Ломабрд находился в коммерческом помещении, на первом этаже обычной кирпичной пятиэтажки. Когда мы подъехали, заведение уже работало, несмотря на поздний час. Вскоре мне стало понятно почему: поток клиентов шёл довольного густо. Разные мутные личности; некоторые пошатывались, другие — оглядывались по сторонам, как-то сжавшись, явно демонстрируя нечистую совесть.
— Похоже, у него горячее время, — заметил я, когда мы остановились через дорогу и погасили фары.
— Ничего, закроется он ровно по расписанию, в десять, — ответила Ирина, и тут же добавила: — слушай, я всё понимаю, но ты уверен, что точно этого хочешь?
— Риск, — ответил я, — не могу себе позволить, после того, что случилось.
— Я, конечно, постараюсь не подвести, — сказала Ирина, — но, возможно, понадобится… силовая поддержка. А какой из тебя боец? — Она кивнула, намекая на моё плечо.
— Нормально, — ответил я, — стрелять не мешает.
Ирина вздохнула.
— Тебе надо как-то подготовиться? — спросил я, — ну, там… заклятия, амулеты? Чего там ещё есть в вашем ремесле?
Она улыбнулась.
— Я могу и вообще без всего обходиться, — сказала она, — чаще всего эти штуки — просто способ поймать нужный настрой. Они не имеют непосредственного влияния на действие. Самое главное — это личность пограничника. Особые эмоции. Ощущения. Это невозможно описать… слушай, а давай хоть за водичкой до продуктового прогуляемся? А то что сидим тут, как два тополя.
Я посмотрел на ломбард. Да, до десяти вечера хозяин, который сам предпочитал контролировать все дела, вряд ли освободится.
— Давай, конечно. Почему нет?
Мы прошли пару кварталов до сетевого магазина. Выбор воды тут был небольшой. Присутствовали даже знакомые мне марки — вроде «Кубай» или «Архыз»; были и незнакомые — какие-то «Бонаквы».
Ирина взяла какую-то самую дешёвую и хотела было пойти на кассу. Я же выбрал одну из знакомых марок, две бутылки, и опередил её.
— Я угощаю, — сказал я, — в конце концов, я обещал полное содержание, так?
Ирина улыбнулась и пошла относить бутыль на полку. И тут её окликнул как-то полный мужик, который держал в пальцах-сосисках стейк в вакуумной упаковке.
— О, Иришка! Какие люди!
Его улыбка мне совсем не понравилась. Она, скорее, больше походила на оскал.
Ирина вздрогнула. Я заметил, как она побледнела, и как задрожали её ладони.
— Привет-привет, Виталик… — ответила она, — вот, по продуктам. А чего?
— Так ты ж вроде у этих, своих, в деревне поселилась. Дом-то твой продали, так? Хватило хоть, чтобы рассчитаться? А то слышал до сих пор часть пенсии отбирают, так? — Он хихикнул.
Я до сих пор не вмешивался, но уже начинал закипать. Мне совершенно не нравилось происходящее.
— Когда ты откинуться-то успела? — Продолжал вещать толстый тип; он говорил нарочито громко, чтобы все окружающие слышали.
Я сжал челюсти и хотел двинуться вперёд, но Ирина, мельком взглянув на меня, с мольбой во взгляде едва заметно покачало головой.
— Мужчина, у вас всё? — Кассир обращалась ко мне; подошла очередь.
— Что? — переспросил я, переключая внимание.
— Это ваше? — Кассир указала на воду.
— А, да, — кивнул я, — это всё.
— Картой опаливаете?
— Нет, наличные.
Я рассчитался, взял воду и пошёл к выходу, продолжая, однако, незаметно наблюдать за Ириной и её знакомым.
Она сказала что-то тихо ему сказала, от чего бритый затылок этого жирного борова побагровел. И тут же быстрым шагом направилась к выходу.
Ирина пролетела мимо меня. Я последовал за ней не сразу. Для начала убедился, что толстый тип со своим стейком встал на кассу и не собирается следовать за ней.
— Захочешь выговорится — мои уши всегда в твоём распоряжении, — сказал я, когда догнал Ирину.
Та фыркнула в ответ.
— Да ну. Ещё своими проблемами грузить… будто бы у нас сейчас других не хватает. Это всё прошлые дела. И они не имеют никакого значения.
Я снова отметил про себя это «мы».
— Как скажешь… — ответил я и добавил после небольшой паузы: — хотя странно, что человек с твоими… хм… возможностями позволяет так с собой обходиться!
