутся попробовать.

Он обмер, а я, подобно Лие, оглядел остальных министров одного за другим, прикидывая, чья рука нанесла ей рану, кто порвал рубаху, и самое ужасное: кто предал её и весь континент, сговорившись с Комизаром, и променял наши жизни ради своих мелкошкурных интересов? Кабинет, канцлера и капитана стражи, подозрительно молчал, но меня эта тихая задумчивость тревожила не хуже криков. Они продумывали, как выпутаться.

— Говорите, принцесса. Зал ваш, сколько потребуется.

Лия с тенью испуга улыбнулась.

— Зал мой, — просмаковала она, затем повернулась и раскинула руки. — Прошу простить, досточтимые министры, за такой… — она опустила взгляд на одежду в крови и оборванный рукав, — вид. Знаю, не пристало так появляться при дворе, но сидит удобно. «Избитая и презираемая, она изобличит нечестивых». — Улыбка сползла с её лица. — Вы страшитесь этих слов? Вам следовало бы.

Снова оглядев лордов, она вдруг возвела глаза к пустой галерее под потолком. Все проследили за её взглядом. Молчание затянулось, и стало уже неловко, но из страха перед её кинжалом министры придерживали язык. У меня зачастило сердце, и мы Тавишем встревоженно переглянулись. Неужели забыла, где находится и что говорить? Я тоже посмотрел на галерею. Ничего. По крайней мере, для моих глаз.

Глава шестьдесят пятая

Воздух удушал, цвета поблекли, как на старом пергаменте. Зал разросся, словно во сне, перенося меня в далекий мир, куда четырнадцатилетняя девочка ворвалась бок о бок с братьями. Следом шли те, кто поверил в неё. Все они теперь лежат замертво на безымянном поле брани. «Осторожнее, сестрёнка», — шепчет Вальтер.

— Не двигаться, и никто не пострадает! — кричит девочка, сама понимая, что лжёт.

Она не знает, кто из них погибнет, и когда, но смерть уже высится над ними. К девочке бросаются двое, начеку, следят за её движениями, с боков ее обходят лучники со стрелами на тетиве. Её взгляд пробегает по лицам министров, затем падает на пустое кресло отца. Девочке как пощёчину хлестнули. Краски налились цветом, и от стен волнами отдался ужас. Девочка исчезла. Осталась только я. Перед ними. И сегодня меня уже не запрут в покоях.

Вице-регент, канцлер, капитан стражи, первый купец, придворный лекарь, хронист, главнокомандующий, первый ловчий и, конечно же, самое проблемное звено этой цепи, — королевский книжник. Как примечательно, что здесь нет короля и Первой дочери, но она точно скоро явится. Хронист нервно теребил пуговицы на камзоле, пока одна не оторвалась и не запрыгала по начищенному каменному полу.

Хронист нервно теребил пуговицы на камзоле, пока одна не оторвалась и не запрыгала по начищенному каменному полу. Я знала, кто верховодит, кто творец заговора, жаждущий власти не меньше Комизара. А может, и больше, раз поставил на карту все ради желаемой добычи, — целого континента. Я надолго вперила в него пристальный взгляд. Теперь ясно. Под мантией поблескивала чешуя его истинного обличья. Вот он, дракон, столь же многоликий, как Комизар.

Стоило канцлеру ослушаться меня, я приструнила его кинжалом. Еле сдержалась, чтобы не нацелиться в сердце — на пути через Кам-Ланто всякий представляла, что метаю нож не в дерево, а в него. Нет, рано канцлеру еще умирать. Я им воспользуюсь от и до, палец за пальцем, если это спасёт моих братьев.

Он гневно сел и перекинулся с оскорблениями на Рейфа.

Я вгляделась в министров, одного за другим. Успех заговора определяет его слабое звено. Осталось это звено найти.

Стены замка наползали, смыкались, втискивая измену в твердое и живое обличье. Его сердце бешено частило, он ревел по-звериному, в протест, но в то же время на фоне упорно постукивало что-то тихое. Надежда. Вдруг на балконе показалась фигура.

Девочка. Перегнувшись через перила, она вгляделась в меня большими темными глазами.

— Пообещай, — шепнула она.

Я кивнула.

— Пообещала уже давно.

Она исчезла, и мир стал прежним. Вернулись цвета и запахи.

Лорды ждали, напряженные, как струна. Казалось, ещё немного и не выдержат.

