Обнаженная натура

Глава пятьдесят шестая

Майкл не стал выходить — он счел, что мы слишком опасны. Мы задавали вопросы, но Эдуард не захотел рассказывать о раздробленной челюсти и других фактах, поэтому беседа напоминала поиски в темной комнате. Знаешь, что искомый предмет где-то здесь, но без хотя бы слабого света его можно искать годами.

Я верила, что Феба что-то знает, но нужен правильный вопрос, чтобы до этого добраться. Она не могла сказать, чего именно знает из того, что нам нужно знать, — как-то вот так. Один из наиболее раздражающих допросов, которые мне приходилось вести, хотя я передала управление Эдуарду до того, как совсем вышла из себя. Если бы я была одна, сказала бы я ей все, что — по моему мнению — ей нужно было знать? Возможно. Я почти наверняка разболтала бы ей то, что полиция не считала возможным сообщать гражданским лицам. Это значит, что плохой из меня полицейский? Наверное. А из Эдуарда — лучше? Возможно.

Я уже прохаживалась вдоль дальней стены комнаты. Эта женщина — практиционер магии. И вполне может быть, что она или Майкл в деле замешаны. Не слишком правдоподобно, но… и все-таки я бы ей все выложила. А я всегда обо всем дважды подумаю, прежде чем сделать. То есть так это на меня не похоже, такие похоже… но тогда на кого это похоже?

Тут я его почувствовала — вампира. Я просто знала, что он там, ощущала его.

— Снаружи вампир, — сказала я.

Послышался шорох вынимаемого из кобуры оружия. У меня тоже был в руке «браунинг», но…

— Это вампир хороший или плохой? — спросил Бернардо.

Эдуард подошел ко мне, стоящей возле большого венецианского окна за шторами.

— Ты можешь сказать, кто это? — прошептал он.

Я приложила левую руку к шторе, прижала штору к стеклу, сосредоточилась слегка и прислушалась к поступившему толчку энергии. У меня был выбор: ответить таким же толчком или просто чуть приоткрыться, попробовать на вкус. Я была почти уверена, что это Нечестивец, потому что пришедший не пытался от меня скрыться. Витторио умел скрывать свое присутствие не только от меня, но даже от Макса, а если он умеет скрыть свой энергетический образ от мастера города, то у меня на радаре никак не засветится.

Но лучше все-таки проверить, и я чуть потянулась к этой прохладной силе, веющей кладбищем. Притронулась к энергии, почувствовала вкус силы Жан-Клода. У всех связанных с ним вампиров есть этот привкус — как добавленная пряность.

Потом моя сила коснулась Нечестивца, а его я ощущаю — даже можно было это слово выделить жирным шрифтом. Я чувствовала, как он глядит вверх, будто я там перед ним парю. Будь это Жан-Клод, я могла бы глядеть его глазами, а так — только чувствовать.

— Это он, — тихо сказала я Эдуарду. Все в порядке, он на нашей стороне, хотела я добавить, но не выговорила, потому что в просвет приоткрытых щитов устремилась иная сила, Я забыла про Майкла. Забыла, что он — экстрасенс, а его жрица велела ему прощупать мои способности.

В какой-то момент я застряла между попыткой ощутить вампира снаружи и выгнать колдуна из-за моих щитов. По идее, я должна была просто закрыть просвет, но каким-то образом Майкл его расширил, и это оказался вход в туннель, по которому грузовик проедет. Дверь я бы защитила, а вход в туннель слишком для этого велик. И в туннелях живет тьма.

Клубящаяся тьма двинулась ко мне — я видела ее мысленным взором как облако ночи, готовое пролиться в просвет, и Майкл тоже стоял рядом со мной в этом видении — если это можно назвать видением. Он его тоже видел, и не стал тратил, времени на вопросы вроде «что это?» — он действовал. Он — черный пес, черный человек, и это его работа. Древний-древний обычай: гость не должен пострадать в твоем доме.

В его руке вспыхнуло золотое сияние — будто молния вылетела из ладони, приняв форму меча. Он стоял лицом к лицу с надвигающейся тьмой, держа в руке пылающий меч, и над ним возникла вторая тень — если тень может светиться. Она была больше, чем он, и чем выше поднималась чернота, готовая поглотить место, где мы стоим, тем яснее разгоралось сияние, и на миг я увидела тень огромных огненных крыльев.

Первое, что я подумала — демон. Потом я поняла, что это подсказка разума, но не ощущения. Как ощущается демоническое, я знаю, а здесь этого не было. Ощущалась сила, первозданная, настоящая, и огонь нес разрушение, но это был святой огонь, и только нечестивые должны его страшиться. Однако стоять так близко к пламени и не бояться — на это нужна вера. Насколько же сильна она у меня? Во что я верю, когда взмывающая темнота готова поглотить меня и Майкла, стоящего с мечом и с тенями ангелов за спиной? И всего доля секунды была, чтобы подумать: О Майкл,[3] я поняла!

