Обнаженная натура

Глава двадцать шестая

Криспин ответил со второго звонка. Голос у него был слегка заспанный, но счастливый. Работает он по ночам, и график сна и бодрствования у него похож на мой.

— Анита!

Это слово прозвучало куда счастливее, чем следовало бы.

— А как ты узнал, что это я?

— Я на тебя рингтоном поставил песню, так что узнал сразу.

Слышен был шорох простыней — это он повернулся.

Неужели только я не умею программировать этот проклятый телефон?

— Я сейчас заезжаю на парковку в «Новом Тадже».

Простыни зашуршали сильнее.

— Прямо вот сейчас?

— Да, надо было позвонить тебе раньше, прости. Меня красивые огонечки отвлекли.

— Вот блин.

Из телефона послышались еще какие-то звуки.

— Ты встревожен, — сказала я. — В чем дело?

— Чанг-Виви — моя королева, но я — тигр твоего зова.

— Мне опять за это извиниться?

Снова шумы — я сообразила, что это он одевается.

— Нет, я бы предпочел, чтобы ты мне разрешила переехать к тебе, или хотя бы в Сент-Луис. Но об этом как-нибудь в другой раз.

— Ты какой-то встрепанный, Криспин. Что случилось?

Эдуард заехал на стоянку, и мимо нас, ища место, проехал Хупер.

— Скажем так: есть гости, с которыми Чанг-Виви хочет тебя познакомить, и тебе может захотеться, чтобы я был под рукой.

— Криспин, не заставляй меня задавать вопросы.

— Другие тигры нашего клана, Анита. Они хотят знать, не можешь ли ты пробудить силу и в них.

— Я приехала не ardeur кормить, Криспин, а поговорить насчет убийств.

— Если бы Макс был на ногах, то об этом бы и шел разговор. Для него дело прежде всего. А Чанг-Виви сперва может думать о тиграх, потом уже о деле.

— Ты хочешь сказать, что она и вправду желает… уложить меня с кем-нибудь из тигров, и только потом говорить о деле?

Телефон упал, обо что-то ударился — я отвела свой от уха. Криспин вернулся:

— Извини, Анита, телефон уронил. Встречу тебя в казино внизу до того, как ты с кем-нибудь увидишься.

— В этом случае не усомнится ли Вивиана в твоей лояльности?

— Может быть. Но я не хочу, чтобы ты знакомилась с новыми тиграми в мое отсутствие.

— Ревнуешь? — спросила я, хотя это могло быть лишним.

— Да, — ответил он.

Криспин — он такой. В игры не играет. Если что-то чувствует, то говорит прямо. Поэтому с ним иногда бывает очень неудобно.

— Мне опять извиняться? — спросила я далеко не любезным голосом.

— Не хочешь знать правду — не спрашивай, — ответил он, и тоже не слишком довольным тоном.

Когда мы встретились впервые, мне показалось, что Криспин — душа простая: секс да еда. Теперь я знаю, что это не так. Похоже, мне не привлечь к себе мужчину, с которым не было бы в чем-то трудно.

— Ты прав: не хотела слышать правду — не надо было спрашивать. Извини.

Несколько секунд он помолчал, потом ответил:

— Извинения приняты.

— Анита, закругляйся. Надо поговорить перед входом туда, — сказал Эдуард.

Он выключил мотор, и мы сидели, слушая шум затихающего кондиционера.

— Извини, Криспин, мне пора, — сказала я в телефон.

— Увидимся внизу у казино.

— Тебе не устроят потом разборку в клане?

— Наплевать, — ответил он и повесил трубку.

Ему еле-еле исполнился двадцать один год, а выглядит он обычно еще моложе. Вот как сейчас, например. Я знаю, что могут устроить оборотни члену своей группы, если он не слушается приказов. Сейчас Криспину наплевать, но тигры могут ему слюны поубавить. Так, что вообще плевать больше не придется.

— Криспин встретит нас в казино у лестницы. Он говорит, что Чанг-Виви может попытаться меня связать с новыми тиграми до того, как согласится говорить про убийства.

— Связать — это означает секс? — спросил Бернардо с заднего сиденья.

— Напитать от них ardeur, — ответила я.

— Это означает секс с ними, — сказал Олаф, будто снимая все неясности.

— Я умею питаться без сношения, — буркнула я недовольным, очень недовольным голосом.

— Приятно знать, — отозвался Эдуард куда более довольным голосом, чем у меня.

— Ты нам говорила, что тигры могут захотеть, чтобы ты от них питалась, но не говорила, что это будет до разговора с нами, — сказал Бернардо.

— Сама не знала.

— Это значит, что нам придется смотреть, как ты с кем-нибудь из тигров занимаешься сексом? — спросил Олаф.

Я попыталась не передернуться.