Я поведала об изменниках в их рядах, о драконах, чья жажда неутолима, о Комизаре Венды, который повел на нас непобедимое войско. Рассказала, как ему помогают предатели, стоящие за гибелью принца Вальтера.

— Я сбежала со свадьбы из страха. Предавать Морриган или брата я и не думала. Он погиб в засаде венданцев, на моих глазах, и те, кто это подстроил, сейчас в этом зале. Они же послали принцев Брина и Регана на смерть.

Королевский книжник подался вперед.

— Мне кажется, подобное лучше обсуждать…

Но вице-регент перебил его, вскинув руку:

— Незачем прерывать, пусть принцесса говорит. Хотя бы слово мы можем ей предоставить. — Он поглядел на меня в упор, словно вспоминая все, о чем мы говорили тогда, в кабинете.

«У вас есть доказательства?». Он понимал, что одних моих слов недостаточно.

Я устремила тяжелый взгляд на королевского книжника. Пусть знает: и его черед скоро настанет. Затем обратилась к главнокомандующему, представителю войска в совете:

— Братьев нужно немедленно разыскать и вернуть домой. Из-за болезни отца вы не имели права посылать их в Гитос и Кортенай. Как вы такое допустили, командующий?

Он заерзал на стуле и злобно глянул на капитана стражи. Королевский книжник так смотрел на них, словно уже готовился вскочить с кресла.

— Я был против, — хмуро ответил он. — И оспорил решение. Меня уверили, что это на благо королевства.

— И ваши братья сами согласились! — влез капитан стражи.

Я подлетела и вонзила меч в стол рядом с его рукой.

— Согласились ехать на смерть?!

Капитан вытаращился на руку, словно пересчитывая пальцы. Затем глянул на меня в ярости.

— Она спятила! — заорал он солдатам Рейфа вокруг. — Сдавайтесь, пока вас из-за неё не перебили!

В южном коридоре загромыхали сотни сапог. К нам неслась толпа солдат, поднятых по тревоге. Я снова глянула на министров.

Дракон.

Он улыбается.

Больше никто не видит.

Больше никто не слышит голоса.

«Всё, всё моё! И ты моя!»

Скрежещет зубами.

Жадно сглатывает.

Довольно фыркает.

Грохот нарастал, и я посмотрела на Рейфа. Перехватив мой взгляд, он уверенно кивнул: «продолжай».

— Единственная изменница здесь — вы! — осмелев от звука шагов, крикнул лорд в дальнем ряду. — Что же вы не раскрываете заговорщиков, а? Капитан прав, она спятила!

Вздохнув, вице-регент хмуро сложил руки перед собой.

— Мы дали вам высказаться, Арабелла, но здесь я соглашусь с лордом Гованом. Вы сыплете обвинениями, а доказательств нет.

Я могла бы хоть сейчас назвать имена, — полкабинета бы вышло, — но единственное доказательство точно сочли бы подброшенным. Если Паулина его вообще нашла. Мне нужно было, чтобы кто-то другой обличил предателей

— Будут вам доказательства, — тянула я время.

Ну где же Паулина? Неужели её отрезали в северном коридоре?

— Имена тоже будут, — продолжила я. — Но лучше для начала обсудим…

Вдруг в северную дверь забарабанили кулаком и раздалось:

— Лия!

Засов подняли, и Паулина перемахнула через зал, ёжась под пристальными взглядами совета. Она поднялась ко мне на трибуну со шкатулкой в руках.

И вновь топот, а затем на галерее появились наши солдаты в гвардейской форме. Следом — Гвинет, и она кивнула мне сверху. Ещё шаги, но теперь мягкие, торопливые. Шелест подолов. Показались тёти Бернетта и Клорис, а также леди Адель, фрейлина королевы. Вцепившись в перила, они оглядели зал и заметили меня. Горло сдавило. За прошедшие месяцы я изменилась до неузнаваемости. Поняв, кто я, тетя Клорис ахнула, а у Бернетты слёзы покатились по щекам, но наставлению Гвинет они вняли: и слова не проронили, потому не говорить пришли, а быть свидетелями.


Внезапно мелькнуло что-то голубое, и у меня сжалось сердце. Вперёд выступила королева, — тень себя прежней. Опустила на меня глаза — тёмные, ввалившиеся.


«Нечего тут понимать… это просто ночной холод».

Но мы обе знали, что это не так.

— Здравствуйте, ваше величество, — поприветствовала я. — Мы как раз хотели обсудить состояние короля.

Я вновь повернулась к министрам. Они нервно ерзали, ожидая моего слова, а капитан стражи предусмотрительно убрал руки со стола.

