Обретение Дара

Глава 2. Открытие Дара

Смирнов продолжал вспоминать события месячной давности.

Когда мужчина скрылся за поворотом и первая эмоциональная реакция от его слов улеглась, включился холодный разум, и начался внутренний диалог с самим собой. Как и человек, который занимался и продолжает заниматься научными опытами, у него преобладало рациональное мышление. Впрочем, любой пациент и его болезнь всегда становились маленьким, но тем не менее самостоятельным, научным исследованием.

«Этот мужик сказал, что их убили. Вероятнее всего выводы он сделал на основании того, что он якобы нашел тела возле дверей. Да еще и это полено, будь оно неладно, — размышлял доктор, медленно направляясь вдоль улицы к железнодорожной станции, чтобы уехать в Санкт-Петербург. Нужно было готовиться к похоронам, к перевозу тел в их дом, и всем сопутствующим скорбным делам. — Почему я должен ему верить? — продолжал думать бывший муж и отец, — с чего вдруг он мне это все рассказал? Может быть он все придумал? Чтобы у меня червонец выманить. И уйти. А я даже имени его не спросил. Хотя думаю, он и не сказал бы! Идти сейчас в полицию? И что я им скажу: ко мне на улице подошел неизвестно кто, и сказал, что вы — полицейские — фальсифицировали и подделали протокол осмотра места происшествия и улики? Так? В лучшем случае, они решат, что я — на фоне сильного горя — повредился рассудком. И упекут меня в „желтый дом“.

Изначально, словосочетание «Желтый дом» стало употребляться в отношении корпуса для душевнобольных в Обуховской больнице в Санкт-Петербурге, который был выкрашен в желтый цвет. Со временем, это название распространилось на все психиатрические лечебницы. Некоторые связывают выбор желтого цвета с тем, что он якобы угнетающе действует на психику, успокаивая буйных пациентов.

В психиатрическую больницу доктор не хотел. И даже без чтения произведения «Палата № 6», которое впервые было опубликовано в одна тысяча восемьсот девяносто втором году в журнале «Русская мысль», Антоном Павловичем Чеховым, он прекрасно знал, что это за место. «Палата номер 6» стала тем страшным местом, куда отправляли всех вольнодумцев за их попытки жить согласно собственному мировоззрению. Чехов смог изобразить не только страдания людей отвергаемых властью, но еще и страх, и ненависть к ним простых обывателей.

А вот в худшем случае, особенно после событий революции — одна тысяча девятьсот пятого года –такие обвинения полиции могли закончиться куда худшим исходом. Повесить бы его, надев «столыпинский галстук», конечно же, не повесили, но вот на каторгу за клевету на государственную власть и подстрекательство к мятежу вполне могли упечь.

Тем не менее, слова мужика посеяли в его душе семена сомнений.

«А если он прав, — лихорадочно думал Иван Петрович шагая к вокзалу, — и их смерть была специально устроена? И останется неотмщённой? Как я буду с этим жить дальше? Что делать? Поговорить с полицейскими и пожарными, которые были на пожаре? Если улики сфабрикованы, то они со мной даже говорить не станут. А вот под подозрение я точно попаду. Если с ними и будет кто-то говорить, то это точно должен быть не я. Тут нужен тот, кому они могут доверять. И второе. Если этот мужик прав, и дело в самом доме, то тот, кто это сделал будет действовать дальше.

Тут два варианта. Если он что-то спрятал на участке или в доме, он должен будет начать искать спрятанное! А если ему нужен был сам участок, он должен будет попытаться его купить в свою собственность. В любом случае, нужно подождать и не торопиться. Более того — поговорить со знающими людьми. И у меня есть такой человек!»

Доктор развернулся и быстро зашагал к своей бывшей даче. В доме справа никого не было, а в доме слева ему открыла дверь пожилая женщина.

— Здравствуйте, — печально произнес погорелец, — я Ваш сосед.

— Здравствуйте! — всплеснула руками хозяйка. — Горе-то какое! Это были Ваша жена и дочка? Они такие вежливые и веселые… были! Сразу видно — благородные люди. Примите мои соболезнования. Я хоть сама и из купеческих, но благородных вижу сразу. Прибрал их души Господь, пусть покоятся с миром! — и она перекрестилась.