Этот человек встал между мною и тьмой, и я не могла оставить его там одного. Я встала с ним рядом, с Майклом, читая на ходу: Святой Архангел Михаил, вождь небесных легионов, защити нас в битве против зла и преследований дьявола… — пламя разгорелось ярче. — Будь нашей защитой! Да сразит его Господь, об этом мы просим и умоляем. — Так разгорается свет в освященном предмете, когда одна только твоя вера стоит между тобой и вампиром. — А ты, предводитель небесных легионов… — и будто все и каждый пылающие священные предметы, виденные мною в жизни, загорелись передо мной все сразу, — низвергни сатану…

Я запнулась, стоя на самом краю пламени от крыльев. Темнота взметнулась выше, над человеком и сиянием, и я знала, что на решение у меня секунды. Кто я? На чьей стороне? Достаточно ли святости во мне, чтобы ступить в этот свет?

В голове заговорил голос Марми Нуар, или же это заговорила окружившая нас тьма.

— Частицу меня ты несешь в себе, некромантка, и если встанешь в огонь Божий, погибнешь, как всякий вампир.

Правда ли это?

Майкл шагнул назад, снова становясь у нее на дороге. Он встал против океана тьмы, когда ему был дан шанс уйти в сторону. Это даже не была мысль — я двинулась вперед, потому что он принимал на себя предназначенный мне удар, судьбу, рок, — и я не могла этого допустить. Я шагнула в огонь, ожидая, что ослепну, но нет — случилось так, будто весь мир стал светом, и только свет был мне виден, мерцающий и переливающийся вокруг. Человек передо мной был настоящий, и огонь тоже настоящий, но…

— Помоги, некромантка!

Не знаю, что она хотела сказать, да и не важно это. Зло всегда лжет. И я договорила молитву:

— И прочих духов зла, бродящих по свету и развращающих души, низвергни их силою Божьею в ад. Аминь.

Будто окружающая нас сила сделала вдох, чтобы задуть свечу. Сделала вдох — и выдохнула, и это было как в эпицентре атомного взрыва. Реальность хлынула наружу, преобразилась, и я наполовину ожидала, что дом развалится, но нет — мы стояли, моргая, в гостиной дома Фебы Биллингс. Даже чашки на столе не шелохнулись.

Эдуард стоял с нами рядом, но его удерживала Феба, говоря:

— Подожди, Майкл знает, что делает.

Я стояла позади Майкла, как было в «видении». Пылающего меча в руке у него не было, но я почему-то знала: надо будет — появится.

Он повернулся и посмотрел на меня темно-карими глазами, но где-то в глубине их мерцал свет, намек на пламя. Не как у вампиров — другой свет.

— Анита! — окликнул меня Эдуард.

— Все в порядке, Эдуард, спасибо Майклу.

Я вложила в это имя второй смысл. Найду потом церковь и поставлю свечку Михаилу-Архангелу. Это самое меньшее, что я могу сделать.

— Пусть мне кто-нибудь объяснит, что здесь произошло, — сказал Эдуард с оттенком злости в голосе.

— Что ты видел?

— Ты посмотрела вверх и чего-то испугалась до чертиков. Тогда он, — Эдуард ткнул большим пальцем в сторону Майкла, — подошел и встал рядом с тобой. Я попытался подойти к вам, но она мне сказала, что это дело не для пистолетов.

— Она была права.

— Потом запылали все освященные предметы в комнате.

— Ты хочешь сказать, засветились? — уточнила я.

— Нет, вспыхнули огнем.

— Бернардо запаниковал, — сказал Олаф, — и сорвал с себя крест.

Я посмотрела на гиганта и чуть не спросила, как может жить с верой в Бога серийный убийца, но воздержалась. Может быть, в другой раз, если захочу его взбесить.

— Как только я остался без креста, — сказал Бернардо, и я поняла, что он единственный стоит вдалеке от нас, — тут же на меня навалились… видения.

— Какие? — спросила я.

— Свет, тьма. — Он смотрел на меня, сидя на краю дивана. — И еще… еще всякие вещи.

Я уже открыла рот, собираясь спросить, какие, — но меня остановил Майкл, тронув за плечо и покачав головой. Я кивнула. Ладно, не будем допытываться, что видел Бернардо. Он перепугался до чертиков, а потому это его личное дело. Либо сам расскажет, либо напьется и постарается забыть. Не каждый день видишь демонов и ангелов. Строго говоря, Марми Нуар не демон, но все равно дух зла.

— Что это такое за тобой охотится? — спросил Майкл.

— Ты сам видел.

— Да, но раньше не встречал ничего подобного.

Я посмотрела ему в лицо.

— Ты дважды встал у нее на дороге, и ты не знаешь, кто она и что может с тобой сделать?

Я была поражена.

Он кивнул:

— Я — черный пес, страж круга. Ты — наш гость, и мое дело — чтобы и волос не упал с твоей головы.

— Ты понятия не имеешь, что она могла бы с тобой сделать.

Он улыбнулся — улыбкой истинно верующего.

— Она не могла бы до меня дотронуться.

— Он говорит о… — начал Эдуард и остановился.

— Марми Нуар, — договорила я.

— Мать Тьмы, — добавила Феба, и я кивнула. — Темная богиня не всегда страшна, бывает, что она безмятежна.

— Она не богиня, а если даже и так, то нет в ней хорошей стороны, поверь мне.

— Это не была энергия богини, — добавил Майкл.

— Ты разве ее не видела? — спросила я.

— Я ее ощущала, но сосредоточилась на устранении прорыва в нашей защите, чтобы никто не проник вслед за нею. А в том, чтобы защитить тебя и изгнать колдунью, пробравшуюся через наши границы, я положилась на Майкла.

