Очарование тьмы

— И кто же мы теперь друг другу? — спросила я.

Он молча задумался, при этом не отпуская мой взгляд.

— Двое… нет, трое союзников, чей враг — Комизар.

— Трое?

— Сама говорила мне примириться с Каденом. Я примирился, — безрадостно ответил он.

Вдруг дверь распахнулась и влетела тетя Бернетта с ключами.

— Нашла! — И тут же, увидев Рейфа застыла. Поняла, что момент не лучший.

Я сразу заговорила:

— Тетя Бернетта, позволь представить тебе короля Джаксона. — Мой голос напомнил материнский, когда она с невозмутимым видом пыталась сгладить неловкость. — Король Джаксон — леди Бернетта.

— Мы уже познакомились прошлой ночью. Правда на бегу. Доброе утро, ваше величество. — Она присела в глубоком реверансе, как и подобает перед монархом.

— И вам, леди Бернетта. — Рейф поцеловал тете руку, и они обменялись любезностями. Затем он, не говоря мне и слова на прощание, зашагал к двери.

Ну сколько еще мне придется его отпускать?!

Все. Этот раз последний.

Не успел он шагнуть за порог, как послышались шаги. Влетела Гвинет с солдатами Рейфа… которые держали под руки главнокоманующего.

— Дело срочное. Касается твоих братьев, — выпалила она извиняющимся тоном, увидев, что я в ночной рубашке.

Я перечерчивала шагами комнату. Еще вчера чувствовала, что главнокомандующий невиновен, но сил убедиться в этом не осталось. Взять министров под стражу, чтобы допросить позже, было надежнее.

— Почему не сказали прошлой ночью? — напирала я.

— Перед всеми? Со змеями-то в совете, которых вы раскрыли? Я, знаете, не глупец. И чтобы шансы принцев были выше, лучше остальным этого не знать. Я все время под стражей требовал аудиенции, но вот этот меня не слушал. — Командующий кивнул на Рейфа.

— Все требовали, но Лие было нехорошо. Предлагал же сказать мне.

— Доверить государственную тайну чужому королю, который вломился в зал посреди заседания? Благодарю покорно. — Он посмотрел на Гвинет. — Меня выслушала эта добрая особа.

Оказалось, Гвинет спустилась в темницу, к лордам в одиночных камерах, позлорадствовать над канцлером. И удостовериться, что он не сбежал в Терравин, как в ее ночном кошмаре, от которого она проснулась. Командующий заметил ее в окошко на двери и попросил хотя бы на пару слов: ему было что сказать мне о братьях.

Командующий поговорил с ними перед их отъездом. Чтобы принцев в дипломатическую поездку — это его совсем не радовало, и от их согласия он порядком удивился. Казалось, братья что-то задумали.

Он наедине спросил у старшего, Регана, зачем им это, а тот и не скрыл:

— Вы и сами знаете. Делаем все, чтобы очистить доброе имя сестры.

— Пропущу мимо ушей, — ответил командующий.

— На это и рассчитывал.

После этого командующий пожелал им доброго пути.

Я села на скамейку в изножье кровати и уронила лицо в ладони. Воздуха не хватало. Братья и не думали ехать в Гитос и Кортенай после того как заложат памятник в Граде Священных Таинств. Они собирались набрать солдат по пути и двинуться на Венду, чтобы вызволить меня и доказать мою невиновность. Получается, что всадников мы отправили не в ту сторону, и о новом маршруте принцев они узнают слишком поздно. Одно обнадеживало: засаде тоже придется перегруппироваться, что добавит шансов братьям. Но даже если они минуют западню, ехать в Венду — верная смерть. Будь с Брином и Реганом хоть десяток полков, венданское войско просто их сметёт.

— Абердинский гарнизон, — вспомнила я. — После гибели Вальтера к ним там половина солдат запишется добровольцами. Туда они едут. Пошлем всадников.

— Всадники не успеют, — Рейф помотал головой. — У нас к северо-востоку от Града Темного Колдовства застава. Фонтейн. Попробуем перехватить там?

— Это еще дальше, — усмехнулся командующий. — Как приказ-то передадите? Он опоздает.

Сердце еще больше захолонуло. Я посмотрела на Рейфа.

— У тебя с собой вальспреи?

Он кивнул.

Мы тут же принялись писать. Одно послание — от меня братьям, чтобы они не восприняли дальбрекских солдат в штыки. Второе — от Рейфа коменданту заставы, с приказом прочесать местность в поисках морриганских отрядов. Но все одно, надежды на успех мало. Братья едут в такие дикие земли, что убийцы могут без труда опередить дальбрекцев. Но мы хоть что-то сделали. Рейф бегло просмотрел мое письмо, затем скрутил со своим, написанным офицерским шифром. Его не показал никому.

— Я велел полковнику отправить твоих братьев домой в сопровождении батальона, если их найдут.

«Если найдут живыми», — прочла я в его глазах.

Рейф ушел отдавать письма птичнику. Если повезет, застава получит их уже завтра, но меня сразу предупредили, что ответа не будет. Птиц хоть и месяцами приучивают летать, куда требуется, и возвращаться в Сивику они не умеют.

Я кивнула главнокомандующему благодарно и в то же время виновато.

— Отныне доверяйте королю Дальбрека, как одному из нас. Его слово твердое.

Я велела солдатам отпустить главнокомандующего, а заодно хрониста, первых ловчего и купца. Остальных министров ждут суд и казнь, — если я не прикончу их раньше. Вице-регенту я грозила не просто для вида. Пусть братьев или их товарищей хоть пальцем тронут, и он умрет в муках.

На нас смотрела смерть

Но впереди зеленела долина.

Забрезжил конец пути.

И я сделала то, к чему готовилась —

Перерезала горло жениха.

Он хватал ртом воздух,

Кровь его пропитала землю,

И никто не лил по нему слез.

Даже я.

Особенно я.

— Утраченное слово Морриган.

Глава шестьдесят девятая

Рейф

Утром я как будто не заключенных допрашивал, а залез в теплую, непроглядную клоаку. Она все затягивала и затягивала, так и подмывая бросить допрос на полпути. Я сыпал вопросами, а у самого перед глазами стояли горы снаряжения убитых дальбрекских солдат. Сыпал и ударами, видя, как Лия в венданской темнице оплакивает брата. Когда занимался вице-регентом, вспомнил ее, в крови, обмякшую у меня на руках, и выхватил нож. Свену пришлось меня оттащить.

Вице-регент вытер губы рукавом и ухмыльнулся.

— А я ведь и для вас с ней засаду планировал. После свадьбы, по дороге в Дальбрек. Все списали бы на разбойничий налет.

Его глаза надменно полыхнули.

— Вами ведь что-то движет, так почему мной не может? Мы все чего-то хотим, и всем опротивело ждать! Я вот решил, что хватит. Наждался.

— Чокнутый, — пробормотал Свен, придерживая мой кулак. — Довольно!

Он вывел меня и захлопнул дверь камеры, затем дал отвлечься: напомнил, что мне еще надо поговорить с Лией.

Я возвращался в покои, которые мне приготовила леди Клорис, тётя Лии. До сих пор чувствую себя в них захватчиком. Не должно мне ночевать в комнате, которую брат Лии делил со своей невестой Гретой. Большую часть их вещей давно убрали, но глубине шкафа я нашёл пару женских лайковых перчаток, а на столике — две изящные шпильки с жемчужинками. Всего раз глянув на огромную кровать с балдахином, понял, что лучше прикорну на кушетке рядом. Я бы вообще разместился на скатке в Большом зале, бок о бок со своими солдатами, но леди Клорис настояла. Обижать ее не хотелось.

Распахнув дверь, я сразу увидел Оррина поперек моей кровати: рот открыт, ноги свисают с края. На кушетке растянулся Джеб, аккуратно сложив руки на животе. Они всю ночь то стояли в карауле, то распределяли солдат на посты. Пока не отловим всех венданцев среди замковой гвардии, пленных будут стеречь наши.

Свен ел мясной пирог за столом и просматривал документы из кабинета вице-регента. Тавиш сидел напротив, с ногами на столе, и помогал с бумагами.

— Нашли что-нибудь? — заговорил я.

— Полезного — нет, — ответил Свен. — Умен, зараза. Замел следы.

Я заглотил вареное яйцо с тарелки и запил молоком.

— Ты ей сказал? — спросил Тавиш.

Джеб и Оррин открыли глаза и слушали.

Я кивнул.

— Молодец, правильно, — похвалил Свен. — Хорошо, что от тебя услышала, а не от кого попало в неподходящий момент.

— Момент-то неподходящий. — Я недоверчиво глянул на него. — Она хочет сегодня обратиться к совету.

— Ну, значит, подходящего и не было. Но сказать-то и так пришлось бы. Отпусти, все в прошлом.

Не смогу я отпустить. Когда увидел ее потрясенное лицо, у меня сердце разорвалось.

Я потряс головой, лишь бы воспоминание ушло.

— Не так-то просто сказать той, кого любишь больше жизни, что берешь в жены другую.

— Просто — это для таких, как я, а не для королей, — вздохнул Свен.

— Ну Дрейгер, ну хитрый гад, — зевнул Оррин. — По его заду стрела плачет.

Джеб сел и усмехнулся.

— Могу избавиться от него по-тихому, только скажи. — И щелкнул языком, как будто свернул ему шею — раз и готово.

Понятно, что они не всерьез. Убить полноправного дальбрекского генерала — это перебор, да и я не позволил бы… хотя мысль такая заманчивая.

— А его дочка? Ее тоже убьете?

— Да она только глянет на мою мордашку и тут же забудет о тебе, — съехидничал Оррин. — К тому же я лучник, приношу еду в дом. А вот ты что ей предложишь?

— Помимо королевства? — пробурчал Свен.

— Можешь отказаться от брака и будь что будет, — предложил Тавиш.

Свен хмуро вздохнул. Понимал, чем это чревато. Мое положение и так непрочное, и «будь что будет» не для меня. Поставлю на карту все, а что взамен? Помолвка с дочерью Дрейгера — его победа и мой личный ад. Но пришлось согласиться ради Лии, а генерал же ценой дочери просто плетет интриги. До сих пор помню ее круглые от ужаса глаза, когда она дрожащей рукой подписывала документы. Девочка боялась и не хотела иметь со мной ничего общего, но от отчаяния и гнева я на это наплевал

— Ладно, довольно. Что у нас там с Лией — не важно. Сюда идет непобедимая армия, не забывайте.

— Ты не веришь, что она непобедимая, — Свен заглотил последний кусок пирога. — Иначе не приехал бы.

— Сегодня утром я поглядел на войска. Дело хуже некуда. Смотреть больно, как сказал Ация.

Свен поморщился.

— Ну это он загнул. Солдаты, которых видел я, вполне ничего.

— Я не об этом. Они умелые и верные, но их мало. В столице самый большой лагерь, и здесь всего тысяча солдат, а остальные группками разбросаны по всей стране. Их и за пару недель не собрать. Да если и собрать, все равно не хватит.

— Может статься, что венданцы разделятся и частью пойдут на Дальбрек. Он ближе. Ладно, не будем торопиться — днем совет, а после составим план действий.

План. Лучше не говорить Свену, что я сделал. Приказ уже не отзовешь, а если расскажу о нем, точно нарвусь на гневную лекцию о вреде порывистости. Но в наш лагерь за стенами я въехал сдержанно, да и приказы птичнику отдал в спокойствии. А затем оглянулся на Сивику, и меня захлестнул трепет перед ее вековой историей. Это королевство сотни лет продиралось через невзгоды. Оно первым возникло на руинах прежнго мира и дало жизнь остальным, в том числе и Дальбреку. Морриган — драгоценность, которую Комизар жаждет, чтобы доказать свое величие. И если он наложит лапу на местные ресурсы, не спасется никто. Все сомнения отпали — он идет сюда.

Свен пристально уставился на меня, словно читая мысли. Затем отложил бумаги на стол.

— Что ты сделал?

Не удивительно, что за столько лет он меня выучил. Я сел в кресло и закинул ноги на стол.

— Написал коменданту Фонтейна.

— И о чем?

— Велел послать в Сивику войска.

Свен вздохнул и потер глаза.

— Сколько?

— Все.

— Мне послышалось?

Я помотал головой.

Он вскочил на ноги, задев стол, что аж сидр расплескался.

— Ты сдурел?! На Фонтейне шесть тысяч солдат, это наша крупнейшая застава! Первый западный рубеж!

— Я и Бодену написал.

Теперь уже Оррин и Джеб сели.

Свен опустился на стул и уронил лицо в ладони.

Оррин присвистнул.

Я понял, что самое время мне удалиться. Если расскажу еще что-нибудь, Свена хватит удар. Что сделано, то сделано. Ничего не изменить.

— Никому ни слова, — предостерег я напоследок. — А то местные расслабятся. У них по-прежнему много проблем.

— Куда ты собрался? — спросил Свен.

— Пообещал кое с кем помириться.

Как бы тошно ни было признавать, без Кадена мы Морриган не спасем.

Я заглянул к нему в комнату. Пусто. Тогда прикинул, где еще Каден может быть и не прогадал: он стоял, опершись на стену, перед спуском в подземную темницу.

Он уставился в темноту пролета в такой задумчивости, что даже не заметил меня.

Я вспомнил слова Лии, что он морриганец.

Причем высоких кровей — из рода Пирса, одного из свирепейших воинов морриганских легенд. Свен назвал его Священным стражем. Прошлой ночью, стоило только удивиться родословной Кадена, Свен вообще зачитал мне краткий урок истории. Одно каменное изваяние Пирса красовалось могучими мускулами на входе в одноименный гарнизон.

Каден вот на могучего не походил. Скорее на избитого.

Но вот прошлой ночью… Я вспомнил, как увидел их вдвоем у Лии в покоях, и комок в горле встал. Держась за руки, они безмятежно дремали. Я тихо попятился из комнаты, чтобы не разбудить. Наверное, из-за увиденного и нашел силы рассказать сегодня правду. Лия не любит Кадена, как меня, это ясно — не забуду, с каким трепетом она взглянула на меня в оружейной и с какой болью, когда услышала о помолвке. Но Каден ей все же дорог. У них есть то, чего у нас с ней нет — общая родина и любовь к другому королевству.

Меня он по-прежнему не замечал. Глядя во тьму, отрешенно теребил рукоять кинжала на поясе, словно разыгрывал в голове сцену — понятно, какую.

Переборов гордость, я зашагал к нему. Обещал же Лие, что помирюсь. Должен сдержать слово.

Глава семидесятая

Каден

Я услышал его в последний миг. Вздрогнул и крутанулся на месте.