— Нет, если мне удастся от этого отвертеться. Тигры придают большое значение верности, браку и так далее. Я надеюсь, что если кто-то из вас сыграет роль моего любовника, то Вивиана согласится, что занятие этим делом с одним из ее тигров можно будет считать изменой. Поэтому мне нужно, чтобы туда со мной вы пошли все трое. Двое как охранники, один — как пища.

Послышался звук — и вдруг Олаф навис сзади над моим сиденьем. Меня ростом не напугаешь, но эти руки по бокам сиденья, будто готовые меня прижать…

— Олаф, сядь. Без рук.

— Если я должен изображать любовника, то прикасаться придется.

— Именно поэтому ты и не будешь.

— Не понял.

— Охотно верю. Кстати, это тоже причина, по которой ты будешь охраной, а не пищей.

— Я опять тебя напугал? — спросил он

— Заставил нервничать.

— Что ты любишь делать на свидании?

Я развернулась на сиденье к нему лицом.

— Че-го?

— Что ты любишь делать на свидании? — повторил он, глядя мне в глаза с совершенно непроницаемым лицом.

По крайней мере сейчас он полностью владел своим лицом, если не сказать, что фактор непривычности для меня не уменьшился Можно даже сказать, наблюдался некоторый его рост.

— Ответь на вопрос, Анита, — сказал Эдуард спокойным голосом.

— Не знаю. Кино посмотреть, поужинать, поговорить.

— Что ты делаешь с… Эдуардом?

— Охотимся на злодеев и убиваем чудовищ.

— И это все?

— Ходим стрелять. Он мне показывает оружие помощнее и пострашнее.

— И?

Я нахмурилась.

— Что ты хочешь от меня услышать… Отто?

— Что ты делаешь с Тедом на свидании?

— У нас не бывает свиданий с Тедом. — Про себя я подумала: «Это было бы как свидание с родным братом», но мы надеялись, что мысль, будто Эдуард относится ко мне не столь братски, заставит Олафа сдать назад. Так что же мне сказать? — Он с Донной, у них дети, а я с занятыми мужчинами романы не кручу. Это против правил.

— Весьма достойное поведение для женщины, — сказал он.

— Это еще что значит? Я полно знаю мужчин, которые тоже этого правила не придерживаются. Сволочи бывают обоих полов.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, наконец моргнул и отвернулся. Кивнул.

— Вот у Бернардо таких правил нет.

— Я догадалась.

— Я вообще-то здесь сижу, — наполнил Бернардо.

— Его беспокоит, что ты его не предпочла, — сказал Олаф.

— Мы с Бернардо этот вопрос обсудили и утрясли.

— А что значит это? — спросил он.

— Значит, что Анита признала меня привлекательным, и мое самолюбие не пострадало.

Олаф посмотрел на него, потом на меня, нахмурясь:

— Не понял.

— У нас на это времени нет, — со вздохом сказал Эдуард. — Кто какую роль играть будет?

— Кого бы я ни выбрала в любовники, он должен будет только держаться со мной за ручки. Это чтобы убедить Вивиану; предлагать мне ее тигров — бестактно.

— Значит, не Олаф, — заключил Эдуард.

— И не ты, — ответила я.

— Я тебя пугаю, понятно, — сказал Олаф. — А Тед почему не годится?

— Хорошая игра заставляет вживаться в роль, и у меня было бы ненужное чувство, когда я навестила бы его семью.

Вот это была правда.

Бернардо, улыбаясь, наклонился вперед:

— Значит, счастье выпадает мне?

Я посмотрела на него хмуро:

— Я тебе даю второй шанс сыграть моего бойфренда. Не заставь меня об этом пожалеть.

— Ладно, в прошлый раз не тебе пришлось раздеваться под дулом пистолета.

Это он сказал совершенно серьезно, не чтобы меня подразнить.

— Кому и зачем надо было, чтобы ты разделся? — спросил Олаф.

— Они задали хитрый вопрос, чтобы проверить, действительно ли он мой любовник.

— Какой вопрос?

— Спросили, обрезан я или нет, — ответил Бернардо и сейчас некая игривость в его голосе имелась. — Потом проверяли ее ответ.

— И как? — спросил Эдуард.

— Ответила правильно.

— Откуда ты знала? — спросил Олаф, и с неподдельной возмущенной интонацией.

Я расстегнула привязной ремень.

— Слушай, перестань сейчас же. Ты еще не заработал право на ревность или обиду.

Олаф глянул на меня неприветливо.

— Сонни и Паук видят, как мы спорим, — напомнил Олаф.

Я забыла про двух полисменов, что ехали за нами. Это даже не небрежность, для этого нет названия.

— Ладно, хорошо, только я всерьез говорю, Олаф. Польщена, что ты пытаешься за мной ухаживать, как нормальный мужик, только нормальный мужик не станет ревновать еще даже до первого поцелуя.