— Это колоссальное доверие, — заметила я.

— Ты видела его, вооруженного для битвы. Считаешь ли ты, маршал, что мое доверие неоправданно?

У меня перед глазами мелькнул образ Майкла с пылающим мечом и тенью крыльев за спиной.

— Нет, я так не считаю.

— Кто-нибудь пусть мне все это объяснит, — сказал Эдуард. — И прямо сейчас.

— Я опустила щиты, чтобы посмотреть, наш ли это вампир, и Майкл попытался исследовать мою силу, чуть расширив просвет.

— Как было сегодня с Санчесом.

Я кивнула.

— Я не повреждал твои щиты намеренно, — сказал Майкл.

— Я тебе верю. А Мать Всей Тьмы снова пыталась меня поглотить, но Майкл ее остановил и изгнал.

— В ад? — спросил Бернардо. Казалось, что его все еще преследуют видения.

Я покачала головой:

— Вряд ли. Просто изгнал отсюда.

— Как она проникла через защиту? — спросил Майкл.

— Я думаю, во мне есть ее частица, и когда впустили сюда меня, она тоже просунулась.

— В тебе не ощущается зла, маршал.

— Она сегодня что-то со мной сделала. Как-то изменила мои паранормальные способности, увеличила открытость.

— Я думаю, что здесь мы можем помочь. А я была бы рада узнать о том, кто она и как ты привлекла ее внимание.

— У нас нет на это времени, Анита, — напомнил Эдуард.

— Знаю.

— Тьма пыталась сожрать ее дважды за один день, — сказал Олаф. — Если Анита не научится защищаться получше, она погибнет.

Мы с Эдуардом уставились на великана.

— Ты много видел или ощутил? — спросила я.

— Не очень много, — ответил он.

— Тогда с чего это только ты меня подталкиваешь заняться вплотную метафизикой?

— Марми Нуар тебя хочет, Анита. Что такое навязчивое желание, я хорошо знаю. — Он уставился на меня пещерами глаз, и мне большого труда стоило не отвести взгляда. Мне даже непонятно было, что меня больше нервирует: пристальность этого взгляда или отсутствие в нем других эмоций. Как будто в этот момент он весь свелся к той острой нужде, что смотрела из его глаз. — Она выбрала тебя жертвой, и она тебя получит, если только ты не сможешь исправить то, что она в тебе нарушила, улучшить свою защиту — или убить ее раньше.

Я сухо рассмеялась:

— Убить Мать Всех Вампиров? Это вряд ли.

— Почему? — спросил он.

Я посмотрела на него хмуро:

— Если она все это проделывает за тысячи миль отсюда, то я и думать не хочу, что она сможет сделать, если я окажусь ближе. От приближения все вампирские силы возрастают.

— Можно это сделать бомбой. Чем-нибудь с высоким выходом тепловой энергии.

Я всмотрелась в его лицо, пытаясь что-то в нем прочесть, понять, к чему весь этот разговор, но это было почти как смотреть в лицо оборотня, когда он в получеловеческом образе. Просто не читается.

— Мне все равно придется быть с ней в одном городе, и это уже слишком близко. Кроме того, я в бомбах не разбираюсь.

— Я разбираюсь, — ответил он.

Тут до меня наконец дошло.

— Ты предлагаешь ехать со мной?

Он только кивнул.

— Черт побери, — сказал Эдуард.

Я посмотрела на него:

— Я тебя не прошу ехать.

— Я не могу отпустить тебя одну с ним на охоту за ней.

Сказал он это так, будто это уже решено и подписано.

Я замотала головой, замахала рукой, будто стирая что-то, написанное в воздухе.

— Я тоже не еду. Никто из нас не подойдет к ней и близко.

— Она тебя наверняка убьет, если ты не убьешь ее раньше, — сказал Олаф.

— Это обязательно обсуждать при свидетелях? — спросил Бернардо, наконец подойдя к нам.

Мы посмотрели на Фебу и Майкла, будто только сейчас о них вспомнили. Тем более что я и правда о них забыла. Эдуард никогда ни о чем не забывает, но сейчас, когда он смотрел на меня, я видела в его глазах виноватое выражение. Никогда раньше ни по отношению к кому не видала у него такого — кроме Донны и детей.

Я протянула руку, осторожно положила пальцы ему на рукав:

— Если ты погибнешь в попытке убить Марми Нуар, мне это сейчас не поможет. Тебя не станет, а я останусь наедине с этими двумя.

Это почти заработало мне улыбку:

— Или она будет убита, а ты в безопасности.

Я крепко сжала его руку.

— Кончай рефлектировать, Эдуард, ты этого не умеешь. В этой хреновой ситуации, единственное, что у нас есть, — определенность.

Тут он действительно улыбнулся.

— Надо же, кто говорит. Уважаемая госпожа Все-Решенья-Под-Сомненьем.

— Вы хотите сказать, что это создание обладает физическим телом в нашей плоскости, в данный момент? — спросил Майкл.

Я подумала и кивнула.

— Я видела, где лежит ее тело.

— Я думал, что ты никогда не была рядом с ней?

— Только во снах и в кошмарах.

Заиграла музыка — «Уайлд бойз» группы «Дюран Дюран», и я только через минуту поняла, что это мой сотовый. Я полезла в карман, про себя клянясь найти другую мелодию, чтобы ее Натэниел поставил мне рингтоном, и больше этой не слышать.

