Обнаженная натура

Глава двадцатая

Я вышла в удушающую жару, и Эдуард, поймав меня за руку, развернул к себе лицом, Я уставилась на него в упор.

— Анита, что с тобой?

Хотела я сказать «ничего», но Эдуард зря не спросит.

Я выразительно посмотрела на его руку, держащую меня за локоть. Он ее убрал.

— Ничего.

Он покачал головой:

— Что-то не так.

Я хотела поспорить, но заставила себя промолчать и сделала несколько глубоких вдохов. Попыталась подумать, подавив нетерпение и гнев. Да, я разозлилась. Почему? Мемфис ничего не сделал, чтобы меня так из себя вывести. Да, он либерал, не одобряющий Акта, и что? Достаточно распространенный образ мыслей. Чего же я ему-то в волосья вцепилась?

Отчего я разозлилась? Ладно, снимем вопрос: я почти всегда злюсь. Гнев для меня как горючее. Он всегда побулькивает в глубине, и это, возможно, одна из причин, почему я могу питаться чужой злостью. Это мой любимый напиток. Значит, вопрос ставится так: отчего я напустилась на того, кто этого не заслужил? На меня не похоже.

Мне предстояло пойти на встречу с тиграми-оборотнями, и их будет много. Тигрица во мне очень этому радовалась, и была, излишне нетерпелива — чуть-чуть. То, что я никогда не перекидывалась по-настоящему, еще не значит, что этого не случится. Единственный кроме меня носитель нескольких видов ликантропии был способен перекидываться в любую из соответствующих форм. Еще он был псих, но это могло быть вызвано иными причинами.

И что случится, если сейчас, когда мои тигрицы так близко к поверхности, я окажусь в окружении целой кучи тигров-оборотней? Непонятно. И это уже хорошая причина несколько сбавить обороты.

— Спасибо, Эду… Тед. Мне это было нужно.

— Ты немного успокоилась.

Я кивнула:

— Ты заставил меня подумать. Первым делом я сейчас вернусь обратно и извинюсь перед доктором Мемфисом. После этого я спрошу, не знает ли он, где можно найти верховную жрицу ковена, где состоял полисмен. Рэндолл Шерман.

— Зачем? — спросил он.

Я ему рассказала про пентаграмму и про свою догадку, что Шерман пытался произнести заклинание, когда тигр его убил.

— Заклинания на оборотней не действуют, — сказал Бернардо.

— Не действуют, — согласилась я.

— Практикующий колдун не мог об этом не знать, — напомнил Эдуард.

— Не мог.

— Это значит, что в том складе было еще что-то, помимо вампиров и оборотней, — сказал он.

— Моя мысль.

— Если Мемфис не знает верховную жрицу Шермана?

— Найдем кого-нибудь, кто знает. Ты позвони в Вашингтон, запусти процесс выдачи ордеров. Один на оборотня, убившего Шермана, второй — на обыск жилых и рабочих помещений, принадлежащих мастеру Лас-Вегаса.

— Второй добыть может быть непросто. У Макса отличные связи, и он один из главных финансистов провампирского лобби в Вашингтоне.

Этого я не знала.

— Тогда он охотно должен сотрудничать с полицией.

Эдуард улыбнулся мне своей фирменной улыбкой:

— Анита, он вампир. Им всегда есть, что скрывать.

— Как и всем нам, — улыбнулась я в ответ.

На это он отвечать не стал — достал мобильник и начал дозваниваться насчет ордеров. А я пошла обратно к двери.

Олаф пошел за мной, я его остановила:

— Ты останешься с Эдуардом… то есть с Тедом.

— Тебе угрожает вампир Витторио. Ты не должна быть одна — учитывая, что на его стороне есть оборотни.

С этой логикой я не могла спорить.

— Бернардо! — позвала я. — Пошли со мной.

Бернардо посмотрел на Олафа задумчиво, но подошел ко мне.

— Как скажешь, маленькая леди.

— Чтоб больше я от тебя этого не слышала, — ответила я и потянулась к двери.

— Почему он, а не я? — спросил Олаф.

Я оглянулась на него — высокого, одетого в черное. Он снова был в темных очках, стоял, как голливудское воплощение отрицательного героя.

— Потому что ты нагоняешь на меня жуть, а он нет.

— Я лучше в бою, чем он.

— Когда-нибудь вы это обсудите, а сейчас мне нужно пойти извиниться.

— Ты и правда собираешься принести доктору извинения?

— Да.

— Извинение — признак слабости.

— Не тогда, когда ты был неправ — вот как я сейчас.

— Ты была резка, но неправа не была.

Я наконец обернулась к гиганту:

— Отто, к чему вся эта болтовня? Боишься, что без меня скучать будешь?

Это произвело эффект — он отвернулся и пошел прочь. Бернардо встал рядом со мной темной, высокой и красивой тенью. Я нажала кнопку — сообщить кому-то там, что мы хотим войти.

— Отто не лучше меня в бою. Со взрывчаткой он работает лучше, в допросах я вообще против него ноль, но в бою он не лучше.

— Я не говорила, что он лучше.

— Просто хотел, чтобы ты знала.

Я глянула на него, на эту идеальную форму лица, от которой сердце замирает. Длинные темные волосы заплетены в косу. При такой жаре я начинала подумывать, не заплести ли косу и мне.

— Я знаю, что ты умеешь драться, Бернардо. Иначе Эдуард не стал бы водить с тобой компанию.

Пришлось еще раз нажать кнопку и ждать, чтобы нас впустили.

— А почему же я тогда тебе не нравлюсь?

Я глянула на него, нахмурившись:

— Я не говорила, что ты мне не нравишься.

— Но и что нравлюсь, тоже сказать не можешь.