— Король не идет на поправку. Не скажете, почему? — проговорила я.

— Ваше предательство всему виной, — пробурчал канцлер. — Искромсанное сердце так просто не вылечить.

Лорды согласно забубнили. Тётя Бернетта тихо всхлипывала.

— Да, слышала я об этом. — Мой взгляд упал на придворного лекаря. — Поднимайтесь ко мне, расскажите о здоровье короля.

Он только завертел головой, словно надеясь на помощь остальных.


— Это не просьба, лорд Фентли. — Я подняла перевязанную руку. — Не заставляйте раненую тащить вас силой. — А затем зачехлила меч, и лекарь неохотно повиновался.

— Арабелла, — вмешался королевский книжник, — не…

Я крутанулась к нему.

— Меня так и тянет оплатить за годы нравоучений, ваше преосвященство. Советую придерживать язык, пока я его не отрезала.

Придерживай, как сам меня заставлял. Он сощурился. Знаю этот взгляд, — ему не по себе, боится. Но не за язык. Боится правды?

Во мне закипал гнев. Лекарь поднялся ко мне на трибуну, и я тут же силой опустила его на колени.

— Что с моим отцом?!

— Сдало сердце, ваше высочество, канцлер говорит правду! — искренне залепетал он. — Но и другие недуги есть, а лечить их непросто! И все же я верю, что он поправится!

— Вот как. Обнадёживаете, лорд Фентли, — улыбнулась я и кивнула Паулине, чтобы она открыла шкатулку. — А это, значит, ваши лекарства?

— Простые настои, чтобы он не мучился, да! — чуть ли не взмолился он.

Покопавшись, я достала тёмно-янтарную склянку.

— Для чего это?

— Облегчает боль!

Я кое-как подцепила пробку одеревенелой раненой рукой. Повязка при этом опять набухла тёплой кровью. Я понюхала содержимое склянки.

— Облегчает, говорите? То что нужно. — Глотнув сполна, я пожала плечами. — По-моему, и впрямь полегчало.

Он натянул улыбку, а на его лице застыл мучительный страх. Я убрала склянку и достала новую, с белой жидкостью.


— А это зачем?

— От живота, ваше высочество!

Я подняла ее на свет, затем отпила.

— Да, узнаю вкус. — Мой взгляд упал на королевского книжника. — В детстве у меня часто болел живот.

Убрав и вторую склянку, я достала маленькую, с золотой пыльцой.


— А это?

Лекарь побледнел и судорожно сглотнул, а со лба скатилась бисеринка пота. На губах замерла полуулыбка.

— Успокаивает душу. Знаете, какой он вспыльчивый.

— Успокаивает, говорите? Мне вот не помешало бы успокоиться. — Я поднесла склянку ко рту. — Много ведь не опасно?

— Что вы. — В его глазах мелькнула тень облегчения. — Можно сколько угодно.

Поднесла ещё ближе. Он, затаив дыхание, ждал, что я и теперь употреблю с половину, но я остановилась и посмотрела на него.

— Вам, лорд Фентли, явно нужнее. Лучше вы примите. — И силой протянула ему, но что он тут же замотал головой:

— Мне не нужно!

— Я настаиваю.

— Нет!

Он отпрянул, но я выхватила из сапога нож и приставила ему к горлу.


— Вам очень нужно успокоиться, не видите? — процедила я. — Высыпайте в рот. Живо! — Я вдавила нож, пустив по шее струйку крови. Лекарь застонал, а я придвинула склянку. — Можно ведь сколько угодно, не забыли?

Она коснулась его верхней губы.

— Нет! — Глаза его округлились от ужаса. — Это он! Он дал! Его приказ!

Лекарь указал на вице-регента.

Я опустила нож и отпихнула лекаря. Повисла тишина. Все переметнули взгляды на вице-регента, и я ему улыбнулась.

— Таннис. Для души и для сердца. Растет только в Венде. Не удивительно, что посол много лет о нем знает, — с какой-нибудь тайной поездки. — Я шагнула к нему. — Безупречный яд, но подсыплешь королю по крупице, он и сляжет, пока ты вершишь планы. От принцев-наследников ведь столько хлопот, они и новый кабинет могут избрать.

Вице-регент встал.

— Придворный лекарь лжёт. Я никогда не видел этого средства.

Вдруг в задней части зала раздалось:

— А что на это скажешь?!

По камню загремели шаги, их мерный ритм отвоёвывал внимание.