— Анита, — спросил Нечестивец, — все там у тебя в порядке?

— Да, вполне.

— Ты под принуждением?

— Нет-нет, действительно все в порядке.

— Я не могу войти. Не могу даже встать на порог.

В голосе Нечестивца звучал испуг. Никогда не слышала у него такой интонации — только когда он боялся за жизнь брата.

— И не надо входить, Нечестивец, подожди снаружи. Я скоро выйду.

— Я ощутил присутствие Матери Всей Тьмы, а потом почувствовал…

Ему не хватило слов.

И я чуть не подсказала ему, но он — вампир, а это были ангелы. Мне хотелось узнать, что он почувствовал. Наконец он заговорил снова:

— Когда я только прилетел, я мог войти в этот дом по приглашению, но сейчас бы не осмелился. Он сияет, как что-то святое.

— Жрице пришлось обновить щиты, — сказала я, — чтобы не впустить Марми Нуар.

— Если там что-нибудь случится, я не смогу тебе помочь.

— Тут все под контролем, Нечестивец. Нет, правда.

— Я знаю, что с тобой Эдуард, но я твой телохранитель, Анита. Жан-Клод поручил мне твою безопасность. Если я допущу, чтобы ты здесь погибла, Жан-Клод убьет меня и моего брата. Наверное, даже сперва убьет Истину у меня на глазах, а потом уже меня. А я вот прямо сейчас не могу к тебе подойти, блин!

— Последнее слово — вроде бы моя реплика?

— Анита, мне не до шуток.

— Послушай, мне жаль, что ты не можешь пройти эту защиту, но тут все в порядке, а от Марми Нуар ты меня не защитил бы, даже если бы был здесь.

— И это тоже проблема. Я ее видел как черную бурю, нависшую над домом. Она меня в упор не видела, будто меня на свете нет, но я ощутил ее силу, Анита. Ее никакое оружие этого мира не остановит.

— Магия, как видишь, справляется.

— Та защита, за который ты сейчас находишься, ее удержит?

— Может быть.

— Но не допустит к тебе и никакого другого вампира, и у Витторио есть оборотни, чтобы послать за тобой. Так мне говорит Жан-Клод.

— Да, я в этом вполне уверена.

— Тогда мы должны быть с тобой, — сказал он.

— Согласна.

— А Мать Всей Тьмы нельзя к тебе допускать. Как же нам это совместить?

То, что он задает вопрос, уже тревожно.

— Волки, — ответила я после паузы.

— Что?

— Волки. У нее нет над ними власти, только над кошачьими.

— А гиены?

— Не знаю, я заставила на себя работать только волков.

— У нас есть Грэхем.

— Любые волки были бы сейчас полезны.

— Свяжусь с Грэхемом, посмотрю, что можно будет найти.

И он повесил трубку. Мне оставалось только повернуться к собравшимся в комнате и сказать:

— Вот, знаете, понятия не имею, как это все объяснить, так что и пытаться не буду.

— На тебе есть предмет, который должен защищать тебя от Тьмы, — сказала Феба.

Я чуть не коснулась медальона, висящего на одной цепочке с крестом, но остановилась.

Феба улыбнулась.

— Да, — сказала я, — но это не важно, потому что он перестал действовать.

— Ты разрешишь мне на него посмотреть? Я думаю, достаточно будет только чистки и подзарядки. — Очевидно, лицо у меня было достаточно выразительным, потому что она добавила: — Та, кто научила тебя так держать щиты, что ты можешь закрыться от Майкла, не могла тебя и этому не научить.

— Она пыталась, но я как-то не очень полагаюсь на украшения.

— И все же ты веришь в этот кусочек металла на шее, — улыбнулась она снова.

Я не совсем поняла, имеет она в виду крест или медальон, но в любом случае в ее словах был смысл.

— Ты права, моя наставница мне говорила о камнях и прочей бижутерии. Просто я в нее не верю.

— Есть вещи, которые действуют независимо от веры или неверия, маршал.

— Вот на мне кое-что есть, — сказал Бернардо, — и оно просто действует, Анита.

— Камни? — спросила я.

Он кивнул.

— Они помогают тебе видеть то, за чем ты охотишься, — сказала ему Феба. — Но когда ты снял крест, они улучшали твое зрение в духовном мире, но не защищали тебя от него.

Он пожал плечами:

— Я получил ровно то, чего просил. Может быть, я просто не знал сам, что мне нужно.

Я посмотрела на него. Он уже надел крест обратно, но глаза у него еще напряженно щурились. Видение Марми Нуар сильно его напугало.

— Я бы не предположила, что ты из любителей амулетов, — сказала я.

— Ты же сама говорила, Анита: у нас нет твоих талантов работы с мертвыми. Привлекаем себе на помощь подручные средства.

Я посмотрела на Эдуарда:

— И ты ими тоже пользуешься?

Он покачал головой.

— А ты? — обратилась я к Олафу.

— Не камнями и не магией.

— А чем?

— Крест, благословенный весьма святым мужем. Он горит его верой, не моей.

— А для тебя лично кресты не действуют? — спросила я и тут же пожалела.

— Тот же муж мне сказал, что я проклят, и никакое количество «Аве, Мария» и прочих молитв меня не спасет.

— Спасен может быть каждый, — возразила я.