— Чего тебе?

— Хочу поговорить о…

Я с размаху дал ему по зубам / в челюсть. Он повалился на каменный пол, и его меч со звоном отлетел в сторону.

Весь багровый от злости, он встал и вытер рассеченную губу.

— Ты совсем сдурел?! — прошипел он, глядя на испачканную кровью руку.

— Сам не хочу получить. Еще помню, как тебе в прошлый раз поговорить захотелось: бросил меня на стену казармы, дал по лицу. Бреднями сыпал.

— Да ты поквитаться решил.

Я пожал плечами.

— Не без этого. Что на этот раз вынюхиваешь?

Тяжело дыша Рейф прожигал меня яростным взглядом. Видно, самого тянуло пустить кулаки в ход, но все же сдержался.

— Во-первых, я не вынюхиваю, — заговорил он. — Во-вторых, хочу поблагодарить, что не бросил Лию одну.

Надо же, благодарить вздумал!

— Теперь увезешь ее в Дальбрек?

Злости на лице как ни бывало

— Лия никогда не вернётся со мной в Дальбрек.

Голос изменился вмиг, да и сама фраза подозрительная. Я насторожился.

— У меня теперь другая невеста.

Я фыркнул. Как же, держи карман.

— Это правда, — добавил он. — Весть по всему Дальбреку разнесли. Лия никогда туда не поедет.

Вот так так! Что же это, Лия для него уже в прошлом?

— Тогда зачем ты явился?

Он странно улыбнулся. На миг и самовлюбленный крестьянин в нем, и эмиссар и даже принц как в воду канули.

— Затем же, что и ты. Что и Лия. Мы хотим спасти королевства, которые нам дороги.

— Дороги ей, — поправил я.

Рейф помрачнел.

— Знаю.

— И тебе от этого больно.

— У каждого был трудный выбор, всем пришлось идти на жертвы. Я понимаю, какой ценой ты помог нам бежать из Венды. Прости, что говорю об этом только сейчас.

Проговорил твердо, будто репетировал. И все же, удивительно, нотка сожаления скользнула. Я кивнул, но в душе ему не верил. С самой нашей встречи у лачуги нам некогда было поговорить: бросились искать Лию, Гвинет и Паулину, а остальное не имело значение.

— Поздравляю с помолвкой, — Я осторожно протянул руку, и он так же осторожно ее пожал:

— Спасибо.

И мы синхронно опустили руки. Он еще долго глядел на меня, словно не решаясь что-то сказать. Я видел его прошлой ночью, слышал, как он попятился из комнаты. Помолвлен, а чувства скрывает плоховато.

— Увидимся на площади, — добавил он напоследок. — Сегодня Лие придется туго. Она будет не изменников разоблачать, которым только путь в темницу, а сплачивать народ. Мы оба ей нужны.

Рейф зашагал прочь, но вдруг оглянулся на темную лестницу передо мной.

— Не стоит. — Наши взгляды скрестились. — Придет еще время. Сейчас, вот так, не надо. Ты лучше него.

И скрылся.

На входе в камеру я сдал оружие стражнику. Отец тут же поднял на меня глаза — в них опять холодный расчёт, только и всего. Вот она, его натура.

— Сын, — заговорил он первым.

Я усмехнулся.

— Думаешь, куплюсь?

— Знаю, я совершил ужасную ошибку. Но люди меняются. Ты был мне самым дорогим из сыновей. Я любил твою мать. Катарина…

— Замолкни! Любимых из дома не вышвыривают и в безымянных могилах не хоронят! И не смей произносить ее имя! Ты в жизни никого не любил.

— А кого любишь ты? Лию? Тебе не суждено быть с ней, Каден.

— Ты ни черта не знаешь.

— Знаю, что кровное родство сильнее мимолетного романа…

— Во что у тебя было с матерью? Мимолетный роман? Эх, а ведь ты так ее любил!

Он сочувственно нахмурился. Давил на жалость.

— Каден, ты мой сын. Вместе мы…

— Давай-ка заключим сделку, папенька.

Его взгляд оживился.

— Ты продал меня за медяк, вот теперь и себя за медяк выкупишь. Ну же, давай. Всего монетку.

Он растерянно уставился на меня.

— Медяк? Сейчас?

Я подставил руку.

— Но у меня нет медяка!

Опустив руку, я пожал плечами.

— Тогда конец твоей жизни, как было с моей.

Я развернулся к выходу, но вдруг решил кое-что добавить.

— Раз ты заодно с Комизаром, и судить тебя будут по его правилам. А он оч-чень любит долгие пытки перед казнью. Они и тебя ждут.

И я вырвался из камеры, а он кричал мне что-то вслед, напирая на «сын». Будь у меня ножи, прирезал бы на месте, но такой легкой смерти он не заслужил.

Глава семьдесят первая

— Сядь, — приказала я.

— Куда?

— На пол. И не шевелись. Сначала я поговорю с ней наедине.

Я повернулась к солдатам за спиной.

— Если хоть пальцем на ноге пошевелит, отсеките.

Они с улыбкой кивнули.

Я прошла через покои родителей и отворила дверь в спальню.

Мать, вся растрепанная, свернулась клубом в изножье кровати — что ни есть, тряпичная кукла, из которой выпустили вату. Посередине без движения лежал бледный отец. Мать стиснула покрывало, в котором он утопал, словно хоть как-то старалась удержать его на этом свете. Никто к нему не подберется, пока она рядом, даже смерть. Та уже забрала ее старшего сына и теперь присматривалась к двум другим; муж отравлен… Откуда мать только взяла силы, чтобы вчера меня поддержать? Колодец, откуда она из черпала собственный колодец наверняка уже иссяк. Порой бывает так, что черпать уже нечего. А порой зачерпываешь столько, что остаток не имеет значения.

Услышав мои шаги, мать села: длинные темные волосы рассыпались по плечам, лицо изможденное, глаза красные от слёз и усталости.

— Последнюю страницу из книги вырвала ты, — начала я. — Я думала, это сделал тот, кто меня ненавидит, но ошиблась. Это сделал тот, кто меня очень любит.

— Я хотела тебя уберечь, — ответила она. — И делала для этого все, что могла.

Подступив, я села рядом. Она крепко прижала меня к груди и содрогнулась от тихого всхлипа. Свои слезы я давно выплакала, и все же обняла ее в ответ — мне столько месяцев этого не хватало.

Мать все шептала и шептала «Джезелия. Моя джезелия».

Наконец я отстранилась.

— Ты не желала, чтобы я овладела даром. — В груди кольнула обида. — Любой ценой хотела от него оградить.

Она кивнула.

— Почему? Откройся, хочу понять.

И мать открылась.

Начала разбито, еле-еле, но с каждым словом обретала силу, будто воображала этот разговор уже сотню раз. Может, и правда так. Она рассказала о молодой матери и дочке — и я впервые взглянула на эту историю под другим углом.

Она скрепила рассказ стежками, о которых я и не подозревала, окрасила его ткань в незнакомые оттенки, набила потайные карманы тревогами. Мать говорила о страхе — как её, так и моем, — нити которого затягивались с каждым днем все туже.

Мать приехала в Морриган в восемнадцать. Все здесь оказалось чуждым: наряды, еда, люди… и будущий муж. Она даже встречать его взгляд боялась. В первую встречу он, приказав оставить их наедине, поднял за подбородок ее лицо и признался, что в жизни не видел глаз прекраснее. Затем с улыбкой пообещал, что все будет хорошо, а свадьба — потом, ведь сначала надо узнать друг друга. И сдержал слово. Откладывал церемонию, сколько мог, а сам ухаживал за невестой.

Продолжалось это от силы несколько месяцев, но в итоге он покорил мать, а она — его. Любовью это не назвать, но оба друг другом увлеклись. Ко дню свадьбы она уже не потупляла глаза, а счастливо встречала взгляд любого — даже суровых министров.

В Морриган уже много веков Первая дочь — титул скорее церемониальный, и все же мать настояла, чтобы на заседаниях с ее мнением считались. Отец был только за. Все знали: её дар уберегает глупых и опасных поступков. Поначалу король в самом деле ее слушал, просил совета, но такое его внимание к новобрачной возмущало министров. В итоге мать медленно и вежливо отодвинули в сторону — очень в духе дипломатов.

А затем появились дети. Сначала Вальтер — двор в нем души не чаял, — следом и Брин с Реганом, еще большая отрада. К удивлению матери, принцам ничего не запрещали. Она происходила из семьи девочек, которых с детства держали в узде, а здесь мальчиков подталкивали самих искать их сильные стороны. И этому благоволил весь двор!

Вскоре она забеременела снова. Наследных принцев уже хватало, так что все теперь надеялись на девочку, преемницу титула Первой дочери. А мать и не сомневалась, что родит дочку, и от одной мысли была на седьмом небе… пока на задворках сознания не зарычал голодным рыком зверь. С каждым днем его шаги нарастали, и у матери на сердце тяжелело. Казалось, этот зверь идет за мной — учуял во мне дар и счел угрозой. В её видениях он крал меня из семьи и утаскивал прочь в неописуемые земли. Мать бросается мне на помощь, но за стремительным чудищем ей не успеть.

— Я поклялась, что обязательно тебя уберегу. Каждый день говорила с тобой, пока носила под сердцем. А когда родила, меня захлестнул небывалый страх. И вдруг — шепот, четкий и нежный, будто мой собственный. «Велика надежда на ту, что Джезелией зовется». Вот и ответ. Я взглянула на твое милое личико и поняла — Джезелия, а королевство пусть хоть всю жизнь другие имена подбирает. Я верила, что имя послано свыше, и теперь тебе ничего не грозит. Отец считал, это против правил, но мне уже было все равно.

Помолчав, она продолжила:

— Я долго верила, что не ошиблась. Ты ведь с первого дня росла такой крепенькой. Плачем пол Сивики могла разбудить. Жизнь из тебя так и била. Кричала ты с каждым днем все громче, играла с задором, ела больше. И цвела. Я не ограничивала тебя, как и братьев, и ты росла с ними. Когда королевский книжник стал твоим учителем, пытался взрастить в тебе дар, но я запретила. Он все возражал, и тогда я рассказала о свои давних опасениях, — что дар навлечет на тебя беду, — и велела развивать другие твои сильные стороны. Он с неохотой согласился. А когда тебе было двенадцать…

— Все изменилось, — закончила я.

— Я боялась. Пришлось попросить книжника…

— Да его и нужно было бояться! Он послал за мной убийцу! Хотел избавиться от меня… от нас всех! Тайно отправлял в Венду книжников! Как бы ты ему не верила раньше, он давно отвернулся и от тебя, и от меня.

— Нет, Лия, — помотала она головой. — Королевский книжник никогда тебя не предаст, я точно знаю. Он из двенадцати жрецов, которые в аббатстве воздели тебя к небу и поклялись оберегать.

— Люди меняются, матушка…

— Он не изменился. Не нарушил слова. Понимаю, ты ему не веришь. Но когда тебе было двенадцать, я узнала кое-что, и после этого мне пришлось с ним сблизиться.

— Что ты узнала?

Он позвал мать к себе в кабинет, сказал, хочет кое-что показать. У мертвого венданского воина нашли при себе древнюю книгу. Как и всякую древность, ее отправили прямиком в королевский архив и поручили перевод королевскому книжнику. Он был поражен. Рассказал канцлеру — тот тоже удивился, затем прочел писание еще и еще, но в итоге счел варварской чепухой и швырнул в камин. А прежде ведь он тексты варваров не уничтожал. Хотя большей частью они и правда были несуразными, даже в переводе. Этот не исключение, но кое-что заинтересовало книжника. Он спас книгу из огня — она только слегка подпалилась.

— Только он протянул мне книгу и перевод, я сразу заподозрила неладное. Мне тут же стало муторно. Опять зазвучали шаги зверя, и на последних куплетах меня всю трясло от ярости.

— Ты прочитала, что меня принесут в жертву.

Она кивнула.

— Я вырвала последнюю страницу и отшвырнула ему книгу. Крикнула уничтожить, как и сказал канцлер, и бросилась прочь. Дар, которому я так верила, обманул меня подлейшим образом. Предал!

— Венда тебя не обманула, матушка. Вселенная напела ей мое имя, а она — тебе. Сама ведь сказала, что имя мне как нельзя подходило. Кто-то должен был его обрести, так почему не я?

— Потому что ты моя дочь. Я бы отдала свою жизнь, но твою — ни за что.

Я взяла ее за руку.

— Мама, я хочу, чтобы пророчество сбылось. Это мой выбор, и ты знаешь. Помнишь, о чем ты молилась в день моего бегства? Чтобы боги перепоясали меня мощью.

Она посмотрела на мою забинтованную руку у себя на коленях и помотала головой.

— Но это… — В ее взгляде бушевали страхи, зревшие годами.

— Почему ты не сказала отцу?

На глазах у нее опять заблестели слезы.

— Не доверяла ему? — продолжила я.

— Опасалась, что не сдержит тайну. Мы расходились во мнениях на счет совета и часто из-за этого спорили. Он будто не на мне женился, а на них, и тяготил к ним сильнее. Книжник согласился, что лучше молчать. Слова «преданная своим родом» могли быть о ком-то высокопоставленном.

— И тогда вы с книжником решили меня отослать.

— У нас почти получилось, — вздохнула она, покачивая головой. — Я надеялась, что в день свадьбы ты уедешь прочь от любых врагов, если те и впрямь существовали. В могущественном Дальбреке тебя уберегли бы от всего. Но когда я со всеми любовалась твоей кавой, вспомнила строку «отмеченная когтем и лозой винограда». Всегда думала, это про шрам от розг или звериной лапы, но у тебя среди вензелей и узоров затесались на плече дальбрекский коготь и морриганская лоза. Я твердила себе, что это пустячное совпадение — кава ведь смоется через пару дней. Так хотелось в это верить.

— Но за меня все равно помолились на твоем родном языке. На всякий случай.

Мать кивнула, усталое лицо изрезали морщины.

— Я верила в свой план, но последствий знать не могла. Вот и молила богов, чтобы перепоясали тебя мощью. А когда король Джаксон перенес тебя на кровать, и я увидела, что с тобой сделали…

Она зажмурилась.

— Я с тобой, матушка. — И обняла ее, утешая, как она утешала меня столько раз. — Шрамы — что шрамы? Пустяк. Я о многом сожалею, но не о своем имени. Вот и тебе не стоит.

Внезапно отец пошевелился, и мы обернулись к нему. Мать, подсев, и погладила его по волосам.

— Брансон? — В ее голосе скользнула надежда.

В ответ — лишь бессвязное бормотание. Отцу не лучше. Мать снова поникла.