Головы повернулись. На мгновение опустилась тишина, а затем по толпе лордов поползло змеиное шипение — все зашептались — будто стая напуганных птиц взмыла в воздух. Они уловили в голосе что-то знакомое… но в то же время чужеземное, чему здесь не место. Зал вновь замолчал. Каден шел к нам с такой же золотой склянкой в руке.

— Это лежало в столе у тебя в покоях. — Он вышагивал медленно, прямо. Солдаты расступались перед ним. — Так ты уберёг Андреса, своего законного сына?

Было видно, что Каден с трудом сдерживается. Встреча с отцом подняла в его душе бурю: глаза полыхали, от хладнокровия ни следа, в голосе — тысяча надрывных ноток. Каден, мальчик, который просто хотел быть любимым. Быть с семьей. От его внутренней борьбы и мне сердце пронзало мукой.

Вице-регент остолбенел, словно увидел призрака:

— Каден.

— Он самый, отец! Твой сын, прямиком из могилы! Как и ты, пешка Комизара. Я был его Убийцей! — Самообладание Кадена рассыпалось по кусочку. Он заговорил вновь, и у него дрогнула губа, отчего у меня кольнуло в груди. — Сколько же лет я жил мечтой, что лично тебя прикончу! Теперь, видно, не судьба — желающих прибавилось!

— Безумие! Сущее… — Вице-регент оглянулся. Все взгляды были прикованы к нему. Его загнали в угол, отпираться бесполезно. Внезапно он выхватил из-под стола нож, приставил к горлу хрониста и потащил того к дальней деревянной стене зала. Там вслепую принялся шарить пальцами по резной обшивке. Не там, чуть правее, подумала я. Ну вот, нащупал, и вдруг в стене открылась дверца, — тайный проход, о котором знал каждый король… и дети, шпионившие за ним. Оттолкнув хрониста, вице-регент и скрылся.

Хронист нервно глянул на проход, словно желая нырнуть в него следом.

— Не стоит, — остерегла я, и через секунду вице-регент попятился оттуда с упёртым в грудь мечом. Сжимал меч Андрес, из-за спины которого выглядывали ещё солдаты. На его лице читалось такое же отчаяние, как и у Кадена.

— Ты погубил моих товарищей. Я должен был умереть с ними! — Он опустил меч и зарядил вице-регенту по лицу. Тот отшатнулся ко мне.

Из уголка рта у него побежала кровь. Пинком я сбила его на колени и, дёрнув за волосы, заставила посмотреть себе в глаза.

— Ты убил моего брата. — Я придвинулась к нему почти вплотную. — Его с солдатами просто порубили, — и шанса не оставили. — Мой голос звучал грозно, и в его глазах мелькнул неподдельный страх. — Врагов было впятеро больше — и только из-за тебя. Ты послал весть. Я их всех похоронила. Копала могилы, пока руки в кровь не стерла, а ты здесь потягивал вино и думал, кого бы еще прикончить!

— Вот кто послал моего брата и тридцать солдат на смерть! Вот кто отравил моего отца! Заговорщики — его крысиная стая! — Я снова посмотрела на него, вдавив кинжал ему в шею. — Вы предали королевство. Вас ждет казнь, лорд вице-регент, и если мои братья погибнут, казнь мучительная, даю слово.

В его глазах опять полыхнул гнев. Он прошептал мне одной:

— На кого укажу, тех Комизар пощадит. У нас с ним уговор.

— Уговор? — усмехнулась я. — Находит же Комизар глупцов!

— Все равно уже поздно, — просипел он, отказываясь мириться с судьбой. — Нас не остановить! Но я могу…

— Верно, лорд вице-регент. Слишком поздно. Для вас. Я сделала то, чего вы так боялись, — изобличила виновного.

Внутри все клокотало. Я напоследок заглянула ему в глаза и отпустила его соломенные волосы. Кровавая повязка оставила на них ярко-красный след.

— Под стражу его! — крикнула я, и солдаты Рейфа увели вице-регента.

Меня бросило в жар, голова закружилась.

— Всех под стражу! — Я указала на министров. — И гвардейцев тоже! Потом разберусь, кто невиновен.

Один из лордов вскочил со стула.

— Вы не имеете права приказывать…

Но Рейф его оборвал:

— Принцесса Лия пока что правит королевством. И приказывать может все что угодно.

Все запротестовали, и лорд Гован громче всех:


— При всем уважении, ваше величество, это не вам решать. Нам не нужна анархия! По морриганким законам…

— Пока король не поправится, моя дочь будет регентом и созовет новый кабинет.