— Чтобы получить прощение, нужно раскаяться в грехах.

Он смотрел на меня пещерами глаз в упор.

— А ты нераскаявшийся.

Он кивнул.

Я подумала об этом — о том, что его крест горит верой святого мужа, который предсказал Олафу низвержение в ад, если он не раскается. Он не раскаялся, но крест, полученный от святого, носит, и крест этот действует. От такой логики, то есть ее отсутствия, у меня голова заболела. Но в конечном счете вера не имеет отношения к логике. Иногда она требует нелогичности.

— Ты его убил? — спросил Бернардо.

Олаф посмотрел на него:

— Зачем мне было его убивать?

— А почему было не убить?

Олаф задумался на секунду и ответил:

— Мне этого не хотелось, и никто мне за это не заплатил бы.

Вот в этом весь Олаф. Он не потому не убил священника, что это нехорошо, а потому что ему это не доставило бы ни удовольствия, ни денег. Далее Эдуард в самых своих резких проявлениях такой логике не следовал бы.

— Мы очень свободно при вас разговариваем, — сказал Эдуард. — Почему бы это?

— Наверное, потому что чувствуете себя свободными.

Он мотнул головой:

— Нет. Вы на эту комнату или на весь дом наложили какое-то постоянное заклятие.

— Единственное у меня тут заклинание — чтобы каждый мог говорить свободно, если хочет. Очевидно, у ваших друзей такое желание есть, а у вас нет.

— Я не верю, что исповедь приносит душе пользу.

— Я тоже, — ответила она, — но она освобождает запертые части души, или же помогает успокоить разум.

Он покачал головой, потом обернулся ко мне:

— Если надо, чтобы она что-то сделала с медальоном, то давай. Нам пора.

Я вытащила вторую цепочку из-под жилета и всей одежды. Когда-то я пыталась носить медальон и крест на одной цепочке, но слишком много раз мне нужно было показывать крест, и меня утомили вопросы, что означает второй символ. На металле был изображен многоголовый кот, и если посмотреть на медальон под нужным углом, видны были полосы и символы, начерченные по краю. Я пыталась его выдать за ладанку, но он недостаточно невинно для этого выглядел.

Я протянула его Фебе. Она его осторожно взяла за цепочку двумя пальцами.

— Очень старая вещь.

Я кивнула:

— Металл такой мягкий, что гнется под давлением, а иногда — просто от тепла тела.

Она направилась к двери, через которую выходила ее дочь с чаем. Я ожидала, что мы сейчас попадем в алтарную, но мы оказались в небольшой светлой кухне. Дочери Кейт нигде не было видно.

Феба ответила на незаданный вопрос:

— У Кейт сегодня свидание, я ей разрешила уйти после того, как она подаст чай.

— Так что она пропустила метафизическое представление.

— Да, хотя многие одаренные в нашей округе могли бы что-то почувствовать. Невозможно призвать такое зло и такое добро, не всполошив тех, кто такое ощущает.

— Я обычно не воспринимаю постороннего, — возразила я.

— Но тебя этому и не учили, — ответила она. — Сегодняшнее представление привлекло либо необученных, не умеющих от него отгородиться, либо обученных, открытых для тревоги.

Я покачала головой:

— Мы сюда пришли ради лекции или ради очистки амулета?

— Какое нетерпение.

— Знаю, но у меня работа есть, которую надо делать.

— Тогда, — улыбнулась она, отворачиваясь к раковине, — не буду больше тратить твое время.

Она включила воду, выждала несколько секунд, поднял лицо к потолку и глядя закрытыми глазами на что-то, чего я но видела и не ощущала.

Потом опустила амулет и цепочку под бегущую воду, закрыла кран, взяла амулет в руки и снова закрыла глаза.

— Очищен и готов к применению.

Я уставилась на нее. Она рассмеялась:

— А ты что, ожидала, что я его положу на алтарь и поведу тебя танцевать в лунном свете?

— Я видела, как моя наставница очищает украшения, и она использовала четыре стихии: землю, воздух, воду и огонь.

— Я хотела посмотреть, могу ли я его очистить так, чтобы ты могла это повторить сама.

— Ты имеешь в виду — просто смыть с него плохое?

— Я пустила воду на несколько минут, думая про себя: «Все воды священны». Ты, конечно, знаешь, что бегущая вода является барьером для зла.

— На самом деде я никогда не видела, чтобы вампир не мог перебраться ко мне через воду. Однажды гули перебежали через ручей.

— Очевидно, водный поток — как твой крест. Нужно верить.

— А почему вода не как камни, не сама действует?

— Почему вода должна быть как камень?

Один из тех выводящих из терпения вопросов, которые иногда задавала Марианна. Но я научилась играть в эту игру.

— А почему нет?

Она улыбнулась:

— Я теперь понимаю, почему ты так быстро и гладко сработалась с Майклом. У вас есть одно общее качество: вы умеете мгновенно выводить из себя собеседника.

— Да, мне говорили.

Она тщательно вытерла медальон чистым кухонным полотенцем и отдала его мне.

— Это не как крест, маршал. Не предмет, которые автоматически сдерживает создания зла. Этот предмет нейтрален — ты понимаешь, что это значит?

Я опустила медальон с цепочкой на ладонь:

— Это значит, что он не зло и не добро, скорее как оружие. Служит оно тому или другому — зависит от того, кто спускает курок.