— Неправда, — сказали в один голос Эдуард и Бернардо.

— Как? — переспросила я.

Они переглянулись, потом Эдуард сказал:

— Я втрескался когда-то в одну девицу, всерьез и впервые. Никогда ее не целовал, даже не держал за руку, но ревновал ко всем, кто оказывался рядом.

Я попыталась себе представить молодого робкого Эдуарда — и не смогла. Но приятно было знать, что когда-то и он был мальчишкой а то иногда казалось, что Эдуард вышел какой есть из головы какого-то гневного божества, Палладой зла.

— Мне случалось ревновать женщин, у которых были романы с моими друзьями. На территории друзей не браконьерствуешь, но иногда завидно смотреть, как им хорошо вместе, — вставил Бернардо.

— Мы с Анитой думали, что ты готов браконьерствовать, — сказал Олаф.

— Ну, если я люблю женщин, это еще не значит, что у меня принципов нет. Серьезных подруг моих друзей я не трогаю. И жен тех, кто мне нравится.

— Приятно слышать, что у тебя есть принципы.

Я постаралась вложить в эту фразу побольше язвительности, и мне удалось.

— Не помнишь, — спросил Бернардо, — что там за поговорка насчет стеклянного дома?

— Я чужих мужей не трогаю.

— А я вампирш, — ответил он.

Очко в его пользу. Но вслух я сказала:

— Ты даже не знаешь, чего лишаешься.

— Я не хотел бы спать с женщиной, которая меня может заворожить взглядом. Надо все время помнить, чтобы в глаза не глядеть.

— Так что дело не в смертности, а в практичности?

— Да, и проблема с влажностью.

— Ты о чем?

— О том, что они мертвы, Анита, а у мертвых смазка не выделяется.

— Стоп. Прекратили, а то я сейчас себе это представлю. — И добавила, не успев подумать: — Для тех вампирш, кого я знаю, это не так.

Сведения у меня были из воспоминаний Жан-Клода и Ашера, которыми они со мной поделились метафизически. И от Белль, которая сама приходила в мои сны.

— А откуда ты знаешь, что твоим знакомым вампиршам не была нужна смазка? — спросил он.

Я попыталась найти ответ, который не вызовет дополнительных вопросов, и не смогла.

— Краснеешь.

Олаф это сказал не слишком довольным голосом.

— Ой. Это значит, картинки, которые мне представились, верны? — А вот у Бернардо голос был просто счастливый. И сам он улыбался от уха до уха.

Эдуард внимательно посмотрел на меня поверх приспущенных очков.

— До меня не доходили слухи о тебе и о вампиршах.

— Давайте вы все подождете снаружи, а я одна с тиграми поговорю.

Я вышла из машины в полумрак парковочного гаража.

Сонни и Паук вышли из своей машины, но с меня уже хватило разговоров с мужчинами. Я захлопнула дверь и пошла к табличке с надписью «Лифт», услышав звуки открывающихся и закрывающихся дверей. Если дойду туда первой, то в казино поднимусь без них. Пусть это и глупо, но мысль о том, как двери закроются перед носом у Эдуарда, доставила мне мелочное удовлетворение. Может быть, он понял, что хватит уже меня дразнить, потому что прибавил шагу и догнал меня перед лифтом.

— Подниматься туда одной — это надо быть дурой. Ты не дура.

Слышно было, что он разозлился.

— Мне надоело все время объясняться и оправдываться.

— Я послал Бернардо и Олафа поговорить с ребятами из СВАТ, так что можешь говорить только со мной. Есть еще что-нибудь, что я должен знать?

— Нет.

— Врешь.

Я посмотрела на него недобро:

— Я думала, это только Тед фантазировал насчет лесбиянок.

— Ты — слуга Жан-Клода, Анита. Насколько тесно связаны вы метафизически?

Вот так. Он угадал, что именно я не хотела им рассказывать.

— Никогда я не был в Сент-Луисе, — сказал Бернардо прямо у нас за спиной. — Что там за вампирши у Жан-Клода?

— Они не настолько любят Аниту, чтобы с ней спать, — ответил ему Олаф.

Двери открылись, Я сказала:

— Еще одно слово на эту тему — и я еду в лифте одна.

— Нежные какие, — ответил Бернардо.

— Прекратите, — велел Эдуард. — Оба.

Они прекратили, и мы все вошли в лифт. Бернардо про себя улыбался, Олаф открыто хмурился. Лицо Эдуарда было непроницаемо. Я прислонилась к стенке и постаралась найти выражение лица, которое бы не ухудшило ситуацию. Что мне лучше: чтобы они думали, будто я сплю с женщинами, или чтобы знали, что переживаю воспоминания вампиров? Первое, конечно. И еще лучше было бы, если бы и Эдуард в это поверил.