Зал резко замолк, устремив взгляды на балкон. Королева кивнула мне оттуда. В ее глазах сверкнуло покаяние.

— Джезелия говорит от имени короля. Она солдат в его армии и будет верна его интересам. — Королева многозначительно посмотрела на лорда Гована. — Возражения есть?

Не успела я и слова проронить, как Андрес с кличем «Джезелия!» припал на колено, а следом и другие солдаты. Меня признали. По древнему обычаю, о котором я знала только понаслышке. Клич грянул из северного коридора, затем облетел зал. «Джезелия!». Сестра их погибшего соратника. Весь балкон с матерью подхватили мое имя — впервые на моей памяти вот так, публично. За ними — с полдюжины лордов.

— Значит, решено. — Мать встала, и лорд Гован с министрами неохотно кивнули. В считанные минуты их мир перевернулся с ног на голову, — и это было лишь начало.

Я шагнула вперед. Их лица уже двоились в глазах, пол ходил ходуном.

— Заговор раскрыт, но это не конец. — Мой голос все удалялся, затем я услышала, как нож бряцнул о пол. — Совет еще не окончен. Над нами висит угроза… Нужно обсудить стратегию, как выжить… Заседание продолжим завтра, а сейчас я…

Не знаю, договорила ли. Помню только, как ноги подломились, и Рейф подхватил меня.

Глава шестьдесят шестая

Слышу плач.

Чьи-то нежные руки отирают мне лоб.

Веет розами.

Снова плач.

Что-то закапало.

Скрипнула дверь.

Зашептались.

На лоб легла холодная тряпка.

Онемевшую кисть потянули.

«Руку отнимут?»

Сладость во рту. Теплота на коже.

«Иди передохни, я посижу».

В груди тяжело стучит.

Осторожные шаги.

Снова плач. Судорожный, надсадный.

Зашелестела чешуя зверя. Щелкнул хвост.

«Я все ближе. Это еще не конец».

Мои веки приподнялись. Вокруг — комната в полумраке. Моя комната. В камине потрескивает огонь. На окнах плотные шторы. Не разобрать, день сейчас или ночь, и сколько я спала.

Я повернула голову. Рядом на стуле развалился Каден: ноги на табурете, голова запрокинута, как у спящего, но взгляд на мне, словно я разбудила его, просто подняв веки. Моя рука лежала на подушке, рана под тугой свежей повязкой пульсировала. На мне была мягкая ночная рубашка.

— О боги, — простонала я, вспомнив последние секунды в зале. — Не говори, что я упала в обморок при всех.

Его губы тронула тень улыбки.

— Скорее наглухо вырубилась. Еще бы, крови потеряла с ведро. Ты ведь у нас не бессмертная. Вообще удивляюсь, как ты столько на ногах простояла. Но есть и плюс: когда тебя вынесли, пару лордов сами грохнулись без чувств.

Вынесли. Рейф вынес. Где он сейчас? Я глянула на дверь.

— Он улаживает кое-что с солдатами. — прочел мои мысли Каден.

Я угукнула. Ради меня Рейф привел лучших воинов из такой дали, и всё же держался так отстраненно. Даже в оружейной послал мне на помощь других.

— Кто перевязал? — Я подняла руку с подушки.

— Твоя мать с тетушками и лекарем. Из предместий вызвали. Придворный и лорды под стражей.

Что-то не то в голосе. Не просто лорды, а кто-то конкретный.

— Ты вообще как, держишься? — Я робко потянулась к нему здоровой рукой.

Он молча посмотрел на меня. Боль в его взгляде вернулась.


— Не знаю. Перед входом в зал думал, меня вывернет, — проговорил он с отвращением. — Как сосунка.

— Не нужно, стыдиться нечего.

— Да я и не стыжусь. Противно, что он вообще у меня такие чувства вызывает. Я сам не свой был — так боялся. И это после стольких лет. — Он помотал головой. — Сколько же гнева и страха может смешаться в человеке.

Я его прекрасно понимала. Мои гнев и страх никуда не делись, но сейчас их затмила боль за Кадена.

Он замолк, грудь поднялась в глубоком вдохе, ноздри затрепетали.


— Ничего в нем не изменилось. Он и теперь смотрел на меня, как на обузу. Сбагрил бы за медяк опять и не поморщился. Скажи только, кому. Я как восьмилетним мальчишкой опять стал.

— Ты не мальчишка, Каден. Ты мужчина. — Я сжала его руку. — Он тебе уже ничего не сделает.