— Аналогия более или менее верна, но я ни разу в жизни ничего подобного не видела. Ты меня не знаешь, но мне редко приходится произносить подобные слова, маршал.

Я посмотрела на тусклый блеск металла на ладони.

— Мне было сказано, что эта вещь не допустит ко мне Марми Нуар.

— Тебе что-нибудь еще о ней сказали?

Я подумала и покачала головой.

— Может быть, говоривший этого не знал. Но я думаю, что как не пускает она к тебе Темную Мать, так и привлекает к тебе другие создания.

— Какого рода?

— Есть что-то очень анималистичное, почти шаманское в энергии этого предмета, но все-таки не совсем.

Я хотела спросить, не привлекает ли он ко мне тигров? Может быть, именно медальон тянет их ко мне? Если спросить, не дам ли я ей слишком много информации?

— Почему вы спросили, насколько хорошим колдуном был Рэнди?

У меня было побуждение просто ей рассказать. Она права, я хотела ей рассказать, чувствовала, что мы должны как-то воспользоваться ее талантом, но не мне решать. Эдуард здесь старший, и я доверяю его опыту. Что я могла сейчас ответить?

— Преступники или создания зла не нанесли сразу смертельный удар. Первые удары были, чтобы помешать ему говорить. Он был полностью вооружен, отлично обучен — боец специальных сил. Это достаточно опасный противник, чтобы убивать сразу, но тот, кто наносил удары, счел его способность, говорить опаснее для себя, чем оружие.

— Вы спрашивали о заклинании, но я не могу ничего придумать такого, что вынудило бы Рэнди говорить вслух. Ты видела Майкла и видела, как он работает. Его заклинания беззвучны.

— Да, но такого рода вызов требует сосредоточения, правда? Могли Рэнди воззвать к подобной энергии в разгаре боя?

Она задумалась.

— Не знаю. Никогда не пыталась так действовать в битве. У нас есть другие братья и сестры, которые служат солдатами. Могу их спросить по электронной почте.

— Спроси, пытались ли они творить магию в перестрелке. Без деталей.

— Даю слово.

Не слишком ли много я сказала? Мне казалось, что нет.

— Ради обоснования скажем, будто твои люди тебе сообщили, что не могут нормально и беззвучно творить магию в бою. Какая сила должна была выступить против вооруженного подразделения, против группы СВАТ, чтобы Рэнди Шерман подумал, будто слова сильнее подействуют, чем пули с серебряной оболочкой?

— Ты уверена, что это были серебряные пули?

— Стандартное вооружение СВАТ на случай, если вдруг преступник окажется вампиром или оборотнем. Они были приданы в качестве усиления охотнику на вампиров. Не могло у них не быть серебряных пуль.

— Но вы не проверили, — сказала она.

Я кивнула:

— Проверю. Но я видела, как эти ребята работают, и такой большой ошибки они не сделают.

Она кивнула:

— Рэнди наверняка не допустил бы такой оплошности.

— Ты не ответила на мой вопрос, Феба.

— Я думаю, — сказала она.

Нахмурившись, она чуть-чуть прикусила верхнюю губу. Похоже было на старую нервную привычку, почти уже изжитую. Я подумала, не выдающий ли это ее признак. Значит это, что она лжет, или что нервничает сильнее, чем следует? Может ли она быть как-то связана с тем, что происходит? Ну, может быть, но как-то это не ложилось в картину. Впрочем, насколько ее магия и сам дом со всеми его защитами влияют на мое восприятие этой женщины? Блин, вот лучше бы мне об этом не думать совсем или подумать раньше. И то, что раньше я об этом не подумала, означает, что опять кто-то мне в мозги залез. Блин.

Феба нахмурилась и сказала:

— Что-нибудь демоническое. Какие-то злые духи, вроде тех, что ты видела с твоей Матерью Тьмой.

— Ты о чем-то подумала, — сказала я.

Она покачала головой.

— Нет, это просто… это может быть все, что угодно. Ты мне даже не сказала, как они помешали Рэнди говорить. Я полагаю, это был кляп или какая-то рана, делающая речь невозможной.

Честно говоря, уж чтобы она и в правду была источником ценной информации, ей надо дать больше нитей, но Эдуард открыто мне запретил давать какие бы то ни было. Черт.

— Я знаю, что ты мне не доверяешь, маршал.

— А с чего бы мне доверять? Этот дом так заряжен магией, что ты устранила почти весь наш природный цинизм. Мы при тебе говорили куда более открыто, чем нам вообще случалось.

— Цинизм не всегда плодотворен при изучении и выполнении магии.

— Но для копов он необходим.

— Защищая свой дом магией, я не знала, что ко мне приедет полиция допрашивать.

— И это верно. Но как мы можем знать, что сделано намеренно, а что нет? Я даже не могу сказать, говорили мы слишком много до того, как ты восстановила защиту, или уже после. Если после, то ты это сделала намеренно, чтобы мы больше тебе рассказали о смерти Рэнди Шермана.

— Такой поступок был бы очень серым для викканской жрицы, маршал.

Я улыбнулась — настоящей улыбкой.

— Значит, ты так и сделала? Воспользовалась аварийной ситуацией и чуть подправила заклинания, чтобы мы стали болтать. — Я погрозила ей пальцем. — Это противозаконно. Магическое воздействие на полицейских, ведущих расследование, автоматически влечет за собой арест. Я могла бы тебя обвинить в злоупотреблении магией.