— Договорим потом, — предложила я.

Она отрешенно потрясла головой.

— Я хотела быть рядом с ним, но придворный лекарь запретил. Сказал, больному нужен покой. — Вдруг она уставилась на меня, ожившие глаза искрились яростью. — Голову лекарю с плеч. Казню их всех.

Я кивнула. Мать наклонилась к нему и запечатлела на лбу поцелуй; зашептала ему что-то на ухо, хоть он не слышал и, возможно, не услышит уже никогда. Как стыдно, что я называла его жабой.

Я удивленно глядела на них, не двигаясь с места. Глаза матери переполняла отчаянная тревога. А с какой нежностью отец тогда произнес «моя Реджина», хотя был в бреду. Они правда любили друг друга. Как же я раньше не понимала?

Я глянула на королевского книжника, уже час сидящего на каменном полу.

— Вижу, пальцы еще при вас.

Поморщившись, он вытянул ногу и размял бедро.

— Вы с прислужничками умеете убеждать. Теперь мне можно шевельнуться?

— Знаешь, я всегда тебя презирала. — Я обожгла его взглядом. — Презираю и сейчас.

— Не удивительно. Приятным человеком меня не назовешь.

— Ты меня тоже ненавидел.

Он помотал головой и дерзко ухватил мой взгляд.

— Никогда. Вы мне докучали, выводили меня и откровенно игнорировали, но меньшего я и не ждал. Я на вас давил — пусть порой излишне, не спорю. Ваша мать запретила даже говорить о даре, я и не говорил. Развивал другие ваши сильные стороны.

Нет, рано мне тушить ненависть. Я упьюсь ей, как дурной привычкой, обгрызу этот ноготь до мяса. Напитаюсь ей как следует, хотя за обманом книжника уже нащупываю правду.

— Встать, — приказала я как можно суровее. — Договорим в твоем кабинете. Бывшем кабинете. Моя мать отдыхает.

Книжник поднялся с трудом, затекшие ноги его не слушались. Я велела стражнику помочь.

Он разгладил мантию, лишь бы вид стал чуть благороднее, и посмотрел на меня. Выжидал.

— Мать считает, вы сможете все объяснить. Сомневаюсь. — Я положила руку на кинжал. — Если будете лгать, лгите убедительно.

— Мне не придется.

Ну вот, узнаю прежнего книжника: того, кто в ответ на любую шалость поднимал крик и брызгал слюной. Только я обвинила его, что он посылал в Венду книжников, он побагровел и как воскликнет:

— Никогда!

Я рассказала об их тайных делах под городом, и тут он принялся чертить кабинет шагами, выплевывая имена книжников. После каждого я кивала. Вдруг он крутанулся с такой болью и гневом на лице, словно перечисленные книжники лично всадили ему по кинжалу в спину.

— Хотя бы не Аргирис?

— И он тоже.

Вся ярость из него вмиг вышла. Книжник зашатался, подбородок его задрожал. Помнится, мать сказала, что он в жизни меня не предаст. Если сейчас и притворяется, то весьма убедительно, да и с этим Аргирисом ему как под дых дали. Он опустился в кресло и забарабанил ногтями по столу.

— Аргирис из моих лучших учеников. Мы столько лет знакомы. Столько лет… — Он откинулся в кресле, сжав губы в ниточку. — Канцлер уверял, что лучшие книжники бегут от меня из-за моего трудного характера. Заявили, что отправятся изучать удаленные морриганские сакристы. Через месяц после отъезда Аргириса я отправился его навестить, но в сакристе мне сказали, что он пробыл там всего пару дней и куда-то уехал.

Если от новости про книжников он разозлился, то когда я спросила о подосланном наемнике, просто взорвался гневом.

— Дурость… Какая дурость… — бормотал он под нос, мотая головой и потирая глаза.

Вскоре продолжил:

— Я совершил оплошность. Когда нашел вместо книг вашу записку, тут же бросился их искать. — Он поднял бровь и глянул на меня с укором. — Вы писали, что теперь они на своем месте. Я подумал, это про архив.

Книжник с помощниками перетряхивали шкафы, когда вдруг заглянул канцлер с вопросом, что происходит. Книжник не успел ответить, — один из подручных опередил.

— Канцлер пришел в ярость, перебрал с нами шкаф, а затем бросился вон с криками, что напрасно я тогда не сжег книгу. За пять-то лет он о ней не забыл, хотя сам посчитал варварской чепухой! С тех пор я за ним приглядывал. Даже как-то пробрался в его кабинет, но ничего не нашел.

Как знакомо! Я и сама ничего не нашла.

Вдруг злоба в глазах книжника поутихла, и он подался вперед.

— По закону мне пришлось подписать один единственный ордер на ваш арест и розыскной лист. Их вывесили в предместьях, но там и слова не было об убийстве. Ни я, ни король не посылали за вами головорезов, — только следопытов.

Я зашагала по комнате. Все внутри противилось его словам.

— Зачем вообще вы спрятали Песнь Венды? — развернулась я к нему. — Мать тоже велела ее уничтожить.

— Я ведь книжник, Джезелия, — спокойно ответил он. — Какими бы книги ни были, я их не уничтожаю. Древние писания редки, а уж древнее этого я почти не встречал. Недавно ведь совсем положил Заветы Годрель в тайник с венданским писанием. Думал, никто не доберется. Так хотелось приняться за перевод.

На словах о древних писаниях его глаза живо заблестели.

— Я перевела Заветы Годрель.

Он поглядел на меня с интересом, и я пересказала ему писание. При этом внимательно следила, как он себя поведет.

— Так Годрель и Венда были сестрами… — прожевал он эту мысль, как жилистый кусок мяса. — А Морриган приходится внучкой Годрель? Близкие родственницы… — Тут потер горло, будто слова встали в нем поперек. — А Джафир де Алдрид — стервятник…

— Не верите?

— Увы, верю, — нахмурился книжник.

Он подошел к шкафчику, откуда я выкрала писания, и, к удивлению, приподнял в ящике ложное дно.

И все-таки есть у него тайны! Всегда это знала, но раскрыла только одну и бросила поиски.

— Какими секретами еще меня удивите?

— Пожалуй, мне больше нечем. — Он бросил на стол толстую связку бумаг.

— Что это?

— Письма. — Он разложил бумаги. — Их много лет назад нашел мой предшественник. Они противоречат морриганским священным писаниям. Как видите, он их не сжег, хоть они не вписывались в привычные рамки

— В письмах совсем другая история. Поэтому их и спрятали.

— Письма подтверждают ваш рассказ, — кивнул он. — Джафир де Алдрид, отец нашего народа, был стервятником, и до встречи с Морриган безграмотным. Обучился уже здесь — писал письма. Я перевел большую часть. — Книжник придвинул связку мне. — Они любовные.

Любовные? С какой еще стати?

— Ну нет, быть не может. Морриган украл вор Харик и продал Алдриду за мешок зерна. Так писала Годрель.

— В письмах это есть. И все же… — Он поискал переведенное и зачитал: — Я твой, Морриган, твой навеки… буду твоим, даже когда в небе угаснет последняя звезда. — Тут он взглянул на меня. — По-моему, вполне себе любовное.

Книжник солгал. Он все же смог меня удивить. Похоже, и в подлинной истории нашего королевства всегда будут тайны.

Глава семьдесят вторая

Площадь запрудили люди. Все пришли поглядеть на казнь принцессы Арабеллы, но в итоге узнают, что я поведу их в битву не на жизнь, а на смерть.

Я вышла на балкон, рядом стояли мать и королевский книжник, по краям — Рейф и Каден. За нашими спинами — те, кто остался от кабинета министров. Лорды, для которых под балконом расставили кресла, так и ерзали на месте. Им не нравилось, что совет проходит на глазах у черни. Прямо за лордами бок о бок стояли Паулина, Гвинет и Берди, чьи уверенные взгляды придавали мне сил. Свен, Джеб, Тавиш и Оррин с другими солдатами следили за порядком.

Слово взяла мать, и по площади тут же прополз гул. Она рассказала, что король болен — отравлен изменниками. Теми же, кто заманил принца и его солдат в западню. Она перечислила заговорщиков, и на имени вице-регента толпа потрясенно ахнула, словно его только что вздернули на виселицу. Народ его любил. Мать сказала, что лишь благодаря принцессе Арабелле — несправедливо обвиненной — заговор и раскрыли, затем передала слово мне.

Я поведала о нависшей над нами угрозе, которую видела своими глазами. О катастрофе чудовищного размаха, как в Священном писании.

— Комизар Венды идет сюда с таким войском и оружием, что от нашего королевства и памяти не останется.

С места поднялся лорд Гован. Кулаки стиснул в два плотных узелка.

— Чтобы варвары нас превзошли? Сил не хватит. Мы древнее всех на этом континенте, и никому нас не победить! Величие не позволит Морриган пасть!

Лорды согласно зашептались, другие от наивности принцессы закатили глаза. Толпа переминалась с ноги на ногу..

— Древние тоже были великими, — напомнила я. — Где же они теперь? Пали. Оглянитесь! На развалинах их храмов теперь стоят наши дома. А остовы необычайных мостов и поразительных городов? Древние летали к звездам! Их шепот громом разносился над хребтами, а гнев сотрясал землю! Их величию не было равных. — Я поглядела на остальных лордов. — Но миру Древних пришел конец. Величие их не спасло.

Лорд Гован не дрогнул.

— Но мы избранный народ, не забывайте!

— Да! Мы дети Морриган! — крикнул другой лорд. — Нам благоволят боги! Так сказано в священном писании!

Я стояла в нерешительности: говорить или нет? Паулину мои слова задели за живое. Как бы и теперь не навлечь на себя беду. Вдруг я ощутила на коже тёплый ветерок — и словно бы не я одна: люди на площади, затаив дыхание, вертели головами.

Послышался шепот Дихары: «правда хочет, чтобы ее узнали».

Я поймала взгляд Паулины. Ее, вернейшую дочь своего королевства, раздирала внутренняя борьба. Тут она поцеловала два пальца и кивнула мне.

Следом кивнул и королевский книжник.

«Расскажи им!» — донёсся до меня сквозь века голос Венды, ступающей вперёд, не в силах устоять.

Сейчас я сомневалась во всем, кроме одного. Давным-давно трех женщин, тепло любивших друг друга, жестоко разлучили. Эти девушки были в родстве.

«Расскажи им правду, Джезелия».

И я рассказала.

«Внемлите, сестры сердца моего,

Братья души моей,

Чада плоти моей,

Ибо я расскажу вам о сестрах и семье, о племени и удивительном кровном родстве, переплетенных нитями разорения и верности».

Я поведала о Годрель, одной из Древних, кто, слушая Знание, вела горстку выживших по руинам старого мира. Голодающую внучку она занимала легендами — те объясняли, почему мир так суров и не давали заплакать, когда хищники подбирались вплотную.

У Годрель была сестра, Венда, чья смекалка, теплое слово и вера помогали выжить. Ее обманом разлучили с семьей, но даже смерть не заставила замолчать. Венда и теперь, через много веков, сострадает угнетенным.

Следом я рассказала и о Морриган, внучке Годрель. Ее похитил вор Харик и продал за мешок зерна стервятнику. Морриган, храбрая и справедливая, привела стервятников в благодатные земли. Она доверяла силе внутри, переданной ей Годрель и другими выжившими, знанию, к которому они обратились в самую беспросветную минуту, к зрению без глаз, слуху без ушей. Морриган была не избранницей богов, а простой девушкой, каких сотни, и потому ее смелость восхищает еще сильнее.

— Морриган пробудила в себе древнюю силу и помогла пробудить другим. Вот и мы должны так же.

Я оглядела площадь, лордов внизу и тех, с кем стояла бок о бок. Взгляд упал на Рейфа, и у меня перехватило горло.

— Ничто не вечно, — продолжила я. — Близится и наш конец. Я его видела.

Подавшись вперед, я пристально посмотрела на лордов.

— Именно так, лорд Гован, видела. Видела, как Дракон сметает все на пути, и не щадит ни одну душу. Слышала, как на его клыках хрустят кости. Чувствовала его дыхание на шее. Он идет, не сомневайтесь.

— Если мы сейчас ничего не сделаем, все кончено, — вскоре продолжила я. — Вы сами познакомитесь с его клыками. Так что же мы, спрячемся или дадим отпор? Подождем Комизара или будем бороться, как мать нашего королевства?

— Бороться! — тихо раздалось в толпе, и следом еще одно:

— Будем бороться!

Гвинет вскинула кулак.

— Будем бороться!

Народ на площади пылко поддержал, полный решимости выжить.

Я поцеловала два пальца и воздела к небу — один за погибших, второй — за грядущих, и вторила:

— Мы будем бороться!

Глава семьдесят третья

— Ваше высочество, — окликнул меня один генерал, когда мы с Рейфом и Каденом подошли к фонтану на площади.

Десяток солдат позади нас вместе с Гвинет, Паулиной, Берди и Гвинет настороженно замерли. Генерал взял мою руку и ласково ее погладил.

— Не сочтите за дерзость, но я так рад, что эта путаница с вашей изменой разрешилось.

Я поглядела на него искоса, уже чуя, что гладко этот разговор не пройдет. Припоминаю генерала только смутно — вроде бы на службе у короны едва ли не дольше всех.

— Не путаница, генерал Хоуланд. Как по нотам сыгранный заговор.

— Да, разумеется, подлейший заговор, — кивнул он, чуть задето выпятив губу. — Какое счастье, что вы его раскрыли. Благодарим вас.

— Не стоит, генерал. Изобличить заговорщиков — долг всякого…

— Долг! — вдруг воскликнул он. — О долге мы и хотели поговорить.

За его спиной я увидела генералов Перри и Маркеса с тремя офицерами.

— Ваш отец болен, а братья в отъезде. На ваших хрупких плечиках теперь целое королевство! Позвольте же успокоить: войска не подведут. Напугала же вас эта варварская армия — так сгустить краски… Но это ничего. Вы ведь такое там пережили!

Я сглотнула. Да, скверно дело кончится, прямо чувствую.

Рейф с Каденом мрачно переминались с ноги на ногу, но я многозначительно развела руками. Намек поняли, стали ждать.

— «Сгустили краски»? Генерал, вы знакомы с Комизаром?

— Комизаром! — рассмеялся он. — Они же варвары! Вождей меняют чаще, чем исподнее! Сегодня он Комизар, а завтра уже валяется в канаве.

Он оглянулся на офицеров, и те тоже усмехнулись. Затем, склонив голову на бок, поглядел на меня снисходительно — не иначе вот-вот раскроет мне глаза на правду жизни, которая от меня ускользнула.