— Знаю, — нахмурился он. — Но посмотри, сколько от него несчастья другим. Как Андресу досталось… Может, и к лучшему, что меня продали в детстве. Он жизнь был готов отдать за товарищей и до сих пор не верит, что их сгубил его родной отец. — Каден посмотрел на меня. — Когда рванул с разведчиками за твоими братьями, явно был слегка не в себе.

— Вы…

— Да, Рейф и Свен допросили пленников, но без толку. И за братьями отправили четыре отряда на лучших скакунах. Сама же сыпала приказами, когда Рейф тебя укладывал, помнишь?

— Не помню.

— Хотя это и приказами не назовешь. — Он пожал плечами. — Бормотала там что-то, пока Рейф тебя не заткнул, чтобы не мешала лекарю.

— И я замолчала?

— Вроде того. Опять вырубилась.

— Который час? — спросила я.

— Не знаю. За полночь.

Каден рассказал о том, что произошло, пока я валялась без сознания, — сам все узнал от тети Бернетты. Цитадель весь остаток ночи не смыкала глаз. Мать после меня навестила отца и приказала вернуть его в королевские покои, затем вышвырнула все снадобья придворного лекаря. Отца вымыли и напоили травяными настоями, чтобы вывести яд. Каден не знал, поможет ли — венданцам известно о золотом таннисе ровно столько, чтобы его не трогать. Одна щепотка валит с ног коня. Андрес после него хоть и оправился, но он молод и здоров, и отравили его однократно, а не как отца. Я боялась, что из-за яда он до конца жизни останется в полубреду. Что я опоздала.

— Теперь-то нам хватит сил, Каден?

— Остановить Комизара? Не знаю. Благодаря Рейфу власть у тебя, но шаткая. Сколько бы твоя мать тебя ни поддерживала.

Не поспоришь. Шествовать Первой дочерью на параде — одно, а править так, чтобы с тобой считались — другое. Пусть солдаты Андреса меня поддержали, но лорды в большинстве остались при своем.

— Ваши лорды, похоже, не верят, что надвигается беда, — добавил он.

Не удивительно. Они всю жизнь прожили с верой, что морриганцы — избранные, и ничто не пошатнет наше королевство.


— Я подготовлю народ. Подготовлю их, чтобы дать отпор венданцам.

— А потом что? Комизар нам обоим враг, но я ведь тоже венданец.

Он посмотрел на меня с тревогой, пробудив мои давние страхи.


— Знаю, Каден. Но не забывай, есть две Венды: первую ведет на нас Комизар, а вторую мы оба любим. Придется нам с тобой как-то выпутаться.

Но как? Комизар и Совет не отступятся, — куда там, добыча уже у них на виду.

«Настал мой черед восседать на золотом троне Морригана и зимой лакомиться сладким виноградом».


Так я и лежала, сжимая руку Кадена под треск углей. Веки набрякли, перед глазами в темноте вихрилось будущее, и вдруг до меня вновь тихо донеслись стоны, но на этот раз я знала, что плачет не мать и мои тётушки. Стенания лились издалека, из-за саванны и великой реки, из-за каменистых холмов и бесплодных равнин. Это рыдали кланы Венды. Комизар обескровил их еще сильнее за одно имя «Джезелия».

Глава шестьдесят седьмая

Паулина

Ребенку нужно имя.

Но какое? Я еще не придумала. Голова была забита другим.

Я забрала сына с рук кормилицы и покачала, перебирая его волосы цвета полуденного солнца. Как у Микаэля.

После того, как он меня предал, этому ребенку он никто.

«Ты не одна, Паулина. У тебя есть родня».

Но холодный тетушкин взгляд до сих пор стоит перед глазами.

Мы перевязали Лию, затем, распоров ей одежду, вымыли. Она обмякла на белых простынях и даже не противилась. Королева и тетушки в страхе глядели на ее бедное тело, — дневник последних месяцев, записанный на коже. Заметили жуткий шрам на бедре. Порез на шее. Разбитую канцлером губу и синяки на лице от солдатских кулаков. А стоило перевернуть её на живот, открылся выпуклый рубец на ребрах, куда вонзилась стрела. На плече бледнел след кавы.

От увиденного они всё давились и давились слезами. В итоге моя тетя, фрейлина королевы, злобно уставилась на меня.

— Это все ты виновата! — процедила она.

На сердце стало тяжко, и я стыдливо опустила глаза на тряпку в тазу. Тётя права. Я соучастница Лии. Без моей помощи она не сбежала бы. Но в таком случае…

Я взглянула на тётушку. Её перекосило от гнева и разочарования.