— Это тюремный срок как минимум шесть месяцев, — сказала она.

— Именно.

Мы посмотрели друг на друга.

— Горе лишило меня разума, и я приношу за это свои извинения, но я хочу знать, что случилось с Рэнди.

— Лучше не надо, — ответила я.

Она помрачнела:

— Настолько это страшно?

— Не надо, чтобы последним образом твоего друга были… — я запнулась, — фотографии с места преступления. И уж точно — не посещение морга. — Я хотела было положить ей ладонь на руку в знак утешения, но остановилась. Я не очень разбираюсь в паранормальных возможностях людей. Они растут от прикосновения, как у вампиров? У меня — нет, но мои весьма специализированы. Так что я опустила руку. — В этом ты уж поверь мне, Феба.

— Как я могу тебе верить, если ты угрожаешь мне тюрьмой?

В ее голосе прозвучала едва заметная струйка злости, но Фебу можно было понять.

Я на самом деле не сказала, что посажу ее в тюрьму. Я сказала, что могла бы посадить ее в тюрьму. Это серьезная разница, но если она это восприняла как угрозу, отлично. Если это даст мне больше информации об убийствах, или о Рэнди Шермане, или о чем угодно, — еще лучше. Я тут не популярности ищу, а разгадки преступления.

В дверях, ведущих в глубину дома, что-то шевельнулось — и у меня в руке оказался пистолет. Движение почти опережало мысль.

— Это моя дочь, — сказала Феба, но смотрела она на пистолет. Смотрела как на что-то очень плохое. Я даже его ни на кого не направила, а она уже испугалась. В мгновение ока из властной жрицы, связанной с божеством, превратилась в перепуганную штатскую.

— Можно мне слово сказать, или ты хочешь сразу меня пристрелить?

Голос Кейт нес сдержанную ярость. От нее шла красивая красная волна гнева, чуть приправленного страхом, и у меня живот свело, будто от голода — но голода не по твердой пище.

Я шагнула прочь от матери и дочери. Встала так, чтобы свободной рукой в случае чего открыть дверь и уйти от соблазна, если голод станет непреодолим. У меня там снаружи Нечестивец, и выбор между утолением ardeur’a с ним или паранормальным изнасилованием колдуньи решается однозначно: секс с вампиром. По крайней мере он — доброволец.

— Ты меня испугалась? — спросила Кейт, осторожно входя в комнату.

Она надела к джинсам короткую куртку и руки держала в карманах.

— Покажи руки, — сказала я тихим ровным голосом.

Она скривилась, но мать сказала ей:

— Делай, что она говорит, Кейт.

Девушка вряд ли была намного меня моложе — лет на пять максимум, но жизнь у нее была совсем другая. Она не верила, что я ее могу застрелить. А мать верила.

— Кейт, я, твоя жрица, велю тебе сделать, как она говорит.

Девушка тяжело вздохнула, вытащила руки из карманов — медленно и осторожно. Они были пусты. Злость выливалась из нее, подобно густому аромату, и казалось, что на вкус эта злость была бы лучше многих других.

— Я не дам тебе засунуть ее в тюрьму, — сказала она, и темные глаза были полны только тревоги за мать, будто и не стояла я напротив нее с пистолетом в руке.

Я надеялась, что мне не придется стрелять — это было бы как воевать с рассерженным Бемби. Она просто не понимала. Сама ее наивность помогла мне подчинить голод. Медленно и ровно дыша, я стала думать пустые, успокаивающие мысли.

— Кейт, — сказала Феба, — Я позволила горю взять верх над разумом. Это не вина маршала.

Кейт так мотнула головой, что хвост волос расплескался по плечам.

— Нет. — И она повернула рассерженный взгляд ко мне. — Если я тебе назову имя того, кто мог это сделать, ты отстанешь от матери?

— Кейт, нельзя!

— Мы ему не так много должны, чтобы ты шла за это в тюрьму. А если он и правда в этом замешан? Тогда в следующий раз, когда он кого-нибудь убьет, это и нам испортит карму. Я не настолько у него в долгу.

— Я была его жрицей, Кейт.

Она снова мотнула головой.

— А я нет. — Она обернулась ко мне. — Я встречаюсь с одним копом. Он говорил о разорванных телах, и не все это можно было списать на оборотня. Я в том смысле, что всегда, когда находят изувеченное тело, прежде всего обвиняют местных оборотней. — Я просто кивала. У девушки было настроение поговорить, не дай бог, я ей его испорчу. — Но он мне сказал, что некоторые тела разрезаны ножами. Что судмедэксперты такого никогда не видели, и вы тоже.

Болтливый у нее бойфренд, но если она мне сообщит имя, я не стану рассказывать. Может быть, я попытаюсь выяснить, кто это, и скажу ему, чтобы держал язык за зубами, но выдавать не буду. Пусть она мне только имя скажет.

— Это правда? — спросила она.

— Я не имею права обсуждать ведущееся расследование, и ты это знаешь.

— Если это правда, то вам нужно поговорить с Тоддом Берингом.

— Он снова без лекарств, это надо понять, — вставила Феба. — Он хороший человек, когда принимает свои лекарства, но когда нет…

— Для чего лекарства?