Ирина остановилась. Пристально посмотрела мне в глаза, будто пытаясь прочитать мысли.
— Возможности — это обязанности, а не права, — сказала она, вздохнув, — я видела слишком много наших, которые считали наоборот… поверь, это очень печально. Очень. И… не стоит оно того. Вообще не стоит.
— Ну я же не говорю о беспределе. Я говорю о справедливости.
— А где граница, Серёж? Ты её знаешь? Или я? Сомневаюсь…
— Ты же понимаешь, что тебе предстоит сейчас сделать, да? — Спросил я, — в чём разница?
— Разница в том, Серёж, что сейчас я буду спасать жизнь, — ответила Ирина, — а не вершить собственное правосудие.
— Не хочешь говорить, что он натворил с тобой? — Я всё-таки решился задать прямой вопрос.
Ирина не сразу ответила. Посмотрела себе под ноги, снова пошла вперёд, в задумчивости.
— Да, по большому счёту, я сама виновата, — наконец, сказала она.
— Работали вместе? — догадался я.
— Ага, — кивнула Ирина, — я главбухом была. В больнице. Много лет. А потом, знаешь, эти реформы, сокращения, укрупнения… нашему директору обещали тёплое место в области. А остальные — выживай как хочешь. Вот я и написала письмо, на самый верх, по этой ситуации. Комиссия приезжала. Его докладную записку разбирали. В общем, надавали по шапке… но у него связи в области хорошие. Сокращение временно отменили. А меня вывели за штат… так и продолжалось где-то полгода. А потом он ко мне подкатил, вроде как, всё что ни делается, к лучшему, и давай возвращайся. Я и поверила, дура. А ещё через полгода он попросил об одном одолжении… а мне знаешь, как достало сидеть без дела? Вот я и пошла на сделку с совестью. Ради отношений да тёплого местечка… решила, что хватит подвигов в моей жизни.
— Подстава? — спросил я.
— Ага, — Ирина кивнула, — по классике. С фиксацией. И то — меня не сразу взяли. Я с дуру ещё бегать взялась. По родственникам отсиживалась… уже тогда поняла как-то, что в жизни не всё так просто, как мне думалось. Дожила до седых волос — а всё считала, что родственные связи да друзья что-то сами по себе значат, без денег да одолжений. Когда у меня всё было — все вокруг ходили, ну, сам понимаешь, теплота, любовь и понимание. А попала в такое положение — и вот… разве что ноги не вытирали… впрочем, я сказала уже — сама виновата. Ведь чуяла неладное. Но не хотела себе верить.
Помолчали. Уже возле машины я спросил:
— Ирин, дети есть?
— Сын, — ответила она, — вахтами работают. Ему мои проблемы тоже, — она махнула рукой.
— Муж ушёл или умер?
— И то и другое, — она горько усмехнулась, — сначала ушёл, а потом и умер.
— В общем, мы нашли друг друга, — улыбнулся я.
— Потом, когда всё устаканится, тоже поделись уж своей историей. На что вроде насобачилась людей видеть — а ты всё равно непонятный. Нет, ясно, что много повидал страшного… но не озлобился на весь мир, не запил. Наоборот — словно бы приобрёл что-то. Ты какой-то не от мира сего. Да и друг твой, Иван, тоже. Но он попроще, понятнее. К тебе тянется как к старшему. Видать, впечатлил ты его чем-то…
В этот момент я заметил, что вывеска над ломбардом погасла.
— Ирин, гляди-ка, — сказал я, кивнув в ту сторону, — надо готовиться.
— Прав. Я готова.
— Хорошо бы на месте взять, — сказал я, — но камеры…
— Не беспокойся насчёт камер, — улыбнулась Ирина, — они выключены. Там много не самых приятных вещей происходит, которые хозяину писать не с руки. Он включает их только по особым случаям.
— Даже не буду спрашивать, откуда это знаешь, — усмехнулся я.
Ирина скромно пожала плечами.
Через несколько минут из ломбарда вышли последние посетители, а вскоре за ними — и охранник. По всему выходило, что хозяин там один.
— Пора, — первой сказала Ирина, когда охранник скрылся за углом ближайшего дома.
Мы вышли из машины и неспешно направились к ломбарду.
К моему большому удивлению, входная дверь не была закрыта. Видимо, хозяин не рассчитывал, что задержится надолго.