— Спасибо за соболезнования, — кивнул Смирнов, — могу я попросить Вас об одной услуге?

— Смотря какой! — с лица купчихи тут же слетело все приветливое участие.

— Не бесплатной, — правильно понял сомнение торгашеской души доктор, — Вы не могли ли бы присмотреть за моим участком? Там на пепелище могли остаться какие-нибудь ценные для моих воспоминаний вещи. Вот одну я уже взял, — и он показал ей завернутое в мешковину полено, пояснив: семейная память. После похорон я вернусь и все разберу. Но я боюсь, что бродяги растащут все там до этого! Вот Вам десять рублей, и если кого-то заметите, сразу сообщите в полицию.

— Добавьте еще десять рублей и я им даже сразу позвоню! — усмехнулась оборотистая купчиха.

— У Вас есть телефон? — удивился Смирнов.

— Конечно, — кивнула женщина, и, увидев сильное недоверие в его глазах, сказала: — Сами, господин, посмотрите, — и она распахнула дверь пошире. На стене в коридоре висел телефонный аппарат с ручкой. — Мы хоть и не в столицах, но и не в полной глуши!

Доктор знал, что России первые телефонные линии появились в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году, а первая телефонная станция начала работу спустя год.

В одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году британская компания Александра Белла заключила соглашение на создание телефонных линий в нескольких крупных городах. Первая частная линия была проложена в Нижнем Новгороде, соединив квартиры руководителей пароходного общества и пристань. В следующем году была открыта первая телефонная станция в Москве.

В Санкт-Петербурге первые телефонные станции и линии связи появились спустя несколько лет после изобретения телефона в США. В частности, в июле одна тысяча восемьсот восемьдесят второго года была открыта первая городская телефонная станция, а вскоре последовали линии соединившие Петербург с: Гатчиной, Петергофом, Царским Селом, Павловском и другими пригородами. Включая и тот, где доктор купил эту проклятую дачу.

— Хорошо, — он вытащил еще десять рублей и протянул их хапуге в юбке. Та, спрятав деньги в разрез на груди, победно улыбнулась и сказала:

— Не извольте беспокоиться! Я не только за участком пригляжу, но и всех уведомлю, что я его сторожу! Меня тут все знают и боятся!

— Благодарю покорно, — Смирнов поклонился ей, — мне пора, а то на поезд опоздаю. А этого допустить нельзя. Хлопот предстоит столько, что и подумать страшно.

— На все воля Божья! — уверенно произнесла нанятая им сторожиха. — Все в руце Божией! Прощевайте, и не извольте беспокоиться. А Прошке не верьте!

— Какому Прошке? — не понял доктор.

— Тому, с кем Вы говорили. Он был на пожаре: бегал и помогал, я его видела! Но и наврать может с три короба! Хотя и безвредно. Не подлый он. Деньги небось просил?

— Ну так, — замялся Смирнов.

— Просил, небось и приговаривал, что работал и спасал всех на пожаре, а посему барин позолоти ручку, — усмехнулась хозяйка соседней дачи.

— Да, именно так, — вздохнул ее работодатель.

— Ну и не жалейте! Бог велел делиться! — торжественно произнесла она.

«Интересно, — подумал про себя Иван Петрович, — а ты сама-то много делишься с другими?» — но вслух произнес: — Это верно. Спасибо, пойду я! До свидания!

— До свидания! — ответила купчиха внимательно «высверливая» его затылок. И только когда он вышел через калитку на улицу, закрыла входную дверь.

Приняв решение, он с облегчением выдохнул и быстрым шагом двинулся снова вдоль по улице.

Войдя в задние железнодорожной станции направился к билетной кассе. Поезд в столицу должен был подойти через тридцать минут.

От воспоминаний его отвлекла медсестра, которая пришла делать перевязку. После процедуры он стал понемногу ходить по палате, держась за стены. И первым делом он отправился в больничный клозет. Врач не обманул, он действительно, кажется, отделался легким испугом.

Вернувшись, он снова лег на кровать и стал вспоминать: перевоз тел, нахождение их в доме, отпевание в церкви, похороны и поминки… все слилось воедино и прошло будто во сне. Порой казалось, что все это лишь дурной сон и происходит не с ним.