— Ему поставили диагноз шизофрении, потому что он слышал голоса и видел видения. Может, он слегка болен, но я никогда не видала природного колдуна такой силы.

— Что значит — природный колдун? — спросила я.

— Вот у тебя, — сказала Кейт, — сила просто появилась? Тебе ведь не надо было учиться, просто сразу можно было ее использовать.

— Мне пришлось учиться ею владеть.

— Вот и мы пытались научить Тодда, — Кейт уже не сердилась, скорее немного опечалилась, Я была рада этой печали: от нее гнев становился менее аппетитным.

— Не получилось? — спросила я.

— Получилось, — вздохнула Феба. — Но когда он снова начал заболевать, он вызывал такое, что нам никогда бы не следовало трогать. Есть вещи, которые нельзя делать — и не оказаться на стороне зла.

— Я слыхала об этом, — кивнула я.

— Он вызвал демона, Это было так ужасно — будто дышать не можешь от сгустившегося зла, — сказала Кейт. Она смотрела в землю, но в глазах ее был ужас воспоминания, будто она до сих пор это ощущала.

— Мне приходилось сталкиваться с демоническим.

— Тогда ты знаешь.

— Знаю, — кивнула я.

— У него вместо рук были когти-крючья. Насколько я знаю, он все еще находится в круге в доме Тодда, но если вырвется…

Девушка пожала плечами. Я посмотрела на них обеих:

— Наиболее вероятный сценарий — демон, вырвавшись из круга, убьет заклинателя и вернется туда, откуда взялся. Насколько вероятно, чтобы этот Тодд Беринг был достаточно силен и в здравом уме, чтобы управлять такой тварью?

Феба подумала и сказал:

— Он мог бы.

— Вы должны были сообщить властям, как только увидели демона, — заявила я.

— Я подумала, как и ты, что демон вырвется из круга и убьет Тодда. Это была бы немедленная карма. Мне и во сне но снилось, что Тодд сумеет его подчинить или что будет нападать на полисменов. Ходили слухи, что это серийный убийца — вампир и оборотни. Никто не говорил ни о демоне, ни о ножах. По телевизору говорилось, что полицейских разорвали клыками и когтями.

Серьезная утечка в полиции Вегаса, и о ней я должна буду сообщить. Одно дело — проболтаться своей девушке, совсем другое — давать информацию репортерам. Я не могла исключить шанс, что ее бойфренд и является этим источником.

— Это были ножи, мам.

Я не стала поправлять, что тут были и ножи, и когти. Незачем мне их информировать.

— Я благодарна вам за эти сведения.

— Если бы ты мне просто сказала, что он — Рэнди то есть — был ранен ножами, я бы сразу тебе сказала про Тодда.

— Понимаю. Но трудно знать заранее, кому доверять. Мне нужен его адрес.

Они переглянулись, потом Феба взяла лежащий возле телефона блокнот и написала адрес.

— И да простит меня Богиня, если эти страшные убийства совершил он.

Я убрала пистолет в кобуру, а левой рукой взяла у Фебы листок.

— Я не смогу скрыта, от кого получила информацию.

— Они нас всех притянут под следствие! — заорала Кейт и сделала шаг ко мне. И ее гнев вдруг оказался так близко, так рядом, так…

У меня за спиной открылась дверь, я успела отодвинуться, пропустив Эдуарда.

— У вас тут все в порядке? — спросил он.

Я сперва замотала головой, потом кивнула.

— Есть сумасшедший колдун, который вызвал демона с кинжалами вместо рук. В последний раз его видели внутри круга вызова. Надо посмотреть, там ли он еще.

— Если он там, значит, не его работа, — сказала Кейт.

Я посмотрела на нее и вынуждена была отвернуться, но не от зрелища — ее гнев обдавал меня волной соблазнительного аромата. Снова желудок свело судорогой, и я подалась за край открытой двери.

— Если он в круге, это еще не значит, что заклинатель его не выпустил и потом не вернул обратно.

— Ты погубишь нашу репутацию. Погубишь все, что мы создавали. Все добро, что сделала моя мать, отступит перед известием, что один из членов нашего ковена вызвал демона-убийцу!

Снова Кейт орала, надвигаясь на меня.

Я не могла допустить, чтобы она ко мне прикоснулась, потому что меня с ума сводил голод. Я хотела всосаться, выпить из нее весь гнев,

— Адрес у нас есть, и мне нужно на воздух.

Эдуард глянул на меня вопросительно.

— Остаться мне сейчас здесь — это будет порочный поступок, — тихо сказала я.

— Иди, — разрешил он, а сам повернулся успокоить разъяренную девушку и ее печальную мать.

Майклу не давали войти в кухню Олаф и Бернардо. Но никто еще не был в наручниках.

Я сказала, проходя мимо:

— Надо было нам сказать про Беринга и его демона.

Отдав листок Бернардо, я пошла дальше.

— Что это? — спросил он.

— Адрес демона с кинжалами вместо рук.

— Анита! — окликнул меня Олаф.

Я мотнула головой и оказалась уже у двери. Защиту я ощутила физически, почти как теплую воду или толстый пузырь, липнущий при каждом движении. Но она была поставлена на вход, а не на выход, и я вылезла из теплого защитного барьера в холодную ночью пустыни, где ждал меня, прислонившись к нашему автомобилю, Нечестивец.