— Не стоит вам их бояться, вот я о чем. Вы не учились тактике, не оценивали прежде угрозы. Вас и не просят, это ведь удел солдат. Врагов оставьте нам, а вам бы лучше вернуться к другим своим делам.

— Какое счастье, генерал! — слащаво ответила я с улыбкой. — Вот бы поскорее засесть за рукоделие! Погладите меня по головке в напутствие?

Улыбка сползла с его лица.

Подступив, я прищурилась.

— Только знайте, что эти двое солдат за мной разделяют мои опасения. Как там, говорите, я «сгущаю краски»?

Генерал мельком оглядел Рейфа с Каденом и вздохнул:

— Они молодые крепкие парни, которым… как бы это деликатнее… легко попасть под влияние милого личика. — И он вновь расплылся в улыбке, будто выдал очередную тайну о том, как устроен мир.

От такого у меня на мгновение отнялся язык. Я сумрачно глянула на фонтан за спиной генерала, но Рейф с Каденом опередили мою мысль. В тихом бешенстве синхронно шагнув к нему, потащили его под руки и швырнули в воду. Офицеры, глядя на это, отскочили в стороны.

Рейф с Каденом и на них глянули с вызовом — посмеет ли кто броситься на помощь? Генерал, откашлявшись, злобно засопел, и только тогда их гнев сменился довольной улыбкой. Я же, ещё кипя от злости, прошагала к фонтану.

— Постараюсь деликатно, ради ваших нежных ушек, генерал. Как бы я вас ни презирала, все же не назову узколобым, невежественным, надутым и самовлюбленным посмешищем. Нет, я дам вам руку и очень советую ее пожать, ведь как ни сыпьте на меня заносчивыми уколами, а вам ни за что не сломить мою решимость защитить Морриган. Мне до глубины души противно вас терпеть, и все же когда мы — по моему приказу — будем составлять план действий, вы без остатка выжмите из себя все скудные знания и опыт для короны. Уясните: теперь я правлю королевством, как регент отца, и сама решу, что стоит моего внимания. А стоят его изменники и армия, что идет нас уничтожить. Все ясно?

Раздувшись, как бочка, он тяжело дышал, с носа капала вода. Я протянула руку, и генерал впился в нее взглядом, затем посмотрел на своих офицеров, так и ждущих в сторонке. Он пожал руку и вылез из фонтана, затем, кивнув своим, громко захлюпал с ними прочь. Надеюсь, о «милом личике» и думать забыл.

— Ну и ну! — протянула Гвинет. — Здорово все-таки, что не обозвала его посмешищем.

— Надутым посмешищем, — поправила Пауина.

— И узколобым, — добавил Джеб.

— И бараном, — ввернул Каден.

— Я не называла его бараном.

— А зря, — хмыкнул Рейф.

Маленькая, но победа. Я знала, что солдаты большей частью за меня, но вот некоторым офицерам я не внушаю доверия. Кое-что не вычистить даже дерзким восстанием. Они будут считать дни до того, когда же очнется отец или вернутся мои братья.

Глава семьдесят четвертая

Рейф

Мы стояли на длинной каменной трибуне, возвышающейся над лагерем. Так и вижу, как на заре морриганской истории Пирс заложил первый ее камень. Выросла трибуна на восемь камней и за века пережила не одну войну и победу. Тот, кто поднимался туда, безраздельно завладевал вниманием толпы. Первой к солдатам обратилась Лия, затем дала слово мне — и так с тремя их группами, нарочно небольшими. Последняя так вообще была почти напересчет, из сотни новобранцев. Им я повторил все то же: что мы с моими солдатами не хотим зла, явились помочь навести порядок и подготовить королевство. Угроза висит над нами всеми, а значит что полезно для Морриган, полезно и для Дальбрека.

Дальше опять вступила Лия. Она похвалила слаженные действия наших солдат, на что генералы рядом согласно закивали — даже тот вымокший баран, который после вчерашнего купания заметно поутих.

Я глаз от нее не отводил. Ловил каждое мгновение: как она расхаживала по трибуне, как возвышала голос, чтобы слышали в дальних рядах. Как солдаты уставились на нее во все глаза, ловя каждое слово. Не знаю, сколько доброты она посеяла до побега, но колоски солдатского уважения пробились достойные. С лордами было иначе. Видя, как ее слушают, я признал то, что гнал от себя в Венде: Лия — прирожденный вождь.

Она там, где и должна быть. Я не зря отпустил ее, хоть у меня и до сих пор щемит от этого в груди / хоть мне до сих пор от этого больно.

Лия вот-вот собиралась представить Кадена. К тому, что будет после, мы тщательно подготовились. Начала она как обычно, но вдруг заставила многих удивиться — и кого-то больше остальных.

— Vendan drazhones, le bravena enar kadravé, te Azione.

Джеб, Натия и Свен позади тихо переводили для тех на трибуне, кто не понимал. «Венданские братья! Здесь со мной ваш соратник, Убийца!»

Лия взяла Кадена за руку, и они встали перед солдатами единым, мощным фронтом. Затем, отступив, она дала ему слово.

Для нас это было одновременно ловушкой и возможностью. Да, в дворцовую гвардии проникли венданцы, но что насчет гарнизонных солдат? Главнокомандующий с ближними офицерами ручались за многих, кроме новичков с дальних рубежей королевства. Начала Лия по-морригански, но затем перешла на венданский так умело, словно не говорила, а дышала. Мы все, дюжина человек, стояли рядом будто бы для поддержки, но на самом деле зорко следили за глазами и движениями солдат, — кто в замешательстве, а кто понимает каждое слово?

Каден стремился не столько вычислить лазутчиков, сколько поколебать собратьев-венданцев, таких же, как он сам. Это они с Лией придумали. Венданцы на нашей стороне и правда пригодятся.

— Верьте Сиарре, братья, — шепотом переводил Джеб. — Меурази с кланами степей и долин доверились ей. Сиарра противостоит не нашим семьям в Венде, а Комизару. Выйдите вперед и сражайтесь с ней бок о бок или сгиньте в молчании.

Солдаты большей частью удивились перемене языка и завертели головами, но кое-кто не отводил глаз от Кадена.

Вижу, во второй шеренге. Взгляд как во льду застыл. Зрачки — две булавочные головки. Волнуется. Все понимает, но из строя не выходит.

Еще один. Справа в дальнем ряду.

— Третий ряд, второй с края, — шепнула Паулина.

Вдруг из первой шеренги несмело шагнул один.

Затем другой, в среднем ряду.

Всего четверо.

— В дальней шеренге слева, — шепнула Лия Кадену. — Продолжай.

Пятеро в гарнизоне, восемь гвардейцев, итого тринадцать лазутчиков. Снимаю шляпу. Морриганский у них безупречный, наверняка оттачивали не один год. Солдатам было приказано разойтись, а венданцев увели с конвоем.

Впервые за три часа Лия присела передохнуть, а леди Бернетта была уже тут как тут со снадобьем. Лия отхлебнула из бутылки, под глазами у нее еще темнели круги. Веки ее устало смеживались, но все же, вытерев губы, она расправила плечи и двинулась дальше — отдыхать рано, надо вновь допросить заключенных. Вдруг проговорятся, как придворный лекарь. В памяти неожиданно блеснул Терравин, да так ярко, что злоба взяла. Тот воздух, полный запахов, наши с Лией мгновения вместе, слова — вернуться бы туда хоть на пару часов, превратиться в ее желанного крестьянина, умеющего растить дыню, а она чтоб стала служанкой в таверне и слышать не слышала о Венде.

Они с Каденом отправились к венданцам, я же зашагал в другую сторону. Мы не в Терравине и уже там не очутимся, как бы я ни хотел. Хотеть позволено крестьянину, но не королю.

Глава семьдесят пятая

Паулина

Хронист был вне себя. Пока Лия заканчивала речь, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу в стороне от трибуны. Пускай его имя очищено, но теперь он вынужден подчиняться принцессе. Его карманные часы и ежедневник потеряли над ней власть. Смазкой государственного механизма прежде служили правила и традиции, теперь — Лия.

Подле хрониста стояла леди Бернетта. В ее взгляде плескалась гордость за племянницу, но с примесью тревоги. Чего ждать от преобразившейся Лии? Она показала всей Сивике свои упорство, силу, и что миндальничать не намерена. Говорила, что думала, не церемонясь. Никто не сомневался в той, что спасла короля и обличила творившийся под носом заговор, но многие наверняка гадали, как она прожила последние месяцы.

И я тоже.

О Паулине, кроткой и всегда верной правилам служанке, шептались и бросали на нее взгляды. Что же это с ней стало? Я и сама не могла понять. Частью я прежняя, другая часть канула в небытие, а с третьей я до сих пор не разобралась. Не одни правила и традиции рассыпались на осколки — еще и вера.

Выступив перед последней группой, мы сошли с трибуны.

— Погоди! — Гвинет задержала Натию и шагнула ко мне: — Когда вернешься в цитадель? Боюсь я за тебя — сидишь одна в аббатстве.

— Со мной Натия.

— Тоже мне, — хмыкнула она. — Натия — кипящий котел. Того и гляди взорвется.

Мы обе посмотрели на нее. Положив руку на эфес меча, она следила за толпой расходящихся солдат, привлекая не только наши взгляды. В Сивике не каждый день увидишь вооруженную до зубов девчушку, которой только дай покрасоваться.

— Она ищет свой путь, — вздохнула я.

Гвинет прищурилась. Мы обе знали, что Натия пережила.

— Пожалуй, так… Отведу ее в цитадель, пусть отвлечется от жажды убивать. Надеюсь и тебя скоро там увидеть, — выразительно глянула она, — вместе с самым главным твоим имуществом.

— Увидим.

Она едва заметно нахмурилась, но промолчала. Затем, подступив к Натии, приобняла за плечо.

— Идем, бесенок кровожадный. Гвинет поучит тебя утончённости.

Я зашагала в обратную сторону, как вдруг у статуи Пирса напротив ворот меня окликнули.

— Паулина! Постой!

Я обернулась и вдруг застыла как вкопанная: ко мне шел Микаэль. Хватило же наглости!

— Знаю, что ты обо мне думаешь, — начал он. — Но я выполнял приказ — и только. Я солдат и…

— Неужели растратил награду? Или испугался, что я теперь заодно с новой властью и могу устроить тебе нелегкую жизнь? — Его веки чуть дрогнули. Я попала в точку. — Уйди прочь, гнусный подлиза!

Я протиснулась мимо, но Микаэль схватил меня за руку и развернул к себе.

— Но как же наш ребенок? Где…

— Наш ребенок?! — воскликнула я. — Какая чепуха! Я уже говорила, что отца ты не знаешь!

На попытку вывернуться он только сильнее сжал мне запястье.

— Мы ведь оба понимаем, что я…

И внезапно — шлепок удара. Микаэль летит в сторону и глухо валится на землю, вздымая облако пыли. Каден поднимает его за грудки, весь перекошенный от ярости.

— Если ищешь отца, солдат, он перед тобой! Только тронь Паулину еще раз и разбитой физиономией не отделаешься!

Каден толкнул Микаэля и тот, отшатнувшись, обмер. Перед ним был Венданский убийца — тот, кто выпотрошит человека, не поморщившись. Тут в его глазах мелькнула еще одна мысль: а вдруг я и впрямь была с другим? Поверженный, Микаэль вытер губу и растворился в толпе сослуживцев.

Каден тяжело дышал, как бы выгоняя остатки гнева. Подбежавших на шум солдат он отогнал и повернулся ко мне, убирая волосы с лица.

— Прости, Паулина. Увидел, как ты вырываешься, и… — Он помотал головой. — Понимаю, не имел права вмешиваться…

— Ты знаешь, кто он?

— Лия сказала, что он жив, дальше я сам додумал. Белокурый, точь-в-точь как малыш. Да и ты так взвилась.

Внезапно Каден вспыхнул до ушей — проговорился, что следил за мной. В его пронзительном взгляде промелькнула сотня вопросов, которых я раньше не замечала: прощу ли я его, не перешел ли грань, все ли со мной хорошо. Но больше всего было доброты, прямо как в нашу первую встречу.

Повисло молчание. В воздухе между нами плясали пылинки.

— Извини, — в итоге пробормотал он, глядя на свои красные костяшки. — Ты вряд ли хотела, чтобы кровожадный варвар…

— Ты не проводишь меня до аббатства? — попросила я. — Если есть время. Просто для видимости, вдруг он ещё за нами следит?

Каден бросил на меня удивленный, даже испуганный взгляд, но кивнул, и мы двинулись к аббатству. Оба знали, что Микаель за нами не наблюдает.

Глава семьдесят шестая

Гвинет и тетушки помогли мне вымыться и переодеться, а после я всех выгнала. Уже почти неделю я металась с собрания на собрание, перетягивая на свою сторону воинских чинов и дворянство, а сегодня вдобавок выступала перед новоприбывшими полками. Нельзя так без передышки. Вспомнилось, что Дихара говорила о даре:

«Замурованные почти совсем уморили его, так же как в свое время Древние… Вы окружили себя шумом, который сами и творите, и замечаете лишь зримое».

Громкий, назойливый шум последнее время и впрямь не умолкал ни на миг.

Мы с Рейфом и Каденом мы постоянно совещались с генаралами Хоуландом, Маркесом и Перри, капитаном Рейно, главнокомандующим, а также Свеном и Тавишем. Хоуланда я приветствовала отдельно, чтобы не дулся. Вдесятером мы изучали карты, составляли списки и продумывали стратегию. Каден и я в подробностях описали, какое у врага оружие, сколько воинов — сто двадцать тысяч. Главнокомандующий предположил, что фронт будет не один, но Каден уверил: Комизару нужна Сивика, нужна быстрая и решительная победа, посему он обрушится на Морриган одним сокрушительным кулаком. И это правда. Войско до того его будоражило, напитывало силой, что он в жизни его не поделит. Помню, с каким лицом он смотрел на свое детище, упиваясь его необъятной, разрушительной мощью.

Препирались мы обо всем: где и когда враг нападет, как вооружать солдат, и прочее. С чем не спорили, так это что войск и оружия нам не хватает. Лорды разъехались по своим владениям с наказом прислать новобранцев и припасы.

Вся страна пришла в движение. Любой металл, до которого дотягивались руки, отправлялся в плавильни оружейников. Двери, ворота, даже чайники — плавили все, невзирая на размеры и ценность, лишь бы уберечь Морриган. Горны пылали сутками напролет. Валили лес для частоколов, копий и укреплений, которые еще даже не спроектировали. Дальбрекские солдаты — умелые, опытные воины — муштровали наших. Военные было возмутились, что нас учат чужаки, но я быстро их приструнила: не позволю чьей-то упрямой гордыне уничтожить королевство. Вдобавок Рейф смягчал генералов, прося у них совета — что им льстило.