Когда закончились поминки, все пришедшие разошлись, а слуги стали убирать со стола грязную посуду. Он поднялся в опустевшую холодную спальню, где еще недавно они были так счастливы. Настенька любила прибегать к ним и они втроем веселились — смеясь и щекоча друг друга. Осознание того, что это исчезло навсегда, вдруг накатило со страшной силой. Упав на кровать, он, не сдерживаясь более, зарыдал. Слуги внизу, слыша как он плачет, только сочувственно переглядывались кивая головами и пожимая плечами. Тядело при этом вздыхали и украдкой утирали слезы. Они любили: и его жену, и дочку. Те всегда были добры к ним и участливы к их судьбе. Никогда не позволяли себе грубого слова и относились к ним как к людям.

Смирнов проснулся утром так же, как и заснул вчера — в одежде, которая после неспокойной ночи изрядно помялась. Но разве имело это обстоятельство сейчас хоть какое-то значение?

Безмерное горе в его душе стало замещаться таким же безмерным гневом на тех, кто мог быть к причастен к преступлению.

Он заранее объявил пациентам, что неделю никаких приемов не будет. Информацию все восприняли с пониманием и сочувствием.

Сам же он, прихватив полено с дачи, направился к своему старинному другу — следователю полиции — Казимиру Христофоровичу Грановскому.

В Российской империи следователи полиции, которых называли судебными следователями, были введены в ходе судебной реформы тысяча восемьсот шестидесятого года. Они занимались предварительным следствием по уголовным делам, работая под надзором прокурора и прикрепляясь к окружным судам. До этого следствие часто велось полицией.

До появления таковой должности, предварительное следствие часто находилось в ведении полиции, а также выборных лиц от общин (губные старосты, целовальники). В городах за порядок отвечали городничие и объезжие головы.

Реформа случившаяся в тот год, отделила следствие от полиции, введя должность судебного следователя, который назначался министром юстиции и имел юридическое образование или опыт работы.

Следователи работали в тесном контакте с полицией, которая осуществляла дознание и обеспечивала исполнение следственных действий.

Судебные следователи занимались: расследованием уголовных дел, сбором доказательств и подготовкой материалов для суда.

Прокурор осуществлял надзор за деятельностью следователей и обеспечивал законность следствия.

В Российской империи следователи полиции имели чины, соответствующие их должности и рангу в рамках табеля о рангах. Они могли быть как гражданскими чиновниками, так и офицерами полиции, и их звания варьировались от младших до старших.

В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году в столице при канцелярии обер-полицмейстера была учреждена сыскная полиция — аналог современного уголовного розыска. Отделение состояло из нескольких «столов»: розыскного, который занимался розыском преступников; наблюдения; личного задержания, он же стол приводов, который занимался установлением личности арестованных, а также выяснял, причастны ли они к другим преступлениям; справочно-регистрационного бюро, что регистрировало преступления, собирала и систематизировало информацию о преступниках. При крупных отделениях могли быть «летучие отряды», сформированные для проведения облав и «ломбардные отряды», для розыска похищенных вещей.

Казимир Христофорович вышел на пенсию по выслуге лет и имел чин коллежского советника, что соответствовало званию полковника пехоты в армии. Он продолжал служить советником при Обер-полицеймейстере — главном полицейском начальнике в столице — Санкт-Петербурге, который имел чин действительного статского советника.

Смирнов знал его очень давно. Христофорович, как он его называл, имел болезнь почек. И доктор давно его пользовал и не без успеха. Кроме отношения больной-доктор их связывала долгая дружба.

Вчера на поминках он договорился с ним, что навестит его в полицейском управлении где у того был свой кабинет. Доктор вошел в помещение, и незамедлительно положил на стол Грановского сверток с поленом.

— Это что? — удивленно посмотрел на него следователь, до этого, не менее изумленно, взглянув на предмет напротив.

Смирнов пересказал ему свой разговор с мужиком на развалинах бывшей дачи. Казимир Христофорович вскочил с кресла и в волнении стал расхаживать по кабинету:

— Иван Петрович, голубчик! Это очень, очень серьезное обвинение в адрес полицейских чинов! Это пахнет… пахнет, — он нервно втянул в себя воздух сквозь раздутые носовые пазухи. — Государственной изменой это пахнет, вот чем! Страшно даже подумать что будет, ежели все подтвердится!