Дверь открылась — это был Дейл, с короткими каштановыми волосами, в очках. Впустил нас с не самым довольным видом.

— Вы что-то забыли?

— Да, извиниться перед доктором Мемфисом. Это дело меня потрясло сильнее, чем я думала.

Лицо Дейла смягчилось.

— Оно всех нас потрясло.

Он пропустил нас и сказал, где найти Мемфиса.

Я обернулась к Бернардо:

— Ты мне не не нравишься. Не знаю, насколько это грамматически правильно, но по смыслу так.

— О’кей, то есть я тебе безразличен. Знаешь, странно.

— Почему странно?

Он остановился, чтобы развести руками — дескать, вот так. Я поняла, что он изливает душу.

— Бывали женщины, которым я не нравился, потому что слишком экзотичен. Другим не нравилось, чем я занимаюсь. Есть девчонки, которые ненавидят войну и насилие. Но это же не ты. Тебе и то, и другое, и третье без разницы.

— Ты спрашиваешь, почему я не нахожу тебя неотразимым? — улыбнулась я.

— Не стоит надо мной смеяться.

Я встряхнула головой и постаралась больше не улыбаться.

— Я не смеюсь, но просто как-то странно думать на эти темы в разгаре расследования убийства.

— Понимаю, дело прежде всего. И я вел бы себя прилично, если ты с этим здоровилой не начала нагнетать сексуальное напряжение.

— Я на Отто не реагирую.

Он поднял руки, будто сдаваясь:

— Я никого не хотел обидеть.

— Мне он не нравится в этом смысле.

— Я не сказал, что он тебе нравится. Я сказал, что ты на него реагируешь.

— А в чем разница между «нравится» и «реагируешь»?

— Тед тебе нравится, но на него ты не реагируешь. Я вижу, что вы воркуете, но это только для того, чтобы Отто отстал.

Я посмотрела на него колючим взглядом.

— Да ладно, я вас не продам. Я согласен: это жуть, когда Отто к тебе вот так неровно дышит. Я не буду даже спорить с тем, что говорили вы с Тедом на месте убийства.

— Так на что ты взъелся?

Мимо прошли две женщины в рабочих халатах. Одна уставилась, не скрываясь, другая смотрела украдкой. Меня тут вообще могло не быть. Бернардо потратил на обеих одну улыбку и снова повернулся ко мне как ни в чем не бывало.

До меня дошло.

— Ты привык, что женщины на тебя реагируют, а я этого не делаю. Тебе это неприятно.

— Ну, да. Сам понимаю, что это мелочно, но выходит, будто ты меня в упор не видишь, Анита. Я к такому не привык.

— У меня примерно шестеро мужчин, с которыми романы или отношения, Бернардо.

Он поднял брови.

— Просто их у меня под завязку, понимаешь? Ничего личного.

— Да я не хочу заводить с тобой роман, Анита, просто я хотел, чтобы ты на меня реагировала. — Он улыбнулся, и улыбка мне понравилась. — Нет, секс — это было бы классно, но я думаю, Тед меня убил бы, а такая перспектива резко снижает для меня его привлекательность.

— Ты и правда думаешь, что он тебя убил бы если бы ты спал со мной?

— Он мог бы, а от него «мог бы» мне достаточно.

— Так что если я тебе скажу, как ты красив, можем вернуться к работе?

— Если скажешь серьезно, — ответил он, и был, судя по всему, обижен.

— Знаешь, обычно такие проблемы у девушек.

— А я тщеславен, так что пойди мне навстречу.

Я вздохнула, и теперь была моя очередь поднять руки.

Сделав глубокий вдох, я заставила себя всмотреться в Бернардо, начав с лица. Глаза — темно-карего цвета, почти черные, темнее даже моих. Волосы блестящие, черные, и я знала, что при правильном освещении они поблескивают синевой. Кожа того ровного темного цвета, который может дать только наследственность. Но главное — это были лепные совершенные скулы, линия носа, которая бывает только у кинозвезд, вышедших из-под скальпеля пластических хирургов после того, как бешеные деньги перейдут из рук в руки. Это губы, говорящие о поцелуях, широкие и полные. Длинная и гладкая шея, и на ней бьется жилка, зовущая к себе целующие губы. Широкие плечи под белой рубашкой, грудь, которую можно заработать только в гимнастическом зале, бицепсы такие же. Глаза скользнули по изящному стану, к бедрам. Я разрешила себе здесь задержаться и должна была отметить, что очень отвлекает взгляд выпуклость на штанах. Я знала, что она на самом деле больше, потому что однажды видела его голым. Он так хорошо оснащен, что даже мне это могло бы показаться слегка избыточным, а я мало о ком из мужчин могу такое сказать.

Я заставила себя опустить глаза ниже, к мускулистым ногам, обтянутым джинсами, к ботинкам. И подняла глаза навстречу его взгляду.

— Ты покраснела, — сказал он, улыбаясь.

— Я просто вспомнила тот случай в баре.

Он усмехнулся шире, явно польщенный.

— Подумала, что видела меня голым.

Схлынувшая было краска вернулась приливом. Я кивнула и пошла дальше:

— Теперь доволен?

— Очень, — ответил он голосом, который это подтвердил.

Он плавно скользил рядом со мной, привлекая взоры всех встречных женщин и некоторых мужчин, Я бы подумала, что они смотрят на меня, но Бернардо был конфеткой для всех.

Я вообще-то привыкла быть бесцветной мымрой по сравнению с мужчинами моей жизни, Если бы мне было важно, чтобы мужчина не был красивее меня, в моей жизни не было бы Жан-Клода… Ашера… Мики… Ричарда, Натэниела…

Рядом с Бернардо я чувствовала себя привычно.