Не раз Каден и Рейф принимались с жаром спорить о стратегии, чем приятно меня удивляли. Такими я их еще не видела. Опыт и надежды, долг и цели — вот, что ими верховодило, а не чувства ко мне. Каден мастерски уходил от вопросов о будущем Венды, даже когда продумывал упрочнение Морриган. То будущие битвы, им свое время. Его так и звали Убийцей, но теперь не брезгливо, а с долей уважения, как морриганца, выкравшего военные тайны у вражеского командования.

Шли дни, пролетали встречи, напряжение росло. Нервы часто сдавали, но не из-за оскорбленной гордости, а из страха перед небывалой битвой — все его ощущали, даже генерал Хоуланд. Мы искали ответов, но найти их было непросто. Как тридцать тысяч, разбросанные по стране, разобьют сто двадцать? Ведь вдобавок за противником — сноровка, оружие куда смертоноснее… И все же мы не сдавались.

Разворачивая на столе карты, я пыталась прочесть мысли Комизара. Дороги, холмы, долины, стены Сивики — изучала все. Отметки и линии сливались перед глазами, а внутри пробуждалось какое-то неясное чувство.

Днем и ночью меня занимали военные советы. Как уж заглушить такой шум? Как воззвать к другим своим силам, к путеводному Знанию, если с каждым днем я все больше сомневаюсь в наших планах и тревожусь за братьев?

Я распахнула окно. По лицу мазнула ночная прохлада, и я вознесла молитву — одному ли богу, четырем ли, не знаю. Столько всего не знаю, но в одном уверена: гибели еще двух братьев я не перенесу.

Вестей от них не поступало — и не должно, уверял Рейф. Либо они вернутся, либо нет. Нужно надеяться, что письмо к ним успело.

Я богов вернуть их домой, а затем воззвала к братьям, как Вальтер взывал ко мне:

— Будьте осторожны, братья мои, будьте осторожны.

Я окинула взглядом Сивику. Поминальная песнь затихала, слышались еще ее отголоски: «да будет так вовеки». Сгустился мрак, и только рыжие огоньки в окнах несли караул.

Покой окутал столицу, готовилась еда, стремились к небу дымоходы.

Но вдруг покой разлетелся вдребезги.

Я услышала звуки, от которых захолонуло сердце.

И звуки эти лились не из мира за окном.

Хруст камней.

Свист пара.

Пронзительный вой.

«Горячка, Джезелия. Горячка».

Сердце зачастило. Я почувствовала дыхание Комизара на шее, его пальцы заскользили по каве. Упоенные глаза блеснули во тьме, как два агата.

— Мне подождать тебя?

Я подскочила и крутанулась.

Из-за двери выглядывала тетя Клорис. Она пришла меня поторопить.

Я попыталась скрыть тревогу улыбкой. Тетушка с честью вытерпела попрание всех правил и этикета, но сейчас в ней опять поднималось негодование. Она хотела, чтобы все вернулось на круги своя. Пообещать это я могла лишь на сегодня.

— Не нужно, догоню, — ответила я.

Тетушка так же тихо исчезла, а я закрыла окно и села за туалетный столик. Да уж, одной рукой прелестные косички не заплести. Впрочем, я и двумя-то умела слабо. То ли дело орудовать мечом или кинжалом одной

Когда лекарь сегодня перевязывал мне руку, я впервые ее рассмотрела. Саму рану выдавали только по три стежка с обеих сторон, зато отек не спадал. Затянутая сеткой голубых вен, кисть напоминала перчатку с сосисками, да и немота все не проходила. Видимо, выдрав из двери болт, я что-то сломала или разорвала.

Отек тревожил лекаря. Он наказал по ночам класть руку на подушку, а днем подвешивать на повязке. На вопрос о немоте ответил только:

— Судить рано.

Отложив гребень, я посмотрела на себя в зеркале. Волосы рассыпаны по плечам. Внешне я все та же Лия, разве что немного уставшая, но вот внутри — совсем иная. Мне уже никогда не стать прежней.

«Он помолвлен».

Мысль хлестнула внезапно, как порыв ветра. Раньше меня защищало от нее гора обязанностей, но стоило на миг расслабиться и…

Резко встав, я затянула ремень, поправила повязку, убрала кинжал в ножны на поясе — неуклюже, одной рукой. Всему приходилось учиться заново

В семейной столовой мы обычно ели узким кругом, но сегодня здесь собралось шестнадцать человек. Я бы, как обычно, вполне обошлась бульоном и рухнула в кровать или перекусила на полуночном собрании, но мать сама заглянула с предложением — а она много дней не выходила из покоев. Помню совет Рейфа, когда после гибели Астер я тоже погрязла в сомнениях: перегруппироваться и двигаться вперед. Мать, похоже, сделала первый шаг.

Тетушки охотно поддержали предложение: в последнее время из-за бешеной суматохи обе толком ни с кем не виделись. Впереди долгая битва, добавили они, и совместный ужин нас сблизит. Не поспоришь.

В зале я застала лишь Берди. Мы обнялись. От нее пахнуло свежей выпечкой, на щеке я заметила муку.

— Ты спускалась на кухню?

— Так, заглянула, — подмигнула она. — Твоя мать попросила, а я только и рада услужить.

Что же она готовила? Только я хотела спросить, вошли Гвинет с Натией. Последняя подняла взгляд к высокому потолку, оглядела гобелены на стенах. Припоминаю, как ела с ней впервые. Я набивала желудок, а она таращила полные невинности глаза, засыпая меня вопросами. Теперь же Натия смотрела под стать кошке в засаде — как и все мы. Все явились к столу при оружии, хотя это строго запрещалось. Но сегодня никто не протестовал, даже тетя Клорис.

Мы вчетвером устроились в конце стола.

Вскоре вошли моя мать с сестрами и леди Адель, тетя Паулины. За спиной у матери красовалась изящная коса, на платье не было ни морщинки, во взгляде вновь горел огонь. Глаза, осанка, вскинутый подбородок — все заявляло: «вам не победить, изменники». Меня поразило, что они с Берди разговорились, как давние подруги.

Показались Оррин, Тавиш и Джеб с Каденом, явно волнуясь. Мать радушно их приветствовала и пригласила к столу — как вдруг меня осенило: за столько времени они, по сути, ни с кем не познакомились! Сблизиться нам и правда не мешало. Сегодняшний ужин порадует не только желудки. Вокруг сновали слуги, наливая вино и эль. Мать хоть и обещала простые угощения, перед игристым вишневым мускатом не устояла.

— А где Паулина? — поинтересовалась я у Гвинет.

От моего вопроса леди Адель оживилась. После того скандала в первую ночь Паулина ее избегала, вот и осталась в аббатстве с малышом. Но сегодня обещала вернуться.

— Пошла в аббатство что-то забрать, — ответила Гвинет. Понятно, о чем речь. — Скоро придет.

Леди Адель отвернулась, а Гвинет пожала плечами, будто не зная, почему Паулина задержалась и придет ли вообще.

Показались Свен и капитан Ация — оба, к приятному удивлению, в парадных мундирах. Комплименты тетушек вогнали Ацию в краску, и я только теперь осознала, как он юн. Его со Свеном тут же вовлекли в разговор. Я же, потягивая мускат, гадала, где Рейф. И вдруг — его шаги. Их весомый, размеренный звук и позвякивание ножен я не спутаю ни с чем. Он остановился в дверях, чуть растрепанный, в таком же голубом дальбрекском мундире. Сердце больно сжалось. Рейф извинился перед всеми за опоздание — солдаты отвлекли — затем отдельно перед королевой и подошел ко мне. Его взгляд упал на повязку.

— Лекарь говорит, это поможет снять отек, — объяснила я.

Он водил глазами между мной и повязкой, отсеивая нужные слова от сотни желанных. Я знаю его наизусть. Я знала до мелочей его мимику, паузы, вздохи. Узнает ли когда-нибудь его наречённая?

— Молодец, что послушалась, — ответил Рейф.

За три этих жалких слова зал утих, обратив на нас взгляды. Рейф отвернулся и зашагал к месту на том конце стола.

Перед первым блюдом мать вдруг обратилась ко мне:

— Лия, ты не могла бы вознести поминовения?

Просила не из вежливости. Признала мое положение.

В груди кольнуло от воспоминаний. Я встала.

«Благословение жертвоприношения».

Но блюда с костями не было. Часть слов я сказала только себе, часть — во всеуслышание.

«E cristav unter quiannad»

— Вечно памятная жертва.

«Meunter ijotande».

— Никогда не забываемая.

«Yaveen hal an ziadre».

— Во все дни нашей жизни. Да ниспошлют нам боги мудрость. Paviamma.

— Paviamma, — вторил один лишь Каден.

Мать растерянно поглядела на меня.

— Это венданская молитва?

— Да, — ответила я. — И частью — морриганская.

— А слово в конце… Как там было? — поинтересовалась леди Адель.

— Paviamma. — Тут у меня почему-то стиснуло горло.

— Это по-вендански, — вмешался Рейф. — У этого слова много значений, смотря как произносишь. Порой — дружба, порой — прощение, порой — любовь.

— Ваше величество, вы говорите по-вендански? — удивилась мать.

— На порядок хуже принцессы, — ответил он, избегая моего взгляда. — И, разумеется, Кадена. Но два слова свяжу.

Мать не без тревоги глянула на меня с Каденом. Чужой язык, Убийца за столом, венданская молитва, на которую он один отвечает. Нас с ним связывал не только побег из Венды.

Свен заполнил заминку рассказом, как сам выучил венданский за два года каторги бок о бок с товарищем по имени Фалгриз.

— Не человек — настоящий зверь! Без него я не выжил бы!

Красочная история увлекла всех, и обо мне, к счастью, позабыли. Тетушки внимали, как завороженные, а Тавиш то и дело закатывал глаза — опять ему об этом слушать!

Подали первое блюдо, сырные клецки.

Вкуснятина из детства. Мать поймала мой взгляд и улыбнулась. Раньше клецки скрашивали нам с братьями минуты недомогания. Приятно, что она не закатила пиршество, лишь бы произвести впечатление на короля Джаксона. После всего, что мы пережили, скромный ужин пришелся как нельзя к месту.

Мать полюбопытствовала о вальспреях. Свен объяснил, что застава непременно их получила, но в обратный путь послать не сможет. Такие уж птички — улетают в один конец, и остается лишь надеяться.

— Значит, надеяться и будем, — кивнула тетя Бернетта. — Благодарим вас за помощь.

Королева произнесла тост за здравие короля Джаксона, его солдат, вальспреев и даже коменданта заставы, который вернет ее сыновей домой. Посыпались еще тосты, затем выпили в честь тех, кто разоблачил заговор.

Мускат уже порядком шумел у меня в голове, а слуга все подливал.

— И за вас, Каден, — произнесла мать. — Я глубоко сочувствую, что вас предал один из нашего народа и вдвойне благодарна за помощь.

— Сын Морриганский вернулся домой, — подняла бокал тетя Клорис.

Кадена поежился от того, что его уже не считали венданцем, но все же с уважением кивнул в ответ.

— И за…

Все головы повернулись в мою сторону: за что же выпьет принцесса? А я посмотрела на Рейфа, и он как будто знал мои слова наперед. Его глаза впились в меня синими ледяными клинками. Нужно сделать этот шаг. «Перегруппироваться и двигаться дальше. Как всякий хороший солдат».

— Хочу поздравить короля Джаксона с предстоящей свадьбой. За вас и невесту. Счастья вам и крепкого брака.

Он ни шелохнулся, ни кивнул. Молчал. Свен поднял бокал, о чем и Тавишу намекнул локтем в бок, и через секунду все уже рассыпались в поздравлениях. Рейф залпом осушил бокал и ограничился тихим:

— Благодарю.

И вдруг у меня в горле пересохло — я ведь не счастья им желаю, а совсем наоборот! До чего противно стало от самой себя, больно на душе. Я тоже разом прикончила вино.

Внезапно послышались шаги.

Туфли ступали по камню тихо и неуверенно.

Паулина.

Все в ожидании поглядели на дверь, но в этот миг шаги затихли. Леди Адель нахмурилась.

— Может, мне…

Но тут Каден встал из-за стола и с коротким «извините» вышел.

Глава семьдесят седьмая

Каден

Она с ребёнком на руках сидела на лавке в тенях сводчатого прохода. Взгляд был устремлен в никуда. Медовые пряди аккуратно лежали в сеточке, платье было застегнуто на все пуговицы, каждым шовчиком источая благопристойность.

Она не шелохнулась, когда я подошел. Мы почти соприкоснулись коленями.

— Я уже хотела войти… — заговорила она, не поднимая глаз. — И вдруг меня осенило, что у малыша нет имени. Не могу так взять и признаться. Ты сам говорил, что имя нужно.

Я встал на колено и приподнял ее лицо за подбородок.

— Плевать, что я говорил, и что они думают. Выберешь имя, когда будешь готова.

Паулина взглянула на меня пронзительно. Полные страха глаза безутешно скользили по моему лицу.

— Я верила, что мы с ним любим друг друга. Как же боюсь вновь совершить ошибку. — Тут, сглотнув, она заглянула мне прямо в глаза. — Несмотря на то, что выбор кажется правильным.

Я не мог отвести взгляда. Дыхание вдруг перехватило и стало так боязно самому сделать глупость. Весь мир вокруг померк, и остались лишь глаза Паулины, губы. Она одна.

— Каден, — шепнула она.

Только теперь я смог продохнуть.

— Лучше удостовериться, правильный ли выбор делаешь. Понаблюдать, вдруг он станет чем-то большим… в чем ты уже не усомнишься.

— Большим. — кивнула она. — Этого я и хочу.

Как и я.

— Пойду первым, — встал я. — Скажу, что ты уже идёшь.

На стол как раз подавали второе блюдо — рыбную похлебку Берди. Лия вмиг пересекла зал и поцеловала Берди в щеку, признаваясь, как же часто вспоминала этот запах и вкус.

Запах и правда ничего, у Энцо вышло хуже.

— Подождем минуту? — предложил я. — Заметил Паулину в коридоре, она уже идет.

И через мгновение она вошла. Чепца как ни бывало, из-под откинутого одеяльца выглядывала белокурая головка малыша и кулачок.

— Здравствуйте. Прошу извинить за опоздание, я кормила ребенка.

У кого-то звонко упала ложка.

— Ребенка? — удивилась леди Адель.