— Вы, Казимир Христофорович, тоже в это не верите? — вздохнул вдовец. — А если это правда?

— Я ничего не отрицаю! — наконец сел обратно в кресло следователь. — Тем более, что сигналы о том, что там не все так уж благополучно, мы получаем постоянно. Контрабанда! В том числе и оружия для террористов!

— Вы возьметесь за это? Я готов заплатить! — перешел сразу к делу доктор.

— Заплатить? Мне? Иван! Ты меня обидеть вздумал?! — нахмурился следователь. — Твоя жена Лидочка, была мне как дочь, а Настенька — все равно что внучка! Я когда узнал об этом горе, всю ночь рыдал. Но я тебе этого не говорил! Конечно, я займусь этим. Но позже. Сейчас Обер-полицмейстер меня завалил делами так, что я иногда ночую в кабинете. Но через несколько недель я освобожусь, возьму отпуск и сам туда поеду. Никому другому это деликатное дело поручить нельзя!

— Спасибо, Казимир Христофорович. У меня камень с души упал.

— Вот и хорошо! Эту улику оставь тут. Я подумаю, что с ней можно сделать! И позволь дать тебе совет. Я ведь тоже вдовец, и прошел этот страшный момент.

— Слушаю с благодарностью.

— Займись работой. Любой! Это единственное, что сможет отвлечь тебя от горя, — посоветовал ему старый друг.

— А у меня больше ничего в этой жизни и не осталось, — с глубокой печалью ответил ему доктор. — Кроме работы.

На том они и расстались.

Смирнов с головой ушел в прием своих пациентов, причем работал без выходных и по десять часов в день. Но боль не отпускала его, хотя и чуть притупилась.

За несколько дней до взрыва на лекции, к нему зашел Грановский и сказал, что через несколько дней уезжает в городок, где сгорела дача, и пообещал держать Смирнова в курсе всех дел. Доктор в свою очередь сообщил ему о соседке купчихе, которую нанял присмотреть за участком. Тот пообещал навестить и расспросить ее.

И вот сейчас, по странному стечению обстоятельств, доктор сам оказался на больничной койке, чудом избежав гибели. Он уже стал серьёзно задумываться, а не был ли этот взрыв на демонстрации — вовсе не гневом природы, а попыткой убить его самого. Чтобы участок, где была сгоревшая дача, вообще остался бесхозным. Но он быстро отогнал эту мысль.

Смирнов шел на поправку. Три раза в день к нему приходили из его дома и приносили ему домашнюю еду. А в день выписки принесли и его новую одежду, потому как его старая, в которой он был на лекции, превратилась в лохмотья.

Одевшись и поблагодарив своего врача и медсестру, доктор, в сопровождении своего слуги, покинул эту юдоль печали и страданий, которой является любая больница.

Отпустив слугу, он сказал, что пройдется пешком, потому что соскучился по прогулкам пока лежал на больничной койке.

Стояла середина осени. Было тепло, но не жарко. Дул легкий освежающий ветерок. Падали с деревьев желтые листья. Природа медленно, но неуклонно готовилась к зимней спячке.

Неспешным и даже порой медленным шагом Смирнов шел к себе домой. Неожиданно, все вокруг мгновенно изменилась. Вместо яркого дня, как будто наступила ночь. Перед ним та же улица, на которой горели фонари. Две призрачные фигуры людей отчаянно жестикулировали явно о чем-то споря. Нет. Их даже людьми не наречешь. Какие-то резко очерченные контуры человеческих тел. Одно очертание иссиня-черного цвета, а другое — молочного. Все происходило в полной тишине.

В мгновение ока чёрная фигура ударила, чем-то похожим на нож, белую фигуру. Потом еще раз, и еще. Светлая фигура согнулась и упала на мостовую. Черная же стала озираться по сторонам, а потом быстро сунула нож в щель между кирпичной стеной и водосточной трубой. Через несколько секунд стало понятно почему. Из темноты выскочили полицейские и принялись крутить руки черной фигуре.

— Посторонись, барин! — Смирнов почувствовал толчок в спину и все видение исчезло. Проходящий мимо мужчина, неся на плече ковер, толкнул его так, что Смирнов был вынужден сделать шаг вперед. Очнувшись, он в недоумении осмотрелся вокруг.

Снова освещенный скупыми лучами солнца день. Будто и не было ничего.