— Витяй, сказал же, дуй домой! Нечего тебе тут делать! — проворчал недовольный голос, когда мы прикрыли за собой дверь. Я осторожно задвинул массивный засов.
Хозяин был тощим человеком с мышиными волосами и огромными залысинами. Он носил очки — тонике стёкла в золотой оправе. Сейчас они подчёркивали его удивлённый вид.
Но он довольно быстро справился с изумлением — я видел, как его рука метнулась под прилавок, однако оказался быстрее.
Там, внизу столешницы, кроме тревожной кнопки была специально закреплённая кобура и древний ТТ в ней.
— Впечатляет, — одобрительно кивнул я, разглядывая оружие.
Хозяин ломбарда в ответ простонал что-то нечленораздельное, баюкая повреждённую кисть.
— Идиот! — наконец, выдавил он, — ты не понимаешь, с кем связался! Сам себе могилу будешь рыть!
Я тоскливо посмотрел на Ирину.
— Слушай, может, всё-таки… — начал было я, но Ирина прервала:
— Ты обещал.
— Ладно.
— Вы психи. Оба психи! — он взглянул на Ирину, и, кажется, только теперь её узнал, — о, батюшки! Ты ж та самая бухгатерша, над которой весь город ржёт! Ты куда ввязалась, мать?
Было видно, что хозяин расслабился. Узнав Ирину, он перестал считать нас смертельной угрозой.
— Аркаша, Аркаша, — вздохнула Ирина, — это ты куда ввязался, родненький… сам ведь не понял ещё, да?
Тип с мышиными волосами недоумённо захлопал глазами. Он всё никак не мог осознать происходящее: странные слова Ирины, и я, который оставался неизвестной величиной.
— Слитки, — сказал я, — где?
— Я за них честно заплатил! — от возмущения у Аркаши глаза на лоб полезли, — знаешь, сколько таких… а-а-а-а!
Он завопил, когда я осторожным движением ладони сломал ему указательный палец.
— Тихо, — произнёс я ледяным тоном, — иначе придётся сломать руку.
Хозяин медленно затих. Я видел, как в уголках его бесстыжих глазок появились слёзы.
— Я не люблю повторять, — продолжал я, — где слитки?
Ирина смотрела на меня укоризненно. Я сделал вид, что не заметил этого взгляда.
Аркаша указал на дверь, ведущую куда-то в подсобные помещения.
— Она вот, — я кивнул на Ирину, — прямо сейчас отчаянно пытается спасти твою никчемную шкуру. Я пообещал ей не убивать тебя сразу, если бы будешь вести себя хорошо и разумно. Но понимаешь, какая ситуация. Из-за тебя чуть не погиб мой пятимесячный сын. Так что я не просто хочу тебя убить. Я хочу сделать это максимально болезненно. Может, после твоих мучений мне немного полегчает. Понимаешь, о чём я?
По выражению лица Аркаши я понял, что только что своими нужными словами сорвал его «хитрый план». Он поверил мне. И правильно сделал.
— Здесь… — произнёс он слабым голосом, и потрогал целым пальцем ключ, который висел у него на запястье, одновременно указывая на дверцу одного из шкафов в помещении.
Я кивнул и указал ему на шкаф.
— Открывай, — сказал я.
Аркаша просеменил до шкафа, баюкая повреждённую руку. Открыл массивную деревянную дверцу. За ней оказался сейф. Запорный механизм был многоуровневым: тут требовалось и ввести код на механическом колёсике, и воспользоваться ключом.
Никакой электроники. И, наверно, это было разумным решением, с учётом специфики места и контингента, с которым работал ломбард.
Вытащив слитки и положив их в холщовую сумку — одну из тех, которые хранились в специальном кармашке на деревянной дверце — хозяин собрался было закрыть сейф. Но я остановил дверцу рукой.
Внутри хранилища, на отдельной полке, лежали перевязанные пачки с наличными. Тут были и старые, знакомые мне рубли, и другая валюта, которую мне встречать не приходилось.
Я выгреб всё, до чего смог дотянуться.
Аркаша страдал рядом, но благоразумно не раскрывал рот.
— Ирин, всё в порядке, — наконец, кивнул я, — можешь начинать.
— Начинать что? — не выдержал хозяин.
В это время Ирина достала из кармана тот же предмет, который использовала, показывая мне Алину, и взмахнула им в воздухе. Она что-то быстро шептала, но я не мог разобрать слов. Да, если честно — даже и не пытался.
Глаза Аркаши остекленели. Он спокойно опустил руки по швам. Прошёл за стойку.