— Да, тетушка. — Паулина откашлялась и вскинула подбородок. — Это мой сын. Хочешь посмотреть?

Зал напустило безмолвие. Леди Адель обомлела.

— Как?.. Откуда?..

— Откуда они и берутся, — пожала плечами Паулина.

Ее тетя глянула на мои соломенные волосы, затем на малыша. Захотелось остановить ход ее мысли, но все же я смолчал: Паулина сама разберется.

Тишину пронзил детский плач.

— Давай пухлика сюда, — предложила Берди. — Укачаю…

— Нет, — перебила леди Адель. — Хочу на него взглянуть. Как назвала?

Паулина поднесла малыша тете.

— Пока никак. Я еще не подобрала достойное имя.

Леди Адель ласково погладила его, убаюкивая, и тот затих. Она подняла на Паулину глаза, задернутые мыслью, рука при этом ласкала малыша.

— Подобрать имя не так трудно, — наконец, произнесла она. — Поможем. Скорее присаживайся, похлебка остывает. Ешь, а я его покачаю

Глава семьдесят восьмая

Даже сквозь закрытую дверь королевской столовой лился смех. До чего он был приятен, а еще — редок. Вскоре нам станет не до него. Уже через пару часов на нас навалятся прежние тревоги, но пока счастье берегло нас от всего. За столом наперебой сыпались имена для мальчика. Оррин несколько раз предлагал свое, но чаще вспоминали почтенных и высокородных морриганцев. В итоге Каден посоветовал имя Риз, лишенное груза морриганской истории — своего рода символ начала новой эпохи. Паулина согласилась и назвала сына Ризом.

Выждав пять минут после ухода Рейфа, я сама попросилась на воздух. Хотела хоть как-то скрыть, что это из-за него, да напрасно. В зале мне стало душно, не продохнуть. После моего тоста Рейф ни взглядом, ни словом со мной не обменялся — казалось бы, ну и что? За столом полно гостей, беседа льется за беседой, а мы… уже никто друг другу. Просто два предводителя, бок о бок ищущие ответов.

Дверь на миг приоткрылась, выпустив наружу отголоски разговора.

— Можно? — спросил Свен.

— Располагайся, — указала я на перила рядом, хотя мне вовсе не хотелось компании.

Из этого крыла цитадели открывался вид на лесистые холмы — те самые, в которых мы с Паулиной скрывались несколько месяцев назад. Верхушки деревьев черными клыками вонзались в звездное небо.

Свен вперил взгляд в почти кромешную темноту.

— Тебе не холодно? — наконец спросил он.

— Выкладывай, Свен. Не о моих мурашках ведь говорить пришел.

— Не ожидал, что ты поднимешь бокал в честь помолвки короля.

— Глупо получилось, — вздохнула я. — Да ты сам видел. Я посчитала, что нужно сделать этот шаг и двигаться дальше.

— Пожалуй, это и к лучшему, — кивнул он.

К горлу подкатил комок. Как же я ненавижу это «к лучшему». Лживая фраза, чтобы подсахарить боль от разбитых надежд.

— Удивляет только, что он согласился на помолвку, едва мы расстались.

Свен странно глянул на меня.

— Ты ведь понимаешь, что выбора не было?

— Понимаю. Интерес государства.

Между его бровей пролегла морщинка.

— Он стольким дворянам с дочками отказал, невзирая на интересы государства. Лишь генерал добился своего.

— Видимо, у него прекрасная дочь.

— Без сомнений. Она…

Вот зачем он так со мной?

— Прости, Свен… — Я шагнула я к двери, но он легонько придержал меня за руку.

— Так и думал, что он ничего не рассказал. Твоему высочеству нужно это услышать. Мои слова ничего не изменят… — Он потемнел лицом. — Не в праве изменить… Но ты хотя бы лучше поймешь, на что ему пришлось пойти. Не думай, что после расставания он погнался за первой встречной.

Никто и представить не мог, какой смутой Рейфа встретит королевство. Знать и министры рвали друг другу глотки, торговля зачахла, в казне шаром покати. Его завалили десятками предложений о реформах. Работал он с рассвета до самой полуночи. По сотне советников в день твердили юному королю, как обрести силу, а в спину ему непрерывно дышал голодный лев — генерал, бросивший вызов.

— И при этом Рейф и на минуту не переставал о тебе тревожиться. Все гадал, правильно ли тебя отпустил или надо было поехать вместе. Да он первым приказом распорядился перевести твою книгу.

— Которую украл.

— Да, украл, — с улыбкой ответил он. — Думал, что ты ошиблась в переводе. Хотел успокоить страхи.

— Успокоил?

Свен помотал головой и взглянул на меня в упор.

— Нашел еще два отрывка, которые ты пропустила.

— Но при чем здесь помолвка, Свен?

— Он не наши страны приехал спасать — нет, этот предлог появился позже. Рейф, молодая кровь, просто пытался спасти любимую. Он знал: медлить нельзя, но и права на ошибку нет. Потому и приказал генералу отобрать лучших солдат, чтобы скрытно проникнуть в Морриган. Генерал согласился, но при одном условии.

«При условии». У меня захолонуло сердце.

— Он шантажировал Рейфа?

— «Склонил путем переговоров» — так это называется. Хотел подстраховаться, чтобы на этот раз Рейф точно вернулся домой.

— Помолвка незаконна! — Сквозь ошеломление пробилось что-то другое. — Рейф вернется в Дальбрек и сможет…

— Вполне законна. Увы.

— Но…

— В Дальбреке брачное соглашение — закон. Почему, думаешь, у нас все так взвились, когда ваша свадьба сорвалась? Подписью ли скреплен договор, рукопожатием — без разницы, потому что мы всякое слово держим. Сейчас Джаксон дал слово народу, который и так усомнился в нем за долгое отсутствие. А для подданных король, который не держит обещаний, разве достоин доверия? Отступится — и некуда ему будет возвращаться.

— Рейф может потерять престол?

Боги, он поставил на карту все!

— Да, а страной он дорожит и нужен ей. Дальбрек — земля его предков. У него в крови дар предводительства.

Я понимала, какая это ноша — груз обещаний. Морриган нужен сильный король Джаксон. Мне нужен.

Глядя на зазубренную кромку леса, я с горькой усмешкой думала, на что Рейф пошел. Он спасет меня и Морриган, но ценой моего сердца.

— Она хотя бы добрая? — помолчав, спросила я.

— Девушка вполне достойная, — пожал он плечами.

— Пусть так. Он заслужил.

Правда заслужил.

Я развернулась и зашагала на крышу, Очарование бескрайней тьмы, полной мерцающих звезд, властвовало над вселенной, обращая в ничтожество козни.

«Они ступали по ущелью,

И стражи мертвых земель

На горных отрогах

Взглянули на Морриган,

И сказали, что конец пути близок.

Но взвилась тьма и пошла войной,

И билась Морриган за священных выживших,

И, обескровив тьму,

Развеяла ее навеки».

— Священное писание Морриган, том IV.

Глава семьдесят девятая

Я потягивала горячий цикорий из кружки, разглядывая карты на столе в зале совета. Все вертела их под разными углами в надежде заметить хоть что-то новое. «Там» — шептал мне голос где-то внутри, и я раз за разом пыталась найти это «там». Что я вообще искала? Ответ, предостережение?

В зал я спустилась рано: не спалось. Меня затемно разбудил детский крик. Я тут же подскочила и бросилась к окну, но вдруг поняла: кричат не снаружи. Крики проникли воздух моих покоев, роились внутри моего черепа. Я видела, как венданские мальчишки жмутся друг к другу в страхе, наступая на Морриган. Яростно фыркали брезалоты, извергая клубы пара в ночную прохладу, и вдруг под кожу вполз червем шепот Комизара: «Горячка, Джезелия. Горячка. Теперь ты понимаешь?»

Какой уж сон после такого. Спустившись в кухню, я заварила цикорий и вознесла утреннюю молитву с мыслями об отваге, которая без карт провела Морриган сквозь разоренные земли. Вот бы мне ее смелость.

Передо мной разлеглась дюжина карт, не меньше. На одних была Сивика, на других — все королевство, на третьих — целый континент. Внезапно в глазах зарябило, и меня окутал аромат раздавленной травы. По шее пробежали мурашки.

«Там», — звучал четкий, словно мой собственный, шепот.

Я основательно переворошила карты, в этот раз нацелившись на южные маршруты, но ответов все не находила. Путей были десятки. Мы без конца спорили, где вторгнется Комизар — впрочем, когда вторгнется, разницы уже не будет. Сто двадцать тысяч солдат сметут деревню за деревней, а после и Сивику. Отсюда другой назойливый вопрос: когда же их ждать? Сколько у нас времени? Здесь маршруты уже играли роль, хотя между северным и южным разница в считаные дни. Лазутчики прочесывали границу, но все дикие земли им не охватить.

Уже две недели мы были в поле, подыскивали в окрестностях стратегические точки для оборонительных рубежей. Сивика до ужаса уязвима, вся оборона — заставы на двух главных артериях. Смешно.

Я возобновила тренировки. Как только сняли повязку, начала разрабатывать левую руку, однако пальцы не слушались. Щит удержат, но и только. Ножом в цель даже с трех шагов не попадаю, посему придется загружать правую. Как ни скрывала я досаду, та подступала всякий раз, когда мы с Натией натаскивали десятки женщин-добровольцев. Многие неплохо обращались с мечом и луком.

При виде женщин в строю генерал Хоуланд, так стиснул зубы, что те, казалось, вот-вот разлетятся вдребезги.

— У нас каждый солдат на счету, — опередила я его возмущения. — Вас же возглавит женщина, так почему им нельзя в бой?

Глаза у него округлились. Верно, до него только сейчас дошло, что я тоже буду биться. Генерал дождаться не мог, когда когда мой отец придёт в себя или вернутся принцы, да только скоро ли это будет?

Лязгнула дверь, и в зал вошел Рейф тоже с дымящейся кружкой.

— Ты рано, — опустила я глаза на карту.

— Ты тоже.

Я не раскрыла, что знаю обстоятельства его помолвки. Мой тост за ужином не сгладил напряжённости между нами. Порой Рейф ловил на себе мой взгляд, и я тут же отводила глаза. Иногда сам глядел на меня даже после конца разговора. Что владело им в эти секунды?

И все же понемногу мы покорялись новому ритму. Друзь-я. Со-юз. Мы товарищи по оружию и не больше. Как с Каденом.

Рейф подступил ко мне и тоже уставился на карты. Сдвинув одну, нечаянно задел мою руку, и по ней пробежал огонь. Не бывает так между друзьями. Не бывает и все, но что мне делать? Над чувствами я не властна.

— Нашла что-нибудь? — спросил он.

— Нет.

Особенно смысла в наших потугах.

— Ничего, рано сдаваться, — ответил он, словно прочитав мои мысли.

Явился Каден, и мы по обыкновению стали обдумывать темы собрания. Пришло время вывозить людей из городов на пути врага, но это разожжет панику и подорвет всю нашу сеть снабжения — а нам и нынешней отчаянно не хватало. Мы откинулись на спинки стульев, забросили ноги на стол и через несколько часов все в такой же позе наблюдали, как Тавиш и капитан Рейно ищут тактику борьбы с брезалотом. Звери это свирепые, прут напролом с самым смертоносным оружием Комизара. Оба выбрали бы копья, но это уже ближний бой, а на брезалоте взрывчатка. Тогда сошлись на осадных стрелометах, но их нужны десятки, ведь неизвестно, с какого фланга нападут эти исполинские кони. В нашем арсенале было только четыре стреломета, да и те много лет не видели света. В открытой битве от осадного орудия пользы мало. Человека уложат и клинок со стрелой.

Мы приказали изготовить партию стрелометов.

В дверь постучал стражник: слуги принесли обед. Карты перетащили, стол же заняли блюда. За едой у нас опять зашел разговор о муштре, и в памяти возникли братья. Я переметнула взгляд на Рейфа. А я вообще поблагодарила его за помощь Брину и Регану? Следом — эгоистичный вопрос: а сколько человек в дальбрекском батальоне? В морриганском — четыре сотни. Останутся ли его солдаты с нами?

Вот и Кадена это явно интересовало. А спустя полбутерброда с грудинкой главнокомандующий вдруг задал вопрос, который терзал нас всех: пришлет ли Дальбрек еще подкреплений?

Воцарилось безмолвие.

Тема была не нова. Рейф с самого начала стоял на том, что поможет раскрыть заговор, навести порядок и подготовить королевство к вторжению, но о большем речи не шло. Главнокомандующий прижал его к стене. И над Дальбреком висит угроза, им тоже нужно обороняться, а под Рейфом и так пошатнулся трон. Он многое поставил на кон, приехав сюда.

Свен цепким взглядом впился в него.

Рейф переглянулся со мной, тщательно подбирая слова.

— В депеше на Фонтейн я распорядился прислать войска.

Все заметно приободрились.

— Сколько? — спросил Маркес.

— Все.

Свен со вздохом откинулся на спинку стула.

— Крупнейшая наша застава. Шесть тысяч солдат.

На секунду стол обомлел.

— Ну, это… — протянул главнокомандующий, выгнув брови двумя полумесяцами.

— Потрясающе! — довершил Хоуланд.

— И как нельзя кстати! — добавил Маркес.

— Марабелле приказал то же, — продолжил Рейф. — По пути захватят еще пару тысяч с застав по пути — если вальспрей долетел. За всех остальных ручаться не могу.

Мне послышалось?

— Остальных? — оторопела я.

Свен встал и оперся на стол.

— Остальных?!

— Я стягиваю войска с границ, тридцать две тысячи пока в Дальбреке. Как уже сказал, они могут и не явиться. Власть я перенял не без трудностей. Генерал, набравший мой отряд, покусился на престол и бросил мне вызов. Приказ он может обернуть себе на пользу. Маловероятно, конечно… — Рейф поглядел на меня нерешительно.

— Потому что вы с его дочерью помолвлены, — закончила я.

Он кивнул.

— Маловероятно?! — выплюнул Свен.

Глаза у него заискрились, и он стремглав вылетел из зала, хлопнув дверью.

Рейф кивком велел Тавишу его догнать.

Военные молча уставились на дверь. Гнев Свена так и стоял в воздухе. В этот миг главнокомандующий повернулся к Рейфу с сомнением в глазах. Ладно помочь принцессе с мятежом, чтобы разоблачить заговор, но оставлять собственные границы без защиты? Сущее безумие!

— Боги, как так можно? Вы отдаете границы врагу!

Рейф и бровью не повел.

— Я не сомневаюсь, что Комизар вторгнется в Дальбрек. Но сначала — в Морриган.