— Это был выбор Лии.

Она хватила ртом воздух.


— Ты должна была её остановить! Ты! Не…

— Я ни о чем не жалею и сбежала бы с ней еще раз!

Тетушка онемела, разинув рот, но леди Бернетта положила ей руку на плечо.


— Паулина права, Лия сама этого захотела, и мы не остановили бы ее.

Тётя замолчала, но её взгляд был полон упрека. Королева всхлипывала у кровати, прижимая руку Лии к своей щеке.

— У меня еще остались дела. — Я смигнула слёзы и вышла из комнаты в тёмный коридор. Там прислонилась спиной к двери и постаралась сглотнуть горький ком в горле. Меня раздирали сомнения. Я ведь еще даже не сказала, что родила.

— Ну как там? — вышел из тени Каден.


Я-то и забыла, что он ждет вестей о Лие.

— Ничего, — ответила я. — С рукой пока неясно, но кровь остановилась. Лия сильная, выкарабкается.

— Тогда почему… — Каден потянулся к моей щеке, но словно в испуге осекся. Даже в полумраке разглядел мои слёзы, но затем вспомнил, что между нами стена недоверия, которую мне даже сейчас не разрушить.

Я помотала головой, не в силах говорить.

— Расскажи, — тихо попросил он.

Моя грудь судорожно запрыгала. Я безрадостно улыбнулась, а затем слезы хлынули по щекам.


— У меня из родных лишь тетя, и она считает, что я во всем виновата.

Он едва заметно нахмурился.


— Ты? Мы все ошибаемся, Паулина, и твои ошибки… — Он потянулся к мой щеке и смахнул слезу. — Твои ошибки самые безобидные.

Каден смотрел с раскаянием. Мои обвинения еще бередили ему душу.

— Близкие — это не только родня, — сглотнув, продолжил он. — Одна семья — по крови, в ней появляешься на свет, другую выбираешь сам. У тебя есть Лия. Есть Гвинет и Берди. Ты не одна.

Повисла долгая тишина. От слов о семье у него опять заскребло на сердце. В его лице читалась такая же боль, как и несколько часов назад, при встрече с отцом. Хотелось утешить, поддержать, как он меня, но живучий отголосок страха не позволял.

Глубоко вздохнув, Каден первым нарушил молчание.

— А еще у тебя теперь сын. И ему нужно дать имя.

Дать имя. Дело-то нетрудное, да?

— Дам. — И я проскользнула мимо, добавив, что скоро ему можно будет к Лие.

Я вернула сына кормилице.

— Пусть еще побудет у вас. В цитдели суматоха, и ребенку там не место. Я скоро еще загляну.

С пониманием кивнув, женщина пообещала заботиться о малыше, хотя явно усомнилась в моих словах. Она нежно погладила его по щеке, и мой сын без имени довольно устроился у нее на руках.

Глава шестьдесят восьмая

По краям штор просачивался румяный свет. Семнадцать лет он каждый день возвещал мне о новом утре.


Никак привыкну, что я снова у себя в комнате. Снова дома. Вот только для меня она уже не будет прежней. Мне здесь тесно, словно стены давят, — я как будто пытаюсь натянуть куртку, которая мне мала. Все теперь иначе.

Мать так и не показалась. Ночью трижды заходили тети Бернетта и Клорис — обе изможденные, с красными глазами, — и по наставлению лекаря давали мне тягучее и сладкое, как сироп, лекарство.

— Пей, восполнит кровь, — шепнула тетя Бернетта и поцеловала меня в щеку.

На вопрос об отце она посуровела и выдавила обнадеживающее «дадим ему время».

Тетя Клорис настороженно поглядывала на Кадена, дремавшего на стуле у моей кровати, и тихо причитала, что «неправильно это, не положено». Поздно ночью она все же прогнала его в гостевую комнату, после чего мне толком не спалось. Один беспокойный сон сменялся другим, а когда мне приснились Брин и Реган на конях в долине, я подскочила в кровати. Все что угодно, лишь бы не смотреть дальше.

Тетя Бернетта распорядилась еще раз дать мне приторного сиропа. Снотворное ли это или наоборот, чтобы взбодриться, но на ногах я держалась увереннее.

Я распахнула шторы, и в комнату хлынул свет. Впереди голубел залив и было так ясно, что вдалеке в лучах утреннего солнца сверкали развалины на острове забытых душ. По слухам, в стенах той тюрьмы, которых давно нет, все еще слышат плач Древних. Их узилище — иного рода, бессмертное, узилище воспоминаний, удерживающее не хуже стального.