Ирина продолжала шептал и размахивать своей штуковиной.
Это продолжалось пару минут, после чего она громко сказала:
— Да будет так, и без сомнений, следуй этому!
— Да будет так… — повторил Аркаша.
— Всё, выходим, — сказала Ирина, обращаясь ко мне. Я заметил, что за это время у неё на лбу появилась испарина.
— Уверена? — спросил я, — всё сработает?
— Да, — кивнула она, — совершенно точно.
Когда мы выходили, я не забыл тщательно осмотреть улицу на предмет случайных свидетелей. Но вокруг было совершенно пустынно. Только несколько человек стояли в отдалении, на пешеходном переходе, в ожидании зелёного сигнала светофора.
Уже в машине я достал смартфон и набрал Ивана.
— Да, — ответил напарник.
— Как у вас?
— Тихо всё. Спокойно, — ответил он, — всё, что нужно, сделал.
— Брокколи! — словно спохватившись, спросила Ирина, — спроси, давал ли он брокколи? Из прикорма? Подогретое?
— Да, давал, — ответил в трубке Иван, очевидно, услышавший взволнованный голос Ирины, — проверил температуру на себе, как она учила. Пускай не беспокоится.
— Давал, — продублировал я, — температуру проверил, как ты учила.
Ирина улыбнулась с облегчением.
— Попроси его покормить Шурика и кошек, — сказала она, — будем поздно, зачем псу мучиться? И туалет пускай проверит, а то они в стрессе. Беспокоюсь, всё-таки дом чужой.
Я уже собирался перевести разговор на громкую связь, чтобы не служить живым ретранслятором, но Иван сказал:
— Если Ирина насчёт животных переживает — то пускай успокоится. Мы с Пашкой прогуляли Шурика во дворе. Кошки заперты в комнате. Лоток поменял. Проблем нет.
— Спасибо! — с чувством ответил я.
— Не за что, — сказал Иван, — возвращайтесь поскорее, — и добавил после небольшой паузы, — всё-таки семейная жизнь — это, наверно, не моё.
Я улыбнулся.
— Мчимся на всех парах, — ответил я.
— Нам бы на заправку было бы неплохо, — сказала Ирина после того, как я разорвал связь.
— Давай заедем, — ответил я, — конечно. Если знаешь приличные.
— Знаю, — кивнула Ирина.
Мы заехали в ярко совещённый заправочный комплекс на выезде из города.
— Кофе будешь? — спросила она после того, как мы остановились напротив колонки.
— Да, — кивнул я, — не помешает. Латте. Побольше, — я передал Ирине пятитысячную купюру, — это на текущие расходы.
Ирина кивнула в ответ и ушла рассчитываться в помещение заправочного магазинчика.
Через несколько минут она вернулась с двумя стаканчиками кофе и парой шоколадок. Последнее было очень кстати: я только теперь почувствовал, насколько голоден.
Мы тронулись, но вместо того, чтобы поехать на трассу, Ирина остановилась на парковке у магазинчика.
— Надо твою рану проверить, — сказала она, после чего достала с заднего сиденья аптечку.
Я послушно стянул майку, которую днём купил Иван.
Ирина ловко распутала бинты. Потом осторожно вытащила задубевший от крови ватный тампон.
— Ого! — удивлённо воскликнула она, разглядывая рану.
— Что? — спросил я, — воспаление, да?
— Нет! — ответила Ирина, — совсем нет! Рана заживает.
— Ну и отлично, — вздохнул я.
— Серёж, она заживает очень быстро.
— И что ж в этом плохого? — я пожал плечами.
— Да ничего, наверное, — вздохнула Ирина, — Серёж, я же в больнице работала. Хоть и бухгалтером — но навидалась всякого. Старалась помогать людям… но такого даже я не умею. Если дальше так пойдёт — рана заживёт уже завтра вечером. Обычно такой результат бывает дней за пять — за неделю, если не присоединяется инфекция.
— Что ж, — ответил я, — будем считать, мне повезло.
Ирина наложила новую повязку. В этот раз в саму рану ничего не запихивала — только закрыла сверху стерильным перевязочным материалом, обсыпав предварительно каким-то порошком.
— Серёж… — осторожно спросила она, когда я натягивал майку, — ты… человек?
Сначала я опешил от самой постановки вопроса. Потом рассмеялся.
— Ир, да, — наконец, ответил я, — вполне себе человек. Может, не слишком везучий — но точно человек.