— Принцесса такого же мнения, но почему вы…

— Я все взвесил. Если я не приведу сюда войска — своими руками нас погублю. В теории, с вашими портами и ресурсами можно покорить любое западное королевство. Если Комизар завоюет Морриган, его уже никто не остановит.

Замолчав, он ухватил мой взгляд.

— Но есть еще причина. Меня как-то спросили, знаком ли мне шепот предчувствия. — Рейф посмотрел на главнокомандующего, на стены и древнюю фреску с историей юной Морриган, поднял глаза к каменным сводам потолка, к самим векам, скреплявшим все вокруг. — И сейчас я чувствую, что Морриган — драгоценность, которую Комизар жаждет сильнее всего. Древнейшее королевство, родоначальник остальных. Вы символ величия, непокоренный, обласканный богами народ. Для Комизара сокрушить вас — что сокрушить богов. У него еще в Венде так горели глаза, что он от своей цели в жизни не отступится.

Мы все лишились дара речи. До чего точно Рейф понял безумный замысел Комизара!

— Спасибо, король Джаксон, — нарушила я безмолвие. — Сколько бы вы ни прислали, каждый солдат сделает нас сильнее и за каждого мы в долгу.

Не только за солдат я была ему признательна. Рейф теперь в одной лодке со мной и Каденом. Назад пути не было.

Зал ожил, военные наперебой благодарили Рейфа, но он сам многозначительно переглянулся со мной и Каденом. Даже с его войсками мы сможем выставить только семьдесят тысяч. У Комизара почти вдвое больше и оружие куда смертоноснее. Тут Рейф спустил офицеров на землю, сравнив нашу союзную армию с повязкой на зияющей ране. А рану должно зашивать иглой с нитью.

— Эх, но повязка-то — загляденье, — вздохнул главнокомандующий.

Обсуждение возобновилось. Раз подкреплению быть, генералы предложили усилить ключевые рубежи.

Игла с нитью.

Я взглянула на Кадена. Его губы шевелились, но голоса я не слышала. Зал окутало туманом, обсуждение лилось словно издалека, а вокруг возникли другие звуки.

Скрип.

Хруст.

Грохот колес по камню.

Вспомнился скрежет моста. Он прозвучал так рано, еще до первой оттепели. Шум нарастал, зал погружался во мрак.

Свист пара.

Пронзительный вой.

Торопливые шаги.

Ужас, густой, словно мрак ночи.

«Горячка, Джезелия. Горячка», — обжигает ухо шепотом.

А затем тихий голос скользит мягким ветерком:

«Там».

— Лия? — Каден встревоженно коснулся моей руки.

Я подскочила со стула, зал вмиг обрел краски. Все лица удивленно вытянулись, но меня заботило только одно: пачего.

Опрокинув стул, я подлетела к соседнему cтолику.

— Тарелки прочь!

Я сгрудила карты в охапку и бросила перед всеми.

— Что такое?

— Ты что-то увидела?

— В чем дело, скажите на милость?

Я вытащила из груды карт одну нужную.

«Там».

— Север! — ткнула я. — Он вторгнется на севере!

Все заспорили.

— Мы отмели север. Он не успеет до первых снегов.

— Еще севернее, через Инфернатерр. Там степь, и снега ее не заметают. Пути лучше нет!

Из-за спины мне в карту заглянули Рейф и Каден.

— Нет, Лия, — отшагнув, помотал головой Каден. — Там он не пойдет. Ты знаешь, во что верят кланы. Даже Гриза и Финча пугали пустоши, а уж о простых солдатах и говорить нечего.

Я посмотрела на него в упор.

— В этом и смысл! Комизар играет на страхе!

Он все равно не понимал.

— Горячка, Каден. Я ее больше не распаляю, вот он и придумал свою. Нужно ведь как-то двигать войско вперед.

Его глаза понимающе блеснули, но затем вмиг наполнились тревогой: неужели враг прибудет еще скорее, чем мы думали?

— Я слышала, как его дети-солдаты плачут от воя пачего. Страх Комизару только на руку, а в пустошах Инфернатерра от него нет спасения. Да армия промчится через весь континент.

Я стала изучать равнину между степью и Морриган. В ушах вновь зазвучали слова. Слова Рейфа, когда я отразила его выпад мечом:

«Нападай! Не жди, пока возьму измором!»

— А это что такое? — заметила я бутылочное горлышко у самого края пустошей.

Капитан Рейно пригляделся.

— Ущелье стражей. Оно же Последнее ущелье.

По легенде именно через него Морриган привела Выживших к заветным землям, к новой жизни. Капитан проезжал там несколько раз с эскортом по пути в Кандору.

«Заставь меня попотеть! Внезапность — твой козырь!»

— А почему зовется Ущельем стражей?

— Из-за развалин на вершинах холмов. Они там словно наблюдают за тобой. В них мерещится всякое, да и вообще это жуткое место. Когда завывает ветер, кажется, что это Древние взывают друг к другу.

Я подробно расспросила о местности, высоте гор, длине ущелья, и многочисленных каньонах по ту сторону гор.

«Наступай! Меч — орудие убийства, а не защиты. Защитишься — потеряешь возможность убить!»

Ущелье оказалось длиной в десять миль, а в самом узком месте сходилось в ширину до пятидесяти шагов. Так и вижу, кто ступит в него первым. Расходный материал войска Комизара — дети. «В Венде нет детей». Он швырнет мне их в лицо, как тогда, на террасе, в надежде сломить. Сломить всех наших солдат, неспособных убить ребенка.

— Мы напрасно собрались оборонять Сивику. Нужно наступать.

— Наступать? И где же? — удивленно проворчал генерал Хоуланд. — Что вы…

— Игла и нить, генерал. Так мы сдержим Комизара. Обрушимся с обеих сторон ущелья и, пока сильны, обескровим костяк его войска. Другой возможности не будет.

Я указала на бутылочное горлышко.

— Вот здесь состоится битва. Перебрасываем силы к Ущелью стражей.

И тут началось. Хоуланд, Маркес и Перри разразились протестами, кричали, что перебрасывать армию в какую-то глушь из-за одного предчувствия — бред безумца. Рейф с Каденом же тихо изучили карту и, посовещавшись, кивнули мне.

Главнокомандующий и Рейно колебались.

— Да вы хоть знаете, как долго перебрасывать тридцать тысяч в такую даль?! — кричал Хоуланд, тряся пальцем.

— Какой-то варвар ведет сто двадцать тысяч через весь континент, а мы тридцать к собственным границам переслать не можем? Может, лучше сразу сдаться, генерал?

— Но вдруг вы ошибаетесь?! — воскликнул Маркес.

— И Сивика-то, Сивика! — всплеснул руками Перри. — Оставить столицу без защиты…

— Мой приказ не обсуждается, — отрезала я. — Завтра утром составим новый план, а к концу недели начнем переброску. Пока что можете предупредить солдат…

— Ни за что! — заорал Хоуланд, стиснув кулаки по бокам. — Я иду к королеве! Вы не…

Рейф с Каденом уже готовились вновь швырнуть генерала в фонтан прямиком через окно, как внезапно в дверь загромыхали. Отпихнув стражника, в зал ворвался взмокший Хронист с глазами навыкате, а за ним — Паулина и Гвинет.

— В чем дело? — У меня сердце екнуло.

— Король… — загнанно выплюнул он. — Король очнулся. Требует всех вас. Сейчас же

Глава восьмидесятая

Генерал Хоуланд первым бросился из зала, узрев в удаче божий промысел.

А все же боги и впрямь вмешались — отец ведь очнулся! Хотя, возможно, слегка несвоевременно.

Рейф и Каден колебались, стоит ли идти, но Паулина их уговорила. Оба не горели желанием общаться с моим отцом.

Мы спешили по коридорам вслед за Хронистом и генералом Хоуландом. По словам Паулины и Гвинет, ее величество ни на шаг не отходит от короля и уже ввела его в курс дела.

— И о нашем мятежике рассказала? — Рейф потер шею, словно перед виселицей.

— Не смешно, — срезала я.

Наши шаги разносились по галерее, как топот напуганных козлят. Казалось, мы никогда не дойдем, но, не успела я собраться с мыслями, дверь королевской передней распахнулась, и тетушка Клорис впустила нас. Там уже собрались все министры, включая Книжника.

— Входите, — призвала тетушка. — Он ждет.

У меня загромыхало сердце. Мы один за другим просочились внутрь.

Отец полулежал на подушках. Его лицо, все в изможденным морщинах, выглядело старым не по годам, но глаза были ясными. Мать сидела у кровати. Они с невиданной теплотой держались за руки.

Он задержал пронзительный взгляд на мне, оглядел остальных.

— Я так понимаю, вы держали совет, — заговорил он. — А меня не пригласили?

— Только потому, что вам нездоровилось, ваше величество, — ответила я.

Его брови сошлись на переносице.

— Пожалуй, яд изо дня в день не пойдет на пользу здоровью.

— Ваше ве…

— Тише Хоуланд, — покривился отец. — Доберусь и до тебя.

Генерал кивнул.

— Кто из вас король Дальбрека?

— Я, ваше величество, — ответил Рейф.

Через силу подняв руку, отец подозвал его пальцем.

— Ты прибыл забрать мой трон?

— Нет, сир, только помочь.

Рейф тоже заметил, насколько отец слаб, и выбирал слова осторожно. А еще голос Рейфа впервые на моей памяти взволнованно дрогнул. От такого у меня сердце замерло.

— Подойди, хочу тебя рассмотреть.

Рейф, шагнув, припал на колено.

— Встань, — велел он. — Короли не падают ниц. Тебя не учили? — Тут он мельком глянул на меня с огоньком в глазах. — А если причина другая, не предо мной склоняй колено.

Боги, да он дразнится! Отца не узнать. Неужели яд настолько его одурманил?

— Другой причины нет, — поднялся Рейф.

Отец дал знак отойти.

— А ты, судя по всему, Убийца, — подозвал он теперь Кадена.

Тот подошел, даже не думая поклониться. И под страхом смерти не склонит головы перед знатью. Отец, не придав этому значения, изучил его и сглотнул с грустью в глазах, словно узнал черты вице-регента.

— Он рассказывал о тебе. Говорил, что тебя увезла мать.

— Обман его конек.

Отец не без труда вздохнул.

— И твой, по-видимому.

Я переметнула взгляд на Паулину. Неужели успела рассказать про Терравин?

— Ты прибыл убивать? — спросил он.

Теперь и у Кадена загорелись глаза. Он принимает игру.

— Только если ваша дочь прикажет.

— Она приказала убить меня?

— Еще нет, — пожал Каден плечами.

В отце проснулся азарт. Игра вдыхала в него жизнь.

— Арабелла, — хмуро посмотрел он на меня. — Ты ослушалась моего приказа. А еще продала фамильные свадебные украшения. Тебя надлежит наказать.

Генералы Хоуланд и Перри оживились в предвкушении.

— Ваше величество, — вмешался Рейф. — Если позволите…

— Не позволю! — отрезал отец. — В этом королевстве пока что я король. Не вмешивайтесь.

Я кивнула Рейфу: «жди».

Отец положил голову на подушку.

— В наказание, до тех, пока я не наберусь сил, ты переймешь власть со всеми ее нелепостями и тяготами. Согласна, Арабелла?

Горло стиснуло.

— Да, ваше величество. — Шагнув вперед, я сглотнула. — При одном условии.

Все удивленно зашептались.

— Ставишь условия, когда наказывают. — Он наскреб силы, чтобы закатить глаза. — Ни капли не изменилась.

— Нет, отец. Изменилась.

— Каково условие?

— Скоро мне предстоит нелегкий выбор, и ты поддержишь любое мое решение. Даже самое спорное.

— Спорное, как мятеж?

— Вроде того.

— Я согласен. — Он перевел взгляд на остальных. — Я уверен, что в достаточной мере наказал Арабеллу. Есть возражения?

Все молчали, хотя кто-то явно бранился в душе.

— Прекрасно, — подытожил отец. — А теперь все вон. Я хочу поговорить с дочерью с глазу на глаз.

Как только все вышли, я вновь подступила к отцу. Изнуренный коротким спектаклем, он утоп в подушках глубже прежнего.

— Прости меня, Арабелла. — Его глаза влажно засияли.

Свернувшись рядом на кровати, я пристроилась у него на груди, а он с трудом приобнял меня и погладил по плечу. Все просил прощения, сокрушался, что, устав от гнёта короны, ослабил вожжи и проглядел измену под носом.

— Я плохой отец и плохой король.

— У всех случаются ошибки, но мы учимся на них и двигаемся дальше.

— А как это у тебя в наперсниках оказались тайный убийца и новоиспеченный король?

— У богов извращенное чувство юмора.

— И ты доверяешь этим двоим?

Я улыбнулась. Сколько же раз мы обманывали и предавали друг друга!

— Жизнь доверю.

— У вас только союз? Ничего больше?

Больше, куда больше. Настолько, что мы толком и осознать не можем.

«Вместе они обрушатся на врага,

Как сияющие звезды на землю».

— Не просто союз, — ответила я. — Они дают мне надежду. Мне и Венде.

— Я говорил о…

— Я поняла. Ничего больше между нами нет.

— А что там за спорное решение?

Я рассказала, как наперекор генералам стягиваю войска к ущелью, затем впервые озвучила другие свои планы.

— Арабелла, нельзя…

— Ты обещал, отец. Любое мое решение. — Я слезла с кровати. — Тебе нужно отдыхать.

Он вздохнул, веки смежились.

— Другие королевства ни за что…

— Выбора не будет, я в этом уверена. Прошу, верь мне.

Отец нахмурился, но тут силы окончательно его покинули, и последний вопрос так и замер у него на губах.

В зал я вернулась приободрённой. Все вспоминала, как отец и мать держались за руки. Казалось бы, что такого, но до чего внезапно, как ливень летом. Есть вещи, которые ничем не…

Тут дверь рядом со мной распахнулась, и на меня налетел Рейф. Мы пошатнулись, он оперся на стену за моей спиной.

— Лия! — опешил он.

Мы оба уже встали, но он не спешил отодвинуться. Воздух как будто наэлектризовался, пощипывая кожу. По глазам я увидела, какая борьба раздирает Рейфа, но все же красноречиво отступил на шаг.

Я сглотнула. Нужно терпеть. Мы отпускаем друг друга.

— Куда так рвешься? — спросила я.

— К Свену. Хочу сказать, чтобы за ужином держал себя в руках. Прости, мне…

— Знаю, — перебила я. — Тебе нужно идти.

Рейф нерешительно запустил руку в волосы. Мелочь, а лучше слов сказала, что ему тоже приходится резать чувства по кусочку. Гори любовью или отрекайся от нее — так просто она не иссякнет. Любовь не задушить по команде, как не разжечь брачным договором. Возможно, у нас один путь: выжать ее из вен капля за каплей, пока сердце не превратится в холодный камень.

Рейф переступил с ноги на ногу, избегая моего взгляда.

— Увидимся за ужином, — бросил он и пошел искать Свена.

Очаг разбрасывал по стенам блики. Я повесила перевязь на крючок и в полумраке направилась к гардеробу, раздеваясь на ходу. Зажгла свечу на столике и с полотенцем шагнула к умывальнику, как вдруг осеклась. Рядом кто-то был.

«Джезелия».

Сердце загромыхало, и я крутанулась, вглядываясь в углы. Его запах в воздухе, запах пота, уверенности. Я лихорадочно скользила глазами по теням, ища его силуэт.

— Комизар, — шепнула я.

Я услышала его шаги, увидела блеск глаз во мраке, холодная рука скользнула мне вниз по шее, ища пульс.

«Всегда найдется, что отнять».

И вдруг все кончилось. В покоях опять стало ни души, а у меня дыхание перехватило.

«Ложь обрушится на тебя».

Его ложь. С каждой пройденной милей он исходился по мне ядом и проклятьями. Я ведь совершила невероятное: не просто всадила в него нож, а украла частичку его власти.

Так, надо успокоиться.

Его лжи не испортить этот победоносный день.

Глубоко вздохнув, я плеснула воды в умывальник и вдруг обмерла. Кувшин выскользнул из рук и разлетелся вдребезги. В воде вихрилась кровь. Тонкие красные нити закручивались в воронку, шквалами донося вопли раненых. Мечи рассекали плоть, глухо плюхались наземь тела.

И вдруг вода опять стала как вода — чистая, обыкновенная.

Я отшатнулась и не видя пошла по комнате. Дыхание сперло.

Отряды братьев!

Резко хватанув воздуха, я потянулась за одеждой. Трясущимися пальцами застегнула пуговицы, ремень, затянула перевязь и надела сапоги. У Рейфа твердое слово, но и у меня тоже. Я направилась в камеру к вице-регенту

Глава восемьдесят первая

Рейф

Тавиш сказал, что Свен ушел переговорить с капитаном Ацией о сменах караула, приставленного к пленникам. Больше Тавиш от него и слова не добился: Свен, кипя, вылетел вон.

— Да ты его знаешь. Вечно крик поднимает, как учудишь что-нибудь.

— Тоже считаешь, что я сглупил?

Тавиш пожал плечами и натянул жилет, одеваясь к ужину.

— Ты всегда глупишь, но нам часто везет. Не переживай, Свен успокоится. — Он стал шнуровать сапог, но на половине вдруг осекся. — Только пока не говори ему о другом своем решении, иначе у него вообще голову сорвет.

Кивнув, я налил себе воды.

— Кстати, если убьют в битве, жениться не придется, — ухмыльнулся он.

Я аж поперхнулся, из стакана пролилось на рубашку.

— Вот спасибо. Удружил, нечего сказать.

— Я стратег. Всегда просчитываю варианты.

— Другое призвание подыскать не думал? — Я промокнул пятно.

— Ты все преодолеешь, — посерьезнел он. — Мы с тобой.

Я уже рассказал ему, что передумал жениться на дочери генерала. Не ради себя, не ради Лии — ради самой девчушки. Идти за меня она хочет не больше, чем я за нее. Бедняжку принуждают к браку, как Лию в свое время. Нет, хватит, однажды я уже наступил на эти грабли и не повторю ошибку даже ценой престола. Пусть девочка живет своей жизнью, свободная от козней отца-манипулятора.

— Ты сказал Лие? — спросил Тавиш.

— Чтобы мы опять поругались, как по дороге из Марабеллы? Второй раз я не выдержу. К тому же мое решение и так ничего не изменит. Когда покончим с Комизаром, я вернусь в Дальбрек, а она… — Я помотал головой. — Лия со мной не поедет.

— Так уверен в этом?

Вспомнилось, с какой яростью в глазах она танцевала со мной в Марабелле. Как тайком утягивала кости с ужина, расхаживала по трибуне перед солдатами в гарнизоне Пирса, а затем вместе с Каденом воздела руку к небу.

— Я знаю ее. Да, я уверен.

— Она связана другими обещаниями?

— Да.

Он встал и похлопал меня по плечу.

— Держись, Джакс. Что угодно сделал бы, если бы мог.

— Знаю.

Тавиш ушел встретиться с Джебом и Оррином. Я же, сменив рубашку, отправился искать Свена. «Он успокоится», — уверял Тавиш, но на сей раз я не был в этом уверен. Да, Свен и раньше взрывался из-за моих выходок, но чтобы на людях? Возможно, это и гложет его теперь. Понять не трудно: он готовил меня в короли полжизни, а я беру и ставлю под удар престол, даже не посоветовавшись.

Помню, как седлал коня, готовясь вслепую броситься в погоню за беглой принцессой. Свен и тогда был не в восторге, но после шквала вопросов уступил. В этом он весь: будет спорить пока закалит мою решимость. Даже когда я разрывался надвое, он меня подначивал: «Решай сам и действуй». А когда я хотел отсечь генералу голову, образумил: «Вперед, отсекай, и тогда ни за что не успеешь к Лие. В одном он прав: больше никому не под силу так быстро собрать отряд лучших из лучших».

Трудно было возразить. Задержись я хоть на день, не успел бы ее спасти. Свен помог мне принять верное решение.

Но моё решение перебросить дальбрекские силы сюда было твердо. Я не искал его советов. Знал, как действовать, чтобы спасти не только Лию, но и родину. Так ему и сказал. Он уже наверняка поостыл. Жалеть будет, что не пошел с нами к королю.

А король, должен сказать, превзошел мои ожидания. Я неволей ежился. Теперь видно, у кого Лия переняла расчетливый взгляд при невозмутимой мине. То, что его величество забавляется, я понял лишь когда он решил наказать Лию. Король вмиг догадался о нашей связи. Связи, которая по-прежнему жива. Которую я стремлюсь забыть. Не вышиби я силой чувства из головы, когда налетел на Лию, так и не отпустил бы ее руку. Рядом с ней приходилось держать ухо востро, следить за собой до изнурения. Я будто опять боролся на бревне: один неосторожный шаг и упаду в грязь. Когда мы по уши в делах, все просто — гладко работаем бок о бок, но столкнемся в коридоре вот так, и земля уходит из-под ног — и опять нам возводить стену, запрещая себе то, что раньше было естественным.

— Стражник, полковника Хаверстрома здесь видел? — обратился я к солдату в восточном крыле, где держали пленных.

— Так точно, ваше величество. Он все еще внизу, — кивнул стражник на лестницу.

Верно, срывает зло на капитане из-за меня. Буду перед Ацией в долгу.

Я ступил во мрак лестницы. Ночь пустилась внезапно, даже лампады не успели зажечь. Свет шел только от стенных факелов внизу. Внезапно меня насторожила тишина. Свинцовая и неестественная. Ни голосов, ни звона подносов с тарелками, хотя в замке был ужин. Я потянулся к ножнам, спускаясь, и вдруг увидел на полу тело лицом вниз. Это был Свен.

Я бросился к нему с мечом наголо.

Перевернул, а рядом еще тело, и еще. Стражник. Слуга с подносом, еда разметалась. Глаза у обоих распахнуты, остекленели. Камеры нараспашку. В висках застучало, я пытался помочь Свену и одновременно искал убийц.

— Свен! — просипел я.

Его живот был весь в крови!

— Стража! Сюда! — проревел я в сторону лестницы.

И опять к Свену. Он еле дышал, губы чуть дрогнули, словно шепча. Сзади что-то зашуршало, и я крутанулся. Там еще тело. Ация. Подполз к нему с мечом наготове и потрогал шею. Труп. Теперь ясно, что шуршало: у него кровь из раны хлынула рекой.

Я вгляделся в первую камеру. Посередине распластался придворный лекарь с перерезанной глоткой. В соседней — мертвый солдат. Остальные были пусты.

Прогрохотал по лестнице стражник, за ним — Лия.

— Побег! — заорал я. — Лекаря, скорее! Свен еще жив!

Едва-едва. Я зажал рану.

— Держись, старый пес! Держись!

— Закрыть городские ворота! — вскричала Лия. — Поднять стражу и гарнизон!

Она опустилась рядом и помогла зажать рану, но куда там. Кровь сочилась сквозь наши пальцы. Тут по летнице слетел Каден. Оглядев ужасную сцену, он бросился мимо с мечом наперевес.

— Сбежали! — пояснил я. — Напрасно я не дал тебе прикончить подонка.

Я стянул мундир и прижал к ране. Кровь уже залила нам с Лией все руки.

— Дождись лекаря, — велел я. — Не дай Свену умереть!

И я бросился в погоню за животными, повинными в этой бойне.

Глава восемьдесят вторая

Все закутки, все коридоры, все карнизы и комнаты Цитадели были осмотрены. Мы с Рейфом, Каденом и сотней солдат в придачу глаз не сомкнули, прочесывая город дверь за дверью, туннель за туннелем, чердак за чердаком. Запертая под замок Сивика пробудилась ото сна пламенем факелов. Поиски увели нас в предместья за воротами, и даже там — ни зацепочки, ни одной угнанной лошади. Беглецы растворились в ночи. Мы выслали следопытов.

В пустых камерах обнаружились свежие ямы и деревянные ящики — тайник с оружием на случай побега, если заговор вскроется. Теперь ясно, почему меня осмелились волочить в оружейную через весь замок, а не швырнули сюда. Боялись, обнаружу тайник. И даже с оружием под боком они столько времени ждали подходящего часа. Лекарю же не повезло: за предательство вице-регента он заплатил самую высокую цену.

Мы с Каденом и Паулиной не отходили от двери Свена. Внутри были Рейф с врачом. День промелькнул незаметно, уже сгущались сумерки. Поспать всем удалось от силы по два-три часа.

— Надо было мне убить его, пока мог, — покачал головой Каден.

Но повинна я и только я. Тянула с казнями в надежде, что кто-нибудь сломается, что хоть одному развяжу язык. Думала, запугаю вице-регента смертью в муках, и он выдаст что-то, способное помочь братьям. Комизар научил меня этой игре — по капле выдавливать из пленных нужное. Но я проиграла.

Результат? Четыре трупа и висящая на волоске жизнь Свена, а изменники наверняка сейчас мчат к Комизару с вестью, что теперь Морриган под моей властью.

Берди и Гвинет вызвались устроить похороны погибших дальбрекцев по их обычаям. У нас не принято сжигать мертвых, но не лишать же убитых последней почести.

— Если беглецы доберутся к Комизару, он бросит их в бой, — заметил Каден. — Исключений он не делает. Всем соратникам — биться.

— Капитан стражи много лет меча в руки не брал. А вот вице-регент и канцлер… — Я стиснула зубы.

С мечом эти двое упражнялись изо дня в день — якобы, чтобы не утратить силы. Оба неплохие фехтовальщики. Впрочем, что нам два лишних врага, когда их и так тысячи?

— Они заползут куда-нибудь в надежде пересидеть битву. Трусы, — брезгливо скривилась Паулина.

Я потерла виски. Голова гудела. Перед глазами еще и еще всплывали кровь, трупы, лицо Рейфа. Как он склонился над Свеном и сдавленно сипит: «Держись, старый пес!»

Вдруг дверь распахнулась, и к нам вышел Тавиш.

Мы взволнованно посмотрели на него.

— Ну как? — спросила я.

Лицо изможденное. Он пожал плечами.

— Держится.

— А Рейф?

— Тоже. Можете войти.

Рейф сидел около кровати, уставив на Свена такой пустой взгляд, что сердце разрывалось. Они ведь напоследок повздорили, и Свен в гневе вылетел из столовой. Неужели так все и закончится? После всего, что они прошли вместе? Передо мной сейчас сидел не Рейф, а его выгоревшая оболочка. Он только-только потерял родителей, теперь это… Чего еще его можно лишить?

Разрыдайся, вскипи, хоть как-то выплесни чувства! Но он лишь слабо помотал головой на вопрос, нужно ли что-нибудь.

Вскоре заглянули Берди с Гвинет. До чего обе умиляли меня в такие минуты мрака — сильнее, казалось, мне их не полюбить. Гвинет вложила в руку Рейфу стакан с водой, Свену травила шутку за шуткой, будто он слышал. Может, и вправду слышал. Позже пришли Джеб и Оррин, еле разнимая веки, и на корню отказались возвращаться к себе. Мы бдили, как часовые на посту, словно наши скорбящие сердца якорями удерживали Свена в этом мире. Каден молча сидел в углу, коря себя понапрасну. Гвинет и Берди вносили еду, взбивали подушки, отирали Свену лоб. Гвинет пожурила его, что оставил ее один на один с «этими кислыми рожами», затем заглянула нам в лица, как бы приободряя.

— Вот тебе, — чмокнула она Свена в щеку. — На первый раз за счет заведения. Но только на первый!

На мою просьбу перекусить Рейф кивнул, но и крошки в рот не взял.

«Молю, пусть они обменяются хоть парой слов», — шептала я богам. — «Дайте Рейфу утешение».

Гвинет присела на подлокотник его кресла и приобняла за плечо.

— Ты его не слышишь, зато он слышит. Непременно слышит, вот и скажи ему все, что должен. Он сам ждет. — Ее глаза влажно засверкали. — Понимаешь? Мы вас оставим, поговори с ним.

Рейф кивнул.

Все вышли.

Я заглянула спустя час.

Рейф сидел на полу, упершись затылком в кровать, и дремал. Свен был без сознания, но его рука лежала у Рейфа на плече, как будто съехала ненароком. Или же Рейф сам ее так положил

Глава восемьдесят третья

Я оглядывала зал с верхней галереи, скрытая от всех, боясь встретиться глазами с матерью. Вдруг она все увидит, поймет? Они с тетушками играли на зитарах, навязчивая мелодия пощипывала душу, немая песнь матери скорбным плачем облетала зал, кружась над головой и проникая в стылые вены цитадели. Мотив был древний, как Венда, как вечерняя дымка, как залитые кровью далекие лощины. Древний, как сама земля.

Еще не угасли в памяти кровь на воде, боевой клич, визг стрел. Смерть подбиралась все ближе. Мертвецкие глаза матери говорили об этом. У нас обеих было одно видение. Братья с отрядами. Я облокотилась на перила. Цитадель и так в глубоком трауре: всего день назад догорели погребальные костры. Через два мы отправимся к Ущелью стражей.