Я перевела взгляд западнее, на последний стоящий шпиль Голгаты, все такой же накренившийся, с грацией встречающий неминуемую гибель. Что-то в этом мире вечно… а что-то — вовсе нет.

В дверь постучали. Ну наконец-то! Вся моя одежда лежала в гардеробной в сундуках, которые Дальбрек нам добросовестно вернул. Их так и не открыли. Сегодня, помимо прочего, меня днем ждал совет, а появляться перед лордами в чужой ночной рубашке не пристало. Тетя Бернетта так давно ушла за ключами от сундуков, что я уже сама собиралась вскрыть замки шпилькой. День намечался долгий и ответственный.

— Входите! — крикнула я, отодвигая шторы в гардеробной. — Я здесь!

Шаги. Тяжелые. Кто-то в сапогах.


Сердце застучало, и я вернулась в комнату.

— Доброе утро, — заговорил Рейф. Ему больше не требовалось скрывать личность, и оделся он как обычно.

В груди зачастило еще сильнее. Чувства, которые я так подавляла, полыхнули с новой силой, и спокойствия в голосе поубавилось:


— Я ждала, когда ты зайдешь.

Ему не легче. По взгляду вижу и тому, как нервно сглатывает.

— Выглядишь лучше, чем прошлой ночью, — подметил он.

— Спасибо, что пришел на помощь.

— Прости, что не явился раньше. Наверное, ждал от тебя записки.

— Сам же просил не писать.

— С каких пор ты меня слушаешься?

— А с каких пор ты читаешь мои записки?

На его хмуром лице мелькнула улыбка, и моей выдержки как ни бывало: я бросилась к Рейфу, и он обвил меня руками. Мы жались друг к другу, словно разлуки не было. Рейф запустил пальцы мне в волосы, шепча на ухо «Лия», но от поцелуя увернулся и, скинув с себя мои руки, прижал к бокам.

Я растерянно посмотрела на него.


— В чем дело?

— Я должен кое-что сказать.

— Что-то не так? — Мой голос испуганно дрогнул. — Что-то случилось…

— Лия, просто послушай. — Его взгляд вгрызался в меня.

— Ты меня пугаешь, Рейф. Говори уже.

Рейф поморгал, и его лицо чуть дрогнуло. Он тряханул головой, словно пытаясь навести порядок в мыслях/

— Должен сказать, что обстоятельства… По правде… В общем, знай, что я теперь помолвлен.

Во рту пересохло. Сейчас он засмеется. Скажет, пошутил.

Но Рейф молчал.

Я, раскрыв рот, уставилась на Рейфа. Дар речи меня покинул.

Рейф меня любит. Точно это знаю — взгляд не обманет.

Неужели померещилось? Расстались несколько недель назад, но он что, уже меня забыл? И месяца ведь не прошло.


— Так скоро? Откуда она? — выдавила я одеревеневшим языком.

— Из Дальбрека, — кивнул он. — Совет посчитал, мне необходимо жениться — это поможет успокоить волнения.

Я отвернулась и заморгала, переваривая мысль, вмещая в уме.


— У вас там все так плохо?

— Родители умерли, я как сквозь землю провалился. Престол долгие недели пустовал, и это не прошло без следа. Проблем больше, чем мы думали.

— Ты про генерала, что бросил тебе вызов?

— И про него тоже. Меня вынудили…

Я повернулась к нему.

— Ты ее любишь?

— Я с ней толком не знаком.

— Меня перед свадьбой ты тоже не знал.

— Перед свадьбой, которой не случилось.

Я посмотрела ему в глаза. В них и тени лжи не было, — он правда женится на другой. По настоянию лордов. Его верность стране взяла верх, как и когда он поехал в Морриган брать меня в жены. Что же это, брак для Рейфа — долг перед державой и только? Но вдруг мне стало от себя же противно: какие упреки могут быть, когда я сама бросила его ради моего собственного долга?

Джеб говорил, слово Рейфа твердое. Вот бы сейчас оказалось иначе!


Я нарушила болезненное молчание, хотя сама не верила, что говорю:


— Счастья вам. Надеюсь, с ней оно у тебя будет.

— Может быть, — кивнул он.

Мы молча смотрели друг на друга. Чувство было такое, словно меня долго били, и у меня все нутро перемешалось. Странно, но ему, похоже, приходилось не легче.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник